Текст книги "Лиза из Ламбета. Карусель"

Глава 13

Дженни поручила Фрэнку не самую простую задачу, и когда она удалилась, он принялся раздраженно поносить ее, а также ее отца, мать, супруга и всех родственников. Он довольно хорошо знал миссис Мюррей, лечил ее, когда она болела, и весьма часто появлялся в доме на Чарлз-стрит. Но несмотря на все это, ему было неудобно поднимать вопрос столь деликатного характера, и он понимал, что в итоге подвергнется суровому порицанию. И все же он, пожав плечами, решил нанести ей визит в тот же день после обеда и сказать то, что должен.

– Ну и пусть ругает меня, – пробормотал он.

Не подозревая о грядущих событиях, Хильда Мюррей, вернувшись домой с обеда, отправилась в гостиную, а поскольку день выдался дождливый и хмурый, приказала задернуть занавески и включить свет. Она обожала теплый и расслабляющий уют этой комнаты, обставленной с большим вкусом, пусть и без особой оригинальности. В Мейфэре[70]70
  Фешенебельный район в Уэст-Энде.


[Закрыть] были десятки подобных квартир с такими же большими, обитыми английским ситцем креслами, столами в стиле чиппендейл, застекленными шкафами с инкрустацией и картинами на стенах. Там было богатство без хвастовства, искусство без эксцентричности, и мистер Фарли, викарий Церкви всех душ, который заглянул в гости, отметил не без лести, что женщина, обитающая в такой комнате, уж точно имеет четкое представление о приличиях и уважении к традициям.

Впервые встретив Хильду год назад в доме на Олд-Куин-стрит, приветливый священник быстро сблизился с ней. Крепкий здравый смысл протестанта на законных основаниях разрешал душе церковника повиноваться чарам прекрасной женщины, а он всегда видел удачный брак кульминацией своей приходской деятельности. Хильда была привлекательна, богата и достаточно родовита, чтобы стать ровней служителю Христа, который порой по три дня вращался среди герцогинь. К тому же он полагал, что она не совсем равнодушна к его знакам внимания. Мистер Фарли твердо решил покончить с далеким от идеала состоянием одинокого блаженства, упав, как спелое яблоко, к ногам этой миловидной и процветающей вдовы. И подобному тому как Отелло, обольщавший Дездемону, без остановки рассказывал изумленной красавице бравые истории о грабежах и нападениях, о гибели, которой едва удалось избежать, и об опасных предприятиях, преподобный Коллинсон Фарли говорил о благотворительности, встречах с церковными старостами и духовном возрождении простых тружеников.

Хильда очень заинтересовалась деятельностью Церкви всех душ и охотно подарила приходу целый набор подушечек, чтобы, как говорил викарий, прихожане больше не искали предлога не преклонять колени в молитве. Немного позже Хильда согласилась занять место в ларьке на ярмарке ради покупки нового органа, а потом, однажды перейдя рубеж филантропии, стала постоянно принимать участие в благотворительных акциях. Общие дела часто сводили их вместе и обеспечивали бесконечный поток новых тем для разговора. Но мистер Фарли льстил себе, думая, что он блестящий собеседник и постоянное обсуждение исключительно рабочих вопросов противоречило бы его принципам. Культурные проблемы также не оставались в стороне. Он одалживал у Хильды книги и ходил с ней в картинные галереи и на выставки. Они вместе то читали Теннисона, то отправлялись в театр и обсуждали моральные аспекты английской драмы. По утрам, если выдавалась хорошая погода, они часто изучали итальянских мастеров на Трафальгарской площади[71]71
  То есть в Национальной галерее, которая находится на Трафальгарской площади.


[Закрыть] или мраморы Элгина[72]72
  Имеется в виду собрание образцов древнегреческого искусства, в том числе из Парфенона, вывезенных из Греции лордом Элгином.


[Закрыть] в Британском музее. Мистер Фарли обладал большим багажом знаний и мог дать историческую справку или рассказать пикантный анекдот о любом произведении искусства. В результате Хильда, повинуясь типичной женской любви к лекциям, пришла к выводу, что он может быть интересным и полезным другом. Но ей никогда не приходило в голову, что какие-то более теплые чувства будоражат сердце под его безупречным шелковым жилетом, и не без тревоги она обнаружила, что теперь они касаются в разговоре тем, которые не обсуждали раньше. Мистер Фарли наконец принял решение и, поскольку не относился к людям, которые колеблются из-за неуверенности в себе, перешел сразу к делу.

– Миссис Мюррей, – произнес он. – Есть один весьма важный вопрос, о котором я желаю вам сообщить.

– Опять благотворительность, мистер Фарли? – воскликнула она. – Вы меня разорите.

– Вы воистину ангел милосердия, и ваш кошелек всегда открыт для церковных нужд. Но на этот раз я желаю обсудить дело более личного характера. – Он поднялся и шагнул к камину, у которого встал так, что тепло перестало проникать в комнату. – Я считаю своим долгом предварить вопрос, который собираюсь задать, небольшим рассказом о моем положении и обстоятельствах. Полагаю, лучше рискнуть показаться слегка скучным, чем оставить неясное представление о себе.

Разумеется, Хильда не могла не понять, к чему он клонит, и после минутного ужаса испытала почти непреодолимое желание рассмеяться. Вероятно, ее любовь к Бэзилу была столь велика, что она и не мечтала, будто ее может возжелать другой мужчина. А о мистере Фарли в этой связи она никогда не думала. Когда она смотрела теперь на него, элегантного, с тщательно уложенными седыми волосами, с ухоженными руками, с непринужденной уверенностью в себе и некоторой склонностью к ожирению, этот человек казался существом неимоверно нелепым. Серьезно и решительно он перечислял преимущества своего положения и не без соблюдения правил приличия объяснял, что он не какой-нибудь нищий охотник за деньгами. Он предлагал справедливый обмен, и многие женщины приняли бы это предложение с благодарностью. Хильда знала, что должна его остановить, но чувствовала, что не готова. К тому же ее терзало любопытство, как именно он сделает предложение. Фарли вдруг резко остановился, улыбнулся и сделал шаг вперед:

– Миссис Мюррей, имею честь попросить вас стать моей женой.

Теперь она была вынуждена что-то ответить и от всей души пожалела, что ей не хватило силы духа остановить этого мужчину вовремя.

– Будьте уверены, я невероятно польщена, – неловко пробормотала она. – Никогда не предполагала, что вы относитесь ко мне таким образом…

Он, возражая, выбросил руку вперед:

– Я не жду немедленного ответа, миссис Мюррей. Это вопрос, требующий серьезных раздумий, и мы оба не дети, чтобы беспечно соединять себя узами брака. Это огромная ответственность, и я хотел бы, чтобы вы поразмыслили над тем, сколько истинного добра могли бы творить в качестве моей жены. Помните этот красивый пассаж у Теннисона: «И рука об руку мы устремимся к более возвышенному»?

Дверь открылась, и викарий Церкви всех душ сумел спрятать раздражение только потому, что был очень вежливым человеком, а Хильда, испытав неимоверное облегчение, повернулась к Фрэнку Харреллу – вошедшему гостю – с величайшей теплотой.

Фрэнк заглянул на работу к Бэзилу, но, не застав его там, отправился на Чарлз-стрит, решив во что бы то ни стало поговорить с миссис Мюррей о Дженни. Казалось, однако, возможность так и не представится, потому что появлялись все новые посетители и разговоры велись все больше на общие темы.

Через некоторое время объявили о прибытии Бэзила, и Фрэнк заметил взволнованный быстрый взгляд миссис Мюррей. Она быстро оглядела Бэзила, сразу отметив его взъерошенные волосы, угрюмую бледность и глубочайшее уныние. Она говорила смеясь, но он почти не улыбался, а лишь смотрел на нее с выражением муки. Ей было очень больно видеть его совершенно несчастным. В конце концов Фрэнк оказался достаточно близко к Хильде, чтобы при этом его не слышали другие.

– Бэзил выглядит больным, не правда ли? Его жена приходила ко мне сегодня утром. Осмелюсь предположить, вы помните, что год назад он женился.

Миссис Мюррей покраснела и уставилась на Фрэнка с холодным подозрением. Она поджала губы, гадая, что у него на уме.

– Я приезжала к ним познакомиться с ней, – бесстрастно ответила она. – Эта женщина показалась мне вульгарной и претенциозной. Боюсь, она не особенно меня интересует.

– Она любит Бэзила всем сердцем, и она страшно подавлена. – Фрэнк смотрел на миссис Мюррей, не отводя глаз, и понизил голос, так чтобы со стороны казалось, будто он ничего не говорит, но для нее каждое слово звучало как удар грома. – Дженни попросила меня передать вам ее слова. Она знает, что Бэзил… любит вас. И она умоляет вас пощадить ее.

Мгновение Хильда не могла ответить.

– Вам не кажется, что с вашей стороны довольно дерзко говорить со мной на подобные темы? – спросила она, произнося слова с паузами, как будто выдавливала их одно за другим.

– В высшей степени дерзко, – согласился он. – И я не отважился бы на это, если бы она не сказала, что любовь звучит как музыка в ее сердце, а что-то мешает ей выразить ее. Мне показалось, что весьма глупая, ограниченная и простая женщина могла дойти до такой мысли, только если пережила адские мучения. И мне стало жаль ее.

– А вы думаете, я не страдала?

Хильда не могла больше скрываться за маской равнодушной благопристойности. Вопрос так взволновал ее, что у нее не хватило духу промолчать.

– Вам он очень нравится?

– Нет, он мне не нравится. Я боготворю землю, по которой он ступает.

Фрэнк протянул руку на прощание:

– Тогда поступайте так, как сочтете нужным. Вы играете в самую опасную игру на свете. Вы играете с людскими сердцами… Простите меня за мои слова.

– Напротив, я благодарна вам, ведь теперь я лучше знаю, что делать. Я забыла о его жене.

Фрэнк удалился, и мистер Фарли, отчаявшись дождаться ухода других гостей, тоже встал. Пожав руку Хильде, он поинтересовался, когда может зайти снова. Встревожившись из-за разговора с Фрэнком, она совершенно забыла о предложении викария Церкви всех душ. Но теперь, когда на нее вдруг нахлынула жажда самопожертвования, оно не казалось ей нелепым или невозможным. В самом деле, если бы она согласилась, этот брак мог бы решить многие проблемы, и она решила не отвергать мистера Фарли сразу, как намеревалась, а прежде хорошо подумать. По крайней мере она не должна предпринимать никаких поспешных действий.

– Я напишу вам завтра, – мрачно произнесла она.

Он улыбнулся и нежно сжал ее руку, уже с некой страстью принятого любовника. Миссис Мюррей осталась наедине с Бэзилом. Он листал какую-то книгу, и это обыденное занятие, в тот момент, когда она была так возбуждена, казалось ей проявлением равнодушия.

– Очень интересно? – холодно спросила она.

Он тут же отбросил книгу.

– Я думал, этот человек никогда не уйдет. Я прихожу в ярость каждый раз, когда вижу его здесь. Вы очень к нему привязаны?

– Какой странный вопрос! – спокойно ответила Хильда. – Интересно, почему вообще вы его задали?

– Потому что я люблю вас! – поддавшись чувству, воскликнул он. – И я ненавижу, когда с вами рядом оказывается кто-то еще.

Она смотрела на него с полнейшей невозмутимостью, и неведомое прежде равнодушие охватило ее, так что она не испытывала совершенно никаких чувств.

– Возможно, вам будет интересно узнать, что мистер Фарли предложил мне выйти за него замуж.

– И что вы ответите?

Его лицо вдруг стало пепельно-серым, а голос – хриплым.

– Не знаю, возможно, да.

– Я думал, вы любите меня, Хильда.

– Именно потому, что люблю вас, я и выйду за мистера Фарли.

Бэзил с жаром подскочил к ней и схватил за руки:

– О, но вы не можете, Хильда! Это же глупо. Вы не знаете, что вы делаете. О, не соглашайтесь, ради Бога! Вы сделаете нас обоих такими несчастными. Хильда, я люблю вас. Я не могу жить без вас. Вы не знаете, как я страдал. Месяцами я с ужасом возвращался домой. Когда на подходе к дому я видел свои окна, мне едва ли не становилось плохо. Вы не знаете, как искренне я жалел о том, что не погиб на войне. Я не могу так больше…

– Но вам придется, – произнесла она. – Это ваш долг.

– О, я думаю, что сыт по горло долгом и честью. Я исчерпал запас терпения. Знаю, я сам во всем виноват. Я был слаб и глуп и должен отвечать за последствия. Но у меня не хватает сил. Я не люблю… свою жену.

– Тогда не допускайте, чтобы она когда-либо об этом узнала. Будьте добры к ней, нежны и снисходительны.

– Я не могу быть добрым, нежным и снисходительным день за днем, неделями, месяцами и годами. И самое худшее – то, что для меня нет никакой надежды. Я честно пытался все наладить, но без толку. Мы слишком разные, и невозможно продолжать жить вместе. Все, что она говорит, все, что она делает, страшно расходится с моими представлениями. Мужчина, который женится на такой женщине, надеется, что поднимет ее до своего уровня. Глупец! Это она утащит его за собой на дно.

Хильда в растерянности расхаживала по комнате, и противоречивые чувства разрывали ей грудь. Она знала, как велика ее любовь к нему, и знала, что его любовь не меньше. Ей была невыносима мысль, что он мучается. Она остановилась и посмотрела на него. Ее глаза были полны слез.

– Если бы не вы, я не смог бы жить, – сказал он, и его голос затронул струны ее души, словно она была неким странным живым инструментом. – Лишь благодаря нашим встречам у меня хватало духу все продолжать. И каждый раз, когда приходил сюда, я любил вас еще более страстно.

– Зачем вы пришли? – прошептала она.

– Я не смог удержаться. Я знал, что для меня это яд, но я люблю этот яд. Я отдал бы душу, чтобы один раз заглянуть вам в глаза.

Впервые Бэзил говорил ей подобные нежности, и это было очень, очень мило, но она пыталась проявить твердость.

– Если вы хоть что-то ко мне испытываете, выполняйте свой долг как храбрый человек и позвольте мне уважать вас. Сейчас вы только делаете нашу дружбу невозможной. Разве вы не видите, что таким образом заставляете меня навсегда закрыть для вас двери своего дома?

– Я ничего не могу с этим поделать. Даже если никогда больше вас не увижу, я должен сказать вам, что люблю вас. Месяцами это вертелось у меня на языке, и порой я едва сдерживался. Я принес вам страдания. Я был слеп. Но я люблю вас всем сердцем, Хильда, и не могу без вас жить.

Он шагнул к ней, но она быстро отпрянула, вскрикнув с мукой в голосе:

– Ради Бога, не говорите ничего такого! Я не могу это слышать. Разве вы не видите, как я слаба? Пощадите меня.

– Вы не любите меня.

– Вы знаете, что люблю! – выкрикнула она яростно. – Как раз из-за своей огромной любви я и призываю вас исполнить долг.

– Мой долг – быть счастливым. Давайте уедем туда, где мы сможем любить друг друга, подальше от Англии, куда-нибудь, где любовь не греховна и не уродлива.

– О, Бэзил, – серьезно произнесла она, почувствовав себя более сильной теперь, когда решила надавить на его чувство жалости. – О, Бэзил, давайте постараемся пойти по правильному пути! Подумайте о вашей жене, она тоже вас любит, так же сильно, как я. Вы для нее весь мир. Вы не можете так плохо поступить с ней.

Она опустилась на стул и вытерла глаза. Ее боль утихомирила страсти, бушевавшие в груди Бэзила, и у него сердце защемило при мысли, что она расстроилась из-за него.

– Не плачьте, Хильда, я не могу этого видеть.

Он стоял над ней, и очень нежно она взяла его за руку.

– Разве вы не понимаете, что мы никогда не сможем уважать себя снова, если причиним такое страшное зло этому бедному созданию? Она всегда будет между нами со своими слезами и печалями. Говорю вам: я не смогу этого вынести. Пощадите меня, если вы хоть немного меня любите.

Он не ответил, и она, судорожно вздохнув, продолжила:

– Я знаю, всегда лучше выполнять свой долг. Ради меня, мой дорогой, идите к своей жене и никогда не позвольте ей узнать, что вы любите меня. Именно потому, что мы сильнее ее, мы и должны пожертвовать собой.

Его охватило глубочайшее уныние, и в комнате воцарилась тишина. Наконец он отпустил ее руку.

– Я больше не знаю, что хорошо, а что плохо. Такое ощущение, что все перемешалось. Это очень тяжело.

– Это не менее тяжело для меня, Бэзил.

– Тогда до свидания. – Он был убит горем. – Осмелюсь сказать, вы правы, и, вероятно, я лишь сделал бы вас очень несчастной.

– До свидания, мой дорогой.

Она встала и дала ему обе руки, а он наклонился и поцеловал их. Она с трудом терпела эту боль, и, когда он повернулся и направился к двери, вся решительность покинула ее. Она не могла допустить, чтобы он ушел прямо сейчас, такой отчужденный и расстроенный. Она подумала, что, вероятно, видит его в последний раз, и долго сдерживаемая страсть охватила ее, и вдруг стало ясно, что ничто не имеет значения, кроме любви.

– Не уходите, Бэзил! – воскликнула она. – Не уходите!

С радостным возгласом он повернулся, и она оказалась в его объятиях. Он целовал ее исступленно, он целовал ее губы, ее глаза и волосы. А она рыдала со всей неистовостью раздиравших ее желаний. Теперь ее ничто не волновало. Даже если бы исчезло все вокруг, а небеса низверглись на землю, ничто в мире не имело значения, кроме этого божественного безумия.

– О, это невыносимо! – простонала она. – Я не хочу терять вас, Бэзил, скажите, что любите меня.

– Да, да. Люблю вас всем сердцем и всей душой.

Он снова припал к ее губам, и она едва не потеряла сознание от наслаждения. Она упала в объятия его сильных рук и почувствовала, что в них могла бы умереть счастливой.

– О, Бэзил, мне нужна ваша любовь! Мне так сильно нужна ваша любовь!

– Теперь ничто не разлучит нас. Вы моя навеки.

Он провел пальцами по ее лицу, его глаза горели. Она с ликованием встречала его пылкую страсть, гордясь, что мужчина может впасть в такое безумие из-за нее.

– Скажите еще раз, что любите меня, – прошептала она.

– О, Хильда, Хильда, наконец-то! Мы отправимся в такое место, где вся земля говорит лишь о любви и где лишь любовь, молодость и красота что-то значат.

– Давайте отправимся туда, где мы всегда сможем быть вместе. У нас так мало времени. Давайте украдем у жизни все счастье, которое только можно.

Он поцеловал ее снова, а она заплакала от счастья. Они как сумасшедшие говорили о своей любви и былых муках, строили рискованные планы на будущее, забывая обо всем, кроме своей страсти. В тот момент существовало лишь настоящее, и они недоумевали, как могли так долго жить друг без друга. Она с восторгом сжала его руки, когда он сказал, что теперь ничто не может разлучить их, ведь они принадлежат друг другу отныне и навсегда. И даже если они потеряли свои души, это не играло никакой роли, ведь они обрели целый мир. Но вдруг Хильда вскочила:

– Осторожнее! Кто-то идет.

Едва она успела это произнести, как появился дворецкий, вслед за которым тут же вошла Дженни. Бэзил издал изумленный возглас. Слуга закрыл дверь, и на мгновение, смутившись, Хильда лишилась дара речи. Бэзил пришел в себя первым:

– Я думаю, вы знаете мою жену, миссис Мюррей.

– О да, я ее знаю. Не нужно меня представлять, – прогремела Дженни со злостью в голосе. Она быстро подошла к Хильде: – Я пришла за своим мужем.

– Дженни, что ты говоришь? – воскликнул Бэзил, предвидя, что назревает отвратительная сцена. Он повернулся к Хильде: – Вы не могли бы оставить нас одних?

– Нет, я хочу поговорить с вами, – перебила Дженни. – Не надо кормить меня этими вашими светскими уловками. Я пришла сюда говорить откровенно. Наконец я вас поймала. Вы пытаетесь отнять у меня мужа.

– Потише, Дженни. Ты сошла с ума? Ради Бога, оставьте нас, миссис Мюррей! Она оскорбит вас.

– Ты думаешь о ней, ты не думаешь обо мне. Тебе все равно, как сильно я мучаюсь, – не отступала Дженни.

Бэзил взял жену под руку, пытаясь увести, но она с яростью оттолкнула его. А Хильда стояла перед ней, бледная и пристыженная: внезапное вторжение показало ей всю уродливую омерзительность того, что она собиралась совершить, и она была в ужасе. Хильда сделала знак Бэзилу, чтобы он позволил жене говорить.

– Вы крадете у меня мужа! – воскликнула Дженни угрожающим тоном. – О, вы… – Она подбирала слова, которые прозвучали бы достаточно резко, и дрожала от бессильной ярости. – Вы порочная женщина!

Хильда заставила себя заговорить:

– Я не хочу, чтобы вы были несчастны, миссис Кент. Если вам угодно, я пообещаю никогда больше не видеться с вашим мужем.

– Много толку с ваших обещаний! Я ни одному слову вашему не поверю. Я знаю, каковы светские дамы. Мы в Сити все про них знаем.

Бэзил шагнул вперед и еще раз попросил Хильду оставить их одних. Он открыл дверь, и в его глазах читалась такая мольба, что она не смогла остаться. Но, даже отводя глаза, она чувствовала, как он молчаливо уговаривает ее не расстраиваться из-за этой отвратительной грязной сцены, которую устроила его жена.

– Она меня испугалась, – свирепо прошипела Дженни. – У нее не хватит смелости бороться со мной.

Бэзил закрыл дверь и повернулся к жене. Он побледнел от ярости, но ей было все равно.

– Что ты хотела показать, когда заявилась сюда и повела себя подобным образом? – гневно воскликнул он. – Ты вообще не имела права приходить. Что тебе нужно?

– Мне нужен ты. Думаешь, я не догадывалась о том, что происходит? Я ждала у подъезда много часов. Видела, как люди заходят и выходят, и наконец я узнала, что вы остались вдвоем.

– Как ты узнала?

– Я дала дворецкому соверен, и он сказал мне.

Ледяная дрожь отвращения пробежала по спине Бэзила, и Дженни с горечью рассмеялась, когда увидела глубочайшее презрение на его лице. Потом ей на глаза попалась фотография Бэзила, стоявшая на столе у окна, и, прежде чем он успел остановить ее, она схватила снимок, бросила на пол и жестоко растоптала каблуком.

– Она не имеет права держать здесь твою фотографию. О, я ненавижу ее, ненавижу ее!

– Ты выводишь меня из себя. Ради Бога, уходи!

– И не подумаю. Ты уйдешь со мной.

Он какие-то мгновения смотрел на нее, силясь сдержать неистовую ненависть, нахлынувшую на него безудержной волной. Он шагнул к ней и схватил за руку:

– Послушай, до сегодняшнего дня, клянусь тебе перед Богом, я никогда не делал и не говорил того, чего ты знать не могла. Я пытался исполнять свой долг и изо всех сил старался сделать тебя счастливой. Я всем своим естеством стремился полюбить тебя. А теперь я не желаю тебя обманывать. Лучше, чтобы ты точно знала, что случилось. Сегодня днем я сказал Хильде, что люблю ее… И она тоже меня любит.

Дженни издала бешеный вопль и импульсивно с размаху ударила Бэзила зонтиком по лицу. Он выхватил у нее зонт и, в слепой ярости сломав об колено, отбросил в сторону.

– Ты сама все это устроила, – сказал он. – Ты сделала меня совершенно несчастным.

Он посмотрел на Дженни как на незнакомую женщину, которую видел впервые в жизни. Она стояла перед ним, запыхавшаяся и ошарашенная, пытаясь взять себя в руки.

– А теперь настал конец, – холодно продолжил он. – Жизнь, которую мы вели, была невыносима. Я пробовал что-то предпринять, но это было не в моей власти. Я ухожу. Не могу и не буду больше жить с тобой.

– Бэзил, ты ведь вовсе не это имел в виду! – воскликнула она, вдруг поняв, что он говорит совершенно серьезно. Прежде она воображала, будто он лишь угрожает, но не собирается претворять угрозы в жизнь. – Ты должен со мной считаться. Я не отпущу тебя.

– Что еще тебе нужно? – с горечью спросил он. – Разве тебе недостаточно, что ты разрушила всю мою жизнь?

– Ты не любишь меня?

– Я никогда тебя не любил.

– Почему тогда женился на мне?

– Потому что ты меня заставила.

– Ты никогда меня не любил? – повторила она, теперь уже совершенно раздавленная, дрожа от страха и едва ли не падая в обморок. – Даже в самом начале?

– Никогда. Больше не стоит продолжать лгать. Я должен сказать тебе всю правду и положить этому конец. Ты выясняла со мной отношения много месяцев, теперь моя очередь.

– Но я люблю тебя, Бэзил! – со страстью крикнула она, потянувшись к нему, чтобы обвить руками его шею. – Я заставлю тебя полюбить меня!

Он отшатнулся:

– Ради Бога, не трогай меня!.. О, Дженни, давай с этим покончим! Мне очень жаль. Я не желаю быть к тебе жестоким, но ты, должно быть, видела, что я не испытывал к тебе никаких чувств. Какой смысл продолжать лгать, притворяться и причинять друг другу страдания?

Она повернулась к нему, униженная, сотрясаясь от сдерживаемых рыданий, и уставилась на него неестественно расширившимися глазами.

– Да, я видела это, – хрипло подтвердила она. – Но я не хотела в это верить. Когда клала руку тебе на плечо, я видела, что ты едва сдерживался, чтобы не сбросить ее. А порой, когда я тебя целовала, то видела, что лишь усилие воли не давало тебе меня оттолкнуть.

В конце концов, у него было доброе сердце, и теперь, когда гнев утих, он не мог остаться безучастным к невероятной муке в ее голосе.

– Дженни, я не могу ничего поделать с тем, что не люблю тебя. Я не могу ничего поделать с тем, что люблю другую.

– И какие у тебя планы? – спросила она, ошеломленная и испуганная.

– Я уеду.

– Куда?

– Бог знает!

Какое-то время они молча стояли друг против друга, пока Дженни пыталась разобраться в сумятице мыслей, которые носились у нее в голове, теснясь и словно танцуя в буйном, безумном ритме. Осторожно вошел дворецкий и передал Бэзилу записку со словами, что ее велела принести миссис Мюррей. Бэзил не открывал ее, пока слуга не ушел, а потом, прочитав, без единого слова протянул ее Дженни.

Можете сказать жене, что я решила выйти замуж за мистера Фарли. Я никогда больше вас не увижу.

Х.М.

– Что это значит? – спросила Дженни.

– Разве не ясно? Один человек сделал ей предложение, и она собирается согласиться.

– Но ты сказал, она любит тебя.

Бэзил пожал плечами и не ответил. Луч надежды пронзил сердце Дженни, и, вытянув руки, взволнованная, она подошла к нему:

– О, Бэзил, если это правда, дай мне еще один шанс! Она не любит тебя так, как я. Я была эгоистичной, склочной и требовательной, но я всегда тебя любила. О, не бросай меня, Бэзил! Позволь мне попытаться еще раз завоевать твою любовь.

– Мне очень жаль, – ответил он, опустив глаза. – Слишком поздно.

– О Боже! Что мне делать? – воскликнула она. – И даже теперь, когда она собирается замуж за другого, ты любишь ее больше всех на свете?

Он молча кивнул.

– И даже если она выйдет замуж за этого человека, она будет любить тебя. Мне нет места между вами, и я могу уйти, как уволенная служанка. О Боже, Боже! Чем я такое заслужила?

– Мне очень жаль, что я причинил тебе боль, – прошептал Бэзил, глубоко тронутый ее страданиями.

– О, не надо меня жалеть! Думаешь, мне сейчас нужна жалость?

– Лучше нам уйти, Дженни, – мягко произнес он.

– Нет, ты сказал мне, что больше не хочешь меня видеть. Я пойду своей дорогой.

Он посмотрел на нее, колеблясь, но потом пожал плечами:

– Тогда до свидания.

Он вышел, и Дженни проводила его глазами. Сначала она едва могла поверить, что Бэзил ушел. Казалось, он вот-вот вернется и заключит ее в объятия. Казалось, он снова поднимется по лестнице и скажет, что до сих пор ее любит. Но он так и не появился, и из окна она увидела, как он зашагал по улице прочь.

– Он так рад, что ушел от меня… – прошептала она.

Убитая горем, она рухнула на пол и, закрыв лицо руками, безудержно зарыдала.