Электронная библиотека » Уильям Тенн » » онлайн чтение - страница 28


  • Текст добавлен: 10 февраля 2019, 14:41


Автор книги: Уильям Тенн


Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 28 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Очень рад, что она мной восхищается. – Фабиан попытался изобразить на лице смущенную улыбку. – Вам не о чем беспокоиться, доктор.

– Думаю, что беспокоиться есть о чем, и очень серьезно беспокоиться. Откровенно говоря, мистер Балик, то, что я сейчас вижу, лишь подтверждает мои предыдущие предположения. Вы мне не нравитесь, и ничто не сможет это изменить. Более того, вы не устраиваете меня в роли человека, находящегося рядом со Средой.

Фабиан помолчал, затем пожал плечами.

– Что ж, это ваши проблемы. Не думаю, что она вас послушает. Она слишком долго жила без мужчины, и ей пришлись по нраву мои ухаживания.

– Боюсь, вы абсолютно правы. Послушайте, мистер Балик. Мне очень нравится Среда, и я знаю, насколько она уязвима. Я прошу вас по-отечески, оставьте ее в покое. Я заботился о ней с того самого дня, как ее подбросили в приют. Я делал все возможное, чтобы она не стала объектом исследований, чтобы о ней не публиковали статьи в медицинских журналах, чтобы она могла прожить нормальную жизнь. Сейчас же я слишком стар для постоянной медицинской практики. Среда Гришэм – мой единственный клиент. Разве вы не можете прислушаться к голосу в своем сердце и понять что во имя милосердия необходимо перестать поддерживать с ней личные отношения?

– Что это за дикая история с тем, что ее сделали, а не родили? – парировал Фабиан. – Она сказала, что это ваша идея.

Старик вздохнул и удрученно покачал головой.

– Это единственное разумное объяснение, – наконец сказал он, – учитывая соматические погрешности и амбивалентность.

Фабиан сжал пальцы и поерзал локтями по планкам стула, обдумывая ответ.

– А вы не рассматривали какую-нибудь другую версию? Она может быть мутантом, новым видом в эволюции человека или потомком существ из другого мира, которые, к примеру, вынуждены были остаться на этой планете.

– Маловероятно, – ответил доктор Лорингтон. – Эти физиологические изменения совершенно бесполезны в любой вообразимой среде, за исключением, наверное, постоянно обновляющихся зубов. И эти изменения не являются фатальными. Они просто доставляют неудобство. Как терапевт, успевший осмотреть и вылечить многих людей на своем веку, я бы сказал, что Среда, без малейших сомнений, полностью является человеком. Она просто немного… ну, ладно, подходящим словом будет… кустарная.

Доктор выпрямился.

– И еще кое-что, мистер Балик. Таким людям, как Среда совершенно не рекомендуется рожать детей.

Глаза Фабиана увлеченно загорелись.

– Почему? Какими будут ее дети?

– Они могут быть как вполне вообразимыми существами, так и совершенно невообразимыми. При стольких отклонениях обычной физиологической системы изменения репродуктивной функции также могут оказаться огромными. Поэтому я прошу вас, мистер Балик, перестать встречаться со Средой и не подталкивать ее к замужеству. Потому что я абсолютно уверен, что конкретно этой девушке не стоит рожать детей!

– Посмотрим. – Фабиан встал и прощаясь протянул руку. – Спасибо за ваше время и старания, доктор.

Доктор Лорингтон, запрокинув голову, уставился на него. Затем, не протянув руку в ответ, сказал спокойным ровным голосом:

– Пожалуйста. До свидания, мистер Балик.


Среда, естественно, пришла в уныние из-за того, что двое мужчин, которым она так доверяла, расстались столь холодно. Однако не было ни малейших сомнений в том, кому она останется верна в случае кризиса отношений. Все эти годы искусственно поддерживаемого эмоционального голода привели к безумной жажде. Как только она впустила в свою серую жизнь романтическое чувство по отношению к Фабиану, она попалась. Она выполняла свою работу в офисе, от вездесущих сплетниц которого успешно скрывались их развивающиеся отношения, изумленная тем, что она нравилась ему.

Фабиану нравилось ее почтительное отношение. Большинство женщин, которых он знал, со временем начинали относиться к нему с нескрываемым презрением. Среда же с каждым днем делалась все более восторженной, более уступчивой и более покорной.

Воистину, она не была восхитительной во всех смыслах этого слова, говорил он себе, зато была очень симпатичной, а значит достаточно презентабельной. Чтобы обезопасить себя, он нашел возможность встретиться с мистером Слотером, старшим партнером компании, чтобы обсудить вопросы, связанные с персоналом. Он упомянул между делом, что несколько заинтересован в одной из девушек в секретарском пуле. Будут ли на то возражения со стороны высшего руководства?

– Заинтересован в плане женитьбы на девушке? – спросил мистер Слотер, изучая его из-под огромных густых бровей.

– Возможно. Скорее всего, дело дойдет и до этого, сэр. Если у вас не будет никаких воз…

– Никаких возражений, мальчик мой, ни единого. В целом, мне не нравится, когда руководители бегают за своими подчиненными, но если все происходит благообразно и заканчивается бракосочетанием, то это может пойти только на пользу компании. Я хотел бы, чтобы ты женился и остепенился. Это позволит другим последовать твоему примеру и изменить свою жизнь. Но напоминаю, Балик, никаких тайных похождений. Отставить шуры-муры, особенно в рабочее время!

Удовлетворенный Фабиан всецело посвятил свое время отчуждению Среды и доктора Лорингтона. Он говорил ей, что старику не так много осталось жить на этом свете, поэтому ей нужно задуматься о враче, достаточно молодом, чтобы помогать ей со всеми ее физиологическими особенностями. Молодом враче типа Джима Рудда, например.

Среда ударилась в слезы, но спорить с ним была не в состоянии. В конце концов, она попросила только об одном, чтобы доктор Рудд сохранял в тайне ее проблемы, как делал это доктор Лорингтон. Она не хотела стать чудищем из медицинских журналов или героиней душещипательных газетных статей.

Причины, по которым Фабиан согласился на это, не имели ничего общего с великодушием. Он хотел, чтобы все эти странности принадлежали лишь ему одному. Сандра в его жизни была словно сверкающий бриллиант на кулоне, висящий на груди. Среду он будет держать в маленькой замшевой сумочке, изучая ее время от времени с наслаждением истинного коллекционера, скупого рыцаря.

И может, через некоторое время у него появится еще один маленький бриллиантик…

Джим Рудд принял эти условия. И был просто потрясен.

– У нее совсем нет пупка! – воскликнул он, когда после первого обследования зашел в свой кабинет, где его ждал Фабиан. – Я пальпировал кожу на предмет рубцовой ткани, но не нашел ни малейшего намека на шрам. И это еще далеко не все! У нее нет различимых систолы и диастолы. Друг, знаешь ли ты, что это значит?

– Сейчас мне это совершенно не интересно, – ответил Фабиан. – Может, позже. Сможешь ли ты помочь ей с этими физиологическими проблемами, если они будут появляться?

– Конечно. Не хуже старика-доктора.

– А что насчет детей? Беременность возможна?

Рудд развел руками.

– Не понимаю, почему нет. Несмотря на все ее особенности, она на удивление здоровая молодая женщина. И у меня нет причин предполагать, что ее состояние (или как это еще можно назвать) является наследственным. Конечно, кое-что может быть обусловлено наследственными факторами, но с этим мы будем справляться по обстоятельствам.

Они поженились в здании городского совета непосредственно перед отпуском Фабиана, пришли в офис после обеда и сообщили всем об этом. Фабиан уже нанял нового секретаря на замену своей жене.

Через два месяца Фабиан с удовлетворением констатировал, что Среда забеременела.

Он был потрясен тем, как она расстроилась, учитывая ту покорность, к которой он склонял ее с начала свадьбы. Он сурово нахмурил брови и сказал ей, что не будет терпеть этот бред. Доктор Рудд сообщил, что есть все основания предполагать: ребенок у нее родится здоровым. И все, точка. Но это не работало. Он пытался подкупить жену милыми шутками и лестью. Он даже обнял ее и сказал, что любит ее так сильно, что не может не хотеть заполучить еще одну маленькую девочку, такую, как она. Но и это не работало.

– Фабиан, дорогой, – стонала она, – неужели ты не понимаешь? Я не должна иметь детей. Я не такая, как другие женщины.

Наконец, он использовал довод, который приберегал для самых экстренных случаев, взял старую книгу с полки и открыл ее.

– Я понимаю, – сказал он. – Твои страхи питают с одной стороны доктор Лорингтон и его суеверия девятнадцатого века, а с другой – глупый стишок, который ты прочитала, будучи маленькой девочкой. Что ж, я не могу ничего поделать с доктором Лорингтоном на этом этапе твоей жизни, но могу решить проблему со стихом. Вот. Читай.

Она прочитала:

ДНИ РОЖДЕНИЯ, автор Б. Л. Фарджон

 
Понедельника дитя на лицо красиво,
Ну а вторника дитя – небу угодило.
Дитя среды – любовь и дарование…
А четверга – в трудах страданье.
Пятницы – одно сплошное горе,
Субботы же – решительность и воля. А дитя в Шаббат рожденное Храброе, доброе, вдохновленное.
 

Среды заморгала, смахивая слезы со своих глаз.

– Я ничего не понимаю, – лепетала она в замешательстве. – Я читала совсем не это.

Он сел рядом и терпеливо объяснил.

– Ты знакома с версией, где две строки были переставлены местами, не так ли? Строки детей среды и четверга соответствуют строкам детей пятницы и субботы в этом стихотворении и наоборот. Это старый стишок, распространенный в Девоншире, и никто не знает, какая из версий верна. Я нашел это стихотворение специально для тебя. Просто хочу, чтобы ты знала, насколько глупой ты была, построив свое отношение к жизни на паре строк, которые можно читать как угодно, не говоря уж про то, что стихотворение было написано несколько веков назад, когда никто даже не думал называть ребенка Средой.

Она бросилась к нему на грудь и крепко обняла.

– Фабиан, дорогой! Не злись на меня. Просто я так напугана!


Джимм Рудд тоже выглядел несколько обеспокоенным.

– Я абсолютно уверен, что все будет хорошо, но хотел бы иметь в запасе больше времени для более тесного контакта с пациентом. Единственное, Фаб, буду привлечь первоклассную акушерку. Я никогда не думал, что буду заниматься этим сам. Я заставлю ее держать рот на замке насчет Среды и всего остального. Но как только она попадет в родильную палату, любые прогнозы будут бессмысленны. Слишком много странностей у твоей жены, они так или иначе будут замечены – как минимум, медсестрой.

– Сделай все, что в твоих силах, – попросил его Фабиан. – Если это возможно, я не хотел бы, чтобы моя жена стала объектом публичного освещения. Но если ничего поделать нельзя, что ж, может, пришло время Среде научиться жить в реальном мире.

Период беременности протекал спокойно, никаких осложнений, кроме вполне заурядных. Акушер, предложенный Джимом Руддом, был так же заинтригован странностями Среды, как и другие, но он сообщил, что беременность проходит нормально и что плод, похоже, развивается удовлетворительно.

Среда снова повеселела. Если вынести за скобки ее незначительные страхи, Фабиан считал ее чрезвычайно хорошей и полезной женой. Она не то чтобы блистала на приемах, которые они посещали наравне с другими женатыми парами из «Слотер, Старк и Слингсби», но никогда не позволяла себе даже легкого флирта с посторонним мужчиной. Она отнюдь не была обделена мужским вниманием, но так как подчинялась ему беспрекословно, у него не было никаких оснований жаловаться.

Проводя дни в офисе, он выполнял всю кропотливую работу с документами, а также следил за вверенным ему персоналом гораздо эффективнее, чем когда-либо раньше, а ночи и выходные – был с человеком, которого считал во всех смыслах самой особенной женщиной на Земле. Он был более чем удовлетворен жизнью.

На последних неделях беременности Среда попросила разрешение посетить доктора Лорингтона. Фабиану пришлось отказать, проявив твердость в этом вопросе.

– Я не вспоминаю о том, что он не прислал нам поздравительную телеграмму или свадебный подарок, Среда. Это все совершеннейшие пустяки. Я такой человек – не держу ни на кого зла. Но сейчас ты в хорошей форме. Ты избавилась от своих глупых фобий. А Лорингтон сможет снова их всколыхнуть.

И она продолжала делать то, что он ей говорил. Без споров и жалоб. Она была очень хорошей женой. Фабиан с радостью ждал появления ребенка.

Однажды ему позвонили в офис из больницы. У Среды начались роды во время визита к акушеру. Ее быстро отвезли в больницу, и вскоре после поступления она родила маленькую девочку. Мать и дитя чувствовали себя хорошо.

Фабиан открыл коробку сигар, который берег специально для этого случая. Он предложил по сигаре сотрудникам, принимая поздравления от всех, включая мистера Слотера, мистера Старка и обоих мистеров Слингсби. Затем он поехал в больницу.

По оживлению, царившему в родильной палате, он понял: что-то пошло не так. Никто не смотрел ему в глаза, все старательно отводили взгляд, когда он проходил мимо. Он слышал, как медсестра сказала за его спиной:

– Это, должно быть, отец.

Фабиан сжал пересохшие губы, крепко, до боли.

Они провели его к жене. Среда лежала на боку, колени прижаты к животу. Она тяжело дышала и, похоже, была без сознания. Что-то в ее позе заставило его остро ощутить какое-то неясное беспокойство, но он затруднился бы сказать, что именно.

– Я думал, что роды будут естественными, – сказал он. – Она сказала, что все обойдется без анестезии.

– Мы не использовали анестезию, – сказал акушер. – Давайте пройдем к вашему ребенку, мистер Балик.

Он дал ему время надеть маску на лицо и повел его в застекленную комнату, где в маленьких кроватках лежали новорожденные. Фабиан шел медленно, безо всякого желания, а в его голове уже звучала визгливая песня непередаваемой беды.

Медсестра достала ребенка из кроватки, которая стояла в отдалении от других.

И когда Фабиан подошел поближе, то с неимоверным облегчением заметил, что ребенок выглядел совершенно нормальным. Не было заметно каких-либо видимых недостатков или уродств. Дитя Среды не будет монстром.

А младенец протянул к нему свои ручонки.

– Ох, Фабиан, дорогой! – просюсюкал он через беззубые десна знакомым голосом. – Ох, Фабиан, дорогой. Произошло что-то странное и совершенно невообразимое!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Рассказ «Детская игра» был написан в 1946 году и долгое время пользовался большой популярностью. В пьесе Сэма и Беллы Спивак «Мальчик встречает девочку» есть кинопродюсер, который просит поэта-песенника написать ему песню «Ночь и день». Поэт предлагает песню за песней, и о каждой продюсер говорит: «Все это хорошо, но это не «Ночь и день». Наконец, поэт-песенник исполняет песню, приводящую продюсера в полный восторг.

– Как называется эта песня? – спрашивает он восхищенно.

– «Ночь и день», – отвечает песенник.

Именно так я отношусь к «Детской игре»: в течение многих лет, прошедших после написания этого рассказа, редакторы читают мои новые творения и говорят: «Все это хорошо, но это не “Детская игра”». В конце-концов, я сел и написал еще одну «Детскую игру». И назвал рассказ «Дитя Среды».

Ладно. Все было не совсем так. Во всяком случае, это не вся правда.

Во-первых, Старджон предупредил меня, что не нужно писать сиквел. Особенно сиквел «Детской игры». По его словам, одним из самых плохих рассказов, написанных им, был «Бутил и респиратор», сиквел к его первому научно-фантастическому рассказу «Респиратор эфира». А вдохновил его на это Джон Кэмпбелл со своим журналом Astounding. «Заниматься сиквелами, – сказал Тед, – это все равно, что теребить пустые сосцы».

Но я сказал ему, что не намерен писать сиквел; мне просто понадобился провокационный маленький персонаж из «Детской игры», чтобы приглядеться и понять, что же с ним может случиться в будущем.

Тед зловеще покачал головой.

– Это сиквел, – сказал он. – И молока там не будет.

Итак, это было «во‐первых». Во-вторых, я долго пребывал под впечатлением последней речи Бартоломео Ванцетти на суде, где вынесли решение о его казни. Он говорил о будущем, в котором наше время сделается лишь «смутным воспоминанием проклятого прошлого, когда человек человеку был волком».

Я и хотел изучить в своем рассказе такого волка, особенно волка того особенного типа, что я часто видел в жизни, – когда мужчина был волком по отношению к женщине.

Есть еще и в‐третьих. Сколько себя помню, я всегда испытывал иррациональную ненависть по отношению к отделу кадров. Не буду пытаться объяснить почему. Не думаю, что эти причины логичны и обоснованы. Но я ненавижу этих работников.

А еще и «в-четвертых», и «в-пятых»! Наконец, я написал рассказ. И он был воспринят в штыки. Господи, до чего же он всем не понравился!

Джон Кэмпбелл, который умолял меня написать что-то для его «Astounding», вернул мне рукопись с комментарием: «Не думаю, что что-либо когда-либо вызывало во мне такое отвращение, по-настоящему глубокое отвращение, как этот рассказ».

Гораций Голд в «Galaxy», для которого я и писал в последнее время, сказал, нацепив брезгливую гримасу:

– Нет, Фил, вообще без вариантов. Это самое впечатляющее твое достижение. Это не просто плохо, это плохо в квадрате.

А следующий редактор отправил мне рукопись обратно с пометкой в одно слово: Тьфу. Мне еще никогда не писали такой отрицательной рецензии. Я подумал про себя:

– А ведь что-то здесь явно есть!

Рассказ был наконец куплен Лео Маргулисом для Fantastic Universe, полцента за слово, оплата в день публикации. Редактор Фрэнк Белкнап Лонг сказал мне, что считал это приобретение ошибкой.

– Но Лео хотел видеть ваше имя в книге, – сказал он.

И это, наверное, все, что можно сказать о рассказе, который мне очень нравится. Нет, можно сказать еще кое-что.

На одной вечеринке ко мне подошел человек, который выглядел совсем как подросток. Я его раньше никогда не видел.

– Привет, Фил, – сказал он. – Я так понимаю, что вы только что продали рассказ журналу «Fantastic Universe».

– Продал, – ответил я. – Но никто мне за это еще не заплатил.

– Не важно, – сказал он. – Что я хочу сказать: я только что продал в тот же журнал свой первый профессиональный рассказ. Давайте же сразимся на страницах «Fantastic Universe», и пусть победит сильнейший.

– А кто вы вообще такой? – спросил я.

– Меня зовут Харлан Эллисон, – ответил он.


Написано в 1952 году, опубликовано в 1955-м

Моя мама – ведьма

Большую часть детства я верил, что моя мама – ведьма. В этом не было никакой психологической травмы; напротив, я чувствовал себя любимым, защищенным ребенком.

Мои первые воспоминания относятся к трущобам бруклинского Браунсвилла, также известного как Восточный Нью-Йорк, где я был окружен ведьмами. Каждая знакомая мне взрослая женщина была ведьмой. Их закутанные в шали бубнящие ковены всегда мрачно следили за нашими играми с соседних «веранд». Если мои шумные товарищи оказывались слишком близко, воздух чернел от злой магии, могущественных и сложных заклинаний.

«Пусть ты никогда не вырастешь, – вот одно из самых простых, веселеньких заклятий, – а если вырастешь, то как редиска, с головой в земле и ногами в воздухе». Другое гласило: «Пусть ты с головы до ног покроешься струпьями, и зуд сведет тебя с ума – но лишь после того, как у тебя отвалятся ногти, чтобы ты не мог почесаться».

Эти пожелания не были нацелены на меня: все слишком боялись ответной магии моей матери, а сам я был обучен всевозможным блокам и защитам, приемлемым для маленьких мальчиков. Когда приходило время ложиться в постель, мама трижды сплевывала, заставляя Силы, с которыми она была на короткой ноге, обрушить проклятия, направленные на меня в тот день, на головы их авторов в троекратном объеме – умноженные во столько раз, сколько она сплюнула.

Ведьма в семье – действительно залог спокойствия.

Моя мама была еврейской ведьмой и вела свои дела на смеси немецкого, иврита и славянского. Это был серьезный недостаток: она родилась еврейкой-кокни и почти не говорила на идише, пока не встретила моего отца, бывшего студента-раввина и ярого социалиста из Литвы. Перехватив его в лондонском Ист-Энде на пути в Америку, она тут же решила пожертвовать бесполезным английским ради того, что казалось самым распространенным языком Нового Света.

Мой отец научил ее бегло говорить на идише, однако не смог оказать какую-либо поддержку ей и ее первенцу в суеверных бруклинских чащобах. Он считал науку и логику надеждой мира; небрежная, повседневная некромантия матери вселяла в него ужас. Он не научил ее ни одному заклятию; идиомы, литературные обороты, изящная еврейская поэзия – но только не заклятия, никаких заклятий.

А она в них нуждалась. По ее словам, маленький мальчик был главной мишенью злобы и зависти, и в распоряжении ее новых соседок были целые библиотеки охранных заклинаний. У нее же поначалу заклинаний не было. Положение матери в квартале определялось могуществом ее собственных заклятий и умением отбивать или быстро нейтрализовать чужие. Однако ей отчаянно не хватало заклинательных традиций, передававшихся из поколения в поколение, от матери к дочери; только она не привезла в Соединенные Штаты деревенских обычаев, завернутых в толстые покрывала и зашитых в пуховые подушки. Единственным оружием матери были воображение и находчивость.

К счастью, воображение и находчивость никогда ее не подводили – стоило ей войти в курс дела. Она быстро училась, и чтобы освоить оккультный инструмент, ей было достаточно увидеть его в действии.

«Mach a feig!» – шептала она в бакалейной лавке, если сияющая домохозяйка отпускала комментарий о моем добром здоровье и внешности. Я поднимал кулак, выставив большой палец между указательным и средним в древнем мужском жесте против женского сглаза. Feig были моим резервным оружием, когда я оставался один: я мог делать их в ответ на любые заклинания и продолжать играть в блаженной уверенности, что все неприятные пожелания успешно обезврежены. Если поручение вынуждало меня пройти мимо грозных ведьмовских лиц в подъездах многоквартирных домов, я раздавал feig направо и налево, по всей улице.

Однако лучшие умения моей матери вряд ли стоили бы своего веса в использованных пентаграммах, если бы она не дала достойный отпор старой миссис Mokkeh. Mokkeh было прозвищем (на идише это слово означает чуму или мор) и намекало на леденящие кровь заклятия, которыми дама сыпала с выдающейся легкостью.

Она произвела на меня такое впечатление, что, читая страшные сказки, я непременно вспоминал о ней. Крошечная приземистая женщина с четырьмя дочерями, такими же уродливыми и приземистыми, миссис Mokkeh ходила так, словно каждый ее твердый шаг навеки оставлял за спиной презренные покинутые земли. Волосатая бородавка на правой стороне ее носа была такой крупной, что за глаза – только за глаза, кто знал, что она пожелает, если подслушает? – люди посмеивались и говорили: «У ее носа есть свой нос».

Но на этом шутки заканчивались; дальше был только страх. Прищурившись, она смотрела на тебя, закрывая сперва один глаз, затем другой; бородавка у нее на носу начинала вибрировать, пока миссис Mokkeh искала в своей душе подобающее случаю проклятие. Если у тебя хватало мозгов, ты сбегал, прежде чем чума, способная очернить твое будущее, полностью оформится и выстрелит. Сбегали не только дети, но и отважные ученые ведьмы.

Старая миссис Mokkeh была чем-то вроде главной ведьмы. Она знала проклятия и заклинания, чьи корни терялись в древних временах, в разрушенных гетто Вавилона и Фив, и возрождала их в новых, ужасных формах.

Когда мы переехали в квартиру прямо над ней, мама изо всех сил пыталась избежать столкновения. На кухне нельзя было играть в мяч; строго запрещалось бегать и прыгать. Тогда мама еще училась ремеслу и должна была соблюдать осторожность. Она часто хмуро смотрела в пол и встревоженно кусала губы. «Mokkeh, которые придумывает эта женщина!» – говорила она.

Затем пришел день, когда мы с матерью собирались навестить кузин в далеких арктических областях Бронкса. Вымытый и оттертый до скрипа, я был одет в приличный синий саржевый костюмчик, купленный для недавних больших праздников. Мои ступни скрывала блестящая черная кожа, шею охватывал жестко накрахмаленный белый воротничок. Под этим воротничком был ярко-красный галстук, того насыщенного оттенка, которым в нашем районе предпочитали выжигать чувствительную сетчатку дурного глаза.

Когда мы вышли из здания на каменное крыльцо, снизу на него начала взбираться миссис Mokkeh и ее старшая, самая уродливая дочь. Мы миновали их и остановились рядом с женщинами, болтавшими на тротуаре. Пока мама советовалась с подругами насчет остановок экспрессов и пересадок на поезда, я, будто нетерпеливый щенок, обнюхивал раздутые клеенчатые сумки, свисавшие с женских запястий. Пахло луком, и чесноком, и свежим разнотравием «суповой зелени».

По мне скользили небрежными, равнодушными взглядами, что меня совершенно не удивляло; пристальный взгляд на чьего-то симпатичного ребенка влек за собой быстрое суровое возмездие. Взгляды были сродни комплиментам: они лишь привлекали внимание Ангела смерти к избранному индивидууму.

Мне стало скучно; я зевнул и подергал маму за руку. Развернулся – и увидел, что главная ведьма внимательно щурится на меня с верхней ступени. На лице миссис Mokkeh расцвела редкая, на изумление нежная улыбка.

– Этот маленький мальчик, Пирли, – пробормотала она своей дочери. – Милый, сладкий, золотой. Какой он симпатичный!

Моя мать услышала и напряглась, но, вопреки ожиданиям, не обернулась для резкого ответа. Ей не хотелось связываться с миссис Mokkeh. Вся наша маленькая группа с тревогой ожидала фразы на идише, которую традиционно добавляют к подобному комплименту, если желают добра: a leben uff em, долгой ему жизни.

Когда стало ясно, что ничего подобного не последует, я продемонстрировал свое хорошее образование. Вытянул свободную руку и показал поклоннице разрушающую проклятие feig.

Старая миссис Mokkeh изучила feig своими маленькими прищуренными глазками.

– Пусть эта ладонь отвалится, – произнесла она все тем же благожелательным, тихим голосом. – Пусть пальцы сгниют один за другими и высохнут до запястья. Пусть ладонь отвалится, но гниль останется. Пусть рука отсохнет до локтя, а потом до плеча. Пусть сгниет вся рука, которой ты показал мне feig, и пусть отвалится и лежит, гниющая, у твоих ног, чтобы ты на всю жизнь запомнил, что мне feig лучше не показывать.

Все женщины, услышавшие ее напевное проклятие на идише, ахнули и дружно тряхнули головой. Затем отступили, освобождая место, в центре которого стояла в одиночестве моя мать.

Мама медленно повернулась к старой миссис Mokkeh.

– Вам не стыдно? – с мольбой спросила она. – Он всего лишь маленький мальчик, ему нет еще и пяти. Заберите ваши слова обратно.

Миссис Mokkeh спокойно сплюнула на крыльцо.

– Пусть это произойдет десятикратно. Десяти-, и двадцати-, и стократно. Пусть он сохнет, пусть он гниет. Его руки, ноги, легкие, живот. Пусть он блюет зеленой желчью, и ни один врач не сможет его спасти.

Битва началась. Мама опустила глаза, оценивая свой арсенал. Должно быть, он показался ей крайне скромным перед лицом такого врага.

Когда она вновь подняла голову, женщины подались вперед. Мама славилась своим умом, и у нее было много доброжелателей, однако из-за молодости она могла котироваться лишь во втором полусреднем весе, если не в легком. А миссис Mokkeh была опытным тяжеловесом, профессионалом, тренировавшимся в старой стране у знаменитых чемпионов. Если бы эти женщины делали ставки, они распределились бы таким образом: один к одному, что мама продержится пару раундов; пять к трем, что она не продержится до конца поединка.

– Ваша дочь, Пирли… – наконец начала мать.

– О, мама, нет! – взвизгнула девочка, внезапно утратившая статус стороннего наблюдателя и переместившаяся в сердце битвы.

– Тихо! Успокойся, – приказала ее мать. В конце концов, только зеленые бойцы ожидают лобовой атаки. Матери нанесли удар по уязвимому флангу – мне, – и она отвечала сходным образом. Пирл хныкала и переминалась с ноги на ногу, но миссис Mokkeh игнорировала дочь: ее внимания требовала профессиональная честь.

– Ваша дочь, Пирли, – продолжила мать заклинание. – Сейчас ей четырнадцать – пусть она доживет до ста четырнадцати! Пусть через пять лет выйдет замуж за чудесного человека, гениального человека, врача, юриста, дантиста, который будет исполнять все ее просьбы и даст ей все, чего только пожелает ее сердце.

Присутствующие начали выказывать неподдельный интерес, когда стало ясно, что за проклятие творит моя мать. Это одна из самых сложных форм во всем еврейском чудотворном репертуаре – вести объект проклятия все выше, и выше, и выше, чтобы закончить сокрушительным падением. Известное нарастающее проклятие звучит так: «Пусть у тебя будет счет в каждом банке, и на каждом счету будет целое состояние, и пусть ты потратишь все до последнего пенни на врачей, и ни один врач не сможет тебя вылечить». Или: «Пусть у тебя будет сотня особняков, и в каждом особняке – сотня богато убранных спален, и пусть ты всю жизнь будешь метаться из постели в постель, но не сможешь уснуть ни в одной».

Достичь вершины, чтобы обрушить лавину, – вот в чем смысл нарастающего проклятия. Оно требует совершенства в деталях и еще большего совершенства в расчете времени.

– Пусть вы устроите своей дочери Пирли свадьбу с этим чудесным человеком, свадьбу, которую весь мир будет обсуждать годами.

Голова Пирли начала медленно втягиваться в платье. Ее мать крякнула, словно боксер, которого легко ударили по челюсти и который, приплясывая, отходит в сторону.

– Эта свадьба, пусть о ней пишут во всех газетах, пусть пишут даже в книгах, и пусть вы получите удовольствие, какого не получали никогда в жизни. А год спустя пусть Пирли, Пирли и ее чудесный, богатый, внимательный муж – пусть они подарят вам первого внука. И masel tov, пусть это будет мальчик.

Старая миссис Mokkeh недоверчиво вздрогнула и спустилась на одну ступеньку, ее бородавка подергивалась, словно антенна насекомого.

– И этот мальчик, – пропела моя мать, прервавшись, чтобы поцеловать пальцы, прежде чем протянуть их к миссис Mokkeh, – что за прелестный ребенок это будет! Прелестный? Нет. Восхитительный! Такого чудесного мальчика еще никто не видел. Величайшие равви съедутся со всего света ради того, чтобы посмотреть на него во время bris, чтобы потом говорить, что они были среди тех, кто присутствовал на церемонии его обрезания в возрасте восьми дней. Он будет таким красивым и умным, что люди будут ожидать, что он сам скажет молитвы на собственном bris. И ваш восхитительный первый внук, всего один день спустя, когда вы будете купаться в счастье, пусть он внезапно, посреди ночи…

– Хватит! – крикнула миссис Mokkeh, воздев обе руки. – Остановись!

Мать сделала глубокий вдох.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации