Текст книги "Мифы Древнего Китая"

Священные горы Кунлунь – обитель богов

Владычица Си-ванму была особенно почитаема как покровительница бессмертных[26]26
  Это один из мифологических сюжетов, который даосы особенно охотно переделывали и «приспосабливали» к своим нуждам. Дело в том, что основной своей задачей даосы считали обретение истинного пути (единение духа с Дао, под которым подразумевалось нечто вроде мировой души, лежащей в основе всего во вселенной), духовное могущество – и, как следствие, достижение полной власти над телом. Даосы всерьез полагали, что при помощи определенных техник человек может достичь физического бессмертия. Одно из главных направлений деятельности даосов на протяжении веков – это как раз поиск секрета бессмертия. Большинство техник (энергетических, дыхательных, медитативных, физических), практикуемых ныне в Китае (и не только в Китае) имеют своей отправной точкой именно даосский поиск физического бессмертия.


[Закрыть] (так принято называть даосских святых – людей, познавших «истинный путь» и обретших полную власть над своим телом). Резиденцией богини считались горы Куньлунь на западе Китая.

В тех же горах, согласно преданию, находился земной дворец Верховного небесного владыки Хуан-ди. Внизу, у подножия хребта, протекала глубокая река Жошуй («слабая вода»); вода в этой реке не держала на поверхности даже лёгкого лебединого перышка. Хребет кольцом опоясывали огненные горы, на которых росли деревья, никогда не сгоравшие дотла.

Во многих мифах, преданиях и легендах верховное божество не имеет такого конкретного облика, каким обладали описанные в этой главе боги. Повелитель Вселенной выступает просто как Верховный небесный владыка, занимающий во всем мире такое же положение, которое в китайском государстве занимал император. Единовластного Небесного правителя называли по-разному: Шан-ди («верховный владыка»), Юй-хуан («нефритовый государь»), Юй-ди, Юйхуан-шанди.

VII
Древнейшие правители Поднебесной империи

Легендрный правитель Ди-Ку

Кроме небесных владык, древние китайцы почитали древнейших властителей своей страны, первые из которых были не только государями, но и божествами. Сходство преданий об императорах, носивших имена Ди-цзюнь и Ди-Ку, позволяет считать их одним и тем же лицом. Можно предположить, что люди, передававшие друг другу легенды о древнейших государях, представляли их себе то небесными, то земными владыками. Например, наряду с рассказом о том, что поочередно освещавшие мир десять братьев-солнц, были сыновьями Ди-цзюня, существует предание о том, что жена Ди-Ку перед рождением очередного сына видела во сне, что глотает солнце.

Янь-бо и Ши-чжэ – правители звезд

Широко известна была история о двух сыновьях Ди-Ку, Янь-бо и Ши-чжэ, которые вечно спорили, не желая ни в чём уступать друг другу. Они жили в дремучем лесу среди гор, своевольничали и целыми днями дрались палками и пускали в ход копья, угрожая друг другу беспощадной расправой. Их отец, Ди-ку, просто не знал, что с ними делать. В конце концов он послал одного из них управлять звездой Шан, а другого звездой Шэнь. Звёзды эти никогда одновременно не светили на небе: когда одна зажигалась на востоке, на западе другая заходила.

Чудесный пес Паньху

Не менее известна история о чудесном псе Паньху, жившем во дворце императора Гаосинь-вана (это одно из имен Ди-Ку). Однажды у государыни заболело ухо. Ровно три года не прекращались боли, сотни лекарей пытались вылечить ее, но безуспешно. Потом из уха выскочил маленький, напоминающий гусеницу шелкопряда, золотистый червячок длиною около трех вершков, и болезнь тотчас же прошла. Государыня очень удивилась, посадила этого червячка в тыкву-горлянку и прикрыла блюдом. Со временем червячок под блюдом превратился в красивейшего пса, покрытого шерстью-парчой с ослепительно блестящими разноцветными узорами. Чудесный пес получил имя, сложенное из слов «пань» – блюдо и «ху» – тыква. Гаосинь-ван очень обрадовался появлению Паньху и не отпускал его от себя ни на шаг.

В то время князь Фан-ван неожиданно поднял мятеж. Гаосинь-ван испугался за судьбу государства и обратился к сановникам со словами: «Если найдется человек, который принесет мне голову Фан-вана, я отдам ему в жены свою дочь».

Сановники знали, что войско у Фан-вана сильное, победить его трудно, и не решались отправиться навстречу опасности. Рассказывают, что в тот же день Паньху исчез из дворца, и никто не знал, куда он убежал. Искали несколько дней подряд, но не нашли никаких следов, и Гаосинь-ван был очень опечален.

Тем временем Паньху, оставив дворец Гаосинь-вана, прямиком направился в военный лагерь Фан-вана. Увидев Фан-вана, он завилял хвостом и завертел головой. Фан-ван чрезвычайно обрадовался и, обратившись к своим сановникам, сказал: «Думаю, что Гаосинь-ван скоро погибнет. Даже его собака бросила его и прибежала служить мне. Посмотрите, это принесет мне успех!»

Фан-ван устроил большой пир по случаю счастливого предзнаменования. Вечером захмелевший Фан-ван крепко заснул в своем шатре. Воспользовавшись этим, Паньху подкрался к нему, вцепился ему зубами в горло, отгрыз голову и стремглав бросился обратно во дворец. Увидел Гаосинь-ван, как его любимый пес с головой врага в зубах вернулся во дворец, несказанно обрадовался и приказал дать псу побольше мелко нарубленного мяса. Но Паньху только понюхал блюдо, отошел прочь и с печальным видом улегся в углу комнаты. Паньху перестал есть и все время лежал без движения, а когда Гаосинь-ван звал его, он не вставал на зов. Так продолжалось три дня.

Гаосинь-ван не знал, что и делать, и, наконец, спросил Паньху: «Пес, почему ты ничего не ешь и не подходишь ко мне, когда я зову тебя? Неужели ты надеешься получить в жены мою дочь и сердишься на меня за то, что я не сдержал своего обещания? Не в том дело, что я не хочу сдержать обещания, но ведь пес и в самом деле не может взять в жены женщину». И вдруг Паньху отозвался человеческим голосом:

«Не печалься об этом, князь, а только посади меня на семь дней и семь ночей под золотой колокол, и тогда я смогу превратиться в человека».

Очень удивился князь, услышав такие слова, но исполнил и эту просьбу: посадил Паньху под золотой колокол, чтобы посмотреть, произойдет ли превращение.

Когда наступил шестой день, невеста Паньху, с нетерпением ожидавшая свадьбы, из опасения, что пес умрет от голода, тихонько приподняла колокол, чтобы посмотреть на Паньху. Тело Паньху уже превратилось в человеческое, и только голова все еще была собачьей, но превращение тотчас же прекратилось и голова уже не могла стать человеческой. Паньху выбежал из-под колокола, накинул на себя одежды, а императорская дочь надела шапку в форме собачьей головы. Они стали супругами. Потом Паньху со своей женой ушел в Южные горы и поселился в пещере среди диких гор, где никогда не ступала нога человека.

Императорская дочь сняла дорогие и красивые одежды, надела простое крестьянское платье, принялась безропотно трудиться, а Паньху каждый день уходил на охоту. Так они и жили в мире и счастье. Через несколько лет у них родились три сына и дочь. Однажды они, взяв детей, отправились во дворец навестить родителей. А так как у детей еще не было имен, то молодые супруги попросили Гаосинь-вана дать им имена. Старшего сына после рождения положили на блюдо, и поэтому его назвали Пань – Блюдо, второго сына после рождения положили в корзину и назвали его Лань – Корзина. Младшему сыну никак не могли придумать подходящего имени. Неожиданно небо разверзлось и загрохотал гром, поэтому мальчика назвали Лэй – Гром. Когда дочь стала взрослой, ее выдали замуж за отважного воина, и она получила его фамилию – Чжун – «Колокол». Впоследствии люди из этих четырех родов – Пань, Лань, Лэй и Чжун – переженились между собой, и от их сыновей и внуков возник народ, среди которого все почитали Паньху как общего предка[27]27
  Данная легенда являет собой тотемистический миф о животном-первопредке, но в ней весьма ощутимы последующие (исторические) напластования. Приводимая интерпретация архаического мифа, вероятно, относится к достаточно позднему времени, когда тотемистическая космогония уже отмерла, т. е. сделалась неактуальной в народном сознании. Об этом говорит потребность слушателей во «внешнем», дополнительном обосновании действий персонажей и общей канвы мифологического сюжета, потребность вписать его в исторический контекст, т. е. выстроить причинно-следственные взаимосвязи не на основе мистически-магическо мироощущения, а на основе рациональной этики (возможно, влияние конфуцианства) и принципах строгой социальной иерархии (безупречное следование своей судьбе в вассальной преданности своему сюзерену).


[Закрыть].

Император Яо

Император Поднебесной Яо, сын и наследник Ди-Ку, прославился необыкновенной скромностью[28]28
  Рассказ представляет собой типичное для китайцев представление об идеальном государе, который видит свой священный долг в заботе о своих подданных. В рассказе заметно влияние конфуцианской этики.


[Закрыть]. Как свидетельствует предание, жил он в простой хижине, крытой камышом, питался отваром из диких трав и вареным неочищенным рисом, одежду носил самую непритязательную. «Наверное, даже у привратника жизнь лучше, чем была у Яо!» – говорили после его смерти люди.

Но не только за скромность любил его народ. Рассказывают, что если в стране был кто-нибудь голоден, то Яо обязательно говорил: «Это я виноват, что ему нечего есть». Если кому-нибудь не было во что одеться, то Яо обязательно говорил: «Это я виноват, что ему нечего надеть». «Это я довел его до преступления», – говорил Яо, узнав о злодеянии, совершённом кем-нибудь из своих подданных.

Поэтому даже во время страшной засухи и последовавшего за ней великого наводнения люди продолжали по-прежнему всей душой почитать доброго правителя и ни в коей мере не сетовали на него.

Рассказывают, что в хижине Яо – в его дворце – время от времени появлялись счастливые предзнаменования.

На камнях выросло дерево Минцзя, имевшее интересную особенность. В начале месяца на нём каждый день вырастал новый стручок, и через пятнадцать дней, к середине месяца, их было пятнадцать. А со второй половины месяца стручки начинали опадать, и к концу месяца их не оставалось. Если в месяце было двадцать девять дней, то оставшийся на верхушке стручок засыхал и не опадал. С началом следующего месяца всё повторялось снова. Людям достаточно было посмотреть на стручки, чтобы узнать, какой сегодня день. Появление «живого календаря» считалось счастливым предзнаменованием, помогавшим Яо.

Было еще одно чудесное растение – Шапу. Выросло оно на кухне. Его листья были похожи на веер. При каждом движении возникал свежий ветер, который прогонял мух и комаров и в жару сохранял от порчи припасы. Экономному Яо такое растение очень помогало.

Притча о старике, играющем в цзижан

Большинство подданых искренне почитали государя Яо и привыкли отзываться о нем с величайшим уважением. Однако жил в те далекие времена один старик, которому было уже за восемьдесят, а он все продолжал на досуге играть в цзижан. Эта игра состояла в бросании палок и напоминала кегли или городки. Старик прекрасно играл в эту игру и всегда добивался успеха. Однажды один из зрителей, наблюдавших за игрой, заметил: «Сколь велика благодать нашего правителя Яо, которая простирается и над этим стариком». Старик отозвался: «Я не понимаю, о чем ты говоришь. Каждый день я начинал работать с восходом солнца и отдыхал лишь тогда, когда солнце пряталось за гору. Я сам вырыл колодец, чтобы пить из него воду, сам пахал поле, чтобы добывать себе пропитание. Скажи, в чем заключаются благодеяния Яо по отношению ко мне?» Тот не нашелся, что ответить[29]29
  Притча является ярчайшим примером «приспособления» древних мифологических и эпических сюжетов под нужды более поздних философско-этических систем (даосизм). С одной стороны, используется хорошо известная полулегендарная история, с другой – на ее основе пропагандируются новые идеи. В притче скрыта все та же полемика между даосизмом и конфуцианством, причеим она здесь более явная, чем в предыдущем случае. В ее сюжете можно уловить своего рода пародийное отражение известного предания о Конфуции, который, когда ему предложили важный государственный пост, отказался от него под предлогом, что блюдя в себе добродетель и стараясь быть безупречным, он тем самым уже участвует в управлении государством. Смысл этой конфуцианской легенды (возможно, придуманной в более позднее время последователями учения в целях его пропаганды) состоит в достаточно прозрачной идее, которую, излагая современным языком, можно было бы передать так: «быть, а не казаться». В социально-этическом плане это означало лишь одно – безупречно выполнять свой долг (правила «ли»), понятый в соответствии с традицией и существующей структурой общества. Если каждый член общества начнет безупречно выполнять свой долг, то и общество неизбежно станет безупречным, – считал Конфуций. Пародийность сотоит в том, что конфуцианская притча переводится в реальную плоскость (историческую), а затем осмеивается с точки зрения здравого смысла (продиктованного тем не менее даосскими представлениями о мире). Отказ Сюя Ю (или Конфуция) принять важный государственный пост трактуется с чисто даосской точки зрения (недеяние). Мудрец удаляется на реку Иншуй, чтобы не вмешиваться в социальную жизнь (т. е. происходит подмена мотивов), на что ему другой персонаж, пригнавший на водопой теленка (а Лао-цзы часто изображался верхом на быке), резонно говорит о том, что если не хочешь принимать на себя бремя деяний (т. е. участия в социальной жизни, а власть – это социальная жизнь в концентрированном виде), то нечего вообще было ввязываться в дела мира (т. е. «нарочно скитаться повсюду, создавая себе славу»). Следуя известной пословице, что «умный может выпутываться из трудных ситуаций, а мудрый в них попросту не попадает», Чао-фу отказывает «мудрецу» в мудрости. Примечательна последняя фраза: ««Мой теленок не станет здесь пачкать морду!» – сказал Чао-фу и повел скотину пить воду вверх по течению.» Если теленок олицетворяет собой Истинный Путь, т. е. Дао, то смысл этой фразы состоит в том, что любая социальная активность лишь отвращает от истинного пути и затормаживает внутренний духовный рост, поэтому черпать истину следует там, где она не замутнена грязью с ушей подобных «мудрецов».


[Закрыть].

Сюй Ю и пастух

Шло время, и Яо постепенно старел. В своём сыне Даньчжу, который был непочтителен, он не видел достойного наследника: Яо не хотел, чтобы весь народ страдал из-за его сына. Поэтому он особенно внимательно относился к способным людям в Поднебесной и искал среди них самого мудрого, чтобы еще при жизни уступить ему престол.

В те времена среди мудрецов самой громкой славой пользовался человек по имени Сюй Ю. Яо лично отправился к Сюй Ю, чтобы объявить ему о своем намерении уступить ему престол. Но Сюй Ю был человеком возвышенного образа мыслей и, не желая обладать властью, убежал и поселился на берегу реки Иншуй. Здесь нашли его посланцы государя, которые стали просить мудреца вступить в управление государством. Тогда Сюй Ю поспешил на реку Иншуй и начал промывать уши. В это время его друг, по имени Чао-фу, гнал теленка на водопой. Увидев, что Сюй Ю моет уши, Чао-фу удивился и спросил, в чем дело. Сюй Ю ответил, что хочет очистить свой слух от уговоров принять власть. Тут Чао-фу усмехнулся и сказал, что если бы Сюй Ю постоянно жил в уединении, как отшельник, то его никто бы и не тревожил; он же нарочно скитался повсюду, создал себе славу, а теперь моет уши. «Мой теленок не станет здесь пачкать морду!» – сказал Чао-фу и повел скотину пить воду вверх по течению[30]30
  Данная притча в известной мере противоречит предыдущему рассказу о добродетельном государе, ставит под сомнение конфуцианскую этическую систему, переводя полемику в совершенно иную плоскость. Если конфуцианство центром своей системы делало взаимодействие человека и общества, то даосская, идеи которой выражены данной притчей, таким центром делала взаимодействие человека и космоса, человека и вселенной (Дао). Из вышеперечисленного следует, что приведенная притча, скорее всего, отражает полемику между даосами и приверженцами конфуцианства, которая на протяжении столетий имела место в Китае.


[Закрыть].

Легенда о добродетельном Шуне

Долго и тщательно Яо искал себе преемника, и вот однажды услышал он о Шуне – добром к людям, почтительном к родителям сыне. Заинтересовала Яо и чудесная история рождения юноши. Согласно преданиям, в племени Шан в стародавние времена жил слепой старец Гу-Соу со своей женой. Не имели они детей и от этого очень страдали. И вот как-то ночью Гу-Соу приснился феникс с зернышком риса в клюве. Владевший человеческой речью феникс дал старику проглотить зернышко. Сказав, что от него пойдет в роду Гу-Соу потомство, чудесная птица взмахнула крыльями и скрылась.

Вскоре у супругов родился мальчик, не похожий на обычных людей. Его назвали Шунем («Зорким»), потому что в каждом глазу у него было по два зрачка. Вскоре мать Шуня умерла, а отец взял в жены злую женщину. Она родила мальчика, которому дали имя Сян («Слон»). Характером он был в мать – злобный и вредный. Если Сян проходил рядом с соседским участком, на котором колосилось просо, он не мог его не вытоптать. Следы разрушителя всегда вели в дом Гу-Соу. Люди не раз приходили с жалобой на младшего сына, но мать благосклонно относилась к его проступкам, считая их обычными детскими шалостями. Отец же, человек безвольный, ни в чём жене не перечил. И только Шуню терпением и убеждением удалось перевоспитать своего дикого брата. С Сяном он обходился в высшей степени вежливо и внимательно. Если Шунь видел, что Сян радовался, то и он начинал радоваться. Видя, что Сян печален, Шунь тоже становился грустным: он знал, что после капризов Сяна обязательно будут неприятности. Вскоре изумленные соседи увидели, как Сян, вместо того, чтобы вытаптывать поля, начал помогать старшему брату выкорчевывать пни.

И всё же жестокая мачеха решила извести Шуня. Глупец Гу-соу и Сян стали ей помогать. Шунь не мог больше жить в родном доме и ушел к горе Лишань, близ реки Гуйшуй. Там он построил тростниковую хижину, вспахал немного земли и зажил в одиночестве. Шунь часто думал о том, что он сирота, рано потерявший мать и терпевший от мачехи жестокие побои, и незаметно для себя слагал печальные песни.

Местные крестьяне, растроганные его добродетелью, начали уступать ему свои поля. Через некоторое время Шунь переселился на Озеро грома – Лэйцзэ, где занялся рыболовством. Рыбаки также полюбили его. Затем Шунь стал гончаром в Хэбине. Прошло немного времени, и, ко всеобщему удивлению, оказалось, что глиняные сосуды, изготовленные в Хэбине, самые красивые и прочные. По соседству с Шунем стали селиться люди. Через год в этом месте образовалось маленькое поселение, еще через год оно превратилось в большой поселок, а через три года там выросла столица.

Услышав обо всем этом от старейшин, в один голос говоривших, что именно Шунь достоин наследовать трон, Яо пригласил юношу к себе. Впервые Шунь увидел фениксов, бродивших по двору вместе с курами и петухом. Но более всего Шуня поразило дерево-календарь. Яо восседал за трапезой вместе с дочерьми и сыновьями. Шунь обратил внимание на то, что царь, царевичи и царевны ели не из золотой и не из серебряной, а из глиняной посуды.

Яо отдал Шуню в жены двух своих дочерей, Эхуан и Нюйин. Он поселил Шуня вместе со своими девятью сыновьями, чтобы убедиться, действительно ли юноша так талантлив, как о нем говорят. Яо подарил ему одежду из волокон пуэрарии и цитру, приказал соорудить для него несколько амбаров и подарил ему стадо коров и овец.

В одно прекрасное утро Шунь покинул царский дом с двумя женами, с луком в одной руке, цитрой – в другой. Сундук же везли на волах. Так простой крестьянин Шунь сделался зятем правителя и внезапно стал знаменитым и богатым.

Поселился Шунь отдельно от царя и от своих родителей. Но родительский дом был недалеко. Отец и мачеха, видя, что Шунь, издавна вызывавший у них ненависть, вдруг возвысился, стал богатым и знатным, начали ему завидовать. Мачехе удалось настроить против Шуня отца, который беспрекословно слушался супругу и исполнял все ее желания и капризы.

Однако Шунь к своему семейству не питал никакой злобы. Он с молодыми женами пришел навестить родителей, принес им подарки и обращался с ними так же почтительно и с любовью, как раньше, не кичась своим богатством. Жены Шуня не были заносчивыми, хотя и происходили из знатного рода. Они выполняли все домашние работы, ухаживали за свекровью и были примерными невестками. Но все это не рассеяло злобы семейства Шуня. Скорее наоборот, известность Шуня усилила ее до крайности. Орудием в руках мачехи стал злобный Сян. Его свела с ума небесная красота жен Шуня, и он был заинтересован в смерти своего брата, так как по обычаям времени в этом случае всё состояние Шуня и его жены перешли бы именно к Сяну.

Гу-Соу как-то пригласил сына починить прохудившуюся кровлю амбара. Перед тем как отправиться к отцу, юноша заглянул к женам, чтобы они знали, куда он идет. Услышав о приглашении отца, красавицы переглянулись.

– Не ходи! – сказали они в один голос. – Тебя замыслили сжечь.

– Но могу ли я отказать тому, кто меня родил?! – возразил Шунь.

Эхуан и Нюйин, подумав, ответили:

– Ну ладно, иди. Только завтра утром сними старую одежду. Мы дадим тебе новую, и тогда тебе нечего бояться.

Эти две девушки из богатого рода где-то научились волшебству. Они умели предсказывать будущее, обладали чудесными талисманами и решили использовать свою волшебную силу, чтобы спасти любимого мужа. На другой день сестры достали из сундука яркую разноцветную одежду с узорами, изображавшими птиц. Шунь облачился в нее и отправился помогать отцу чинить амбар.

Отец, мать и брат встретили Шуня ласково. Они сами принесли лестницу и установили ее так, что Шуню оставалось лишь подняться на крышу. Когда он срывал прогнившие доски, злоумышленники незаметно забрали лестницу, подбросили к стенам заранее припасенный хворост и подожгли его. Увидев пламя, Шунь заметался в поисках лестницы. Не найдя ее, он понял, что его хотят погубить. Тогда он поднял руки к небу и стал взывать о помощи. Внезапно тело его покрылось разноцветными перьями, руки превратились в крылья, уста – в петушиный клюв. Став фениксом, из зернышка которого он когда-то родился, Шунь взлетел в небо. Вскоре он опустился неподалеку от пылающего амбара без своего одеяния, но в человеческом облике.

Злодеи не могли примириться с тем, что не убили Шуня, и попытались погубить его во второй раз. На этот раз к Шуню отец явился сам. Безо всякого смущения он попросил сына вычистить колодец. Шунь, будучи почтительным сыном, не отказался, но рассказал женам о разговоре.

Утром они достали из сундука одеяние с вышитым на нем драконом и посоветовали супругу надеть его под старое платье. В случае опасности надо было только снять старое платье, и чудеса произойдут сами собой. Выполнив это, Шунь простился с женами и отправился в родительский дом. Злые родственники, видя, что на Шуне нет чудесного платья, втайне радовались тому, что на этот раз незадачливый Шунь обязательно погибнет. Они мигом сбегали за канатом и, прикрепив его, опустили в колодец, так что Шуню оставалось лишь взять лопату и спуститься. Но не успел он добраться до воды, как сверху обрушились камни. Шунь вначале растерялся, а затем, придя в себя и не обращая внимания на помехи, снял старую одежду и превратился в прекрасного дракона, покрытого чешуей. Дракон поплыл по подземным источникам и через другой колодец выплыл наружу. Между тем родичи продолжали сверху заваливать колодец камнями и глиной. Засыпав его до уровня земли, все, кроме Сяна, отошли, он же стал втаптывать землю в колодец всей своей тяжестью, так что вскоре уже нельзя было различить и место, где было углубление.

После этого все, оживленно беседуя, двинулись к дому Шуня.

Услышав печальную весть и не зная, правда ли это, жены Шуня, закрыв лица руками, удалились в задние покои. Радостный Сян, добившийся исполнения своих желаний, договаривался с матерью о разделе имущества брата.

– Ведь эту мысль подал я, – сказал он, оживленно размахивая руками, – но из имущества мне ничего не надо, пусть скот, земля и дом отойдут родителям. Я хочу лишь цитру, лук и его жен.

Вслед за этим Сян схватил со стены цитру Шуня и, исполненный радости, заиграл на ней. Мачеха и слепой отец радостно ходили по дому, щупая и выбирая вещи. В это время, как ни в чем не бывало, вошел в дом Шунь.

– Дорогие гости! Я вас не ждал в доме! – сказал он окаменевшим от ужаса злодеям. – А вы, жены, подайте моим родителям и брату угощение.

Больше не было сказано ни слова. Шунь, искренний от природы, несмотря на испытания, сохранил по-прежнему почтительность и любовь к родителям и брату, как будто ничего не случилось.

Злодеи, досадуя, что Шунь не погиб, не успокоились и придумали новый коварный план: пригласить Шуня в гости и, напоив, убить его.

Вернувшись домой, мачеха занялась приготовлением яда, заставив мужа толочь в ступе какие-то крупинки. Наутро Сян отправился к Шуню, чтобы пригласить его в гости.

Едва Сян покинул дом Шуня, как он обратился к женам:

– Что же теперь мне надеть? – спросил он. – Я уверен, что они не думают мириться со мною, а намерены меня погубить.

Жёны вынули из сундука с приданым порошок и дали его Шуню с наказом:

– Возьми это снадобье и умойся им. Тогда ты можешь пить завтра вино, – ручаемся, все будет в порядке. На кухне для тебя уже подогрета вода.

Шунь послушался своих жен, умылся приготовленным зельем и на другой день в новом платье отправился к родителям.

Его ожидал стол, уставленный яствами, и радостные лица родственников. Усадив Шуня на почетное место, злодеи стали потчевать гостя. Шунь не заставлял себя долго уговаривать и раз за разом опустошал кубки и чаши с вином. Он пил много. Несмотря на это, когда все, кто уговаривал его выпить, совершенно опьянели, Шунь по-прежнему сидел прямо. Он продолжал пить вино, как ни в чем не бывало.

Было выпито несколько кувшинов вина, съедены все закуски, и на столе не осталось никаких угощений. После этого Шунь встал, свысока поглядев на родичей, которые уже не могли связать двух слов, и вышел из их дома.

За происходящим наблюдали сыновья Яо и рассказывали отцу обо всём. Правитель решил, что Шунь может быть его наследником. Но, будучи человеком осторожным, все же решил сам устроить зятю испытание. Он предложил ему отправиться в глухой лес, населенный дикими зверями и жуткими призраками, и, пройдя через него, вернуться к утру. Когда стемнело, Шунь бесстрашно направился в Лес Ужасов, который еще никому не удавалось перейти. В древних записях говорится, что Шунь, идя по лесу, совершенно не испытывал страха. Ядовитые змеи при виде его уползали, тигры, барсы, шакалы и волки не осмеливались причинить ему вреда.

Выдержав последнее испытание, Шунь принял верховную власть из рук Яо.

Прежде всего Шунь отправился на колеснице, запряженной драконами, в родную деревню. Мачеха уже умерла. С отцом, который к тому времени понял, какой у него благодетельный сын, Шунь помирился. Искренне раскаялся и Сян. Впоследствии Шунь назначил Сяна князем в области, где было много слонов.

Став Сыном Неба, Шунь прежде всего занялся преобразованиями в области музыки, и не только потому, что очень ее любил. Шунь в своей жизни успел убедиться, что ни один вор и мздоимец не любит музыку, если не считать звона золотых и серебряных монет. Музыка, по мнению Шуня, могла лучше исправлять нравы, чем самые жесткие законы. Музыка оставалась любимым занятием Сына Неба до конца его дней.

Шунь, как и Яо, правил несколько десятков лет и сделал для людей очень много. Потом он, подобно императору Яо, передал трон не своему сыну Шанцкюню, увлекавшемуся лишь пением и танцами, а Юю, который прославился тем, что усмирил потоп. В конце жизни Шунь поехал осматривать южные земли и по дороге скончался[31]31
  Рассказ о Шуне – типичная иллюстрация конфуцианских воззрений. В легенде (по сути являющейся притчей) наглядно демонстрируется, как добродетель, почтение, смирение и прочие достоинства (в полном соответствии с правилами «ли») помогают герою не только выходить из самых сложных ситуаций, но и получать за свои добродетели награду – в конечном итоге получить верховную (божественную) власть в стране, т. е. занять высшую ступень в иерархии конфуцианцев.


[Закрыть]. Печальная весть вызвала великую скорбь у людей во всей стране. Жены Шуня скорбели так, что сердца их разрывались от горя. Они тотчас же направились на юг. По дороге они не переставали горько плакать, их горькие слезы падали на стволы бамбука. От этого на деревьях оставались крапинки. С тех пор на юге и растет пятнистый бамбук, называющийся «бамбук фей реки Сян». При переправе через реку Сян лодка опрокинулась, женщины утонули и стали феями этой реки. Издалека можно было видеть блеск их красивых глаз, вызывающий грусть у людей. Если у них было плохое настроение из-за горестных воспоминаний, они входили в воды реки, тотчас поднимался ветер и начиналась буря. Появлялось множество удивительных существ, похожих на людей. Одни стояли на змеях, другие со змеями в руках носились по волнам.