Текст книги "Шесть дней в сентябре"

Через два с половиной часа Дронов сломался.

Всю пятницу и половину субботы он провел в одной типографии, директор которой сочувствовал Движению. Парень помогал печатать листовки, содержание которых отнюдь не способствовало умиротворению межнациональных отношений, за что Ольга мстительно пообещала его посадить за разжигание межнациональной вражды.

– Не получится, – устало огрызнулся поникший Дронов.

– Посмотрим, – торжествующе прошипела Ольга, глядя, как его уводят из кабинета.

А вот Олега Дронов уже не интересовал. Было ясно, что к убийствам парень отношения не имеет, и Олег поспешил в кабинет Сытина.

Выйдя из РОВД, Сергей Родин не торопился домой. Бесцельно сел в один троллейбус, потом в другой, потом, пройдясь немного пешком, в последний момент свернул в первое попавшееся кафе, заказал мороженое.

Разговор со следователем, бесконечные расспросы поневоле разбередили душу, нахлынули воспоминания.

– Еще заказывать будете?

– Что? – Сергей недоуменно уставился на подошедшего официанта. Тот уже давно недовольно косился на странного парня, занявшего столик на целый час и так ничего, кроме мороженого, не заказавшего.

– Еще что-нибудь желаете заказать? – подчеркнуто вежливо повторил официант.

Сергей огляделся. Человек в углу зашел в кафе сразу за ним, а раньше Сергей видел его в троллейбусе, только не мог вспомнить в каком: кажется, даже в первом.

Официант ждал.

Сергей спросил:

– У вас туалет есть?

Официант недовольно поджал губы:

– В коридоре.

Сергей встал и направился в коридор.

Человек за столиком аппетитно поглощал очередной бисквит.

Официант демонстративно встал у выхода.

Прошла минута, пять, почти десять.

Официант пересек зал, в коридоре постучал в запертую дверь; не дождавшись ответа, подергал ручку. Безрезультатно. Он недоуменно смотрел на хлипкий замок – не ломать же.

Любитель бисквитов стремительно вскочил, подбежал, не обращая внимания на крик официанта, плечом практически сорвал дверцу с петель. Туалет был пуст, маленькое окошко под потолком открыто. Любитель бисквитов сунул растерянному официанту купюру и выбежал наружу.

Официант лишь выругался ему вслед:

– Козлы!

На столике в центре кафе сиротливо стояло одинокое мороженое: Родин к нему так и не притронулся.

Директора военно-патриотического клуба Медведева разыскали позже всех и привезли в ОВД ближе к вечеру, в шестом часу. Артур Алексеевич оказался невысоким мужчиной с крупными плечами, короткой стрижкой рано поседевших волос. Он не нервничал, во всем его облике чувствовались спокойная уверенность и умение владеть собой.

Допрос проводили Олег и Сокольцов. Медведев на вопросы отвечал кратко, по-военному, сам вопросы не задавал – будто отчитывался перед старшим по званию, которого спрашивать не положено. Это не было угодничеством – просто выработанная годами службы привычка. Собственно допрос сразу зашел в тупик: на первый же вопрос Медведев заявил, что еще восьмого уехал на дачу, где и провел все прошедшие дни.

– Вы были один? – спросил Сокольцов.

– Один. С женой я развелся.

– Кто вас там видел? Соседи, гости вас навещали?

– Дача – громко сказано, – пояснил Медведев. – На самом деле просто хозблок из вагончика. Наш дачный поселок совсем молодой: ни света, ни воды, большинство участков – пустые, на некоторых – времянки из ящиков. Никого в поселке не было, во всяком случае, в нашем углу.

– А сторожа-то у вас там есть?

– Числится один. Но он не свидетель, постоянно пьян. Кроме того, сторожка на другой стороне поселка, а от моего участка есть более короткая дорога к шоссе, так что он обычно даже не видит, когда я приезжаю или уезжаю.

Медведев словно сам старался лишить себя алиби. Сокольцов несколько растерянно посмотрел на коллегу, дескать, что еще спрашивать? И Олег вступил в разговор:

– Вы часто своих питомцев покидаете?

– Так вас интересую я или мои ребята? – поинтересовался Медведев. – Кто-то из них что-то натворил?

– А что, могли?

Медведев пожал плечами:

– А почему нет? Ребята молодые, ветер в головах погуливает.

– Что же вы таких военному делу учите? Воспитаете убийц, – сказал Сокольцов.

– Мы воспитываем не убийц, а воинов, – отрезал Медведев. – Патриотов.

Майор впервые показал зубы. Олег окончательно убедился, что готовность отвечать, не задавая лишних вопросов, вызвана не страхом перед властью, а выработанным уважением к старшему, к должностному лицу, находящемуся при исполнении. Но если задевались какие-то идеалы, майор готов был врезать и фигурально, и в прямом смысле.

Действуя провокационно, Олег спросил:

– А вот Сергей Адамович Ковалев недавно говорил, что патриотизм – последнее прибежище негодяев.

– Дурак ваш Сергей Ковалев, – рубанул майор. – Безграмотный, невежественный, необразованный. Он даже правильно не может процитировать довольно известное выражение.

– А как правильно? – невинно поинтересовался Олег.

– Книги читать надо, – язвительно ответил Медведев. Он обиженно засопел и развивать эту тему, было видно, не намеревался.

«Майор способен на поступок», – подумал Олег. Он достал пачку сигарет (сам не курил, а для таких случаев держал в столе), предложил Медведеву и примирительно поинтересовался, когда тот после некоторых колебаний решился закурить:

– Не любите правозащитников?

– Только тех, для кого правозащита стала профессией.

– А чеченов?

– Выходит, вы убийство в третьем подъезде расследуете, музыканта. Вот в чем дело.

– Кстати, музыкант этот жив остался.

– В самом деле? – рассеянно заметил майор. Он глубоко затянулся, одобрительно заметил: – Хорошие сигареты. Между прочим, по закону вы обязаны сообщить мне, на предмет чего меня допрашиваете.

– Вы законы знаете, – улыбнулся Олег.

– Это только ковалевы полагают, что военные глупы и безграмотны. Полагают так, кстати, от собственной безграмотности.

– И какие знания вы передаете своим подопечным?

– Азы военного дела. Выживание: в лесу, в городе, в коллективе. Оружие. В конце концов, просто учим, как вести себя восемнадцатилетнему юнцу, оказавшемуся после маминых пирогов в казарме. Это тоже важно.

– И рукопашный бой?

– В том числе, – подтвердил Медведев.

– Как вы думаете, кто-нибудь из ваших ребят мог начать мстить чеченцам?

– Мстить за что?

– Да вообще. За взрывы в Москве. За заложников, вон сколько по телевизору про них рассказывают.

Олегу показалось, что тень сомнений на долю секунды легла на лицо Медведева, но, помедлив, майор все же ответил отрицательно:

– Никто. Я им верю.

– Ваш помощник Ильин, – Олег замялся, подыскивая слова, – он… какой-то… неуверенный. Будто пришибленный.

– Задроченный, вы хотите сказать. Радик много пережил, потерял близких людей. Но на убийства он не пойдет, не тот характер.

– Вам многие ветераны помогают?

– Многие. Военное братство – не пустой звук.

Медведев не стал конкретизировать, и Олег спросил:

– Родин Сергей, например?

– Хороший парень.

– Хороший парень – не профессия.

– Мне он нравится, – отрезал майор.

– Не нравится мне этот майор, – сказала Ольга, – и клуб не нравится. Готовят потенциальных киллеров.

Они пили чай, согретый тут же, в кабинете, с помощью самодельного кипятильника.

– Клуб тут ни при чем, – отозвался Тютин. – Закрой его, и ребята уйдут на улицу, не исключено, что к тем же бандитам. А навыки потенциальный киллер запросто получит в армии, на войне, да где угодно, у других преступников, например. Но к Медведеву и его ученикам стоит приглядеться.

Но сделать они ничего не успели. Дальнейшие события завертелись с калейдоскопической быстротой.

Вначале факс «выплюнул» ответ на запрос, что десантник капитан ВДВ Петров Виктор Иванович погиб утром десятого сентября в бою в горах Дагестана.

В полной тишине Тютин вычеркнул фамилию капитана из таблицы на стене, постоял, глядя на жирную черту. Видимо, соседство погибшего десантника и рецидивиста Глотова показалось ему оскорбительным, и Тютин сердито велел Анисину:

– Забелите вы эту графу чем-нибудь.

Ольга украдкой прошептала Олегу:

– Просто рок какой-то: сначала ребенка потеряли, теперь вот муж погиб. Бедная женщина.

Почти тут же Тютину сообщили, что Родин ушел от слежки. Ольга расстроилась еще больше. Расстроилась откровенно, даже слезинки затрепетали на ресницах, и словно защитный панцирь, привычно защищающий ее от назойливого внимания притянутых ее красотой мужчин, вдруг спал с нее. Олег второй за день видел ее такой, открытой, и эта переживающая, по-женски эмоциональная Ольга была ему еще ближе, чем холодная, неприступная светская львица. Он взял ее за руку, впервые рискнув прикоснуться, и участливо спросил:

– Ты не хочешь, чтобы это был Родин?

– Не хочу, – откровенно призналась она. – Ты полагаешь, это глупо? Следователь, наверное, не может так сопереживать. И кроме того, нет фактов, указывающих на невиновность Родина, скорее – наоборот… Но отчего-то мне не хочется, что бы это был он. Что-то в нем есть хорошее, и он страдал. И мама его, такая несчастная, с этим помойным ведром… Понимаешь?.. Нет, не поймешь. Я и сама не понимаю до конца.

– Почему же, – шепнул Олег, – понимаю. И вовсе это не глупо.

Откровенно говоря, Олег и сам толком не знал, где он подыгрывал любимой, как это делают миллионы мужчин, а где действительно ощущал нечто подобное, хоть и не так обостренно, как Ольга. Но девушка поверила ему. Больше они не сказали друг другу ни слова, но этот миг сопереживания определенно их сблизил, и сблизил сильно.

И только ради этого мига Олег выбил у Тютина служебную машину и съездил в парк Горького. Один пьяненький мужичок вроде бы опознал Родина по фотографии, но поверить ему было трудно. Мужичок был из тех завсегдатаев, что за кружку пива опознают кого угодно.

Проведенные срочно у Родиных и на работе у Тамары Васильевны обыски результата не дали. На квартире была оставлена засада, но больше для проформы – было ясно, что Родин дома больше не появится.

Интересная находка ждала Сокольцова, выехавшего с обыском на садовый участок Родиных. В сарае следователи увидели свежевырутую яму, а в ней ящик из-под гранат. Ящик был еще весь в смазке, но ни одной гранаты в нем не было.

На чердаке сыщики обнаружили очень старенькую, но вполне рабочую пишущую машинку. Образцы шрифта срочно отправили на экспертизу, но ликующий Анисин сразу заявил, что он и без экспертизы, на глаз видит, что письма в газеты отпечатаны именно на этом допотопном агрегате.

В подвале было сыро, из ржавой трубы монотонно капала вода, вдалеке, пугая девочку, страшно завывал ветер, гуляя по пустым отсекам.

Вчера, привязав девчушку к деревянному щиту, похититель удовлетворенно огляделся и мрачно буркнул:

– Не зиндан, конечно, но тоже неплохо.

Долгие часы девочка пролежала неподвижно, чувствуя, как немеет стянутое веревками тело. Кричать она не могла из-за куска лейкопластыря, стягивающего рот, и только поскуливала от ужаса и страха. Она понимала, что девочка из семьи Сайтановых не должна была ронять свое достоинство – так ее воспитывали мама и бабушка, но боже, как страшно было в этом каменном мешке, одной, ночью. А теперь и мама, и бабушка, и братишки, и сестренки – все они мертвы. Она знала, что такое смерть. В Чечне убивали часто. Там, слушая разговоры взрослых и частые выстрелы, она свыклась со смертью, но тут, в Москве, поверила своим детским умом, что все страшное осталось позади, что здесь смертей не будет. И мама так радовалась, когда дядя забрал их в Москву из Грозного.

«Нас теперь будут убивать по всему миру, – прошептала девочка и поправилась: Уже убивают». Она вспомнила маму, весь вчерашний ужас, и слезинки побежали по ее щекам. Но еще страшней стало, когда в проходе послышались шаги и похититель в маске склонился над ней. Она еле сдержалась, стиснула зубы: уж больно страшны были глазницы-прорези в маске.

Помедлив (казалось, он наслаждался ее страхом), он содрал пластырь с ее губ и спросил грубо:

– Ты где жила, там, в Чечне?

– В Олхерое.

– Это что за город?

– Поселок.

– Деревня, значит.

– Поселок, – несмело поправила она.

– В своем доме?

– Да.

– У вас были заложники, рабы?

– Не было, – торопливо ответила она.

– Значит, у соседей были. Если сами не держали, то знали, кто держит. Только не говори, что не знали. В деревнях все друг про друга знают. И вы знали. Знали и мирились. Значит, фактически соучастниками были. Не осуждали. И вы ведь даже сами себе, каждый внутри себя, признать не можете, что Россия вас за дело мочит. Что нехорошо рабов держать. Что не зря вас ненавидят. Вы до сих пор думаете, что Россия вам что-то должна. Вон сколько у вас злости в глазах. Все вы кровники.

Она не поняла, но прореагировала по-детски:

– Мой папа тебя найдет.

– Ага! – Он словно обрадовался. – На этом вы и держитесь. На страхе, на жестокости. Ненависть вас питает! Вас мало, но вы пугаете всю страну. Но представьте, что будет, когда русские у вас научатся? Что с вами тогда станет? Вас всего триста тысяч. Если мы начнем, как вы, – мстить! Лично! За каждого!

Он достал нож. Тут она уже не сдержалась, всхлипнула. Это проявление страха будто остановило похитителя, а может, он просто захотел продлить удовольствие, но рука с ножом задержалась, он заколебался.

Вернувшись из парка культуры, Олег застал свой кабинет пустым и соседний, отведенный Сокольцову и Тимченко, тоже. Проходивший по коридору опер на вопрос Олега ответил:

– А они, кажется, в медпункте. Там какую-то девочку привезли, которую ваша группа искала. Вот они туда и рванули.

В медицинском кабинете фельдшер отдела Фролова осматривала бледную испуганную девчушку. Кроме них в кабинете была только Рябинина.

Олег за эти дни настолько привык быть постоянно рядом с Ольгой (к хорошему, как известно, привыкаешь быстро), что не раздумывая сунулся внутрь. Тютин, который вместе с Сокольцовым и Тимченко безропотно стоял в дверях, одернул следователя:

– Стой тут. Девочку только привезли, надо ее осмотреть.

Ольга хлопотала над девочкой: вытерла слезы, поправила кофточку. Олег с умилением наблюдал за этой сценой.

Тютин шепнул:

– Спорим, я угадаю, о чем ты сейчас думаешь?

– О чем?

– Что она будет хорошей матерью.

– Не угадал, – ответил Олег и покраснел. Именно об этом он и думал.

– Тьфу. – Тютин аж сплюнул. – Скучно с тобой. Банально. Неужели все влюбленные одинаково глупы?

Сокольцов и Тимченко гадко хихикали. Олег поспешил сменить тему:

– Где ее нашли?

– Сама нашлась. На Павелецком вокзале подошла к инспекторше в форме.

«Тетенька, – говорит, – я – родственница Райбека Сайтанова, Айшат.

Меня вчера похитили». Инспекторша от такого чуда чуть в обморок не грохнулась.

Фролова закончила осматривать девочку, кивнула Тютину, разрешая поговорить.

– Сайтанова известили? – спросил Олег.

– Конечно. Он едет.

– Будем ждать? – Олег вопросительно посмотрел на начальника: по закону опрашивать несовершеннолетних можно только в присутствии родственников.

– Некогда. – Тютин решительно шагнул в кабинет. Он даже не стал забирать девочку из санчасти, решил разговаривать здесь, не откладывая.

Девочка испуганно смотрела на вошедших.

– Не бойся, – полковник постарался говорить поласковее, – мы твои друзья.

Девочка не ответила.

Тютин извлек из кармана мягкую игрушку (заранее, что ли, приготовился), неловко сунул девочке: «Посмотри, что у меня есть». В другой ситуации Олег бы умер со смеху или разом расквитался за все насмешки – оказывается, самоуверенный Тютин может быть очень неуклюж, но сейчас было не до смеха: девочка мельком глянула на зайца, равнодушно положила на топчан и больше ни разу на него не взглянула.

Тютин растерянно попросил:

– Ольга, давай ты. К тебе она, кажется, более-менее.

Рябинина склонилась над девочкой:

– Айшат, мы тебя все искали.

И вновь девочка промолчала.

Ольга продолжила:

– Понимаю, тебе тяжело. Но мы должны его поймать. Пожалуйста, ответь на мои вопросы.

Девочка едва заметно кивнула.

– Ты нашлась на вокзале. А как ты туда попала? Ты там провела ночь?

– Нет. Он меня привез на вокзал на машине. Высадил у входа и сказал, чтобы я подошла к первому попавшемуся милиционеру.

Олег и Тютин переглянулись.

– А где ты провела ночь?

– В подвале.

– Это далеко от вокзала? Вы долго ехали на машине?

– Не знаю. У меня нет часов. – Она подумала: – Долго. – И повторила: – Долго.

– Тогда скажи, пожалуйста, твой похититель был один?

– Один.

– Ты его сможешь узнать? – Девочка заметно вздрогнула, и Ольга торопливо прибавила: – Ты не бойся, мы тебе покажем фотографию. Тебе больше не придется с ним встречаться.

– Не узнаю. Он был все время в маске.

– Даже в машине?

– В машине он велел мне уткнуться в ладошки и не смотреть на него. И вообще никуда не смотреть.

Девочка стыдливо опустила голову: она словно чувствовала себя виноватой, эта семилетняя девочка, виноватой, что не разглядела лица убийцы, что не могла помочь им, взрослым.

– Ничего, ничего, – поспешила успокоить ее Ольга. – Ничего страшного.

А скажи, он с тобой о чем-то разговаривал?

– Он все время говорил, – немного оживилась девочка. – Без остановки.

– А о чем?

– Обо всем. О войне, нас, чеченцев, ругал, о рабах, о заложниках. Тетенька, а что такое заложники?

Сокольцов нагнулся, спросил ласково:

– А в твоем доме были не чеченцы, которые работали? Они обычно в подвале живут?

– Сокольцов! – строго крикнула Ольга. – Займитесь своими делами!

– А я что, – смутился Сокольцов: Рябинина еще ни на кого никогда не кричала, а тут… – По телевизору…

– Идите отсюда.

Тютин промолчал, и Сокольцов обиженно направился в коридор и встал в дверях.

Девочка прижалась к Ольге, доверительо шепнув:

– Тетенька, я плакала, но ночью, когда была одна в подвале. А потом, при нем, не плакала. Честное слово.

– Я тебе верю. – Ольга погладила девочку по голове. – А что еще его интересовало?

– Спрашивал, где я живу.

– И что ты ему рассказала?

Девочка опять замолчала, уткнула голову в колени. Ольге она сейчас почему-то очень напомнила пианистку.

– Айшаточка, – ласково попросила она, – расскажи мне. Не бойся. Расскажи, как было.

Тут девочка не выдержала – видимо, сказалось все, что ей пришлось пережить в последние часы. Обхватив Ольгу за шею, она зарыдала, зарыдала во весь голос, по-детски. И Ольга, Ольга Рябинина, почти готовый следователь Генпрокуратуры, обняв ее, тоже всплакнула вместе с ней, всплакнула по всем женщинам и детям, уставшим от этой бессмысленной и долгой бойни.

Тютин потянул Олега за рукав:

– Пойдем выйдем. Дай бабам поплакать.

– Олег подозрительно посмотрел на него, но полковник был предельно серьезен, даже хмур.

Они постояли в коридоре. Тютин курил, нервно и грустно. После долгого ожидания дверь открылась, Ольга позвала их. Девочка немного успокоилась. Комкая в руках Ольгин носовой платок, она рассказывала:

– Он спросил, где я сейчас живу. Я сказала, что в Малаховке. Потом он спрашивал, много ли там таких, как я, чеченских детей. – Девочка опустила голову, она старалась не смотреть на лица мужчин. – Я сказала, что точно не знаю. Может двадцать, может тридцать, но нас, детей, целый автобус. Специальный автобус возит нас в соседнюю деревню, в школу.

– Ага! – выдохнул Тютин. Он посмотрел на часы. – А во сколько вас везут обратно?

– После шестого урока. В три мы отъезжаем от школы.

Тютин схватил Олега за плечо, больно сжал пальцы:

– Звони Сайтанову, где эта Малаховка? – И крикнул в коридор: – Коля, Соколец, вызывай СОБР! Будет заваруха. Срочно, ребята, время не ждет.

Они поспешили к выходу. Девочка успела крикнуть им вдогонку:

– Он еще спросил – а в вашей школе одни чечены учатся? Я сказала – нет, большинство русских.

Олег не знал, услышал ли ее Тютин, ибо полковник уже выскочил в коридор. Олег поспешил следом, на ходу набирая номер Сайтанова. Банкир ответил сразу. Без предисловий Олег спросил:

– Райбек, ваша племянница живет в Малаховке, это где?

– А в чем дело? – насторожился Сайтанов. – Я уже подъезжаю. Приеду – поговорим. Как моя родственница?

– Нет времени. – Тютин уже бежал, и Олег спешил за ним: в телефоне возникли помехи, и он заорал:

– Говорите быстрее!

Сайтанов помолчал, потом, поняв, что просто так следователь не закричит, назвал координаты.

Не прощаясь, Олег отключился, догнал Тютина. На улице их ждал Соколец с автоматом и бронежилетом в руках.

– СОБР в минутной готовности, куда ехать?

– Это по Киевскому шоссе. Двадцать минут от Кольца.

– Пусть присоединяются к нам по пути, – велел Тютин.

Они сели в «Волгу». В последний момент, выскочив из ОВД, в машину села Ольга.

– Боже мой, – пробурчал Тютин. – Коля в бронежилете и вы, мадемуазель. Теперь мы его точно поймаем.

Ольга не обратила на него внимания, только произнесла, когда машина тронулась:

– С девочкой осталась Фролова.

Они залегли на опушке леса, в том месте, где он вплотную подступал к реке. До моста было около километра ровного, как стол, поля. Только в одном месте, примерно на полпути, росла березовая рощица да вдоль берега зеленел кустарник.

Тютин сразу нацелился на этот мост через речку, что текла между поселками Малаховкой, в которой стараниями Сайтанова образовалась настоящая колония из его земляков, и Родионово, где учились дети всех окрестных поселений. Олег уверенности полковника не разделял. Сомневаясь, он повторил:

– Не уверен, что он придет именно сю-да. Возьмет и захватит школу, как дом Сайтанова. Хороши мы будем тут сидючи.

– Не паникуй, – нервно дернул рукой с биноклем Тютин. – Он парень с выдумкой. Повторяться не будет. И понимает, что второй раз с заложниками мы его не выпустим. Кроме того, должен же он использовать взрывчатку. А шоссе долбить (Слава богу, тут не проселок), закладывая фугас, ему времени нет. Мост для него – единственное на всей дороге подходящее место. – В голосе майора звучало настоящее раздражение, даже злость, а не привычная уже Олегу ирония. Олег подумал, что Тютин сам не уверен в своей правоте и терзается сомнениями, но тем не менее он повторил упрямо:

– Осмотреть надо мост.

– Я понимаю, – еще злее прошипел Тютин. – Но как! Он уже наверняка здесь. Сидит или в рощице, или в кустарнике.

– Может, прочешем рощу и кусты? – предложил Олег.

– Нет, с поличным его брать надо. Возьмем, а он скажет, что грибы собирает. Докажи обратное.

– Какие еще доказательства? Пройдем цепью, ему деться некуда, вокруг поле. Загоним, как зайца.

– А вдруг он где-то рядом, тоже на опушке? И тут мы, вылезаем и топаем в кусты и в рощу. Он спокойно слиняет. Ты, кстати, ори громче, может, он тебя услышит.

Олег прошептал в отчаянии:

– Но как-то надо убедиться, что мы на правильном пути.

На реке появилась лодка. Стоя на корме, ею правил мужичок в телогрейке, флегматично втыкал шест в дно, отталкиваясь.

Тютин приподнялся, негромко кликнул:

– Эй, дед Мазай. Греби сюда.

Мужик ответил:

– Я не дед Мазай. Я скорее гондольер. Только тут не Венеция. – Останавливаться он явно не собирался.

Тютин показал ему автомат:

– Греби, говорю, сюда. И не писай – милиция.

– А сейчас милиция не лучше бандитов, – отреагировал мужик, но лодку развернул.

– Давай за минером, – велел Тютин Олегу.

Пригибаясь, Олег отошел от опушки. Метрах в двухстах, в небольшом овражке сидели Соколец, Анисин, Рябинина и полтора десятка рослых собровцев, которым Тютин велел: «Сидеть в этой яме, не дышать, не сопеть и не курить».

– Нужен минер, – обратился Олег к командиру СОБРа, мрачному капитану Орлову. – Дайте ему рацию и три-четыре бушлата. – Да-да, – повторил он нетерпеливо. – Полковник приказал. Пусть ребята с себя снимут. Скорее.

Орлов хотел что-то сказать, но сдержался, только покачал головой. Тютин пользовался в управлении репутацией бешеного, и связываться с ним не хотели даже собровцы, только что в очередной раз вернувшиеся из Чечни.

Пока Орлов выбирал, кому из его людей раздеваться, Олег пояснил, отвечая на недоуменный взгляд Ольги и Анисина:

– Тютин полагает, что он уже заложил взрывчатку и сейчас сидит где-то рядом. Скорее всего, на берегу или в роще, около моста.

Невысокого, флегматичного минера по прозвищу «Бублик» положили в лодку, забросали одеждой.

– Лежи, не шевелись, – напутствовал его Тютин. – А ты, гондольер, греби, как греб. Ничего не бойся.

– Я и не боюсь, – отреагировал мужик.

Лодка все так же неторопливо заскользила вперед. У моста под высоким берегом, из-за которого это место не просматривалось ни из кустов, ни из рощи, Бублик выскользнул из-под одежды и по воде прошел к опорам. Лодочник, не останавливаясь, проплыл дальше.

Скоро Бублик вышел на связь и доложил:

– Тут взрывчатка: гранаты и шашки.

Закладывал в спешке, почти не маскировал. И радиовзрыватель, самодельный.

Осматриваю… Не шибко справный, но взорвется.

– А радиус у него какой? – поинтересовался Тютин. – С какого расстояния он сигнал примет?

– Метров восемьсот, не более. Кустарщина.

– Разминируй и сиди там. Не высовывайся. Сорвешь операцию – из Чечни не выберешься. – Ликуя, Тютин обернулся к Олегу? – Ты слышал? Восемьсот метров. Он тут – или в роще, или в кустах. Скорее в роще. Но он наш. Не выберется.

Автобус, который Сайтанов арендовал для перевозки детей в школу, дребезжал так, что был слышен километра за два. Милиционеры успели приготовиться к его появлению, подтянулись к опушке, разбились по команде Тютина на две группы.

– Я, Соколец и половина СОБРа зачищаем рощу, – распорядился полковник. – Олег, ты со своими и Орлов берете кустарник. Внимание всем! – Тютин возвысил голос: – Преступник очень опасен, вооружен, обучен и имеет боевой опыт. При малейшей опасности стрелять на поражение. Я не намерен никого из вас хоронить, тем более что вы все из Чечни возвратились в целости.

Собровцы слушали очень внимательно.

Автобус въехал на мост.

– Есть сигнал! – заорал минер.

– Ату его! – Тютин вскочил на ноги. По его сигналу все бросились вперед; сначала бежали, потом перешли на быстрый шаг. Метров через сто группы разделились, группа Олега взяла правее. Поле плавно спускалось к реке, впереди густо чернел кустарник.

Протрусив еще сотню метров, собровцы замедлили шаг. По их лицам Олег вдруг понял, что им, понюхавшим пороху, не очень-то нравилось бежать вот так, по открытому полю, мишенями, на спрятавшегося врага. Сам Олег, увлеченный азартом, об этом не думал. Оглянувшись, он с ужасом заметил, что рядом с отставшим Анисиным за ними бежит Ольга, но сказать ничего не успел. Впереди, в зарослях, мелькнул человек. Собровцы тут же, без команды, залегли.

Помешкав, Олег прилег рядом с Орловым. Через секунду к ним подбежали Рябинина с Анисиным, залегли рядом.

– Видал? – Орлов махнул рукой в сторону, где было движение.

– Ага! – кивнул Олег. – Что твои орлы залегли?

– Они у меня обстрелянные, – ответил Орлов. Ответил с гордостью: у него, воевавшего, была своя логика, и иронию он просто не заметил.

– Так вперед, – предложил Олег. – Возьмем его!

– Куда вперед? Ты слышал, что Тютин сказал? Взять мы его, конечно, возьмем, но на этой равнине он пару-тройку наших обязательно положит.

Собровцы готовились стрелять.

Один, маленький, хищно оскалился на начальство:

– Командир, ну что? Давай команду: сосредоточенным его.

Сосед поддержал его, передергивая затвор:

– Зря подствольники заставили снять.

В Чечне бы пару гранат положили, и все…

– Не надо сосредоточенным! – чуть не плача, воскликнула Ольга. Она умоляюще посмотрела на Олега: – Сделай же что-нибудь, пожалуйста! – Впервые она так прямо его попросила.

А Орлов готовился стрелять. Прикрываясь ладонью от солнца, всматривался в кусты, шевелил губами, определяя расстояние, вносил поправки на ветер. Олегу он не подчинялся и даже без предупреждения Тютина не собирался рисковать своими ребятами, бросая их на зловещий кустарник.

Олег выругался, тихонько, про себя, потом медленно подтянул ноги, оттолкнулся руками от земли, тяжело встал, выпрямился. Собровцы смотрели на него с удивлением.

– Не стрелять, – скомандовал Олег. Он сгоряча надеялся, что бойцы решат, что незнакомый им человек имеет право командовать.

В низу живота холодело. На ватных ногах, неуклюже, он сделал шаг, другой, но прежде он посмотрел на Ольгу: только ради нее он совершал это безумие, хотел, чтобы она это понимала, и она ответила ему признательным взглядом.

– Не стрелять! – повторил Олег собровцам и прокричал, медленно шагая вперед: – Сергей, Родин! Не стреляй. Я один. Я безоружен. Я знаю, что ты там. Я иду к тебе.

Он чувствовал, как у него бьется сердце, как взмокла от пота спина, и никак не мог сфокусировать взор – кустарник перед ним отчего-то прыгал вверх-вниз.

– Не стреляй, не стреляй, – повторял он и думал, что если Родин выстрелит, то он выстрела не услышит.

Он шел долго, бесконечно долго. Потом ветки обняли его, спрятали, и он обрел способность соображать, даже услышал, как Орлов ругает его. Приободрившись, он пошел дальше, в заросли. Орлов перестал ругаться, покачал головой, поднялся. Встали и его бойцы, пошли цепью.

Родина Олег увидел на другой стороне зарослей кустарника. Парень выглядел очень растерянным, словно никак не мог решиться – бежать ли ему через поле, понимая, что пристрелят, или броситься в речку – с тем же итогом.

Олег от пережитого напряжения и делать ничего не мог, остановился, развел руками и повторил:

– Не стреляй!

Из-за его спины шустро выскочил Анисин, ухватил парня за руку, повалил, тот не сопротивлялся, только в отчаянии произнес:

– А, черт!

– А ты как думал? – отвечал Анисин, заводя ему руки за спину и надевая наручники.

Олег угрюмо смотрел на эту сцену.

– Не виноват я, – пробурчал Родин куда-то в землю.

– Знаем, знаем, – лихорадочно отозвался Анисин. Он торопливо обыскивал парня, ища оружие. – Мы это много раз слышали. Не завидую я тебе, парень.

– Не виноват я, – повторил Сергей.

– Ты это прокурору теперь доказывать будешь, – устало сказал Олег. Он с ненавистью смотрел на Анисина. Тот в азарте, не замечая этой злости, обыскивал Родина. Ничего не найдя, разочарованно доложил:

– Нет оружия. В воду, наверное, выбросил, гад. Ну, ничего, найдем.

Торопясь, он поволок парня к дороге. Собровцы, которым Анисин не дозволял прикоснуться к Родину, будто не доверяя им свою добычу, сопровождали их.

Олег отошел к Ольге, которая так же грустно наблюдала за происходящим. Словно утешая ее, он сказал:

– Все-таки мы его взяли.

– Да, – отозвалась она и поспешила сменить тему: – Ты молодец. Спасибо. – Она смотрела на него с признательностью. – Ты и вправду очень похож на моего отца. Теперь я понимаю, за что его так любила мама.

Тогда он уверенно обнял ее, поцеловал. Она отвечала ему послушно, с той поддатливой покорностью, с которой иногда самая красивая и избалованная женщина, даже принцесса, даже царствующая королева отвечает целующему ее мужчине.

Нестройной толпой они вышли к дороге, куда уже подъехала их «Волга», собровский автобус и еще иномарка. Из иномарки вышел Айнди. Он смотрел, как собровцы усаживают в автобус Родина, и взгляд его был красноречив. И даже когда Айнди увидел Олега, идущего с Ольгой позади всех, взгляд его не смягчился, и непонятно было, кого чеченец ненавидит больше – убийцу своих родственников или презренного мента.