Текст книги "Шесть дней в сентябре"

Не обращая внимания на косящихся на него собровцев, Айнди пошел навстречу Олегу. Тот нежно взял Ольгу за локоток:

– Ты иди в машину.

– А ты? – удивилась девушка.

– Я догоню. Что-то в ботинок попало.

Ольга хотела что-то сказать, но увидела Айнди и передумала.

– Хорошо, – очень послушно сказала она и отошла.

Олег присел на обочине, стал расшнуровывать обувь.

Айнди подошел, буквально завис над сидящим ментом.

Олег только мельком, снизу, глянул на него и продолжил свое занятие.

Айнди брезгливо наблюдал, как мент ковыряется в грязном носке.

– Ты не сдержал слово, – сказал чеченец.

– А разве я что-то обещал? – после паузы рассеянно спросил Олег.

– Ты должен был найти убийцу, но не арестовывать его, а сообщить нам. Мы бы сами решили его судьбу.

Олег промолчал.

– В общем-то нам все равно. Мы его и в тюрьме достанем, он не жилец. Но ты не сдержал слова.

После паузы, не поднимая головы, Олег произнес:

– Представляешь, камешек в ботинок попал. Мелкий, еле нашел. А так мешал.

Айнди с усмешкой смерил его взглядом, не удержался и, презрительно сплюнув, повернулся, чтобы уйти.

– Погоди, – окликнул его Олег. Он завязал ботинки, тяжело поднялся, подошел к Айнди. Тот брезгливо скривился, ожидая, что мент начнет оправдываться. Олег не обратил на его мину внимания: он действительно очень устал, и сегодня, и вообще от всей этой истории.

– Погоди, – повторил он. – У тебя будет возможность быть поближе к Родину.

– Что? – не понял Айнди.

– Может, встретитесь где-нибудь на этапе.

Олег очень ловко защелкнул на руке чеченца наручники. Двое собровцев по его знаку приблизились к ним.

– Сволочь! – выдохнул Айнди. – Ты ничего не докажешь. Все гости на свадьбе подтвердят, что тебя там не было.

– Да хоть они единогласно присягнут, что я там лезгинку плясал, без штанов, – мне все равно. Ты задержан по обвинению в убийстве художника Терентьева. И есть свидетели. Его жена видела, как ты его убивал. И еще люди видели. Они тебя опознают.

Айнди хотел что то сказать, но Олег перебил:

– Не надо угроз. Я не боюсь. Я служу закону и только закону. И мне не важно, русский ты или чечен. Нарушил – получи.

От неожиданности Айнди на секунду потерял самообладание и закричал:

– Если ты такой законник, тогда арестуй своего жирного приятеля. Это он нам о каждом вашем шаге стучал.

– Арестую, – спокойно ответил Олег. – Только дай на него показания.

– Дам!

– Отлично. Я распоряжусь: в камере прежде всего получишь бумагу и ручку.

Олег кивнул собровцам, они повели Айнди к автобусу. Айнди оборачивался, грозил; Олег не слушал, только тихо, так тихо, что и сам еле услышал, пробурчал:

– Да пошел ты…

Вот, собственно, и все. Но…

Эпилог. И был день шестой

История на этом не закончилась. История вообще никогда не кончается – любая история, даже самая маленькая.

Прошло много времени. Ровно год. Год и шесть дней, если быть точным.

14 сентября 2000 года, ночью, около двух, раздался звонок. Пришел Олег.

Я уже отвык от его внезапных ночных визитов. А вот раньше, до женитьбы, он часто так ко мне приходил – посреди ночи. Привычка эта повелась у него с самого первого его ареста, с первой его реализации. Наверное, не так просто психологически впервые посадить человека, даже если ты уверен, что он преступник. Особенно для человека совестливого, а Олег таким и был, за что я его и уважал. В тот первый раз он много и ни о чем разговаривал: говорил и говорил, о всяких пустяках, и я видел, что ему надо выговориться и напиться. Я терпел, хотя очень хотел спать. Я видел, что у него почти шок. А еще я подумал, что первый арест для следователя – это как первая ночь любви для девушки, как первая смерть пациента для хирурга, как первый взвод для молодого офицера.

Вот с тех пор Олег взял за правило в кризисные моменты, обязательно ночью, появляться у меня с бутылкой и проституткой. Бутылку он выпивал, проститутку не трогал – она была ему нужна исключительно для компании.

Визиты эти были не очень частые и в общем-то мне нравились – Олег рассказывал немало интересного, а выспаться я могу и днем. Единственное, что меня нервировало, это привычка Олега, напившись, доставать пистолет и щелкать вхолостую, пугая девчонок. Что поделать: он и сейчас молод, а тогда совсем еще был пацан, и очень ответственный пацан для своих лет. Вот, видимо, природа в виде этих игр с оружием и брала свое. Я же всегда боялся, что очередная шалава утащит оружие, поэтому обезоруживал приятеля и прятал ствол на кухне, в шкафах, среди банок с крупой и вареньем.

Теперь Олег женат, и визиты его почти прекратились, а если он и приезжает, то один, без проституток, и пистолет не достает, но я все равно опасаюсь. У него много ценных вещей: сотовый – самый дорогой, наручники, пейджер. Да и пиджак на нем теперь не отечественного ширпотреба.

Кстати, Тютин его тогда к себе почему-то не взял, но Олег не пропал. Сейчас он работает на Огарева, борется с экономическимии преступлениями.

– Как Ольга? – поинтересовался я.

– Нормально, – привычно ответил он. – Нервная только стала.

– Они в эту пору всегда такие, – сказал я.

– Ага, – отозвался он без энтузиазма, и я подумал, что ему сейчас это часто говорят, и не я один.

По его настроению я почувствовал, что ему сейчас не до светских разговоров, и ни о чем расспрашивать не стал, ждал, когда он сам расскажет. Мы прошли на кухню, Олег достал привезенную бутылку коньяка, очень дорогую, не закусывая махнул стакан, второй (он уже был выпивши, но держался, только грузнел), немного отщипнул от предложенной мною на закуску колбасы.

Я ждал.

Олег достал из кармана отпечатанный листок и протянул мне:

– Прочитай. Это копия, оригинал приобщен к делу.

И я стал читать копию письма, отправленного, судя по предваряющей его надписи, полевой почтой из Чечни следователю Захарову, или другому, ведущему дело обвиняемого Родина Сергея Викторовича.

«Олег Александрович.

Пишет Вам Крымов Игорь Евгеньевич. Вы меня не знаете, но мы виделись в «Витязе», в клубе. Это было девятого или десятого сентября. Вы зашли к Медведеву, а я с ребятами был в раздевалке, помните? Вы еще подслушали наш разговор, мы говорили о рабах в Чечне. А потом Вы разговаривали в кабинете с Медведевым, и уже я подслушивал вас.

Вспомнили?

Я тогда рассказывал ребятам о рабах в Чечне, что нередки случаи, когда наши таких освобождают, предлагают: вот автомат, вот маска, никто вас не узнает, пошли с нами, покажите своих мучителей и поквитаетесь. А рабы отказываются. За годы в неволе у них рабская психология выработывается. Я еще тогда возмущался, что такая психология у всего русского народа – не можем постоять за себя. И перепугался же я, когда понял, что Вы из милиции.

Я думал, что после таких слов Вы меня уже не отпустите».

Я прервал чтение и спросил Олега:

– Ты его помнишь?

– Нет. – Олег налил себе коньяк. – К стыду своему совершенно не помню. Стараюсь вспомнить, но не могу. Болтался там какой-то пацан со шваброй, но я как ни пытаюсь, не могу представить его лицо. И разговора я никакого не подслушивал, он что-то путает. – Он глотнул из стакана, поморщился. – Сволочи, опять паленку подсунули. Сейчас только на заводах брать можно, и то директора жалуются, что новый сорт можно выпускать не более трех месяцев, потом хана, все подделывают, пробки, этикетки, тару. Ты читай дальше.

Я продолжил:

«А еще мне о Вас рассказывал Сергей Родин. Вы ему понравились. Он сказал, что ВЫ лучше других ментов, что Вы еще не очерствели и не зажрались. Поэтому и еще потому, что это мой долг перед Сергеем, я решил написать Вам.

Сергей не виновен. Чеченцев убивал я. Я знаю, что суд оправдал его, но за недостаточностью улик. И я решил написать Вам, чтобы не осталось никаких сомнений. Во втором конверте Вы найдете подробное описание каждого убийства; этого хватит для следствия. Во всяком случае, так мне сказал Юрист (это парень из нашей роты, он учился на адвоката и знает все законы).

С Сергеем я очень дружил. Он мне часто рассказывал про Чечню, про войну и плен, про наших погибших пацанов. Но когда он стал подозревать – я подчеркиваю – именно подозревать (так мне посоветовал написать Юрист, если я напишу, что он знал, то вы его сможете посадить за укрывательство убийцы). Так вот, когда он стал подозревать, что это он своими рассказами подтолкнул меня на все эти убийства, то он перестал мне что-то рассказывать. Он вообще очень мучился, считая себя ответственным за все, что со мной случилось. Но это он зря. По телевизору столько о чеченских зверствах рассказывали, а взрыв девятого и вовсе переполнил чашу. После него я и начал, ну… вы понимаете».

– А второе письмо дашь почитать? – спросил я.

– Нет. Оригинал приобщен к делу. В нем подробнейшее описание всех убийств. Все, что нужно для следствия. Этот его друг, «юрист», зря не доучился. Но написано скучно, для твоего детектива будет неинтересно.

Я вздохнул:

– Да теперь у меня вроде и не детектив получается, а невесть что. По закону жанра убийцу нельзя прятать от читателя, а у меня убийца на одной страничке появляется, и то случайно.

– Ты очень расстроен? – хмыкнул Олег.

Что я мог ответить? Труд целого года пошел насмарку, но по сравнению с проблемами многих людей это был пустяк. Поэтому я просто пожал плечами.

– А вот я расстроен, – мрачно заметил Олег и залпом выпил очередной стакан.

Я продолжил читать:

«Опять же по совету Юриста не буду рассказывать, как Олег узнал о моем плане взорвать автобус, но в тот день, четырнадцатого, он примчался на поле, чтобы остановить меня. Я видел, как вы его взяли».

На этом без каких-либо заключительных слов письмо прерывалось. Да и что можно было написать в конце, не «до свидания» же. Я спросил:

– Так этот парень тогда был у моста? Как вы его могли проворонить?

– Именно проворонили, – не стал оправдываться Олег. – Я как письмо прочитал, сразу Медведеву позвонил. Обрисовал ему местность, спросил, где бы он устроил лежку. Медведев мне сразу сказал, не задумываясь: конечно прямо в поле, на самом ровном месте. Накрылся бы с головой маскировочной накидкой с травой и ветками и лежал бы весь день, пока мы по кустам и рощам шмонали. А ночью ушел бы тихонько. Так он и своих ребят учит. Надо было ему раньше позвонить, еще пятнадцатого или лучше четырнадцатого, – добавил Олег мрачно.

– Кстати, а откуда Родин узнал, что Крымов собирается взрывать автобус? Неужели Крымов ему сам рассказал?

– Ну а откуда еще?! Родин с самого начала все знал.

– И молчал! Даже когда его самого вместо убийцы взяли!

– Ну да. Детский сад, правда? Его берут, а он, зная убийцу, молчит. Это у них кодекс чести такой, нельзя на своих стучать. Вроде повоевал человек, повзрослеть должен, и убийства эти он с самого начала не одобрял, даже винил себя за них, а вот настучать не мог. А знаешь, кто еще с самого начала знал имя настоящего убийцы? Догадайся с трех раз.

– Что тут гадать? Пианист.

– Точно. Он же с Крымовым жил на одной площадке и прекрасно его знал. Представляешь, все все знали и молчали. Дружно молчали.

– А он-то почему?

– Понимаешь, он считал, что его за дело порезали. Ему стыдно было, что его земляки заложников берут, что чеченцев боятся. За Буденновск, за Первомайск стыдно. Вот он и молчал. Даже с невестой из-за этого разошелся. Она у него сторонница мести русским – за все: за войну на Кавказе, за Сталина, за депортацию, а он утверждал, что чеченцы тоже не ангелы и тоже во многом виноваты.

– Фрейд какой-то.

– Во-во! Без Наташкиного доктора не разобраться.

Тогда я спросил главное, хотя и понимал, почти наверняка, какой ответ услышу:

– Вы его взяли?

– Нет. Он письма комбату отдал, запечатанные, просил отослать после его гибели.

Я летел в Чечню, собирал показания с офицеров. Они все его хвалили – говорили отличный солдат, каких мало. Только в последнее время (и это все отмечали) явно смерть искал, в самое пекло лез. И будто угнетало его что-то, все время угнетало.

Олег встал, покачнулся:

– Ну, я поехал.

– Куда ты в таком виде? Еле на ногах стоишь.

– Я на машине. Главное – до нее дойти. А там за руль ухвачусь.

– Как тебя ГИБДД не останавливает?

– Останавливает. Регулярно. Последний раз позавчера. Когда я эти письма получил.

– И что?

– Ничего. Один вместо меня сел за руль (уж сильно я пьян был), другой встал впереди, включил мигалку, и домчали коллегу до дома. Пожелали спокойной ночи.

– Значит, сегодня ты не сильно пьян? – скептически спросил я, глядя, как его шатает. По-моему, он и идти не мог, не то что ехать.

– Не сильно, – подтвердил он.

Одеваться он не стал, просто взял в охапку пальто и шапку. Уже выходя, обернулся:

– Тебе интересно будет. Родина, как его выпустили, я с пианистом познакомил. Сам не знаю почему. Но они друг друга поняли, даже друзьями стали. Теперь в Сокольники вместе пиво пить ездят, каждую субботу. Так-то.

Он ушел.

А я остался думать. Думать и грустить. Не из-за книги: я просто изменю жанр, назову ее криминальной повестью, и переписывать ничего не придется. Грустно мне было от того, что из всех моих героев поняли друг друга только двое. А из тех, кто не понял, большинство умерли.

Как вести себя человеку, попавшему в «каменный мешок» при взрыве дома

1. Дышите глубоко, не поддавайтесь панике.

2. Оцените ситуацию. Помните, что человек способен выдержать жажду и голод в течение достаточного количества дней, если не будет бесполезно расходовать энергию.

3. Верьте, что помощь придет обязательно. В распоряжении спасателей есть приборы, способные «услышать» даже слабое биение сердца.

4. Поищите в карманах или поблизости предметы, которые могли бы помочь подавать световые или звуковые сигналы. Любой предмет, упавший со стуком на трубы или стены, может привлечь внимание.

5. Если под завал попала часть вашего тела, постарайтесь перебинтовать ее жгутом или чем-нибудь другим, имеющимся под рукой.

6. Если вы не потеряли возможность двигаться, постарайтесь укрыть себя. Используйте обрывки ткани, куски картона – все, что попадет под руку.

7. Постарайтесь найти воду. Если почувствуете задымление, то смочите кусок ткани и положите на лицо.

Если после взрыва не начался сильный пожар и нет задымления, то шансы на спасение достаточно велики. После известного землетрясения в Армении в течение недели из-под завалов спасатели вытащили пятнадцать тысяч человек.

«Комсомольская правда». Спецвыпуск от 20 сентября 1999 года

Вчера сыграли свадьбу русский прапорщик Сергей и чеченка Индира, которую он нашел на руинах Грозного. Гостей в зале почти не было… Из бригады пришли только двое сослуживцев Сергея. Командир бригады отказался приехать на торжество: «У нас столько ребят в Чечне погибло, а вы тут со своей свадьбой!» А Сергею в приватной беседе было фактически запрещено приезжать после загса к мемориальной доске погибших во время двух чеченских кампаний майкопчан: «Нечего память осквернять, чеченку свою тащить к Вечному огню».

«Комсомольская правда» от 11 апреля 2000 года

И не могу не вставить еще одну цитату. Извините за излишнюю натуралистичность – она о мертвых, но обращена к живым. И обратите внимание на дату.

«Каждый день в морги Москвы приходят люди, умоляя сжалиться над ними и разрешить похоронить своих родных и близких. Более десяти человек, погибших при взрыве на улице Гурьянова, до сих пор не опознаны – нет денег.

В разных моргах Москвы сегодня находится сорок фрагментов человеческих останков. Это и отдельно пальцы рук, ноги, черепа, позвоночный столб или только части печени – они и по сей день хранятся в траурно-черных полиэтиленовых мешках».

«Комсомольская правда» от 17 марта 2000 года

В Карелии начались кавказские погромы

Убийство четырех человек спровоцировало в городке Кондопоге межнациональную войну.

Хотя стычки, поджоги и драки шли в карельском городке с середины недели, кульминация произошла в субботу. Ею стал субботний народный сход, на который пришли больше двух тысяч человек. На нем было принято обращение к властям – выселить из города кавказцев, вернуть торговый бизнес русским предпринимателям, создать народную дружину из ветеранов Чечни. После схода протестующие полностью разгромили городской рынок. Сожгли зал игровых автоматов, ларьки и, наконец, спалили ресторан «Чайка», принадлежащий чеченцам.

Межнациональный конфликт начался с банальной бытовой ссоры в ресторане «Чайка».

«Комсомольская правда» от 4 сентября 2006 года

В 07.57 мск 29.03.2010 г. на станции метро «Лубянка» произошел взрыв во втором вагоне электропоезда № 54, следовавшего по маршруту ст. «Улица Подбельского» – ст. «Юго-Западная».

В 08.36 мск на станции метро «Парк культуры» произошел второй взрыв в третьем вагоне электропоезда № 45, следовавшего по маршруту ст. «Юго-Западная» – ст. «Улица Подбельского».

Всего в результате двух взрывов пострадал сто двадцать один человек, из них тридцать девять погибло, семьдесят три пострадавших госпитализированы в лечебные учреждения г. Москвы.

Основная версия: взрыв осуществили две террористки-смертницы, которые мстили за ликвидированных спецслужбами боевиков. Террористок сопровождали две женщины.

При взрывах в метро использовали гексоген, бомбы были мощностью до четырех килограммов в тротиловом эквиваленте.

По данным на 9.33 вторника, 30 марта, погибли сорок человек. Пострадали более восьмидесяти человек.

«Комсомольская правда» от 29 марта 2010 года

14 сентября 1999 —

июль 2002, май 2010