Текст книги "Консул"

– Явился, – буркнул Эдик, – не запылился…

В комнату шагнул Гефестай, возбужденный и встрепанный. Следом – Тзана.

– Обсуждаете? – спросил кушан весело. – А я – вот… – он сунул руку за пазуху и вытащил отрез голубого шелка, размашисто исписанный зелеными иероглифами. – Императорская подорожная! С нею нам везде обеспечен сервис по классу «экстра»!

– Отлично, – оценил Лобанов. – Попробуем сегодня перед рассветом. Как твои успехи, Тзанка?

Девушка улыбнулась.

– Меня весь день таскали в паланкине, – сказала она, – и я осмотрела местность. От нас ближе всего городские ворота Кайянмэнь, за ними начинается большая дорога на юг.

– Ясненько… Ну, что? Все готовы?

– Всегда готовы! – отсалютовал Эдик.

– Тогда отбой. Надо выспаться перед дальней дорогой…

Тзана не позволила Сергию заснуть сразу – девушка потребовала любви. Принцип с удовольствием исполнил ее желание, после чего откинулся на подушки, блаженно улыбаясь и унимая дыхание.

– Я сейчас… – шепнула Тзана, выскальзывая из его объятий.

Светильня обрисовала ее тело в желтых и черных тонах. Зашелестел халат, скрывая чудесное виденье, и легкие шажки озвучили уход.

Лобанов закрыл глаза, настраиваясь на сон, но взбудораженный мозг не хотел цепенеть – мысли крутились и вертелись, крючками ассоциаций цепляя образ за образом.

Побег из тюрьмы, побег из дворца, побег из города, побег из страны… Из чужой тюрьмы, чужого дворца, чужого города, чужой, черт ее возьми, страны! Они затеяли почти немыслимое дело. Как уйти от преследования в густонаселенной империи, подчиненной Сыну Неба? Бегство на юг – это ведь целое путешествие, неделю они проведут в дороге. И как – уходя от погони! А император всесилен, Ань-ди может бросить на поиски целую армию. И, как бы они ни спешили, как бы ни летели, пришпоривая коней, весть о них, переданная с башни на башню азбукой огня и флажков, обгонит отряд, разнося грозные приказы. Перегородить дороги! Выставить караулы! Обыскать каждый дом, прочесать каждое поле!

– Куда, куда стремитесь вы, безумцы? – пробормотал Сергий строчку из Горация. А где Тзана?

Тревожная мысль совпала с осторожным стуком в дверь. Лобанов мягко вскочил, накидывая халат, и впустил незваного гостя – тщедушного старичка с умильной улыбочкой.

– Чего надо? – поинтересовался Сергий.

Старикан поклонился и протянул ему пояс от халатика Тзаны.

– Где она, сморчок поганый? – медленно проговорил Лобанов.

Старпёр улыбнулся с хитростью и сказал:

– Я покажу путь!

Сергий мигом натянул штаны, обулся и бросил:

– Веди!

Старикан канул в ночь, выходя на дорожку, выложенную кирпичом. Лобанов зашагал следом. В душе у него копился холод и разверзалась пустота. Не дай бог…

В полутьме, осиянный фонариками, Сергию открылся Зал Почитания добродетелей, резиденция вдовствующей императрицы, вздорной старушенции с повадками Салтычихи.

– Сюда, пожалуйста! – пропел провожатый, обходя дворец кругом и выбираясь к черному ходу. Отворив маленькую дверь, он угодливо склонился: – Заходите, вас ждут!

С полным ощущением того, что он лезет в мышеловку, Лобанов вошел, попадая в личные покои вдовы. Здесь не спали – ярко горели светильни, источая благовония. Легкий сквознячок колыхал пламя, отсветы гуляли и, казалось, пурпурные крылья огромного феникса вздрагивали, готовясь сделать взмах.

В спину пахнуло ветром от захлопнувшейся двери. Сергий резко обернулся. Дверь закрывалась лишь изнутри, на крепкий засов, но кто-то очень спешил снаружи, подбивая клинья. «Попался?..»

Лобанов шагнул, оглядываясь, тихо позвал:

– Тзана!

Тишина в ответ. Сергий прошел в центр зала, обходя трон, и увидел, что сиденье занято – безвольно свесившись набок, в нем сидела Высочайшая. Сидела неподвижно – в ее сердце по рукоятку всадили нож. Кинжал-пугио!

Тоска, отчаяние, злость – все разом разошлось у Сергия по душе. И ему ни секунды не было оставлено на обдумывание и противодействие – за тонкими стенами разнесся истошный крик, повторяющий одно и то же слово. Вероятно, его значение было – «Убили!»[49]49
  Тай-хоу действительно умерла в 121-м году от Р. Х. Обстоятельства ее смерти неизвестны…


[Закрыть]

Лобанов развернулся, думая взять короткий разбег и выпрыгнуть в окно, вышибая хлипкую раму, но тут двери с треском распахнулись, и в зал хлынули стражники с алебардами наперевес. Они мигом окружили принципа, а следом ворвался Чжан Дэн. Бросившись к сестре, он взвыл и закричал что-то, не понятое Сергием, злое и ненавидящее.

– Да не виноват я! – заорал принцип, ясно понимая, что никто его не поймет, а если и уразумеет, то не поверит.

Разъяренный Чжан Дэн отдал приказ, и стража вывела Лобанова на улицу, пресекая любое неосторожное движение – острия мечей мигом изорвали его халат.

Под усиленным конвоем Сергия доставили к его же временному обиталищу. Стражи в черном вломились в павильон, откуда понеслись крики возмущенных философов. Грохот разлетавшейся мебели и рев не на шутку разозленного Гефестая дал понять, что преторианцы не обрадовались ночным гостям. Но сила солому ломит, и вскоре троица соединилась с командиром.

– Они что, взбесились? – воскликнул Эдик.

– Только не говори, – взмолился Гефестай, – что Давашфари…

Сергий мотнул головой.

– Нас подставили, – устало объяснил он. – Кто-то зарезал императрицу-вдову, зарезал твоим ножом, Эдик…

– Вот и славно, – залучился сын Ярная, не шибко понимая, что говорит.

– …А меня привели на место преступления, поманив поясом Тзаны… Она не появлялась?

– Нет, – вздохнул Искандер.

Дольше им говорить не дали – тычками алебард стражники погнали четверку по аллее.

Тут на помощь выскочили три философа. Вся триада вопила, осыпая стражу проклятиями. Го Шу что-то страстно доказывал Чжан Дэну, хватая того за рукава, доказать не смог и неумело ударил по лицу. Чжан от неожиданности упал, а Лю Ху, вдохновившись героическим примером, бросился к нему, размахивая цин-люем. Стража скрутила ученых шутя, и погнала уже не четырех, а семерых преступников.

Го Шу бежал рядом с Сергием и криком кричал, доведенный до белого каления:

– Да что же это такое?! Мы верой и правдой… Мы через все напасти, исполнили долг сполна, и что в награду?! Нас осмеяли, нас опозорили, унизили и оскорбили, лишили всего, добытого нашим умом и усердием! Но нет, им мало этой несправедливости, они устраивают другую, еще более чудовищную! Платят за ваше искусство чернейшей неблагодарностью! Да я никогда не поверю, что Сергий или Эдик способны убить пожилую женщину, пусть даже такую подлую, как госпожа Дэн!

Стражник так пихнул даоса, что тот едва не упал и смолк, яростно щеря мелкие зубы. «Допекли философов…» – подумал Лобанов.

Все время, пока их гнали в ночь, он лихорадочно соображал, что делать. Освободиться и убежать – это у них получилось бы, но как бросить ученых? Да и что толку в бегстве, если римляне так и останутся гнить в этом проклятом городе – проклятой столице проклятой страны!

Их гнали бегом и пригнали к воротам тюрьмы. Скрипучие створки раскрылись, грубые руки, наловчившиеся вязать и этапировать, повлекли новых узников в подвал.

По сводчатому коридору Сергий добрался до последней камеры, воняющей мочой и прелью. Тюремщики заставили его встать на четвереньки и протиснуться через маленькую дверцу в бамбуковой решетке. Чьи-то руки подхватили его с другой стороны и помогли подняться. В трепещущем свете факелов Лобанов разглядел консула.

– Сальвэ, – выдохнул он.

– С новосельем! – поздравил его Публий Дасумий Рустик, не растерявший юмора.

Встреча прервалась злобным рычанием Гефестая, с трудом переползшего из коридора в темницу через узкий лаз – тюремщики вгоняли его вовнутрь пинками. Искандер, Эдик, Го Шу, И Ван, Лю Ху… Все здесь.

Тюремщики захлопнули дверцу и ушли, оставив гореть чадящий факел, воткнутый в держак на стене.

– Что будет? – прошептал И Ван. – О, Амитофу…

– Убили Высочайшую Госпожу, – уныло ответил Лю Ху. – Император возрадуется, избавившись от необходимости делить власть, и будет доволен, что не надо искать виновников – мы уже тут. Завтра нас предадут изощренным пыткам – станут лить на спину и грудь кипящее масло вместе с расплавленным свинцом, так, что плоть станет отваливаться по кусочку… Станут поджаривать в медном котле… А потом казнят – разрубят пополам на площади, и будет нам долгожданное избавление…

– Перебьются, – оборвал его Лобанов.

Выпрямившись, он обернулся к консулу, и представился, выбросив руку в салюте:

– Принцип-кентурион претории Сергий Корнелий Роксолан! У меня приказ императора – освободить тебя и твоих товарищей из плена. Собирайся, сиятельный, пора домой!

Часть вторая
«Путь Зеленого дракона[50]50
  Зеленый дракон – покровитель Востока. Путь Зеленого дракона лежит с востока на запад.


[Закрыть]»

Глава 12,
в которой Эдик устраивает салют

1

– Так вот какова истинная цель! – вскричал Го Шу. – О том, что под масками бродячих фокусников прячутся воины, я догадывался давно, но не знал, что за вашими действиями скрываются такой долг и такая честь!

– Вот истинно благородные мужи! – проскрипел Лю Ху.

– О да! – поддакнул И Ван.

– Как вас нахваливают, принцип, – ухмыльнулся консул.

– Не слушайте их, сиятельный, – улыбнулся в ответ Сергий, – мы всего лишь выполняли задание. Кстати, будет нелишним перезнакомиться…

После того, как все сокамерники были представлены друг другу, Лю Ху осторожно заметил:

– А не кажется ли вам, драгоценный Сергий, что ваш призыв уходить домой несколько… э-э… несвоевременен? Позвольте вам заметить – мы в тюрьме!

– Да неужто? – усмехнулся Лобанов. – И что это меняет?

Он едва сдерживался, чтобы не нагрубить – тревога за Тзану была так велика, что почти материализовалась, сочась по жилам ледяным конденсатом непокоя.

– У нас был план, – солидно сказал Эдик, – прорваться сюда, в тюрьму, освободить консула с ликторами и сматываться. И я пока не вижу причин менять его!

– Первый пункт плана исполнен, – ухмыльнулся Искандер, – в тюрьму мы прорвались…

На лицо Сергия падал лунный свет, лучиком прорываясь сквозь узкое окошко. Внезапно холодное сияние сменилось тенью, и до ушей Лобанова донесся тихий и невозможно родной голос:

– Сергий, я здесь!

– Тзаночка! Живая!

– Да что мне сделается… Меня люди Орода схватили, – пожаловалась Тзана, – и заперли, а я убежала!

– И слава богу! Там тюремщиков, что, не видать?

– Да нет, есть один… Вон, валяется. Пришлось убить. А больше тут никого нет. Во дворце страшная суматоха – все бегают, кричат, одних арестовывают, другие вырываются, молят о пощаде… Как с ума все посходили!

– Понятно… Тзаночка, отвори нам дверь! Сможешь?

– Я попробую!

– А мы пока тут… Гефестай, Эдик! Своротите-ка мне эту решетку.

– Это мы мигом, – важно сказал Чанба и быстро предупредил кушана: – Чур, я вверху!

– Да бей уж…

Оба с криком ударили пятками по толстому стволу бамбука. Эдик подпрыгнул, ломая верхушку, а Гефестай с места вышиб низ, заодно выворачивая кирпичи.

– И еще разок!

В коридор улетел второй измочаленный ствол.

– С вещами на выход! – объявил Чанба.

Сергий помог покинуть камеру впечатленным ханьцам и римлянам, последним выбрался сам. Коридор был пуст и тих. Эдик неожиданно подхватил факел и кинулся под арку, где светлела лестница, ведущая на второй этаж.

– Ты куда?

– Щас я!

Чанба обернулся быстро. Ссыпался по лестнице уже без факела, но разноцветные отсветы, блещущие в квадрате лаза, светили ему – и с громовым шипением.

– Бежим! – крикнул Эдик. – Я им фейерверк устроил!

– Дать бы тебе!.. – осерчал Лобанов, но тут тюрьма заходила ходуном, и принцип бросился к выходу. Толстая дверь открылась ему навстречу, а слепящие сполохи обрисовали в проеме обольстительный силуэт Тзаны – девушка стояла, закинув голову вверх, и зачарованно следила за пиршеством огня.

Спасатели и спасенные высыпали во двор. Пробивая крышу, в небо с треском уходили ракеты, рассыпая искры и комочки пламени. Лопаясь в вышине, заряды рассыпали снопы зеленых звездочек, высвечивая пагоду и пригашивая звезды небесные.

– Ворота открывай! – закричал Искандер Эдику, пытаясь дать пинка поджигателю, но тот живо отпрыгнул.

– Чего ты?! Красиво же! И вообще – отвлекающий маневр!

– Привлекающий, балбес!

Чанба поспешно отворил тяжелую створку ворот, и в это время грохнуло по-настоящему.

Черепичную крышу вздуло и раскидало, ночь стала днем – два громадных столба пламени выбросило наружу со страшным грохотом. Буйство «летучего огня» расходилось буквой «V» – один разрывчатый хвост окатил Холодный дворец, а другой ударил по пагоде. Пестрые вспышки изъязвили сухое дерево, ракеты влетали в окна и рвались внутри, множа очаги возгорания.

Над развороченным зданием тюрьмы всплыло плотное облако светящегося дыма, а потом словно чудовищным молотом ударило по земле – еще один столб пламени вскрутился, разрывая в клочки дымную тучу, и множество огненных дуг прочертило небо, сливаясь с оранжевым заревом, разнося над Наньгуном брызги сверкающей зелени и рдеющего багрянца.

Полыхал Холодный дворец – брошенные наложницы с визгом покидали отведенные им комнаты и разбегались по парку. Пагода пылала, как исполинский факел.

Не успел Сергий отбежать от тюремных ворот шагов на двадцать, как огромная башня в сто локтей высоты просела, выбрасывая метелки искр, стала крениться, медленно склоняясь в сторону от тюрьмы, и рухнула на павильон Очищающей Мудрости. Разваливая здание и разваливаясь сама с громом и треском, пагода запалила колоссальный костер, нагоняя такого жару, что листва деревьев моментально скручивалась и начинала дымиться, после чего растения вспыхивали чадящими фугасами, добавляя неразберихи общей суете.

– Уходим! – заорал Сергий.

– Без Давашфари не уйду! – заревел Гефестай.

– Чего стоишь тогда?! Бегом! Сиятельный, Гоша, Лёха! За мной!

– Всё по плану! – крикнул Эдик.

Тзана понеслась впереди Лобанова, потом обернулась и ухватила его за руку. Так они и побежали дальше, пока не примчались к жилищу Давашфари. Сама хуан-гуйфэй стояла на террасе, зачарованно глядя в небеса, где клубилось пламя и дым всех мыслимых расцветок.

– Дава, это я! – трубно взревел Гефестай.

Давашфари бросилась к нему.

– Что это?!

– Это мы!

– Вас отпустили?

– Не, мы сами! Я за тобой! Не поедешь сама – выкраду!

Давашфари колебалась ровно одно мгновение, после чего заявила:

– Я с места не сдвинусь без моего приданого! Я не хочу приехать в Рим нищей!

– Собирайся тогда! – радостно вострубил сын Ярная.

– Да я собралась еще днем! Тащите всё вниз, а я потороплю тай-пу, смотрителя императорских экипажей!

– Действуй, милая!

Хуан-гуйфэй кинулась бежать к каретным сараям дворца, а мужчины занялись сборами. Сергий, вбегая в павильон, обернулся и только головой покачал – дворец напоминал корабль в момент крушения. Убийство тай-хоу и «фейерверк» все перевернули с ног на голову. Братья Дэн судорожно искали дружеского участия и помощи, а приближенный к императору евнух Ли Жунь учинил грандиозную расправу, тщательно выпалывая приспешников вдовствующей императрицы, перетряхивая все чиновничество – от рядового секретаря мен-ши до обоих чэн-сян, канцлеров правой и левой руки.

Император не слезал с трона, он без устали шлепал личной золотой печатью, удостоверяя новые назначения и радуясь стечению обстоятельств.

Придворные метались, воя дурными голосами, стражники бестолково суетились, то пробегая, то застывая на месте, и не получая ровно никаких приказов от командования – одних военачальников разжаловали, иным и вовсе поднесли шелковые шнуры для ритуального удушения, а те, кого возвели в высокие чины, сами бегали по парку, отыскивая подчиненных. Хаос.

И в этом хаосе совершенно некому было заниматься такими мелочными заботами, как тушение пожаров или поимка беглых преступников. Вот и надо было успеть затеряться в темноте, пока не погас огонь, пока разлаженная машина угнетения снова не набрала обороты.

Багаж Давашфари содержался в больших покрытых красным лаком ларях. Преторианцы с ликторами живо перетаскали их на террасу, а когда Гефестай приволок последний сундук, по аллее прокатилась императорская «пятицветная колесница» – предназначенное для торжественных выездов сооружение, сверкающее золотом и самоцветами. Оно состояло из вереницы повозок, сцепленных крючьями. Полсотни возниц в желтых куртках и сиреневых штанах, стянутых лиловыми поясами, суетились, со страхом поглядывая на пламя пожаров. Головы их покрывали черные платки, сбруи десятков лошадей усыпали драгоценные камни. Возницы тонко кричали и мелко кланялись.

– Грузим! – скомандовал Лобанов, с радостью замечая, что их парфянские кони тоже следуют в упряжках. Лошади ответили ему приветственным ржанием.

Перекидать лари было делом минутным.

– По вагонам! – завопил Эдик.

Беглецы заняли места в двух последних повозках, и кучера защелкали кнутами, погоняя императорский поезд, ослабляя поводья так, что оглобли и оси немилосердно заскрипели.

Давашфари ехала в одной карете с Гефестаем, Сергий с Тзаной сидели напротив. Хуан-гуйфэй сотрясала нервная дрожь, кушан ласково успокаивал ее.

– Эт-то Малая Повозка, – выдавила Давашфари, – т-тут всего шестьдесят возниц… И совсем мало сопровождения…

– Нам хватит, – успокоил ее Сергий.

– Плавали – знаем… – пророкотал Гефестай, осклабясь до ушей.

Малая Повозка двигалась довольно-таки быстро. Походящий на огромного змея поезд вывернул к воротам, и Сергий, подглядывавший в щелку, облегченно выдохнул – вся стража пала на колени, провожая императорский экипаж.

Мужчины в желтых парчовых одеяниях шагали впереди поезда. Они размахивали полотнищами, где золотым порошком было начертано что-то вроде «Проход воспрещен», и громко кричали, подавая сигнал к отбытию малого императорского сопровождения.

«Пятицветная колесница» мягко прокатилась по проспекту и свернула в боковую улицу. Народу хватало – всяк желал углядеть пламя над Наньгуном. Завидя Малую Повозку, жители Лояна хлопались о землю, провожая Сына Неба, или разбегались в стороны.

Без приключений и происшествий поезд добрался до ворот Кайанмэнь и вытянулся за стены Восточной Столицы.

– Сейчас будет Чантин, – сказала Давашфари ясным от ужаса голосом, – это особый павильон в десяти ли от города, где провожающие расстаются с отъезжающими и устраивают прощальные пиры…

– Ну, пир – это чуть позднее, – улыбнулся Сергий. – Вот что… Если мы сойдем у Чантина, это не вызовет больших подозрений у возниц?

– Конечно же, нет! Это в обычае. Лучше всего отцепить от Малой Повозки две наши платформы…

– А остальной состав услать на запад! – подхватил Лобанов.

– Да! – с трудом засмеялась Давашфари.

Когда показался павильон Чантина, Малая Повозка сотряслась пару раз, притормаживая, и остановилась, качаясь и скрипя. Кони возбужденно фыркали после пробежки.

– Выходим! – скомандовал Лобанов.

Темнота стояла полнейшая. Луна лишь добавляла путаницы, замешивая свет с тенью в неразличимое мельтешение.

Гефестай в одиночку разъял крючья, отцепляя последние платформы, запряг парфянцев, и Давашфари, низко поклонившись Малой Повозке, прокричала строгий приказ – следовать в Чанъань, да побыстрее.

Возницы согласно залопотали, почтительно прощаясь с любимой наложницей императора, и тронулись.

Музыканты забили в барабаны, забряцали в золотые цимбалы, задудели в длинные рога, бамбуковые флейты и многорядные свистульки из персикового дерева, исполняя торжественную мелодию «Отбытие Сына Неба».

Два воина вознесли стяги императорских Ворот, они ехали в сопровождении четырех сменщиков и все, как приближенные государя, были в желтых одеяниях.

Двадцать четыре евнуха несли веера на длинных ручках, украшенные перьями священного фазана, за ними качались четыре маленьких веера из расписного шелка и двенадцать больших, квадратных, а также два огромных желтых зонта.

Гремя, трубя, скрипя, Малая Повозка плавно покатилась на запад.

Две отцепленные платформы двинулись на юг.

2

Ород бесился от беспокойства всю безумную ночь и ужасный день. Он то сидел в темной комнате, тупо уставившись перед собой, то начинал бегать из угла в угол, а иногда, набравшись смелости, выходил на террасу. Вид отсюда был ужасающий – едва ли не десяток дворцов сгорел в пламени ночного пожара, их окружали гари, порой сливавшиеся между собой. Солнце палило, но не было тени – от деревьев оставались пеньки и груды золы. Садовницы в бледно-розовых и цвета голубой орхидеи куртках уже принялись за работу – они разгребали землю и копали ямы. Скоро со всей округи свезут деревья, чтобы укоренить их в парке Прекрасного Дракона.

Трупы убрали еще до рассвета. Десятки мертвецов валялись по всему парку, и нельзя было пройти по дорожке, чтобы не споткнуться об коченеющее тело. Братьев Дэн нашли у реки, куда те рванули, надеясь покинуть дворец по реке. Там их и зарубили – новая власть расчищала место для собственных фаворитов…

Снова решившись выйти, Косой шагнул на террасу. По ступенькам к нему уже поднимались дворцовые слуги, чтобы доложить о кончине вдовствующей императрицы. Всем и без того было известно об убийстве тай-хоу, но ритуал – прежде всего.

Вестники были одеты в белые траурные одежды и несли знамя царства Хань, а на головах у них развевались от ветра траурные ленты. За ними поднялись четверо носильщиков с пустым паланкином, и Ород впервые за долгое время расслабился – его зловещая тайна не раскрыта, он один знает, от чьей руки сгинула Высочайшая. Был еще, правда, старикан-толмач – его тело нашли ранним утром…

Ород уселся в паланкин, и носильщики быстрым шагом двинулись к Поминальному дворцу Высокочтимой Усопшей, достопочтенной вдовствующей императрицы.

В главном зале дворца было полно народу. Ород протолкался через толпу, ловя гневные взгляды, бросаемые украдкой на него, варвара-выскочку. Правда, глаза тут же трусливо опускались долу, ибо мало кто из придворных ведал о своем статусе после суровой чистки.

Властительница судеб, посадившая на трон подряд двух своих сыновей, сначала одного, потом другого, нынче покоилась в саркофаге из камфарного дерева, почти не видная под слоем погребальной утвари из золота, серебра, нефрита, агата, коралла.

Вокруг саркофага были благоприятным образом расставлены красные гробы со слугами – им была высочайше пожалована милость повеситься на шнуре белого шелка, а теперь они обрамляли тело Высочайшей Госпожи, как звезды обрамляют Луну.

Ород поймал себя на том, что улыбается, оглядывая желтое, словно костяное лицо тай-хоу, и согнал улыбку с лица. Но болезненный интерес остался. Косой разглядывал убранство и резьбу саркофага, всматривался в плотно сомкнутые губы убитой, в разгладившийся лоб, почти скрытый под венцом, во впалые щеки. Он словно ждал, когда же Высочайшая пошевелится и откроет глаза, сядет и спросит с недоброй усмешечкой: «Что это вы тут делаете?»

Ород отвел взгляд, одновременно прогоняя сгустившийся морок. Внезапно он похолодел, подумав: а если это неприкаянная душа вдовы мстит ему из-за грани миров?!

Косой торопливо зашептал молитвы, призывая фравашей, духов-покровителей. Да не оставит его Арамазда милостью своей, да не лишит огня и света…

А если оставит? Может же такое случиться? Жрецы-мазданиты пугают грешников бесконечным наказанием в «Жилище Лжи»… Но он туда не попадет! Он же не творил зла никому из почитающих Арамазду… А если он угодит в тутошний ад Хуанцюнь, что значит «Желтый источник»? Говорят, он находится где-то в Сычуани, среди мрачных скал и представляет собой десятиэтажное сооружение, похожее на ханьский суд-ямынь. Его обслуживают писцы, чиновники и палачи, одетые в халаты, подбитые тигровой шкурой – это служит признаком их свирепости. Ему суждено попасть во второе отделение ада – для воров и убийц, где его грешное тело будут волочить по льду до тех пор, пока оно не станет совершенно плоским…

Кто-то легонько потрогал Орода за рукав. Резко обернувшись, ацатан-гьялпо узрел императорского посланника, облаченного в желтый с белым халат.

– Достопочтенного гьялпо просят явиться в зал Драгоценной Торжественности, – прошелестел тот, сгибаясь в поклоне.

– Кто? – по привычке спросил Ород, но посланник лишь заново поклонился.

Пришлось Косому идти. Зал Драгоценной Торжественности был замкнут двумя выстроенными квадратами по двадцать пять всадников каждый: двадцать копьеносцев, четыре арбалетчика и один лучник. Два младших военачальника, оба толстые, вооруженные палашами с зазубренными лезвиями, прохаживались взад и вперед. Тут же фыркали их кони с заплетенными гривами и хвостами, всадники сопровождения удерживали копья с бунчуками из волос яка, символизирующих победу. Завидя Орода, оба военачальника резко прогнулись в поясе, отвешивая поклон, и парфянин поневоле утешился.

В самом зале, прохладном и гулком, было пусто. Лишь у окна сидел в кресле полноватый человек в длинном зеленом халате. Ород узнал евнуха Ли Жуня – нынешнего фаворита императора и его вернейшего слугу.

– Да будет милостиво к вам Вечно Синее Небо, мой драгоценный Цзепе Сичун Зампо, – ласково сказал евнух. Голос его был ниже женского, немного выше мужского, с особым тембром, ни на какой другой не похожим.

Ород низко поклонился, пригибая колени, и глухо проговорил:

– Гун[51]51
  Гун – почетный титул 1-й степени, его удостаивались лишь три высших сановника.


[Закрыть] может приказывать.

Ли Жунь польщено улыбнулся.

– Я еще не возведен в гуны, – мягко сказал он, – но вот вы можете выслужиться вплоть до ранга цзы…

Ород перестал дышать. Стать цзы?! Заработать титул четвертой степени? Прожить всю свою жизнь в богатстве и почете? О, Ардвичура-Анахита!

– Что я должен сделать?

– Помните ли тех римлян, которых вы первый признали гуями?

– О, да!

– Так вот, мой драгоценный гьялпо, римляне бежали, воспользовавшись пожаром.

– К-как бежали? Может…э-э… а не могли ли они и сами сгореть?

– Подвалы не сгорели, мой драгоценный гьялпо. Их камера пуста, а решетка выломана. Исчезла и Малая Колесница императора… Так вот, если вы по-прежнему верны Сыну Неба…

– Да я… – задохнулся Ород. – Приказывайте! Все исполню!

– Император дарует вам титул наня,[52]52
  Нань – титул пятой степени, приблизительно тождественен барону.


[Закрыть] мой драгоценный гьялпо, и отдает в подчинение тех воинов, которых вы видели у входа. Если же вы догоните римлян и уничтожите их, всех до единого, вас возведут еще выше…

Ород растянулся на полу, и воскликнул:

– Исполню все в точности! Десять тысяч лет жизни Священному императору Ань-ди!

Ли Жунь торжественно надел Косому на палец символ власти наня – яшмовое кольцо.

– Ступайте, мой драгоценный нань, и поскорее возвращайтесь, вас ждут великие дела.

Полусотня ханьцев и «головорезики» в общем строю – итого под началом Орода оказалось три ляна по ханьскому счету, семьдесят пять бойцов. Оба командира были в звании ци-ду-вэев[53]53
  Ци-ду-вэй – средний чин в кавалерии.


[Закрыть] и заглядывали Косому в рот, а уж Каджула с Тиридатом, самые авторитетные среди разбойничков, прямо раздувались от гордости. Дворцовая жизнь лишила их всяких сомнений насчет Орода, когда же их предводителя, коему они поверили в пустыне, возвели в нани, они и сами будто очистились от грязи, поднявшись на целую ступень.

Пожалуй, никто из «головорезиков» не стремился очутиться вне закона, просто так уж жизнь сложилась. Неурожайный год. Влезли в долги. Сборщики налогов обобрали до нитки. И что делать? Дохнуть с голоду? Или брать в руки тесак и выходить на дорогу отбирать у богатеньких то, чего лишили тебя? Были и такие, что помирали, позволяя детям своим пухнуть с голоду, а вот некоторые из тех, что подались в разбойнички, выжили. Кто-то, награбив вдосталь, возвращался в деревню, а самые закоренелые пошли до конца. Чем их могло одарить будущее? Публичной казнью? Или мучительной смертью от ран? А вот им повезло, они выбрали Орода. Сначала косоглазый сам назвал себя гьялпо, а нынче, вон, волею императора произведен в нани! И они за ним, прицепом, выбрались на светлый путь…

Ород сразу взялся за дело – разослал гонцов ко всем воротам Лояна и узнал, что Малая Повозка покинула город через южный выход.

Теперь оставалось скакать по следам императорской колесницы и выспрашивать у местных жителей, в какую сторону та путь держит.

За Чунтином, на перекрестке, пахари, что брели со стороны Чанъаня, хором рассказали, что видели Малую Повозку, следующую на запад. Тупые земледелы, они бы и так все выложили, что знали, однако новоиспеченному наню было просто приятно раскручивать шелковый свиток с грозным указом императора – «всячески содействовать подателю сего, не перечить, но исполнять приказы с тщанием». Ханьцам стоило увидеть документ с печатью Сына Неба, как они сразу хлопались на колени и были готовы на все. И в этот момент всеобщей угодливости Ород будто вырастал, прибавлял себе значимости, попадая в незримую тень императора.

Косой горячил коня, одолевая милю за милей. Его маленькое, но грозное воинство поспешало за ним.

«Скоро все закончится, – убеждал себя Ород, – тяжелый поезд не мог уйти далеко, и с дороги ему не свернуть…» Догоним, перебьем всех подряд и вернемся с победой. И закатим пир! Ах, какая жизнь начнется…

– Вижу! – заорал вдруг Каджула, вытягивая руку с плетью. – Повозку вижу! Вона, впереди!

И впрямь, перепахав колесами и копытами желтый песок дороги, далеко впереди двигалась Малая Повозка. Дорога делала поворот, и поезд изгибался, вторя пути.

– Окружить и остановить! – отдал Ород приказ.

Два ляна бросились галопом, обходя Малую Повозку с флангов, «головорезики» прибавили коням прыти, не сходя с тракта.

Сопровождающие колесницу воины, среди которых были и копейщики, и меченосцы, сначала попытались оказать сопротивление нападающим, но волшебная сила свитка с императорской грамотой принудила убрать оружие и склонить головы.

– Стрелки! – крикнул Ород. – Приготовиться! Каджула, отворяй дверцы!

Лучники с суровыми лицами натянули луки, выцеливая врагов императора. Каджула спешился, опасливо подобрался к последней карете, и резко распахнул дверцу.

– Никого!

Разбойник кинулся к следующей платформе, отворяя дверцу с разгону.

– И тут пусто!

Потрясенные и перепуганные возницы загомонили разом.

– Ти-хо! Каджула, глянь в первой повозке!

Разбойничек бегом побежал в голову поезда, отворяя по пути дверцы. Малая Колесница была пуста. Ород, разочарованный и разгневанный, не знал поначалу, что предпринять. Мелькнула даже мысль вернуться и соврать императору – беглецы, дескать, настигнуты, все понесли заслуженную кару…

Один из ци-ду-вэев подбежал и низко поклонился:

– Достопочтенный нань, возницы утверждают, что у Чантина две крайние повозки были отцеплены и проследовали на юг.

Ород сразу успокоился. Досадно, конечно, что погоня затянется до самого вечера, но что делать… Потерпим, дольше терпели. Он ведет за собой три ляна воинов, а фроменов сколько? Десяток? И что значат силенки десятка против его силищи? Семеро на одного!

– По коням! – скомандовал Косой. – За мной!

Все три ляна быстро разобрались, и повернули обратно. Вскоре пыль осела, топот копыт стал почти неразличим. Бледные возницы переговорили между собой и направили Малую Повозку в ту же сторону, причитая и воздыхая. Накажут ли их за невольное прегрешение или простят великодушно? Погонят из дворца или они отделаются плетьми? На всё воля Сына Неба…