Текст книги "Конец света: прогнозы и сценарии"

Неотерроризм

При ЦРУ существует довольно солидная и формально независимая организация, носящая название Национальный разведывательный совет (НРС; US National intelligence council, NIC). В этот совет входят представители различных американских спецслужб, аналитики, политологи. Занимается организация составлением аналитических обзоров, прогнозов и прочих полезных документов. В начале 2005 года правительство США рассекретило подготовленный советом по заказу ЦРУ доклад о тенденциях глобального развития человечества на ближайшие 15 лет.

По мотивам доклада НРС создал документ «Проект-2020», который и выложил в интернет, предоставив к нему самый широкий доступ. Документ получился солидный, на 123 страницах, с графиками, картами и таблицами. В «Проекте-2020» аналитики совета разобрали четыре наиболее вероятных варианта развития событий на ближайшие три пятилетки. Нас особенно интересует четвертый, но не будем забегать вперед и расскажем сначала о первых трех.

Первый сценарий, самый благоприятный для нас, получил кодовое имя «Давосский мир» («Davos world»). Здесь тон в мировой экономике и политике задают Китай и Индия. Они уже экономически обогнали (речь идет о 2020 годе) Европу и теперь стремительно догоняют США. В Азии живет 56 % населения Земли, в том числе 19 % – в Китае и 17 % – в Индии. Население Европы, включая Россию, составляет 12 %, США – 4 %, а всего американского континента – 13 % от численности человечества. Соответственно именно азиатские рынки привлекают бизнесменов планеты. Тамошние страны давно не экспортируют рабочую силу и усиленными темпами развивают собственные производства. Постепенно растет их финансовая и военная мощь, что заставляет нехорошо напрягаться США и Японию. Европа уже и не напрягается, а, наоборот, расслабляется и старается получить максимальное удовольствие от затеянного ею самой процесса глобализации. Россия в «Давосском мире» – один из главных поставщиков энергоресурсов. Мы дружим с Китаем и стараемся, дабы не угодить в глобальный кризис, вслед за «большим желтым братом» развивать высокие технологии.

Второй сценарий аналитики озаглавили «Хранимы Америкой» («Pax Americana»). Подобный сценарий сторонники теории мировых заговоров называют «политикой золотого миллиарда». Тут Штаты выполняют роль мирового жандарма и гаранта стабильности. При этом пять шестых населения земного шара трудятся на благо одной шестой. Того самого миллиарда, живущего преимущественно в США и в Западной Европе. Всякие очаги напряженности моментально и беспощадно гасятся. Диапазон средств – самый обширный: от экономической блокады до прямого вооруженного вторжения. Почти во всех горячих точках присутствуют ограниченные американские контингенты. Как ни странно, но данный сценарий для самих США не очень интересен. Потому что, по нему, их никто не любит и все ими пользуются: Европа, живя в покое и довольстве, ругает Штаты за имперские замашки; Китай пытается в экономическом отношении побороть США, у которых большая доля бюджета будет тратиться как раз на усиление военной мощи; бедные и развивающиеся страны недовольны тем, что «жандарм» уделяет им не так много внимания, как хотелось бы; богатые страны Ближнего Востока считают, что проявляемое к ним внимание – чрезмерно, и его следовало бы уменьшить. Международные обязательства, которые при таком положении взвалят на себя США, будут так серьезны, и их будет так много, что хозяевами в мире американцы себя так и не почувствуют. Зато в каждом конфликте и за каждый инцидент мировое сообщество будет винить именно их.

По третьему сценарию, мир превращается в «Новый Халифат» («A new Caliphate»). Мусульмане всего мира объединяются с целью создания нового транснационального теократического общества. К этому ведет все более укрепляющееся религиозное самосознание жителей традиционно исламских стран. Численность мусульман постоянно растет, их влияние укрепляется. Страны, еще недавно считавшиеся изгоями, начинают чувствовать свою силу. Можно сравнивать с афроамериканцами: отстояв свои права, они пошли дальше и практически заставили жителей США расплачиваться с ними за те унижения, которые терпели их предки. Укрепляющийся ислам уже сейчас все более теснит традиционный мир. Именно в мусульманских странах сильно сопротивление глобализации, информационному единству (включая такие средства его осуществления, как интернет и телевидение) и разнообразным техническим новшествам. Здесь все это воспринимается как христианская агрессия и вмешательство.

Самый худший вариант называется «Контур страха» («Cycle of fear»). И это реально страшно. По этому сценарию, очаги «трех Н» (напряженности, насилия и нестабильности) – они возникли в «Давосском мире», с которыми не справились «Американские хранители», им дан дополнительный заряд в «Новом Халифате» – слились в один огромный полумесяц, протянувшийся от Ближнего Востока до Юго-Восточной Азии. В странах «контура» устанавливаются теократические тоталитарные режимы. Развиваются они по собственному пути, отличному от мирового. Эти же страны станут прибежищем и неиссякаемым источником для мирового терроризма. Остальные страны вынуждены будут проводить «превентивные интервенции», закрывать границы, ограничивать торговлю, туризм, вводить цензуру и массовый контроль. Все это приведет к остановке процесса глобализации и застою в мировой экономике. А где застой, там и растущая преступность, которая спокойствия в обществе никак не прибавляет. В результате определяющим фактором в нашем мире вполне может стать страх.

Хотя в самом конце документа авторы «Проекта-2020» и выражают надежду на то, что мировому сообществу удастся «разрулить ситуацию» и не скатиться до последнего сценария, все говорит о другом: именно к нему мы и движемся быстрее всего.

Единого определения терроризма не существует, и не потому, что никто не пытался его сформулировать. Напротив, формулировок слишком много. Вот несколько из них. «Терроризм есть мотивированное насилие с политическими целями», Б. Крозье (Великобритания). «Терроризм – это систематическое запугивание правительств, кругов населения и целых народов путем единичного или многократного применения насилия для достижения политических, идеологических или социально-революционных целей и устремлений», Г. Дэникер (Швейцария). «Терроризм – это угроза использования или использование насилия для достижения политической цели посредством страха, принуждения или запугивания», И. Александер (США). Все эти определения хороши, но слишком уж расплывчаты. Более конкретны российские террористоведы Витюк и Эфиров. Они считают: «Терроризм – это политическая тактика, связанная с использованием и выдвижением на первый план тех форм вооруженной борьбы, которые определяются как террористические акты». Но самым удачным можно признать определение, данное террору Давидом Фельдманом и Михаилом Одесским, авторами книги «Поэтика террора»: «Террор» – способ управления социумом посредством превентивного устрашения». Социум – это мы с вами, превентивное – упреждающее. Сначала запугать, а потом заставлять делать все, что нужно. Определение простое, красивое и не допускающее иных толкований. Из него становится понятно, что человек, захвативший заложников и требующий за них выкуп, – это бандит. А террористом он становится тогда, когда вызывает к себе журналистов и излагает свои требования социуму, то есть нам, чтобы мы давили на правительство, заставляя его, правительство, идти на их выполнение ради спасения людей. Причем в этом случае он как бы перекладывает вину за гибель заложников со своих плеч на плечи администрации. «Я не хотел их убивать, и я говорил об этом, но мне не оставили выбора…»

В отличие от прежних террористов современные стараются не минимизировать число жертв, в идеале сводя расправу к одному «виновному» объекту, а, напротив, максимизировать его, делая жертвами совершенно посторонних лиц. Они пришли к выводу, что такая тактика выгоднее. Убивать мирное население гораздо легче, чем тех, у кого вооруженные до зубов телохранители и прочая защита. Зато эффекта такие массовые и немотивированные убийства дают значительно больше.

Новая тактика оказалась настолько удобной и перспективной, что количество серьезных терактов за короткое время выросло вдвое: с 500, зарегистрированных в 1980-х годах, до почти 1 000 в 1990-х. И если за 12 лет, с 1968 по 1980 год, от рук террористов погибло 3 668 человек, то только во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года всего за несколько часов погибло 2 752 человека.

Сегодняшний терроризм – это более 500 различных (в основном исламских, но не только) организаций. Он уже превратился в довольно выгодный бизнес. Бюджет мирового терроризма, по разным оценкам, составляет от 5 до 20 миллиардов долларов в год. И сумма эта постоянно растет.

«Я заявляю, что это несправедливо – ставить подавляющую часть населения мира в положение нищих, лишенных достоинства. В едином мире, как и в едином государстве, если я богат потому, что вы бедны, или я беден потому, что вы богаты, перераспределение богатства в пользу бедных должно осуществляться по праву, а не из благотворительности». Это слова принадлежат бывшему (тогда еще действовавшему) президенту Танзании Джулиусу Ньерере.

По данным ООН, на нашей планете 85 % людей нищенствуют. Мирное сосуществование одного богатого и нескольких нищих – утопия. Население бедных стран (а таких – большинство) воспринимает действия террористов как справедливое возмездие богатым. Соответственно сами террористы считаются народными героями. У правительств таких стран не хватает денег на то, чтобы сделать лучше жизнь собственных граждан. Зато их может хватить на то, чтобы сделать хуже жизнь соседей. Это стоит значительно дешевле, а внутренний эффект – примерно тот же, ибо мораль «нельзя быть богатым таким» проста и понятна. Если ваш сосед живет лучше чем вы, а вы очень хотите жить не хуже чем он, то самый простой способ добиться желаемого – подпалить его усадьбу. Человек же на то и разумен, чтобы искать простые пути.

Мнение экспертов

Перевод части доклада Национального разведывательного совета США «Карта глобального будущего», подготовленного в рамках «Проекта-2020» (полный текст выложен на сайте ЦРУ)

Растущая ненадежность

Мы предвидим рост к 2020 году чувства обеспокоенности и ненадежности, которое может базироваться на психологическом восприятии возможной физической угрозы и на страхе потерять работу. Причем такой страх будет касаться как граждан стран, так и мигрантов. Терроризм и внутренние конфликты могут прервать процесс глобализации. Увеличивающиеся затраты на обеспечение безопасности отразятся на внешней торговле. Ограничительная политика может ее просто убить. То же касается и финансовых рынков. Менее вероятны, чем внутренние конфликты, конфликты внешние. Но и их исключать тоже нельзя. Гонка вооружений в условиях растущей тревоги неизбежна. А увеличение «оружейной массы» еще более усугубляет чувство растущей ненадежности.

Международный терроризм

Нет никаких предпосылок полагать, что за последующие 15 лет факторы, ответственные за рост международного терроризма, исчезнут или просто уменьшатся. По мнению экспертов, большинство террористических групп будут связаны с радикальными исламистами. Возрождение мусульманской самоидентификации создаст базу для распространения радикального ислама как в странах Ближнего Востока, так и вне их границ. Особенно сильно его влиянию будут подвержены страны Западной Европы, Юго-Восточной и Центральной Азии. Такое возрождение, возникающее в ответ на правительственные репрессии, коррупцию и плохое управление, будет сопровождаться растущей солидарностью мусульманского мира, объединяющегося в борьбе за самоопределение и независимость в таких регионах, как Палестина, Чечня, Ирак, Кашмир, на Филиппинах или в Южном Таиланде. Радикализация стран Ближнего Востока будет способствовать распространению международного терроризма и докажет, что идея «Нового Халифата» – не просто мечта. Сети неофициальных благотворительных фондов, мусульманские школы (медресе), неофициальные исламские банки (хавалы и хунди) будут развиваться и дальше, поддерживаемые и используемые радикальными элементами. Растущая безработица, особенно в рядах молодежи, облегчит работу вербовщиков террористических организаций. <…> Популярными останутся легкопереносимые взрывные устройства. При этом будут применяться более «продвинутые» виды взрывчатки, а в качестве средств доставки могут быть использованы легкие беспилотные самолеты. <…> Биотерроризм особенно подходит для небольшой крепко сплоченной организации. Действительно, биотеррористическая лаборатория может вполне быть размером с домашнюю кухню, а созданная там биологическая бомба по габаритам не будет превосходить тостер. Поэтому террористическое использование биологических агентов весьма вероятно, а их диапазон будет со временем расти. Поскольку симптомы сибирской язвы, оспы или других болезней проявляются не сразу, власти узнают о «кошмарном нападении» не тогда, когда оно начнется, а тогда, когда оно будет уже идти полным ходом. Радиоактивные материалы и радиационно-заражающие устройства могут быть использованы для создания паники среди населения, плохо представляющего себе степень их опасности. Такая паника вполне может повлечь большее количество жертв, чем радиация.

Активизация внутренних конфликтов

Слабая экономика, национальная и расовая разобщенность, молодежная агрессивность – все это создаст в большинстве государств идеальные условия для возникновения внутренних конфликтов. То, до какой степени они будут развиваться, зависит исключительно от управляющей способности госаппарата. Те из них, что не будут способны удовлетворить ожидания народа или подавить конфликт силой, столкнутся с наиболее серьезными, кровопролитными вспышками насилия. По большей части такие государства расположены в «дуге неустойчивости», протянувшейся из Центральной Африки, район Сахары, через Северную Африку, Ближний Восток, Балканы, Кавказ, Южную и Центральную Азию вплоть до стран Юго-Восточной Азии.

Химическое и биологическое оружие

Угроза применения химического и биологического оружия будет исходить в основном от террористических организаций. Учитывая стремление многих террористических группировок получить оружие, которое можно использовать незаметно и применение которого будет иметь наиболее серьезные последствия, можно смело предположить, что они постараются получить доступ к некоторым видам биологического или химического оружия. Крупные достижения в области биологии и информационных технологий приведут к ускорению темпов разработки и производства биологических агентов, сделают их более доступными и опасными. Как обнаружение таких агентов, так и защита от них станут чрезвычайно трудным делом. В 2020 году многие страны будут продолжать работы в области создания новых видов химического оружия, пытаясь обойти конвенцию о его запрещении.

Ядерная дубина

На заре человечества наши пращуры запросто убивали друг дружку. По данным палеонтологов, примерно каждая седьмая смерть была следствием удара дубинкой по темени. Речь идет вовсе не о межплеменных войнах и конфликтах, а именно о дубинке соплеменника, не совсем рассчитавшего свои силы. Такова была расплата за полученное оружие в эпоху, когда гуманистические ценности еще не совсем овладели умами. В «додубиночную» эпоху такого беспредела не было, да и не могло быть: убить человека одними руками или зубами было не так просто, а вот с помощью мощного наступательно-оборонительного орудия – легко. Что могло произойти в случае, если бы вместо дубинок в руки кроманьонцев попали сразу пистолеты, представить себе нетрудно.

Известный британский ученый М. Риз в книге «Наш последний час» написал: «Рано или поздно созданная нами техника уничтожит Вселенную и нас вместе с ней». Скорее всего, ученый несколько перегнул палку: уничтожить Вселенную нам вряд ли удастся, зато себя в ней – можем. С этим согласны многие специалисты. Канадский философ Дж. Лесли считает, что человечество с 30-процентной вероятностью уничтожит себя уже в ближайшие столетия. И это довольно оптимистичный прогноз.

Когда-то очень давно, более полувека назад, «Манхэттенский проект», на конечной стадии которого была создана первая атомная бомба «Тринити», взорванная на полигоне в Неваде, продолжался с 1942 по 1946 год. В нем было задействовано 130 тысяч человек, а стоил он 2 миллиарда долларов (более 20 миллиардов по нынешнему курсу). Два десятилетия спустя то, что делали 130 тысяч, почти смогли повторить трое бывших студентов. Может быть, и повторили бы, если бы их не остановили.

В 1964 году Пентагон задался вопросом, насколько открыта информация по ядерному оружию и может ли какая-нибудь организация создать себе небольшой «ядерный козырь». Для того чтобы получить ответ на этот вопрос, решено было провести «разведку боем». В качестве разведчиков выбрали троих молодых американцев, только что окончивших высшие учебные заведения. Вернее, сначала их было двое, Дэвид Добсон (выпускник университета Беркли) и Дэвид Пипкорн (Принстонский университет), но через год выбывшего Пипкорна сменил Роберт Сэлдон (университет штата Висконсин). Эксперимент, который с их помощью решили провести пентагоновские специалисты, получил кодовое название «Страна N». Целью его было проверить, насколько легко неспециалистам (а ни один из упомянутых студентов до того не соприкасался с ядерной физикой), пользуясь исключительно открытыми источниками, воссоздать технологию производства простейшего ядерного заряда. К тому времени кроме России и США такими технологиями владели еще Великобритания и Франция. На очереди уже стоял Китай. Буква N в названии проекта символизировала очередной номер следующего атомного государства (для США это 1, для России – 2, для Великобритании – 3 и т. д.).

В качестве конечной цели вчерашние студенты выбрали бомбу, аналогичную той, что была сброшена в 1945 году на Нагасаки. Она принципиально отличалась от той, что уничтожила Хиросиму, – была более сложной, но зато и более эффективной. В «Толстяке», как называли бомбу для Нагасаки, чтобы получить цепную реакцию, использовался принцип имплозии, когда сделанное из плутония ядро сжималось до высокой плотности с помощью специально рассчитанного химического взрыва. Грубо говоря, ядро обкладывалось взрывчаткой, все это помещалось в бронебойную скорлупу, после чего взрывчатка подрывалась, плутоний сжимался, подобно сжимающемуся снежному комку, плотность его перерастала критическую, после чего начиналась цепная ядерная реакция. Главной сложностью здесь было рассчитать химический взрыв так, чтобы взрывчатка рванула, создавая в ядре равномерно растущую плотность. В противном случае цепная реакция в отдельных его частях могла начаться раньше, и взрыв произошел бы еще до того, как все ядро было бы к нему готово. Взрыв тогда просто разрушил бы саму бомбу, не причинив особого вреда окружающей среде. В сброшенном на Хиросиму «Малыше» использовался более простой «пушечный способ». Тут в заряде увеличивалась не плотность, а масса. Для этого в урановое ядро, масса которого была близка к критической, «выстреливался» дополнительный кусок урана. После того как он попадал в цель, масса заряда переходила за критическую черту и в нем начиналась цепная реакция, перераставшая во взрыв. Недостатком способа являлось то, что как бы ни была велика скорость «урановой пули», она все равно начинала взаимодействовать с «целью» еще до попадания, на участке подлета. В результате цепная реакция начиналась раньше нужного момента, и большая часть урана просто разлеталась, не приняв участия в общем взрыве. Соответственно и мощность его была значительно ниже возможной.

В течение года участники эксперимента читали имевшуюся в свободном доступе (в магазинах и библиотеках) литературу, штудировали физические журналы и посещали открытые лекции по ядерной физике. Уже к маю 1965-го года они рассчитали и сконструировали систему линз, приводящую к хорошей имплозии; в июне начали экспериментировать с химическим детонатором, а к декабрю создали четкую схему имплозии. Полный чертеж «самопальной» атомной бомбы появился на свет в апреле 1966 года. Год группа экспертов во главе с куратором «Страны N» физиком-ядерщиком Арту Хаджинсом разбиралась в бумагах и в апреле 1967 года вынесла четкий вердикт: если бы бомба Добсона и Селдена была собрана, она непременно взорвалась бы и могла бы уничтожить город с населением порядка 100 тысяч человек.

Бомба, спроектированная американскими аспирантами, была весьма громоздкой и, в случае ее создания, не смогла бы влезть даже в тяжелый бомбардировщик. Зато ее можно было собрать на месте, в каком-нибудь подвале, используя для постройки легкодоступные материалы. Проблема заключалась только в том, где достать 50 килограммов обогащенного урана-235, из которого изготавливался сам заряд.

То, что в 1940-х годах несколько лет разрабатывали совместно тысячи ученых, в 1960-х – три года трое аспирантов, в 1970-х стало под силу уже одному студенту. В 1976 году учащийся Принстонского университета Джон Аристотель Филипс не только выпустил студенческую работу, в которой подробно описывалась технология создания миниатюрной ядерной бомбы, но и собрал ее прототип (без заряда) размером с небольшой чемоданчик. Научный руководитель Филипса, известный американский физик-ядерщик Фримен Дайсон, поставив студенту за работу высший балл, сказал, что, по всем прикидкам и подсчетам, эта бомба, будучи заряженной, непременно сработает, и посоветовал работу сжечь, а прототип – разломать. Однако сделать это уже не представлялось возможным, ибо работа «уплыла» в спецхран ФБР вместе с опасным чемоданчиком. Да и к самому студенту была приставлена неслабая охрана, ибо до федералов дошли сведения о том, что Филипсом весьма заинтересовалась пакистанская разведка.

Обо всем этом сам Филипс рассказал в своих воспоминаниях. Мне довелось встречаться с Ф. Дайсоном, и на вопрос о Филипсе он ответил:

– Это неправда, у меня никогда не было таких студентов. У меня был студент, который очень хорошо узнавал чужие тайны. Он удивил меня, когда узнал очень много секретной информации, не имея к ней допуска. Но он не создал тогда никакого оружия. Он стал потом неплохим инженером, у него сейчас есть своя компания, которая существует очень неплохо, и ему вовсе не нужно изобретать ядерное оружие.

Если Дайсон говорит: не было, значит, не было. Что касается Джона Аристотеля Филипса, уточню, что впоследствии он оставил физику и стал известным политтехнологом. Его компания «Аристотель интернэшнл инк» участвовала, кроме прочего, в подготовке выборов американского президента Джорджа Буша-младшего и украинского президента Виктора Ющенко.

Итак, главным препятствием в деле создания действующей ядерной петарды является проблема получения самого заряда – литого шарика оружейного урана или плутония. Причем если урана на одну бомбу должно быть 45–50 килограммов, то плутония хватит 5–8. Можно сделать взрывчатку и из калифорния-252 – его для взрыва мощностью в 2 тонны тротила потребуется всего около 3 граммов, однако изготовить эти граммы сложнее, чем килограммы плутония. А достать последний, хотя и сложно, но можно. При ревизии на японском заводе по переработке радиоактивного топлива в 2003 году была выявлена недостача 206 килограммов хранившегося там плутония. Ответственные лица тогда заявили об обычной «утруске», когда 101 килограмм якобы перемешался с жидкими отходами и попросту уплыл. Оставшиеся же 105 килограммов, которые в эти отходы уже не влезали ни по каким физическим и химическим параметрам, были объявлены простой ошибкой в расчетах, типа их и не было никогда. Это при том, что плутония на заводе хранилось не так и много, 6 890 килограммов, а ошибка весьма солидная (тем более для такого серьезного предприятия).

В 1947 году создатели первой атомной бомбы совместно с журналом Чикагского университета «Bulletin of atomic scientists» организовали проект под названием «Часы Судного дня» («Doomsday clock»). Периодически на обложке журнала печатается циферблат часов со стрелками, установленными за несколько минут до полуночи, – символического наступления ядерной катастрофы. Решение о переводе стрелки принимает совет экспертов, в числе которых 18 лауреатов Нобелевской премии. Перевод производится после того, как угроза атомного Армагеддона после каких-нибудь событий становится более или менее реальной. Изначально часы были установлены на 11:53. После того, как в 1949 году первую свою атомную бомбу испытал СССР, их перевели сразу на 4 минуты вперед. Еще 1 минуту добавили после того, как США и СССР почти одновременно провели испытание термоядерного фугаса. Затем в 1960 и 1963 годах, после подписания договоров о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космосе и под водой, их перевели назад на 5 и еще на 5 минут, однако в 1968 году, после того, как в клуб ядерных держав вступили Франция и Китай, эксперты снова вычли 5 минут, и т. д. В 2007 году часы были переведены на 2 минуты вперед после того, как стало известно о ядерных программах Ирана и Северной Кореи.

Случаи с аспирантскими и студенческими ядерными фугасами – не самые удивительные. Уже в конце 1990-х годов задача постройки… нет, не ядерной бомбы, а действующего ядерного реактора оказалась под силу обычному американскому бойскауту. Когда все обнаружилось, рядовых американцев спросили:

– Вы знаете, чем занимается ваш сын по вечерам? Он говорит, что пошел на дискотеку или на свидание. Но, может быть, он собирает в сарае ядерный реактор?..

Всемирно известный ученый Ф. Дайсон, профессор Принстона, побывав в Москве, в Физическом институте им. П. Н. Лебедева РАН, прочитал лекцию «Еретические мысли о науке и обществе». Действительно, он высказал пять абсолютно еретических мыслей. Первая – шум вокруг глобального потепления сильно преувеличен; это потепление идет, но от него нам больше пользы, чем вреда. Вторая – биотехнологии перестанут пугать человека после того, как в магазинах начнут продавать наборы «Юный биотехнолог», а пора эта не за горами. Третья – человек может и должен управлять эволюцией. Четвертая – путь к решению многих проблем человека лежит через генную инженерию. Пятая мысль, высказанная Дайсоном, связана с ядерным оружием. Эта заключительная часть его публичной лекции фрагментарно приведена ниже.

Мнение эксперта

Фримен Джон Дайсон – американский ученый-теоретик в области ядерной физики и астрофизики, член Лондонского королевского общества и Национальной академии наук США, один из создателей квантовой электродинамики, почетный доктор университета Йешива, университета Глазго, Принстонского университета.

Моя последняя ересь связана с ядерным оружием. Потому что, как мне кажется, это самая важная проблема. Несмотря на то, что стоит она последней, для меня она является приоритетной. Я говорил об этом десятки лет назад и говорю об этом до сих пор. Изменения, которые произошли в этом вопросе за последние 25 лет, были кардинальными. Некоторые были к лучшему, некоторые к худшему. К лучшему был, например, абсолютно мирный распад СССР. Самое плохое изменение, о котором я даже не думал, это запуск Соединенными Штатами программы войн, направленных на предотвращение войн.

Мы активно спорим о том, есть ли ядерное оружие у Ирана, Пакистана или у Кореи, у стран, называемых «странами-изгоями», опасаясь, что оно вдруг может оказаться в руках у террористов, у «Аль-Каиды». Об этом говорят уже 50 лет. Но есть еще одна проблема – это наше собственное оружие. У нас самих, я имею в виду США, накоплено примерно 10 тысяч ядерных боеголовок. Этого вполне достаточно для того, чтобы уничтожить человечество. У Российской Федерации примерно столько же, я думаю. У других стран – меньше. И этот огромный арсенал может нанести необратимый урон всему миру, даже если лишь небольшая часть его будет использована. Люди жалуются, что русские небрежно относятся к охране своих ядерных запасов, но я никогда не забуду, как я вошел в помещение одного из американских складов и увидел 41 водородную бомбу, лежавшие на полу и даже не связанные. Я их аккуратно пересчитал, их там было ровно 41. Интересно, заметил ли бы кто-нибудь, если бы их там было на одну или две меньше. С нашей стороны, тоже есть определенная неряшливость. Ведь наша безалаберность – это наша беда.

Можно говорить о ядерном оружии двояко. Можно вспомнить о религии, о морали, о том, что это уникальное оружие геноцида, и наша священная обязанность – поскорее избавиться от него. А можно рассуждать с точки зрения военного регулирования, о его сдерживающем потенциале. Я не буду говорить о религиозных соображениях, не буду повторять рассуждения многих гуманистов о том, что использовать ядерное оружие – аморально. Я хочу убедить вас в том, что ядерное оружие бесполезно в условиях войны. Мы не просто должны остановить Иран или Северную Корею в их попытках создать ядерную бомбу; мы должны доказать, что это бесполезно для военных целей. Для войны с бедными странами она не нужна, потому что не там располагаются какие-то интересные объекты для ядерных бомбардировок. Они есть в богатых странах. По отношению к ним мы часто видим лютую ненависть, но даже она в данном случае не поможет выиграть войну. Слишком велика разница в силе, как в ядерной, так и в обычной.

Как мне кажется, основной задачей нашей внешней политики должно стать полное избавление от всего ядерного оружия. Конечно, я понимаю, что полное избавление – нереально. Ведь далеко не все в мире – друзья, и, конечно, каждый обязательно подумает: «Припрячу-ка я парочку боеголовок где-нибудь. На всякий пожарный». Вместе с тем не так легко спрятать эти боеголовки. Поэтому когда мы говорим об избавлении от ядерного оружия, то речь идет именно о его запрещении. Так же как некогда было запрещено оружие биологическое. То есть мы должны знать, что собственное оружие нашей страны уничтожено, и только в таком случае мы сможем сделать мир безопаснее. Уничтожив ядерные боеголовки, мы можем уменьшить вероятность возникновения войны. Это возможно либо в одностороннем порядке, либо в ходе многосторонних переговоров.

В последние 50 лет у нас уже было несколько положительных примеров таких действий. В 1963 году, когда я работал в Американском агентстве по контролю за разоружением, мы пытались создать самую большую водородную бомбу. Советский Союз тоже работал над этой задачей. И мы верили, что следующим этапом в этой гонке вооружений будет гигатонная бомба. Эта бомба смогла бы за один раз разрушить огромный город, создать цунами и так далее. Президент Кеннеди и генсек Хрущев положили конец этому безумию и договорились, что возможны лишь подземные испытания – и не более 10 мегатонн. Потом начались новые переговоры по дальнейшему уменьшению мощности, но, как мне кажется, Хрущев и Кеннеди упустили тогда реальный шанс запретить вообще любые испытания ядерного оружия.

Еще один хороший пример – это полное запрещение биологического оружия, которое произошло в 1969 году, во времена президента Ричарда Никсона. Это прошло достаточно тихо и мирно. Не было никаких международных переговоров, не было никакого ратификационного процесса; оппоненты этого решения просто не получили никаких шансов возражать, потому как не было долгой формальной процедуры. Просто Никсон объявил, что на всей территории США любые формы биологического оружия запрещены и подлежат уничтожению. Тогда один из ведущих специалистов в области биологического оружия убедил Киссинджера в том, что биологическое оружие не нужно. Киссинджер убедил Никсона. Он спросил у генералов, отвечавших за биологическое оружие: «А каковы ваши планы по его применению?» Генералы признали, что даже в случае биологической атаки у них нет никаких конкретных планов по использованию собственного биологического потенциала в ответ. Так, собственно, и появилась точка зрения о том, что биологическое оружие бесполезно. Уже после одностороннего шага, сделанного Никсоном, была принята международная конвенция, объявившая биологическое оружие незаконным, и СССР также подписал эту конвенцию. Но, как мы знаем, СССР втайне продолжал свою программу его создания. Советская программа оставалась тайной многие годы, однако, в любом случае, договор мешал Советам работать над ним в полную силу. Биологическая угроза существует до сих пор, но она была бы значительно более серьезной, если бы США продолжали развивать эту программу. Уже хотя бы потому, что нашим биологическим оружием и нашими наработками в этой области могли бы воспользоваться террористические силы.

В 1986 году президент Рейган и генсек Горбачев встретились в Рейкьявике по проблеме контроля обычного вооружения. Тогда было предложено также избавиться от всего ядерного оружия. Оба руководителя уединились и очень близко подошли к идее, что необходимо отказаться от всего ядерного оружия. Но они тогда не смогли этого сделать. У них были официальные советники, которых пугали возможные последствия такого решения. Кроме того, в случае положительного решения необходимо было бы свернуть систему ПРО, потому что эта система может быть использована не как оборонная, а как наступательная сила. Но оба лидера тогда так и не воспользовались моментом и не провели решение, которое могло бы изменить весь ход истории.

Сейчас политики США предлагают вернуться к тому, о чем шла речь в 1986 году в Рейкьявике. Это, как мне кажется, создаст благоприятную атмосферу в обществе. Лучше всего начинать это движение в одностороннем порядке. Мир будет значительно более спокойным, если мы будем делать это, несмотря на то что у Ирана, Израиля, Пакистана или других стран будет это оружие, даже если они не захотят от него отказываться. У каждой страны есть право на собственный путь.

Мое глубокое убеждение состоит в том, что наше будущее не предрешено. Оно в наших руках. Все наши нынешние модные беспокойства, все наши сегодняшние догмы, возможно, устареют уже через два-три года, и мои ереси тоже, может, скоро устареют. Наше будущее находится в руках наших детей и внуков. Мы должны дать им свободу, чтобы они создавали свои собственные ереси.