Текст книги "Ложная память"

Я слушал Эдмунда, сдерживаясь из последних сил, я перестал его понимать, всё, что он говорил, казалось мне каким-то бредом.

– Знаешь, Эдмунд, – прервал я его на середине фразы, – извини, но я вот о чём хотел тебя спросить. – Тогда, в 89-ом, когда я ушёл, ты чем-нибудь помог Андрею? И если ты в курсе, а ты должен знать, раз просчитывал мои взаимосвязи, расскажи, чем тогда всё это закончилось.

– А какое это имеет… – начал он, но тут же замолчал, наткнувшись на мой ледяной взгляд.

Помедлив несколько секунд, продолжил на полтона ниже:

– Когда ты ушёл, я попросил Андрея думать о жене и дать мне свою руку….

– Давай, Эдмунд, жми, – сказал Андрей.

Я вял его ладонь, сосредоточился и увидел переплетение сияющих потоков, многообразие светлых, разных оттенков чувств. Он был очень хорошим человеком, многогранным, с громадным энергетическим потенциалом, который в тот момент только начал раскрываться.

Среди этого многообразия я выделил нужный сектор – его семью, но он думал не столько о жене, сколько о своём сыне. Я видел его – маленький, чуть больше года, мальчик, Артём, просто купался в золотистой энергии любви своего папы. Для меня этого было достаточно, через его сына я смог увидеть и его жену, Надежду.

Светлая, открытая женщина, полная любви и переживаний за своего мужа и сына.

Я углубился дальше и ничего плохого не увидел – на первый взгляд, всё было в норме. – Сердце, печень, почки, лёгкие, щитовидная железа – всё, что влияет на общее самочувствие, всё было без серьёзных отклонений, создавало правильный энергетический фон. – Почти правильную сферу с незначительным завихрением на поверхности. Я устремился к этой аномалии. Маленькая, почти незаметная на поверхности воронка, расширяясь конусом, уходила вглубь…

– Извини, Андрей, но у меня плохие новости, – сказал я. – Это пока не критично, но у твоей жены, похоже, начальная стадия рака.

Он закурил, сел на корточки, прислонившись к стене, и зажмурил глаза, не позволяя эмоциям выплеснуться наружу.

Я молчал, нечего было добавить, а ему нужно было прийти в себя.

Справившись со своими эмоциями, Андрей совершенно спокойно, но несколько отрешённо посмотрел на меня.

– Ты уверен, Эдмунд? – тихо спросил он. – Здесь не может быть ошибки? Ты должен понимать, что такими вещами не шутят.

– Я уверен на 90 процентов, – ответил я. – До сих пор я не ошибся ни разу, но всегда можно наткнуться на что-то неведомое, мы ведь всего лишь люди.

– Ты сможешь помочь? – спросил он.

Я, честно говоря, с такими болезнями на тот момент ещё не работал. Спиральные расширяющиеся завихрения были для меня недоступны, но в тот момент я чувствовал необычный подъём, я знал, что моя сила растёт, и мне казалось, что для меня нет ничего невозможного.

– Не уверен, что смогу с этим справиться, – сказал я, – но улучшить ситуацию смогу наверняка. Приходите завтра. По субботам я обычно не работаю, но тут лучше не откладывать.

– Что я тебе буду должен? – спросил Андрей.

– Ничего, – неожиданно для себя ответил я, – и на качество моей работы это никак не повлияет.

Сказав так и пытаясь разобраться в причинах своего альтруизма, я в тот момент так ничего и не понял, я просто почувствовал, что поступаю абсолютно правильно. А я привык доверять своим ощущениям, можно сказать, что я только им и доверял.

Андрей возражать не стал, видимо, он в тот момент не был уверен в моих возможностях.

Мы договорились о времени моего сеанса и разъехались по домам.

Только дома, поздно вечером, я осознал, во что ввязался.

Всё, что я делал до сих пор, не шло с этим, ни в какое сравнение.

Исправить лёгкое уплотнение энергии, слегка перераспределив поля – это одно, но здесь была настоящая аномальная зона, завихрения, переплетения существующих полей. – Действующие и жизненно важные потоки, текущие по извилистой неверной траектории, меняющие саму структуру материи. При воздействии, какое планировал я, требовалось учитывать десятки, а может быть, сотни факторов, чтобы просто не навредить, и примерно столько же, чтобы исправить. Я не был уверен, что у меня хватит на это сил, возможно, такое вообще никому не под силу, думал я.

Но я пообещал, и я знал, что должен это сделать, а значит, у меня не оставалось выбора.

И я решил сыграть ва-банк.

Идея была в том, что я решил не разбираться с завихрениями и переплетениями потоков, с чем мне, безусловно, было бы не справиться, а подпитать слабые потоки на входе, ведь именно поэтому они завихрения и создавали.

Мы встретились в назначенное время.

Андрея я оставил в приёмной, а с Надеждой мы прошли в мой кабинет. Я попросил её снять с себя все украшения, всё, что могло помешать моему воздействию, и уложил её на кушетку.

Осмотрел её ещё раз.

Да, ошибки быть не могло, я отчётливо видел аномальную зону, и это было началом страшной болезни.

Я постепенно начал своё воздействие.

Определил потоки, которые искажались, и стал подпитывать их своей собственной энергией, которая на тот момент просто переполняла меня.

То, что было потом, я помню смутно.

Я постепенно увеличивал воздействие, я даже увидел, как аномалия начала выправляться, а значит, моё решение было правильным, но в какой-то момент процесс стал неконтролируемым, энергия моего тела утекала в эту аномалию, а у меня даже не хватало сил, чтобы остановить этот процесс.

Я потерял сознание.

В чувство меня привела Надежда. Я лежал на полу и с трудом мог шевелиться. Она позвала своего мужа и вместе с Андреем уложила меня на кушетку, на которой совсем недавно лежала сама.

Я попросил её присесть рядом, мне нужно было увидеть её энергетику.

Аномальная зона осталась.

Да, она стала меньше, но ненамного меньше, над этой болезнью нужно было ещё работать и работать.

Когда они ушли, а я смог самостоятельно двигаться, я прошёл в ванную комнату: хотелось принять душ, это должно было прибавить мне сил.

Я снял больничный халат, больничную шапочку и посмотрел на себя в зеркало.

В нём я увидел осунувшееся лицо, круги под глазами и совершенно седые волосы. – За несколько минут своего сеанса я полностью поседел.

Вот что бывает, когда берёшься за то, что тебе недоступно.

В тот раз я всё-таки смог улучшить состояние жены Андрея, но, к сожалению, совсем ненадолго, аномалия принимала свою прежнюю форму примерно за месяц, и каждый месяц я проводил новый сеанс, отдавая практически все свои силы.

Со временем я становился сильней, и иногда мне казалось, что болезнь отступает, но это было не так.

Я мог поддерживать нормальное состояние Надежды, сделать так, чтобы она не чувствовала себя больной, но это была всего лишь видимость здоровья, болезнь по-прежнему оставалась смертельно опасной.

Если бы я прекратил сеансы, она очень скоро уничтожила бы её.

С того самого дня у неё с Андреем больше не было интимных проблем. Но вылечить Надежду я так и не смог – я до сих пор этого не могу.

– Да, да, Володя, – сказал он, увидев мой удивлённый взгляд. – Это тянется до сих пор. Это мой крест. – Тот день для каждого из нас троих оказался знаменательным. Мы все совершили ошибки, мы все многое потеряли, но кое-что всё-таки и нашли….

Через год после того, как Андрея не стало, Надежда переехала ко мне, и мы до сих пор живём вместе. Можно сказать, мы счастливы, если это слово применимо к таким калекам, как мы: она – смертельно больная женщина, и я, экстрасенс-лекарь, опустошённый за долгие годы борьбы с этой болезнью.

Наш сын уже вырос, Артёма я считаю и своим сыном тоже, и у него уже своя семья…

Стук в дверь кабинета заставил Эдмунда прервать свой рассказ.

Дверь приоткрылась, и на пороге мы увидели Лизу.

– Эдмунд Семёнович, вы меня извините, но время уже 14.30, и я должна забрать у вас Владимира Михайловича, а вас дожидается другой пациент.

– Ну вот…, как всегда – ничего не успел, – ответил он.

– Владимир Михайлович, мне кажется, мы немного не договорили, – добавил он, обращаясь ко мне. – Вы не будете возражать, если я навещу вас в палате часиков после шести?

– С нетерпением буду ждать нашей встречи, – ответил я.

Я вышел из кабинета экстрасенса, испытывая к нему странные, неоднозначные чувства. Он расшевелил мои старые раны, но зато позволил взглянуть на ту давнюю историю под другим углом.

Правильно сказал Эдмунд, думал я, мы все совершили ошибку тогда, а кто из нас при этом больше виноват, определять бессмысленно. Непонятно только зачем Эдмунд приплёл к той давней истории Машу и что это за бред он нёс про предназначение…. – сходу и не сообразишь.

Но ничего, решил я, сегодня вечером мы с ним снова встретимся и, возможно, многое прояснится.

Да…, ситуация пока не совсем ясна, но разрозненные картинки уже начали складываться в осмысленный сюжет, с улыбкой подумал я.

При этом моё настроение по непонятным для меня причинам взлетело почти до небес.

***

Я шёл по коридору, рядом со мной, держа меня под руку, прижимаясь ко мне время от времени левым боком, шла Лиза. Она без остановки мне что-то рассказывала – про укрепляющие ванны, про обеденное меню больничной столовой, про Эдуарда Львовича, который готовил мне новые процедуры, про пациентов, поступивших в клинику, пока я отсутствовал полтора часа.

– Да вы меня совсем не слушаете, – обиженно поджав губки, сказала она.

– Что вы, Лиза, я весь внимание, – ответил я, – но мне пока трудно сконцентрироваться, я ещё не пришёл в себя после сеанса Эдмунда Семёновича.

– Это заметно. А я, между прочим, переживала за вас, – сказала она. – Этот, Эдмунд Семёнович, очень странный человек, как посмотрит своими глазищами, будто наизнанку выворачивает, никакого рентгена не надо.

Она явно со мной кокетничала, и я решил ей немного подыграть.

– Он ещё и не то может, – ответил я.

Она посмотрела на меня испуганно-удивлёнными глазами, похоже, я её немного заинтересовал.

– Расскажите, Владимир Михайлович, – приглушённым и несколько дрожащим голосом попросила она.

– Рассказывать вообще-то нельзя, это опасно, – сказал я. – Если он об этом узнает, ещё неизвестно, чем всё закончится. Мне-то что…, я через несколько дней выпишусь, и ищи ветра в поле, а вам здесь работать. Станете потом его третьей помощницей.

– Как это? – спросила она.

– Да очень просто, вы же сдаёте на анализ кровь? – спросил я.

– Да, каждую неделю, – ответила Лиза.

– Так вот, – начал я, – ему достаточно одной маленькой капли крови – и он сможет делать с вами всё, что захочет. Мне лично повезло, моей крови у него не оказалось.

– А причём здесь кровь? – автоматически, немного напряжённо спросила она.

– Причём кровь – я не знаю, но он явно с ней что-то делает, всем же известно, что в любой клетке человека содержится информация обо всём человеке. А в крови эти клетки живые, и даже в маленькой капле их очень много. И, видимо, они, эти клетки некоторое время сохраняют связь с организмом. Вот через эту связь он и воздействует…. Но точно я не знаю, это так, предположение…

– Вы думаете, почему он записал меня к себе на приём? – спросил я.

Лиза пожала плечами, несколько настороженно глядя на меня.

– Я могу вам ответить, – продолжал я. – Он хотел подчинить меня себе. Он узнал, что я знаком с Марией Ивановной, и если бы ему это удалось, то он смог бы воздействовать через меня на руководство клиники.

Я сразу это понял, как только вошёл к нему в кабинет.

Он сидел за своим столом и просматривал мою медицинскую карту. Не глядя на меня, как бы вскользь, равнодушным голосом заметил: «О, а анализа крови здесь нет, давайте-ка, Владимир Михайлович, сделаем экспресс-анализ, много времени это не займёт, а польза будет непременно».

Но я сразу догадался, что к чему. Зачем это экстрасенсу мой анализ крови? – Я так ему и ответил: «Не обижайтесь, Эдмунд Семёнович, но, на мой взгляд, он вам не нужен».

Он сразу со мной согласился, и это вдвойне подозрительно: ни один врач не идёт на поводу у больного, если, конечно, не задумал, что-то противозаконное.

Я, как видите, по-прежнему свободен, можно сказать, пронесло. А вот двум его помощникам повезло меньше….

Вы когда-нибудь видели, Лиза, его помощников, свободно прогуливающихся по этой клинике?

– Нет, – с дрожью в голосе ответила Лиза.

– И не увидите, – сказал я, – они делают только то, что он им говорит.

– Вы меня разыгрываете, – испуганно сказала Лиза.

– Вы меня спросили, Лиза, я рассказывать не хотел, – ответил я, – но так уж получилось, что теперь вы всё знаете. Что он с вами сделает, я даже загадывать боюсь. Но в том, что он о нашем разговоре уже знает, я думаю, можно не сомневаться.

Наверное, я перестарался; может быть, её страхи по отношению к Эдмунду достаточно давно успели укорениться, но я напугал её по-настоящему.

Лиза ничего больше не спрашивала, но на её глазах выступили слёзы, ещё мгновение, и они могли перерасти в настоящую истерику с рыданиями и криками.

– Ну, Лиза, успокойтесь, – попытался поддержать её я, обняв за плечи и плотно прижав к себе. – Это мой глупый розыгрыш. Не о чём беспокоиться. Я всё придумал, Эдмунд Семёнович вовсе не монстр.

Она меня, похоже, даже не слышала. Она испугалась так, что дрожала всем телом, а слёзы градом текли из её глаз.

– Лиза… – в который уже раз позвал её я.

Видя, что ничего не помогает, я отстранился от неё и тихонько встряхнул за плечи.

– Да послушайте же вы, наконец! – почти закричал я.

Это слегка привело её в чувство, по крайней мере, теперь она воспринимала, что я говорю.

– Эдмунд Семёнович – мой старинный знакомый, мы просто разговаривали с ним все эти полтора часа. Я неудачно пошутил. Извините. Но я не думал, что это на вас так подействует…!

Похоже, мне удалось, наконец, до неё достучаться.

Началась обратная метаморфоза.

Сначала она перестала дрожать, потом перестали литься слёзы. Затем Лиза резким движением сбросила мои руки со своих плеч, отстранилась ещё дальше, лицо её исказилось в злобной гримасе, и она сказала:

– Вы…. Это вы монстр, Владимир Михайлович, хотя нет, это слишком расплывчатая характеристика, вы – негодяй! У меня с вами не то что… – поперхнулась она, срываясь на крик. – Я даже видеть вас не могу! Можете на меня жаловаться, но я не собираюсь быть вашей медсестрой!

Я промолчал.

На это мне сказать было нечего.

Лиза бросила на меня ещё один гневный взгляд, развернулась и ушла быстрым шагом по коридору, ни разу не оглянувшись.

***

Я сходил на обед, повалялся на кровати. В 16.00 был на процедурах, посидел в джакузи с водой, насыщенной настоями каких-то трав под струями кислорода.

Это и в самом деле прибавило мне сил.

Лизы нигде видно не было.

Её столик рядом с моей палатой пустовал, в коридорах она мне не попадалась.

В 17.00 я сходил в массажный кабинет, там мне размяли и вправили всё, что можно было размять и вправить.

Лизы не было нигде.

Я остался без медсестры.

Потребности в этом, в общем-то, не было, но я уже привык к ней, её общество делало пребывание в этой клинике более комфортным – приятно, когда тебе уделяет внимание молодая симпатичная девушка.

Конечно, я не стал на неё жаловаться, я вообще никогда не жалуюсь, а в этом конкретном случае неправ был именно я. – Болван, ничего уже не чувствую, думал я, и шутки у меня дурацкие. Напугал бедную, добрую девочку, а теперь не представляю, как загладить свою вину.

Я не знал даже, где она находится.

Спрашивать о ней кого бы то ни было, я не мог, это вызвало бы ненужные вопросы:

– А что, её разве нет на рабочем месте? – спрашивали бы меня сотрудники клиники.

Это могло добавить ей лишних проблем.

Оставалось ждать.

В 17.45 я вернулся в палату и лёг на кровать.

Нужно было оставаться здесь, очень скоро с ответным визитом должен был прийти Эдмунд.

Спустя полчаса я услышал стук в дверь.

– Открыто…! – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Здравствуйте, Владимир Михайлович, – ответила Мария Ивановна, входя ко мне в палату. – Как вы себя чувствуете?

Честно говоря, её я меньше всего ожидал увидеть в этот момент, а её вопрос показался мне совершенно неуместным. – Как может чувствовать себя практически здоровый человек? Наверно, поэтому я, возможно, невпопад спросил:

– Мы что, Мария Ивановна, снова на «вы»?

– Володя, – ответила она, задумавшись на мгновение, – давайте пока придерживаться официальной манеры поведения. То, что случилось вчера, вовсе не повод как-то менять наши отношения. Считайте, что это был некий подарок с моей стороны, попытка загладить вину…. Признаюсь, что и вы мне теперь небезынтересны, но я пока не разобралась в себе и мне кажется, что и вы этого тоже пока не сделали. И у вас, и у меня есть своя устоявшаяся жизнь, и давать развитие нашим отношениям, впускать их в неё, лично я просто боюсь. Чувствую, что последствия этого могут быть непредсказуемы.

Я молчал, внимательно слушал её и в целом думал примерно, как и она.

Я не хотел ничего менять в своей жизни.

Моя жизнь не просто устоялась, она очень удачно сложилась. Много лет, прожитых в счастливом браке, вовсе не шутка. – Ира, моя жена, была, есть и будет единственной женщиной, которую я по-настоящему люблю.

С Машей всё было бы по-другому….

Для отношений с ней мне даже было трудно подобрать правильное определение.

В голове крутились одни аллегории, очень далёкие от моей повседневной жизни.

Я пытался найти что-то другое, но не находил для этого привычных слов.

Она, как яркое солнце после долгих холодов, думал я, как ветер после полного штиля, как ливень после засухи.

Что-то невероятно яркое среди серых будней.

Но и что-то невероятно опасное.

Солнце, которое, после того как растопит лёд, спалит дотла. Ветер, который набрав свою силу, превратившись в тайфун, сметёт всё на своём пути. Ливень, переполняющий реки потоками ледяной воды, рушащий любые преграды, смывающий безвозвратно то, что перед этим создавалось годами.

Возможно, мы действительно подходили друг другу, и, возможно, мы даже были бы с ней счастливы. Но вот надолго ли? – Это был очень важный вопрос.

Стать любовниками, вести двойную жизнь, прятаться по укромным углам, пытаясь добавить в уже счастливую жизнь новые, неизведанные пока, ощущения – можно попробовать, но и это не сможет продлиться долго.

Тайными отношения с такой женщиной долго не будут, слишком уж яркими они могут быть.

И рано или поздно такие отношения уничтожат всё.

Ценности сместятся, приоритеты поменяются местами. То, что нам дорого теперь, исчезнет навсегда. И мы сами, скорее всего, станем другими….

Для меня всё это было немыслимо, и только поэтому я был готов согласиться с Машей…

– А скажите, Володя, – вдруг спросила она, – вы о нашем вчерашнем… вечере никому не рассказывали? Я не пытаюсь вас пристыдить…, я всё понимаю, мужчинам вообще свойственно ради самоутверждения рассказывать такое. Мне это повредить никак не может, но всё-таки я должна знать.

Видимо у меня изменилось лицо, возможно, мой взгляд сверкнул чем-то недобрым. Маша отвела глаза, но вскоре я сумел взять себя в руки и совершенно спокойно ответил:

– Мария Ивановна, я не любитель оправдываться, и я не знаю, откуда вы взяли, что мужчинам это свойственно. Уверяю вас, настоящий мужчина никогда так не сделает, а я пытаюсь быть в их числе.

– То есть вы говорите «нет»? – спросила она.

– Нет, Маша, конечно, нет, кроме нас, это никого не касается, – ответил я.

– Странно…. Откуда тогда об этом стало известно Эдмунду, не в астрале же, в самом деле, он это увидел. – Я виделась с ним сегодня около двух часов назад. Он странный человек, но сегодня его странность была выше всякой меры. Сегодня он внезапно уволился, ни о каких двухнедельных отработках слушать не пожелал. О том, что подводит клинику, оставляя нас без специалиста, не захотел даже думать. О том, что не увидит последнюю зарплату, выходное пособие и другие льготы, разговаривать не стал. Собрался в течение часа и покинул эту больницу, даже вещи свои оставил, сказал, что за ними пришлёт кого-нибудь позже.

Собственно, я приехала сюда поговорить с ним, но, как видите, нормального разговора не вышло. Вместо этого он как заведённый говорил о предназначениях, радовался, что наконец-то нам с вами удалось встретиться, что теперь у нас с вами всё будет хорошо, ведь мы идеально подходим друг другу…. Много чего ещё говорил в этом роде….

Честно говоря, есть грех, я подумала, что это вы его подговорили….

– А что ещё я могла подумать? – спросила она, видя мой удивлённый взгляд. – Я видела ваше расписание, знала, что сегодня у вас был приём…

– Маша, – перебил её я, – Эдмунд Семёнович на своём приёме рассказывал мне то же самое. Он не простой человек…. И что и откуда ему известно, никому неведомо.

Мы многозначительно посмотрели друг на друга.

Не знаю, о чём подумала она, но я в тот момент подумал о том, что с Эдмундом мы уже вряд ли увидимся, а ведь мы с ним так и не договорили….

Мы помолчали.

Первой нарушила молчание Маша.

– Не знаю, будет ли тебе интересно, но я чувствую, что должна это сказать: я уволила своего телохранителя. Да и охрану на входе попросила Игоря поменять.

– Надеюсь, ты Игорю ничего не рассказывала? – спросил я.

– Разумеется, нет! Володя, эта история касается только нас с тобой! – вернула она обратно мою же фразу.

Мы опять замолчали, всё уже было сказано. Нечего было добавить, ведь мы уже решили закончить наши отношения. Да и не было, по большому счёту, никаких отношений, был небольшой эпизод – так…, случайная связь.

Мы молчали, пытаясь выбрать нейтральные, простые слова, для того чтобы нормально проститься и не находили их. Мы знали, что любое неосторожное слово, любое действие могло нарушить это шаткое равновесие, а последствия этого предсказать было нельзя.

Мы оба боялись и хотели этого.

И мы молчали.

Возможно, она ждала от меня слов или действий, возможно, я сам ждал от неё именно этого, но мы так ни на что и не решились.

Спустя некоторое время, я услышал:

– Прощай.

– Прощай, – не поднимая глаз, ответил я.

И Маша ушла.

Наверное, и с ней, подумал я, мы никогда больше не встретимся.

И от этого мне стало невыносимо грустно.

***

Удивительное дело – эти переплетения судеб, размышлял я, немного успокоившись, оставшись снова совершенно один. – Мы все вращаемся на своих орбитах, с кем-то движемся параллельно, с кем-то пересекаемся – раз в день, раз в год, а с кем-то, если говорить об Эдмунде, раз в 24 года.

Всё имеет свою причину, любая причина ведёт к следствию. Следствия могут закончить некий цикл, но чаще открывают кучу новых причин, по которым нам снова необходимо действовать. Действия ведут к другим следствиям, и так без конца, круг за кругом…

До тех самых пор, подумал я мрачно, пока не потеряешь всех, кто был тебе дорог…!

Вот и Маша ушла…