Текст книги "Королева острова"
![](/books_files/covers/thumbs_240/koroleva-ostrova-311423.jpg)
Автор книги: Ванесса Райли
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
Гренада, 1795. Вдова
Мами проводила меня до причала. Солнце стояло высоко, глубокие синие воды были спокойны. Ветерок не мог разлучить нас. Мои пальцы сплелись с ее пальцами.
Но на сердце у меня было тревожно.
– Я не хочу, чтобы мы расставались. Я обещала…
– Это необходимо, Долли. На этот раз ты уезжаешь всего на пару месяцев.
Подержавшись за ее руку еще немного, я посмотрела через плечо мами на мою бедную Шарлотту, одиноко сидящую в «Мэри». Бегство давалось мне тяжело.
– Китти злится на меня. Не хочет, чтобы я уезжала. Она боится.
– Я буду с ней рядом. Она моя дочь. А ты пекись о своей. – Мами вовсе не сурово, а нежно упрекнула меня, но я не хотела смириться с тем, что моей ласточке грустно или больно. Безопасный мир, который для себя выстроила Китти, не должен рухнуть из-за Гренады. Просто не должен.
– Томас едет. У него должны быть документы.
Мой муж не сумел получить разрешение на отъезд из колонии для всей семьи, только для некоторых. Мы солгали, сославшись на короткую поездку по деловым вопросам.
На лице моей матери появилась крошечная бесценная улыбка.
– Долли, это к лучшему. Мы с Китти проследим за девочками.
– Полк сказал, на Барбадосе, в Бриджтауне, живет капитан Оуэн. Когда-то он был мне добрым другом. Он может подтвердить нашу историю – что фамилия Шарлотты Фоден, а не Федон.
Улыбка мами увяла. Упади она на землю – кто-нибудь раздавил бы ее, словно жука-многоножку в саду.
– Решила довериться мужчине, который ни разу не удосужился разузнать, как поживает его ребенок?
Но Оуэн знал правду: Фрэнсис не от него. Может, это и глупость, но я была в отчаянии. Прятать Шарлотту в мире, где цветным нужны бумаги для всего – чтобы уехать из колонии, ходить, дышать… Оставалась единственная надежда – дать Шарлотте фамилию Фоден.
– Фрэнсис будет вести счета, поступлений ожидается много.
Томас подогнал повозку, и лошадь рысью пошла по берегу, забрасывая песком высокие борта.
Фрэнсис, моя ученая девочка, сидела рядом с Томасом, а мальчики – Джозефи и Гарри – ерзали и подпрыгивали на задах телеги. Чем ближе они подъезжали, тем виноватее улыбалась Фрэнсис. Это означало, что Томас снова позволил ей взять вожжи. Она была красавицей. Смуглая кожа, нос стал тоньше, оттеняя прекрасный овал лица с крошечной ямочкой на подбородке, которую щекотало перо, когда Фрэнсис считала и подправляла записи в конторской книге.
Мами выпустила мою руку.
– Поезжай. С нами все будет хорошо.
Томас, глядя на меня, приподнял шляпу, поцеловал Фрэнсис и демонстративно передал ей поводья. Затем забрал из повозки Джозефи и Гарри. Они извивались у него на руках, как юркие игуаны.
– Долл, документы у меня. Мы отправляемся на Барбадос. Шарлотта Фоден готова к путешествию! – Он опустил мальчиков на землю. – Полезайте-ка в «Мэри», ребята.
Они забрались в шлюп и уселись рядом с Шарлоттой. Мой муж повернулся и помог мами вскарабкаться в повозку. Я подошла к Фрэнсис.
– Я доверяю тебе управление делами, помогай бабушке, особенно с Энн и Элизой.
Она радостно махнула мне рукой.
– Конечно, мама. Энн уже везде бегает за мной и подражает во всем.
– Поцелуйте-ка маму, девочки!
Фрэнсис широко улыбнулась, склонилась ко мне и прижалась к щеке губами.
– Я горжусь тобой! Позаботься о нашей дорогой Шарлотте.
Наши взгляды встретились. Не знаю, понимала ли она, что поставлено на карту, но Фрэнсис умница, она отлично справится в мое отсутствие. Даже не притворившись, что хочет передать мами вожжи, дочь направила телегу назад в Сент-Джорджес.
– Гаррауэй присмотрит за ними до нашего возвращения, – без тени сомнений заявил Томас.
Хотелось бы мне быть столь же уверенной. Вздохнув, я позволила мужу помочь мне забраться в «Мэри» и уселась рядом с Шарлоттой. Она была во вдовьем платье синего и черного цвета – единственном, что я смогла заставить ее надеть, когда уговорила снять окровавленные тряпки.
Моя скорбящая дочь хотела, чтобы все знали правду – ее воин и ее дитя погибли.
– Усаживайтесь, ребятки. Мы отчаливаем, – приказал Томас, и мальчики устроились у румпеля и замерли.
Я ни разу не видела, чтобы они так широко ухмылялись. Но возле братьев я так и видела посмертную маску – тень Эдварда. Боже, как он любил выходить в море с Томасом.
Кажется, Шарлотту тоже преследовала подобная маска. Дочь не отрывала взгляда от горы Куа-Куа.
Томас стал распутывать толстую джутовую веревку, которая удерживала «Мэри». Но прежде чем развязать узел, вдруг замер и выпрямился. Будто щит, шагнул он навстречу солдатам, что спешили к нам. Пристань заполнили алые мундиры. Мужчины держали наготове длинные ружья. Мы оказались во власти колониального правительства.
Гренада, 1795. Ветер
Один из солдат полез в люк «Мэри». Другие обыскивали палубу, пробираясь вдоль борта, будто ища тайник.
С колотящимся сердцем я стояла и смотрела на воду, а ветер развевал мой шарф. Я умела плавать и могла бы отвлечь британских солдат на себя, но этим не уберегла бы детей от пуль.
– Оставайся на месте, Долл. Никому не двигаться ни на дюйм. – Томас подошел к солдату, у которого на мундире было больше всего знаков отличия. – Что все это значит?
Его голос звучал спокойно, но возмущенно – как умели говорить мужчины с серебряными пуговицами на сюртуках, важные персоны, которым прекрасно удавалось подобное.
– Сэр, мы должны убедиться, что вы не перевозите контрабанду.
Парень пролаял еще несколько приказов и велел своим людям обыскать багаж. Я боялась, что они отберут наши вольные и сожгут их.
Один из солдат пристально посмотрел на мою дочь, затем на меня. Томас запрыгнул в лодку и поймал меня за руку, собственнически продемонстрировав британцам, что мы его – его семья.
Он снова шагнул к человеку, изучающему бумаги.
– Нам придется еще задержаться? – проговорил муж оскорбленным тоном, а не так, будто всучил им документы, кричащие о лжи. – Ваши люди обыскали каждый дюйм моего корабля. Позвольте нам отправиться в путь.
Мужчина – офицер, судя по галунам у него на мундире, – пощупал страницы, сминая документы Томаса.
– Кое-какие повстанцы сбежали на Тринидад.
– Таких здесь нет. Мы плывем на Барбадос.
Из трюма выглянул солдат.
– Ни безбилетников, ни оружия, сэр.
На лице Томаса играла нахальная улыбка – он был слишком умен. Мой муж подготовился к худшему.
Один из солдат фривольно поглядывал на Шарлотту и строил ей глазки, но та даже не взглянула на него. Моя дочь застыла как камень, тихо и неподвижно. Камню легче. Если бы Шарлотта ощутила их ненависть к мятежникам, к Федонам, то могла бы совершить что-нибудь необдуманное.
– Ваши документы в полном порядке. – Офицер вручил бумаги Томасу, и солдаты удалились со шлюпа. – Приятного путешествия!
– Ты отправился в путь без оружия, Томас?
– У меня, знаешь ли, тоже есть секреты, – широко улыбнулся тот. Он отвязал «Мэри», поставил парус, и шлюп пошел вперед. – Джозефи, закрепи рангоут. Хватайся за линь. Эд… Гарри, помоги-ка мне привязать парус.
Томас посмотрел на меня, и взор его угодил прямо мне в сердце. Ветер гнал шлюп в открытое море. Большие корабли, такие, как «Андромеда» Уильяма, были вдалеке, но легко могли нас догнать.
– Джозефи! Готов к приключениям, сынок? – Томас положил ладонь мальчика на румпель.
– Да, папа! – Он был настоящий маленький моряк.
Малыш Гарри плюхнулся у моих ног. Его тельце дрожало, но он старался держаться храбро. Шарлотта не отрывала взгляд от Гренады. Теперь вид стал лучше. Над оплотом повстанцев клубился пар вулканического озера.
– Думаешь, Федоны победят, мама? Думаешь, Жюльен и Роза приведут наш народ к победе?
– Все может быть.
Я не могла сказать ей правду. Как только британские фрегаты доставят подкрепление и дадут по острову залп из всех орудий, мятежники-цветные и католики будут истреблены.
Барбадос, 1795. Вино
Бриджтаун… Хотела бы я, чтобы мне тут нравилось. Сюда можно было бы сбежать и восстановить силы, пока мы не сумеем забрать семью с Гренады.
Сам по себе он был чудесным: жемчужина в цепочке островов, я никогда не видала пляжей с таким белым песком. Среди изумрудных холмов высились дома, которые казались столь мирными и спокойными. Издалека.
На месте же выяснилось, что нам придется спать под тонкой сеткой, чтобы не подхватить от москитов, кровососущих тварей, лихорадку Денге. Из-за нее ныли суставы и кости. Эта сетка смахивала на свадебную фату Шарлотты. Ох, бедная моя доченька.
Она не поднималась с подушек. Рыдания во сне ее обессилили. Я отодвинула сетку, погладила Шарлотту по голове и заплела косу заново. Та сбилась набок, но густые кудри были мягкими. От сырости волосы Шарлотты, как и мои, распушились. К этой влажной жаре и липкости еще предстояло привыкнуть.
– Я выйду ненадолго.
– Ну… хорошо… – Голос ее был полон слез и печали.
– Почему ты ничего не ешь, Шарлотта? Давай я тебе что-нибудь принесу.
– Позже, – прошептала она, зажав в кулаке четки мами и крест Жан-Жозефа.
– Я ухожу…
Она не ответила.
Я поцеловала ее и укрыла. Неизвестно, поможет ли ей возвращение на Гренаду с новым именем. Отъезд Шарлотты меня тревожил, даже если за ней будет присматривать наемная кухарка. Я вышла на Джеймс-стрит и зашагала на пристань.
Бродя по улицам, я заблудилась и вдруг оказалась у здания из розового камня со скругленными углами. Когда мы проходили мимо него вчера вечером, я не обратила внимания, но теперь меня привлекло пение, что раздавалось внутри.
Пели на чужом языке, но мелодия смахивала на гимн. Было приятно слышать, как люди взывают к Богу. Это здание – с закрытыми окнами, утопающими в свете, арочными проемами, устремленными вверх, из кораллового известняка – выглядело таким обнадеживающим в это ясное утро субботы.
После восстания домашние собрания отца Марделя прекратились. Он начал проводить их, когда Совет Гренады запретил католические церкви. Если люди принимают законы, чтобы обездолить тех, кто от них отличается, – это и есть знак покинуть то место.
Горячий влажный воздух напомнил, что не нужно топтаться без дела. Лучше продолжить воплощать свой план и отыскать Оуэна. Кто-нибудь в гавани должен был знать этого громогласного парня.
Я свернула на Свон-стрит и прошла мимо торговцев и лоточников. По обе стороны дороги простирались плантации и тростниковые поля. Местные рабы были едва одеты. Многие – босиком.
Мое сердце разрывалось из-за них. Воспоминания, сожаления, маски смерти, все, что я не могла изменить, так и вставало у меня перед глазами. Как прекратить об этом думать?
Смахнув с лица влажные локоны, я вышла на пристань. От жары мои руки стали липкими, даже в блузе с длинными рукавами. В бухте мелькали шлюпы и небольшие парусники, но я не могла отыскать «Мэри» Томаса. Синяя мачта, на которой держался главный парус, исчезла из виду: вероятно, они с мальчиками ушли в более глубокие воды ловить ярко-зеленую макрель.
– Мисс Долли!
Кто это крикнул? Неужели Полк?
Я закрыла рукой глаза от солнца и приметила своего друга. Сердце у меня замерло. Я не видела этой лысой головы с тех пор, как началось восстание. Китти скучала по своему дамфо.
Полк на Барбадосе! Он наверняка знает, как найти Оуэна.
Его шлюп, «Долус», подошел ближе, раздвигая носом волны. Но Полк был на борту не один. На палубе с ним стоял мужчина в черной шляпе и белом сюртуке и махал рукой.
* * *
Я сидела на террасе довольно скромного дома – родового гнезда Джона Козевельда Келлса. Особняк располагался недалеко от Тюдор-стрит, и терраса выходила на море, а не на плантации.
– Любуешься моим садом, Долли?
Ну конечно. Мне было необходимо как-то отвлечься после ужасных новостей о том, что Оуэн угодил в кутузку за контрабанду.
– Здесь мило.
Побеги имбиря распускали нефритовые листья, сворачиваясь в длинные спирали. Пальмовые ветви и высокие травы устилали дорожки, что пересекали сад. По углам его притаились красно-желтые бутоны, спутники моей зрелой жизни – павлиньи цветы.
Я указала на них, вестников выбора и ненависти.
– Зачем ты их выращиваешь?
– Что именно? То растение с красными лепестками? – Келлс взял чашку с чаем. – Его здесь называют «гордость Барбадоса».
– Гордость? – Для меня этот цветок всегда был лекарством или средством избежать позора. Может, в том есть и гордость: думать, что способна контролировать последствия.
– Ты ничего не ешь, Долли.
– Я здесь не ради еды. Когда англичане освободят капитана Оуэна?
Келлс лениво копался в тарелке с сыром, которая стояла перед нами.
– Он снова тебе понадобился? Я полагал, твои устремления выше. – Он вытер руки о салфетку. – Сколько ребятишек он тебе оставил?
– Не больше, чем хотел ты.
Келлс нахмурился сильнее. Чертова ямочка на подбородке будто насмехалась надо мной, напоминая о моем Эдварде.
– Наш сын простил меня. Наши отношения намного улучшились.
– У моего мальчика было такое большое сердце.
Келлс протянул мне платок из гладкого белого льна. Сладковатый аромат рома вернул воспоминания, и я расплакалась.
– Мне жаль, Долли. Я всегда буду сожалеть.
Он потянулся ко мне, но я отпрянула.
– Скажи мне, – произнес Келлс, – что ты теперь будешь делать, разыскивать на Барбадосе отца Фрэнсис? Возможно, я смогу помочь. Заменить ей отца?..
Ореховые глаза пылали. Он хотел, чтобы я призналась – Фрэнсис его, но некоторые секреты были уже похоронены. Я аккуратно сложила платок.
– Оуэн мне нужен для Шарлотты. Он должен поручиться за нее и заявить, мол, она дочь мистера Фодена. Если британские власти заподозрят, что Шарлотта была женой одного из лидеров мятежа Федонов, ее арестуют и повесят. Жан-Жозеф был меньше известен, меньше заметен, чем его брат. Томасу удалось получить для нее документы на выезд из колонии на несколько недель. Не знаю, надолго ли поможет эта уловка.
– Ты гоняешься за всеми своими старыми любовниками? Все-таки стряпчий – низкая планка. А что с тем английским принцем?
Ни разу не замечала, чтобы Келлс так ревновал. Опасно давать повод для ревности мужчине, склонному к размышлениям и разным заговорам.
– Томас – мой муж. – Мой голос остался спокойным, без капли торжества, но широкая улыбка все за себя сказала.
Келлс перестал ухмыляться и улизнул в дом. Было удивительно наблюдать, как волнует его мой брак. Моя тревога унялась, и я последовала за ним в гостиную – величественную комнату с пустыми книжными шкафами по обе стороны большого стола из красного дерева. Ни одной книги из тех, что я видела на Монтсеррате или в Обители.
Келлс в задумчивости провел пальцем по полке.
– Служанка должна вытирать их и следить, чтобы не появлялась влага. Это мешает появлению зеленой пыли.
– Плесени. Я была такой невежественной, когда мы познакомились.
– Ты столько трудилась, но никто не убирал зеленую пыль лучше. Ты многому научилась и изменилась.
Комплименты от него были опасны. Обычно так Келлс начинал склонять на свою сторону.
Я подошла к двери в сад и задумалась, не сбежать ли. В пышных листьях «гордости Барбадоса» не укрыться.
– Как жаль, что я свободен, а ты нет. Правда, Долли?
– А Фанни об этом знает?
Келлс стоял позади, нависая надо мной.
– Возможно. Упокой Господь душу моей жены.
Я с усилием сглотнула. Моя шутка, должно быть, прозвучала очень грубо.
– Извини.
Его вздох обжег мне шею.
– Она ушла с миром. Катарина, ее сестра и я были с ней.
Сестра? У Козевельда родился еще один ребенок?
– Позволь мне ответить на вопросы, которые ты не желаешь задать. Луизе три года. После стольких лет у нас с женой родилась дочь.
Я закрыла глаза.
– Ты по-прежнему заботишься о Катарине, даже после рождения законной дочери?
– Ты знаешь, что да. Фанни очень любила Катарину и Луизу. Они обе сейчас в Обители на попечении миссис Рэндольф.
Мое сердце екнуло при мысли о том, что моя дочь вернулась в этот дом.
– Катарина счастлива в Демераре?
Он сжал мою руку.
– Наша дочь скорбит. Из-за смерти матери она несчастна, даже бунтует, но со временем все пройдет.
– Катарина потеряла женщину, которую называла матерью, а ты лишил ее всего, что она знала. Я понимаю, почему дочь несчастна.
– И ты могла бы ее узнать. Она бы уже звала матерью тебя, если бы ты вернулась со мной после свадьбы Шарлотты. Но тебе оказалась важнее компания принца.
Похоже, что Келлс винил меня в трагедии Катарины. Я оттолкнула его прочь.
– Не обвиняй меня в своих неудачах.
Он опустился в кресло у обеденного стола.
– Прости, Долли. Я не это имел в виду. Я подвел тебя. Столько всего натворил. Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Ради Катарины.
Способна ли я простить мужчину, который заставил меня усомниться в собственной ценности? Я смотрела в его глаза, в его лицо – чтобы перестать надеяться на Келлса, ушла целая вечность; вряд ли это возможно.
– Ты приехала ради Оуэна, потому что решила, он-де выручит Шарлотту. Но как только все пойдет кувырком, Долли, он исчезнет. Чиновники станут задавать вопросы. Вот почему Оуэн в тюрьме. Мы не можем рисковать Шарлоттой.
Он слишком давил на меня со всеми этими рассуждениями, но голос был мягким, манящим к себе. Я пошла прочь.
– Долли, у меня есть мысль, как спасти нашу Шарлотту.
Я повернулась у двери, уже почти нажав на ручку.
– Расскажи, что ты задумал.
– Я заберу Шарлотту с собой в Демерару. Представлю ее в обществе как Шарлотту Фоден. Ты знаешь, я способен смотреть в глаза властям и ничего не выдать.
Доверить Келлсу то, что не несет ему никакой выгоды? Я покачала головой.
– Я знаю, ты умеешь лгать не моргнув и глазом, но это моя дочь.
– Дитя, которому я помог увидеть свет. Которая танцевала в залах Обители, будто моя собственная дочь. Дитя, которое ни в чем не нуждалось, пока мы не расстались. Ты сомневаешься, что я помогу ей?
В этот миг я не сомневалась. Все, что Келлс сказал, было правдой. Разве он не любил ее так же сильно, как она своего папу Келлса?
– Зачем это тебе, Козевельд, что ты выиграешь?
– Ничего. Только риск, который может меня погубить. Если я оплошаю, вероятно, лишусь уже завоеванного авторитета.
– Тогда зачем?
– Зачем поступать правильно, Долли? Потому что, возможно, так я покажу тебе, что изменился. И ты снова сможешь мне доверять.
Он поднялся, уверенной походкой подошел ко мне и взял за руку. Его ладони, пальцы были такими же сильными. Он стал старше, волосы тронула седина. На лице появились морщины, крошечные линии проступили возле ухоженных усов. Умудренным взглядом я видела: он все еще хорош собой, неплохо сохранился.
Вместе мы задвинули защелку.
– Приведи Шарлотту завтра и послезавтра на обед. Мы выясним, сумеет ли она поддерживать этот обман.
– Потому что ты подвергаешься риску?
– Да. Я готов рискнуть, но мне нужно знать, что она так же полна решимости, как и ты. Так же непреклонна. Тогда Шарлотта добьется успеха любой ценой.
Не обращая внимания на его двусмысленную похвалу, я признала, что Шарлотта слишком хрупка. Пока неясно, поедет ли она с Келлсом в Демерару, но стоило попробовать ее убедить.
– Я уговорю Шарлотту поехать. Я знаю, она захочет тебя увидеть.
– Я попрошу Полка отвезти тебя назад и забрать вас обеих завтра в шесть часов вечера.
По-прежнему вместе мы отперли дверь. Освободившись, я выскочила в коридор.
– Попроси Полка не мешкать. Я слишком давно ее оставила.
Ничего не оставалось, как ради безопасности Шарлотты довериться Келлсу. Чем отплатить ему, я подумаю после. И что рассказать Томасу.
Барбадос, 1795. Путь
Я потягивала красное вино, кларет, из тонкого хрустального бокала. Это был наш с Шарлоттой второй обед с Келлсом. Непривычно ощущать себя его гостем и равной ему.
Он сделал знак служанке, одетой в форму и даже обутой. Я не спросила, свободная ли она или рабыня. Просто радовалась, что пожилая женщина с седыми волосами, убранными под красно-синий узорчатый шарф, выглядит здоровой.
– А ты все посматриваешь на мои книжные полки, Долли…
– Я потратила изрядно времени, полируя их. Не могу отвести взгляда, такие они пустые.
– В Бриджтауне сильная влажность. Не один драгоценный экземпляр я тут испортил. Плесень повсюду. Так что книги у меня хранятся в кедровых сундуках.
Он прожигал меня взглядом, словно прочел мои мысли, но я не обратила на него внимания и сосредоточилась на пиршестве: жареная куропатка с зеленью одуванчика. Овсяный хлеб с орехами на вкус всегда был как счастье.
И все же я с трудом держала нож. Как я могла есть, когда мы с Томасом рассорились? Я много чего высказала, а он слушал, пока я пыталась убедить его и саму себя в честной договоренности с моим старым любовником.
Добродушно-веселый Келлс заставил Шарлотту говорить – причем более одного предложения. Она улыбнулась, когда он упомянул Обитель.
– Ты и твой брат любили бродить по дому. Мне этого так не хватает. – Взгляд Келлса стал задумчивым; он поднял бокал. – Тост за Эдварда!
В глубине души я хотела швырнуть свой бокал в него и смотреть, как бордовая жидкость растечется по дорогому жилету.
– Какой еще тост?
Келлс прикусил губу, потом сказал:
– Я всегда буду горько сожалеть, что не относился лучше к моему сыну и к тебе, ко всем вам.
Шарлотта вскочила из-за стола.
– По крайней мере, у вас был сын, из-за которого вы могли ссориться.
– Присядь, Шарлотта. Мы с твоей мамой пытаемся примириться. Это непросто, особенно если нас разделяет море непонимания.
Моя дочь оперлась на спинку стула. Затем разгладила пышную юбку своего вдовьего платья и села на место.
– Хм-м… – Келлс поджал губы. – Шарлотта, мы с твоей матерью считаем, что ты должна покинуть Гренаду и переехать в Обитель.
– Покинуть?
– Да, – подтвердил он. – Мы все должны отправиться в Демерару. Торговля там будет процветать. Колония наконец растет – теперь, когда ее окончательно взяли под контроль англичане. Французы и голландцы больше не станут на нее претендовать.
– Хорошо-то как, да, Келлс? Ты наконец прав. Всего-то несколько лет прошло!
Шарлотта проткнула вилкой кусок отварного ямса.
– Это и есть примирение?
– Да, – отозвалась я. – Так я пытаюсь выплыть. Потрепать его по носу, напомнить, как мы выживали без него.
Я пожалела о своих словах тут же, как только их произнесла.
– Прости.
Келлс вновь улыбнулся: он знал, что я все еще обижена на него за его отъезд и за Катарину.
– Это поможет мне загладить вину. Да, Долли и все семейство Кирван-Томас должны приехать в Демерару. Мы могли бы жить одной большой семьей. У нас такого никогда прежде не было.
Если бы он выбрал меня, вряд ли я родила бы столько детей. И еще Келлс не любил так, как Томас. Я не хотела, чтобы мое сердце разбивалось снова и снова – ведь мои дети не вписывались в белый мир Келлса.
Он поднялся, перешел к нашему краю стола и махнул слуге наполнить мой бокал.
– В Демераре большой спрос на прислугу, Долли, но ты, вероятно, будешь дожидаться окончания мятежа, чтобы раздобыть контракты англичан. Говорят, ты все еще получаешь прибыль с контрактов на Доминике. Моя Долли всегда была такой предприимчивой!
– Не все рождены управлять ромовыми плантациями.
Его улыбка увяла.
Шарлотта уронила вилку, и та звонко ударилась о фарфоровую тарелку.
– Вы не продержались и пары минут. Как ни крути, для того чтобы сотрудничать с англичанами, Федоны должны проиграть. Мне нужно вернуться на Гренаду и сражаться вместе с Розой и Жюльеном.
– Шарлотта, не вздумай произносить их имена на публике. Это связывает тебя с повстанцами. Тебя могут убить.
– Может, так и должно быть. Может, мне лучше умереть и воссоединиться с Жан-Жозефом. Он бы сказал, что я трусиха. Такая же, как вы – притворяетесь, что ненавидите друг друга, но вы такие одинаковые. – Она отодвинула стул. – Мне пора идти.
Моя дочь бросилась вон, топая по полированным половицам. Я вскочила, поймала ее и обхватила, чтобы удержать.
– Шарлотта, мы ссоримся, но оба любим тебя. Мы хотим как лучше. Поэтому ты возвращаешься в Демерару.
Она на мгновение замерла в моих объятиях, а затем рванулась к двери.
– Стой, Шарлотта, – громогласно провозгласил Келлс.
Она опустила руки и выдохнула.
– Да, папа Келлс.
– Я попрошу кого-нибудь проводить тебя наверх в спальню, чтобы ты отдохнула. Пока же помирюсь с твоей мамой.
Шарлотта смиренно потупилась и кивнула, будто маленькая потерянная девочка.
Вот бы знать нужные слова, травы, понять, как ее исцелить. И тут меня озарило: ее папа Келлс может это сделать.
Он жестом подал знак слуге, и тот вывел мою дочь из комнаты. Затем Келлс сказал:
– Пожалуйста, покиньте нас.
Все слуги, что в черной форме выстроились у стены, ушли.
– Она так сильно скорбит, Долли. – Он направился к стеклянным дверям, ведущим в сад. – Она – не ты, Долли. Никто не может быть таким сильным, как ты. Мы должны убедить Шарлотту переехать в Обитель. Катарина и Луиза ее полюбят.
Он открыл двойные двери и впустил в гостиную влажный воздух. Свежие ароматы цитруса и цветов взяли верх над аппетитным запахом кушаний.
Келлс подошел ко мне. Его волосы не были напудрены. В отблесках свечи черные с проседью локоны отливали синевой.
Он был очень красив в своем коротком кремовом жилете с серебряными пуговицами, мерцавшими от пламени свечи. Келлс остановился в нескольких дюймах от меня. Огонь страсти сделал его ореховые глаза совсем зелеными.
– Как я позволил нам до этого докатиться? До той точки, где ты меня ненавидишь. Где мы не можем действовать сообща.
– Келлс…
Он словно сбросил маску, его всегдашняя улыбка исчезла.
– Это я во всем виноват. Я не должен был тебя покидать. Мне следовало более откровенно заявить о своих намерениях в восемьдесят девятом. Это я должен был взять тебя с собой и показать тебе мир, а не кто-то другой.
– В тот день ты не мог сказать ничего такого, что заставило бы меня передумать.
– Может быть, ты не знала, какой негодяй этот принц Уильям. О его похождениях на Карибах слагают легенды. Он поддерживает старые порядки… и заявляет об этом во весь голос. Он желает, чтобы Британия утопила в море всех мятежников.
Уильям таким не был, но защищать принца перед Келлсом – значит дать ему понять, что меня беспокоит его мнение.
– Тогда, наверное, я слишком либеральна.
– Нет, Долли. Ты видишь лишь то, что хочешь. Вот почему ты любила меня. Ты видела во мне хорошее, а не просто эгоистичного ублюдка.
Жара, тяжелый воздух и тоска в голосе Келлса – мое лицо и лиф сделались влажными. От его признания стало трудно дышать.
Он потер лоб. Щеки Келлса сильно покраснели.
– Неужели я никак не могу убедить тебя вернуться ко мне?
– Нет…
– Я люблю тебя. Я люблю тебя, Долли, всегда любил.
Келлс поймал меня за руку и закружил в безмолвном танце, нашем извечном танце.
– Я не мог сказать этого раньше, со всеми своими скелетами в шкафу. Но ты знаешь все, кроме того, как я сгораю без тебя. Каждый миг вдали от твоего света – пытка. Я слишком долго терзался в темноте.
Я была в объятиях Келлса, почти прильнула к его груди. Мои атласные рукава задрались, зацепившись за его пуговицы.
Дыхание Козевельда обжигало мне шею.
– Я свободен от клятвы, данной Богу. Я знаю, ты ненавидишь меня, но чувствую запах страсти на твоей коже. Она все еще в тебе теплится…
– Мне надо к Шарлотте.
– Долли, однажды я позволил тебе уйти. Больше не позволю.
– Отпусти меня. Я ухожу.
– Даже если ты все еще любишь меня?
– Ты всегда был таким самодовольным?
– Возможно. Кроме тебя и Фанни, никто не жаловался.
Я ускользнула из его рук.
– Я счастлива. Я с Томасом. Будь мужчиной, о котором я всегда мечтала. Будь моим героем. Спаси мою дочь.
– Но тебя я спасти не могу?
Мне потребовались все силы, чтобы не стать жертвой воспоминаний, тех хороших воспоминаний, которые мы с ним разделили.
– Ты забрал у меня Катарину, потому что был уверен: я не смогу позаботиться о ней наилучшим образом. Но на сей раз я признаю: я не могу позаботиться о Шарлотте. Мне нужен ты.
Келлс на мгновение прикрыл глаза. Этого хватило, чтоб отпрянуть к книжному шкафу, пока ритм его сердца не увлек и мое.
– Я люблю Шарлотту, Долли. Я буду ее беречь.
Я улыбнулась ему и направилась к двери. Он рванулся быстрее и придержал створку.
– Если дружба – это все, что нам осталось, я приму ее, но связь между нами никогда не прервется. Она станет еще крепче, когда ты, как и я, поймешь, что мы должны быть вместе…
Я закрыла ему рот ладонью. Не могла слышать ни его лжи, ни его правды.
– Позаботься о моих девочках, Келлс.
Он поцеловал мои пальцы.
– Клянусь собственной жизнью, Долли. Собственной жизнью.
Тяжело дыша, словно боясь поддаться его уговорам, я вышла из гостиной под плач Шарлотты.
Я хотела обнять дочь в последний раз, но не смогла.
Она поедет в Демерару, только если у нее не останется выбора.
Я пробормотала что-то на прощание и побежала прочь, надеясь, что мой уход из дома Келлса для Шарлотты только во благо… как и для моей души.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.