Текст книги "Не прячьте ваши денежки"

Глава 7

В четвертом часу ночи Марк, Прошка и Леша расселись за столом в моей кухоньке. Я зажгла плиту, сняла с полки кофейник, налила в него воды из пластиковой бутылки и поставила на конфорку.

– Все будут кофе? Или чайник тоже поставить?

– Не надо, – решил за всех Марк. – Не отвлекайся на пустяки. Мы ждем объяснений.

– Чай – это не пустяки! – заявил Прошка, ныряя в холодильник. – Варвара, а где рулет, который я принес в пятницу? Я же помню, утром оставалось еще, наверное, с полкило. Неужели ты все слопала?

– Полкило? – возмутилась я. – Полкило там было разве что до твоего завтрака. А после тебя остался вот такусенький кусочек. Я отдала его Шейле…

– Мой рулет! Этому чудовищу! Этой кошмарной твари! Этой собаке Баскервилей!

– Это ты – чудовище и кошмарная тварь, а Шейла – очень милая, благовоспитанная собака, и к Баскервилям не имеет никакого отношения.

– Милая?! Благовоспитанная?!

– Вы что, совсем с ума сошли? – взорвался Марк. – По-вашему, мы примчались сюда среди ночи обсуждать участь Прошкиного рулета и достоинства окрестных шавок?

– Шейла – не шавка, – обиделась я.

– Да уж, Марк, это ты загнул! – решительно поддержал меня Прошка. – Назвать шавкой это порождение ночного кошмара с кроваво-красными глазами и пастью…

– Слушай, может, хватит? – неожиданно заговорил из своего уголка Леша. Давно ко всему привыкший, он, как правило, на наши склоки не реагирует, но, видимо, предрассветная рань – не самое удачное время для испытания даже его могучего терпения. – Варька, оставь чайник в покое. Давай сначала разберемся с этим ЧП.

– Ну уж нет! – взвился Прошка. – Без чая или кофе я ни с чем разбираться не буду. Мы бы давно уже померли с голоду, если бы отказывались от еды и питья всякий раз, когда с Варварой случается очередная история. ЧП на завтрак, ЧП на обед, ЧП на ужин, и так триста шестьдесят пять дней в году! Меня такое меню не устраивает. Если уж мы обречены на участие в этой безумной чехарде, давайте сочетать приятное с неизбежным. Не хватало еще отказывать себе в маленьких невинных удовольствиях!

– Как-как ты сказал? – Марк, до сей минуты горевший желанием послушать меня, казалось, напрочь забыл о своем намерении. – Маленькое невинное удовольствие? Я не ослышался? Учитывая количество снеди, которое ты поглощаешь в процессе так называемого чаепития, эпитеты «маленькое» и «невинное» – последнее, что может прийти в голову.

Прошка втянул в себя воздух, надулся, как жаба, но тут я разлила по чашкам кофе и тем самым подавила в зародыше скандал, который вот-вот должен был разразиться.

– Пейте, пока не остыл.

Все потянулись за чашками и на минуту-другую установилась тишина, нарушаемая только звуками шумного прихлебывания, а потом Марк, который не пьет горячего, снова потребовал от меня отчета.

Я немного замялась, не зная, с чего начать. Нужно ли рассказывать об испорченных тормозах «Запорожца», о том, как меня пытались столкнуть с лестницы, или это не имеет отношения к событиям минувшего вечера? После минутного раздумья я решила выложить все. На данный момент невозможно сказать определенно, что важно, а что – нет. Если уж я рассчитываю на помощь друзей, то не имею права утаивать от них информацию. Пусть сами решают, какое она имеет значение.

Я говорила около получаса, а следующие полчаса говорили они, если, конечно, поток оскорблений в форме риторических вопросов можно назвать речью. Меня обвинили: в идиотизме, тупости, головотяпстве, безответственности, эгоизме, самодовольстве и чуть ли не в убийстве Людмилы, а может быть, и Вероники.

– Вы соображаете, что несете? – не выдержала я наконец. – Каким образом умолчание об испорченных тормозах могло привести к смерти Людмилы?

– Не прикидывайся более глупой, чем ты есть, – сердито сказал Марк. – Если бы ты не скрыла от нас покушения, мы никогда не позволили бы тебе пойти на эту дурацкую вечеринку одной. Мы наверняка отправились бы туда, и к тому же всем скопом, поскольку в одиночку или даже вдвоем обеспечить полную твою безопасность никто бы из нас не взялся. А это значит, что в квартире Вероники было бы на четыре человека, на четыре возможных свидетеля больше. И, даже сумей убийца улучить минутку и остаться с жертвой наедине, он бы еще сто раз подумал, прежде чем убивать, потому что шансов улизнуть из спальни незамеченным у него практически не было.

– А раз Людмила осталась бы в живых, то и Вероника бы никуда не делась, и мы не отсиживали бы сейчас задницы на этих жестких табуретках и не ломали бы голову, где ее искать! – подхватил Прошка.

Я открыла рот, чтобы дать отпор моим зарвавшимся обвинителям, но тут же его закрыла. Как ни печально было это сознавать, в их словах была доля истины.

– Ладно уж, – заговорил Леша, покосившись на мою угрюмую физиономию. – Какой смысл теперь искать виноватых? Лучше попробуем разобраться в том, что произошло. Варька, как ты думаешь, покушения на тебя и убийство Людмилы связаны между собой?

– Откуда мне знать? Я, если вы еще не догадались, ни к тому, ни к другому не причастна. И вообще, давайте в кои-то веки оставим убийство милиции! Все равно я ни о чем, кроме Вероники, думать сейчас не в состоянии.

– Почему? – удивился Прошка. – По твоим же собственным словам, убийца и все, кто знает о богатстве твоей инфантильной сестрицы, остались в квартире. Выходит, Веронике угрожает не бoльшая опасность, чем любой молодой женщине, разгуливающей по городу в одиночку. Прежде тебя не очень-то занимало, в котором часу она возвращается домой, верно?

– Прежде она не находила у себя в спальне убитых подруг.

– Ты хочешь сказать, что боишься не столько за ее жизнь, сколько за душевное здоровье?

– Не знаю, чего я боюсь, – сказала я честно. – Больше всего, наверное, неопределенности. Нет, не то… Похоже, у меня предчувствие. В общем, мне понятно одно: Веронику нужно найти как можно скорее…

Леша – рационалист до мозга костей и не верит ни в какие предчувствия, но как человек терпимый относится к чужим причудам снисходительно.

– Ладно, давайте думать, где искать, – согласился он. – Ты уверена, что у нее нет других знакомых в Москве?

– Знакомые, конечно, есть – преподаватели и слушатели курсов, соседи, Равиль и работники его конторы, – но не настолько близкие, чтобы Вероника захотела у них спрятаться. Не забывайте: она из Америки, а там не принято обременять своими проблемами деловых знакомых и людей, с которыми лишь раскланиваешься при встрече, обмениваясь замечаниями о погоде.

– Американцы обременяют своими проблемами психоаналитиков, – с умным видом выдал Прошка. – Как ты считаешь, Варька, есть вероятность, что твоя американоидная кузина помчалась среди ночи на психоконсультацию?

Я молча покрутила пальцем у виска.

– А не могла она отправиться в гостиницу? – предположил Марк.

– Не думаю. Для этого нужно было прихватить деньги и документы, а судя по тому, какое у Вероники было лицо, она не вспомнила бы даже о косметичке. Во всяком случае, ключи от квартиры и машины она не взяла.

– Слушай, Варвара, а как получилось, что ни один из вас не заметил Веронику, в истерике выбегающую из спальни? Ведь вы набились туда всей толпой, я правильно понял? – спросил Прошка.

– Я уже объясняла: все таращились на Людмилу. Ты, небось, тоже не глазел бы по сторонам, если бы к тебе залетела шаровая молния. А задушенная девушка, которую всего десять минут назад видели живой и веселой, – зрелище почище шаровой молнии.

– И все равно странно… Вероника, надо думать, ушла не на цыпочках. Скорее наоборот – сорвалась, как безумная. Стремительное движение обязательно должно было привлечь ваше внимание.

– Как видишь, не привлекло. Лично я протолкалась в центр круга, где лежала Людмила. За мной стояли Саша, Тамара и Роман, они заслоняли от меня Веронику, а сами стояли к ней спиной. Думаю, в таком положении им было сложно заметить ее побег. Тем более что наше внимание было приковано к телу.

– То есть ты уверена, что Вероника скрылась сама, без посторонней помощи? – уточнил Марк. – Тогда я не понимаю, почему ты так всполошилась. Девица ушла добровольно; те, кому известно о ее деньгах, к исчезновению непричастны. От несчастного случая она не пострадала – ведь милиция запрашивала больницы?

– Да, но мы предположили, что у Вероники нет при себе документов.

– Если бы к ним поступила женщина, подходящая под описание, тебя бы известили или пригласили на опознание.

– Допустим. А вдруг она нарвалась на маньяка?

– Нарваться на маньяка не так просто, как тебе кажется. Гораздо более вероятно, что бьющаяся в истерике девица привлекла внимание обыкновенного благонамеренного гражданина.

– Скорее уж, гражданки, – уточнил Прошка. – С незнакомым гражданином Вероника постеснялась бы делиться своими горестями. Благовоспитанные американские барышни так не поступают.

– Гражданин или гражданка – без разницы. Главное, что ее приютили. Вероника выплакалась, напилась валерьянки и теперь спит. Если я прав, утром она объявится.

– А если нет?

– Вот тогда и будем ломать голову.

Предположение Марка звучало достаточно правдоподобно. Может, и правда, плюнуть на дурное предчувствие и подождать утра? Пока я над этим размышляла, заговорил Леша:

– Нет, Марк, по-моему, все не так просто…

Прошка, которого последние слова Марка заметно приободрили, метнул в Лешину сторону взгляд, полный негодования.

– А зачем нам осложнения, скажи на милость? – агрессивно поинтересовался он. – Между прочим, пятый час на дворе. Если у тебя бессонница, мог бы подумать о других.

– Тебя здесь никто не держит, – остудил Прошку Марк. – Гостиная в твоем распоряжении – иди, дрыхни. Что ты хотел сказать, Леша?

– Меня удивляет, что Вероника не позвонила Варваре. До сих пор она Варьке безоговорочно доверяла. Варька ее доверия ни разу не обманула, нянчилась с ней с первого дня, причем совершенно бескорыстно. Казалось бы, именно в нее Вероника должна была вцепиться, когда случилась беда. А она даже не дала о себе знать…

– Варвара, ты проверила автоответчик? – быстро спросил Марк.

– Сразу, как вошла.

– И что из этого следует, Леша? Почему тебя не устраивает предположение о том, что Вероника, как только увидела труп, впала в невменяемое состояние? А коли она в него впала, глупо ожидать от нее благоразумных поступков.

– Мне кажется, искать поддержки у самого близкого человека – не столько разумный, сколько инстинктивный поступок.

– Леша прав, – сказала я. – Представьте себе, что вы растерянны, ошеломлены и напуганы до чертиков. К кому бы вы бросились в первую очередь, еще не успев опомниться?

– К тебе я побежал бы в последнюю очередь! – заявил Прошка. – Здоровый инстинкт подсказал бы мне, что после общения с тобой к моим растерянности и испугу добавится нервный срыв. Правда, кузина не настолько хорошо тебя знала, но, возможно, ее предостерег голос крови.

– Ах, вот как! – разъярилась я. – Все слышали: ко мне он побежал бы в самую последнюю очередь! А у кого ты выгреб все до копейки, когда по уши влез в долги из-за своего дурацкого прожекта молниеносного обогащения? Кто ежедневно мотался к тебе делать уколы, когда ты подцепил в Турции ту экзотическую кожную болезнь? У кого ты рыдаешь на плече, умоляя отвадить очередную подружку, которая вцепилась в тебя клещом? Все! Можешь больше ко мне не подваливать. Ищи себе другого извозчика, когда прилетишь в следующий раз от родителей с миллионом авосек и сумочек…

– Очевидно, грызня с Прошкой занимает тебя куда больше, чем исчезновение троюродной сестры, – едко заметил Марк. – Может, вам лучше удалиться в гостиную, пока мы с Лешей обсудим меры по ее спасению?

– Все-все, уже молчу, – пробормотала я, метнув напоследок в Прошку убийственный взгляд.

– Леша, мы остановились на том, что Вероника в первую очередь должна была кинуться в Варькины объятия. Она этого не сделала. Какой отсюда вывод?

– Ну… Я не уверен, но, похоже, кто-то настроил ее против Варьки.

– Сказал, что я не плачу за проезд в городском транспорте и кушаю на завтрак маленьких детей?

– Прекрати паясничать! – зарычал Марк. – Леша, продолжай.

– Вы же понимаете, что я не могу сказать ничего определенного… – мялся Леша.

– Да не тяни кота за хвост, говори! – потребовал Прошка.

– Поведение Вероники становится понятным, если принять за версию, что ей намекнули на Варькину причастность к убийству.

Я вздрогнула.

– На МОЮ причастность? Это как?

– Ну, например, кто-нибудь сказал ей, что минуту назад видел тебя в дверях комнаты, где задушили Людмилу.

– Ерунда! – Я остервенело замотала головой. – Когда, по-твоему, Веронику просветили на этот счет? Пока мы в оцепенении глазели на труп? Да мы пошевелиться не могли в первые минуты! А когда опомнились, Вероника уже исчезла.

Марк шумно выдохнул и закатил глаза.

– Ты забываешь, что среди вас находился убийца, – объяснил он тоном, полным бесконечного терпения. – Ему не понадобилось много времени, чтобы свыкнуться со страшной мыслью о смерти Людмилы. И пока вы приходили в себя, он запросто мог подсуетиться – заняться оговором, уничтожением улик и вообще чем угодно.

– Уничтожением улик – это понятно. Но зачем ему возводить на меня напраслину?

– Ты что, дурочка? – удивился Прошка. – Как это – зачем? Ему же нужно отвести от себя подозрения!

– Сам дурак! По-твоему, это способ отвести от себя подозрения? Подумай, как это будет выглядеть! Люди испуганно пялятся на труп, а ты бегаешь вокруг и нашептываешь всем и каждому: «А знаете, я только что видел Варвару, она кралась сюда на цыпочках и злобно стреляла глазами по сторонам!»

– Не думаю, что убийца стал таким образом отводить от себя подозрения, – сказал Марк. – И шептал он не всем и каждому, а только Веронике. И текст наверняка был другим. К примеру, таким: «Вероника, ты не знаешь, у твоей кузины не было причин ненавидеть Людмилу? Странно, я готов (готова) поклясться… впрочем, наверное, померещилось… Да нет же, я своими глазами видел (видела), что она вышла из двери за минуту до того, как ты вошла».

Я представила себе описанную Марком сцену, и вдоль хребта у меня пробежала холодная змейка. Если Веронике и впрямь сказали что-нибудь подобное, когда она стояла там, у окна, зажимая рот кулачком…

– Нет! Не может быть! – Я затрясла головой, отгоняя видение. – Мы бы услышали шепот…

– Если к тому времени кто-нибудь уже заговорил? Не услышали бы.

– Но зачем, Марк? Ты так и не ответил…

– Подумай сама. Зачем кто-то пытался устроить тебе несчастный случай?

– Понятия не имею. А ты?

– Догадываюсь. Ты имела слишком сильное влияние на Веронику. Если бы она распоряжалась деньгами сама, ничего не стоило бы вытянуть из нее любую сумму. Но ты контролировала ее траты. Мало того, по твоей просьбе Вероника поведала своему окружению, что передала все деньги тебе.

– Да, но она сказала, что я положила их в банк на свое имя, – уточнила я. – В случае моей смерти и при отсутствии завещания их могут унаследовать только мои родители или – во вторую очередь – брат. Какой смысл устраивать мне несчастный случай, если деньги уплывут в Канаду?

– Во-первых, резонно предположить, что раз уж ты положила в банк ее деньги, то все-таки оставила завещание в пользу Вероники…

– Но уверенности у злоумышленника не было! – перебила я Марка. – А вдруг я по беспечности или зловредности не оставила завещания? Что же он, напрасно рисковал?

– А во-вторых, – невозмутимо продолжал Марк, – от идеи несчастного случая наш золотоискатель уже отказался. Он решил избавить Веронику от твоего влияния другим способом.

Возвращая на место нижнюю челюсть, я громко щелкнула зубами.

– Ты хочешь сказать, что он убил ни в чем не повинную Людмилу просто для того, чтобы поссорить меня с кузиной? Бред!

– Я не знаю, в чем провинилась Людмила, – вздохнул Марк. – Может быть, она тоже имела влияние на Веронику. А может, мешала убийце чем-то еще. По какой бы причине ни хотел он от нее избавиться, ничто не мешало ему воспользоваться этой смертью, чтобы оттолкнуть Веронику от тебя. Конечно, это всего лишь версия, но, пожалуй, достаточно правдоподобная. По крайней мере, объясняет поведение твоей кузины.

Я отшвырнула от себя истерзанную салфетку и отвернулась к плите, чтобы поставить чайник. По моему мнению, эта жуткая версия звучала совершенно неправдоподобно, но отвергнуть ее с ходу не удавалось. Мне нужно было подумать. Леша с Прошкой тоже молчали, переваривая слова Марка. Зашумел чайник. Я сдвинула в сторону кофейные чашки, достала чайные, сыпанула в каждую заварки и разлила кипяток. Когда чай заварился, мое опровержение созрело.

– Нет, Марк, я не могу с тобой согласиться. Убийца не стал бы на меня наговаривать – это слишком опасно. Поставь себя на место Вероники. Произошло убийство, и кто-то тут же пытается свалить его на меня. Допустим, поначалу ты настолько ошеломлен, что скушал эту ложь. Ну, а потом, когда немного оклемаешься – неужели не придешь ко мне выяснить, правда ли это? Ладно, пусть не придешь – побоишься встретиться лицом к лицу с убийцей, но позвонить-то – позвонишь? И что произойдет, когда я с негодованием отвергну измышления твоего осведомителя? Конечно, ты можешь мне не поверить, но, скорее всего, усомнишься в словах человека, меня оговорившего, ведь мне-то ты всегда доверял. А усомнившись, задашь себе вопрос: для чего он солгал? Каким, по-твоему, будет первый вариант ответа? И чего в результате достигнет убийца?

– М-да, Марк, это ты перемудрил, – вынес заключение Прошка, дожевывая бутерброд. – Я согласен с Варькой: убийца не станет так светиться.

– Может, это не убийца? – предположил Леша.

– Что – не убийца? Убил не убийца?

Леша попросту не заметил Прошкиной шутки.

– Настроил Веронику против Варьки. Кто-то убил, а кто-то воспользовался этим в своих корыстных целях.

– Нужно быть на редкость хладнокровной бестией, чтобы, завидев свеженький труп, тут же радостно сплести интрижку с целью поправить свое финансовое положение, – хмыкнула я.

– Но тогда почему Вероника до сих пор тебе не позвонила?

– Вот заладил: почему да почему! Откуда я знаю? Может, потрясение оказалось слишком сильным, может, воспитание не позволяет ей звонить после одиннадцати вечера, может, неполадки на телефонной линии… Черт!

От моего вопля Прошка подпрыгнул и поперхнулся чаем.

– В чем… кха-кха… дело? – гневно поинтересовался он сквозь кашель.

– Телефон! Мне же должен был позвонить Полевичек!

– Какой еще Полевичек? – спросил Марк, от души треснув кашляющего Прошку по спине, и тем самым переключив негодование пострадавшего на себя.

– Оперативник! Я не успела вам рассказать… По моей просьбе он вызвался проверить, нет ли Вероники у кого-нибудь из этой шайки…

– Что ты несешь? Какая шайка?

– Вся та же! Тамара с Сашей, Сурен, Рома и Евгений. Я предположила, что Вероника, остынув после длительной прогулки, могла поехать к кому-нибудь из них. Полевичек связался с милицейскими участками соответствующих районов и попросил выслать наряды по адресам этих голубчиков. Вероники ни в одной из интересующих нас квартир не оказалось. Однако ни Романа, ни Евгения милиция дома не застала. Полевичек обещал позвонить мне, когда они вернутся домой, – вдруг Вероника у кого-нибудь из них. И не позвонил. Стало быть, не исключено, что у меня неполадки с телефоном… Подождите, я сейчас!

Выбравшись из кресла, я протиснулась между Прошкой и холодильником и ринулась в спальню, где стоял телефонный аппарат. Полевичек немедленно узнал меня по голосу, не успела я себя назвать.

– Извините, Варвара Андреевна, я уезжал по вызову, а потом не решился вас беспокоить.

– Значит, вы не звонили? – Я даже не пыталась скрыть разочарования. – А я-то надеялась, что виноват телефон и Вероника просто не дозвонилась… Ну как, ваши коллеги дождались прибытия Романа и Евгения? Никто не пустился в бега?

Полевичек вздохнул.

– Это слишком упростило бы нашу задачу. Нет, кроме вашей кузины, все на месте.

– Только, ради бога, не делайте поспешных выводов, – заволновалась я. – Вероника из тех барышень, что бледнеют до синевы при одном упоминании о насилии. Я не поверю, что она убийца, даже если вы представите железные доказательства невиновности остальных. Легче допустить, что Людмила сама себя задушила…

Полевичек хмыкнул.

– Вам не кажется, что речь защиты несколько преждевременна? Обвинения Веронике Шеповаловой никто пока не предъявлял. Хотя найти ее, конечно, не мешало бы. Кстати, кроме вас, у нее в Москве нет родственников?

– Есть. Тетка с материнской стороны и двоюродные братья, теткины сыновья. Но последний раз Вероника виделась с ними еще ребенком. Она не помнит ни их адреса, ни фамилии тетки по мужу.

– Вот как? А нет ли у нее знакомых, которые могли бы ей напомнить о родственниках? Знаете – друзья детства, одноклассники…

– Нет. Вероника выросла в глубинке, там же пошла в школу, так что одноклассники с ее теткой точно не знакомы. Но если вам нужна эта дама, я попробую созвониться с отцом. Они когда-то давно общались, и, возможно, он помнит ее фамилию. Или хотя бы имя-отчество. Вы сумеете отыскать ее, зная имя, отчество и девичью фамилию?

Полевичек снова вздохнул.

– Наверное. Но лучше бы все-таки не девичью. А еще лучше – адрес, хотя бы старый. В общем, попробуйте узнать, что можно. В котором часу мы с вами сегодня встретимся? И где?

– Наверное, вечером. Часов в шесть устроит? Вам же нужно отоспаться после дежурства. Лучше всего встретиться у меня: тогда я не буду дергаться, думая, что Вероника придет ко мне в мое отсутствие.

– Хорошо. Адрес у меня есть, назовите только номер подъезда, этаж и код.

– Подъезд последний, третий. Этаж четвертый. Кодовый замок давно сломан. Буду ждать вас. До встречи.

Закончив разговор с оперативником, я позвонила в Канаду. Услышав мой вопрос, папа слегка удивился.

– Сколько сейчас в Москве – пять утра? И ты звонишь в такой час, чтобы поговорить о Вероникиной тетке? Что за срочность?

– Я всю ночь проработала и теперь, наверное, просплю до полудня. Ты же не хочешь, чтобы я подняла тебя звонком среди вашей ночи?

– Да уж, не жажду. Но ты могла бы отложить разговор на денек-другой.

– Не могу. Через неделю я уезжаю в отпуск, а дел, как всегда, выше крыши. Закручусь и забуду. А Вероника давно хотела навестить тетку. Я все обещала с тобой созвониться, да руки не доходили.

– Ой, Варвара, темнишь ты что-то! Ну да ладно. Тетку зовут Валерия Павловна. Фамилия… погоди… смешная такая фамилия… Ах да, Пищик! Точный адрес я не помню, но хорошо помню дом зрительно. Поселок «Сокол» знаешь?

– Да.

– Если идти по улице Алабяна, то сразу за поселком стоит серый дом сталинской постройки. Войдешь в ближайшую арку, первый подъезд налево. Этаж, если не ошибаюсь, одиннадцатый. Квартира в правом углу площадки. Записала?

– Да. Спасибо, папа. Ладно, пойду-ка я спать – глаза закрываются.

– Знаешь, что сказала бы тебе на это мама?

– Угу. Ужасный режим. Подорванное здоровье. Загубленная жизнь. Ни семьи, ни детей. Ни кола ни двора. Отвратительный характер.

Папа засмеялся.

– Вот-вот! Поразмысли об этом на досуге. Счастливо!

– И тебе тоже.

Я повесила трубку, вернулась на кухню и мрачно объявила:

– Телефон работает.

– Да ну? – удивился Прошка. – А мы-то ломаем голову, с кем это ты там разговариваешь!

– С вас станется, – буркнула я. – Лучше бы ломали голову над загадкой местопребывания Вероники.

Прошка широко зевнул.

– Какой смысл? Если ее нет ни у кого из знакомых, мы все равно ничего толкового не придумаем. Разойдемся-ка лучше спать.

– Я не могу. Если с Вероникой что-нибудь случилось…

– Брось, Варвара! Черные мысли притягивают беду. Думай, что твоя подопечная нашла приют у какой-нибудь добросердечной старушенции. А завтра позвонит, и все разъяснится. От того, что ты всю ночь простоишь на ушах, никому лучше не станет.

Я попыталась спорить, но Леша и Марк его поддержали. И уже через десять минут я, вопреки своим опасениям, спала как убитая.