Текст книги "Самум – ветер пустыни"

9

Хобби – привилегия людей обеспеченных. Только перестав мучиться вопросом, а на какие деньги пообедаешь завтра сам и накормишь семью, не будет ломать голову, как заплатить за жилье (если оно вообще есть), когда твоя жена забудет, что такое шить себе платье из старых тряпок, а дети будут играть не с дешевыми целлулоидовыми игрушками, случайно купленными на распродаже за гроши, а увлеченно нажимать кнопки новейшей электронной игры, – вот тогда и можно позволить себе развлечение для души. Что хорошее увлечение требует хороших денег, Жако уже давно понял. Лишь после того, как его перевели на новую должность, он смог заняться тем, о чем давно мечтал: он стал разводить цветы.

Для Ахмеда это не было обыкновенной причудой, скорее дань юношеским мечтам. Когда-то давно он мечтал стать биологом. Учился на факультете естественных наук и даже стал разрабатывать свою тему – пытался найти возбудителя болезни, поражавшей тогда некоторые сорта табака. Наверное, так бы он и стад ученым, если бы не погиб Махмуд Моххади, его друг и нареченный брат.

И тогда ему стало ясно, что возбудитель болезни табака – не самое страшное зло, с которым надо ему бороться. Нет, политикой он не занялся; Ахмед решил, что его враги – люди, подобные тем, которые убили Махмуда. Он подал прошение о переводе его на юридический факультет. Потом была специальная полицейская школа. Он прошел хорошую подготовку и в самом начале службы, занимаясь оперативным розыском в уголовной полиции. Несколько лет назад, учитывая его познания в биологии, после специальной подготовки его перевели в бригаду по борьбе с наркотиками…

Жако ни разу не пожалел о смене профессии. И все же первая привязанность к делу оставляет такой же заметный след в человеке, как и первая любовь. И поэтому, как только он встал на ноги и можно было не беспокоиться о завтрашнем дне, он в свободное время начал разводить цветы. Соседи иногда посмеивались – такой уважаемый человек, а капается в земле, не доверяя садовнику. Нет, Жако садовнику вполне доверял, наоборот, советовался, когда сам чего-то не знал. Просто он любил свой сад, и любил в нем возиться. Особенно любил тюльпаны.

Не только за их красоту, хотя и за неё тоже. Но и за то, что этот цветок, как никакой другой, имел богатую, полную тайн и приключений историю. История его больше похожа на запутанные истории самых именитых бриллиантов. Но тюльпан не холодный камень, он живой…

Никто не знает, когда тюльпан появился в садах человека. Известно только, что произошло это на далеком острове Цейлон. Никому неизвестно и другое, кто смог похитить луковицы этого цветка. Точно установлена одна дата – 1555 год. Именно тогда луковицы были привезены в Константинополь, который еще не стал Стамбулом, но над древней базиликой святой Софии уже был поднят полумесяц турецких завоевателей.

Султан был очарован неведомым цветком. Увидев, что своей формой он напоминал тюрбан сельджуков, султан объявил этот цветок приятным Аллаху. А раз так, то слуги пророка хранили луковицы цветка как зеницу ока.

Однако золото сильнее страха! А купцы, пересекая границы придуманные правителями, порой могли сделать больше, чем армии. В 1562 году голландский купец Жорес Ван де Рей, прибывший в Константинополь, наконец, своими глазами увидел удивительное нежное растение, слух о котором достиг и севера Европы. Торговец поклялся вывести его к себе на родину, чего бы это не стоило.

Сколько пришлось преодолеть ему препятствий, сейчас можно только догадываться. Однако своего добился. Вместе с цветком он привез и название. «Тюльпан» – это искаженное мягким голландским выговором «тюрбан». Но на этом приключение этого растения не только не кончилось, но, пожалуй, только началось. В Европе начался невиданный цветочный бум! Вскоре садоводы выращивали тюльпаны более полутора тысяч оттенков. За луковицы избранных сортов давали до полутора тысяч флоринов – деньги по нашим временам огромные, а по тем и вовсе фантастические. Особенно дорого ценились белый «Брабант» и кофейный «Коломбин». Но и этого было мало. В 1672 году была объявлена премия в сто тысяч флоринов тому, кто выведет небывалый черный тюльпан. Особенно активно этим заинтересовался голландский доктор из Дордрехта Корнелиус ван Берле. Он прекрасно разбирался в цветах и не сомневался в успехе. Но вскоре его по ложному доносу схватили и заключили в тюрьму. Так бы и пропала его работа, но ему помогла дочь тюремщика Роза Грифус. Она помогла вырастить черный тюльпан. Доктора оправдали, выпустили из тюрьмы, а он за пережитые волнения не только получил огромную премию, но и верную любящую жену (и еще неизвестно, какая удача больше).

А через два столетия эту романтическую историю Дюма-отец взял как основу своего романа «Черный тюльпан». Но и это тоже не конец. Уже в наше время, в 1928 роду англичанин Кейли и американец Маккей, заинтересовавшись природой прожилок на лепестках тюльпана, выяснили, что их происхождение связано с развитием некоторых вирусных заболеваний. Это дало новый толчок вирусологии…

У Жако собрался уже большой архив различных публикаций о тюльпанах. И поэтому неудивительно, что своим любимым цветам он уделял большую часть свободного времени. И Отэн Моххади знал, где можно найти, когда тот не на службе.

Он подъехал к дому Жако под вечер. Заперев дверцы машины, подошел к калитке в глухой стене, закрывающей дом со стороны улицы, нажал кнопку переговорного устройства, но никто не ответил, так и есть, Ахмед не сидит дома. Пришлось лезть за ключом – узкой стальной пластинкой, покрытой специальным ферромагнитном, Отэн сунул его в прорезь замка, дождался пока электронный «сторож», отсчитав код, откроет дверь, и вошел внутрь.

Попав в сад, он направился не к уютному светлому домику, там-то ясно никого не было, а сразу свернул на боковую дорожку, выложенную цветным кафелем.

Уютно у Ахмеда: густая темно-зеленая листва апельсиновых деревьев, увешенных ярко-оранжевыми плодами, похожими на фонарики, затеняла солнце и создавала приятный полумрак. Розы, что росли по бокам дорожки, уже доцветали и поэтому и кафель и земля в саду были покрыты нежно-розовыми, темно-красными и белыми лепестками. Их аромат сшивался с тонким запахом эвкалипта. Вот уж поистине райский уголок, словно и нет рядом всей этой грязи, лжи и интриг…

Моххади прошел мимо небольшого бассейна и увидел Жако. Тот, увидев гостя, приветственно помахал рукой.

– Здравствуй, Отэн! Проходи в дом, я сейчас, только вымоюсь и переоденусь.

Через несколько минут он появился на веранде, вытирая мокрые волосы полотенцем.

– Ты что-то забыл нас, Отэн… Нет, я понимаю, с молодежью куда интереснее, чем с престарелым отцом семейства, но все же…

– Ну не надо, Ахмед! Мужчина к сорока годам в самом расцвете сил. А что это у тебя сегодня так тихо? Почему меня не встретили дети, не лает собака?

– А-а-а, Сабина увезла всех в город. Мальчишки не захотели расставаться с псом, младший в рев, средний сопит и тянет собаку с собой в машину, а старший уговаривает взять ее с собой-то меня, то мать. Долго ли это выдержит родительское сердце? Ничего, женишься-научишься ценить тишину в доме… Хочешь кофе?

– Лучше сок.

Повесив полотенце на шею, Жако принес запотевший глиняный кувшин, наполнил высокие стаканы.

– Угощайся.

– Спасибо… Может быть и хорошо, что я застал тебя одного, – Моххади отставил свой стакан. – Я по делу.

– По делу? – вскинул брови Ахмед. – Уж не собрался ли ты жениться?

– Щутишь, – улыбнулся Отэн, – а дело действительно серьезное. Такая история, что даже не знаю с чего начать.

– А ты начни с начала, – посоветовал Жако.

– Пожалуй… Сразу хочу тебе сказать, что это связано с нашим движением.

– Значит история политическая?

– В некотором роде.

– Ты же знаешь, я не занимаюсь политикой, – Жако сделал скучное лицо и, вытянув длинные ноги, откинулся на спинку плетеного кресла. – Это тухлые дела… И потом я слишком много потерял из-за политики: отца, мать, лучшего друга – твоего старшего брата. Мне не хочется ввязываться в политические истории. Отэн… Может, лучше выпьем кофе?

Моххади, не отвечая, закурил. Глядя на лениво завивающиеся в ленту струйки дыма, тихо сказал:

– Иногда политика представляется мне целой цепью грязных уголовных преступлений… О некоторых из них я хочу тебе рассказать. Мне нужна твоя помощь, Ахмед!

– Разве я могу отказать тебе в помощи? С этого надо было начинать. Дай и мне сигарету… Спасибо. Ну, я слушаю тебя.

– Из меня не лучший рассказчик… Начало? Пожалуй, все началось с того, что один из моих студентов, ну, из нашей организации, пристроился подрабатывать в конторе одного из отделений «Фэрст нэшинэл сити бэнк». Его взяли довольно охотно – может работать на современном оборудовании, а оплата ниже, чем у штатных сотрудников. Правда, у него были солидные рекомендации. Вскоре ему стали доверять самостоятельное оформление некоторых мелких операций. И вот этак месяца полтора назад к его стойке подходит парень, с которым они вместе когда-то учились. Как сказал мой студент, увидя его, он непроизвольно нажал на педаль монитора видеозаписи. Да ты знаешь, который снимает грабителей…

– Знаю, знаю, – перебил Жако, – Но зачем? Тот решил ограбить банк?

– Нет, – ответил Отэн. – Просто этот парень раньше был связан с террористами. Кто знает, зачем ему понадобилось туда прийти?

– А может быть он разбогател?

– Ты почти угадал? Он повел себя, как приличный клиент: предъявил чек на свое имя, причем на довольно крупную сумму и попросил перевести деньги на счет некоего господина. Он не сразу узнал моего студента, но потом разговорились и тут выяснилось, что теперь этот парень работает на некоего бен Ами, владельца финиковых плантаций…

– И несколько десятков отъявленных негодяев, – продолжал Жако, – мы уже несколько раз пытались прижать его, но всякий раз он выходит сухим из воды. Правда, им, в основном, занимается политическая полиция.

– Если бы… – горько усмехнулся Моххади. – Мне не известны дела политической полиции, зато тебе я могу рассказать кое-что занятное об этом господине.

– Да? Интересно. Может быть с твоей помощью мне станет легче понять секрет его неуязвимости?

– Возможно… Представь себе, деньги переводились куда-то в Италию! Мой студент догадался скопировать чек и на нем подпись мистера Диллана.

– Диллан? – переспросил Жако, приминая в пепельнице сигарету. – Что-то знакомое…

– Один из функционеров центра международных исследований Массачусетского технологического института. Приехал к нам примерно год назад.

– Вспомнил, – Жако отбросил полотенце. – Знаю я этот центр. Очень много исследователей и мало научной продукции. И, говоришь, человек бен Ами чек оттуда принес. Это крайне интересно.

– Если бы дело было только в этом, Ахмед! Уверен, что этот центр создан по известной схеме. Вспомни, и «фонд Форда», и исследовательский центр Гарвардского университета, и израильский академический центр, не столько изучают процессы, происходящие в арабском мире, сколько занимаются шпионажем в Северной Африке, пытались.

– У тебя есть факты?

– Да… Правда, разрозненные, и я не могу воссоздать всю картину целиком, но…

– Скажи-ка, – снова перебил его Жако, – как чек с подписью Диллана мог попасть к этому парню, работающему на бен Ами? Не сам же мистер «социолог» ему дал? Он и с бен Ами-то вряд ли лично знаком. Видел я раза два на корте этого джентльмена. Он и бен Ами? Не вяжется.

– О, это новая глава нашей интересной истории. Чек этот парень получил от бен Ами, а тот от мистера Фусони, представителя филиала продовольственной фирмы «Штейер». Кстати, он закупает у бен Ами финики, и тот ездит к нему почти запросто. Для облегчения своего труда он и взял с собой этого парня. Правильнее сказать, тот ехал за автомобилем хозяина и ждал пока телохранитель вынесет чек. О Фусони тебе рассказать?

– Не надо… Твой рассказ что-то нравится мне все меньше и меньше.

– Так что этот парень подставное лицо бен Ами и американцев. Копии многих чеков и счетов у меня. Видеопленка тоже. Мой студент постарался.

– Он жив? – быстро спросил Жако.

– Да… – удивленно ответил Моххади. – Но из банка его очень скоро уволили. Придрались какой-то мелочи и уволили. Чуть ли не через несколько дней. Но почему ты так спрашиваешь?

– А где он сейчас?

– Поехал к родственникам.

– Надо сделать так, чтобы он пока задержался там. Можно ему как-нибудь передать такую просьбу?

– Хорошо, – пожал плечами Моххади, – но почему ты так забеспокоился?

– Потом объясню… Лучше дай мне еще одну сигарету и рассказывай дальше. Мне кажется, мы еще не дошли до сути твоей просьбы?

– Уже скоро доберемся. Представь, что меня очень заинтересовала столь неожиданная связь между «социологом» из-за океана, торговцем продовольствием и владельцем «десятка негодяев» бен Ами. И я начал собирать материал.

– Собрал?

– К сожалению, не все. Да все, видимо, и не удастся. Тем не менее, я, кажется, сумел нащупать систему. Тебе известно о распространении наркомании в последнее время. Особенно в этом году. Я уверен, что это не случайное явление. Им руководят люди бен Ами, за которыми стоят «наши» американцы. Я даже позволил себе предположительно описать работу этого механизма.

– Где?

– В статье.

– Что за статья? – встревожено спросил Жако. – Ты её кому-то давал читать?

– Да. Отнес Бареку. Ты же знаешь, они позволяют себе иногда публикацию подобных материалов.

– Он уже ответил?

– Вернул. И потребовал прямых доказательств, документов, что все действия инспирированы ЦРУ.

– Именно за этим ты ко мне и пришел? – спросил Жако.

– Да, – согласился молодой лидер студенческой молодежи. – Поможешь?

Жако не ответил. Он взял кувшин и снова наполнил стаканы.

– Ты знаешь, почему погиб твой брат? – вдруг спросил он.

– Из-за своих убеждений, – твердо ответил Отэн.

– Да, это так. Но с его убеждениями мирились, пока он не превратился в реальную опасность для сильных мира сего. Но тогда они действовали более грубо. Сейчас возможностей больше. Дело, о котором ты рассказал, много серьезнее, чем ты думаешь. Пока ты просто будоражил студентов своими новыми теориями, прости, конечно, но на мой взгляд не слишком реальными, к тебе относились снисходительно. Молодежь всегда склонна пошуметь. Но сейчас ты от требований улучшить систему образования или освобождения студентов, арестованных за участие в демонстрациях, вторгаешься в область большой политики. Поддерживаешь левых, хотя как это сочетается с твоими националистическими взглядами, я не очень понимаю.

– Оказывается, ты следишь за моими политическими успехами? – удивился Моххади. – Ты даже знаешь, о чем я говорю на митингах… Признаться, не ожидал. А кто мне твердил, что не интересуется политикой?

– Разные вещи! Понимаешь, разные! Я интересуюсь не политикой, а присматриваю за тем, чтобы был жив – здоров младший брат моего друга. А тот забывает народную мудрость. Как говорят туареги? Если ты убил змею, отруби ей голову и зарой, а не то приползут другие змеи, вернут ей жизнь, и она будет преследовать тебя, где бы ты не находился. А ты влез в целый клубок змей: торговцев наркотиками, террористов, американцев… И хочешь, чтобы тебя не преследовали? А ведь ты не убил ни одной из этих змей, а только раздразнил их.

– Мне кажется, ты несколько преувеличиваешь опасность для них моей скромной персоны. Я понимаю, твоя служба накладывает…

– Что моя служба! – перебил его Жако. – Делает меня излишне подозрительным, хочешь ты мне сказать? Нет, Отэн. Несколько дней назад убит мой осведомитель. Первоначальное расследование выдвинуло свою версию, но я-то знаю, почему его убрали! Не знаю только пока одного, как те, кто его уничтожил, узнали о том, что он увидел человека, которого ему не следовало видеть. Только увидел, понимаешь?! А тебя и подавно не оставят в покое… Бросил бы ты это дело…

– Это исключено, Ахмед, – твердо ответил Моххади. – И в моих убеждениях нет путаницы. Теорию национального мусульманского социализма придумал не я. Я только пытаюсь преломить ее применительно к нашим условиям. Правда, еще не всегда хватает знаний, но я много читаю. Особенно по теории марксизма. Наверное, поэтому я стал ближе к левым. Я понял их, Ахмед! И сейчас уйти с этих позиций – преступление. Я не могу, сложа руки, смотреть, как цвет нации, будущий урожай ее умов, моих друзей, наконец, пытаются сделать идиотами. Могу ли я не бороться с этим? И я хочу знать – поможешь ты мне в этом или надо рассчитывать только на свои силы? Откажешь – не обижусь. Человек с твоей судьбой имеет право вдыхать аромат увядающих роз в своем саду, растить детей и зарабатывать на жизнь. Но кем предстоит стать этим детям? Рабами или свободными людьми?

– Ты задеваешь мою мужскую гордость… Хотя, разве в этом дело? Мои дети очень любят играть с дядей Отэном… В общем, если ты согласен принять помощь, то я поставлю тебе несколько обязательных условий. Во-первых, постоянно держать меня в курсе всех событий. Второе, я всегда должен знать, где ты находишься и что собираешься делать. Ну и, в-третьих, ты стараешься постоянно быть на людях и не ездишь ни в какие сомнительные места. И само – собой носишь постоянно при себе оружие, идет?

– Но у меня нет пистолета… – развел руками Моххади. – И никуда не ездить?

– Се киф-киф.[18]18
  Франко-арабский жаргон, выражение соответствующее французскому «се ля ви»


[Закрыть] А пистолет я для тебя завтра же достану. Да ты не бойся. Надо быть предельно осторожным и все.

– В таком случае теперь и тебе…

– …Со мной сложнее. Я профессионал и знаю все их приемы.

– Да, а где твои материалы?

– Здесь, со мной. В этом кейсе.

– Оставь мне. Я просмотрю, что там и найду более безопасное место для них. И никаких статей. Пока нам не будет ясна полностью расстановка сил. Пойми, это не трусость. Им нельзя сейчас дать возможность использовать тебя против тебя самого…

10

Говорят, от того, в каком настроении выпьешь утром чашку кофе – так и день пройдет.

Лакдару незачем было дожидаться утреннего кофе. Настроение у него испортилось еще вчера вечером. Около одиннадцати позвонил надежный человек из уголовной полиции и намеками – телефонные разговоры могут прослушиваться – дал понять, что дело об убийстве хозяина кофейни принимает нежелательный оборот. В подробности он, естественно, не вдавался.

Всю ночь Лакдар тяжело проворочался с боку на бок, так и не заснув. Мешало все. Сначала мысли о том, что могло произойти? Объявился неожиданный свидетель? Ерунда! Расследование ведет чиновник, который сможет затушевать ненужные показания. Да и роль самого Лакдара не так просто выяснить. Что же вынудило его человека звонить поздно вечером?

Потом под окнами какие-то идиоты начали кататься на мотоциклах. Наверное, мальчишки. Насмотрелись американских фильмов и носятся, как очумелые. Он уже встал позвонить в полицейский участок, как шум на улице затих. Лакдар снова лег и почувствовал рядом жар раздобревшего тела жены. Он отодвинулся, но это мало помогло. О, Аллах, как она стала раздражать его. Рано постарела, растолстела, плохо следит за собой. А ведь по нынешним временам она еще молодая, едва тридцать исполнилось. Да, в свое время, для него была очень выгодна эта партия. После провозглашения независимости с ним, сыном каида – наместника одной из областей страны, рьяно помогавшего французам и убитого партизанами, никто и разговаривать не хотел. Влиятельные родственники жены помогли получить образование, устроили в политическую полицию и потихоньку двигали вверх по служебной лестнице.

И все-таки эта женщина вызывает у него раздражение. У его отца было столько женщин, сколько он хотел. И делали они все, что он захочет. А сыну, когда он заводит любовницу, надо тщательно прятаться от чужих ушей и глаз, страшась огласки. И со службы никакой женщине не позвонишь – надо корчить из себя великого моралиста. Отец был хозяином своей жизни! Сын тоже кое-чего добился, но разве он хозяин самому себе?

Под утро Лакдар чуть задремал, если липкое полузабытье можно назвать сном.

Встал не отдохнувшим, а скорей уставшим. За утренним кофе развернул газету. Первое, что попалось на глаза – очередная статейка об убийстве этой мартышки Бабу. За последнее время Барек слишком многое позволяет своим репортерам уголовной хроники! Третий день подряд писать об одном и том же? Да еще заявлять, что полиция вот-вот закончит дело. Не хватало еще, чтобы во время предвыборной кампании кто-нибудь из депутатов, заигрывая с избирателями, направил запрос о том, почему так затягивается расследование. Совсем разучились работать. Есть подозреваемый, есть улики, надо только быстро и хорошо провести следствие, а там и справедливый суд… А может, и вчерашний звонок раздался из-за того, что кому-нибудь из начальства не понравился излишний ажиотаж в прессе вокруг происшествия в кофейне.

Жена в соседней комнате что-то выговаривала детям. Голос визгливый, противный. А дети… Кто ревет, кто бубнит. Говорят, дети – счастье для родителей. Наверное, это так. Но сколько беспокойства?!

Лакдар взял чашку кофе, отпил глоток и тотчас со злостью поставил.

– Совершенно холодный! – отбросив газету, сердито сказал он старому слуге. – Налей горячего.

Чашка, в уже неловких руках старого слуги, дрогнула и густая темно-маслянистая жидкость пролилась на брюки, рубашку и галстук Лакдара.

– У-у, старый осел! – закричал Лакдар. – Пошел вон!.. Быстро – чистую рубашку, брюки и галстук! – это уже жене и старшей дочери, которые заглянули в столовую. Они опрометью бросились к шкафам. Каков в гневе глава семьи, им было хорошо известно…

Опустившись на лифте в гараж, расположенный в подвале его современного высотного дома, Лакдар сед в машину. Потянувшись рукой к ключу зажигания, не обнаружил его на месте.

– Махмуд! – закричал он и одновременно нажал на клаксон. Проверить! Можно ли сигналить без включения зажигания. Пронзительный, похожий на полицейскую сирену, звук сигнала, ударившись о толстый бетонный свод гаража, многократно повторился в гулком помещении.

– Махмуд!!

– Я здесь, уважаемый господин Лакдар, – вытирая руки масляной тряпкой, подскочил взъерошенный механик.

– Ты что, совершаешь эль-фагр[19]19
  Эль-фагр – утренняя молитва у мусульман.


[Закрыть]? – с издевкой спросил Лакдар. – Но солнце уже высоко!

– Что вы, господин, я уже давно…. – не понимая, что от него хотят, начал оправдываться механик.

– Где мои ключи? Я опаздываю.

– Извините! Извините! – засуетился механик. – Мой помощник такой забывчивый. Хазиз! – крикнул он вглубь гаража.

– Ключи! – протянул руку в окно автомобиля Лакдар. – Быстрее!

– Вот, пожалуйста! – механик быстро передал ключ, который всунул ему в руку подбежавший помощник.

Прорычав на прощание что-то нечленораздельное, Лакдар вывел машину из гаража и рванул по узкой улице к автостраде. Но как не спешил, опоздал – проспект уже был забит автомобилями. Обычно, он чуть опережал мощный утренний поток транспорта, но сейчас, пока менял костюм, переругивался с механиком – час пик.

Пробка оказалась большой – огромный грузовик с заглохшим двигателем перегородил автостраду так, что проехать можно было только в один ряд. Спешили все. Никто никого не хотел пропускать, а дорожная полиция пока не появилась.

Лакдару надоело переругиваться с водителями соседних машин. Он поднял стекло. И под приятный мягкий шум кондиционера задумался, память снова вернула его в детские годы. Когда отец выезжал из резиденции – нигде не приходилось останавливаться. Даже на перекрестках – движение перекрывалось полностью. Его не волновало, что творится на дорогах – для каида проезд всегда был свободным. Везде. А для его сына? Ведь он, Сахнун Лакдар, сейчас примерно в возрасте своего отца. Что он, в свою очередь, может передать своему сыну? Опыт общения с американцами? Лакдар пошел на контакт с ними, чтобы подтолкнуть остановившуюся было карьеру. Да, заокеанские «приятели» помогли. Но ровно в той степени, в какой им самим это было нужно. Зато сейчас он вынужден делать все, что ему прикажут. Вместо желанной свободы он получил еще одно начальство. Одно официальное на службе, а другое никому, кроме него, не известное, но, пожалуй, еще более могущественное. Перед отцом американцы, наверное, заискивали бы…

Опоздал он минут на сорок. Подчиненные усердно шелестели бумагами, но он знал, что за его спиной они обменялись многозначительными взглядами. Войдя в кабинет, Лакдар первым делом включил кондиционер, прохлада помогала снять раздражение, сел за стол, закурил свой любимый «Кэмел», подвинул поближе телефон. Начальник полицейского участка, на территории которого находится эта злосчастная кофейня, был на месте.

– Как там у вас с делом об убийстве? – не поздоровавшись, сразу задал вопрос Лакдар. – Вся эта история из-за шума, поднятого газетчиками, приобретает нежелательную политическую окраску. Стоит ли перед выборами еще более накалять обстановку?

– Господин Лакдар, – начал оправдываться начальник полицейского участка, – извините, но дело об убийстве хозяина кофейни взято в производство управлением полиции. Мы им больше не занимаемся.

– Вот как? – искренне удивился Лакдар. Он откинулся на спинку кресла и вытянул ноги под своим огромным столом. – Кто же так распорядился?

– Господин заместитель начальника Управления.

– Спасибо. Я ему позвоню.

Лакдар бросил трубку. Новость, действительно, была не самой приятной, но, с другой стороны, не столь страшной, чтобы поднимать тревогу. Но почему вдруг все завертелось? Кажется, продумана каждая мелочь, вплоть до задержания виновного на месте преступления. Может действительно, визг газетных щелкоперов как-то повлиял? Что-то не реально.

Лакдар снова снял трубку и набрал новый номер.

– Здравствуйте… Говорит старший инспектор Лакдар из Управления политической полиции. Я хотел бы переговорить с господином заместителем начальника полиции города… Да… Хорошо, я подожду у телефона…

Он прижал трубку плечом и потянулся за сигаретой, которую, пока набирал номер, положил в пепельницу. Но от неё остался только фильтр и столбик сероватого пепла. Лакдар поискал глазами пачку сигарет на столе, там не было. Похлопал рукой по карманам – тоже ничего. Куда она могла деться?

– … Да-да, слушаю… Что вы говорите? Просит извинить… Очень занят… Хорошо, скажите, что я позвоню позже.

Он положил трубку и тут же увидел сигареты, лежавшие рядом с телефонным аппаратом. Рыже-красный верблюд, стоящий на фоне великих пирамид, казалось, смотрел на Лакдара насмешливо и нахально…

Хотя пока нет особого повода переживать. Даже если дело попало в чужие руки, то ниточка, которая может привести к его людям и к нему самому, столь тонка, что и думать о ней не стоит. Главное – есть виновный! Впрочем, для страховки надо позвонить своему человеку в Управление. Уж он-то должен все знать.

Лакдар пододвинул к себе тяжелый старомодный аппарат спецсвязи.

– Слушаю вас… – голос на том конце провода, пройдя электронные сита противоподслушивающих устройств, казался металлическим – холодным, словно говорил не живой человек, а робот.

– Привет. Как там, с этим делом? Понимаешь о чем я? – хотя телефон и был заблокирован от прослушивания, но Сахнун решил перестраховаться и говорил намеками.

– Инспектор Жако, из бригады по борьбе с наркотиками, был на приеме у начальника полиции города и добился, чтобы дело было передано ему.

– Основания?

– Убит его человек, знавший якобы нечто очень важное. Подробности неизвестны. Видимо, аргументы Жако были настолько сильны, что ему разрешили взять дело в свое производство, минуя бригаду по раскрытию убийств.

– Вот как… – протянул Лакдар. Теперь стала ясной причина вчерашней тревоги. Жако не то что тоненькую ниточку заметит, он и по паутинке может выйти на верный след. Что теперь толку злиться на этого попугая – начальника полицейского участка, которому было приказано держаться за дело зубами… Нужно позаботится о собственной страховке.

– Слушай внимательно: тарг ничего не должен сказать! – Лакдар забыл об осторожности. Какая теперь осторожность, когда все поставлено на карту. – Пусть покончит с собой в камере. Сегодня же ночью! Ты меня понял?

– Да, – ответил собеседник голосом робота. – Но это не возможно. Тарг уже освобожден.

– Кем? Когда?! – Лакдар рывком ослабил узел галстука.

– Сегодня утром. Жако начал работу сразу же, даже сам поехал в участок. Через несколько часов тарга выпустили. Что-нибудь еще, господин старший инспектор?

Лакдар, не отвечая, отключился от связи…

Жако, опять Жако! Они не были лично знакомы. Но Лакдару хватило знакомства заочно, по материалам дел, которые вел Жако, чтобы возненавидеть этого человека. Причину этой ненависти Лакдар не хотел назвать даже самому себе. Между тем, причиной, породившей такую ненависть, была обычная зависть. Да, Лакдар завидовал Жако потому, что тот не боялся. Не боялся испортить себе карьеру, не боялся потерять место, не боялся в нужный момент пойти к начальству и настоять на своем.

Вот и сейчас Жако, этот проклятый Аллахом полукровка, араб не араб, и французом не назовешь, вот так взял и перевернул все хитроумные ходы, разработанные им, Лакдаром. Какой теперь толк в смерти Бабу, когда Жако «взял след», ходит и вынюхивает, выведывает и расспрашивает. Он не побрезгует рыть в любой выгребной яме, значит, что не на нем дерьмо останется.

Лакдар вспомнил, как ему ответили на предложение одновременно с осведомителем убрать и его хозяина – Жако. «Вы хотите натравить на наших людей всю криминальную полицию? Полицейские и журналисты всегда корпоративны! Исключение – убийство, как политическая демонстрация, но сейчас об этом и речи быть не может». Учителя… Доосторожничались!

Надо действовать и действовать решительно!

Лакдар снова снял трубку и повернул её к себе кнопками набора.

Замигала маленькая красная лампочка индикатора.

– Алло! Мне нужен господин бен Ами! Скажите – звонит господин Лакдар…

– … Сожалею, господин Лакдар, но хозяин выехал в город и будет не скоро. Позвоните, пожалуйста, завтра.

– Тогда мне придется позвонить господину бен Ами в автомобиль. Вы не подскажете номер? У меня нет под рукой телефонной книги.

… – Сожалею, но господин бен Ами выехал на новом автомобиле, в который еще не успели установить радиотелефон. Всего доброго.

Повесили трубку. Животные! Могли бы для приличия придумать что-нибудь более оригинальное.

Бен Ами теперь не найдешь. Он высунется, когда сам сочтет нужным, или когда ему прикажут. А пока будет сидеть где-нибудь на своих плантациях. В бунгало, или в загородном доме, под охраной дюжины головорезов. Ловко все получается, ничего не скажешь! Дело отдали в управление полиции, Жако идет по следу и он придет, в этом нет никаких сомнений, придет. Придет, если его не остановить! И все надо делать быстро, пока не разошлась информация. «Ах и дурень же ты, – выругал сам себя Лакдар, – безмозглый осел! Приказал прирезать Бабу, опасаясь, что может вылезти совсем другое. Кого спас? Себя? Вот она, благодарность. Двое уже прячутся от тебя».