Текст книги "Аромат теней"

– Убит, – закончила я за него и возобновила удары. Снизу, сбоку. Снизу, сбоку. Хук.

– Мы всегда стараемся исчезнуть, – быстро проговорил Уоррен. – Меняем личность так, что даже самые близкие друзья и родственники нс могут нас узнать. Так ослабляется искушение вернуться к прежней жизни. Аякс это знает, поэтому у него не будет причин снова искать здесь.

– К тому же, – добавил Майках, – Оливия – дочь Ксавье Арчера, а все, на чем стоит знак Арчера, – вне подозрений. Они не посмеют к ней притронуться.

Я приподняла бровь. А разве меня не звали Джоанна Арчер? Разве я не была под защитой этого знака, когда Аякс напал на меня? Уоррен покачал головой, прочитав мои мысли.

– Как ты думаешь, кто написал эту записку Ксавье? Я сорвала перчатки и потянулась за водой.

– Но как они смогут выяснить, что это я, а не Оливия? Унюхать меня или еще что-нибудь?

Он покачал головой.

– Теперь, после твоей метаморфозы, все по-другому. Тебя гораздо трудней выследить. К тому для дополнительной защиты мы сделали тебе инъекцию. Твои истинные феромоны можно распознать, только когда ты ранена или очень взволнована. Поэтому ежедневно упражняйся в медитации, как мы тебя научили, – ответил Майках.

А Уоррен предупредил:

– И никаких схваток.

«Никаких поражений», – подумала я, но промолчала.

– Послушай, все, что тебе нужно будет делать следующие несколько дней, это оставаться в квартире Оливии, – произнес Уоррен. – Если она вела дневник, прочти его. Если у нее было хобби, изучи его. Поройся в ее гардеробе, просмотри фотоальбомы и создай для себя прошлое. Делай все возможное, чтобы стать сестрой. А когда будешь готова, мы отведем тебя в убежище.

– Там ты встретишься с другими звездными знаками, – пояснил Майках. – И научишься быть Стрельцом.

– Но сначала ты должна научиться быть Оливией. Только когда ты сможешь обмануть даже тех, кто тебя хорошо знает, мы познакомим тебя с другими.

– Он прав, Джо, – сказал Майках, заметив мою реакцию. – Никто не должен знать, кто ты на самом деле, понятно?

Я, неожиданно почувствовав себя усталой, прислонилось головой к нейлоновой груше. Потом подняла голову и посмотрела в небо. Бесконечная голубизна протянулась надо мной; ни одного облачка, за которым можно спрятаться.

– Неужели для меня нет безопасного места?

Никто не откликнулся. И мне пришло в голову, что никто и не может ответить.

12

Я позвонила Шер и попросила забрать меня на следующее утро; она пришла в полный восторг и пообещала приехать через час. Я обсудила это с Уорреном и Майкахом, но в конце концов неохотно согласилась, что Оливия поступила бы именно так. Положив трубку, я покачала головой.

– Терпеть не могу эту женщину.

– Но она была лучшей подругой Оливии.

– Она вся из пластмассы, как «Виза».

– Ты тоже, – заметил Уоррен. Я только сердито зыркнула на него.

Шер явилась в полдень в яблочно-красной, как конфетка, открытой машине и в соответствующем костюме. Я даже поискала, нет ли на заднем сиденье шеста стриптизерши. Как оказалось, у Шер в нейлоновой сумке «Прада» оказался подходящий костюм и для меня. Шер потащила меня в ванную, и я бросила на Майкаха отчаянный взгляд. Он улыбнулся и помахал мне рукой.

– Проклятые врачи! – пробормотала я. Он откашлялся в соседней комнате, и я поняла, что он все слышал.

– Что? – спросила Шер, глядя на меня васильковыми глазами, словно вопросительными знаками.

– Ничего, – буркнула я.

Очевидно, это был не тот ответ, что она ожидала. Лицо ее помрачнело, но почти мгновенно на нем снова появилось торжественное выражение. Я отвернулась, что, я уверена, для нас обеих было облегчением.

– А что это такое?

Я потрогала блестящую ткань.

– Твой костюм для путешествий, дорогая, – жизнерадостно проворковала Шер. – Как у Ивела Найвела. Или у Тельмы и Луизы.[32]32
  Роберт «Ивел» Найвел прославился своими прыжками на мотоцикле через различные препятствия, пропасти и т. п. Все это обставлялось как шоу и происходило, в частности, и в Лас-Вегасе. Тельма и Луиза – героини одноименного фильма режиссера Ридли Скотта, действие которого происходит в дороге. – Прим. перев.


[Закрыть] Если ехать, так со стилем.

«Запомни, – велела я себе, увидев в окне потрясающее „отражение нас обеих. – Заведи. Новую. Лучшую. Подругу“.

– Ты уверена, что хочешь этого, Ливви-девочка? – осведомилась Шер, когда мы неслись по городу в ее низком «открытом корвете. Я насчитала нарушения по крайней мере трех основных правил движения. Шер водит машину так же, как ходит, дышит и живет: она уверена, что никто не посмеет летать на ее пути. – Ты знаешь, что всегда можешь оставаться у меня.

– Да, – сказала я, думая «нет», когда она повернула на тридцати пяти милях в час. Нет – всему этому. Нет – квартире, которая напомнила мне, где я в последний раз видела искаженное прекрасное лицо своей сестры; нет – тому, что-бы быть супергероем; и – я едва не проглотила стекло на следующем повороте – определенно нет Шер!

Может, я смогу переселиться севернее, в Карсон-Сити.[33]33
  Карсон-Сити – город, административный центр штата Невада, того же, в котором находится Лас-Вегас. – Прим. перев.


[Закрыть] Или на настоящий север. Например, на Аляску. «Да, – подумала я, – звучит хорошо. Интересно, много ли шансов натолкнуться на злых обитателей иглу?» Я решила позже спросить об этом Майкаха. Лед казался мне сейчас очень привлекательным.

Мы молча поднялись на девятый этаж. Вышли в пустой коридор, и единственным звуком был звон ключей, которые вставляла в замок Шер. Когда дверь открылась, я глубоко вдохнула. Шер встревоженно посмотрела на меня, я попыталась успокаивающе улыбнуться, и Шер мгновенно захлопнула дверь. Черт! Должно быть, у меня получилась гримаса.

– Оливия, дорогая, – сказала она, более обычного растягивая слова в своей тревожной искренности. – Пойдем ко мне. Ты знаешь, я всегда тебе рада.

– Знаю.

Я опустила глаза. Она попыталась снопа.

– Мы будем каждый день вместе завтракать, потом делать маникюр, загорать, и большие парни, как Тревор или Тэнк, будут растирать нас кремом!

Это заставило меня снова устремиться к двери.

– Все в порядке. Я справлюсь.

Я старалась не замечать выражение боли, промелькнувшее на лице Шер. Хотелось протиснуться мимо нее и закрыть дверь, но почему-то меня она тронула. «В конце концов, – подумала я, – она тоже потеряла Оливию. Она только еще этого не знает».

– Послушай, Шер… – «Шер-бэр», сказала бы Оливия, но у меня язык не повернулся. Я посмотрела ей в лицо. – Я любила… люблю эту квартиру. Ты ведь знаешь это. Врачи говорят, что мне нужно сюда вернуться, и чем скорее я это сделаю, тем скорее дела будут…

«Какими? – Я лихорадочно искала нужное слово. – Нормальными? Прежними? Лучшими?»

– Я понимаю, о чем ты говоришь, дорогая, – прервала она меня, качая головой. – Но я тревожусь, что ты останешься здесь одна.

– Не тревожься обо мне. Совсем не тревожься.

– Ну позволь мне по крайней мере вместе с тобой обойти квартиру, – попросила она и, заметив мое колебание, негодующе вспыхнула. – Только на этот раз, ради бога. Я уйду, как только мы тебя устроим, обещаю. Позволь мне показать тебе, что я здесь сделала.

По правде говоря, я была благодарна ей за общество. Оливию могло привязывать к этой квартире множество приятных воспоминаний, но у меня их было немного, а самое последнее было практически непрекращающимся. Мы переходили из комнаты в комнату, Шер непрерывно болтала; этот жизнерадостный гул только усиливал нереальность аккуратной квартиры. День яркий, январское солнце струится сквозь широкие окна, и ничего не напоминает о черной буре, от которой я бежала несколько недель назад. Все чисто, проветрено; куда ни повернись, свежие цветы в хрустальных вазах.

Шер рассказала, что после того как ушла полиция и доработали ремонтники и уборщики, она пришла и добавила несколько штришков, которые, как она знает, мне нравятся. Ирисы в вазе у входа. Свечи в толстых подсвечниках – на столе в столовой. Анютины глазки – в гостиной. Я не представляла, что Оливия все это любила. Шер даже вменила телефон, который разбился в ночь нападения Батча. Новый был украшен кристаллами Сваровски[34]34
  Кристалл Сваровски – драгоценный хрусталь, производимый фирмой «Сваровски» в Швейцарии. – При. перев.


[Закрыть] – кроваво-красные губы на сверкающем бриллиантовом фоне. Шер сообщила, что уже запрограммировала телефон на номера «моих» многочисленных знакомых, поставщиков и любовников.

Я немедленно выключила телефон, бросила его на шарф из шенили и почувствовала, как меня все сильней охватывает паника. Неудивительно, что Шер все время посматривает на меня, словно не узнает. Неудивительно, что Ксавье согласился на то, чтобы она отвезла меня домой: он неловко себя чувствовал во время длительных периодов молчания. Раньше с Оливией такого никогда не случалось.

«Я даже не знаю, какие цветы она любила, – в отчаянии подумала я. – Откуда мне знать, что она может сказать или сделать? Что она ела? Кому звонила?» Меня словно чем-то тупым ударили в грудь: я поняла, что в сущности не знала свою сестру.

И тут я заметила пакет. Он по-прежнему лежал на углу столика, где его оставила Оливия, и, по-видимому, до этого момента все о нем забыли. Я взяла его, прижала к груди и плотно зажмурила глаза. Мой подарок на день рождения. Последнее, что дала мне Оливия.

– Я не знала, что ты хотела с этим сделать. – Голос Шер заставил меня вздрогнуть. Я повернулась и увидела, что она нервно сжимает руки и настороженно смотрит на меня. – Мне казалось неправильным распечатывать его или выбрасывать. – Шер колебалась. – Я правильно поступила, оставив его?

Ее неуверенность, такая же хрупкая и милая, как все любимые вещи Оливии, вот что меня сломило. Я кивнула, не в силах говорить: слезы подступили к самому горлу. Мне казалось, что их у меня вообще не осталось. Лицо мое сморщилось.

– Не знаю, смогу ли я это сделать, – выдавила я из себя, тяжело садясь. – И не знаю как.

– Конечно, сможешь. – Шер бросилась ко мне, излучая заботу и аромат. У нее наконец появилась возможность оказаться чем-то полезной. – И я тебе помогу. Ты вернешь себе эту квартиру, которую так любишь, и сотрешь все дурные воспоминания. Наполнишь ее хорошими, новыми. Джо хотела бы этого.

Я задумалась над ее словами. Хотела бы я этого? Чего Оливия хотела от жизни? Забыть обо всем злом, чтобы оно никогда не касалось ее за этими стенами?

– Да, – всхлипнула я и взглянула на подарок, в руке. – Да, она бы этого хотела.

– Конечно, – подхватила Шер. – Я помню, как первый раз увидела Джоанну. Она вытолкала нас из своей спальни и никогда больше в нее не впускала. Помнишь? Она никогда не оглядывалась назад, Джо Арчер.

– Ты тогда обругала ее кровать с четырьмя столбиками. – Я встала и тыльной стороной ладони вытерла слезы. – И показывала французский поцелуй на изголовье.

– Ну, нужно же было ей показать. До появления Бена она была совершенно бесполезной, когда речь шла о мальчиках.

Она была права, но это рассердило меня и помогло подавить слезы. Я положила пакет и посмотрела в окно, на миниатюрных пешеходов и машины. Мне хотелось протянуть руку вниз, взять одну из этих фигурок и поставить на другое место. Хотелось навсегда поменять чью-нибудь судьбу. Я чувствовала себя злой и ничтожной, и мне не нужно было гадать, какая моя сторона – Свет или Тень – сейчас говорит. Я закрыла глаза.

– Ты ее никогда не любила, – сказала я, не отдавая себе отчета, что произношу мысли вслух.

– О, – негромко откликнулась Шер, тоже подойдя к окну. – Так вот почему все?

– Что все?

– То, как ты себя ведешь. Как постоянно ставишь между нами Джоанну. Она, как призрак, всегда стоит возле тебя. Словно еще жива.

«Если бы ты только знала», – подумала я, отвернувшись.

– Не понимаю, о чем ты.

– Думаю, понимаешь, – ответила она очень тихо. Взгляд ее был жестко нацелен на меня, и мне от этого стало неловко. – Я не ожидаю, что ты справишься с этим за минуту, но ты цепляешься за Джо так, словно она единственный, кого ты потеряла. И хотя она всегда была для тебя опорой, она не была совершенством.

– Я никогда этого не говорила.

Черт возьми.

Шер мигнула, потом еще раз.

– My, она не сахар, и ты тоже. Но ты по крайней мере не делала вида, что тебя ничего не трогает. И никогда не тронет.

Я стиснула зубы.

– Джо тоже этого не делала.

– Еще как делала, – заявила Шер, удивив меня. – Она была словно часы, которые упали в тот день, когда на нее напали. Внешне нормальная, но внутри больше не работает.

Я так быстро и глубоко вдохнула, словно меня ударили.

– Сука!

Подбородок Шер, заостренный и совершенный, взлетел вверх. Я подумала, не практиковали ли они с Оливией такой взгляд, вместе глядя в зеркало.

– Я не стану обращать внимание на это замечание, потому что понимаю, какую серьезную душевную травму ты получила, но мне нужно, чтобы ты начала действовать. Не переставай ходить. Найти причину, повод, чтобы вставать по утрам. Разве ты не помнишь, как это хорошо? Иметь цель? У тебя была работа на компьютере и полугодовые распродажи в «Саксе», носейчас тебя ничего не трогает. И хочешь знать почему?

– Не хочу.

Она все равно сказала.

– Потому что ты считаешь себя ничем. Считаешь себя виновной в том, что она умерла, а ты нет.

– Это неправда! Мне не в чем себя винить. Я пыталась спасти ее! – воскликнула я, не зная, говорю ли от себя или как Оливия. – Пыталась, но не смогла!

– Поэтому перестань мучить себя за это! – Она вынудила меня посмотреть на нее. – Ты как будто сама умерла в тот день, вместе с Джоанной, которая так и не научилась снова жить…

Я ахнула.

– … после того нападения. – Шер отступила, как будто поняла, что только что сказала. Качая головой, она все-таки закончила: – Мне жаль, милая, но я должна была сделать это. Мы поклялись всегда быть честными друг с другом.

– Честность не означает необходимость причинять боль, – ответила я и тут же поняла, что иногда означает.

– Она означает правдивость, как ты хотела быть правдивой с Джо. Ты слишком боялась, что она будет осуждать тебя, или вообще не станет с тобой общаться, или сделает то же, что она делала со всем остальным миром.

– Она никогда так со мной не поступала!

Неужели я действительно могла? А если бы Оливия вынудила меня? Если бы попыталась сделать меня более открытой и уязвимой… как она сама? И как Шер?

– Откуда ты знаешь? А теперь уже слишком поздно, теперь, когда тебе так больно, ты считаешь…

– Ты что, психоаналитик?

– … считаешь, что она была права, – продолжала Шер, не обращая внимания на мои слова. – Гораздо проще закрыться от всего и от всех. Ничего не чувствовать.

– Я лежала в больнице, если ты заметила!

– … Ты становишься похожа на нее. Пустой оболочкой. Разбитыми часами. Очень скоро ты превратишься в еще одного призрака, обременяющего мир своим пустым присутствием.

Слишком близко. Слишком близко к тому, что я ощущаю. Слишком близко к тому, во что я верила.

– Уходи, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Уходи из моей квартиры.

Она горько улыбнулась, как будто я подтвердила ее слова.

– Хорошо, Ливви-девочка. Я дам тебе время подумать, если хочешь, но не жалею, что высказалась. И есть еще кое-что…

Я нетерпеливо вздохнула.

– Нет, не отворачивайся. Хочу, чтобы между нами была ясность. Твоя сестра не любила меня, не уважала и плохо со мной обращалась. Я хочу помочь тебе, Лив, но я не… – Она поджала губы, пытаясь взять себя в руки. – … я не боксерская груша.

Я думала, она замолчит, но нет. Она глубоко вдохнула в закончила то, что начала.

– Если ты будешь продолжать сравнивать мена с Джоанной, тебе не понравится то, что ты увидишь. Это только я, такая же, как всегда. И не собираюсь меняться. Даже ради тебя.

– Что ты знаешь о переменах? – спросила я низким хриплым голосом. – Что ты можешь изменить в себе, Шер? Цвет лака на ногтях? Цвет волос? Гардероб?

Она побледнела.

– Что ж, поздравляю. – Она с трудом глотнула. – Похоже, одна из нас стала Джоанной.

Она развернулась и в облаке цвета, аромата и негодования направилась к двери.

Я закрыла глаза и так стиснула челюсти, что заболели зубы.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Чего все хотят от меня. Я видела, как умерла моя сестра, Шер! Я сама почти умерла!

– Ну, все мы умрем, дорогая. А до того времени… – Шер распахнула дверь и жестко посмотрела на меня через плечо, – … тебе стоит научиться жить.

И дверь за ней захлопнулась.

Сука.

Хотя стоило Шер выйти, как я тут же захотела вернуть ее. Меня окружило одиночество, оно молча окутало мое тело, тело Оливии. Я повернулась в одну сторону, в другую. Я принюхивалась, пока не расслабилась. В квартире никого и ничего нет. Точно как я и хотела. Верно?

– Параноик, – сказала я, нацеливаясь на спальню. Это единственная комната, в которой мы не побывали с Шер. Натыкаясь на стены, я направилась туда. – Надо с этим покончить.

В спальне полутемно, и это приятно, здесь тоже цветы и одно из тех ползучих растений, которые даже я не смогла уничтожить. Теперь я вспомнила, что Оливия дарила мне такое же, и подумала, не от одного ли они корня. И живо ли еще то, что осталось среди вещей, когда-то принадлежавших мне?

Ковер новый. Берберский, светло-кремовый. По нему мягко ступать. Я подошла к кровати и заглянула под нее. Никакого пыльного кролика, тем более ятагана или отрубленной руки. Простыни тоже новые, я знаю это по запаху, и замазка, которая держит недавно вставленные стекла, едва успела потерять свой острый запах. Вероятно, мне должно быть неловко в комнате, где я видела насилие и смерть. В комнате, где я потеряла гораздо большее. Но все здесь было слишком аккуратное, слишком розовое и слишком благожелательное.

Я уже собиралась выйти, как заметила слегка приоткрытую дверцу шкафа. Ничего странного… если не считать того, что все остальное в абсолютном порядке. Я нахмурилась, сделала шаг, другой и поняла, что сердце бьется впятеро быстрей. Хорошо бы иметь мое оружие, любое оружие. Но эту мысль я постаралась отбросить. «Глупо», – подумала я, протягивая руку к ручке двери. Всего лишь пустой шкаф.

Как только я открыла дверь, она прыгнула на меня. Послышалось ворчание – ее? мое? – и комок белой шерсти через открытую дверь метнулся в гостиную. Выругавшись, я поднесла руку к щеке. Луна, мой новый товарищ по квартире.

– Скорее лунатик, – вздохнула я, прислонившись к дверце. – Мне нужно выпить.

На кухне я достала водку – я знала, где она обычно стоит, – налила, не разбавляя, добавила лед. Прислонившись к бару, я закрыла глаза и отпила немного, но мысленно все время видела лежащий на кофейном подносе пакет с подарком. Я боролась у гранитной стойки с желанием немедленно пойти туда. Я и хотела распечатать подарок, и не хотела. Узнать, что приготовила для меня Оливия, и не знать этого. Если я распечатаю пакет, то не только увижу, что внутри, но и застолблю свое настоящее. «Больше никаких глупых сюрпризов в будущем, – подумала я, снова делая глоток. – Больше никакого настоящего времени. Только мертвая Оливия в прошлом».

Я палила еще один стакан, до края. Одно ясно: что бы я ни сделала, я не сделаю это трезвой.

Вернувшись в гостиную, я сбросила туфли – первый непорядок в безупречной квартире сестры – и задумалась, поступала ли она так же. У меня нет возможности узнать это.

Набрав полный рот водки, чтобы онемели язык, небо и десны, я посмотрела на пакет. Краем глаза я видела Луну, прижавшуюся за диваном. Она словно пыталась кого-то поймать. Я села на столик со стеклянным верхом – лед в моем стакане задребезжал – и потянулась к пакету.

Тонкая дорогая обертка, девичий бантик, под ним надежно закреплена карточка. Я не стала разрывать обертку, как сделала бы обычно, но потянула за ленточку, пока та не развязалась, развернула и отложила бумагу. Карточку тоже отложила в сторону, чтобы изучить позже. Внутри была аккуратная белая коробка. «Почему, – подумала я, делая еще один глоток, ….. я начала замечать самые незначительные подробности?» Луна сидела прямо напротив меня, смотрела на меня золотыми глазами не мигая, очевидно, удивляясь тому же. Я подняла крышку, порылась в упаковочной бумаге, пока не достала первый предмет.

Снимок недавний – последний, на котором мы вместе. Это было на открытии нового ресторана в «Валгалле», я помню, как была раздражена из-за того, что отец приказал нам присутствовать; он настоял, чтобы мы с Оливией сфотографировались вместе с несколькими валькириями в рогатых шлемах. Я и так чувствовала себя глупо, одетая в дорогой черный шелк. И не хотела, чтобы ко мне прижималась модель с длинным мечом.

– Пожалуйста, Джо, – умоляла она, надутые губки на месте, ресницы дрожат. – Ты выглядишь так прекрасно… на этот раз.

Оливия знала, как сопроводить комплимент легким оскорблением, чтобы я не поверила в него полностью. Нет, я не поверила. Не смогла бы поверить. Я снова хлебнула.

Забавно, впрочем, но она была права. Я действительно хорошо выглядела. Возможно, просто соскучилась по своему прежнему лицу. Волосы гладкие, темные, аккуратно убранные за уши, а на губах неохотная улыбка, яркая и какая-то понимающая. Это заставило меня с сухим смешком опустить фото на колени.

Ничего я тогда не знала. в" Второй подарок был одновременно меньше и больше – Этого последнего остановленного мгновения. Это был продетой диск. Оливия, наверно, часами заполняла его на своем любимом компьютере. И это не музыка, которую я бы просто с удовольствием слушала. Оливия ни за что не подарила бы мне что-нибудь такое обыкновенное.

– Я должна это смотреть? – Я закрыла глаза. Однако я решилась, предварительно палив водки в стакан. Луна сидела рядом. Экран телевизора счал светлым, ярким, и на нем неожиданно появилась Оливия. Она гладила кошку, проводя прекрасно наманикюренными пальцами по вискам, за ушами и по кошачьему лбу в ожидании, пока заработает запись. Она с опозданием поняла, что запись уже ведется. Я рассмеялась, увидев выражение ее лица: удивление, радость и раздражение в одно и то же время, но вместо того чтобы перемотать и начать сначала, она просто пожала плечами по своему обыкновению и оставила все как есть.

– Привет, сестренка! Убери с лица мрачное выражение. Это замечательная мысль, и мне не терпится, чтобы ты побыстрей увидела, как я все здорово придумала. Я настоящая звезда! – Она рассмеялась, отхлебнула мартини из широкого бокала, и я повторила это движение со своим напитком. – Я решила, что отныне мы будем так делать каждый год. Так мы отпразднуем прошедший год и будем поджидать следующий. Для себя я так делаю уже несколько лет, что-то вроде видеодневника, и это замечательный способ отмечать, где ты и кто ты, правда?

Она наклонила голову, словно ждала ответа. Потом, погрозив пальцем в камеру, сказала:

– Нет, это не означает, что ты должна записать такой диск для меня. Я и так знаю, что ты не будешь. Я сделаю это за нас обеих, а лет через пятьдесят мы устроим ночевку вместе и все просмотрим! Как тебе это?

– Так же забавно, как дыра в зубе, – . заявила я, но несерьезно. На самом деле идея была великолепная.

– О, заткнись. – Оливия улыбнулась, в глазах ее было понимающее выражение. Я улыбнулась ей в ответ, и на мгновение мне показалось, что между нами действительно есть связь: она видит меня и отвечает в реальном времени. Я открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, что угодно, лишь бы продлить это мгновение. Но оно уже миновало.

– А теперь, без дальнейших предисловий, вот… – Она довольно неудачно изобразила барабанную дробь, заслужив только ворчание Луны. – Первая четверть столетия нашей жизни.

Это действительно был своеобразный видеодневник. На самом деле …… просто фото, слайды под музыку, начиная с моего младенчества и на всем протяжении двадцати пяти лег. Они казались трогательными, потому что их отбирала Оливия, и я почувствовала, что история меня захватывает. История моей жизни. Коллаж из картинок, приготовленный для празднования.

И я поняла, что имела в виду Шер. На одном фото – одно мгновение – мы с Беном хохочем, я прислонилась к дубу в парке Лоренци, тени игриво бегают по нашим юным лицам, и Бен обнимает меня за талию. А в следующее мгновение часы, о которых она говорила, остановились. Я, одна. Пустая оболочка, улыбающаяся, потому что так полагается, смотрящая прямо в объектив. Я даже не помнила, когда был сделан этот снимок.

– Боже! – выдохнула я.

Но вот Оливия снова на экране. Освещение в комнате другое, значит, прошло какое-то время, и Луны рядом с нею нет. Оливия наклонилась вперед, взгляд у нее внимательный, пристальный. На этот раз она точно поймала момент, когда зажегся красный огонек и началась запись. Передо мной были ее глаза.

– Ты, конечно, все это ненавидишь, но потерпи еще минутку, потому что… – Она посмотрела в сторону, как будто выглядывала в окно, потом снова на меня. – Я просто чувствую, что должна сказать тебе это. Как будто завтра почему-то будет слишком поздно, а я не хочу испытывать сожаления.

У меня перехватило дыхание. «Боже, – подумала я, – и все ее считали из нас более глупой?»

– Знай, что я очень тебя люблю. Я восхищаюсь тобой и хотела быть больше похожей на тебя, но… – Она рассмеялась легким хрупким смехом, показывая на себя узкой наманмкюренной ладонью. – Ты только взгляни на меня.

– Не надо, – попросила с опозданием, опускаясь на колени перед телевизором. Я смотрела на ее лицо на экране. – Такая, как ты есть, ты лучше всех.

– Тем не менее, – продолжала она, не замечая моих слез, – у нас у всех есть свои таланты. И мой – в том, чтобы соединять нас. Тебя и меня: Я знаю, ты многому не доверяешь в жизни: и людям, и предметам, но мне можешь верить. G днем рождения, сестра.

Она рассмеялась со слезами на глазах и послала мне воздушный поцелуй.

Экран потемнел, я опустила голову на руки и задрожала. Из горла у меня вырвался звук, похожий на крик маленького животного. Он перешел в пронзительный вопль, как будто железом по стеклу. Я вздрогнула от прикосновения шерсти к ногам и, опустив глаза, увидела, что Луна смотрит на меня, задрав хвост; всем своим гибким светлым телом она прижималась ко мне.

– Тебе ее тоже не хватает? – Я почесала ее за ушами, как делала Оливия, и она пала перед этим. Буквально. Плюхнулась на пол, и все ее тело задрожало в предвкушении. «Какая забавная картина – мы с ней, – подумала я. – Пьяная женщина и кошка».

И тут другой голос – его – заполнил комнату. Мы е Луной ужаснулись, и одна из нас зашипела. Не уверена, что это была кошка. Я развернулась, но поняла, где он, только когда мой взгляд упал на экран.

– Проклятый ублюдок!

Из телевизора на меня уставилось вытянутое лицо Аякса.

– Эта штука включена? – спросил он с насмешливым выражением. Он наклонился вперед, постучал по объективу – так что костяшки пальцев появились на экране, – и рассмеялся. – Ну, неважно. Я на самом деле не думаю, что ты это увидишь, Джоанна, потому что знаю: они все устроят – и ты никогда больше не встретишься с сестрой, но на всякий случай… если ты настолько глупа, что останешься поблизости, в моем городе, живой, я решил послать тебе свои поздравления с днем рождения. Дать тебе кое-что такое, что ты могла бы запомнить.

Он послал мне воздушный поцелуй, как сделала Оливия, и я, сидя перед телевизором, ощутила запах гнилого сока кактуса, холодного пепла и еще один запах, который обернулся вокруг моей шеи, как алое ожерелье: капля крови за каждого убитого им, а таких убитых было очень много. Я подавилась. Луна, прижав уши, бросилась из комнаты, а мне пришлось закрывать рот и нос руками, так что голос мой звучал приглушенно:

– Пошел ты!

– Чтоб ты знала: и я тебя могу унюхать. – Аякс поднес руку к горлу, достал серебряную цепочку и начал играть ею. Мне хотелось пробить сжатым кулаком телевизионный экран. Вырвать эту цепочку из его пальцев и надеть на шею, где ее место.

– Ты повсюду, хотя кажется, что тебя нигде нет. Но мы оба знаем, что внешность может быть обманчивой. – Он глубоко вдохнул: гурман, оценивающий качество вина. – Да, ты была в квартире сестры, и твой запах есть и здесь, как в твоем закрытом доме, который и домом-то трудно назвать. Я даже был в школе, где ты, должно быть, тренировалась годами. Все это место пронизано твоим потом, твоей кровью и яростью, словно пятнами на гнилом абрикосе, весь золотой сок которого заплесневел. – Он слегка содрогнулся, потом поднес цепочку ко рту, погладил губами, потер о зубы, лизнул.

Я опустила руки: комната начала очищаться от его зловония.

– Знаешь, – продолжал Аякс разговорным тоном, – я даже на похоронах ощущал твой запах. – Он покачал головой. – Нет, не тебя опустили в землю, верно? Но твой запах был на бедном парне, который поверил в твою смерть. Ты ведь его знаешь? – Ом снова помолчал, наклонив голову. – Он коп.

Я вскочила, схватив руками телевизор с обеих сторон от экрана. Лицо мое оказалось в нескольких дюймах от лица Аякса. Он снисходительно улыбнулся и скрестил ноги. Жест мог показаться женственным, если бы не был таким чертовски рассчитанным.

– Я знаю, для тебя все это внове, дорогая, поэтому позволь преподать тебе небольшой урок. У любви очень острый запах, и когда присутствует еще один, например, горя, то запах любви действует как связующий агент, как энзим по отношению к молекулам. Запахи обрабатываются, взаимно меняются. Становятся не такими, какими были поодиночке. Я нахожу результаты этого… опьяняющими. – Он принюхался. – Можешь представить себе, как я был поражен, узнав, что Джоанна Арчер позволила себе быть любимой. Приятное открытие. Восстанавливает мою веру в женщин. – Аякс провел языком по губам, снова коснулся им цепочки и подался вперед, опустив подбородок. – Просто имей в виду. Он давно был бы мертв… если бы не одно обстоятельство. – На лице его появилось свирепое выражение. – Пока он жив, вам обоим гораздо труднее. – Тут он снова послал мне ядовитый воздушный поцелуй. – Пока, Джоанна.

К тому времени как экран потемнел, я задыхалась. Стакан был пуст, но я была абсолютно трезва. Я пыталась дышать медленно и размеренно, но на самом деле мне хотелось кого-нибудь ударить. «Этот сукин сын был здесь», – с яростью думала я. Я сразу поняла, что комната была такой же, как сейчас, вся в прикосновениях Шер, Не похожая на ту, в которой жила Оливия.

Он побывал и в моем доме. И в студии Асафа. Рядом с Беном. А я не могу их защитить, потому что мне. нельзя к ним приближаться. По крайней мере не как мне, настоящей.

Я подняла голову, уловив движение на стекле… Солнце стоит высоко, и его лучи проходят через окно, образуя ощутимый слой между городом и мной. Однако поверх этого слоя было еще одно– изображение, более четкое. Я смотрела на отразившуюся в стекле женскую фигуру. Тело из шелковистых изгибов и сверкающие волосы, мириады шрамов и стальная спина.

– Она прекрасна, – прошептала я, глядя на себя. И в этом проблема. Я по-прежнему в зеркале вижу другого человека. Как на город за стеклом, на мой внутренний ландшафт наложен образ Оливии. Тело Оливии. Оливия повсюду.

Но это была Оливия, какой мир никогда не видел. Полные губы гневно сжаты. Глаза темные, мертвые и холодные от ненависти. Я закрыла их, глубоко вдохнула, как учил меня Майках… и освободилась от всего.

Я чувствовала, как пульсирует жизнь в окружающих меня растениях. Чувствовала свернувшуюся клубком Луну в соседней комнате, ощущала слабые запахи людей, недавно побывавших в квартире.