Текст книги "Аромат теней"

14

Остальной путь до салона я прошла торопливо, и мне казалось, что я слышу за собой крики обвинений и гнева. Будут ли эти трое когда-нибудь работать вместе? Будут ли окликать девушек на улице? Сомневаюсь. Но почему-то мне это не доставило удовольствия.

Свет и Тень. Значит, это ты.

– Что я сделала? – вслух спросила я.

Еще один вопрос, на который у меня нет ответа.

– Неважно, дорогая, – словно ниоткуда возник голос Шер. – Вопрос в том, что сделала я?

Остановившись, я осмотрела улицу. Шер нет. Ее корвет припаркован на противоположной стоянке, а перед салоном стоит только одна машина – сверкающий красный БМВ.

Я обошла автомобиль и увидела Шер, прячущуюся за дверцей водителя.

– Ты ударила машину, – отметила я очевидное. – Опять.

В своей страховой компании Шер должна пользоваться большой известностью.

– Всего лишь небольшая царапина, – сказала она, копошась в сумочке. – Ты последи, а я поправлю.

Она достала флакон красного лака для ногтей и принялась закрашивать дверцу.

– Шер, это преступление. Нужно о нем сообщить.

– Нет, не преступление, пока тебя не поймали. – Она подула на лак и наклонила голову. – Думаю, еще один слой.

Меня поразила абсурдность ситуации, так резко контрастирующая с тем, что происходило несколько мгновений назад, и смех – должна признать, несколько истерический, – начал вскипать во мне. Здесь нет жестокости, нет злобы, не действуют законы альтернативной вселенной. Это только Шер, Ни Тень, ни Свет. Просто ближайшая подруга моей сестры в ослепительных оттенках фуксии.

– Ты пропустила одно место, – хихикнула я.

– Спасибо, Ливви-девочка.

Я еще улыбалась, когда вдруг обратила на него внимание. И удивленно ахнула. Он стоял на тротуаре совершенно неподвижно. «Теперь, – подумала я, переставая улыбаться, – я знаю, кто за мной следил».

– Послушай, Шер, – произнесла я негромко. – Я сейчас вернусь.

Она повернула голову. Барби-Килрой.

– Кто это?

– Коп.

Шер пискнула и присела.

Потребовалась бесконечность и всего несколько секунд, чтобы добраться до Нема.

Так много нужно обсудить, но никакие слова не могут подойти. Поэтому я сказала самое простое и естественное, что пришло в голову.

– Боже, Бен. Ты ужасно выглядишь.

Его полуулыбка была напряженной, как будто он очень давно ею не пользовался.

– А ты выглядишь прекрасно. Как обычно.

Он всегда был угловат, даже мальчиком, но теперь в его лице было больше печали, чем жесткости, и склонность к размышлениям и мечтательности слишком ясно просвечивала в глазах. От жалости я едва не задохнулась.

– Я понимаю, что ты под прикрытием, но неужели тебе позволяют так работать?

Он пожал плечами.

– Я как бы в отпуске.

– Надолго?

– Нет. Просто чтобы привести голову в порядок. – Он сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу. – А как ты, Оливия?

Оливия. Будь Оливией. Я глубоко вдохнула.

– Ну… не совсем в своей тарелке, по правде говоря.

– Я знаю, что это такое, – Он провел ладонью по шее. – Сожалею о твоей потере.

Я хотела сказать, что это и его потеря, но слова застряли в горле.

– Давно ты следишь за мной?

– Только сегодня. Ну, вчера тоже. Мне почему-то казалось, что ты нуждаешься в защите, но, вероятно, это просто мое чувство вины. – Он рассмеялся, но горько, а не весело. – Я собирался помочь тебе с этими парнями, но ты как будто сама справилась. Тебе, должно быть, постоянно приходится отбиваться.

Да, я о них позаботилась. Я посмотрела на свою обувь, кусочки цемента прилипли к яркой красной коже, и почувствовала, как оживает мое собственное сознание вины. – Тебе что-нибудь нужно, Бен?

– Я… да, пожалуй. – Он пошарил во внутреннем кармане куртки. – Что ты можешь рассказать об этом снимке?

Я поняла, что он собирается мне показать, еще до того, как он достал фото. Снимок со вспышкой, должно быть, сделан в ют вечер, когда Аякс напал на меня в «Валгалле». Я узнала костюм, мешком висящий на его теле. Это я ранила его в плечо: сейчас у него на шее повязка. Дьявол, я через фото чувствую его зловоние.

Я с трудом глотнула и вернула снимок.

– Ужасное освещение. Но по крайней мере у него не лежит подбородок на кулаке. Терпеть не могу такую позу.

– Это полицейская съемка со вспышкой, – сказал Бен сквозь стиснутые зубы. – Ты никогда раньше не встречала этого парня? Уверена, что не знаешь его?

– О боже! – воскликнула я в притворной тревоге. – Неужели это парень из реалити-шоу о свиданиях вслепую.

Все-таки я не должна была давать им свой номер.

– Неважно, – буркнул он, и я практически увидела, как он гаснет. После долгого молчания он произнес: – Сейчас это, вероятно, не имеет значения, но как насчет того вечера? Ты что-нибудь помнишь… что угодно?

– Я… м-м-м… я все еще пытаюсь с этим справиться. – Я отвернулась, словно совсем не хотела об этом говорить – и я действительно не хотела, – новсе же успела заметить, как раздраженно дернулись его губы. Бен никогда раньше так не смотрел на меня. Словно испытывает отвращение. Словно я слабая.

Потом он тяжело вздохнул… и это мне совсем не понравилось.

– Послушай, Трейна, не обижайся и не теряй терпения, ладно, – заявила я высоким от негодования голосом. – У меня случилась потеря памяти. Я многое не могу вспомнить.

– Прости, конечно. – Его лицо смягчилось. – Но если хоть что-нибудь вспомнишь о Джо, о том вечере, обо всем… позвони, хорошо?

Я кивнула – солгала молча.

– Не знаю… – начал он, потом после паузы продолжил: – Не знаю, рассказывала ли она тебе о нашем свидании и была ли у нее возможность…

Он с трудом глотнул, и я видела, как напряженно работает его горло. Горло, которое я целовала, в которое тыкалась носом неделей раньше. Я не забыла еще запах и вкус этого горла и неожиданно поняла, что он собирается мне сказать:

– Оливия, прости, что роюсь в прошлом, но я уже давно хотел…

Я покачала головой, всколыхнулась копна светлых волос.

– Бен…

– Пожалуйста, позволь мне сделать это. Я должен был сказать это Джоанне, но не решился, а сейчас… – Он замолчал, и лицо его перекосилось.

Я кивнула, прикусила губу и приготовилась к душераздирающей речи.

– Мне жаль.

Искренне удивленная, я отступила.

– Жаль чего?

– Жаль, что оказался слишком слаб. Что не был рядом с твоей сестрой, когда она во мне нуждалась. Я причинил боль вам обеим.

Слезы заполнили мои глаза.

– Она никогда не винила тебя, Бен.

– Знаю. Я ненавижу себя за нас обоих. – Он провел рукой по волосам, отчего они встопорщились беспорядочными клочьями. – Боже, я боялся, что она закончит, как моя мать, просто оболочка, которая когда-то была живой, сильной и прекрасной, если бы не человек, который смог изменить ее, опустошить.

Бен никогда не говорил о своих родителях. Я была так удивлена, что он делает это теперь – и при Оливии, – что промолчала.

– Знаешь, он считал, что это моя вина. Он бросил мне в лицо: вот что происходит, когда мужчина не может позаботиться о своей женщине, и я уверен: он хотел этим причинить мне боль. Не здесь, а здесь. – И он показал сначала на свою голову, потом на сердце.

– Твой отец был ослом, Бен.

Мне было все равно, так ли поступила бы Оливия. Просто это то, что он должен знать.

– Конечно. – Он кивнул. – Но эти слова остались со мной. Я позволил им мучить меня, так же, как мать позволила, чтобы его речи уничтожили ее, и я потерял возможность узнать, кем стала Джоанна – потерял целых проклятых десять лет… – просто вспоминал ее такой, какой она была.

– Ты был молод.

Слеза скользнула по моей щеке, и я стерла ее, надеясь, что он не заметил.

– Она была еще моложе, – яростно ответил он. – И ты тоже.

– То, что произошло той ночью, сделало нас такими, какие мы сегодня. – Я попыталась успокоить его. – И Джо… Джо нравилось, какая она.

– Мне тоже нравилось.

Он замолчал, но от него исходило такое горе, окрашенное чувством вины и яростью, что я поняла: это комбинация, сырая и маслянистая, со временем сожрет его живьем.

– Бен, пожалуйста. – Я подошла ближе. – Ты должен отпустить ее.

– Она не для того снова пришла в мою жизнь в одиннадцатом часу, только чтобы я убедился, как мне ее не хватает!

Слова вырвались с такой яростью, словно давно ждали на кончике языка возможности взорваться.

– Ш-ш-ш. – «Боже», – подумала я, подходя еще ближе. – Все в порядке, Бен, все хорошо.

Но это была ложь, и он покачал головой. Он тоже знал, что это ложь.

– И здесь есть еще что-то, кроме нападения на квартиру и двух человек, разбившихся насмерть. Это точно!

– Откуда тебе это известно? – негромко спросила я. – Тебя там не было.

– Потому что знаю Джо!

Что я могла ответить на это? Мне ужасно хотелось услышан, эти слова. ноесли он не оставит это дело в покое, то подвергнет опасности нас обоих. Я ожесточилась, заставив себя не думать о его горе.

– Это одна из загадок, которые никогда не будут решены, Бен. Здесь невозможно сочинить хэппи энд.

– Но я по крайней мере могу найти ответ, который меня удовлетворит.

– Полиция утверждает, что она умерла.

– Мне все равно. Она приходила ко мне той ночью, Оливия! Приходила, и мы любили друг друга, а ведь она уже тогда должна была быть мертвой… – Черт. Он прав. – Но она была в моих объятиях, живая и…

– Я видела ее, Бен. – Я не хотела причинять ему боль, но у меня не было выбора. – Видела, как она упала.

Он долго молчал.

– В газетах писали, что ты ничего не помнишь. Оппа!

– Это последнее, что я помню. Прости. Она умерла.

Он упрямо стиснул зубы.

– И я хочу узнать почему. Почему она пошла к тебе? Почему просто не поехала домой? Почему вообще ушла от меня?

Я отвернулась, чтобы попытаться обдумать все, хотя не представляла, с чего начать. Я не знала, как себя вести, потому что эта жизнь – жизнь Оливии и героини, сражающейся с преступниками, – она еще не вполне моя. Я снова повернулась к нему.

– Ты ведь не ведешь это дело в полиции?

– Я тебе сказал, – ответил он, избегая моего взгляда. – Я в отпуске.

Я покачала головой. Боже! Он решил мстить. В департаменте объявили, что дело расследовано и закрыто. Я уверена, что Уоррен и Майках приложили много усилий, добиваясь этого. А Бен, именно Бен открывает эту дверь! снова.

– Нет, Бен. Она хотела не этого. – Я тут же поправилась; – Она бы этого не хотела.

– О, Оливия. – Он посмотрел на меня так, словно я безнадежно наивна. На мгновение мне даже показалось, что он собирается потрепать меня по волосам. – Месть – это именно то, чего она хотела. И я намерен отомстить за нее.

– Бен, – произнесла я голосом, который резко контрастировал с его голосом – заботливым и внимательным. – Это не было ее целью.

– Правда? Ты ее спрашивала? А я спросил ее, что бы она сделала, если бы нашла человека, который напал на нее, напал на вас обеих. Она ответила, что убила бы его.

Да, я так сказала.

– Джоанна часто слишком преувеличивала. – Я с трудом глотнула, пытаясь думать быстрее. – Но на самом деле она собиралась унизить этого человека и дать ему знать, что она выжила. Она хотела взглянуть этому чудовищу в лицо и дать ему понять, что он не только не убил – он не сломил ее.

Бен упрямо выставил подбородок.

– Лучше быть яростным, если в сердце ярость, чем набрасывать плащ непротивления, чтобы скрыть свою слабость.

Да, и спасибо тебе, Махатма Ганди, за это. Я сделала вид, что не расслышала, и мягко положила руку ему на руку.

– Не позволяй этому сломать тебя, Бен. Джоанна не перенесла бы этого.

На мгновение мне показалось, что это на него подействовало. Лицо его прояснилось, он выглядел растерянным, но только на мгновение. Потом лицо его снова стало жестким, и в глазах мелькнули тени.

– Перестань смотреть на меня так, – негромко сказал он, отстраняясь от моего прикосновения. – Все смотрят на меня так, словно…

Как смотрели на меня.

– … словно я спятил и не знаю то, что знаю. Оливия! Джоанна была в моей постели, в моих объятиях в то время, когда должна была быть мертвой… – Черт. Надо попросить Уоррена очистить и это. – И я могу быть разгневан, да, но то, что мне ясно, – ясно. Думаю, сейчас во мне более здравого рассудка, чем все последние десять лет.

Я не могла не заметить, что взгляд у него действительно ясный. Но запах говорил о тщетных сожалениях и об огромном чувстве вины.

– Прости. – Он заметил мой взгляд и сам положил руку мне на руку. На руку Оливии, напомнила я себе, когда его прикосновение вызвало у меня дрожь. – Я должен был прийти к тебе со всем этим… ты все, что от нее осталось.

– Знаю.

По крайней мере это я могу ему дать. Я обняла его, положила ладони на его крепкую спину и на мгновение – всего на мгновение – позволила себе потерять контроль. Закрыла глаза и прижалась к нему, словно это я, и ничего не изменилось, и на далеком горизонте все еще собирается буря. Я представила себе, что мы еще не ушли из ресторана тем вечером, и подумала, сожалеет ли Бен о том, что решение было в моих руках. Обняла его сильнее, как будто этим могла вернуть его – нас – назад, в прошлое.

Но в действительности мы потеряли друг друга. Опять. И этого не исправишь, и я должна сообщить ему, что ответов нет и не будет. Только правда, которую он никогда не узнает.

– Я собираюсь найти его, Оливия, – сказал он, ероша мне волосы. – Я выслежу его, как сделала бы Джоанна, и на этот раз я его убью. Я отберу у него всех и все, что имеет для него хоть какое-нибудь значение. Я уничтожу его мир полностью, так что он никогда не сможет восстановить его.

– Я должна идти. – я высвободилась. Его слова были мне неприятны. Потому что он напомнил мне Аякса. И я ненавидела зловоние, сочившееся из каждого слога.

– Хорошо, но ты позвонишь, если вспомнишь что-нибудь? Что угодно?

– Позвоню, – заверила его я, едва не споткнувшись в своем стремлении уйти побыстрей.

– Оливия!

Я остановилась, закрыла глаза и медленно повернулась к нему. А когда открыла, он стоял, как прежде, и не казался рассерженным. Но выглядел одиноким.

– Снова встретившись с Джоанной, я перечислил ее качества, чтобы показать, что знаю ее… или думаю, что знаю.

Я сложила руки на груди.

– Уверена, в этом перечне было упрямство. Он все-таки смог улыбнуться.

– Да, а также непоседливость. И нетерпение. Но одно я забыл.

– Правда? Какое?

– То, что она моя. – Он сжал кулаки. – Она была моя. И с этими словами он ушел, а я молча смотрела ему вслед.

Я позволила Шер считать, что самое лучшее средство, чтобы оправиться после смерти сестры, это хороший искусственный загар. Меня приняли, записали и раздели так быстро, что голова могла бы закружиться, а вид пушки для распыления крема заставил отодвинуть в глубину сознания мысли о комиксах, строительных рабочих и даже о Бене Трейне. Похоже на оружие из «Охотников за привидениями».

– Вы меня хотите этим обмазать? – в третий раз с сомнением спросила я у женщины-техника. Она русская, сильно накрашенная, торопливая и, очевидно, большая поклонница собственного продукта. Она что-то пробормотала про себя, откинулась в кресле и бросила взгляд в сторону Шер.

– Послушай, Ливви, – присоединилась к разговору Шер, – ты ведешь себя так, словно никогда этого не делала. Ложись и позволь Юлии показать свои способности.

Я поморщилась, услышав, как они рассмеялись, но послушалась, следуя примеру Шер.

– Уф! Оливия, голова не кружится?

– Нет.

Она, с покрасневшим лицом, обвиняюще смотрела на меня.

– Ты опять ела!

Я не успела и рта раскрыть – спрей ударил меня по заду. «Может быть, – в отчаянии подумала я, – поможет, если я буду думать о чем-нибудь другом». К счастью, а может, к несчастью, у меня было о чем подумать. Я хотела рассказать Уоррену о странной встрече в «Мастере комиксе» и спросить, что имел в виду Зейн, говоря обо мне «это она». Хотела узнать, можно ли мне превратить квартиру Оливии в свою прежнюю; даже если он не разрешит, я, вероятно, все равно это сделаю. Я не из тех, кто с готовностью подчиняется приказам. Конечно, как я теперь поняла, если на мой голый зад не нацелен сосуд с кремом для загара.

Мне нужно было также понять, как быть с Беном. Как ему помочь, будучи Оливией. Я нахмурилась, думая о том времени, что провела в ее квартире. Я прожила там два дня, прочла каждый листок бумаги, просмотрела все видеодневники и даже проверила все старые счета. Возможно, у нее был сейф, о котором я не знаю, но я не нашла ни ключа, ни! упоминания о сейфе. Есть также ее любимый компьютер, но. к нему у меня нет доступа, и мне кажется, что все вышеперечисленное не поможет мне решить эту проблему.

Как остановить его? Как не допустить, чтобы его убили?

– Что случилось, Ливви? – поинтересовалась Шер, поднимая руки, чтобы Юлия могла спрыснуть се подмышки. – Ты сегодня неразговорчива.

Что ей сказать? Я прислушивалась к болтовне, которая до сих пор была совершенно лишена направления и значения. Эти женщины темы берут с потолка и складывают их, как оригами, во что-то напоминающее смысл. Например, я узнала, что в Афганистане есть евнухи, которые зарабатывают больше проституток, что мать Шер решила, что должна делиться со взрослой дочерью всеми мыслями о сексе – в этом месте я застонала, – и что жизненное кредо Юлии: «Нет лгунам, нет тем, кто бьет женщину, и нет бэбикам».

Можете считать меня спятившей, но я готова ручаться, что мой недавно приобретенный статус сверхгероини будет не очень котироваться по сравнению с этими эклектическими темами.

Но так ли это?

– Я просто думала, – заметила я небрежно в то время как Юлия заглядывала мне под мышку, – если бы ты была супергероем, какой бы ты была.

– Ты имеешь в виду, он бы меня спас?.. Не Икс-мен и не Он-мен,[43]43
  Не-Мап, Он-мен, герой телевизионного мультсериала, «самое сильное существо во вселенной». – Прим. перев.


[Закрыть] – заявила Юлия, прежде чем я смогла ответить. – Я хочу Джи-мена.[44]44
  G-Man (Government Man) – сленговое обозначение агента ФБР. – Прим. перев.


[Закрыть]

– Джи-мена?

Мы обе посмотрели на нее.

– Чтобы он помог мне найти Джи-место. Вот мой тип героя.

– Отличная мысль! – воскликнула Шер.

Слишком много информации. Я поморщилась и начала снова.

– Я хочу сказать, каким супергероем была бы ты сама?

– Красивой, это точно!

– В отороченном мехом плаще, который развевается за мной, когда я летаю по ночам!

– Мех лисий! – крикнула Шер, уловив дух забавы.

– Соболь, – промурлыкала Юлия, сладострастно вздрагивая.

Неужели этот спрей убивает клетки мозга?

– Ну, хорошо, но кроме красоты… какие еще бы качества у тебя были? Как бы ты пользовалась ими, чтобы бороться со злом и спасать человечество?

Они какое-то время молча смотрели на меня.

– Способность влюблять в себя любого мужчину! – наконец объявила Юлия.

– Это у меня уже есть, – фыркнула Шер. – Как насчет того, чтобы мгновенно испытывать оргазм и никогда не стареть?

Юлия пискнула, а Шер захихикала. Я вздохнула, стараясь не делать это слишком глубоко.

Пятнадцать минут спустя мы сидели в зоне отдыха салона, загорелые, растертые и одетые в короткие махровые халаты. Я расположилась в наклонном кресле для вибромассажа, а Шер наливала нам из кувшина воды с лимоном, льдом и огурцами. В комнате находилось еще с полдюжины женщин, напоминая стаю тюленей, выбравшихся на берег погреться на солнце. Мелодичные звуки женских голосов постепенно сменились тишиной. Я никогда раньше не бывала в таком окружении. Если я загорала, то исключительно ради спортивного массажа, а если я когда-либо оказывалась в ультраженском обществе, всякие разговоры стихали. И я была удивлена, обнаружив, что смесь запахов мяты, огурца и эстрогена очень способствуют расслаблению.

– Хочешь французский педикюр? – поинтересовалась Шер, протягивая мне стакан.

Я отпила и стала обдумывать предлог для того, чтобы ускользнуть. Неделю назад я бы так и поступила. Никогда женщины не обращались ко мне в поисках дружбы. Я понимала, что Шер считает меня Оливией, но мне было приятно получать ее озабоченные взгляды и внимание. Я вспомнила, как хорошо отзывалась о Шер в своих видеодневниках моя сестра, и только поэтому стоило согласиться. К тому же Оливия поступила бы именно так.

– Почему бы и нет? – сказала я с улыбкой.

Шер с удовольствием болтала, а я позволяла ей это. Начала она с рассказа о информации пилюлях, которые сокращают объем талии, приподнимают грудь и придают краску щекам – пока их испробовали на мышах, потом перешла к рассказу о продавце женского белья, который списал с чека ее телефонный номер и теперь каждый раз звонит, когда Шер возвращает не поправившиеся ей вещи, например, шелковую сорочку, которая не подошла по размеру. В какой-то момент ее непрерывных разглагольствований я начала понимать образ жизни моей сестры. А также размышлять, почему я раньше никогда не делала педикюр в салоне красоты. Один только массаж ног после тренировки в школе Асафа сделал бы чудо.

Конечно, вспомнив об Асафе, я принялась думать обо всем, что любила в прежней жизни. Мой наставник и его семья, тренировки, которые изначально предназначались для того, чтобы дать выход гневу молодости, но превратились в ежедневное утешение, очень похожее на молитву. Я думала о своем доме, о своей фотолаборатории, о фотоаппарате, который стал как бы частью меня, еще одной моей конечностью. Почему невозможно соединить две жизни? А эта мысль вернула меня к Бену…

– Она заявила, что я слишком много трачу! Ты можешь в это поверить?

Уф. Шер впервые задала мне вопрос. Я быстро представила, как бы ответила на это Оливия.

– Какая сука!

Шер откинулась в кресле, недоуменно глядя на меня. Женщина, делавшая ей педикюр, тоже. Моя перестала массировать мне ступни.

– Что?

– Ты назвала сукой мою мать?

– Нет! Нет. – Черт, подумала я, откашливаясь. – Мне казалось, ты все еще говоришь об этой продавщице белья.

– Нет, дорогая, я о своей матери. Я недовольна, что она слишком требовательна. По крайней мере свои свидания я могу назначать сама.

Я посмотрела на нее.

– Ты действительно все рассказываешь матери? Она приподняла прекрасно навощенную бровь.

– Тебе самой это хорошо известно.

– Просто не могу себе этого представить. – Я опустилась на мягкое изголовье кресла и вспомнила обо всем, что недавно узнала о своей матери. Правду, которая была ложью. И величайшую ложь из всех – о нашей совместной жизни.

Шер положила руку поверх моей, и, как пи удивительно, я ее не отбросила.

– Мама спрашивала о тебе, – негромко сказала она. – Она собирается познакомить тебя – как она выразилась? – «с очень состоятельным джентльменом с юга». Она интересуется, когда ты снова начнешь выходить.

Я постаралась подавить дрожь и подумала: «Никогда!»

– Конечно, если кого-нибудь приведешь с собой, то избежишь откровенного сводничанья, – заметила она, помолчав. – Парень, с которым ты говорила, неплохо выглядит.

– Бен? Не мой тип, и я определенно не его.

– Оливия, милая, ты тот тип, который нравится любому мужчине.

– Но не Бену Трейне. Он всегда видел только Джоанну… К моему удивлению, Шер произнесла:

– А, этот Бен. Ну, должна заметить, он не выглядит таким свихнувшимся, как рассказывают. Может, чуть опасен, но порция крепкой выпивки, чтобы запить что-нибудь, всем нравится. Бывший коп вполне подойдет.

Я взглянула на нее – чуть пристальней, чем следует, и тут же быстро отвернулась, делая вид, что интересуюсь цветом лака, который накладывают мне на пальцы ног.

– Что значит «бывший»? Он просто в отпуске. Шер подняла руку, разглядывая свои ногти.

– По телевизору говорят совсем другое, милая. И я не виню департамент. Видела бы ты его на похоронах. Он совсем вышел из себя. Напал на какого-то бедного невинного человека, который выражал ему соболезнования. Нельзя допустить, чтобы такие парни патрулировали наши улицы.

Я не могла поверить в услышанное.

– Бедного? Невинного? Шер закатила глаза.

– Ладно, об этом парне сообщили, что он мошенничает в карты. Нет, я уверена, что Бена Трейна уволен из полиции.

– Но он сказал…

– Он солгал. Такое бывает с душевно нестабильными людьми.

«Но он вовсе не нестабильный. Наоборот, он как раз прав. И я не собираюсь от него отказываться. Я его знаю. Мальчишка, который все видит в черном и белом, правильном и неправильном, по-прежнему жив в нем. К тому же я частично виновата в этой… трансформации. В обеих трансформациях, – решила я. – В обоих случаях».

– Бен другой, – заявила я. – Он многое пережил и никогда не переставал любить Джоанну.

– Ну, может, именно поэтому он и тронулся?

Я хотела так встряхнуть Шер, чтобы у нее зубы застучали. Должно быть, отчасти мои мысли отразились у меня на лице, потому что лицо Шер смягчилось.

– О, не обращай внимания, милая. Мне всегда так не везет с парнями… что я могу знать? Я всегда ищу то, что заставляет их бежать, а потом делаю все, чтобы они покинули меня. – И она так вздохнула, что ее уязвимость поразила меня.

Я решила отложить тему Бена, чтобы вернуться к ней позже. Когда запах жевательной резинки и ацетона не будет окрашивать мои мысли.

– Может, это потому, что ты не позволяешь им увидеть себя настоящую.

– Дорогая, во мне все настоящее, – ответила она высокомерным тоном, который я всегда так ненавидела.

На этот раз я только фыркнула и снова положила голову на изголовье.

– Тогда, вероятно, проблема в том, что они видят только груди, ногти, волосы… да, и очень хороший загар.

– Спасибо. Я подумаю. Я улыбнулась ей.

– Я просто хочу сказать, что в тебе есть много такого, что не увидишь глазом. – Я с удивлением поняла, что говорю это серьезно. – Тебе нужно найти того, кто не смотрит прежде всего на внешность.

– Правда? – негромко спросила она.

– Конечно.

Она задрала подбородок.

– Это будет мой тип героя… помнишь, ты раньше спрашивала? Я размышляла об этом и пришла к выводу, что мне не нужен кто-нибудь со страниц комиксов. Ему не придется ради меня перепрыгивать через здания или даже удивлять меня последними новинками моды. Для этого у меня они, личные продавцы. Но просто кто-нибудь, кто… всегда будет рядом.

– Да это не герой, – произнесла одна из работниц, – это принц.

Шер наклонила голову и ненадолго задумалась.

– Думаете, Уилл и Гарри[45]45
  Внуки английской королевы. – Прим. Перев.


[Закрыть] заинтересуются опытной женщиной с юга?

Мы все рассмеялись, но в глубине души я вздохнула. Быть всегда рядом? Бен был бы таким.

Позже, когда мы одевались, окруженные приятной тишиной, Шер сказала:

– Спасибо, что пошла сегодня со мной, Ливви-девочка. Я действительно скучала по тебе.

– Я тоже скучала. Это… самое нормальное, что я сделала за очень долгое время. – Я провела рукой по глазам в ужасе от того, что едва не расплакалась. Вся эта девичья ерунда начинает на меня действовать. Мне, наверно, просто нужно кого-нибудь ударить.

– Прости, что спорила с тобой.

– Это моя вина. – Я покачала головой. – Ты была права. Я слишком замкнулась. Спасибо, что оказалась хорошей подругой и сказала мне об этом.

Всхлипнув, Шер раскрыла свои объятия. В возбуждении – неопровержимый знак, что я выдержала проверку, – я тоже развела руки. Я сделала не больше двух шагов к ней, когда она ахнула так громко, что я развернулась, готовая защищаться от… от чего угодно.

– Что? – спросила я и увидела, что она показывает на мою грудь. – Что?

– Ты полосатая! Эта сука тебя изуродовала!

Я повернулась к высокому, в рост человека, зеркалу и взглянула на себя. Действительно, прямо посреди груди красовалось белое пятно среднего размера.

– Черт возьми!

А если бы это случилось с Оливией?

– Теперь у тебя нет ровного загара по всему телу! – Явно более расстроенная, чем я, Шер плакала; слезы катились по ее лицу. – Обнаженной ты не будешь выглядеть красивой! Как мне жаль!

– Все в порядке, – с сомнением в голосе произнесла я. Я в любом случае не собиралась никому показываться обнаженной. – Сколько, ты говорить, это продержится?

Шер не слушала меня. Она стонала и бранилась – в рамках приличий, разумеется, – и дергала себя за волосы.

– Я хотела, чтобы все было безупречно.

– Так и было, – заверила я ее. – На самом деле. Не помню, когда мне было так хорошо.

– Правда?

Она всхлипнула и подняла на меня полные слез глаза. Я кивнула.

– Никогда в жизни так не забавлялась с голыми женщинами.

– Кроме того случая в Козумеле.[46]46
  Козумель – курортный город в Мексике. – Прим. перев.


[Закрыть]

Я решила, что разгадаю этот ребус позже.

– Но теперь тебе придется две недели носить свитер с хомутом.

Посмотрев в зеркало, я вздохнула. Придется.

– Это неправильно. – На ее глазах снова выступили слезы. – Сначала ты портишь свои Лауботены, а теперь помечена на всю жизнь.

– Это не на… – Я замолчала. Помечена.

– Кажется, мне плохо, – сказала за моей спиной Шер. – Нужно выпить что-нибудь покрепче огурца.

– Похоже на… – Я поняла, что не могу закончить. Откашлялась и попробовала снова. – Это… Шер за мной ахнула.

– Вижу! – Ее изумление, мой ужас и символ на моей груди – все это ясно отразилось в зеркале. Шер первой обрела дар речи, и голос ее звучал почтительно. – По форме как стилет.

Черт. Она права.

Нечеткий, расплывающийся по краям, не окончательно нарисованный… – словно незаконченная татуировка, – … но, черт побери, Шер права! Если я вот так наклонюсь и прищурюсь…

«Дьявольщина. Мой глиф», – подумала я, поворачиваясь, чтобы видеть этот проклятый стилет под другим углом. Ну, на этот раз мне не приходится думать, как отреагировала бы Оливия.

– Ну, – хмыкнула я, – по крайней мере он красивый.