Текст книги "Аромат теней"

Я потрогала рукой щеку. Чандра права. Царапины исчезли еще до того, как она рухнула на пол. Я двинулась к пей, но дорогу мне преградил Хантер.

– Любишь грязные приемы, Стрелец? – спросил он, снова оттесняя меня в круг. На стене снова вспыхнул глиф Стрельца… но тут и сам Хантер вступил в круг. С вершины пирамиды спустился гигантский глиф в виде изогнутых рогов, сходящихся внизу в виде буквы «V». Он мгновенно разбился на множество маленьких рогов, которые затмили знак Стрельца.

Определенно не из списка союзников.

– Я пользуюсь подручным оружием, – сказала я и на этот раз не стала пятиться, когда он приблизился ко мне.

Глаза его сузились, превратившись в щелки.

– Хочешь испробовать его на полноправном знаке?

Посмотрим… обычная уличная драка вместо эмоциональный игры «он сказал – она сказала»? Мне даже подумать об этом нельзя.

Мелькнула моя ладонь, но он был готов к этому и повернулся так, что я сломала бы руку, если бы вовремя не изменила направление движения. Я сделала сальто в воздухе, опустилась на ноги и нанесла ему удар сбоку, удар снизу, удар коленом, обманный удар – он все это встречал и парировал.

Мы разъединились и принялись кружить: я тяжело дышала, Хантер как будто совсем не дышал. Комната снова превратилась в калейдоскоп: эмоции зрителей смешивались с двумя глифами, и все это сверкало в небе, как светляки. Я воспользовалась возможностью успокоиться и решила испробовать другую тактику. Глубоко вдохнув, я набросила линию энергии на тело противника, как учил меня Уоррен, – невидимое лассо между его намерениями и моими. Ни одна эмоция не пробежала по невидимой веревке. Если бы у меня были закрыты глаза, я бы вообще не определила, что он в комнате. Впечатляет.

Он точно знал, что я делаю, и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Определила мой талант?

– Петь не в такт йодли, стоя ногой на груде горящего угля?

Изображение на стенах соответствовало духу поединка, ночное небо над головой снова стало чистым и безоблачным.

– Очень близко, – заметил он и сделал выпад. Он был гибок и проворен, как горный лев, и так же целеустремлен.

Я давно поняла, что лучше, безопасней сражаться с искусным воином, чем с уличным хулиганом. Меньше возможностей получить случайное повреждение, хотя, конечно, гораздо более вероятно преднамеренное. Но именно для этого и существует мастерство самообороны. Я отклонилась, выбросив вперед ногу. Наши икры столкнулись с громким треском. Сознание своей способности излечиваться сделало меня менее расчетливой, чем обычно, поэтому я мгновенно развернулась, оставаясь рядом с ним, и ударила его по левой щеке, когда он поворачивался ко мне.

Зрители ахнули, по стенам замелькали стрелы, и мы снова разъединились. На этот раз отступил он. Напряжение волнами исходило от него, окутывая меня пахнущей медью лептой, привязывая к нему, пока я остаюсь его целью.

Теперь он не сдерживался. Он действительно хотел одолеть меня. Часть меня была в восторге от этого смертоносного танца, возможности проверить себя в схватке с новым сильным противником. Я боец, это во мне не изменилось. Асаф всегда говорил, что больше всего возбуждает первая встреча с новым противником, это состояние самое восхитительное и самое опасное, и Асаф был прав. Я купалась в адреналине Хантера. И плыла в собственном.

Однако другая часть меня удивлялась тому, что я могла найти этого мужчину привлекательным. Он смотрел на меня как Аякс: быстрая оценка состояния моего тела, конечностей – хищник, который ищет в стаде самого слабого, старого или неопытного. Хантер был именно гаков – терпелив и абсолютно безжалостен в ожидании возможности ударить.

И он разворачивал свой хлыст. На стенах неожиданно осталось только изображение гигантского рога, ни следа знаков Стрельца.

– Это нечестно, – сказала я, тяжело дыша. Он знает, что у меня нет своего кондуита.

Он безжалостно улыбнулся и взмахнул хлыстом, искусно работая запястьем.: – Используй подручное оружие.

Осел!

Мне даже не нужно было смотреть на стены, чтобы понять, что у меня неприятности. Тело мужчины против тела женщины – это одно дело: я еще могла воспользоваться внезапностью. Но это слишком похоже на мое столкновение с Аяксом; стычка, в которой преимущество на одной стороне, схватка пугающая и полная неведомых рисков. По коже пробежали волны тревоги и, к моему раздражению, вышли через поры.

Я пятилась к центру мата, чтобы получить свободу маневра, оказаться подальше от хлыста; я заметила, что никто за меня не вступился. Никаких «Хватит» или «Оставь ее в покое». Даже Майках ничего не сказал, и это причинило мне боль. Если у меня и были раньше какие-то сомнения относительно моего места среди этих людей, сейчас я получила четкий ответ. Хантер преследовал меня, а остальные просто наблюдали.

– Ты боишься, – заметил он, поднимая руку.

– Черт! – Я подпрыгнула, острый кончик хлыста коснулся моего каблука. Приземлившись, я осмотрелась в поисках какого-нибудь укрытия и нашла только щиток на руки. Тем не менее я схватила его, надела и, когда Хантер взмахнул хлыстом, сумела вовремя подставить под удар, так что хлыст лишь скользнул по руке.

В следующий раз хлыст обернулся и вокруг щитка, и вокруг руки, а, разворачиваясь, задел плечо. Я вскрикнула, почувствовав, как шин глубоко вонзился в плоть, напряглась и подтянула к себе Хантера, удивив его этим движением. Дернула другой рукой и сократила расстояние между нами. Я понятия не имела, что собираюсь делать дальше. Знала только, что чем дальше я от него, тем он опасней.

– Смотрите! Ее глиф светится! – воскликнул Феликс, указывая. Я чувствовала жжение на груди, но не отрывала взгляда от Хантера. В его глазах мелькнуло удивление, и тут же вернулась бесстрастная маска. Рука его дрогнула, затем опустилась. Стены неожиданно очистились, всех ослепила белизна. Хантер отскочил от меня.

Я выдернула шипы из тела, прежде чем смогла о чем-то подумать, и ощутила запах своей свободно текущей крови. – Это должно происходить только при встрече с настоящим врагом, – низким, полным подозрений голосом заявил Хантер.

– В таком случае, может, ты захочешь убрать хлыст, – холодно ответила я. Я отбросила колючий конец, и Хантер принялся сворачивать свое оружие. Я потерла руку и отошла в сторону, чувствуя себя болезненно уязвимой.

– Как ты это делаешь? – осведомился Феликс, глядя мне на грудь.

– Это Тень, вы все видели? Она не может ее контролировать.

– Заткнись, Чандра, ты в этом виновата. ….. – Ванесса бросила на нее жесткий взгляд и обратилась к Хантеру: – И ты. Ты хотел испытать нового Стрельца, когда услышал, что она убила Батча… что тебе никак не удавалось сделать. А чего ты ожидал, когда так набросился на нее?

Хантер застыл, как камень; он даже не мигнул.

– Я излагал свою точку зрения.

«Да, – подумала я, растирая руку. – Буквально точку», Но «неожиданно мне стало понятно, почему никто не встал на мою защиту. Почему хлыст должен был обжечь мою кожу, чтобы пошла кровь. Они должны были убедиться, что это возможно.

– Я получила твою точку. – Только Хантер смотрел мне в глаза, и это хорошо: я сосредоточилась на нем. – Уоррен говорит мне, что я эта… Кайрос, что мой потенциал выше, чем у обычных звездных знаков, что я сильнее всех вас из-за того, кто мой отец. И вы все решили сами в этом разобраться. Но для этого не нужно было стегать меня хлыстом, знаете ли. Просто нужно было спросить.

И, хотя они об этом не просили, я слегка раскрылась и дала им почувствовать, что чувствовала сама в стычке с Батчем. Показала, что и темная сторона лунного света способна окутывать душу. Как великолепно перестать думать о том, кто прав, и думать только о том, чего ты хочешь. Как месть серой горит в каждой поре, а ненависть словно язва в желудке. И как смерть с каждым мгновением все приближается, и ярость становится пожирающей все раковой опухолью. «Им нужно это увидеть, – решила я, – потому что нужно понять разницу». Я позволила им ощутить все это, потом снова вобрала в себя.

– Довольны? – поинтересовалась я. – Испугались? – Я повернулась к Чандре, приблизилась к ее лицу, вторглась в ее пространство. – Или все еще хочешь голосовать?

Чандра отшатнулась, стиснув челюсти, остальные все переминались с ноги на ногу, не глядя на меня и почти не смотря друг на друга. Я рассмеялась и подумала, что, если им нужно кого-то опасаться, долго искать не придется.

Поэтому я снова обратилась к Хантеру, натолкнувшись на его пустые глаза:

– Мог бы сделать кое-что получше. – Получше чего?

С помощью той же силы, которой я пробила дыры в жизни рабочих-строителей, я ополчилась на него:

– Если не хочешь, чтобы сторона Тени узнала о ней – о топ, которую ты любишь и ценишь выше всего в жизни, тебе нужно контролировать свое отчаяние. Я чувствую его на языке, свежее и сладкое, как щербет. Кстати, как ее зовут?

Я почувствовала общее удивление и поняла, что коснулась того, о чем никто не подозревал. «Значит, даже полноправные звездные знаки имеют тайны друг от друга, – сухо подумала я. – Ничего себе единая группа. Лицемеры».

– Ее зовут Лола, – наконец ответил Хантер, говорил он спокойно, хотя по телу прошла волна дрожи. Прошла по всем присутствующим. – И если ты к ней приблизишься, я тебя убью.

Я окинула взглядом их всех.

– Я считала, что я не враг. Кто-нибудь из вас мне верит?

– Я тебя не знаю.

– Я не доверяю Тени в тебе. Это сказала Чандра.

– Майках?

Он колебался. Он, в котором: я была уверена.

– Я думаю, тебе предстоит выбор, прежде чем Аякс и Тульпа доберутся до. тебя. Настоящее испытание, в самом сердце битвы, когда ты должна будешь выбрать добро или..

– Или что?

Он отвел взгляд.

– Или то, что ты хочешь.

После этих слов я поняла, что Чандра права. Чего бы ни хотел Уоррен, меня могут изгнать из отряда, из убежища, бросить в городе одинокой и незащищенной.

Меня обременяют возможности, которые я не умею использовать и контролировать, я стану целью какого-нибудь невероятно способного героя.

– Я хочу только одного.

– Мести? – спросил Хантер. – За смерть твоей сестры? Я кивнула, не удивившись тому, что он это понял, зная, что все они могут это сделать. «Это единственное, – подумала я, – что мне никогда не удастся скрыть».

– И на что ты готова, чтобы отомстить?

– На все, – ответила я. – На все, что угодно. Он медленно кивнул и отвернулся.

– Именно этому я не доверяю.

Естественно, после этого никакой тренировки не было. Больше того, все члены отряда Зодиака 175, сверхъестественного отделения, предназначенного для борьбы со злом, стали обходить меня стороной.

После того как я продемонстрировала свою теневую сторону, дружеские отношения между Ванессой и мной растворились, как кусочек сахара, и она ушла, неуверенно поглядывая на меня. Феликс по-прежнему улыбался мне, но напряженно, и в глазах его благожелательнсти не было совсем. Майках что-то пробормотал о работе в лаборатории и ретировался, хотя осмотрел меня, чтобы убедиться, что его изделие не пострадало от хлыста Хантера.

Даже Чандра, полная злобы, не рискнула взглянуть мне в глаза; она сунула руки в карманы тренировочных брюк и покачала головой, уходя. Хантер последовал за ней без единого слова и взгляда, и я осталась одна в просторном зале, лишь со своим чуждым и смущающимся отражением в зеркале. Эмблема на груди продолжала слабо пульсировать. Так что все прошло хорошо.

Можно, конечно, найти Уоррена и спросить, когда он собирался рассказать об этой небольшой демократической процедуре – о голосовании, но он, по-видимому, все еще на так называемом совещании с Гретой. К тому же, когда мы сидели в ее кабинете, делая вид, что мы цивилизованные существа, поглядывая друг на друга из-за чайных чашек, я решила, что у Уоррена есть что-то такое, чем он не делится с остальными. Что-то в его недавнем прошлом, о чем он не хочет вспоминать. «Что-то, – подумала я с ощущением холодной тяжести в животе, – имеющее отношение к Текле. Чему он не желал смотреть в лицо, чего не хотел знать. Более того, хотел, чтобы об этом не узнали остальные».

Эти вопросы преследовали меня, когда я шла по коридорам, останавливаясь время от времени, чтобы почесать за ухом кошек. Стражников, поправила себя. Ни одна кошка не шипела и не ударяла меня по руке, как поступила Луна с Батчем, и это послужило мне небольшим утешением. Они просто смотрели на меня немигающим взором, терлись о мои пальцы своими гибкими телами и уходили, подняв хвост в прощальном приветствии.

Наконец я вернулась в бетонную, без окон, комнату матери, думая, что в этом подземном лабиринте есть хоть одно место, где я могу оставаться одна и чувствовать себя в безопасности. К несчастью, только когда я легла в постель и подтянула колени к груди, я поняла, что ощущение уединения и безопасности невозможно распространить на мозг.

Сон, как ветер, постепенно заполняющий повисшие паруса, поэтому я знала, что он приближается. Если бы я сразу начала действовать, то, может, даже смогла бы его остановить. Однако я не была готова к ощущению вторжения; словно кто-то перебирал складки моего мозга, отыскивая и вскрывая запертые места. И находил скальное основание: гранит, селитру и окаменевшие воспоминания, которых я не осмеливалась касаться. Но теперь они были вскрыты и острыми краями царапали меня изнутри. Разрезали мой разум. Кошмар оживал. Величайший кошмар моей жизни.

Я снова подросток; точнее, мне пятнадцать лет. Умный, изобретательный подросток, которому нужно сбежать из мира, где меня никто не понимает… как, вероятно, считают все подростки. Но есть человек, который меня понимает, он меня знает и любит больше всех остальных.

Бен Трейна жил через длинную, но узкую полоску пустыни, с тех пор давно превратившуюся в широкую улицу для нетерпеливых водителей, но в то время помеченную единственной тропой, которая вилась по поверхности пустыни. Эту тропу, вероятно, протоптали исключительно мы с Беном за время летних каникул.

По расположению очень близкие, наши дома существовали в совершенно разных мирах. Величественное поместье Лрчеров занимало целый городской квартал – массивный комплекс со множеством украшений и кричащих деталей, которые делали его похожим на викторианский бальный наряд. Напротив, дом Бена напоминал на старую поношенную, но любимую рубашку. Низкие потолки, маленькие окна, очаг из естественного камня, который, к счастью, не разжигали с семидесятых годов, и природные, не выращенные искусственно лужайки вокруг дома.

Однако, несмотря на все эти различия, наши семьи очень походили друг на друга. Властный патриарх – игровой магнат против отставного военного; послушная жена – умница, принимавшая активное участие в общественной жизни, и домохозяйка; и пятеро детей – две девочки с моей стороны, три мальчика – с его.

Его родители на уикэнды уезжали из города – один брат уже не жил дома, второй проходил начальную военную подготовку; поэтому неудивительно, что их отсутствие стало для нас праздником. Мы были влюблены – оба в первый раз – и испытывали все, что с этим связано. Весь уикэнд прятались от мира; разговаривали, смеялись, ели. Смотрели кино. Целовались. Целыми днями занимались любовью.

Воскресное утро означало конец нашего любовного свидания. К полудню вернутся домой его родители, но первой появилась моя сестра, задыхаясь от бега по предрассветной пустыне. Нам пришлось покинуть свой кокон из простыней и тел, когда тишину нарушил стук в дверь.

– Тебя ищет мама, – без всякого предисловия сказала Оливия. – Она так встревожена, что хочет вызвать полицию. А папа говорит, что тебе пора в колонию для малолетних преступников.

Я неохотно повернулась к Бену.

– Мне пора.

Он сонно вздохнул, от него пахло мной.

– У тебя будут неприятности? Я улыбнулась.

– Оно того стоило.

– Пошли! Я не хочу с тобой в колонию, – заявила Оливия и вздрогнула. – Там заставляют носить бумажные тапочки.

Мы бежали так быстро, как могли нести ноги, бежали в пропасти тьмы, бежали по тропе, которую я знала так же хорошо, как вены на моей руке… или руке Бена. Оливия была моложе меня и тогда быстрей. Я все еще вижу, как он бежит в ночи, золотые волосы освещены луной и летят за ней, как ленты на ветру. Даже в тринадцать лет она была очень красива, женщина в ней уже перерастала ребенка. Я, хотя и была старше ее, все еще выглядела девочкой.

Человек появился ниоткуда, вынырнул из тьмы, ударил Оливию сбоку. У нее даже не было времени закричать; она рухнула на камни, беспомощно зажатая сильным противником. Далее слышались только звуки борьбы. Разрываемой одежды. Удары по телу. Болезненные просьбы о милосердии.

Из моего подсознания послышался голос, искаженный и иррациональный. Ты заслужила то, что произошло той ночью.

Я стонала во сне, трясла головой и все это время знала, что действительно заслужила. Оливия оказалась в пустыне из-за меня. Могучие кулаки опускались на ее тело и лицо, костяшки соприкасались с ее мягкой плотью, ломая хрупкие кости. И поскольку это была моя вина, я снова действовала, как раньше.

– Беги! – закричала я, набрасываясь на мужчину сзади. У меня не было умений, которые есть сейчас. Не было сил, чтобы справиться с мужчиной, ничего не помогало мне устоять перед этим человеком-хищником. Оливия убежала, и даже после того как она исчезла, я слышала хруст гравия под се ногами и ее крики, летящие за ней, как волосы. А потом я вообще ничего не слышала.

Но это было тогда.

– Мне следовало убить тебя в первый раз, – сказал человек, которого – теперь я это знала – зовут Хоакин. Я почувствовала, как открываются мои глаза, – глаза, как у Репы, у которой их нет, – и посмотрела в лицо, такое же жестокое, каким я его помнила. Полные губы обнажают зубы, расставленные через равные промежутки. Я поняла, что это предназначенная мне улыбка, и зловоние гнилого меда устремилось ко мне из его рта. Щетина, слишком совершенная, чтобы быть естественной, покрывала его подбородок и щеки, и несмотря на его возню со мной, ни один волосок не выбился из его прически. Волосы, гладкие и прилизанные, были зачесаны назад, и в слабом свете луны были отчетливо видны линии, оставленные зубцами его расчески.

– Нет! – сумела я произнести, прежде чем его пальцы снова впились мне в горло, придушив. Правой рукой он ударил меня по лицу, повернув его вправо. При обратном ударе я почувствовала, как треснула кость носа. Как я могла забыть этот звук?

– О да, – ответил он, изогнувшись надо мною, изображая оргазм, дергаясь, как трещотка. – Да, да, да.

Я пнула его головой, заставив дернуться. Из носа у него полилась кровь, и на лице появилось удивленное выражение. В первый раз я этого не делала. Он снова ударил меня, но на этот раз слишком поздно. У меня возникла новая мысль.

– Я не должна быть здесь снова. Не должна снова через это проходить.

Я переместила бедра, увеличив пространство между нами, и смогла высвободить ногу и ударить его коленом по ребрам.

– Нет, должна, – заявил он, прижимаясь ко мне и прижимая меня к поверхности, как борец в вольной борьбе.

Я почти сдалась. Почувствовала, как горят легкие от недостатка воздуха, как его руки движутся у меня между ног, но тренировки и воля позволили продолжать борьбу.

– Нет… Я больше не девочка. Я Стрелец. – Я мигнула и почувствовала, как на моем лице расплывается улыбка. – Я Стрелец, а это… мой сон.

– Но мы можем достать тебя и во сне, – оскалился он, снова вгрызаясь в меня. – Я могу во сне насиловать тебя.

– Нет. Я этого не хочу.

– Сопротивляйся, сколько хочешь, но ты не можешь изменить то, кто ты есть… кем я помог тебе стать.

– Я не такая, как он!

– О, посмотри в зеркало, дорогое дитя. – Он хитро улыбнулся. – Ты точно как он.

За нами послышался какой-то шорох, Хоакин оглянулся, потом снова повернул голову ко мне.

– Проклятие! – воскликнул он и исчез.

Чувствуя себя легче – с меня свалились и его тяжесть, и сон, – я отрыла глаза.

Одеяло сбилось к ногам, простыня промокла по очертаниям моего тела; я села и мгновенно заметила то, чего в комнате раньше не было: предмет, который и вырвал меня из сна. Мне под дверь просунули газету, и сквозь паутину своего не-сна я услышала вкрадчивые шаги. Я встала, не трогая газету, открыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было.

Проведя рукой по лицу, я почувствовала боль в носу. Правда, он не сломан, но горло тоже саднит. Вероятно, покраснело. Я наклонилась, про себя благодаря того, кто таким способом отогнал моих демонов… благодарила, пока не увидела статью.

– Боже мой! – сказала я, вспоминая слова из своего сна. Ты точно как он. Я медленно опустилась на кровать. «Боже мой, – подумала снова. – Может, он прав. Может, они все правы».

Короткая заметка: бесстрастное перечисление фактов и данных: время смерти, возраст жертвы – Боже, всего семнадцать, – что власти думают о случившемся. Я перечитала статью несколько раз, стараясь сопоставить воспоминания о столкновении с Аяксом со словами на этой странице. Бессмысленное и случайное нападение, говорилось в статье; вероятнее всего, банда подростков. У одного был нож. Заявление матери девушки, одно предложение, но в нем единственный реальный факт: «Моя девочка умерла, и моя жизнь больше никогда не будет прежней». Так что, возможно, они и правы.

Я понимала, чего хочет тот, кто просунул газету: чтобы я почувствовала. Его мотивы очевидны и полны ненависти, но мне все равно хотелось закрыть голову руками и никогда их не убирать. Я виновата в смерти девушки. Я подвергла ее опасности, точно, как Оливию, и они обе заплатили за это жизнью. Так что, может, они правы. Я точно как он.

Я уже собиралась отбросить газету, когда увидела еще одну колонку. Я развернула газету на полосе происшествий, и здесь рассказывалось о стрельбе из-за любовного треугольника. Муж застрелил жену, которую звали Карен, когда она пыталась уйти из квартиры. Через несколько минут Марк Дэвис обратил пистолет против себя.

Я закрыла глаза и на какое-то время даже перестала дышать. Сидела, и во мне царил хаос, как какой-то тошнотворный психоделический наркотик. Девушка в магазине была случайностью, невинным человеком, и у меня не было намерений причинить ей зло. Но это… Аякс не имел никакого отношения к разрушению их брака, к их гибели. Это все я. Я воспользовалась своей новой силой и уничтожила жизни Карен и Марка Дэвисов.

Я сумела пройти в ванную и принялась плескать в лицо холодной водой, ахая; и только тут поняла, что плачу. Опираясь на раковину, я взглянула в зеркало. Прекрасное лицо Оливии с моими измученными глазами.

А темные тени, таящиеся за ними? Я их создала – и причины, которые за ними стоят, – я сама.

– Кто ты, по-твоему? – шепотом спросила я у отражения. Следила, как бесшумно движутся губы, но никакого ответа не услышала.

Вернулась в спальню, взяла газету и принялась рассматривать Карен Дэвис, улыбающуюся мне с недатированного снимка. Немного погодя сунула газету в сумку и вышла. Мне хотелось каким-то образом проверить, правы ли они.

И все время во мне сохранялась надежда, что они ошибаются.