Текст книги "Аромат теней"

– Меня использовали как приманку. Аякс выследил мои феромоны.

В комнате повисла мертвая тишина.

– А Уоррен меня не слушал. – Теперь Грегор всхлипывал, рот его широко раскрылся. – Я пробовал упросить его не делать этого, но он меня не послушал.

– Что? Что он сделал?

– Он поменял себя на меня.

Все застыли, пораженные этой новостью. Грегор снопа беспомощно всхлипнул.

– Меня отпустили, но за мной следили. Мне так жаль. Я один не смог закрыть вход на кладбище. И никто не закрыл его за мной.

Я поняла, что это дает возможность агентам Тени попасть на Неоновое кладбище. Но какое это имеет значение? Всякий враг, который попытается проникнуть в убежище, сгорит, верно? Я открыла рот, собираясь это сказать, но тело мое сотряслось от еще одного яростного приступа. Глаза болезненно выкатились из глазниц, горло подавилось беззвучным криком. И судьба убежища перестала меня интересовать.

– Его пытают, – догадался Майках и наклонился к мне. – Помните, они с Оливией связаны? Она испытывала побочные явления.

Если это побочные, то основные я не хотела бы испытать. Еще один разрез, и я так плотно стиснула глаза, что них заплясали огненные пятна. И пришла я в себя, только чтобы услышать последние слова Грегора:

– … потому что он знает ее подлинную личность. Mы должны передать ее на рассвете…

– Иначе они убьют Уоррена, – закончил за него Хантер На этот раз я повернулась, изогнула спину, чтобы отыскать его. Он сидел в кресле, бесстрастно глядя на меня, оценивая, как корову, которую предстоит продать на сельской ярмарке. Я закрыла глаза, удивляясь, как могла находить его красивым.

– Мы не можем выслать ее, даже если бы захотели, – заявила Ванесса. – Она сгорит до того, как вдохнет свежи воздух.

– Что?.. – Грегор скорчился. Феликс поддержал его, он со стоном откинул голову.

Я снова согнулась.

– Прекрати! – крикнула я небу, Уоррену, тем, кто en Пытает, и Богу, о существовании которого мне ничего не известно. Я кричала, пока не распухло горло, а когда закончила, в комнате послышался смешок, пронесся, как порыв ветра. И пытка прекратилась. Все переглядывались.

– Твой голос, – бросил Хантер прямо мне в лицо. – Аякс услышал его.

– Они связаны, – повторил Майках.

Я вспомнила, каким ушел Уоррен: возбужденным, рассерженным, испуганным. Больше я никого не потеряю. И поняла, что он, должно быть, предвидел это. Конечно, человек, который верит, что благополучие отряда важнее жизни Индивида, так и сделает. Он знал и все равно пошел.

– О мой бог! – воскликнул Майках, который тоже это понял. Он опустил голову на руки, кровь Грегора вымазала его виски, лоб и уши, – Все время Аякс опережает пас на шаг.

В моей памяти возник Уоррен, идущий по коридору, в плаще, клубящемся у ног: им двигала потребность поступать правильно. Сердце мое упало. «Если это игра, – подумала я, – сжимая живот, мы на грани проигрыша».

23

Феликс и Майках помогли мне вернуться в мою комнату, а Грета тем временем зажгла свечи и каким-то снадобьем освежила воздух, а потом дала мне пилюлю, чтобы ослабить связь с Уорреном.

– Тебе нужно отдохнуть, – произнесла она, когда я с облегчением и стыдом проглотила пилюлю. – Сосредоточься на создании мысленной стены между Уорреном и тобой. Защити свои мысли и чувства от тех, кто через Уоррена пытается в них проникнуть. Это даже важнее, чем блокировать боль.

«Легко сказать», – подумала я. Но дымок благовоний вмешался, разделил синапсы мозга, заставляя забыть о тревогах.

– Уоррен хотел бы этого, – добавила Рена. Она сидела в углу, раскачиваясь в кресле, которое принесла из своей комнаты. – Можно быть уверенным, что он делает то же самое.

Провалы ее глаз при свечах превратились в темные бассейны. Все ее подопечные уже спали, и она предложила присмотреть за мной, пока остальные собрались в комнате для совещаний. Я знала, что они там говорят обо мне, обо всем, что со мной связано, но… не со мной. И лениво гадала, чей голос окажется решающим при голосовании… и как скоро после этого меня выбросят из убежища. Принесут в жертву ради своего руководителя.

– Ты должна медитировать. – Рена откинулась на кресле-качалке.:

Как будто это может решить все проблемы?

– Упражнения по медитации не действуют. – Я попыталась рявкнуть и расплатилась за это огнем, заполнившим внутренности.

– Это потому, что ты их не делаешь, – ответила она, а Я снова откинулась на подушки, дергаясь от ожогов внутри.

Когда начало казаться, что дело ограничится ожогом, я слезящимися глазами посмотрела на нее.

– Они ведь проголосуют за то, чтобы выбросить меня, верно? Считают меня виновной в пленении Уоррена.

Она покачала головой, но это было скорее признание поражения, чем выражение уверенности.

– Нет, Оливия. Это все устроили Тени, точно так же как все наши остальные беды. – Она опять опустила голову; из нее словно выпустили воздух. – И Уоррен тоже это сделал. Он всегда делает.

Последнее было сказано с давно выношенным убеждением, и я постаралась разглядеть се ауру, но слишком устали, от аромата в воздухе у меня кружилась голова; и еще я боялась, что это вызовет новый приступ боли. Мне хотелось понять, что она имела в виду, но я опасалась, что услышу, как от Майкаха, слова о тайнах Уоррена или возражения, что не ей об этом рассказывать, как заявила мне Грета. Поэтому я задала другой вопрос:

– Откуда у Уоррена хромота?

Кресло перестало раскачиваться, воцарилась тишина. Рена была свидетелем первого жизненного цикла Уоррена; и если кто-нибудь знает его и его прошлое, так это она. И хотя у меня были гораздо более важные вопросы, этот казался достаточно невинным, поэтому я молча ждала, что она расскажет.

– Он получил ее от отца.

Я вздрогнула, вызвав вспышку огня вдоль спины. Это напомнило мне, что не стоит неожиданно двигаться, но я ожидала чего угодно, только не этого.

– Да, кондуиты производят устойчивые повреждения. – Рена поморщилась и снова начала раскачиваться. – Ты заметила, что Уоррен не носит личное оружие? – Она продолжила, хотя не могла видеть мой кивок. – Он не прикасается к кондуиту Тельца после того, как отец применил кондуит против него… а он – против отца.

И она рассказала мне о человеке, который в одно мгновение бывает нелепым, в другое – серьезным, рассказала такое, о чем я не могла догадаться.

Самсон Кларк был не первым в своем поколении кандидатом на Тельца. Другой агент, женщина по имени Миа, получила этот знак, а Самсон завладел им после того, как Миа погибла в засаде, устроенной Тенями в туннеле, ведущем к отстойнику Лас-Вегаса. В. течение следующих нескольких лет он отомстил за смерть Мии, убив двух агентов Тени, которые подстерегли ее, и помог своим товарищам убить третьего. Тем временем он женился на младшей сестре Овна Света, и вскоре после этого родился Уоррен.

Рождение сына, а не дочери, было большим разочарованием для Самсона, которое он никогда не скрывал от костлявого мальчика, выросшего в тени отца. Такая мелочь, как моногамия, не могла остановить Самсона: оставив мать Уоррена, он обратил внимание на другую женщину, которая уже доказала, что может рожать дочерей. Это была подруга предводителя. Когда она его отвергла, он не подумал, что она это сделала из-за того, как он обращался с матерью сына. Нет, он решил, что это произошло потому, что он слишком слаб. Пока.

Рена вздохнула; если бы у нее были глаза, они потеряли бы сосредоточенность, потому что через настоящее, через дымку, заполнившую комнату, она смотрела в прошлое и ясно видела его.

– И поэтому он решил сам занять место предводителя.

Но Самсон разговаривал во сне. Уоррен, которого заставляли каждый вечер прибираться в комнате отца, заботиться о его вещах – включая затачивание его кондуита, – в течение нескольких дней узнал подробности заговора. Страх перед отцом и стремление понравиться ему, несмотря на все эти годы пренебрежения, помешали ему рассказать о намерениях отца другим звездным знакам. Но в ту ночь, когда его отец напал на предводителя, Уоррен неожиданно обнаружил в себе смелость противостоять Самсону… и едва не лишился фи этом левой ноги.

– Нога всегда напоминает ему о той ночи, когда oн убил отца, – сказала мне Рена, старательно лишая свой голос эмоций, – и хотя он об этом не распространяется, напоминает также о том, что он не сумел спасти жизнь предводителя. Однако его вознаградили знаком Тельца, а позже и постом руководителя, дав ему то, чего так отчаянно хотел его отец.

Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.

– Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?

– Ему мешало происхождение, – ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. – Он родился как независимый.

– Бродячий агент? – выпалила я, не успев сдержаться. – Я хочу сказать…

Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.

– Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.

– Ах, Оливия, – вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. – Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей – таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.

И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.

Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.

– Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?

Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:

– И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение – то, что он сын бродячего агента, – определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.

Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.

– А как же все остальные? – спросила я. – Что они собираются предпринять?

– То, для чего они родились, конечно. – Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. – Собираются спасать его.

– Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. – Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. – Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.

– Без Уоррена он и так уничтожен, – со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.

Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.

– И что же нам делать?

– Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. – Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.

– Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.

– Но ведь они умрут! – воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.

– Да. – Ее голова упала на грудь. – Они все умрут.

Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.

– Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?

Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.

– Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.

– Ты винишь себя?

– Как любая мать. – И тише: – Даже такой слепой суррогат матери, как я.

Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.

– Я всегда их отпускаю, – произнесла дрожащим голосом Рена, – Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.

Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.

– А ты бы пошла? Если бы могла?

– Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, – заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. – Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.

– Потому что ты мать, и так поступают все матери, – сказала я, кивая и думая о своем. Конечно, все ее жертвы в конечном счете не имеют значения. Я здесь в ловушке в руках этих людей, как годы раньше была в руках Хоакина.

– Нет, – возразила Рена, удивив меня. – Разве ты еще не поняла? Это потому что я Свет, и так мы все делаем. Это сделал Уоррен для Грегора и делал для тебя. Поэтому все остальные готовы пожертвовать собой ради него.

Потому что он Свет.

– О мой Бог! – Я мигнула, сердце мое дважды дало сбои, и я медленно села в кровати, стараясь не допустить, чтобы головокружение снова меня уложило. – Так вот оно что!

Репа вздрогнула, качание прекратилось.

– Что?

Превозмогая боль в желудке, я наклонилась и включила свет; почувствовала, как мое возбуждение, переходя в знание, добралось до Уоррена. Ощутила остатки аромата, протянула руку к стакану с водой на ночном столике и прижала его к щеке, чтобы охладить кожу. Потом выпила воды, чтобы прочистить сознание, заглушить пламя в желудке, не обращая внимания на остальное. Схватив свою спортивную сумку, я порылась в ней, взяла первую попавшуюся темную одежду. Это был костюм черной кошки, наполовину хлопок, наполовину нейлон, с неприлично глубоким вырезом, но тут я ничего не могла поделать.

– Он Свет. Они Свет. Они забрали мой голос.

Детали быстро вставали на место, но мне это продвижение казалось медленным: стрелки всегда стремительно бегут, когда времени не хватает.

– Боже мой, почему я не замечала этого раньше? «Замечала», – подумала я и едва не хихикнула. Мои глаза за твой голос.

– Куда ты? – спросила Рена, подавшись вперед: она услышала шелест моей одежды. Я мимо нее пробежала в ванную, собрала волосы в узел, плеснула в лицо холодной водой. «Мне понадобится помощь», – сообразила я, глядя на свое отражение в зеркале. То, что мне предстоит сделать, кажется невозможным. То, что я буду доказывать, – невероятным, даже мне самой.

– Не мне. Нам, – сказала я, возвращаясь в комнату. И смотрела на Рену, а она на меня, и я бы могла поклясться, что она меня видит. Она встала, и ее лицо оказалось в не скольких дюймах от моего.

– Тебе пора перестать молиться, Рена. – Я взяла ее за руку. – Мы идем спасать твоего любимого сына.

24

Пробраться незаметно через все поселение сверхъестественных существ – трудное дело, хотя и облегченное знанием того, что горсть людей, которых я больше всего должна избегать, либо заперлась, как жюри присяжных перед вынесением приговора, либо по очереди проводит сеансы с Гретой, готовясь к предстоящей битве. Это знание придавало мне смелости, когда я проходила по больнице, пустой и тихой, как морг. Это, а также записка, которую написала мне Текла сразу после смерти своего сына.

У меня не было ключа от ее Палаты – от ее камеры, – но поможет смотровое окошко в двери. Мой план заключался в том, чтобы слегка постучать и привлечь ее внимание. Не так громко, чтобы заинтересовались другие, но вполне достаточно, чтобы она подошла и рассказала, что мне делать дальше. И я только молилась, чтобы она отнеслась ко мне более благосклонно, чем в прошлый раз.

Я прижималась к стенам, втискивалась в углы и едва избежала столкновения с Хантером, который, очевидно, шел на сеанс с Гретой. Он постучал в ее дверь, и мне пришлось поспешно прятаться за углом, когда он повернулся и подозрительно принюхался. Потом я услышала, как открылась дверь и Грета пригласила его зайти.

Я снова выглянула. Единственное освещение в коридоре исходило из окна кабинета. Комната Теклы, по диагонали от этого кабинета, была совершенно темной. Я считала, что у меня не больше десяти минут, может, и меньше, прежде чем на сеанс придет другой агент, и хотя времени казалось достаточно, все это время я буду хорошо видна. И даже десяти секунд хватит, чтобы все погубить.

Когда свет в кабинете Греты потускнел, я двинулась. Мои шаги казались в пустом коридоре ружейными выстрелами, но гораздо большей моей заботой было сдерживать нервную энергию, чтобы меня могли обнаружить только непосредственно, зрением.

Добравшись до двери, я взялась за ручку. Конечно, закрыто. На мгновение мне захотелось принять это как знак. Кто знает, что я обнаружу за этой дверью? Текла сейчас может быть совершенно безумной. Забилась в угол с пеной у рта. Я очень рискую, основываясь только на своей догадке. Но с другой стороны, как сказала Репа, когда я объяснила ей, что собираюсь предпринять, ничего не делать – значит рисковать еще больше. Поэтому я набрала полную грудь воздуха и заглянула в окошко.

Па меня в нескольких дюймах от моих глаз смотрели два больших карих глаза. Я вскрикнула, тут же прикрыв рот рукой, надеясь, что еще не поздно. Карие глаза отпрянули в ответ на мою девичью реакцию, и я в смущении отняла руку от рта. Текла не только не сидела в углу с пеной у рта, она, очевидно, ждала меня. Я подавила страх и замешательство и придвинулась к окну.

Ясность. Вот что я там увидела. Не безумие, которое, как говорили, я могу ожидать, не горе, оживающее на страницах комикса о Страйкере. И не беспомощность и умоляющее выражение лица, как накануне. Я видела оттенок ярости, видела горечь, от которой сжимался рот, но больше всего в этом взгляде было ясности. И этот взгляд объяснил мне, почему заперли Теклу. И какова моя роль во всем этом.

– Ты меня слышишь?

– Нет, но я могу читать по губам, – отчетливо артикулируя, произнесла Текла. И продолжила бы, но тут меня отвлекли звуки бегущих ног, и я оглянулась.

– Черт!

Я достала из-за голенища свой кондуит, зажала его в руке, гадая, что я собираюсь с ним делать. Текла, должно быть, тоже об этом подумала. Ее большие выразительные коровьи глаза расширились, губы снова зашевелились.

– Что? – спросила я, прижимаясь к стеклу. Топот нескольких пар ног приближался.

Текла указала на меня, постучала указательным пальцем по стеклу, потом – на себя. Она как будто хотела, чтобы я в нее выстрелила. Я покачала головой, демонстрируя, что не понимаю. И тут из-за угла появились Майках и Чандра; оба держали перед собой свои кондуиты.

– Оливия! – крикнул Майках. – Отойди!

Чандра, в руках которой был как будто обычный пистолет, направила его на меня. Глаза ее были лишены выражения, но очень холодны.

– Надо выпустить Теклу, – заявила я.

– Отойди от двери, – приказала Чандра. – Немедленно. Я проглотила комок и не шевельнулась.

– Оливия, Текла больна.

– Нет, она не больна.

– Ты ведь смотрела ей в глаза? – Майках опустил свое оружие, это хорошо, но сделал шаг ко мне, а это плохо. Я прицелилась в него, и он шагнул назад. – Черт возьми, Оливия. Поэтому мы и не хотим, чтобы сюда приходили. Поэтому двери госпиталя должны быть закрыты. – Они с Чандрой переглянулись. – Она больна, но все еще очень сильна и способна подчинить себе слабый разум. Может заставить тебя поверить, что она права, но как только мы се освободим, она снова начнет бредить.

– Может, она действительно права.

– Ты только отойди от двери. – Он говорил тем голосом, каким разговаривают с теми, кто собирается спрыгнуть с крыши, и это заставило меня стиснуть зубы. Мол/сет, я и сошла с ума, но не потому, что заглянула в глаза Текли.

– Может, она не безумна, – продолжала я, сосредоточившись на том, чтобы прочно держать оружие. – И так ведет себя, потому что никто ее не слушает.

– Уйди от этой чертовой двери! – крикнула Чандра, приняв стойку для стрельбы, и я поняла, что она выстрелит.

Если ты Стрелец этого поколения, то кто она?

«Бродячий агент, – подумала я, глядя на ствол ее пистолета. – А бродячие агенты убивают звездные знаки, чтобы занять их место в Зодиаке».

– Чандра. – Майках повернулся к ней.

Она проигнорировала его, продолжая целиться.

– Опусти оружие и отойди от двери.

Я оглянулась на окошко, но Текла исчезла. Перевела взгляд на Чандру, на которую даже Майках косился с опаской.

– Хорошо, – согласилась я, отчего ее вид стал удивленным… и слегка разочарованным. – Только сначала ответь на один вопрос.

– Какой?

– Майках ввел Уоррену состав, в котором содержатся мои феромоны. Так мы с ним связаны, верно? Чандра, ты можешь приготовить такой состав?

– Конечно.

– Так я и думала. – Я опустила свой кондуит. Майках покачал головой.

– О чем ты говоришь?

– Она сама не знает, – выпалила Чандра, делая шаг вперед. – И она не должна быть здесь.

– А я могу сделать то же самое, имея химикалии из твоей лаборатории и немного знаний?

– Да, – осторожно ответил Майках; брови его опустились.

– Нет, – возразила Чандра. – Нужно не просто немного знаний, нужны правильные знания. Это называется химией.

Я кивнула.

– Как вы узнали, что я здесь?

Если Майкаха удивила неожиданная смена темы, он никак этого не показал. На самом деле он как будто понял, в каком направлении развивается разговор, хотя подробности я выдавала постепенно.

– Нам сообщили, как только ты коснулась двери.

– Кто предупредил?

– Что здесь происходит? – Из своего кабинет вышла Грета, за ней Хантер с настороженным видом.

– Кто предупредил? – повторила я громче и несколько мгновений смотрела в глаза Хантеру. Он сильно поте лицо рукой, как будто мы ему снимся и он хочет проснуться.

– В дверной ручке есть сенсор, – объяснила мне Чандра. Она пыталась отвлечь меня, сокращая расстояние между нами. Теперь она была совсем близко. – Грета решила, что это самый надежный способ не подпускать посторонних.

– Грета решила? – сказала я, взглянув на нее.

– Что ты здесь делаешь Оливия? – спросила Греча чуть более резко, чем нужно. – Ты больна.

– Больна? – произнесла я, словно это слово не имеет смысла. – Больна, как Текла. Такая у меня болезнь?

Чандра издала нетерпеливый звук, почти зарычала.

– Оливия посмотрела ей в глаза. Я вас предупреждала! Нужно было закрыть это окно.

– Текла может Видеть, что происходит с Уорреном, заявила я, заметив, что Хантер полностью взял себя в руки. Он молча следил за мной, взгляд его переходил с моего лица на мой кондуит, зажатый в руке. – Нам она нужна, чтобы определить, где он.

– Вздор, – отмахнулась Грета. – Она уже много месяцев не говорит ничего разумного.

– Потому что кто-то приказал запереть ее в клетке пять на десять футов и никого к ней не подпускать! Кто-то отнял у нее ее голос!

Все четверо уставились на меня как на сумасшедшую, и я начала понимать, каково это.

– Ты запуталась, дорогая, – легким успокаивающим голосом сказала Грета. – Потому что посмотрела прямо в глаза Текле.

– Нет, не запуталась, – ровно ответила я. – На самом деле как раз наоборот. Я посмотрела Текле в глаза, и мне впервые все стало ясно.

Грета долго молчала. Все ожидали.

– Мне следовало разобраться в этом раньше. Но все здесь так тебе доверяют. – Я рассмеялась, почувствовав ироничность положения. – Доверяют больше, чем себе.

– О чем ты говоришь? – спросила Грета, но я видела, что она знает. Но я все равно объяснила, чтобы знали и все остальные.

– Я говорю о том, как ты внушила кое-кому, что мне понравится читать новости дня, новости, в которых есть информация, причиняющая мне боль. Новости, которые заставят меня броситься к тебе. – Я направилась к ней, пошла спокойно и уверенно, хотя сама такой уверенности не чувствовала: ведь пистолет Чандры был по-прежнему нацелен на меня. – Ты хотела загипнотизировать меня, проникнуть ко мне в сознание, как сделала это со всеми остальными. Но тут возникла одна проблема. Моя мать тоже была там.

– Сука! Хватит ее слушать! – закричала Чандра, переводя взгляд с Греты на меня, и я удостоверилась, что была права. Но она снова прицелилась в меня, и ее оружие – смертных или пег, – на таком расстоянии сделало бы свое дело. Но теперь, когда в коридоре появились и другие звездные знаки: Ванесса, поддерживающая Грегора, сразу за ней Феликс – Чандра представляла меньшую угрозу. Поэтому я сосредоточилась на женщине, которая была угрозой для них всех.

– Не думаю, что поняла бы все, если бы не кошмары. Раньше у меня никогда их не было. Я никогда не встречала Тульпу, поэтому не боялась его и он не мог приходить ко мне в кошмарах. И я никогда не позволяла себе возвращаться во сне прошлое. Но ты своими алхимическими средствами все это открыла. Некоторые называют это химией. А позвольте поинтересоваться, кому из вас она в своем кабинете не давала чашку чая?

Грета раскрыла рот, но я не стала ждать ее ответа. Да и вопрос был адресован не ей. Я видела, как остальные начинают постепенно понимать, по мере того как я продолжала неторопливо распутывать загадку.

– Легко вселить недоверие в сознание и души тех, кто тебе верит, правда, Грета? Они обращались к тебе со своими величайшими страхами, которые приходили к ним в кошмарах, и ты цементировала эти страхи на своих сеансах. – Я остановилась прямо напротив нее и сложила руки на груди, по-прежнему держа в одной кондуит. – Вы все искали причину поражений своего Зодиака. Причина в Грете. Ее истинная роль здесь – крот.

– Чушь! – взорвалась Чандра, и ее палец на курке дрогнул.

– Оливия. – Терпеливый голос Майкаха едва скрывал раздражение. Таким голосом отец разговаривает с капризным ребенком. – Грета никогда не покидает убежище. Уже два года.

Я приподняла плечо.

– Превосходное прикрытие.

Взгляд Хантера стал ясным, и это было бы хорошо, если бы он не буравил меня им, как ястреб.

– Тебе нужно побольше доказательств.

– Придержите немного эту гермафродитку, и я предоставлю их вам.

Пистолет находился в опасной близости от моего виска. Я ждала, зная, что моя судьба зависит от нескольких следующих мгновений.

– Чандра. Опусти оружие.

– Что? – Она повернулась к Грегору, который распрямился, насколько мог. – Не могу поверить, что мы слушаем это! Меньше чем через два часа нам предстоит сразиться со всеми Тенями города. – Она дышала порывисто, продолжая держать меня под прицелом. – Начнем с этой!

Я стояла совершенно неподвижно и смотрела на точку над ее головой: не хотела видеть, как она нажимает на курок.

– Ты сейчас опустишь оружие. – Грегор произносил слова ровно, словно размещая их на нотной строке. – В отсутствие Уоррена главным становлюсь я, а он отсутствует, потому что обменял свою жизнь на мою. Если Оливия может сказать что-нибудь, что поможет ему вернуться к нам живым, ты дашь ей это сделать. Опусти оружие! Немедленно!

Грегор говорил громко, и голос его отражался от стен длинного коридора, прежде чем замереть. Он стоял с одной рукой, выступающей из бесформенной больничной одежды, и тот юмор, который я привыкла с ним ассоциировать, совершенно исчез. Он больше походил бы на пациента, если бы не широко расставленные ноги и сжатый кулак. Я вспомнила, что Уоррен называл его старшим оставшимся агентом, и поняла, что, если смогу убедить его, остальные тоже будут слушать. Ствол оружия Чандры дрожал, опускаясь.

И тут раздались слова поддержки от человека, от которого я никак этого не ожидала.

– Хорошо. Я за.

Хантер слегка улыбнулся мне, когда я взглянула на него.

– Ваша гипотеза такова: Грета никогда не покидает убежище, поэтому ее невозможно заподозрить в предательстве, верно? Но она не покидает убежище, потому что не может. Как и я, она не может преодолеть портал. Тень внутри нее слишком сильна для этого.

– Я не могу выходить, потому что наверху я совершенно уязвима. – Голос Греты звучал разумно и спокойно, словно на сеансе терапии. Я видела, как она нервно перебирает бусы, висящие на шее, но нужно отдать ей должное. Она хорошо играла свою роль. – Не пройдет и недели, как меня выследят.

– Если ты еще не заметила, Грета, это самоубийственное дело. И никого здесь не останавливают соображения собственной безопасности. Разве не ты учила меня, что долг превыше всего? Если что-то плохо для организации, этого просто не делают. Если хорошо – например, экспедиция для спасения нашего предводителя, – концентрируется все, чтобы обеспечить успех. – Я невесело улыбнулась им всем. – Истинный сторонник Света – агент или нет – принесет в жертву все ради спасения отряда. Меня убедила в этом Репа.

– А ты так сделаешь? – спросила Чандра, скрестив руки на груди. Она как будто боролась с собой, с желанием снова прицелиться в меня.

– Именно так я сейчас и поступаю.

– А как же она попала сюда? – поинтересовался Хантер со своей обычной целеустремленностью, за которую я сейчас была ему благодарна. Я тяжело вздохнула, повернулась к нему и заговорила, тщательно подбирая слова. Он не похож– на того, кто способен дать второй шанс.

– Она наполовину смертная. Вторая половина – Свет. Но, однако, выбор может быть сделан в пользу любой стороны.

Краем глаза я увидела, как Феликс качает головой.

– Но тогда как она дает знать Тульпе, где мы? Чандра нахмурилась и посмотрела на него, как на предателя, но он лишь пожал плечами, встретив ее взгляд.

– Она этого не делает. Она вас помечает. Когда вы приходите к ней в кабинет, она во время гипноза меняет ваш запах, чтобы агенты Тени могли вас выследить, когда вы выходите из убежища.

– Это нереально, – заявила Чандра.

– Ты сама только сказала, что это возможно. С химикалиями из твоей лаборатории и небольшими знаниями…

– С нужными знаниями!

– Которые есть у тебя и Майкаха. – Я почувствовала, как гнев впервые превосходи! страх. Чандра как раз против меня. Ну и черт с ней! Я подняла голову.

– Где ты держишь свои знания? В блокноте?

– Нет. Там, где их никто не может найти.

– В папке? В картотеке? В микрофильме?

– Нет, идиотка! – взорвалась она, сдвинув брови. – В голове!

Я подняла подбородок.

– А у кого есть доступ в ваши головы?

Она открыла рот и снова закрыла. Я обвела всех взглядом, заглянула всем в глаза; в коридоре повисла тишина.

– И не только в ваши головы, но и в ваши лаборатории. Не только в лаборатории, но и в больницу. А в больнице есть женщина, которая знает правду, – Я повернулась к Грете, на щеках которой появились неровные пятна… – Почему ты закрыла Теклу?