Текст книги "Зоя Космодемьянская. Правда против лжи"

После соответствующей подготовки гитлеровцы оставили Клубкова в одной из деревень по ходу своего отступления. Оттуда он и вернулся в войсковую часть 9903 со специальным заданием…

В том, что произошло именно так, то есть что он стал агентом немецкой разведки, Клубков в конце концов признался. Есть об этом его подробные показания. Однако вот проблема: некоторые нынешние историки не просто ставят это под сомнение, а опровергают.

На каком основании? Да фактических оснований нет. Никаких. Ссылаются на то, что показания Клубкова очень путаные и противоречат первой объяснительной. Но разве этого достаточно, чтобы считать его невиновным?

Всё решают, я бы сказал, пожелания определенных авторов. А пожелания эти, как и во множестве других ситуаций, сводятся к тому, чтобы любым способом бросить тень на советское время.

Отсюда утверждение: Клубков ни в чем не виноват, его дело было «сфабриковано». Зачем? Оказывается, «чтобы обелить Зою». Приведу дословно, как это мотивируют:

«Ведь по суровым законам военного времени сдача в плен была запрещена и приравнивалась к предательству. “Последнюю пулю – себе” – таким было требование командования. Зоя же оказалась в плену, что накладывало пятно на ее репутацию героини советского народа. Но если диверсантку выдал предатель, указавший немцам, где ее искать, если в результате этой “наводки” Зою застали врасплох, то ее пленение становилось вполне объяснимым и “морально оправданным”. А может быть, все объяснялось еще проще: кто-то из спецслужб решил воспользоваться удобным случаем – возвращением Клубкова из плена и, сфабриковав дело о “предательстве” героини, “примазаться” к прозвучавшему на всю страну подвигу Зои Космодемьянской?»

Вот такие трактовки. Но в этом приведенном мною абзаце нельзя не видеть разительного противоречия. Вспомните, когда Лидов писал свои очерки и потом, когда Зое присваивалось геройское звание, ни о какой причастности Клубкова к ее гибели речи не было. И не могло быть! Он появится позднее. Страну потряс героизм юной комсомолки, и она стала Героем Советского Союза. Не возникло же препятствия из-за того, что она оказалась в плену! Так с чего бы вдруг понадобилось «обеление» задним числом?

А версия, что «кто-то из спецслужб», как сказано, примазывался таким образом к прозвучавшему на всю страну подвигу, звучит и вовсе сверхнаивно. Вообще, явная предвзятость авторов, о которых я говорю, бросается в глаза. Все «в духе времени», как в примелькавшихся сериалах на военные темы: злые особисты, обреченные на полное недоверие пленные, подозрительность, не имевшая, дескать, реальных оснований…

Но так ли было на самом деле? Конечно, сдача в плен сама по себе не приветствовалась, и повышенную бдительность тоже требовалось соблюдать: война есть война. Однако даже в самое трудное время, о котором идет речь, попавших в плен предателями огульно не объявляли. Разбирались все-таки, с кем и как конкретно это произошло.

Из той же воинской части 9903 десятки бойцов были схвачены фашистами, но сумели бежать, а потом продолжали борьбу в рядах товарищей и становились героями. Можно назвать, например, Елену Колесову – будущего Героя Советского Союза и ее подругу по боевой группе Нину Шинкаренко (Флягину). Побывал в плену и один из лучших «спрогисовцев» – Григорий Сорока. Стойко перенесла ужасы немецкого концлагеря боец части Тамара Лисициан, которая после войны стала известным кинорежиссером и сценаристом. Подобных примеров масса!

А что касается «злобных особистов»… По статистике, с 22 июня по 28 декабря 1941 года только на Западном фронте было обезврежено 505 вражеских агентов-разведчиков и диверсантов-террористов. Или все они просто «сфабрикованы», а в реальности никого к нам враги не засылали?

Кстати, значительную часть разоблаченной агентуры составляли те, кто был завербован немцами в плену. Это опять же по статистике. Могли быть какие-то вольные или невольные ошибки при расследовании этих дел? Наверное, могли и были. Но мы-то за последнюю четверть века получили ситуацию, когда почти все без разбора обвиненные в предательстве объявлялись невинными, а те, кто их разоблачил, кто боролся с ними, обвинялись во всех смертных грехах.

И это называется правдой истории? Но чья же она, такая правда?

* * *

В своей книге, подробнейшим образом рассмотрев обстоятельства дела Клубкова, Вячеслав Боярский написал: «До сих пор, спустя годы, Главная военная прокуратура пересматривает дела бывших врагов народа». Многих репрессированных и безвинно осужденных граждан реабилитировали.

«Клубков Василий Андреевич реабилитации не подлежит». Таково последнее заключение Главной военной прокуратуры».

Петр Александрович Лидов, когда стало известно о Клубкове и Свиридове, много размышлял не только о них, но вообще о феномене предательства. Героизм Зои столкнулся с изменой, и это доставляло автору очерка «Таня» дополнительную душевную боль. Он писал:

«Василий Кубков струсил, он не бросил бутылку с зажигательной смесью и был пойман… Девушка не струсила, она сделала свое дело… Душа Клубкова – потемки… Увидев живого фрица, он забыл о воинском долге и присяге, отрекся от Родины, от матери, от друзей – от всего, что есть у человека святого…»

Лидов хотел после войны написать книгу о Зое. Наверняка включил бы в нее и тему предательства. Невиданно массовым был в годы Великой Отечественной героизм советских людей, но предатели тоже были. Оправдания им нет. Не будем забывать: когда началось оправдание, рухнула великая Советская держава. Потому что место героев в стране заняли предатели, и они совершили свое подлое дело.

Урок на будущее. Урок на все времена.

Глава восьмая. Когда ей исполнилось бы 90

Зое Космодемьянской 13 сентября 2013 года исполнилось бы 90 лет, однако навеки она осталась восемнадцатилетней. Мои заметки, публикуемые ниже, связаны были со знаменательной датой.

Высокий свет звезды советской

Есть ли надобность в обосновании значения этого имени, его права на всенародную память и благодарное чествование? Еще четверть века назад вопрос такой был бы не просто странным, а совершенно нелепым. Подвиг юной советской героини говорил сам за себя, и никаких дополнительных доказательств здесь не требовалось.

Не то теперь. Если приходится отстаивать право на высокую и благодарную память по отношению ко всей советской эпохе, значит, каждый из ее героев поставлен под сомнение. Если огромный вал чудовищной клеветы обрушен на время, в котором они жили и от которого неотделимы, значит, клевета эта прежде всего бьет по ним – по тем, кто свое время особенно ярко выражает.

А Зоя Космодемьянская, безусловно, среди самых ярких советских звезд.

Это не я о ней спрашиваю. Это так озаглавил одну из своих подборок, направленных на уничтожение Зои, еженедельник «Аргументы и факты» в том году, который для Советской власти и Советского Союза стал последним.

Было очевидно: огонь ведется не только по знаковой личности, но через нее именно по Советскому Союзу и Советской власти. Огонь прямой наводкой и с флангов, грубой ложью и хитрыми подтасовками. Причем орудия вовсю действовали уже не «из-за бугра», а здесь же, на советской земле, в ее центре…

Поставив «или» между героем и символом применительно к Зое Космодемьянской, враги ловким экивоком хотели сказать: да не герой она – только символ героизма, который из нее сделали. Кто сделал? Понятно: коммунисты, советская пропаганда.

Вот такой на тот момент был выбран прием, сработавший, увы, в чьих-то головах.

Между тем истина в данном случае никакого «или» категорически не допускает! Потому что Зоя – это и настоящий герой, и символ, если понимать под ним не пустую надутую мнимость, а вершину, обобщение, самое концентрированное и впечатляющее выражение реального героизма.

Конечно, символ, а как же. Началась-то в народе ее слава, тогда еще безымянная, с чего? Старик-колхозник, видевший казнь девушки, почти девочки, в подмосковной деревне Петрищево и потрясенный виденным, рассказывал про это случайным встречным так: «Они ее вешали, а она речь говорила!..»

Старик тот, как и все присутствовавшие при казни, не знал и не мог знать имени взошедшей на смертный эшафот, но ему было ясно, что она – героиня. И это сразу же стало ясно военкору «Правды» Петру Лидову, случайно услышавшему рассказ о неизвестной жертве фашистов. Он и писал о ней сперва как о неизвестной, под тем именем, каким назвалась: Таня, Татьяна. Понимание было абсолютным, что писать надо немедленно.

И он это осуществил на одном дыхании. А появился в газете пронзительный его очерк «Таня» вместе с еще одним документом необыкновенной силы – снимком казненной девушки, который сделал Сергей Струнников, фотокор «Правды» и друг Лидова: вместе они погибнут 22 июня 1944-го, меньше чем за год до Победы.

Да, но в те дни, когда Зоя свершила свой подвиг и когда Лидов со Струнниковым поведали о нем стране и миру, до Победы было еще очень далеко. И я повторю то, о чем писал не раз: значение этого подвига и посвященной ему публикации в «Правде» для достижения Победы стало исключительным, воистину неоценимым!

У известного социолога и политолога Сергея Кара-Мурзы есть актуальные размышления о глумлении над нашими святынями как главном инструменте «социо-культурных реформ». Касается профессор и выбора объектов для глумления. Ему в Бразилии, где он читал лекции перед обществом психологов и психоаналитиков, объяснили, почему именно образ Зои Космодемьянской надо было испоганить – ведь имелось множество других героинь. А дело, оказывается, вот в чем:

«…Она была мученицей, не имевшей в момент смерти утешения от воинского успеха (как, скажем, Лиза Чайкина). И народное сознание, независимо от официальной пропаганды, именно ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. И ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа. И те, кто над этим образом глумились, стремились подрубить именно эту основу».

Что тут скажешь? Психоаналитики, конечно, копают глубоко, и про опоры самосознания народа определили они верно. Только вряд ли уж такую решающую роль имело «отсутствие утешения от воинского успеха». Неужто, будь он больше, не вошла бы Зоя в «пантеон святых мучеников»? Да и отделение народного сознания от официальной пропаганды в случае с Зоей представляется абсолютно необоснованным. По-моему, как раз наоборот: здесь не отделение, не противостояние сознания народа и того, что названо пропагандой, а полнейшее совпадение.

«Правда» очерком и фото своих журналистов рассказала народу про подвиг одной из его дочерей. А чтобы понять, как народ это воспринял, вовсе не надо ехать в Бразилию и встречаться с тамошними психологами. Поскольку Сергей Георгиевич несколько моложе меня, он не может помнить тот номер «Правды» в дни его выхода. А я помню: мальчишкой в рязанском селе Можары носил газеты с почты в лесхоз. Очерк Лидова прочел прямо на почте, от снимка Струнникова не мог оторвать глаз. Мне кажется, такого потрясения никогда в жизни я не испытывал. И не один же я – потрясение было для всего народа!

Немцы находились совсем близко от нашего села и, что гораздо важнее, на подступах к Москве. Но то, о чем, мы прочитали и что увидели в «Правде», поднимало и крепило уверенность: фашистам в Москве не бывать.

Стойкость, несгибаемость, непобежденность советской героини, олицетворявшие несокрушимость народа, действительно отливались в символ поколения, которому предстояло стать поколением победителей.

Но можно ли (и нужно ли?) отделять ее образ от реальной биографии, связанной с реальным временем?

Биография короткая. Географически связана она в основном с тремя точками, где сейчас есть музеи имени Зои. В селе Осино-Гай на Тамбовщине, ранее называвшемся Осиновые Гаи, замечательный директор волнующего музея Сергей Иванович Полянский покажет вам бережно хранимую колыбель, в которой качали родившуюся здесь нежную девочку по имени Зоя. А в селе Петрищево под Москвой Надежда Серафимовна Ефименкова поведет к обелиску на месте, где та девочка, едва дожившая до восемнадцати, приняла героическую смерть под именем Татьяна. Между началом жизни и концом – столичная школа № 201 (ныне гимназия), и тут возглавляющая памятную экспозицию Наталья Валентиновна Косова раскроет перед вами книги, которые брала в школьной библиотеке ученица Зоя Космодемьянская.

Я был в этом музее не раз, однако недавно, при последнем посещении, впервые показала мне Наталья Валентиновна библиотечный том 1938 года издания под названием «Женщина в гражданской войне». Сборник очерков о красных героинях я взял в руки с трепетом. И не только потому, что его держала в своих руках будущая героиня – первая женщина Герой Советского Союза в годы Великой Отечественной. Я ведь знал: именно здесь, в этом сборнике, прочла она очерк, сыгравший особую роль в том, что произойдет с ней вскоре после начала войны. Даже имя, которым назовется она, идя на подвиг, даст ей эта книга.

Мы в нашем поколении с детства знали: это имя – от Татьяны Соломахи, молодой учительницы, коммуниста, боровшейся против белых на Кубани и казненной ими после страшных пыток. Так глубоко взволновала Зою ее судьба, что мысленно (еще до войны!) взяла Татьяну в пример, в образец себе. Наверное, думала: «Если и мне выпадет такое, буду как она». Собственно, про это писала ее мама Любовь Тимофеевна в своей исповедальной книге «Повесть о Зое и Шуре».

Да, я это знал давно и книгу Л. Т. Космодемьянской читал не единожды. Но самого очерка Людмилы Аргутинской, оказавшего столь сильное влияние на Зою, к стыду своему, не читал. И вот теперь, летом 2013-го, попросил руководительницу школьного музея Зои и Шуры снять ксерокопию с заветных страниц.

Поразительно! До чего же могут совпасть события, разделенные многими годами. В ноябре 1918-го белые ворвались в село Козьминское, где в тифу лежала Таня. Больную девушку бросили в тюрьму и пытали в надежде, что она выдаст товарищей. Один из ее учеников, приходивший вместе с друзьями к тюрьме, перед которой ежедневно и публично – для устрашения – ожесточенно избивали красных узников, рассказывает в очерке так:

«Ее пороли всегда первой, и ни одного из мужчин не били так жестоко. Ей мстили за то, что она не кричала, не просила пощады, а смело оглядывала своих палачей. Ее били за то, что она – учительница, образованный человек – ушла к большевикам и до последней минуты оставалась с ними.

…Избитую, окровавленную учительницу подняли с земли и поставили у стены дома. Она еле держалась на ногах. И опять меня поразило ее спокойное лицо. Я искал в нем страх, мольбу о пощаде, но видел только широко открытые глаза, пристально оглядывающие толпу. Вдруг она подняла руку и громко, отчетливо сказала:

– Вы можете сколько угодно пороть меня, вы можете убить меня, но Советы не умерли. Советы живы. Они вернутся к нам».

Скажите, ничто не напоминают вам эта ситуация и эти слова? Вы помните последние слова Зои перед смертью?

«Рябой, небольшого роста, с бельмом на правом глазу урядник Козлика со всего размаху ударил учительницу шомполом по плечу и рассек платье. А потом… крики смешивались со свистом шомполов и глухими ударами. Пьяная орда навалилась на беззащитное тело, била ногами, руками, прикладами.

Когда учительницу подняли, все лицо ее было залито кровью. Она медленно вытирала бегущую по щекам кровь. Мы подняли руки, замахали ими в воздухе, но Татьяна Григорьевна не заметила нас.

– Не больно? – задыхаясь от усталости и отходя немного в сторону, спросил Козлика. – Я тебя еще заставлю милости просить.

Тяжело дыша, учительница двинулась к уряднику и вдруг резко бросила ему в лицо:

– А ты не жди. У вас просить я ничего не буду».

Не так ли и Зоя выдержкой своей отвечала мучителям годы спустя? Совпадение поразительно во многом. Будто уже тогда, в 1918-м, предвиделось то, что произойдет в 1941-м. Вы прочтите:

«Наступала зима. Теперь Татьяну Григорьевну выводили на двор в одной рубашке. На худом, покрасневшем от мороза теле ярко выделялись синие кровоподтеки и красные полосы от шомполов. На спине – загнившие раны…»

Не Зоя ли это идет раздетая, босиком по заснеженной петрищевской улице, подгоняемая вооруженным врагом?

Ну и финал – последние строки рассказа о той, которая стала любимой Зоиной героиней:

«В раннее морозное утро белые за выгоном порубили восемнадцать товарищей. Последней была Таня.

У нее, еще живой, сначала отрубили руки, потом ноги и затем голову.

Верная своему слову, она не просила пощады у палачей.

Так могут умирать только большевики!»

Я специально привел такие пространные выдержки из довоенного очерка. Дело в том, что сегодня прочесть его нигде невозможно. Даже в солидном томе документов и материалов «Зоя Космодемьянская», изданном недавно Главным архивным управлением города Москвы и претендующем на определенную объективность, об этом очерке лишь вскользь упоминается. Причина? Яснее ясного: от большевиков, от идей Великого Октября и красных героев Гражданской войны Зою (как и других героев Великой Отечественной) хотят любыми способами отделить.

В предисловии к названному сборнику в общем-то верно сказано: «Человек отличается от животного тем, что имеет идеалы». Но какие идеалы были у Зои Космодемьянской и в целом у молодежи ее поколения? Давайте прямо скажем: коммунистические. Именно они в органическом единстве с патриотической идеей любви к Родине дали столь мощный результат – привели к Победе в самой страшной и действительно судьбоносной войне. Однако, вовсю говоря о патриотической составляющей, про коммунистическую сегодня предпочитают глухо молчать. Либо, что еще хуже, – неузнаваемо извращать.

Между тем однополчанка Зои по разведывательно-диверсионной части 9903, член ВКП(б) – КПСС – КПРФ с 1943 года Клавдия Васильевна Сукачева, с которой я дружу много лет, написала кратко и емко: «Нашим любимым фильмом был “Чапаев”, любимой книгой – “Как закалялась сталь”, любимой песней – “Каховка”».

В записной книжке Зои, где отразилась напряженная работа ее ума и души, конечно, есть знаменитые слова Николая Островского о том, что самое дорогое у человека – это жизнь, и о том, как надо прожить ее. Здесь же список с надписью «Читать», который открывают «Что делать?» – Чернышевского и Ленина. Много Маяковского и о Маяковском. Выписывает из него: «Быть коммунистом – значит дерзать, думать, хотеть, сметь».

При этом помнила и ленинское: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». В записях этой девочки поражает широта интересов, тяга к высокому и глубина его постижения. Как вдумчиво, с какими неординарными наблюдениями осваивает «Войну и мир»! Как стремится постигнуть, в чем оптимизм творчества Шекспира! А лермонтовское «Бородино» переписывает целиком.

С пророческими для нее строками: «Умремте ж под Москвой, как наши братья умирали!..»

Задание себе на лето 1941-го начинает с Полного собрания сочинений Маяковского, а далее следуют Жорж Санд и Горький, Шекспир и Виктор Гюго, Алексей Толстой и Чехов, Шолохов и Новиков-Прибой… Если же заглянуть на другие страницы этой записной книжки, встретим Драйзера, Мопассана, О. Генри, Мериме, Есенина, Льва Кассиля…

Вот уж, кстати, о Кассиле. Популярнейший тогда советский писатель для детей и юношества: согласно записной книжке, Зоя подряд несколько книг его прочла. А теперь в гимназическом ее музее Наталья Валентиновна Косова показывает мне статью Льва Кассиля, опубликованную в «Правде» 14 июня 1941 года. Об этой московской школе – 201-й! Оказывается, знаменитый писатель побывал здесь перед летними каникулами, написал статью под названием «Зеленый шум…», а «Правда» напечатала – ровно за неделю до начала войны!

Писатель восхищен школой. Ее педагогическим коллективом во главе с великолепным директором Николаем Васильевичем Кириковым. Ее учениками. Уникальным садом, который все вместе они сумели создать на неприглядном пустыре. Автору статьи не привелось встретиться с ученицей Космодемьянской, но он пишет о председателе учкома комсомольце Иване Белых – сыне штукатура и тоже мастере по штукатурной части, а еще о Лене Камском, который за год успел прочесть в библиотеке 138 книг. Рассказывает о зимнем лектории, собиравшем всегда переполненный зал на вечерах, посвященных Лермонтову, Пушкину, Горькому, Маяковскому, Суворову, Кутузову…

Читаешь это, и сразу возникает в памяти расхожая ныне ложь, будто Сталин вспомнил о Суворове и Кутузове лишь тогда, когда враг уже был на подступах к Москве. Нет, о подготовке к службе в Красной Армии так или иначе говорит почти каждый материал правдинской страницы, выпущенной к начинавшимся каникулам в школах.

Пишет об этом и Сергей Михалков – лауреат Сталинской премии, писатель-орденоносец, как гласит подпись. Он пишет, предчувствуя вместе со всеми надвижение большой войны.

Лето 1941-го…

«Но к 1940 году европейская Россия закончилась. Осталась Русь, Московия».

Вас удивляет, откуда вдруг я это взял? Скажу: из официоза нынешней власти «Российской газеты» за 10 апреля 2013 года. Автор – тоже Михалков. Сын. Который Андрей Кончаловский.

У него на историю нашу вот какой взгляд. Был в России «малый русский народ», или «белый» – русские европейцы. Создатели культуры, заброшенные в страну дикарей. Так вот дикари эти во главе, понятное дело, с большевиками тех «белых европейцев» к 1940 году и уничтожили…

Интересные все-таки сынки получились у автора советского Гимна! Он, этот самый Кончаловский, про последующий 1941 год умудряется как-то начисто забыть! А ведь тогда, 22 июня, именно столь любезная его сердцу Европа явилась к нам, чтобы дикарей «цивилизовать». Как это делалось, мы хорошо знаем. А Кончаловский не знает?

Советская школьница Зоя Космодемьянская, комсомолка, коммунист в душе, и миллионы таких, как она, встали на пути «цивилизаторов». Белые, говорите? Ну да, те, кто против равенства людей, против справедливости, всегда считают себя белее всех других, будь они хоть трижды грязно-коричневыми. Отчеканят на бляхе солдатского ремня: «С нами Бог» – и все в порядке…

Но кто был человеком истинной культуры, то есть, говоря языком Михалкова-Кончаловского, «настоящим европейцем» – Зоя Космодемьянская с ее богатейшим духовным миром, выращенная партией коммунистов, советской школой и всем строем советской жизни, или пришедший из центра Европы фашист, который надел петлю ей на шею?

Оказывается, ответ на этот вопрос, данный самой историей, не для всех является однозначным и окончательным…