Текст книги "«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го"

Глава 33

Утро началось с сюрприза. Нужно признать, что сюрприз был приятным. Не успел я открыть свой кабинет, как появился Мартынов и заявил:

– Замыкай, и поехали в госпиталь. Врачи разрешили парней навещать!

До меня не сразу дошло, что речь идет о Яшке и Орлове. Но поняв, о каких парнях говорит командир, я стартанул так, что он догнал меня только у автомашины, и через полчаса мы были уже в палате ребят. Если Юра выглядел нормально для человека, из которого достали три пули (одна прошла навылет), то Зильберман… Именно про такой внешний вид людей и говорят, что краше в гроб кладут. Врач, который зашел с нами в палату, шепотом сказал, что у нас всего минута и что Яше нельзя разговаривать. Мы не успели ничего рассказать ребятам, как снова оказались в коридоре. Попроведали, мля! Уже в коридоре врач объяснил, что состояние ребят стабилизировалось, но все еще неустойчивое, что, запуская нас даже на эту минуту, они очень рисковали, не зная, как волнение скажется на раненых.

Вернувшись в управление, я вновь засел за бумаги. Снова отчеты, доносы, рапорта… надоели до невозможности! Столько мерзости приходится пропустить через себя, что физически противно становится! А потом их дети и внуки, да и сами эти люди будут рассказывать о преступлениях Сталина и «кровавой гебни». М-да. Люди, люди… Что же вы творите? Сам не заметил, как распсиховался от своих рассуждений! Закурив, я со злостью уставился на папку с бумагами. Как же вы меня достали, соотечественники! Война идет, а вы все пишете и пишете всякую хрень! Особенно старается «интеллигенция». Что зависть и серость делает с людьми? Как можно, обвинив человека во всех смертных грехах, улыбаться и пожимать руку при встрече? В голове не укладывается! Ведь такой писаниной они человека на смерть отправляют! Не всегда, конечно, но очень часто. Окончательно распсиховавшись, я достал фляжку и хлебнул коньяка. Вспомнилось, как иногда спорили на форумах об этих годах, о нынешних людях и власти в целом. Каким все было ясным тогда! И какими мы все были балбесами! Только теперь, увидев изнутри часть мутного потока, вливаемого в НКВД советскими гражданами, я начал понимать – как мало мы знали об этом времени, о реальном положении вещей! Вот только не понимаю, как это можно прекратить? Чтобы люди писали только тогда, когда узнавали о реальных врагах страны, а не сводили какие-то счеты с помощью органов? Да ну все это к чертовой матери! Все равно ничего путного в голову не придет. И работать не могу, устал я от всего этого, что ли?

Вспомнился встреченный прадед. Так ничего и не знаю о его судьбе. Просил еще Транеева разыскать его, тот передал мою просьбу руководству, но до сих пор никаких серьезных результатов не было. Единственное, что мне сообщили о прадеде, была информация о том, что мой прадед оставался в заслоне, прикрывая наш отход по болотам. Но надежда на лучшее остается, всякое бывает. А остальных моих предков мягко охраняют – мало ли?

Пока размышлял обо всем этом, время подошло к обеду. Уже привычно убрав бумаги в сейф, я замкнул кабинет и услышал телефонный звонок. Чертыхнувшись, вернулся назад и поднял трубку.

– Срочно ко мне! – И гудки. Мартынов, и, похоже, не в духе. Быстро дойдя до «начальственных апартаментов», постучался и после получения разрешения вошел. Раз шеф не в духе, изобразим службиста. Может, не будет сильно наезжать, тем более что вроде и не за что?

– Вызывали, товарищ майор? – Я «ел глазами» начальника, отмечая для себя, что Мартынов не просто зол. Он с трудом контролирует себя.

– Вызывал, товарищ старший лейтенант, вызывал! – Подавшись ко мне из-за стола, он продолжил злым голосом, пытаясь при этом оставаться спокойным. От чего эффект появлялся обратный – я аж прибздехнул чуть-чуть. Вины своей не знал, но не по себе стало! – Товарищ старший лейтенант государственной безопасности! Скажите мне, пожалуйста, вы идиот? Или удачно притворяетесь?! – Мартынов, перестав сдерживаться, перешел на крик: – Ты совсем о…л, Андрей? Ты думаешь, что творишь, б…ь такая?! Сколько тебе говорили следить за языком?!!

– Товарищ майор! Что случилось-то? – Я ни черта не понимающими глазами смотрел на Мартынова.

– Я тебе сейчас объясню! А потом товарищ нарком добавит объяснений! – Мартынов резко выдохнул и, уже более спокойно, продолжил, бросив на стол какой-то листок: – Садись и читай!

Усевшись, я приступил к чтению. Бумагой оказался рапорт одного из партийных работников, с которыми я пересекался при выполнении последней операции. Согласно рапорту, я представлял собой ярого антисоветчика, шпиона сразу нескольких государств и извращенца, непонятно как оказавшегося в органах. Подтверждал он эти выводы некоторыми моими выражениями и шуточками. Согласно его выводам, основанным на моих выражениях, я очень разносторонняя натура: педераст (выражение – между нами, девочками, говоря), английский шпион (поговорка про лорда, хозяина своего слова: захотел – дал слово, захотел – забрал обратно), японский шпион и клеветник (за шутку о дорогах на псевдояпонском языке – то ям то канав, и выражал недовольство действиями товарища Сталина) и много, много чего еще. Если честно, то мне стало смешно. Я еле сдержался, чтобы не заржать. Поднял глаза на Мартынова, и смех куда-то убежал, скуля и поджимая хвост. Лицо Александра Николаевича выражало что угодно, но только не добродушие и понимание моему веселью.

– Ясно. Ты так ничего и не понял. – К моему удивлению, командир не кричал, а говорил спокойно и устало. – Ладно. Пойдем к Лаврентию Павловичу. Он тебя ждет. Может, хотя бы он сможет починить твою голову? Какой же ты балбес, Стасов!

Через десять минут мы заходили в кабинет Лаврентия Павловича, в приемной которого я с холодком в спине увидел трех сержантов, знакомых мне по подвалу. Не по себе мне стало от их внимательных взглядов на меня. Тьфу, тьфу, тьфу! Надеюсь, не за мной! Берия нас встретил… матами. К счастью, материл он не нас, а какого-то Целинского, обещая сделать с ним такое, до чего наши родные зэки фиг бы додумались! Махнув, чтобы мы садились, Лаврентий Павлович, пообещав, что «если завтра, в 10 часов, неведомый Целинский не закончит объект, то будет полировать своей тощей жопой зимники Колымы», положил трубку. Потерев руки и блеснув знаменитым пенсне, он посмотрел на меня и, обращаясь к Мартынову, сказал:

– Как я понимаю, наш молодой товарищ не осознал сути возникшей благодаря его безответственности проблемы. Что ж, просвещу я. Старший лейтенант! – Голос Берия неуловимо изменился, и я, вскочив со стула, вытянулся смирно. – Вы понимаете, какую форму носите и какие обязанности она на вас накладывает? Судя по всему, ни х… ты не понимаешь. – Берия перешел на язык, которым он общался с неведомым Целинским. Причем он не переходил на крик, а говорил спокойным, даже скучающим голосом. Тем не менее именно это спокойствие напугало меня очень, очень сильно. – Как сотрудник государственной безопасности, ты не должен допускать ни малейших подозрений о своей неблагонадежности в глазах простых граждан, и тем более в глазах представителей партийных органов. А что делаешь ты? Своим неуместным «юмором», – Берия аж скривился, как от лимона, – ты не только позоришь высокое звание чекиста. Ты, что еще хуже, сеешь среди людей сомнения в правильности политики, проводимой партией. А это уже очень, очень серьезно. – Слушая негромкий голос Лаврентия Павловича и глядя в его спокойные глаза, я начал понимать – доп…я! Стоя навытяжку, я чувствовал, как струйки холодного пота бегут по спине, превращаясь в настоящие реки. Было не просто страшно, а… даже не знаю, как назвать свое состояние! Ни когда я стоял, глядя в ствол пистолета на хуторе, ни под бомбежкой, ни стоя под стволами немцев, я не испытывал таких ощущений. А Берия продолжал, резко перейдя на «вы»: – Если вы считаете, что информация, предоставляемая вами, дает вам право совершать все это, то вы очень заблуждаетесь. То, что вы находитесь хоть и под присмотром, но на свободе, это добрая воля товарища Сталина, а значит, и партии, им возглавляемой. В вашем поведении отчасти виноваты и мы. Не объяснили вам некоторых вещей. Просто посчитали, что вы – взрослый, поживший человек, сами все прекрасно понимаете. Заблуждались! Судя по всему, попадание в здоровое молодое тело не прошло для вашей психики даром. Что же, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Майор, – он посмотрел на Мартынова, – побудь в приемной.

Дождавшись, пока Мартынов закроет за собой дверь, нарком продолжил:

– Судя по информации, полученной от вас и Максимова, в вашем состоявшемся будущем многого так и не поняли ни в действиях товарища Сталина, ни в действиях подчиненных мне органов. Я скажу это только один раз, второго ТАКОГО разговора у нас уже не будет. Если вы считаете, что для кардинальных изменений в политике государства достаточно только одного желания товарища Сталина, то вы просто дурак, не имеющий права носить эту форму, а способный только сидеть в комфортабельной камере, жрать и отвечать на вопросы специалистов! Или вы не слышали в свое время о внутрипартийных группах и их значении? Я не говорю о «троцкистах», хотя они тоже относятся к этим группам. Я говорю о группах, поддерживающих политику, проводимую товарищем Сталиным. Но это происходит только до тех пор, пока не задеты их интересы. Судя по всему, в вашем 1953 году произошло что-то такое, что заставило некоторые группы начать действовать, что вылилось в смерть товарища Сталина и последующие изменения, приведшие в итоге к уничтожению Советского Союза. На основании полученной от вас информации мы уже начали действия по недопущению подобного развития событий. А вы… вы своим языком и неразумным поведением создаете проблемы. – После этих слов мне совсем поплохело. Вспомнились знаменитые слова об отсутствии проблем в связи с отсутствием человека, их создающего. Видимо, поняв все по моему лицу, Лаврентий Павлович, слегка усмехнувшись, продолжил: – Не пугайтесь. Я это все вам говорю не перед вашей ликвидацией. Для этого причин нет. Пока нет. – Меня аж тряхануло от этого уточнения. – Все это я рассказал, чтобы вы наконец поняли – пора браться за ум. А для лучшего усваивания моих слов вы на неделю отправляетесь на гауптвахту Московского гарнизона. Там вы будете числиться командированным сержантом-дебоширом, для лучшего восприятия наказания. Ну а в случае рецидива… – Берия развел руками и нажал кнопку на торце стола. В кабинет вошли виденные мною сержанты и, аккуратно контролируя мои действия, повели меня к новым «приключениям».

Неделя гауптвахты показалась мне адом! В своем времени мне доводилось познакомиться с «прелестями» Горьковской «губы», там был курорт по сравнению с тем, куда я попал. Половину дня с другими «счастливчиками» работал грузчиком на станции, а потом – потом строевая… Хуже всего было не от унижений и усталости, а от размышлений, которые наваливались на меня после отбоя. Лежа на деревянном полу с закрытыми глазами, я пытался понять – что так разозлило начальство в моих словах? Донос-то был вроде ерундовый. Но на вторую ночь меня накрыло! Я понял, что из моего трепа вызвало гнев наркома и, скорее всего, самого Сталина. Урод, написавший донос, был из ведомства Микояна. А вспомнив шапку доноса, я окончательно убедился в своем прогрессирующем идиотизме! Донос был адресован не в НКВД, а на имя Микояна! Хрен его знает, какие выводы мог сделать Анастас Иванович из беседы с этим деятелем и какие последствия это могло иметь! Вспоминая, о чем именно с ним говорил, я аж застонал от злости на себя! Прав Лаврентий Павлович! Тысячу раз прав! Я безответственный дурак! Расслабился! Свои кругом, ведь «хруща» убрали! Будто «хрущ» сам по себе в первые лица вышел. А ведь его кто-то поддерживал, продвигал! Те же Микоян и Каганович. Мать моя женщина! А я при этом гаде, показавшемся нормальным мужиком, пальцы гнул, дятел! Сталина с лордом сравнил – кретин! Перед глазами, как наяву, проявился наш последний разговор с этим типом. Тогда, 14 мая, мы встретились у ресторана «Москва», Алексей Федин (так звали этого гада) принес справку по обеспечению обмундированием учебных частей на Дальнем Востоке, заодно решили вместе пообедать. Вот тогда за столом и произошел разговор. Мы выпили по рюмке коньяка и в ожидании заказа стали болтать о разной ерунде. Сейчас-то я понимаю, что ерундой там и не пахло, но это сейчас! А тогда мне казалось, что я удачно пошутил над его словами по поводу честного выполнения нами взятых на себя обязательств перед другими странами. Тогда я заметил, что иногда нужно брать пример с англичан, помянул поговорку про лорда и добавил: «Сталин повыше любого лорда будет и, если пожелает, так же поступить может, а для недовольных многое найтись может». Еще посмеялись над этим, рассказали друг другу несколько анекдотов. Потом он помянул Хрущева, а я не удержался и брякнул про «товарищей не товарищей» и поворчал на мягкость Сталина по отношению к высокопоставленным недоумкам. Вот и весь мой «криминал» вспомнился. Что тогда на меня нашло – не понимаю. Ведь даже с Олесей я себе такого не позволял! Может, что-то в коньяке было? Да ну. Он же тоже пил из этой бутылки. Правда, я отвлекался пару раз, со знакомыми здоровался. Но ведь наблюдатели рядом были и увидели бы, если бы что-то не то происходило. Или не увидели? Что-то совсем запутался! Нет. Вспоминая сейчас тот день, я все же понимаю, что вел себя в ресторане не совсем адекватно. Слишком раскован я тогда был, никаких тормозов не было. Решено! Вернусь с губы, доложу свои мысли. Пусть у начальников голова болит!

Интерлюдия. 26.05.1942 г., кабинет Л.П. Берия

Задумчиво посмотрев на закрывшуюся за Стасовым и его «провожатыми» дверь, Берия вызвал секретаря, попросил принести чая и позвать Мартынова. Дождавшись, пока секретарь, расставив на столе стаканы с чаем и вазочки с печеньем, выйдет, Лаврентий Павлович предложил Мартынову угощаться. Сделав несколько глотков, нарком отставил стакан и посмотрел на Мартынова:

– Александр Николаевич, тебе ничего не показалось странным в истории с доносом? Кроме того, что «телегу» эту Федин накатал своему начальству? Причем обставил как заявление от члена партии члену Политбюро?

– Показалось, Лаврентий Павлович, очень показалось. Стасов, конечно, раззвиздяй и не научился полностью контролировать свой язык. Но есть один момент. За все время, что он находится под наблюдением, подобную трепотню он позволял только в кругу своих. Не было отмечено случаев, чтобы он позволял себе столько, сколько отмечено в этом заявлении. Я не понимаю, что послужило причиной такой разболтанности Стасова.

– Вот и я не понимаю. – Берия, на секунду помедлив, поднял трубку телефона: – Павел Васильевич, сильно занят? Отлично! Возьми все материалы по операции с «мальчиком Гейдриха» и ко мне. Да, да, именно по этой. Некоторые вопросы появились. Да… – Берия улыбнулся. – Вот и подумаем вместе. Жду, – положив трубку, он подытожил: – Вот и проверим, насколько три головы лучше двух!

Глава 34

Наконец-то закончилась неделя кошмара, по недомыслию названная «помещением на гауптвахту»! Чтобы я когда-нибудь еще попал сюда?! Лучше застрелиться сразу! За эту неделю я возненавидел несколько вещей: уголь, рельсы и строевую! Выйдя из камеры по вызову «коридорного», я был похож на кого угодно, кроме сержанта, помещенного на «губу» за дебош. И уж точно не на сотрудника госбезопасности. Забиравший меня Мартынов не мог сдержать улыбку. Да уж, смешно ему! Черные сапоги и белая форма. Вы никогда не пробовали каждый день таскать уголь, рельсы, потом заниматься строевой подготовкой, а на десерт отстирывать в холодной воде одежду? Причем без мыла и порошка! Благо, что выделяли песок, с помощью которого и стирали. Ведь боец Красной армии и на гауптической вахте должен поддерживать свой вид согласно уставу, в ином случае срок наказания может увеличиться! Именно это в первый день ареста я услышал от заместителя дежурного по «губе» при поступлении на нее. Как же я их, всех «комендачей», ненавижу теперь! Садисты долбаные! Но, с другой стороны, воспитательный эффект просто поразительный! А может, именно этого они и добивались такими действиями? Пока думал обо всем этом, мы приехали. Ко мне домой. Удивленно посмотрел на Мартынова и не успел открыть рот, как получил ответ:

– У тебя двадцать минут. Помойся, приведи себя в порядок. Форма и остальное дома. – И посмотрел на часы: – Время пошло!

Через пару минут я был в ванной! С сожалением выключив ГОРЯЧУЮ воду, растерся жестким полотенцем, оделся и пошел к машине. Почему-то форма стала мне велика. Ни фига себе! Килограммов несколько потерял! Да на фига мне такой фитнес нужен?! Окончательно утвердившись в мысли, что на «губу» больше никогда, сел в машину к улыбающемуся, как крокодил Гена, Мартынову.

До управления ехали молча – я отходил от недели ареста, а Мартынов… тащился от моего нового облика. Лысым-то он меня раньше не видел! Предъявляя удостоверение дежурному, получил еще одну порцию ехидной полуулыбки – сдерживался, гад! Блин! Они что, все в курсе, где я был?! Не НКВД, а большая деревня, мля! Зайдя к Мартынову, я встал смирно у стола, в ожидании распоряжений. Александр Николаевич не торопясь уселся на свое место, с удовольствием оглядел меня, закурил и заявил:

– Вот! Настоящий сотрудник органов! Подтянутый, воспитанный. Стоит и молча ждет распоряжений, – и заржал. Отсмеявшись, Мартынов вздохнул:

– Садись, Андрей. Не стой столбом.

Дождавшись, пока я усядусь поудобнее, он подвинул ко мне папиросы:

– Кури. Вижу, нелегко тебе далась эта неделя. Теперь-то ты все понимаешь?

– Понимаю, товарищ майор, – я вздохнул, – очень хорошо понимаю. Действительно, как дурак себя вел! Больше не повторится подобное.

– Вот и хорошо, – Мартынов хлопнул по столу. – А то работы полно, а ты прохлаждался целую неделю! Сейчас иди к секретчикам. Получай новые бумаги для анализа.

– Товарищ майор, пока я был на гауптвахте, появилась мысль по поводу Федина. Не мог он мне в коньяк чего-нибудь добавить? А то уж слишком я в тот день разговорился. – Посмотрев на Мартынова, я обалдел. Он улыбался еще сильнее, чем в тот момент, когда меня забирал с «губы».

– Да-а. Прав был, Лаврентий Павлович. Ох как прав! – Мартынов просто сиял, как будто счастлив от того, что нарком такой провидец, объяснил причину улыбки: – Он мне вчера сказал, что по возвращении ты заявишь именно про Федина и коньяк. Нет. Ничего тебе не подмешивали. Контролировавшие обстановку сотрудники дали тысячу процентов гарантии, что это было невозможно! Ты сам, по собственной воле, разболтался. Вспомни, сколько ты спал в период с 11-го по 14-е число мая? – И сразу ответил сам: – За трое суток ты спал не больше шести часов! Взрослый мужик, мог бы подумать, как на измотанный организм наложится даже небольшая доза спиртного! А ты заговор ищешь! Но в этой ситуации есть и хорошие моменты. Благодаря твоему раззвиздяйству и Федину мы такое раскопали! – Александр Николаевич осекся. – Но это тебя не касается! Иди, работай! Страдалец.

Уже сидя над бумагами у себя за столом, я продолжал чувствовать жгучий стыд. Нет, ну надо было так обгадиться перед начальством? Стыдобища! Действительно, хватит заниматься ерундой! Язык на замок, плакаты правы, болтун – действительно находка для шпиона. До обеда просидев над бумагами, не нашел ничего интересного. Сходил в столовую, а на обратной дороге был перехвачен Мартыновым.

– Покушал? Хорошо. – Командир был чем-то озабочен. – Давай за мной.

Оказалось, что направлялись мы к Берия. В кабинете кроме самого Лаврентия Павловича находились «Бах» (которого я был искренне рад видеть), Меркулов (про которого я опасался спрашивать), Федотов и незнакомый мне полковник. Усадив нас за стол, Лаврентий Павлович представил меня полковнику, который, в свою очередь, с интересом разглядывал меня. Услышав фамилию полковника, я чуть не рухнул со стула. Судоплатов! Сам Павел Анатольевич! Человек-легенда! Он и Старостин. Два человека-легенды, которыми я искренне восхищался. Заметив мою бурную реакцию на свою фамилию, Павел Анатольевич вопросительно покосился на Берия.

– Павел Анатольевич, все нормально, – Берия понимающе усмехнулся. – Просто увидел очередную легенду и обалдел. Так, товарищ старший лейтенант?

– Так точно, товарищ народный комиссар. Вы правы. Просто никак не могу привыкнуть к тому, что встречаю ТАКИХ людей наяву! – Я, извиняясь, развел руками. – Я СТОЛЬКО о нем читал и слышал, а теперь…

– Садитесь, Стасов, садитесь, – Лаврентий Павлович махнул ладонью и усмехнулся: – Что-то вы чересчур уставным стали. Раньше вы так не вскакивали.

– А его хорошо на Московской «губе» за неделю обучили, – хмыкнул Мартынов.

И все понимающе заржали, редиски. Посмеявшись, Берия, наконец, объяснил, зачем я понадобился:

– Стасов, вы хорошо помните события прошлого года под Золотоношей? – Нарком был предельно серьезен.

– Помню, товарищ народный комиссар. Такое не забудешь. – Я передернул плечами, как от мороза.

– Это очень хорошо, что помните. Какова была судьба найденных предметов?

– Они были в полевой сумке Транеева. Их машина была уничтожена прямым попаданием танкового снаряда, когда мы направлялись в Чапаевку. Я считал, что все было уничтожено этим взрывом. Или, – я вдруг почувствовал, как холодная волна прокатилась по телу, – не уничтожено?!

Берия посмотрел на Меркулова:

– Всеволод Николаевич, расскажи товарищам последние известия, – и, вздохнув, снял пенсне и потер переносицу.

– Из последних агентурных сообщений стало известно, что в отделе Абвер 1, подотдел 1-G, изучают поступившие с территории Украины приборы неустановленного назначения. Согласно полученной информации, это ключи, брелок и флеш-карта.

Я переводил взгляд с Федотова на Берия и не знал, что сказать. Мартынов был ошарашен не меньше, чем я.

– Стасов, они смогут получить информацию с носителя? – Берия смотрел мне в глаза. Глазами уставшего до невозможности человека.

– Я не специалист, товарищ нарком, но считаю, что нет, не смогут! Помимо отсутствия технической возможности, нужно еще и понять, что это вообще. А вот с брелоком, думаю, разберутся, если уже не сделали это.

– Понятно. Будем надеяться на то, что вы правы по поводу информации. – Берия снял пенсне и стал медленно его протирать. – Что им может дать изучение брелока?

– Помимо года изготовления – микросхема, элементы питания. По более серьезным моментам могут сказать только специалисты, товарищ нарком.

– Хорошо, товарищ Стасов. Вы можете идти продолжать свою работу.

Интерлюдия. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина, 05.06.1942 г.

– …наши специалисты убеждены, что немцы не смогут считать информацию с носителя, попавшего к ним в руки. В этом же уверены как Стасов, так и Максимов. А вот по поводу брелока мнения разделились. Большинство специалистов, привлеченных к данной теме, и Максимов считают, что этот прибор может оказать огромное влияние на радиоэлектронную промышленность Германии. Косвенные данные, полученные от нашей агентуры, уже подтверждают подобные выводы.

– Вияснили, как к немцам попали эти вещи? – Сталин недовольно посмотрел на Берия, отложив трубку в сторонку.

– Нет, товарищ Сталин. Пока есть только предположение. Наиболее вероятно, что сумку капитана Транеева нашел кто-то из немцев. Других версий пока нет.

– Плохо, Лаврэнтий, очень плохо! – Сталин хлопнул ладонью по столешнице. – Чем еще «обрадуешь»?

– Вчера в Праге убит Гейдрих. В отличие от рассказанного Стасовым, убит на месте. Что интересно – смерть произошла день в день, несмотря на все изменения. Для нас это большой плюс, Гейдрих – один из самых опасных руководителей Германии. По пока не подтвержденным данным, также 4 июня тяжело ранен Гудериан. Информация проверяется.

Сталин, откинувшись на спинку кресла, задумчиво выкрашивал табак из папиросы в трубку.

– А вот это если правда, то очень хорошо! Очень! – Прикурив от спички и окутавшись клубами ароматного дыма, он продолжил: – Что с «самураями»?

– С ними все хорошо, товарищ Сталин. Совершенно случайно, – Берия улыбнулся, вторя усмешке Хозяина, – к японцам попала информация о расшифровке американцами их кодов. Времени у них было мало, но они справились. Судя по всему, завтра САСШ ждет большой сюрприз! Можно с уверенностью говорить, что Япония и САСШ сцепились надолго.

– Как обстоят дела с производством вооружения и подготовкой пополнения?

– Все идет согласно ранее утвержденному плану. В ближайшие дни на фронт начнут поступать модернизированные Т-34 и КВ. По предварительным оценкам, на настоящий момент у немцев нет танков, способных им противостоять. На танковых заводах основной проблемой остается недостаточное количество станков, способных обрабатывать детали больших размеров. Она решается, но время… – Берия вздохнул. – Времени не хватает. Помимо этого, зарегистрировано не менее пятидесяти случаев серьезного вредительства и диверсий. Местные органы занимаются этой проблемой.

– Вредительство реальное? Или?.. – Сталин остро взглянул на наркома, отложив трубку.

– Увы, товарищ Сталин, именно реальное. – Берия не отвел взгляд. – Я был бы рад ошибиться, но… факты остаются фактами.

Из аналитической записки спецгруппы ЦК ВКП (б) от 06.06.1942 г. на имя И.В. Сталина

…подтверждена высокая эффективность приказа ГКО № 312/1 от 10.11.1941 г. «О направлении бойцов и командиров Красной армии после излечения в части, в которых они проходили службу до ранения». В частях, в которых высок процент «старожилов», на 10–15 процентов сократилось количество боевых потерь. Небоевые потери сократились на 70–80 процентов…

…а также введение института штрафных батальонов полностью оправдало свое назначение, помогая укрепить дисциплину в действующей армии и тыловых подразделениях. Штрафные батальоны специального назначения (ШБСН), подчиненные НКВД, сформированные из осужденных по контрреволюционным статьям УК СССР на добровольной основе, показали высокую эффективность. За три месяца 1942 г. 1254 человека из состава ШБСН на Южном фронте переведены в состав частей действующей армии с полным снятием судимости. 2743 человека после излечения в госпитале также будут направлены в части Красной армии. С 8756 человек судимость снята посмертно, как с лиц, полностью искупивших свою вину кровью. 5 человек расстреляно за попытку перейти на сторону противника. В то же время создание штрафных батальонов на основе осужденных по уголовным статьям не оправдало ожиданий. Зарегистрировано более 200 случаев неповиновения приказам командования. 175 человек расстреляно за попытку оставить позиции, 87 человек сбежало при транспортировке к линии фронта. Боеспособность ШБСН на основе уголовных элементов крайне низка. Предлагаем в дальнейшем отказаться от подобной практики…

…Не оправдало себя создание дивизий по национальному признаку. Части, сформированные в основном уроженцами Средней Азии и Кавказа, показали низкую боеспособность. Отмечены многочисленные случаи паникерства, дезертирства и попыток сдачи в плен. При расследовании подобных случаев по решению военных трибуналов расстреляно 312 человек, 816 направлено в штрафные батальоны и роты армейского подчинения. В то же время следует отметить высокую моральную стойкость уроженцев Средней Азии и Кавказа, сражающихся в частях, сформированных не по национальному признаку…

Из сводки НКВД СССР

6 июня 1942 года

Копия. Совершенно секретно

ГОКО – товарищу СТАЛИНУ И.В.

СНК СССР – товарищу МОЛОТОВУ В.М.

ЦК ВКП (б) – товарищу ЩЕРБАКОВУ А.С.

ГЕНШТАБ КА – товарищу АНТОНОВУ А.И.

ГУК НКО «СМЕРШ» – товарищу АБАКУМОВУ В.С.

Направляю Вам сводку заслуживающих внимания донесений местных органов НКВД о преступлениях, совершенных военнослужащими в апреле – мае 1942 года.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

Союза ССР (Л. БЕРИЯ)

Копия. Совершенно секретно

СВОДКА

поступивших в НКВД СССР донесений местных органов НКВД о преступлениях, совершенных военнослужащими за апрель – май 1942 г.

15 апреля на станции Бологое Октябрьской железной дороги группа пьяных краснофлотцев учинила дебош на рынке. Один из краснофлотцев – ШЕЛОХВОСТ – вмешался в действия работников милиции, задержавших двух спекулянтов. ШЕЛОХВОСТ был задержан и доставлен в КПЗ.

Через некоторое время группа краснофлотцев с целью освобождения ШЕЛОХВОСТА ворвалась в помещение милиции, избила и обезоружила милиционеров и освободила из КПЗ 13 арестованных, в том числе ПРОХОРОВА, осужденного по статье 58 пункт 1 к 15 годам тюремного заключения, отобрала у дежурного по отделению милиции принадлежавшие задержанным документы и, раздав их задержанным, распустила последних.

Военная комендатура никаких мер к ликвидации бесчинств не приняла. Прибывшими бойцами войск НКВД порядок был восстановлен. Из числа освобожденных арестованных задержано шестеро, остальные разыскиваются. Организаторы бесчинства – краснофлотцы Новороссийской морской базы Черноморского флота ШЕЛОХВОСТ, ИОНЦЕВ и АКСЮТИН – арестованы. Расследование ведет военный прокурор Октябрьской железной дороги.

12 мая на станции Медовка Воронежской железной дороги на милиционера ОВСЯННИКОВА, снимавшего с поезда «мешочников», напали 5 военнослужащих и избили его. Обороняясь, ОВСЯННИКОВ убил одного из нападавших, а остальные четверо были арестованы. Следствие ведет военная прокуратура Воронежской железной дороги…