Текст книги "Фатальное колесо. Дважды в одну реку"

У неизвестной машины щелкнула замком четвертая дверь. Подмога, наверное. Только Ирина уже сместилась в междворовый переход. Кто знаком с частным сектором, знает про эти дорожки-щели между заборами нелояльных друг к другу соседей-частников. Такие проходы, не превышающие метра в самой широкой своей части, – верный признак того, что живущие рядом не желают иметь между собой даже общего забора. Вот и оставляют нейтральную территорию, огороженную с обеих сторон высокими каменными бастионами, – излюбленное место для желающих срезать тот или иной путь. Или же – использовать эту щель как путь отхода из зоны активных действий и сектора обзора противника.

К прямому единоборству Ирина в данной ситуации была не склонна – слишком много в этом уравнении было переменных величин и неустановленных факторов. Поэтому, проскочив узкий переход между домами, девушка по его почти точной копии, только дальше через дом, вернулась к месту неудавшегося преступления и стала наблюдать.

Поврежденный уже не стоял. Он решился изменить позу и присел задом на землю, прислонившись спиной к мотоциклу. Один подельник хлопотал возле него, а второй метался по тротуару в поисках несостоявшейся жертвы. Четвертый оставался возле машины и в процесс не вмешивался.

А буквально через минуту произошло странное: еще раз хлопнула закрываемая дверь, автомобиль, гулко рыкнув, сдал задом и выехал таким опасным способом на оживленный проспект, пропадая при этом из поля зрения Ирины. Ни марки, ни цвета кузова из-за зарослей кустарника и слепящего света фар установить не удалось.

Оставшаяся дееспособная парочка бандитов начала проявлять любопытство к междворовым проходам, в одном из которых и притаилась Ирина. В принципе этих ребят можно было бы «сработать» по отдельности и упаковать для дальнейшего прояснения инцидента, но в тупичок неожиданно завернула милицейская «канарейка» и не спеша покатила вдоль скрывающихся в сумерках домиков. Травмированного братана тут же подхватили под руки, и троица, явно торопясь и двигаясь таким образом, чтобы из-за кустов их было плохо видно, стала быстро смещаться в сторону ближайшей проходной дорожки. Встреча с патрулем явно не входила в их планы.

А вот Ирина беззаботно вышла навстречу «газику», махнула рукой и обратилась за помощью к милиционерам. Разумеется, про злодеев, которые наверняка выглядывали из темноты, не сказано было ни слова. Ирине даже и не понадобился дежурный код, «светящий» нашу Контору, хватило лишь одного обаяния, чтобы испорченный мотоцикл взяли на буксир, а на сиденье железного коня взгромоздился пухленький сержант, по-джентльменски уступив место девушке в машине.

На этом инцидент был исчерпан. Со счетом ноль-ноль.

Но материал для размышлений обогатился еще на пару непоняток…

Глава 18
Бестолковая засада

Мы сидели в засаде.

Мы – это я, Сан-Саныч и некто Славик, один боец из группы силовых операций. Точнее, взрослые дяди на самом деле осуществляли определенные засадные функции, а я болтался в окрестностях и наблюдал за подходами. Было еще три точки кроме нашей, которые отрабатывали группы посерьезнее – человек по пять на каждой, тоже из силовой поддержки. Калибром – по степени вероятности появления неизвестных злодеев.

Ирина, как уже засветившаяся, отвечала за координацию – балдела «на телефоне» в квартирке неподалеку. Ее подстраховка на самом деле практически была не нужна, но и не привлекать ее к операции было бы не… комильфо. Корпоративная этика, туды ее в качель. Апартаментами, где она с комфортом разместилась, владел внештатник, который по случаю был отправлен за город, на дачу. Размещалась квартирка в ветхой двухэтажке на границе жилой зоны и пресловутого частного сектора. Повторюсь – квартирка с телефоном, что по этим временам невиданная роскошь. Особенно для таких трущоб. Так что Ирина была как минимум на связи с начальством. Спинным мозгом операции. А мы – щупальцами на изготовке.

Короче, курок был взведен. Было бы в кого пулять…

Если честно, для меня приятной неожиданностью явился тот факт, что вся наша контора встала на уши из-за ночного происшествия с Ириной. Вроде бы рядовая текучка, на первый взгляд. Ну напали и напали, чего здесь такого? Поживите в России девяностых, не такого насмотритесь. А здесь…

А здесь произошло ЧП глобального масштаба, как выясняется. Не привыкла социалистическая общественность к такой нахальной деятельности ночных налетчиков. Это там, у них – Чикаго, гангстеры и все такое прочее. А у нас – как обещали, лет через пять-шесть коммунизм уже наступит, поэтому люди должны спокойно по улицам ходить. Не оглядываясь. Причем в любое время суток и в любой точке нашего любимого государства.

Вот так!

И поэтому начальству нашему нужно было срочно отреагировать на эту невиданную борзость зарвавшегося преступного элемента. Как итог – нас всех гуртом распихали по разным там засадам да облавам. В нужных, разумеется, по оперативным наводкам местах. Цель, если использовать простые военные понятия, – «взять языка». И пролить через него свет на некоторые тревожные для нашего города события.

По мне – ерундой мы занимались. Для галочки. Раскинули огромный невод для ловли пары-тройки мелких креветок. А «крупная рыба», если с военного сленга переключиться на рыболовный, легко уходит на глубину во время таких массивных и неповоротливых операций.

Чем-то радует меня это застойное время, а чем-то – ну просто бесит.

Потому что идет незримый бой. Только не такой, как в известном шлягере, – с тем, кто «честно жить не хочет», а другой. Не такой пафосный. Идет жестокая и бескомпромиссная борьба под ковром. Борьба между тупыми бюрократами и операми «на земле». Между зажравшимися чинушами и настоящими профессионалами своего дела. И вот что я вам скажу – по всем признакам, бюрократы и чинуши начинают брать верх. И ведь возьмут же в итоге… судя по предстоящему развалу страны.

А самое интересное, на что я обратил внимание, – решающее сражение между спецами и номенклатурным планктоном, своеобразная Куликовская битва идет уже сейчас! Именно в спокойные и сытые застойные годы. И чем больше порядка и стабильности обеспечивают государству профессионалы, тем могущественнее становится бюрократическая прослойка, которая этих самых профессионалов начинает с благодарностью плющить и гнобить. Видя в них же опасность для своей воинствующей посредственности.

Вот такой вот замкнутый круг. Такое вот очередное фатальное колесо.

Уроборос – змей, выгрызающий свой собственный хвост. До самого затылка.

– Ну, чего там?

– Тихо там.

Я вернулся на точку с очередного обхода.

Наш пост – заброшенный одноэтажный домик, в прошлом – одна из бандитских «малин» на Корабельной стороне. В послевоенные годы этот блатной бизнес-центр гремел на весь полуостров. В специфических, естественно, кругах. Здесь раньше держали общак, вели свои темные делишки, тут же одновременно отдыхали и развлекались разного рода асоциальные элементы, в нужный момент плавно уходя на дно, если появлялась такая необходимость, благо местность, изобилующая путаными застройками, позволяла это делать идеально. Тут же где-то были и ходы в катакомбы. К слову, совсем рядом – подземные лабиринты военного судоремонтного заводика. Секретного, разумеется. Хотя весь город знает, что его номер – тринадцатый.

«Малину» в конце пятидесятых с треском разгромили. От нее осталось только название, которое приросло к этой местности: Аполлоновка. Впрочем, не исключено, что бандитское гнездо появилось здесь гораздо позже названия, а блатные недолго думая просто сперли его в своих интересах.

Наша программа-минимум – взять какого-нибудь субъекта, который по старой памяти терся в районе былой бандитской славы и, в идеале, находился бы в розыске. Такие здесь время от времени появляются. Прежней блатной точки уже нет, но, как известно, некоторые перелетные птицы очень тяжело меняют налетанные годами маршруты. И опера из МВД очень грамотно эту тенденцию отслеживают. Разумеется, при помощи нештатных информаторов, исправно отрабатывающих свой нелегкий хлеб в этих краях.

По их наводке мы здесь и сидим. Четвертый час, между прочим.

– Через двадцать минут снимаешься – и до хаты, – заявил Сан-Саныч. – Ирину предупредишь, и дуй домой.

И ведь не поспоришь. Во-первых, потому что спорить с Козетом – это как против ветра… брызгать. А во-вторых, все отлично понимают бессмысленность производимых нами телодвижений. Да и отрыв от семейных обязанностей у меня закончился после соревнований, вновь я под маминым колпаком. Не стоит напрасно беспокоить родителей своим долгим отсутствием.

– Слушаюсь, начальник. Не извольте беспокоиться, ваше благородие.

Ноль эмоций.

– Пока здесь, проверь-ка вон тот переулочек. Где колонка. Видишь? Там два хмыря каких-то терлись у крыльца. «Синяки», скорей всего. Ты все же глянь…

– Угу! Я «флешку» возьму на всякий случай?

– Бери. Сильно не мелькай только…

Это уже едва донеслось мне в спину. Мог бы и не говорить.

По поводу «флешки». Если наш кустарный светошумовой боеприпас считать оружием (впрочем, а чем же еще его считать?), то «флешка», как с моей легкой руки называют уже эту гранату даже местные аборигены во времени, это единственное оружие, которое мне позволительно выносить на люди. Своеобразное поощрение за идею.

И на том спасибо.

Сегодня я в своем излюбленном рыжем прикиде. Прибавил еще к стандартной маскировке россыпь веснушек около носа да слегка оттопырил уши при помощи клейких марлевых валиков. Кстати, довольно неприятные ощущения, но… красота требует жертв. Потому как… страшная она сила.

Весь такой красивый, демонстрируя всем видом скучающую беспечность, приближаюсь к искомому переулку. Возле водяной колонки какие-то не очень чистые карапузы пытаются отмыть такого же чумазого котенка. Звереныш шипит и отчаянно царапается. Карапузов это не сильно напрягает. Они не останавливаются. Прохожу мимо. Неопрятная тетка смачно выплескивает грязную воду из ведра прямо на улицу. Не глядя! Повезло мне, не успел подойти близко. Огреб бы помоев по самые ноздри. Здесь это просто. Старый дедок нарезает молодую травку около забора. Для кроликов, скорей всего. В противовес помоям – пасторальные мотивы. Рядом три девчонки прыгают на «резиночке». Через дорогу напротив ветхая старушка вытаскивает из калитки за веревку облезлую козу с жуткими рогами. На выпас. Идиллия!

Короче, жизнь бьет ключом.

Вижу хмырей. Типичные люмпены. Небритые, в трениках, лет под сорок каждому. Между прочим, сейчас – рабочее время. А на дворе – развитой социализм. И получается, что мужички-то обязательной трудовой деятельностью себя не сильно-то и обременяют. Тунеядцы, как это сейчас называется. Они что-то горячо обсуждают около обшарпанных ворот самого облезлого в переулке домишки.

Я приблизился, будто невзначай встал за густым кустом сирени и навострил уши.

– Дык… нету! Было бы – не дал бы, что ли?

– Ты пошукай, пошукай. В карманах-то.

– Ну глянь. Вот еще гривенник…

– Ага! А ежели потрясти?

– Грят, не хватает.

– А ну стукни еще Фиксе. Не слышит, что ль?

– Фи! Кса!

– Ты чего орешь?!

– Дык… сам сказал.

– Постучи, сказал. Не ори!

– Дык…

Более или менее понятно. На троих соображают. Не наши клиенты, хотя гляжу – у одного ручки-то в наколках. Сидел, стало быть. Типичный бич – бывший интеллигентный человек. Среда опустившихся индивидуальностей. Предтечи бомжей. Впрочем, не так просты эти ребята, как выглядят. И мозги хоть и проспиртованы напрочь, но в нужных направлениях качают неплохо. Пожалуй, подойдут для отчета. Все равно наша операция – сплошной формализм.

– Дяденька! Рупь не разменяешь?

Вот это реакция! Кто сказал, что «синяки» тормознутый народ? Вмиг развернулись на священное слово «рупь». Разве что охотничью стойку не сделали по-собачьи.

– Дык… Давай, малой… Че ж не разменять-то? Давай рупь свой.

И бочком по-крабьи – к лопуху-малолетке.

– А у меня с собой нету, – огорчил я охотников за сокровищами. – У нас тут, в развалках, захоронка. Общак наш пацанский. Так я сейчас и принесу. Мелочь просто нужна… на мороженое…

Переглянулись.

– Так неси. Мороженое – это правильно. А то проводим давай. Мало ли кто гроши твои отнять захочет? Так мы не дадим…

Второй яростно мотает косматой головой. Мол, точно не дадим. Живота своего не пожалеем…

– Та я сам. Не надо, дяденьки, – изображаю наивную детскую недоверчивость. – Вы тут, снаружи подождите, возле дома. А я рупь-то и вынесу.

Специально второй раз озвучиваю мантру «рупь», чтобы у клиентов от вожделения окончательно снесло башню.

– Так давай-давай! Неси. Вот мелочь-то…

Я разворачиваюсь и двигаю в сторону нашего засадного полка. Краем глаза отмечаю, что мужики, всем видом демонстрируя равнодушие, все-таки по сантиметру смещаются в мою сторону. А то и по метру, когда я отворачиваюсь…

Не спешу. Нарочно не даю им оторваться. Даже шнурок один раз перевязал, позволяя мужикам значительно сократить дистанцию. Потом захожу в наш облюбованный домик, легкомысленно не закрывая за собой обветшалой двери. Там Козет, незаметно выглядывая из окошка, с любопытством наблюдает за всеми уличными эволюциями. Славик – в соседнем помещении, контролирует через пролом в стене другую сторону дома.

Отойдя чуть в сторону от входа, чтобы не зашибли, присаживаюсь на какую-то рухлядь и заявляю жизнерадостно:

– Принимай аппарат, Сан-Саныч. Махнул не глядя.

В тот же миг к нашей теплой компании с грохотом присоединяются еще два клиента, чуть не снеся с петель остатки многострадальной двери. И тут же, не успев даже толком изумиться, оказываются в положении лежа на пузе, левой щекой в пол. Второй – на пару мгновений позже первого: Славик долго добирался из другой комнаты.

– Что за…

– Тихо будь.

– Больно… коленом жмешь…

– Руки за спину. По одной. Вот так.

Щелкнули наручники. Можно разговаривать.

Молодого, без наколок, Славик увел в соседнюю комнату, а матерого бича Козет прислонил к стенке, слегка встряхнул для убедительности и уселся на табурет напротив, молча и выразительно того рассматривая. Есть у нас такая психологическая метода – держать зловещую паузу до упора. Иногда объект сам соображает, что нужно сказать. Без лишних подсказок.

Этот соображал слабо.

– Вы че беспредельничаете? А? Вы кто вообще?

Молчание ему в ответ.

– За что повязали? Вам че надо? – начинает нервничать клиент. – Ты чего молчишь? Не молчи, ментяра!

И только ветер в камышах…

– Да что я сделал? За что пакуете?! – Уже что-то похожее на истерику. – Менты поганые!!!

И ножками поскрести по грязному полу.

Сан-Саныч только вздохнул печально. Многозначительно потер лоб, почесал за ухом, ну а потом все-таки соизволил открыть рот:

– А ты с чего взял, что мы менты?

– Ап… А… к-кто?

– Конь в пальто. Ты это, мил-человек, обзовись-ка для начала. А затем я тебе чего-то покажу, интересное.

– Дык… Лычка я… Лычок можно…

– Слышь. Мне на кой кликуха твоя поганая? По-человечески тебя как кличут?

– Кузей… Кузьмой… Ильин Кузьма… Тимофеевич… Но ты зови меня просто – Кузя…

Я хмыкнул. Говорю же – эти бичи только прикидываются дебилами. На самом деле очень и очень непростые ребята. Те еще юмористы.

– Ладно, Кузьма Тимофеевич. Слушай тогда сюда. Мы и вправду не из милиции. Вот, глянь корочку. Видишь? Три буковки волшебных? Правильно цепенеешь, читать, значит, не разучился. «Контора глубинного бурения». Посему расклад твой таким будет: отвечаешь всего лишь на один вопрос, а дальше – или на свободу с чистой совестью и лишним рублем в кармане, или к твоим друзьям-ментам с нашей сопроводиловкой. Статья двести девятая УК, в курсе? Тунеядство. Думаю, органы внимательно отнесутся к нашим рекомендациям. Вдумчиво и с воодушевлением. Веришь?

Бич Кузьма Тимофеевич задумчиво повел косматой головой.

– Браслеты сними.

Козет без лишних слов отстегнул наручники. Тема пошла. Джентльмены приступили к серьезному разговору.

– Спрашивай.

– Спрашиваю. Вы народ наблюдательный и осторожный. Согласно вашему бичевскому естественному отбору иначе и не выжить. Про Дарвина слыхал? Так это и про вас тоже. Хорошо, что слыхал. Тогда ответь: ПРОИСХОДИТ ЛИ В ГОРОДЕ ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ? Имеется в виду – по вашей, по блатной части. Такое, что начинает вас тревожить и беспокоить. Всю вашу шайку-лейку. И кто за этим стоит? Ты только, Кузя, не спеши с ответом. Подумай, есть время. И говори по делу.

Начинаю все больше уважать Козета. Каково про Дарвина завернул!

Кузя потер запястья, подержал для солидности паузу, потом выдал:

– Дык… два вопроса задал, начальник. Рубля маловато будет…

Теперь мы оба с Сан-Санычем хмыкнули. Молодец, мужик. Не пропадет в жестокой мясорубке эволюционного отбора.

– Если дело скажешь – трешка с меня. Если горбатого лепить начнешь…

– Да не стращай, начальник. Я при понятиях. Мне с вашей Конторой горбатого не с руки лепить. Соображаем немного. Короче – в курсе я, о чем ты спрошаешь. Есть такая маза. Год иль полтора как. Значит, так, слушайте… курить есть?

– Ты не борзей.

– Да ладно, просто спросил. В общем, слушай. Появился, как ты говоришь, по нашей части, фартовый один. Молодой. Только такой, что нам, старикам, три форы даст. Резкий, прокрученный. Погоняло – не то Карбованец, не то Гривенник, не буду врать. Так вот, чем промышляет – никто не знает, как выглядит – никто не видел, где обитает – кто знал, того уж нет. Но слухи идут верные – башли (деньги) рубит только в путь. И крови не боится.

– Есть жмуры?

Кузя укоризненно посмотрел на Сан-Саныча:

– Начальник! Ты уж меня совсем за ссученного не держи. И знал бы – не сказал. Разговор про слухи, про то, что люди говорят. А я тут вообще не при делах…

– Ладно, продолжай.

– Дык… и все! Нема что продолжать-то. Вроде все сказал. Сам просил – по делу токмо.

– Откуда он? Где чалился? По какой масти?

Кузьма Тимофеевич хитро осклабился. Потом сокрушенно мотнул головой:

– Знал бы – раскрутил бы тебя на пятерик, начальник. Только повезло тебе. Не в курсах мы. Шифруется Карбованец, или Гривенник. О нем и слухи-то пошли, когда он себе подельников набирал. Потом – только круги по затону…

Да он еще и поэт. Еще бы про дым над водой завернул, чтобы мы все попадали. Да и психолог неплохой – знает, когда можно наглеть, а когда не стоит. Я вышел из комнаты и глянул, как работает со вторым бичом Славик. Там было не так интересно.

Собственно, наша группа уже программу выполнила – есть и объекты, и толика информации. Пожалуй, и мне пора. Я вернулся к Козету. Тот пытался еще что-нибудь выжать из хитрого бича.

– Сан-Саныч, пойду я…

– Давай. Зайди к… куда надо зайди. Расскажешь там, что слышал. А ты, Кузьма Тимофеевич, про этого мальчика уже забыл.

– Про какого такого мальчика? О чем ты, начальник?

– Вот и молодец. Держи трешку.

– Премного благодарен, ваше сиятельство. Нет границ щедротам вашим…

– По браслетам заскучал?

– Ни боже упаси…

– А такое впечатление складывается, что…

Да они нашли друг друга! Родственные души. Просто тащатся от светского общения.

А ведь засада получилась не такой уж и бестолковой.

Глава 19
Вариант «Яд»

Я давно заметил – каждый индивидуум считает себя своеобразным экватором между философскими полюсами категорий добра и зла. Чем-то усредненным. Этаким центром координат в плоскости жизненных ценностей. Можно сказать – эталоном, по которому он, разумеется, ежедневно меряет и оценивает окружающих.

А по ком же еще мерить?

Хочу поправиться – так считает только каждый критически мыслящий человек. Думающий. Если вам кто-то заявляет: «Я очень добрый», – то сразу напрашивается два вывода – или человек глуп, или человек врет. Умный себя абсолютно добрым считать не будет. Умный отлично понимает – совершенного «добра» в природе не существует: все слишком переплетено и взаимосвязано. Равновесие может поддерживать только равное количество белых и черных шариков на чашах весов. Если ты спас козленка от тигра, то как вариант – обрек тигра на голодную смерть. Ты добро сделал или зло? С точки зрения сентиментальной домохозяйки – добро. А с точки зрения баланса пищевой цепочки в природе?

То-то и оно.

К слову, если крепко задуматься – в любом поступке есть те самые пресловутые «черно-белые шарики». В разных количествах. Иными словами – зло есть в любом действии. Естественно, как и добро. Весь вопрос в пропорциях. «Все есть яд, и все есть лекарство, все дело в дозе». Кто это сказал? Авиценна? Или Гиппократ? Не суть.

Остановимся на темной стороне.

Вариант «Яд».

До моего провала в советское прошлое жил я в стране, в которой люди кто с энтузиазмом, а кто и с отвращением строили новое «светлое» общество. Капиталистическое. Постсоветское. Некоторые даже правильно, на мой взгляд, его окрестили «обществом квалифицированных потребителей». Достаточно точно, хотя «плутократия» тоже подходит. А что в таком обществе является главным? Правильно. Товарно-денежные отношения. «Золотой бычок». Идол потребления. Деньги, короче.

Поэтому – денежный пример.

Возьмем добрый поступок в безупречном, казалось бы, виде – ты положил сторублевую купюру в коробочку перед старушкой-нищенкой в каком-нибудь подземном переходе. Положил и, довольный собой, двигаешь дальше по своим делам. Про старушку можно забыть. Ты уже сделал добро, и к тебе не прикопаться – особенно по нравственным стереотипам нового потребительского общества. Ты же денег дал!

А давайте задумаемся на секунду – настолько ли очевиден твой «добрый» поступок, как ты сам себе его намерил? Допустим даже, что эта пожилая женщина – не профессиональная побирушка, что, к слову, сейчас обычное дело, и деньги твои потратит не на водку (далеко не факт), а себе на хлебушек или лекарство. С натяжкой, но допустим. Тем не менее остается еще один очень немаловажный вопрос: а почему эта бабушка сегодня оказалась на паперти? Не хочешь подумать? Или сделал «доброе» дело, а дальше – трава не расти? Поставил галочку в гроссбухе собственной совести? Все же подумай.

Только не надо завываний о проклятом советском прошлом и низких пенсиях. Давайте будем честны перед собой – кто хорошо работал, у того и пенсия неплохая. А тот, кто постоянно прыгал с места на место, выгадывал да выкручивал, а то и просто считал ниже своего достоинства «горбатиться» на государство, – тот и получает в старости гроши. Это я еще о личных сбережениях молчу. О чем ты думала, несчастная нищая старушка, в свои молодые и здоровые годы? По-всякому – не о том, как будешь побираться на обочине. Плюс еще один маленький психологический аспект – не каждый пойдет нищенствовать, как бы ему хреново ни было. Вот и спроси себя, что лучше – «осчастливить» неоднозначную старушку или собственному ребенку лишнюю книжку купить?

То-то и оно…

Не все так просто с этими «добрыми поступками».

Это жизнерадостный бич Кузя натолкнул меня на прикладную философию. Я как-то с лету пригвоздил его в отрицательном секторе личной системы координат, а потом опомнился. Что я вообще о нем знаю?

Не суди да не судим…

То, как Кузя легко сдал информацию о новом уголовном авторитете, явно указывало, что для «бывшего интеллигента» нет гармонии в этом мире. И хоть он и на «стороне зла», но «воинам света» всегда готов прийти на помощь. И как тут разобраться в злых и добрых оттенках его устремлений?

Надо будет как-нибудь вечерком продискутировать с Ириной этот вопросик. Сан-Саныч предпочитает не углубляться в такие сложные и витиеватые сферы. Ну а для Пятого – в этой области уже все железобетонно ясно.

А вот мы с Ириной любим поумничать на подобные темы.

Я миновал припаркованный неподалеку от точки наш «Юпитер-спорт» и забежал в подъезд домика, где Ирина несла свою вахту в отведенной для этой цели квартире на втором этаже.

Интересно, а что она скажет на чисто гипотетическую связь загадочного авторитета Карбованца и доморощенных контрабандистов с тюлькина флота. Почему бы и нет? Кузя дал понять, что этот новый бандюган – большой оригинал.

Очень интересно.

Интересно…

Интересно, где ее вообще носит? Вот что действительно интересно!

В квартире никого не было.

И дверь, между прочим, была не просто не заперта изнутри, как это полагалось по инструкции, а даже слегка приоткрыта. Как в дешевых бандитских сериалах. По идее, я должен сейчас достать ствол, прижаться полубоком к стене и тревожно водить носом из стороны в сторону. А как же иначе? Так все в кино делают!

Глупость. Можно подумать, сидят преступники на месте преступления и терпеливо ждут, когда бравые опера их повяжут. Даже дверь специально для этого приоткрытой оставили.

И все же – душной волной нахлынула тревога.

Я еще раз обошел обшарпанную «двушку», теперь – внимательно всматриваясь в детали. Зашел на кухню, заглянул в санузел, проверил кладовки – никого. Следов борьбы, кстати, тоже нет.

Где же Ирина?

Так, так, так. Налицо – явная «нештаточка». Если не сказать – очередное ЧП. Срочно звонить!

Я вернулся в гостиную и поискал глазами телефонный аппарат. Ага, вот он краснеет на круглом столике с кокетливо изогнутыми ножками. А под аппаратом ярким контрастом белеет прямоугольный листок бумаги. Я приблизился. На бумажке – надпись, сделанная синим фломастером: «Я устала, я ухожу. К5».

Не понял.

Я достал носовой платок и аккуратно через ткань перевернул листок. Не стоит лепить собственные отпечатки. На всякий случай.

Листок оказался фотографией.

А на фотографии – немного в кривом ракурсе Ирина собственной персоной! Запечатленная в тот момент, когда на пристани уговаривала французскую парочку посетить достопримечательности города. А потом – не знала, как отказаться от фотосессии с иностранными гостями. А я пришел на помощь. Да так, что ошарашенный французик… случайно (?) нажал на спуск затвора своего импортного фотоаппарата. И все-таки добился своего.

И результат – вот он, передо мной.

Глянцевая черно-белая Ирина.

А живой – и след простыл!

«Я устала, я ухожу».

Что за бред? При чем здесь вообще нетленная фраза Бориса Николаевича? В женской интерпретации. Совпадение? А что еще может быть, если не совпадение? Какие еще могут быть варианты?

«К5»? Это еще что такое? Что за шифр? «Команда пять»? «Кнопка»? «Канал»? «Корпус»? Может быть, «квартира»? Квартира номер пять? Кстати, у этой квартиры – шестой номер. Соседняя жилплощадь?

Я выскочил на лестничную клетку. Ну да, вот она – пятая квартира, рядом. Тяну дверь на себя. Открыто. Где-то в глубине сознания надрывается тревожный звоночек – мол, не лезь, «не зная броду, не суйся в воду».

И последняя мысль: «А начальству-то так и не позвонил».

Поздно.

– Да ты заходи, заходи. Не робей.

А меня тут, получается, ждали!

У окна, облокотившись задом о подоконник, стоял… вы не поверите – водитель добрейшего дяди Сени, представитель гордого грузинского народа с непонятной кличкой Баксик. Держал руки в карманах темной короткой курточки, дружелюбно улыбался, и… НИЧЕГО НЕ БЫЛО В НЕМ ОТ ГРУЗИНА!

До меня дошло это как внезапное озарение, как гром среди ясного неба, как ушат ледяной воды за шиворот. В этом человеке неуловимо поменялись взгляд, осанка, выражение лица, не говоря уже о совершенном отсутствии даже намека на какой-либо акцент. Это был высший пилотаж маскировки – по всем правилам глубокоуважаемого гримера Хейфеца.

Передо мной собственной персоной предстал не кто иной, как персонаж, которого все это время я долго и мучительно искал и которого для себя давно уже окрестил Белобрысым.

Ну да – блондинчик собственной персоной, только в черном парике и с выкрашенной в черный цвет недельной щетиной на пол-лица. Будь я не так самонадеян, все это можно было при должной внимательности заметить и прежде. Хотя опять я начинаю игнорировать аксиомы Хаима Натановича: парик и краска на лице – это только полдела, неужели я стал об этом забывать? Передо мной стоял мастер маскировки, владеющий, как это ни странно, всем арсеналом полевого камуфляжа.

Любопытно, откуда? У нас, случайно, не одни учителя?

– Закрой дверь, – властно приказал Белобрысый и шевельнул в правом кармане каким-то твердым предметом. – Закрой на замок, проходи и садись на стул. Вон там, напротив окна.

«Пистолет в кармане? Или снова фокусы демонстрации гомогенных пятен? Впрочем, какая разница?» – подумал я и молча выполнил все требуемые задания. Уселся, вызывающе закинул ногу на ногу и нагло стал разглядывать своего нежданного собеседника.

Баксик. Бакс. Бакс? Ну-ка, ну-ка. А ты не Карбованец ли, часом, мил-человек? Шеф контрабандистов, прикидывающийся личным водителем капитана? Оригинально!

– Не боишься. Вижу, – усмехнулся Белобрысый. – А ведь я даже знаю, почему ты не боишься! Витек, слышишь? Знаю! Любой малолетка испугался бы, а ты – нет! Понимаешь? Ведь ты же у нас – не совсем малолетка? Да? Точнее – ну совсем не малолетка!

Я продолжал его молча рассматривать, даже и не собираясь чего-либо отвечать. Не время пока для равноценного диалога. Не все пока еще карты на руках. И в рукавах…

– Один вопрос, – продолжал свою увертюру бывший Баксик, – ты хоть представляешь, сколько лет сейчас, к примеру… Сильвестру Сталлоне? И где он, к примеру, по этим временам снимается?

А вот тут я не удержался, и брови мои медленно поползли кверху.

Сталлоне?! При чем здесь…

Постойте! Да кто тут вообще может что-то говорить о Сталлоне? Кроме меня самого. Ну или – кроме какого-нибудь ошалелого американского фаната. Или не только? Да что за бред? Что здесь вообще происходит? Сталлоне. И Ельцин совсем недавно. «Я устал, я ухожу». Мне все это мерещится?

– Не знаешь, – торжественно объявил Белобрысый. – Потому что не интересовался. А я вот – фанат. Я интересовался. Снимается он сейчас в дешевых сериалах, которые никто и никогда в нашей стране и смотреть-то не будет. А вот «Рэмбо» – смотреть будут. Лет через десять, когда снимут! А? Как же ты так прокололся? Витек? Чего смотришь, Кашпировский?

Кашпировский. На троих с Рэмбо и Борисом Николаевичем. Достойно!

Да уж, тут смотри – не смотри…

Сюрпри-и-из! Есть даже смутные догадочки.

Это что, «мы с тобой одной крови»? Так, что ли, Маугли? Или кто ты там?

– Как звать-то тебя, сердешный? – пытаясь сохранить последние крохи невозмутимости, произнес я. – Меня, как понимаю, ты уже знаешь. А Белобрысым тебя называть мне чего-то надоело. Познакомимся, путешественник во времени? Мой молочный брат?

– А давай. Зови меня, к примеру… Борюсик!