Текст книги "Родительский день"

Триада двенадцатая
Наглядная иллюстрация к демографической проблеме

1

Марине приспичило перед обедом искупаться.

Свое желание она мотивировала незатейливо: надо же разведать, есть ли в округе подходящие водоемы – скоро наступит удушливая июльская жара, и знание это не раз пригодится.

Кирилл вздохнул, поплелся к машине за картой-километровкой. Ему лично уже ничего не хотелось. Вообще. Даже лечь и поспать, несмотря на дремотное отупение, не хотелось. Дома поспит, двух последних экспериментов более чем достаточно... Не так давно у него мелькнула обнадеживающая догадка: может, мрачная здешняя аура целиком и полностью им выдумана? Марина-то спала в Загривье младенческим сном, и никаких кошмаров не видела. Что за странная избирательность? Все может оказаться гораздо проще: причиной мерзких сновидений стала травма головы. Удар о ветровое стекло. Мозг – штука тонкая, к внешним воздействиям чувствительная... Вот рассосется шишка на голове, и все закончится, и будет он ездить сюда спокойно, облазает всю гриву, не шарахаясь от каждой тени и шороха, и напишет книгу, увлекательную, сенсационную, и...

Сам-то веришь? – спросил он у себя. И побоялся себе ответить.

– Кирюси-и-и-и-к! Ты не забыл, за чем пошел?!

Тьфу ты... Он понял, что стоит возле «пятерки» с ключами в руках, и в самом деле позабыв, куда и зачем направлялся.

– Ну как? – спросила Марина, когда Кирилл вернулся в дом с картой в руках. – Красивая у тебя жена?

И приняла особо эффектную позу. Вот оно что... Ларчик просто открывался. Новый купальник... А то: разведать водоемы, июльская жара...

– Бесподобная! – сказал он. И подумал про Клаву.

А ведь это первая его измена за шесть лет супружества. Если, конечно, не считать того, что произошло между ним и Калишей...

...Потом он не мог вспомнить, зачем пошел тогда в ванную комнату, да и неважно... Калиша зашла следом, он удивленно обернулся. Она положила Кириллу руки на плечи, уставилась своими темными, птичьими глазами – как бы сквозь него, куда-то далеко-далеко, произнесла со значением: «Ты – черный кшатрий!», и тут же опустилась на колени. Расстегивала его ремень и молнию на брюках спокойно, деловито, без малейшего стеснения, без попытки что-то еще объяснить, – словно именно так и надлежало поступать с кшатриями. Особенно с черными. Чуть позже он, опустив глаза, смотрел на ее мерно двигающуюся взад-вперед голову, и чувствовал себя не то чтобы полным дураком, – но идолом, истуканом, используемым для совершения неведомого ритуала. Что, впрочем, не помешало ритуалу закончиться вполне предсказуемо, – и лишь тогда Кирилл вспомнил, что они даже не заперли дверь на задвижку...

– Так мы едем купаться? – спросила Марина. Спросила неприятным, капризным голосом... или так лишь показалось Кириллу.

– Некуда ехать, – сказал он после изучения карты. – Пешком быстрее.

И в самом деле, до берега Луги по прямой не более десятка километров, но дороги туда нет – придется дальним объездом огибать Сычий Мох, выруливать на Гдовское шоссе, катить по нему пятнадцать верст в сторону Кингисеппа, вновь поворачивать на восток... Не вариант.

Есть неподалеку два озерца, но добираться к ним надо через трясины... Опять мимо.

И лишь на синей ниточке, изображающей речушку со смешным названием Рыбёшка, Кирилл углядел значок, коим топографы обозначают плотины и дамбы. Невдалеке, не больше пары километров, дороги нет, но какая-никакая тропа отыщется... Полчаса ходьбы, отчего бы и не прогуляться.

И они пошли не то к плотине, не то к дамбе.

Но по пути угодили на местное кладбище, никак на карте не обозначенное...

2

Кладбище располагалось в достаточно обширной низине. И открылось взгляду вдруг, все разом, едва дорожка – ведущая, как полагал Кирилл, к плотине, – перевалила через невысокий холм. Отчего-то деревья здесь не росли (почва, что ли, такая? или специально вырубают?), равно как и высокие густые кустарники, – и погост просматривался целиком, от края до края.

Делать нечего, придется его пересечь – справа и слева какие-то буераки, густо поросшие диким малинником. А их одежда, выбранная для похода на пляж, – коротенький сарафан Марины, шорты и футболка Кирилла – никак к прогулкам сквозь колючие кусты не располагает. Отсюда, с холма, видно: дорожка проходит насквозь и продолжается за кладбищем, – и, хочется надеяться, все-таки выводит к речке.

Кирилл не помнил, доводилось ли ему бывать в таких вот деревенских местах вечного упокоения. Может быть, в детстве, на похоронах дальних родственников... Не помнил. Но мельком, из окна проезжающей мимо машины, или электрички, или автобуса, – видел не раз... Достаточно, чтобы сообразить: что-то с этим погостом не так...

Во-первых, очень уж велик...

Он прикинул на глаз протяженность кладбища, сравнил с размерами обнесенных низенькими оградками участков... Грубо говоря, в глубину участков поместится сотня, в ширину – сотни полторы, перемножить... Однако... Как ни округляй в меньшую сторону, как ни делай скидки на проходы между могилами, на пустующие участки, – тысяч десять тут похоронено.

Ого... Пожалуй, Рябцев, говоря о двадцати тысячах мертвецов, – приуменьшил цифру. Если, конечно, неподалеку и в самом деле полегла целая дивизия.

А в Загривье, навскидку, – нет и сотни домов. Ладно, пусть сотня – со всеми заколоченными, со всеми сгоревшими – жили когда-то люди, значит, и умирали... Допустим, в самые лучшие времена – в среднем пять человек на дом. Итого пятьсот. Замечательно. Поколения сменяются с периодичностью в двадцать пять лет... За век никак больше двух тысяч потенциальных покойников не набирается... А дольше ста лет, как ни прискорбно, такие могилки не сохраняются, приходят в запустение, исчезают... Явная нестыковка в цифрах.

Впрочем, Кирилл готов был допустить, что глазомер у него отвратительный, и с размерами погоста он безбожно ошибся. Или что здесь хоронили своих мертвецов жители соседних, канувших в войну деревень, – маловероятно, но вдруг. Или что загривцы (или загривчане?) проявляют небывалую заботу о могилках умерших много поколений назад предков...

Пусть так.

Но вторую странность кладбища это никак не объясняет – невероятное однообразие могил. Ни единого могильного камня или памятника, пусть самого захудалого. Ни единой сваренной из листового железа пирамидки со звездой на вершине. Кресты, кресты, кресты, кресты... Все, как один, деревянные. Не совсем идентичные, несколько разнятся габаритами, толщиной дерева. Но явно выполнены по одному типовому проекту: большая поперечная перекладина, выше и ниже – две меньших, причем нижняя наклонная. Вроде бы так и должно быть. Но зачем на концах той, большой, – приколочены еще две поперечных палки? Есть ли такой вид креста в православных канонах? Кирилл не знал...

Они подошли ближе, к самой внешней ограде погоста, и Кирилл на время перестал размышлять о кладбищенских странностях.

На кладбище были люди.

Много людей.

Мужчины, женщины, даже подростки хлопотали на могилах, – все в строгих темных одеждах. Черт, да здесь почти все нынешнее население Загривья! Вот он какой, родительский день...

Ему стало неимоверно стыдно – за цветастый сарафан Марины, за свою яркую футболку...

– Может, не стоит? – негромко сказал Кирилл. – Тут – так вот...

Получилось не слишком внятно, но она поняла.

– Ничего, мы быстренько пройдем, не будем отсвечивать.

Что-то объяснять и к чему-то апеллировать бесполезно...

Кирилл прикусил губу. Прав, прав был Рябцев – прогнать не прогонят, но посмотрят косо. Еще как косо...

А вот, кстати, и он... Легок на помине. Стоит неподалеку от входа, и о чем-то говорит с другим знакомым персонажем – с Трофимом Лихоедовым. Кириллу показалось, что односельчане о чем-то спорят, – причем, судя по экспрессивным жестам Трофима, на повышенных тонах.

Но едва они с Мариной оказались среди могил, спор прекратился. Кирилл издалека кивнул обоим – Трофим осклабился, помахал рукой. Рябцев никак на приветствие не ответил. Более того, подойдя ближе, Кирилл разглядел: смотрит Петр Иванович на них неприязненно... И с некоей досадой – будто именно несвоевременное появление приезжей парочки помешало одержать победу в каком-то важном споре...

На Марину тоже произвело впечатление соотношение числа мертвецов к числу живущих в Загривье. Сказала тихонько:

– Мамочки, сколько ж их тут лежит... Страшный праздник какой-то...

Кирилл решил не усугублять ее настрой, озвучивая свои арифметические выкладки. Сказал тоже тихо, но преувеличенно бодрым тоном:

– А что бы ты хотела? Мертвых всегда больше, чем живых. Потому что живые постоянно мрут, а мертвые никогда не воскресают. И вот тебе иллюстрация к этому демографическому факту.

Они шли через кладбище, и Кириллу казалось, что все присутствующие – искоса, не демонстративно – смотрят на них. Осуждающе. Неприятное чувство – примерно как невзначай очутиться голышом в самом центре Красной площади...

Но что уж теперь... Остается одно – побыстрее уйти и не мешать людям заниматься делом.

А занимались загривцы одним и тем же... Не прибирались на могилках – все и без того на диво ухоженные. Нет, раскладывали что-то на маленьких столиках, имевшихся возле каждого креста. И не пропускали ни одного... Ни одного.

Кирилл пригляделся к ближайшим: везде один и тот же натюрморт – пластиковый одноразовый стаканчик и маленький бутербродик, не то с колбасой, не то с ветчиной, отсюда не разглядеть.

Причем налита в стаканы не водка, как обычно принято в таких случаях к вящей радости пасущихся при кладбищах ханыг. Густая темная жидкость... Неужели сок? Точно, томатный сок... Хм-м-м... К этому напитку после происшествия на лесной дороге Кирилл испытывал явное предубеждение.

– Кира, ты посмотри... – свистящим шепотом сказала вдруг Марина, когда они преодолели половину пути через кладбище.

Он посмотрел и ничего не понял. Ну, тетка раскладывает на могиле все тот же стандартный набор, наливает сок из большой оплетенной бутыли, когда-то очень давно завозили в таких вино из Болгарии... Не повод, чтобы щипать мужа за руку, синяк же останется...

– Да смотри же!! – повторила она зло, досадливо. Шагнула назад, с силой пригнула его голову – примерно туда, откуда только что смотрела сама.

Лишь тогда он увидел...

Внутри могильной оградки стояла высокая сумка, – очевидно, с бутербродно-томатными припасами. И, так уж получилось, закрывала нижнюю часть креста. А верхняя... да, никаких сомнений: в этом ракурсе – самая настоящая свастика!

Кирилл сделал шаг с сторону – впечатление тут же разрушилось, крест как крест, немного необычной формы... Он вспомнил книжку со странными картинками, подаренную ему в детстве, – вроде бы на листе лишь хаотичное скопище цветных пятнышек, но стоит вглядеться, настроить глаз нужным образом – проступает рисунок...

И его глаз, спасибо Марине, настроился... Кирилл медленно-медленно поворачивался вокруг себя, только сейчас осознав третью странность кладбища: бесконечные кресты никак не ориентированы по сторонам света, развернуты каждый по-своему, абсолютно бессистемно...

Бессистемно, да не совсем – в каком направлении ни посмотри, перед глазами хотя бы одна свастика. А то и две-три... Сместишь взгляд на несколько градусов – те свастики исчезают, но словно бы из ниоткуда возникают новые...

Марина головой по сторонам не вертела. Шагнула к ближайшей могилке, внимательно изучила бутерброд и стаканчик... Вернулась и произнесла убитым голосом:

– Кира... Это не ветчина... Мясо... СЫРОЕ мясо... А сок – не сок... Пойдем отсюда скорее!

Кирилл не спросил: «не сок – а что?», сам догадался...

Он говорил, не понимая, кого больше хочет успокоить, жену или самого себя:

– Ну, раз только что забой свиней был, не пропадать же добру... Могил-то сколько, никакой водки и колбасы не напасешься...

Марина, кажется, не слышала его слов, и все больше ускоряла шаг.

К выходу с кладбища они почти бежали.

3

Похоже, шли они уже не к речке... Куда глядят глаза, куда несут ноги, куда ведет тропинка. Лишь бы подальше от кладбища.

– Они психи, Кира, – горячо говорила Марина. – Самые сумасшедшие психи. Они свихнулись среди двадцати тысяч трупов, понимаешь? СВИХ-НУ-ЛИСЬ. Они поминают родителей кровью и сырым мясом среди фашистских крестов, а потом устраивают танцы под дикую музыку... Они складывают свои зубы в коробочки... Они делают отбивные из крыс... А может, не только из крыс... Ты уверен, что мы ели вчера свинину!? УВЕРЕН?!

Она почти кричала...

Какие зубы? Какая музыка? – Кирилл ничего не понял, попросил объяснить. Попросил намеренно спокойным, ровным тоном. Марина рассказала про свои находки в старом доме – с теми же истеричными нотками.

Марина и истерика... Чудеса. Как ни странно, сам Кирилл отнесся к происшествию на погосте с неким злорадным удовлетворением: ага! Вот и тебя проняло, дорогая! После встречи с дьяволом глупо бояться налитой в одноразовые стаканчики свиной крови. Свиной, Марина Викторовна, свиной, – мадам Брошкина, чья голова лежит сейчас в холодильнике «Самарканд», принадлежала к семейству парнокопытных, невзирая на несколько неординарную для означенного семейства кличку. И не надо намекать, что мы ели отбивные не из свинины...

Но складывается все удачно: супруга в таком состоянии, что с радостью, без малейшего сомнения воспримет любую ложь Кирилла. Ухватится за предлог, позволяющий отказаться от покупки...

Лгать не потребовалось.

– Мы не будем здесь жить, Кира, – сказала Марина тоном, исключающим какую-либо дискуссию. – Я, по крайней мере, точно не буду.

Она замолчала, и молчала почти до самого берега речки Рыбёшки.

...Обозначенная на карте плотина на деле оказалась деревянно-земляной запрудой давным-давно разрушенной водяной мельницы. Запруда тоже пребывала не в лучшем виде – Рыбёшка беспрепятственно протекала сквозь огромную прореху, никакой более-менее приличной акватории выше по течению не наблюдалось: бывшее дно бывшего мельничного пруда заросло кустарником и осокой...

И все же они нашли, где искупаться. Отправились обратно другой дорогой, по берегу в обход кладбища, – и совершенно случайно натолкнулись на мини-пляжик: небольшая самодельная плотинка, выложенная из камня-плитняка, подпирала воду в круглом омутке не более десятка метров в диаметре. Песчаное дно, песчаный откос берега, следы костерка, чуть в стороне – аккуратно сложенная кучка пустых пивных бутылок, с дерева на другом берегу свешивается «тарзанка»... Обжитое, в общем, местечко.

Марина к тому времени несколько оправилась от впечатлений, полученных на погосте: постепенно начала отвечать на реплики пытавшегося разговорить ее Кирилла, сначала мрачно, односложно, потом все более оживленно, даже пошутила пару раз... На лицо вернулся румянец.

Но, видимо, купаться ей расхотелось – снимала сарафан без малейшего энтузиазма. Однако сняла – принятые один раз решения она пересматривала лишь при исключительных обстоятельствах. Как в вопросе покупки дома, например.

Место красивое... А Марина в новом купальнике выглядит как топ-модель на рекламной картинке... Плавки-стринги ярчайшей расцветки (Кирилл не знал, можно ли называть плавки стрингами, но какая разница) – плавки лишь приковывают внимание к тому, что им теоретически надлежит скрывать. С бюстгальтером та же история – прикрывает несколько большую площадь тела, но настолько тонок и эластичен, что...

...Что ни малейшего возбуждения Кирилл не почувствовал, глядя на рельефно проступающие сквозь невесомую ткань соски. Вместо этого вдруг зримо представил Клаву: как она скидывает свое нелепое ситцевое платьице, а под ним опять ничего, – и бежит к воде, и бросается в нее, вздымая бриллиантовые фонтаны брызг, и смеется настоящим смехом, – а следом он, Кирилл, хохоча во все горло, – и ему хорошо.

Марина спустилась по невысокому и пологому песчаному откосику, вытянула ногу, осторожно коснулась воды...

Если она не беременна, то... – подумал он, глядя на осиную талию супруги. И наконец-таки закончил мысль, давно вертевшуюся в голове, закончил с испугавшей самого решимостью: то я с ней разведусь.

Ну что же, слово сказано... Пусть и мысленно.

Мгновения решимости длились недолго. Оборвал их внутренний голос, столь похожий на Маринин.

А если беременна? – ехидно спросила Марина-в-голове, и Кирилл не нашелся с ответом...

– Кирю-у-у-унчик! (Ага, раз Кирюнчик вместо Киры или Кирюши – благоверная снова в прежней боевой форме, определить ее настрой по обращению к мужу легче легкого...) Ты чего? Вдруг на меня нападет зеленый злой крокодил? Давай скорее в воду!

Кириллу было все равно. Крокодил так крокодил. Зеленый так зеленый. Но проще окунуться, чем объяснять, почему да отчего не хочется. Снимая джинсы, он нащупал в кармане какой-то небольшой предмет, удивленно достал...

На ладони лежал...

На ладони лежал зеленый...

(Ох, да полно вам, откуда ж крокодилы в наших широтах, тем более в карманах... Да и не такой уж зеленый – позеленевший, окислившийся.)

...патрон от русской трехлинейки, много-много лет назад давшей осечку, – капсюль пробит, но пуля на месте.

Патрон из пригрезившегося кошмара.

Ключ четвертый
НЕ ВЕДАЕТ ДУША, ГДЕ РАССТАНЕТСЯ С ТЕЛОМ

Триада тринадцатая
Изучайте матчасть, господа кадеты, в жизни пригодится

1

Трофим Лихоедов уже успел вернуться с кладбища.

– Так это... ключи, значит, обратно возвернуть? – спросил он, и ощерил свои гнилые зубы в ехидной улыбке.

Вернее сказать, ехидной она показалась Кириллу, которому сейчас было не до смеха.

– Пока еще нет... У нас проблема, машина не заводится. Есть тут у вас кто-нибудь, кто разбирается в двигателях?

Да, все именно так и произошло. Вернувшись с речки, они быстренько пообедали остатками вчерашнего роскошного ужина. Снесли в машину заранее собранные вещи, благо было их чуть, достали из «Самарканда» и угожили в багажник голову мадам Брошкиной, заперли все замки... А «пятерка» не завелась.

За рулем сидел Кирилл, и Марина смотрела на его действия подозрительно, словно собиралась изобличить в тайном саботаже и злостном вредительстве. Потом не выдержала, сама уселась на водительское место. Эффект от рокировки оказался нулевым: стартер исправно крутился, но двигатель, как говорят в таких случаях, даже не схватывался. Ни чихнул, ни фыркнул...

Марина прекратила свои попытки, сообразив, что сейчас окончательно разрядит аккумулятор, и на этом все закончится. Сидела, зло поглядывая на мужа: вот, дескать, загубила лучшие годы жизни, связавшись с уродом, ничего не понимающим в двигателях внутреннего сгорания, – за что теперь и расплачивается...

Ну да, не понимал... Невозможно знать всё на свете. Да и прошли совковские времена, когда уважающий себя мужчина воленс-ноленс должен был уметь всё: сменить прокладку в кране и починить утюг, остеклить окно и прочистить засорившийся карбюратор. Ныне, по счастью, появилось достаточно возможностей зарабатывать хорошие деньги, и приглашать для решения каждой конкретной проблемы специалистов-профессионалов.

К сожалению, Загривье не город, где автосервисы на каждом шагу – плюнь с закрытыми глазами, и не промахнешься.

Но кто же ожидал такого поворота событий? Новенькая машина, по мнению Кирилла, никак не должна была вдруг, без всяких предшествующих симптомов, взять да и сломаться. Однако вот взяла и сломалась...

– Может быть, ты все-таки что-нибудь сделаешь? – осведомилась Марина неприятным голосом.

И Кирилл поплелся что-нибудь делать. К дому Лихоедовых.

Вникнув в суть проблемы, Трофим пояснил: ремонтников-самоучек в Загривье полным-полно. Да хоть его взять, к примеру: мотороллер надысь поломался, так что? – стукнул три раз<А> кувалдой, и готово. А в городе сколько б за такой ремонт слупили? То-то и оно. Пошли, глянем, что у вас там. Кирилл осторожно осведомился: а профессиональных мастеров нет? Перспектива починки новой машины с помощью лихоедовской кувалды как-то не вдохновляла. Трофим не стал артачиться и настаивать на своей кандидатуре: есть и такие, чего б не быть... Вернее, один такой, – Толян Форносов, чуть не двадцать лет отпахавший автослесарем при гараже совхоза, а затем и АО. Починит все, что хоть теоретически способно ездить. Что не способно – починит тоже, но возьмет подороже. Друганы, опять же, они с Толяном – не откажется и в выходной помочь. Устроит?

Пошли за Толяном. Шагать пришлось через половину Загривья – и впустую. Толян, как выяснилось, праздновал родительский день, – у свояка, на другом конце деревни. Пошли туда...

Опасения Кирилла, что хорошенько напраздновавшийся загривский Левша окажется не в состоянии отличить ключ от отвертки, не оправдались. Нет, конечно, принял на грудь Толян уже немало, но оставался вполне дееспособен. Сказывалась полученная в гараже пролетарская закалка, не иначе.

Беда в другом: от выпитого Толян Форносов преисполнился беспричинной веселости и любви ко всем на свете. И при появлении на горизонте Кирилла и Трофима попытался ту любовь немедленно реализовать. Как именно? А вот попробуйте-ка догадаться... Ну да, совершенно верно, – путем вливания в дорогих гостей напитков домашнего производства и повышенной градусности...

Лихоедов, не чинясь, опрокинул стаканчик. Кирилл поначалу отнекивался: Маринка наверняка уже осатанела от долгого ожидания, учует, – мало не покажется. Затем сообразил: не уважишь Толяна, и он тебя не уважит, со всеми вытекающими последствиями. Глотнул обжигающую жидкость, зажевал маринованным грибочком...

Наконец, уже втроем, потянулись к дому Викентия. Время, после всех хождений и разговоров, близилось к пяти...

Кирилл понял: какое там «после обеда», уедут они из Загривья лишь вечером.

В самом лучшем случае...

2

– Трамблер ёк! – разогнувшись, сообщил Толян Форносов.

Судя по тону и улыбке, более радостного события в его долгой карьере автомеханика не случалось.

– Что значит ёк? – переспросил Кирилл.

Он и сам догадывался – в машине что-то «ёк», вопрос в другом: сколько времени займет и сколько будет стоить починка.

– То и значит – ёк! Менять надо! – еще более жизнерадостно поведал Толян. —Нешто еще не ломался? У пятерочки трамблер... хы, одно название. Херня, а не трамблер, вот чего я тебе скажу.

– Нет, первый раз такое... – растерянно произнесла Марина.

– Первый раз – еще не пидарас! – Толян обвел взглядом присутствующих: все ли по достоинству оценили шутку юмора? И расхохотался. Махнул рукой Лихоедову:

– Эх, наливай, Троша! За трамблер, едрёнмать, щоб не ломался, значит! – Прихваченная от свояка бутылочка живительной влаги явно не давала покоя доморощенному Кулибину – еще по дороге сюда дважды пытался настоять на незамедлительном продолжении банкета...

– Подождите, подождите... – сказал Кирилл. – У вас есть этот самый трамблер? Можете его установить? И во сколько обойдется замена?

Он мог бы заподозрить, что Толян бессовестно раздувает масштабы проблемы с целью хорошенько пощипать городских лохов, что на самом деле способность «пятерки» к самостоятельному передвижению можно восстановить путем недолгих манипуляций ключом или отверткой...

Однако не заподозрил. Ни на секунду не усомнился...

Дело в том, что когда они с Мариной пригнали машину на обязательное тэ-о после первых двух тысяч пробега, в автосервисе им сказали то же самое: ВАЗ-2105 для своей цены модель, в общем-то, неплохая; но ее распределение зажигания – позор для всего вазовского семейства. И умные люди, во избежание непредвиденностей, сразу же меняют родной трамблер на аналогичное устройство от «девятки». Впрочем, до холодов может проб<Е>гать. А потом все равно приедете сюда, именно с этой проблемой... Хорошо, если не на буксире.

Не проб<Е>гала...

– Где ж я тебе его возьму, трамблер-то? – Толян уставился на Кирилла с искренним недоумением, как будто тот пожелал по меньшей мере Луну с неба. – С трактора, штоль, свинчу? Езжай завтра, по утряни, в Сланцы. Привезешь – поставлю, делов-то... Казенной бутылек выкатишь – и поставлю в лучшем виде.

Ситуация... Завтра с утра Кирилл должен быть в офисе, понедельник – день тяжелый, продлить уик-энд еще на сутки никак нельзя. Нет, по большой беде можно, конечно, позвонить начальству со здешнего «Алтая», все объяснить... Но лучше бы обойтись без этого.

– Говорила я тебе... – процедила Марина. – Сразу менять надо было!

А вот это уже наглая инсинуация. Ведь что она говорила? – в автосервисах, дескать, те еще стервятники, ради лишней сотни и не такое расскажут... С какой стати заменять не сломавшуюся, новенькую деталь на новеньком автомобиле?

Кирилл не стал восстанавливать историческую справедливость, чего уж теперь...

Гораздо важнее попытаться как-то решить проблему.

3

Проблема им попалась злокозненная – упорно не желала решаться.

Первый вариант, пришедший в голову Кириллу: свинтить бэушный трамблер у кого-нибудь из здешних «жигулистов» (за хорошие деньги или за клятвенное обещание привезти новый), – отпал по техническим причинам. Нет, дескать, здесь ни у кого тольяттинских лошадок... Как нет? А вот так, была старая «семерка» у Вовки Цыгунова, но продал прошлым летом. Это сейчас лафа, а покатайся-ка по нашим проселкам весной да осенью... Другой транспорт нужен.

Вариант номер два: использовать пресловутый другой транспорт для доставки их с Мариной в Кингисепп, на автобусную станцию. Не бесплатно, понятное дело. (Кирилл надеялся: авось не раскулачат на запчасти «пятерку», оставленную на пару дней без присмотра...)

Тоже не сложилось – но в дело уже вступил сугубо человеческий фактор. Родительский ж день, понимать надо! Сколько сейчас за пьяное вождение берут, не напомнишь? Самим за руль, а хозяин рядом? А обратно как? Да и вообще, ты хоть раз за баранку «зилка» или «уазика» держался? Вот то-то... Ладно, так и быть – до Гдовского шоссе. А там уж попутки случаются... Иногда.

Кирилл призадумался... Гдовское шоссе – магистраль далеко не оживленная. Между Сланцами и Кингисеппом – полсотни километров, но всего две деревни: Медвежок да Черновское... А на остальном протяжении – лес, лес, лес... И они будут стоять среди этого леса в сгущающейся темноте, поджидая попутку. Там и субботним-то утром машины не изобиловали... Да и далеко не всякий водитель остановится – в глухих безлюдных местах инстинкт самосохранения порой сильнее жажды наживы...

В общем, третий вариант, предложенный Толяном, тоже не прокатил...

Лихоедов вообще не понимал, в чем трудность:

– Так ночуйте ж, делов-то... Никола про два дня говорил, да што уж, коли дело такое...

Марина готова была согласиться на еще одну ночь в Загривье. А ее муж – нет. Ну как снова... Он уже настроился спать в Питере, спокойно, без кошмаров. И, отозвав супругу в сторону, Кирилл весьма сильно преувеличил служебные неприятности, грозящие в случае прогула... В конце концов, какая-нибудь машина да остановится.

Вернулся к Толяну и Лихоедову: уговорили, до шоссе так до шоссе.

Однако, как выяснилось, у тех родилась тем временем новая идея, комбинированная: есть, мол, у Толяна друг-приятель в Сланцах, тоже автомеханик, кустарь-одиночка с мотором. У него-то в гараже трамблер точно найдется. Возможно, согласится подвезти потребную запчасть двадцать километров по Гдовскому, до поворота на Загривье, – а туда, как известно, и вечером родительского дня смотаться не грех. Устраивает?

Кирилл выразил сомнение: а будет ли к тому времени Толян способен к трудовой деятельности?

Форносов возмутился: да он, да ему... Да отрубите ему руки, да выколите ему глаза, – он вам вслепую пальцами ног новый трамблер поставит, сколько там ни выпито! Трофим скупо подтвердил: поставит. Мастерство не пропьешь.

Потом они долго дозванивались в Сланцы по лихоедовскому «Алтаю». Дозвонились, договорились, – друг-приятель оказался не прочь зашибить пару лишних сотен, прокатившись до поворота. Плюс цена трамблера, разумеется. Условились о времени рандеву: десять вечера, до того у кустаря с мотором обнаружились какие-то неотложные дела...

Со вторым пунктом плана пришлось провозиться дольше: очередь из желающих оторваться от праздничного стола ради поездки к шоссе не выстроилась... Со скрипом уломали Генаху, оставшегося для Кирилла бесфамильным, – того самого рыжего парня, что пропылил на ЗИЛе мимо их «пятерки», сбившей лисицу.

Генаха от возможности заработать ни малейшей радости не выказал и потребовал деньги вперед. Кирилл понял: придется ехать с ним. А то вернется, скажет, что никого не дождался, – и поди проверь, ездил или нет.

Получалось, что из Загривья они выберутся незадолго до полуночи...

Или чуть позже – если Толян слегка переоценивает свое умение ставить пальцами ног трамблеры.