Текст книги "Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия"

Я хмыкнул. Много кем я был, но никогда не играл роли посланца божьего.

– Зачем приходили?

– Я даже толком не поняла, но с самого начала они интересовались тобой, Алекс. Что ты сделал?

– Об этом потом. Нам надо уезжать из Берлина. Только сделаем это чуть позже, так как мне сначала надо кое-что проверить. Теперь идем, и пока, пожалуйста, помолчи.

Сейчас мы шли на мою запасную квартиру, которую я снял три месяца тому назад. Я, как зверь, умел путать следы и рыть запасные выходы, а мой боевой опыт только подтверждал правильность такой тактики. Моя запасная нора находилась в трех кварталах от основной квартиры. В ней находился запасной пистолет с двумя обоймами, новые документы на имя торговца недвижимостью, жителя Бремена Лео Баумгольца, кое-какая одежда и запас еды на три-четыре дня. Я специально выбрал длинный и извилистый путь, который вел через развалины и проходные дворы, чтобы быть в точности уверенным, что за нами нет слежки. Войдя в квартиру, провел Настю в гостиную, где молодая женщина упала в кресло и заплакала навзрыд, вытирая слезы обеими руками, словно маленький ребенок. Какое-то время я стоял рядом с ней и гладил ее по голове, а потом сказал:

– Извини, но мне надо идти. Я буду…

– Нет! Я пойду с тобой! Я одна не останусь!

– Спорить не будем. Сиди здесь. Скоро буду.

Мне нужно было выяснить окончательно, что произошло. У меня не оставалось сомнений, что штандартенфюрера СС Модлица взяло гестапо, так как только он знал, что я был знаком с графиней. Я как-то обмолвился об этом в разговоре с ним несколькими словами, еще не зная, что между мной и Анастасией возникнут отношения. Но был еще один вариант. Нас мог сдать водитель Модлица. Ганс. Думая о сложившейся ситуации, я мысленно порадовался своей предусмотрительности: ни Модлиц, ни водитель лично не знали Карла.

Подойдя к телефонному автомату, огляделся по сторонам. Город словно вымер. Ни людей на улицах, ни полоски света в окнах. Советская авиация и союзники давно уже приучили немцев соблюдать светомаскировку. Да и погода не благоприятствовала к прогулкам. Снова пошел мокрый снег. Зайдя в будку, я набрал номер. Спустя минуту я услышал в трубке голос Вилли.

– Алло?

– Привет, Вилли. Почему ты сегодня трезвый?

– Я… Э-э… Заболел, Алекс. Голова болит. Наверно, температура.

– Эта болезнь легко лечится, Модлиц. Пулей в голову.

Он сорвался. У меня и сомнений не было, что это произойдет.

– Это ты, Бурш! Ты, сволочь, во всем виноват! Ты меня в это дело втянул! Чтоб ты… – его тон мгновенно изменился, стал визгливым и истерическим, но уже в следующее мгновение оборвался, и в трубке зазвучал новый голос: – Бурш, тебе никуда не деться! Лучше…

– Пока 3:0 в мою пользу, – с этими словами я повесил трубку и вышел из телефонной будки.

Всю дорогу до квартиры я думал, что делать. Вот только в голову пока ничего не приходило, так как все наброски планов отхода касались только меня самого. Стоило мне переступить порог квартиры, как Настя бросилась мне на шею.

– Я так боялась!

– Чего? Скоро мы уедем, и ты все забудешь, как страшный сон.

Она подняла на меня большие серые глаза и прямо спросила:

– Ты стрелял тогда. Почти в меня. Не боялся, что можешь попасть в меня?

– Нет. Я хорошо стреляю. Ты хочешь есть?

– Не знаю. Наверно… все-таки хочу. Где у тебя лежат продукты?

Ужин был скромный, состоящий только из нескольких банок мясных консервов и чая с сухарями. После чего мы легли спать. Несмотря на сумасшедший день, Настя, в отличие от меня, скоро заснула. Мне же еще нужно было решить проблему. Каким-то образом уехать из Берлина и при этом надеяться, что гестаповцы не сразу выйдут на Карла. Что выезды из города уже перекрыты, у меня не было сомнений.

«Значит, мне нужна машина с пропуском, которую знают, и не будут задерживать на блокпостах. Хм. Если?..»

Идея, пришедшая в голову, была из разряда сумасшедших, и, наверно, поэтому я ее не отбросил сразу. Именно такие, несмотря на их внешнее безумие, давали неплохие шансы на выживание. Особенно если все хорошо продумать. Впрочем, тут мне надо было больше рассчитывать на удачу. Главным в моем плане было то, что никому из гестаповцев не придет в голову подобная безумная мысль.

Мне был известно, что у Ганса, водителя автомобиля, с которым я постоянно ездил, была своего рода традиция. Когда он выезжал из гаража, то первым делом заезжал в кафе, где покупал одно пирожное, которое съедал с большим удовольствием во время одной из наших остановок. Что тут скажешь! Совсем еще мальчишка, восемнадцати с половиной лет от роду. Гестапо будет допрашивать всех, кто работал в связке с Модлицем, а значит, в первую очередь Ганса. Так что водитель сейчас в застенке или… продолжает работать. Второй вариант был мне особенно интересен.

Около девяти утра я подошел к кафе. Новые документы и новый облик (очки, усы и нелепая шляпа) делали меня на какое-то время «невидимкой». Идя по улице, я сейчас думал не о патрулях, а о том, приедет Ганс или не нет? Минуты тянулись медленно. Три минуты. Пять минут. Неужели все… Как вдруг из-за угла вынырнул знакомый черный автомобиль и затормозил рядом с кафе. Шофер вышел. Да, это был Ганс. Он скользнул по сутулому горожанину в очках, старом, выцветшем пальто и нелепой шляпе. Пройдя в десяти метрах от меня, вошел в кафе, а спустя какое-то время вышел, держа в руке аккуратно завернутый пакетик. Не успел он сесть, как я, рванув дверцу, оказался на заднем сиденье за его спиной, а еще через секунду ствол пистолета ткнулся ему в шею. Он замер, боясь вздохнуть.

– Как жизнь, Ганс?

– Это… вы, господин Бурш? – чуть ли не заикаясь, спросил меня шофер.

– Я. Куда собирался ехать?

– Мне нужно заехать за господином штандартенфюрером СС Шпеером. Прямо сейчас. Меня к нему прикомандировали, потому что…

– Я не отниму у тебя много времени. Ты отвезешь меня в одно место, а затем можешь быть свободен. Не бойся, я тебе ничего плохого не хочу, потому что знаю: это Модлиц меня предал.

Звучало это по-детски, но парню было восемнадцать лет и ему очень хотелось жить, а значит, верить в мои слова.

«И как я эту гниду вовремя не распознал?»

– Спасибо за доверие, господин Бурш. Я вас не выдам.

– Я знал, что тебе можно доверять, Ганс. Вот адрес…

Спустя полчаса, оставив труп шофера в развалинах, я подрулил к своей тайной квартире, где забрал Настю. Спустя какое-то время мы без задержки пересекли черту города и помчались по направлению к швейцарской границе. На половине дороги я бросил машину, и мы пересели на поезд, чтобы снова сойти на станции, но уже перед самой границей. Мое внеплановое появление, к тому же вместе с женщиной, стало неожиданностью для Карла. Впрочем, это никак не сказалось на его деловых способностях, он тут же договорился с контрабандистами и уже спустя сутки мы уже были в Швейцарии. Распрощавшись с проводником, мы вышли на дорогу, где нас ожидал автомобиль, за рулем которого сидел Вальтер.

– Вот и все, милая. Все твои страхи кончились.

Ничего не говоря, Настя спрятала свое лицо у меня на груди и тихо сказала:

– Алекс, ты даже не представляешь, как мне было все это время страшно.

Всю дорогу до Берна она сидела, тесно прижавшись ко мне и держа меня за руку. Всю следующую неделю мы наслаждались каждой минутой неспешной, спокойной жизни, как только могут воспринимать ее люди, недавно избежавшие смертельной опасности.

Гуляли, ходили по магазинам, покупая женские вещи, так как у Насти, кроме одежды, что на ней, совсем ничего не было. Спустя пару дней ко мне пришел Карл, который в отличие от нас уехал поездом, через сутки после нашего перехода. Он рассказал, что спустя несколько часов после нашего ухода прибыли гестаповцы, которые явно шли по нашим следам.

В конце недели неожиданно приехал барон. Случайно узнав о печальной судьбе Модлица, он сразу приехал узнать обо мне.

– Я очень рад, Алекс, что тебе удалось бежать.

– А я как рад, Арнольд!

Он засмеялся. После чего его лицо приняло печальное выражение, и он рассказал мне о том, что узнал о судьбе Вильгельма Модлица. Как ему сказали, бывший штандартенфюрер СС после ряда допросов сознался во всех своих преступлениях и был повешен в тюрьме.

– Жаль, что все так для него закончилось. В общем, он неплохим человеком был…

– Был, Арнольд, а нам жить дальше.

– Да-да. И все же… Ладно. Не будем о грустном. Кстати, у него очень неплохая коллекция была собрана. Жаль, если она пропала.

– Она здесь. Мы в свое время перевезли ее в Швейцарию.

– Так ты теперь его наследник. Поздравляю!

Когда Арнольд уехал, я сделал для Вилли то единственное, что было в моих силах. Пошел в католическую церковь и заплатил там деньги за то, чтобы там до конца года упоминали его в молитвах «за упокой».

Мне было даже как-то странно, но меня тянуло к Анастасии. Мы почти все время проводили вместе. Гуляли, ходили на выставки, на спектакли, ужинали в хороших ресторанах.

Как-то утром я проснулся и первое, что увидел, это были большие серые глаза Анастасии, которые прямо светились нежностью и любовью.

– Доброе утро, моя графиня.

– Доброе утро, милый. Как тебе спалось?

– Как в раю, мой ангел.

– Какие у тебя на сегодня дела?

– Надо будет сделать кое-какие перестановки в магазине. Думаю, это займет пару часов.

– У тебя будет время пройтись со мной по магазинам?

– Найду.

Обедать мы пошли в ресторан. Бульон с бриошами, эскалопы по-французски, а на десерт кофе с пирожными. Выйдя, мы не спеша пошли по улице, пока мой взгляд случайно не зацепился за вывеску «Ювелирный магазин». Не знаю, что на меня нашло, но я сказал:

– Давай, зайдем.

Она посмотрела на меня с легким недоумением, затем пожала точеными плечами:

– Давай.

Войдя в магазин, остановились у витрины, где были выложены кольца. Продавец, мужчина в возрасте, умевший навскидку определять платежеспособность клиентов, сияя доброжелательной улыбкой, быстро подошел к нам.

– Что пожелаете?

Не обращая на него внимания, я обратился к графине:

– Настя, давай купим тебе колечко.

Она бросила на меня удивленный взгляд, потом провела глазами по витрине и ткнула пальчиком:

– Мне вот это нравится.

Продавец, улыбка которого стала еще шире, тут же открыл витрину и достал кольцо.

– Отличный выбор! У вас, госпожа, замечательный вкус! Бриллиант шестнадцать карат! Вот, пожалуйста, примерьте!

Я взял у него кольцо, затем надел его Насте на палец и по какому-то наитию, неожиданно для себя, сказал:

– Графиня Анастасия Мазовецкая, выходите за меня замуж.

Она вздрогнула, но уже в следующую секунду на ее щеках расцвел румянец, а в глазах заискрилась радость. Прошло несколько долгих для меня мгновений, пока она не произнесла:

– Я люблю тебя, Алекс.

Выйдя из ювелирного, мы сразу направились в сторону нашего дома, и, только один раз отклонившись от маршрута, зашли в магазин, где я купил две бутылки шампанского, а спустя неделю мы поженились. На радость Анастасии я взял ее девичью фамилию, тем самым безумно обрадовав ее, хотя в первую очередь исходил из чисто практических соображений. Во-первых, считал, что у моих будущих детей должна быть настоящая фамилия, а не фальшивая, а во-вторых, было не лишне еще раз замести за собой следы.

Свадебным подарком моей жене стал дом, купленный мною в пригороде Цюриха.

Хотя по жизни я был прагматиком и циником, не оставляющим ничего на волю случая, неожиданное признание в любви и последующая женитьба поставили меня перед фактом, что, оказывается, я все же был способен на безумные поступки.

Когда моя «медовая» неделя пролетела, я приступил к осуществлению второй половины своего плана, назначив встречу в одном из многочисленных кафе Цюрих своим «работникам». Вальтер, теперь мне было известно его настоящее имя – Отто Шульц, пришел первым. Свежевыбритый, благоухающий одеколоном, в модном пальто, он являл собой тип гангстера средней руки. Несмотря на то что он столько лет стоял на страже закона, тесное общение с криминальным миром наложило на его внешность свой отпечаток. Даже его флегматичный, немного сонный вид не мог прибавить его чертам лица той доброжелательности, которая свойственна горожанину и семьянину. Поздоровавшись, он заказал бокал пива и стал терпеливо ждать, что я скажу. После того, как он соединился с семьей, я пару раз приходил к нему в гости на семейные ужины. Нетрудно было увидеть, что жена и дети его любят и они вместе очень счастливы.

Несмотря на то что их пути с Отто на какое-то время сошлись, швейцарец был его полной противоположностью. Вот и на встречу он пришел с помятым лицом и легким запахом перегара. В отличие от немца-семьянина, Карл не терял времени, предаваясь радостям жизни, тратя деньги на пьяные загулы и бордели. Карл был уголовником по жизни и смотрел на окружающий его мир только с точки зрения вора и контрабандиста. В отличие от Вальтера, с которым я собирался работать и дальше, это был ненадежный и подлый человек, поэтому рано или поздно я собирался с ним расстаться.

– Парни, у меня для вас новость. Как ее воспримете – дело ваше. Я иду добровольцем в американскую армию.

Оба моих сообщника быстро переглянулись, а затем снова уставились на меня, пытаясь понять по выражению моего лица, что это босс такое говорит. Шутка? Или он это всерьез?

– Это прикрытие для нового дела. Если все у нас получится, то мы сможем заработать хорошие деньги.

Карл посмотрел на Отто, который спокойно прихлебывал пиво, словно этот разговор его совсем не касался. Тогда он решил уточнить:

– Это то, чем мы до этого занимались?

– Все подробности – на месте.

– У меня нет желания идти на войну. Я слышал, что гитлеровцы недавно надрали задницу как американцам, так и англичанам. Нам точно не придется стрелять, Алекс?

– Не смеши. Как я могу такое обещать?

– Мне все это не нравится. Ты как, Отто?

Тот оторвался от пива и с усмешкой посмотрел на швейцарца.

– Ты что, трусишь?

– Нет, но умирать в свои молодые годы не собираюсь. Мне и тут неплохо. Думаю, остальное вы уже обсудите без меня. Я пойду.

– Запомни на будущее: лишнее сболтнешь – убью.

– Запомню.

Я проводил его взглядом, потом повернулся к немцу:

– Ты как?

Тот пожал широкими плечами:

– Я с тобой, Алекс.

Глава 11

Спустя три недели мы с Вальтером уже числились рядовыми в транспортной роте 7-й американской армии. Чтобы не попасть рядовым на фронт, а именно в то подразделение, которое мне было надо, пришлось кое-кому заплатить неплохие деньги. Одним из них, которому я дал взятку, был капитан Алек Карпентер, который стал нашим командиром. Это был человеком с бледным худощавым лицом, тонкими бесцветными губами и колючими глазами. До войны он служил в материально-техническом управлении военно-воздушных сил США, но попался на воровстве, и чтобы избежать тюрьмы, ему пришлось дать согласие отправиться на войну. Под стать ему был сержант Питер Браннел, который достал свое собственное начальство постоянными доносами. От него решили избавиться, и в результате тот оказался в Европе. За несколько месяцев совместной службы мне ни разу не удалось увидеть сержанта в хорошем настроении. Он был постоянно раздражен и всем недоволен. Из солдат нашего взвода я больше всех сошелся с капралом, механиком Томасом Мазетти, американцем во втором поколении. Это был разбитной, веселый парень с густой шевелюрой.

Чуть позже мне стало известно, что послужило второй (и основной) причиной нашего зачисления в автороту. Знание немецкого языка. Когда нам устроили своеобразный экзамен, меня в свою очередь удивил Отто, показавший довольно неплохое знание английского языка. Он объяснил это тем, что Гамбург, его родной город, являлся международным портом, где швартовались корабли со всего мира, а так как по службе ему приходилось часто иметь с иностранными моряками, то поневоле научился говорить.

– И сколько лет ты работал в полиции? – спросил я его.

– Семнадцать. Также могу качественно ругаться еще на четырех языках, – добавил он со смешком.

Через пару дней нас с Вальтером вызвал капитан и представил лейтенанту Джефу Питерсу, который являлся заместителем командира роты и одновременно снабженцем. С первых слов капитана я понял, что это те люди, которые мне нужны.

– Парни, я думаю, вы не против немножко подзаработать, – начал свою речь капитан, при этом бросив на нас с Шульцем внимательный взгляд: как мы отреагируем на его слова.

– Нам интересно, – согласился с его словами я.

– Тогда у меня к вам будет деловое предложение. Дело в том, что у нас есть то, что очень интересно немцам, а вам, парни, нужно будет искать то, что будет интересно нам. Вы знаете немецкий язык, а значит, будете посредниками в нашем бизнесе. Каждый из вас, кто будет участвовать в сделке, получит десять процентов. Говорю сразу: это честно. С вами будет ездить сержант Браннел. Нам интересны золото, женские украшения, различные старинные вещи из золота и серебра. Сержант в свое время работал в ювелирном магазине и неплохо разбирается в подобных побрякушках. Вы свою задачу поняли?

– Да, сэр!

Со временем мы узнали подоплеку этого бизнеса. Как оказалось, у лейтенанта Питерса родной дядя, имея высокий чин, сейчас сидел в управлении снабжения продовольствием американской армии, и как оно бывает у снабженцев, накопил некоторые излишки, которые был готов поменять на золото и драгоценности. Так как сам заниматься этим из осторожности не стал, а вместо этого решил возложить торговые операции на своего племянника.

Следующие два с половиной месяца, вплоть до 9 мая 1945 года, мне пришлось заниматься противной и унизительной для меня работой, но так как это было нужно для дела, я исправно выполнял то, что от меня требовали. Единственным плюсом было полное освобождение от дежурств, что не замедлило вызвать неприязнь со стороны солдат нашей роты, на что мне было, собственно говоря, плевать.

Наша рота располагалась примерно в двадцати километрах от зоны оккупации советских войск. На границе зон находился небольшой немецкий городок, где организовался рынок, на котором торговали все, у кого был товар. Мы с сержантом Браннелом постоянно ездили туда для ведения торговых операций. Я был водителем и переводчиком, а сержант занимался непосредственно оценкой товара и торговлей.

Остановив «виллис» в тридцати метрах от городской площади, рядом с ратушей, я остался в машине сторожить привезенный нами товар для обмена, а сержант привычно ввинтился в круговорот из торговцев и покупателей, воришек, нищих, проституток и вездесущей детворы. Немцы на этот воскресный рынок съезжались со всех окрестностей, чтобы обменять то, что представляло хоть какую-то ценность, на продукты. Если русское командование ответственно подошло к жизни местного населения, наладив горячее питание, организовывая комитеты местного самоуправления и налаживая производство, американцев заботили лишь их собственные интересы, предоставив немцам выкручиваться самим. Задачи американской администрации ограничивались лишь соблюдением комендантского часа и патрулированием местности, да военная полиция время от времени устраивала облавы на мародеров и бандитов. Вот и сейчас на другой стороне площади находился грузовик, рядом с которым стояло трое военных полицейских в белых шлемах с надписью МР (Military Police). Все они были крупными, плечистыми парнями с квадратными подбородками. Еще четверо «белых касок» сейчас ходили по рынку в поисках продавцов вещей, которые являлись имуществом американской армии. Бензин, медикаменты, консервы – составляли самые лакомые позиции в местной торговле. За них немцы в основном расплачивались золотыми украшениями или ценными старинными вещами, которые передавались в семье из поколения в поколение. При этом военная полиция делала вид, что в упор не видит сделок сержанта Баннера. Наверно потому, что обычно перед самым отъездом (правда, не каждый раз) он благодарил сержанта Коннерса, который обычно возглавлял патруль военной полиции, двумя бутылками виски.

Помимо американской военной полиции здесь нередко можно было видеть патрули Советской армии и немцев, с белыми повязками на рукавах. Это были представители отряда местной самообороны, организованной советским комендантом.

Толпа шумела, галдела, спорила, ругалась. Из рук в руки переходили ручные часы, фонарики, фотоаппараты, одежда, обувь, консервы. Пожилая пара выложила перед собой на старой скатерти несколько фаянсовых фигурок и сервиз на шесть персон, рядом с ними стояла немка, торговавшая вышивкой, чуть подальше находился спекулянт, у которого на лотке лежало полтора десятка ручных часов. В данный момент он торговался с русским солдатом. В нескольких метрах от них два американских солдата, молодые парни, слушали музыкальную шкатулку, которую завел для них крепкий дедок с длинными седыми усами времен императора Вильгельма. При этом янки с радостным смехом тыкали пальцами в движущуюся фигурку балерины под испуганными взглядами старого немца, который явно боялся, что эти бравые парни из-за океана могут сломать его хрупкую вещь.

Облокотившись на капот машины, я лениво наблюдал за человеческим круговоротом, пока мое внимание не привлек молодой немец с жадным и наглым взглядом, который бросал на меня взгляды. Стоило ему увидеть, что я на него смотрю, как он откинул полу своего пиджака, и я увидел с изнанки торчащие из специальных карманов порнографические открытки. Когда я отрицательно покачал головой, он подошел ко мне и спросил по-американски:

– Кокаин? Девочки?

При этом качнул головой влево. Я невольно бросил взгляд в ту сторону и увидел двух молоденьких немок. Судя по их размалеванным лицам, они были профессионалками.

– Ничего не надо.

Сутенер пожал плечами, отвернулся и стал выглядывать новых клиентов, которые не заставили себя долго ждать. Это были три американских солдата, которые только что пришли и теперь вертели головами, бросая по сторонам любопытные взгляды. Сутенер подбежал к ним, что-то сказал, а потом показал на своих подопечных. Один из солдат довольно улыбнулся, хлопнул немца по плечу и отправился вместе с ним к проституткам. Я проследил за ним взглядом, а затем снова стал смотреть на двигающуюся на городской площади толпу людей. Спустя какое-то время из толпы вынырнул и подбежал ко мне мальчишка тринадцати лет. Худой и долговязый парень по имени Гельмут. С ним мы познакомились здесь, на рынке, месяца полтора назад, когда он предложил мне, смущаясь и мямля, в обмен на продукты… свою старшую сестру. Это сейчас здесь было какое-то подобие порядка, а в то время царил первозданный хаос, а сами немцы, привыкшие к порядку и организованности, напоминали овечье стадо, которое неожиданно осталось без пастухов. Вот и семейство часовщика Клауса Шранке, который сложил свою голову на Восточном фронте, оказалось в непонятном и диком для них мире. Хотя военные действия прошли мимо них, они слышали рев самолетов и выстрелы пушек, видели, как мимо их городка шли войска победителей Германии. Вместе с другими жителями городка они около недели прятались в лесу, а когда окончательно оголодали и вернулись, то увидели, что их дом разграблен. Их мать при виде постигшей их беды, которая еще раньше простудилась, слегла в горячке. После двух суток голодного сосуществования и боясь, что умрет мать, Аннель решилась продать свою невинность, но идти одна побоялась и взяла в качестве охраны младшего брата. Им просто повезло, что они наткнулись на меня. В тот день мы с сержантом впервые приехали на рынок в этот городок. Услышав, что предлагает мне худой долговязый паренек с голодными глазами, я бросил взгляд на его сестру, молоденькую, но уже довольно фигуристую немку. Мысль о том, что ей все равно кто-то раздвинет ноги, мешалась с пришедшим на ум вопросом: почему этим человеком буду не я? Вот только тут как бы сами собой всплыли слова Насти, сказанные мне напоследок: у нас будет ребенок. Алекс, ты кого хочешь мальчика или девочку? После этих слов, всплывших в памяти, мне невольно подумалось, что эта девушка тоже чья-то дочка. Я мысленно выругался. В той и этой жизни у меня не было обязательств ни перед кем, кроме самого себя, а теперь… мне придется считаться с моей женой. С Настей. Мои колебания окончательно оборвал подошедший Браннел, у которого, после короткой перепалки, отжал шесть банок консервированной колбасы и десять пачек сигарет, которые отдал мальчишке.

– Из своего процента отдашь, Алекс! – раздраженно буркнул мне сержант и снова отправился в поисках покупателей своего товара. Паренек сразу и не понял, что получил консервы и сигареты просто так, поэтому повернулся к молоденькой немке, стоявшей невдалеке, и позвал: – Аннель!

Лицо у подошедшей к нам девушки стало пунцовым. Она опустила глаза и часто-часто задышала.

– Успокойся, милая. Мне от тебя ничего не надо. Продукты ваши, так что можете идти домой.

Только после моих слов девушка подняла глаза, не зная, что сказать. Она явно была в растерянности, но брат уже все понял и радостно затараторил:

– Большое спасибо, господин солдат! Большое спасибо! Вы нам очень помогли! У меня сестра не такая! Она хорошая! Просто наша мать больна, и мы не знали, что делать!

– Бегите. Да с сигаретами не продешевите, – напоследок посоветовал ему я.

В следующее воскресенье мы встретились снова, и я узнал, что парень сменял шесть пачек сигарет на лекарство для матери, которой сразу стало легче, а сестре через пару дней удалось устроиться к русским солдатам на кухню. Я дал ему две банки консервов и шоколадку, и теперь, стоило мне появиться на рынке, как Гельмут обязательно меня находил.

– Привет, Алекс! – воскликнул он, а затем хлопнул своей чумазой ладошкой по моей ладони. – Как дела?!

– Привет, парень! Как сестра? Как мать?

– Неплохо.

– Держи, – и я достал из-под сиденья сверток, который протянул мальчишке.

– Спасибо, Алекс! Ты говорил со своим начальством насчет меня?!

Парень в прошлый раз попросил меня, чтобы я переговорил со своим командиром насчет того, чтобы ему вступить в американскую армию. Когда я спросил, откуда у него появилась такая дурацкая идея, то в ответ услышал, что он видел у русских своего сверстника в солдатской форме и с медалью на груди.

– Говорил, – соврал ему я, – но они и слышать не хотят о том, чтобы мальчишку взять в армию.

– Я уже достаточно взрослый, Алекс! Я могу за себя отвечать! Когда надо будет стрелять, я нажму на курок! Не сомневайся!

– Ты не забыл, что война закончилась, парень?

– Меня поэтому не хотят брать в армию?!

– И поэтому тоже.

– Ну и пусть! Я все равно отсюда уеду!

– Брось, Гельмут. Через пару лет здесь все наладится и вы будете жить, как прежде.

– Я хочу мир посмотреть! В Америку хочу!

Чтобы поменять надоевшую мне тему разговора, я спросил его:

– Как дела в сигаретном бизнесе?

– Да так себе, – недовольно протянул он. – За всю неделю только десять долларов и заработал.

Дело в том, что в их городок вернулся один из горожан, который исчез несколько месяцев тому назад. С собой он привез станочек для набивки сигарет и папиросную бумагу. Оставалось достать только табак, и для этого дела он подрядил несколько мальчишек, которые находили ему окурки. За сто пятьдесят окурков он давал мальчишкам пять долларов. Из них, по словам Гельмута, выходило двадцать сигарет, которыми сигаретный делец торговал поштучно на рынке. По словам парнишки, местный бизнесмен выручал за двадцать сигарет девять-десять долларов.

– Как с едой в семье?

– Сестра вчера вечером принесла полный котелок с гречневой кашей, политой маслом. Мы добавили в них банку твоих мясных консервов. Такая вкуснотища получилась! – паренек от приятных воспоминаний даже зажмурился. При этом у него была такая умильная физиономия, что я не смог удержаться и улыбнулся, но при виде подходившего к нам незнакомого мне старшего лейтенанта Советской армии насторожился. Сразу обратил внимание на его совершенно новую форму, при этом у него было лицо человека, который мало проводит времени на открытом воздухе.

«На кадрового не похож. Хотя кто его знает. Скорее всего, переводчик или мелкая шишка из СВА[3]3
  Советская военная администрация.


[Закрыть]. Из какого-нибудь технического отдела».

– Гельмут, здравствуй, – поздоровался русский офицер.

Паренек повернулся к нему и заулыбался:

– Господин офицер! Здравствуйте! Это мой приятель, Алекс.

– Староват он для твоего приятеля, Гельмут, – на хорошем немецком языке, при этом улыбаясь, сказал лейтенант, после чего представился. – Николай.

Я пожал протянутую руку:

– Алекс.

Мне было интересно поговорить с ним, вот только этого нам не дал сделать сержант, не вовремя вернувшийся. Он пришел с каким-то немцем. Покосившись на русского лейтенанта, буркнул:

– Алекс, надо с одним немцем поговорить.

– Николай, извините, дела. Гельмут, иди. Может, позже увидимся.

Немец оказался настоящей находкой для нашего бизнеса. Являясь владельцем антикварной лавки, герр Хорц сумел часть своего товара спрятать и теперь был готов обменять его на продукты. Мы сели в машину и поехали смотреть, что может предложить антиквар.

Этот день не отпечатался бы у меня в памяти, если бы не состоялась новая, а главное, совершенно неожиданная, встреча со старшим лейтенантом. В тот день Мазетти праздновал свой день рождения. Я тоже получил приглашение. Мы собрались в мастерской после отбоя и пропустили уже по паре стаканчиков, как в ночной тишине раздался рев двигателя грузовика, потом услышали громкий окрик часового, а следом прозвучал голос начальника караула. Когда поняли, что это приехало не высокое начальство с какой-нибудь инспекцией, то больше уже не обращали на них внимания, вот только нас все равно потревожили. В дверь ангара вдруг неожиданно застучали. Деваться было некуда и нам пришлось открыть ворота. На пороге показался злой капрал из второго взвода, который был начальником внутреннего караула. Ему было обещана выпивка за то, что он не будет нарушать наш покой.

– Парни, вам пять минут, чтобы свалить в казармы! Без разговоров!

– Погоди! А стол как же? – жалобно поинтересовался именинник. – Мы же не можем…

– Знать ничего не желаю! Живо исчезли! Если что – пеняйте на себя! Вы теперь сами по себе!

Капрал развернулся и исчез, оставив нас в полном недоумении. Будь какая-то инспекция из штаба, то он бы так и сказал, а тут непонятно что происходит. К тому же по лицу капрала было видно, что он всерьез встревожен.

– Том, извини…

С этими словами солдаты потянулись к выходу, так как никому не хотелось нарваться на неприятности на пустом месте. Мазетти был упрямым всегда, сколько я его знал. Вот и сейчас он стал хватать открытые консервные банки, заодно зацепив кольцо домашней колбасы, которую он неизвестно где достал. Я только открыл рот, чтобы извиниться и уйти, как услышал: