Текст книги "Идальго Иосиф"

Иосиф проснулся, почувствовав вдруг, что жены нет рядом. Он открыл глаза и увидев мелькнувшую в дверях ночную рубашку, тихо, «на цыпочках», пошел следом. Он видел, как рвало Мириам в уборной, как некрасиво раскорячившись, она извергала содержимое своего желудка, вытирая потрескавшиеся, распухшие губы ладонью; он видел, как липкий пот стекал по ее отекшему, серому, ставшему враз некрасивым лицу и… ему не было жалко.

Женщина, распластанная на полу среди собственных нечистот, была Иосифу чужой. И никакие уговоры, взывание к собственной совести, не помогали ему справиться с раздражением и брезгливостью, которую он только что почувствовал к ней.

Иосиф очень хотел ребенка. Несколько раз за три года совместной жизни им казалось, что вот она наступила, эта долгожданная беременность! Но все кончалось тем, чем кончалось: Мириам в очередной раз принимала желаемое за действительное. Последнюю неделю, видя состояние жены, ее попытки скрыть от всех, даже от него, свое плохое самочувствие – он ничего не спрашивал, боясь спугнуть, сглазить то, в чем он, почему-то, был уже совершенно уверен: Мириам наконец-то беременна! Иосиф по-прежнему очень хотел ребенка, но, с недавних пор, еще больше, чем он хотел его, он перестал желать ту, без которой, еще совсем недавно, не мыслил своей жизни.

Иосиф уже не смог больше заснуть: он думал о Маргарите, сравнивая ее с женщиной, метавшейся в беспокойном сне рядом с ним, на кровати. Он пытался прогнать прочь огромные, зеленые глаза на мраморном лице, на которые наплывало, как черная птица, пытающаяся закрыть в полете солнце, – распухшее, выпачканное потом и кровью лицо другой женщины – его жены.

«Это подло, – пробовал пристыдить себя Иосиф, – это твоя жена, твоя Мириам, больная от тебя твоим ребенком», – твердил он, понимая, что эта неприязнь, внезапно вспыхнувшая в нем помимо его желания и воли, заполняет его целиком, не оставляя места для сомнения и жалости.

Иосиф расхаживал из угла в угол по своему новому кабинету на первом этаже герцогского дворца. Работа, которую он поначалу намеревался сделать за несколько дней, потребовала гораздо больше времени. Если бы кто-то, еще две недели тому назад, сказал Иосифу, что то, что он обнаружит в бумагах герцога, напрямую коснется его жизненных интересов – он бы ни за что не поверил. Да что две недели – еще вчера, уже все практически закончив, проверив и подсчитав, он не увидел того, что сегодня, случайно обнаруженное, намертво переплело его судьбу с судьбой герцога Кельнского.

Да, герцога грабили, и это было, в общем-то, обычно для большинства владетельных и полуграмотных феодалов.

«Какая мне разница, – рассуждал Иосиф – в чьи карманы попадают деньги – в герцогские или его вороватых дворян? Меня это не касается. Герцог хочет знать правду и он ее узнает. Он мне доверился и я его не подведу, тем более, что это выгодно и для меня тоже».

И уже все подсчитав и записав, подготовив отчет для доклада герцогу, Иосиф, скорее из любопытства, нежели что-то заподозрив, выписал для себя перечень поместий и ленов, которые были отданы в заклад за последние несколько лет.

Перечень был довольно длинным и, где-то на середине, наткнувшись на знакомые названия, Иосифа обожгло страшное предчувствие. Он бросил все на столе, поехал домой, схватил в охапку векселя и закладные, купленные у Мальдиви, и стремглав помчался обратно во дворец. Предчувствие его не обмануло: он купил ветер и пыль, потратив на это большую часть своего состояния. У него были тоже подлинные бумаги, но выписанные позже, на уже заложенные поместья. А это означало, что ни один суд не признает их действительными. Иосиф купил то, что еще раньше уже было куплено другими. В первые минуты, еще не осознав значимость потери, Иосифа пронзила ярость.

«Неужели Мальдиви – старинный приятель, честное имя которого было известно всей Европе, оказался просто мошенником? Нет, что-то тут не так – слишком уж все просто и на поверхности, – пытался спокойно рассуждать Иосиф. – Ведь я с Бенвенутто тщательно проверил каждую бумагу – печати, подписи свидетелей – все было подлинным и на своих местах. С Бенвенутто… Значит, обманут не только я?»

«С Бенвенутто… – уже вслух повторил Иосиф, ловя «ниточку» какой-то ускользающей мысли. – Итальянец купил тоже на приличную сумму. Купил? А ты видел, как он платил Мальдиви деньги? Ты при этом присутствовал? – задал себе вопрос Иосиф. – Нет, не видел! – Он снова стал лихорадочно перебирать бумаги. – Вот, так и есть!» – злобно выкрикнул Иосиф, швырнув бумаги на стол.

На некоторых герцогских закладных – подлинных закладных – стояла свидетельская подпись Бенвенутто!

«Значит, Бенвенутто знал, что я покупаю фальшивки. Более того, он сам советовал взять именно эти закладные, как наиболее выгодные и перспективные. Значит – это Бенвенутто! И рассчитал он, в общем-то, верно: минимум пять – шесть лет должно пройти до того, как я смог бы воспользоваться этими бумагами. А за это время будет война, о которой все здесь твердят, и кто потом разберется: что подлинно, а что подделка? Все правильно рассчитал Бенвенутто – все, кроме того, что я получу доступ к герцогским бумагам; причем получу его очень быстро, настолько быстро, что в памяти моей не успеют стереться названия поместий и земель, купленных по его совету и с его подлой помощью. Сколько времени я не видел Бенвенутто? – подумал Иосиф. – Месяц, нет, полтора. Значит, он еще не должен знать, что герцог назначил меня своим Советником. Что ж, ты сам подписал себе приговор и ты умрешь, Бенвенутто, но не раньше, а только после того, как вернешь мне все, до последнего», – Иосиф рассуждал уже спокойно и трезво.

Ты забыл, Бенвенутто, что когда Назаретянин[13]13
  Назаретянин – одно из прозвищ, данных Иисусу Христу.


[Закрыть] проповедовал вам о всепрощении – меня не было рядом: зато я хорошо слышал, как говорил Авраам[14]14
  Авраам – праотец еврейского народа.


[Закрыть]: «око за око, зуб за зуб».

Иосиф снова вернулся к работе и стал переделывать то, что завтра должно быть показано герцогу. Иосиф решил, что Герхард должен увидеть и узнать все то, что увидел и узнал он сам, причем увидеть его, Иосифа, глазами.

«Чем яснее будет картина, чем больше конкретных имен, не взирая на титулы и положение, будет открыто герцогу, тем больше шансов у меня получить свои деньги обратно, – думал Иосиф. – Если только я не ошибся в герцоге, если он действительно способен на решительные поступки, – он будет мстить и карать, и полетит не только голова мелкой сошки Бенвенутто. Многим влиятельным дворянам придется ответить, и тогда мои бумаги станут единственно подлинными документами. Но сначала кое-что должна узнать от меня герцогиня. Только то, что сразу выдаст ее, если она замешана в этом», – решил Иосиф.

Но ни на следующий день, ни через неделю, Иосиф не пошел к герцогу. Всю ночь, меряя шагами свой кабинет, он думал, взвешивая все за и против. Слишком большой груз взвалил он на себя и надо было продумать все мелочи, все последствия и возможные неожиданности.

«Обязательно будет расследование; будут допросы и пытки. А что, если герцог предоставил в мое распоряжение не все бумаги? Что, если обвиненные мной бароны сумеют опровергнуть улики, или мои доводы покажутся герцогу неубедительными? – думал он. – Тогда конец мне и моей семье. Да что мне, озлобленные бароны вырежут всех нас. Господи! Помоги мне, Господи. Открой глаза мне, вразуми и укажи истинный путь. Молю тебя, Господи! Не только за себя прошу, но и справедливости ради», – молился Иосиф.

Так прошла ночь, а наутро, освежив лицо ледяной водой, Иосиф был уже в пути. Пользуясь своей новой, неограниченной по своим возможностям должностью, Иосиф решил посетить поместья и замки некоторых, замешанных в казнокрадстве, влиятельных дворян; увидеть своими глазами соляные копи и рудники. Он хотел убедиться, что герцогские земли и поместья его вассалов, добыча соли и производство металла – полумертвые на бумаге – существуют и здравствуют, наполняя золотом карманы заговорщиков. А то, что это не просто воровство, а хитроумный, хорошо спланированный заговор, Иосиф ощущал чутьем – никогда доселе ему не изменявшим.

Конрад фон Эдельсбах – ландгофмайстер, уже бывший управитель делами герцогства, встретил Иосифа спокойно, без внешних признаков удивления. Он не мог не понимать, что неожиданный визит не случаен, – но, кроме холодной, вежливой презрительности к нему – выскочке-еврею, уверенности в полной непогрешимости и безнаказанности, Иосиф не прочел ничего на лице Эдельсбаха. И эта уверенность не была просто бравадой.

Иосиф был поражен мощью стен огромного замка. Здесь все дышало силой и богатством. Замок – дворец, построенный на скале, окруженной глубоким рвом, хорошо охранялся: проехав только от внешних ворот, до внутреннего двора, где Иосифу пришлось спешиться, он насчитал не меньше двух сотен отлично вооруженных – рослых – один к одному – ландскнехтов. Казалось, что замок был совершенно неприступен, но, несмотря на это, готовился к осаде целой армией. У Иосифа засосало под ложечкой в тот момент, когда цепи подвесного моста заскрипели за его спиной, отрезав Иосифа от всего остального мира.

Фон Эдельсбах высокомерно улыбнулся, по-прежнему глядя на Иосифа холодно и настороженно.

– Чем обязан визиту Советника нашего достопочтимого герцога? – спросил он, жестом предлагая Иосифу садиться.

Иосиф, пропустив мимо ушей явную насмешку в голосе Эдельсбаха, как можно более дружелюбно (не забывая о поднятом мосте в замке бывшего ландгофмайстера), произнес:

– Без помощи и совета столь опытного и сведущего в делах человека, как господин Эдельсбах, я не смогу посоветовать его высочеству даже что лучше надеть в дождливую погоду.

– Ага! Значит, нашему Советнику самому понадобился советник? И, если я правильно понял, Иосиф бен Эзра (он шутливо поклонился) предлагает мне занять эту высокую должность при нем?

– Напротив, Иосиф бен Эзра, заняв не по своей воле, кстати, должность при герцоге, хочет освободить Вас от части утомительных и рутинных обязанностей, которые вы блестяще, до сих пор, выполняли при дворе, – неосторожно парировал Иосиф.

Эдельсбах, проглотив «комариный укус», по-прежнему спокойно, даже с некоторым интересом, смотрел на Иосифа.

– И что, ты примчался сюда специально, чтобы сообщить мне это? Где твоя пресловутая еврейская осторожность, Иосиф? Неужели ты подумал, что, если герцог, развлечения ради, приблизил тебя на время к себе – это может помешать мне оставить тебя здесь, в замке, в качестве вечного гостя? Или ты, не дай Бог, решил, что сможешь мне в чем-то помешать?

Эдельсбах говорил таким тоном, что Иосифу стало действительно страшно.

– Все гораздо проще, – самым миролюбивым тоном, на какой он только был способен – ответил Иосиф. – Я приехал сюда для того, чтобы лично сообщить о моем назначении: представиться, если угодно. Но кто-то меня уже опередил. Что-ж, слухи несутся быстрее самого резвого коня. А что касается того, чтобы остаться у вас «вечным гостем», то, думаю, что моя скромная и малоинтересная особа быстро наскучит вашей светлости.

– Знаешь, Иосиф, мы ведь хорошо понимаем друг друга: хорошо или плохо, но существующее положение дел сложилось годами и всех, я подчеркиваю – всех, устраивает. То, что ты, в строжайшей тайне, роешься в бумажках – ничего не изменит ни для кого, кроме тебя. Я даже не спрашиваю, что ты там «накопал», мне это совершенно безразлично. Но ты рискуешь оказаться маленьким зернышком между большими мельничными жерновами, которые разотрут тебя в пыль раньше, чем ты успеешь насладиться своей новой должностью.

– И что же мне в таком случае делать?

– Ничего. Ничего – в полном смысле этого слова. Лучше разочаровать герцога в своих талантах, чем настроить против себя влиятельных дворян. Герцог капризен – он очень скоро оставит тебя в покое, и ты снова сможешь заниматься своими еврейскими делами. В противном случае, как бы ты ни лавировал, за твою жизнь я не дал бы ни одного пфеннинга. Вот это и есть тот самый совет, в котором ты сегодня, можешь мне поверить, более всего нуждаешся. – Эдельсбах замолчал, с улыбкой глядя на Иосифа.

– Спасибо за совет, тем более, что это совпадает и с моими желаниями, – после продолжительной паузы ответил Иосиф.

Фон Эдельсбах безразлично пожал плечами.

– И с моими желаниями тоже – неожиданно раздался за спиной Иосифа знакомый голос.

Он обернулся: из темной ниши, прямо за его спиной, вышел Бенвенутто.

«Он слышал все! Эдельсбах позволил ему все слышать! Значит, я оказался прав: это не воровство – это заговор!» – лихорадочно пронеслось в голове у Иосифа Он быстро подавил в себе удивление и растерянность, отразившиеся на лице и, как можно более дружелюбно, поднялся навстречу Бенвенутто.

– Ну, вот и хорошо, – произнес Эдельсбах. – Надеюсь, мы обо всем договорились. Рад был увидеть у себя в гостях такого приятного и понятливого человека, как ты, Иосиф. И, если государственные дела не требуют твоего немедленного возвращения в Кельн, можешь остаться отобедать с нами. Бенвенутто проводит тебя. – Эдельсбах встал и быстро вышел в другую комнату. Бенвенутто и Иосиф остались вдвоем. Две улыбки, как две маски, застыли на их лицах. Они молча смотрели друг на друга – один, понимая, а другой только догадываясь, что на этой дороге им уже не разминуться.

Иосиф был впервые на женской половине дворца. Все, вплоть до самых мелочей, указывало на то, что здесь безраздельно правит женщина, обладающая отличным вкусом: картины и гобелены, мебель, светлая и изящная – были тщательно подобраны; мягкие арабские ковры устилали пол, гармонируя со всем остальным убранством. Это помещение, в равной степени, могло быть и кабинетом, и комнатой для любовных свиданий.

Иосиф, одетый в свое лучшее платье, тщательно причесанный и напомаженный с волнением ожидал приема. Герцогиня не заставила себя долго ждать: уже минут через десять – пятнадцать после того, как слуга доложил о приходе Иосифа, она быстро вошла в комнату и присела на изящный, французской работы диванчик, напротив кресла, в котором удобно расположился Иосиф.

– Итак, Иосиф, ты уже доложил нашему супругу результаты своей работы? – жестом прервав попытку Иосифа поприветствовать ее соответственно сану, – дружелюбно спросила Маргарита.

– Нет, ваше высочество, я собираюсь сделать это завтра.

– Да, значит мне выпала честь первой узнать о великих открытиях, сделанных для нас известным испанским банкиром?

Иосиф внимательно посмотрел на герцогиню, пытаясь понять – смеется ли она над ним, или просто пребывает в хорошем расположении духа. И, решив, что это все-таки издевка, ответил:

– Я вынужден вас разочаровать, герцогиня: я пришел доложить о скучной бухгалтерской работе, сделанной ничтожным кельнским евреем.

Маргарита, уловив нотки вызова в голосе Иосифа, слегка нахмурилась. – Я не хотела тебя обидеть, Иосиф.

– А я и не обиделся. Просто моему уху, здесь, в Германии, стало уже привычно слышать: – еврей Иосиф, или еврей из Толедо.

– А что в этом плохого? – с вызовом ответила Маргарита. – Мы ведь не обижаемся, когда говорят, например, баварец Вительсбах, или итальянец Бенвенутто.

– Вы не обижаетесь потому, что когда говорят баварец Вительсбах, имеют в виду страну, в которой человек родился, или живет, или которой правит. Но когда вы говорите: еврей из Толедо – это означает, в первую очередь, жалкий, проклятый и презренный, а потом уже, что он из Толедо.

Маргарита минуту раздумывала, взвешивая слова Иосифа.

– Что ж, может быть, ты и прав. – ответила она. – Но только разве не вы сами обрекли себя быть такими, предав и убив господа нашего Иисуса Христа?

Иосиф красноречиво пожал плечами:

– Это совершено не так, и я готов очень быстро Вам это доказать, но нам – под страхом смерти, запрещено вести религиозные споры.

– Оставь, Иосиф, это касается черни. Неужели ты боишься, что я отдам тебя на суд епископа?

– Нет, не боюсь, хотя бы потому, что тогда станет известно, что вы, герцогиня, унизились до религиозных разговоров с каким-то евреем. Кстати, не кажется ли вам, что, будучи уверенными в своей абсолютной правоте, вы, христиане, не должны избегать религиозных диспутов с иноверцами, а, наоборот, поощрять их, дабы обратить нехристей в истинную веру?

– Ну, скажем так: мы не нуждаемся в новообращенных из среды предателей Бога нашего.

– Но это противоречит принципам вашей христианской веры. Разве не сказал Иисус в Галилее: «Я должен нести благую весть о царствии Божьем народу Израиля, ибо я был послан для этого»?[15]15
  Евангелие от Луки 4.26.


[Закрыть]) И разве я, родившийся через тысячу пятьсот лет после прихода вашего Мессии, виноват в том, что принадлежу другой вере не по выбору, а по рождению своему? Разве виноват я, через тысячу пятьсот лет, что мои далекие предки не приняли и не признали Иисуса?

– Виноват, потому что сказано: «и ответят дети за грехи отцов своих до четвертого поколения…»[16]16
  Евангелие от Матвея


[Закрыть]

– Браво! – Иосиф улыбнулся – Верно! Но я уже двадцатое или двадцать пятое поколение, и на мне не должно быть проклятия предков моих!

– Но ведь предки твои отвергли Мессию не в невежестве своем, а сознательно, не желая слушать проповеди его. Он пришел к вам с миром, а вы отвергли и убили его! А этот грех не проститься и через тридцать поколений.

– Ваше высочество! У евреев, за более чем четырехтысячелетнюю историю, были довольно сложные отношения с Богом. Мои далекие предки были первыми на Земле, кто признал единого Бога, которого принимаете и вы сегодня, называя Богом Отцом. И этот Бог сделал нас своим, избранным народом. Бог не может ошибаться, а, значит, выбор его сознателен и не случаен. Ваша церковь чтит наших праотцов Авраама, Исаака и Иакова так же, как и наша синагога потому, что это пророки Бога единого, который был, есть и будет.

– Но вы предали Бога, не признав его сына!

– Конечно, нет! Если бы мы действительно предали Бога, разве не поступил бы он с нами так, как поступил в пустыне Синайской с теми из нас, кто поклонялся «золотому тельцу»[17]17
  Золотой телец – языческий символ Бога (нарицательное) – символ поклонения не Богу, а деньгам, земным удовольствиям.


[Закрыть], уничтожив тысячи из них? Разве не поступил бы он так, как поступил с городами Содом и Гоморра[18]18
  Содом и Гоморра – библейские города, уничтоженные Богом за грехи (мужеложество).


[Закрыть], обрушив на них «огонь и серу с небес»? Бог карает смертью тех, кто действительно предает его. Почему же тогда мы живем, почему наши жены рожают нам детей? Значит, это, без сомнения, угодно Богу!

– Он карает вас по-другому, не давая вам места на этой земле.

Иосиф укоризненно покачал головой: – Это карает не Бог, это делают люди.

– Ничего не делается на Земле без воли на то Всевышнего.

– Делается. Бог не вмешивается в мирские дела людей, позволяя им грешить, потому что только через грех лежит дорога к покаянию; потому что только через тернии лежит дорога к звездам. И то, что мы гонимы, не опровергает, а только подтверждает нашу избранность перед Богом.

– Значит, по-твоему, мы все, христиане, которых большинство, заблуждаемся, веруя в Христа Спасителя, а только вы – жалкая кучка евреев, истинно верующие?

– Конечно нет, ваше высочество! Я слишком ничтожен, чтобы не только утверждать, даже судить об этом. Только, мне кажется, что Богу не важно, как мы его называем и какие обряды совершаем во славу его. Важно, чтобы мысли и поступки наши были угодны ему. Вы не задумывались, почему при жизни Иисуса очень мало людей в Иудее и Галилее пошло за ним? И только после его смерти, апостолы понесли его учение язычникам в Рим и дальше, в Европу? Потому, что он оказался, простите, не убедителен там, где вера в единого Бога была крепка уже тысячи лет; потому, что во сто крат труднее переубедить, чем убедить. Так разве это наша вина? Даже если безусловно верить тому, что говорит ваша религия, то и убили Мессию не мы, а римляне – по ходатайству не евреев вообще, а нескольких членов Синедриона[19]19
  Синедрион – высший религиозный орган управления Иудеей тех времен.


[Закрыть] во главе с Каиафой[20]20
  Каиафа – иудейский первосвященник, председатель Синедриона – вместе с римским наместником Понтием Пилатом осудивший Иисуса Христа на смерть.


[Закрыть]. Но и тут не все просто: Иисус знал, что послан Всевышним в мир, чтобы искупить грехи людей и погибнуть за них. Значит, на то была воля Божья, и те, кто его не приняли и убили, были лишь исполнителями воли Господа. Свершилось то, что должно было свершиться. И вы гоните нас за то, что наши предки оказались орудием в руках Господа и, по сути, помогли человеку – Иисусу вознестись на небо и стать Богом – Христом?

Маргарита задумалась.

– Нет, Иосиф: ты сводишь общее к частностям, и то, что ты сейчас говоришь, лишь хитроумная игра слов. Вы сознательно отвергли Бога, несмотря на чудеса и доказательства, которые он вам являл. Вы до сих пор в тайне совершаете обряды, угодные не Богу, а дьяволу; и вы не просто убили Бога – вы надругались над ним.

– А это, простите, самая большая неправда! Наши, так называемые дьявольские обряды, – это церковные выдумки, предназначенные для оправдания погромов и убийств. Да и невозможно надругаться над Богом. Нельзя, потому что на солнце не может быть пятен. К великому не пристает грязь: даже сатане не удалось замарать имя Господа! Что же тогда говорить о нас – жалких и бренных? Да и по сути своей вера наша мало чем отличается от того, во что верите вы. Иисус сказал: «не нарушить закон пришел я, но исполнить». Он имел в виду законы Моисея, продиктованные Богом на горе Синайской. Значит те, кто преследуют нас, нарушают Закон и идут против бога своего Иисуса. Потому, что сказано: «Не убий!» Потому, что сказано: «Любите врагов своих, делайте добро проклинающим вас, благословляйте ненавидящих вас»[21]21
  Евангелие от Луки.


[Закрыть]. Значит, вы должны благословлять меня и любить, ваше высочество, тем более, что я не проклинаю вас, – с улыбкой сказал Иосиф.

– Ты интересный собеседник и удивительно хорошо знаешь нашу религию. Мы обязательно еще продолжим наш спор, а сейчас вернемся к делам суетным, – ответила Маргарита.

– Да, конечно, ваше высочество, простите, я немного увлекся.

– Тебе не за что просить прощение, Иосиф, – мягче, чем ей хотелось бы, возразила Маргарита.

Уже через несколько минут Иосиф понял, что герцогиня не имеет никакого отношения к заговору. Маргарита была, несомненно, более образованной, чем Герхард, но этого было совершенно недостаточно для того, чтобы хоть как-то контролировать финансовые дела, тем более, влиять на них. Она добросовестно пыталась экономить, пробовала изучать бумаги, иногда находя в них небольшие нарушения и несоответствия. Но это были мелочи, никак не отражающиеся на общем положении дел.

Маргарита была чиста, и это, почему-то, радовало Иосифа. Он не хотел и не мог признаться самому себе, насколько это было для него важно! Он просто хотел, чтобы эта грязь ее не коснулась, чтобы у него были развязаны руки. Иосифу, как никогда раньше, была нужна светлая голова и он не хотел и боялся думать о герцогине. Просто искал любой повод, чтобы увидеть ее, просто не переставал о ней думать, просто эти огромные, зеленые глаза стали небом его жизни, просто, просто, просто…