Текст книги "Наследники Борджиа"

Но в этот момент дверь комнаты за спиной кобры открылась. На пороге появился капитан Гарсиа. Джованна мимикой показала ему, мол, не подходи близко. Но выхватив из– за пояса кинжал с вензелем де Бор-джиа на рукоятке, де Армес со всей силы ударил им кобре в шею, в середину развернутого капюшона. Такой удар сходу убивал человека, как бывало уже не раз. И на какое-то время змея неподвижно растянулась на полу. Но только лишь Джованна пошевелилась, кобра снова поднялась, как стрела, выпушенная из боевого лука, и устремилась к герцогине.

Гарсиа бросился на помощь, но чуть-чуть опоздал. Опершись на хвост, кобра прыгнула на свою жертву. Ее челюсти раскрылись так широко, что брызги яда летели с ее клыков, образуя прозрачное бледное облачко.

Джованна ринулась в сторону.

Кобра промахнулась и плашмя распростерлась у ног герцогини. И тут дочь герцога де Борджиа решительно прыгнула змее на шею, прижав голову чудовища к полу. Тело кобры стало биться и извиваться вокруг ног Джованны. Призвав все свое мужество, Джованна терпела ее отвратительные объятия. Главное – не шелохнуться, не дать освободиться голове, повторяла она про себя как заклятье, тогда кобра снова нанесет смертельный удар. Воспользовавшись ситуацией, капитан де Армес подбежал к Джованне и, запустив руки в самую середину извивающегося клубка, старался нащупать горло змеи. Наконец он схватил-змею за шею и сжал ее обеими руками.

– Поймал, я поймал ее! – прохрипел он, и Джо-ванна наконец смогла отскочить в сторону. Гарсиа поднялся на ноги, изо всех сил сжимая руками шею змеи. Черный чешуйчатый хвост бился вокруг него. Сила кобры была ужасна, и капитан не мог удержать ее. Она постепенно высвобождала свою страшную клыкастую голову и выскальзывала из его рук.

– К столу, прижми ее к столу! – забыв о Тане, крикнула Джованна капитану.

С огромным трудом удерживая кобру, Гарсиа совершил несколько шагов к небольшому сголику у кровати и прижал голову змеи к краю его золоченой поверхности. Кобра сильно ударила хвостом. Изящные алебастровые вазы с изображениями лотосов, бронзовое полированное зеркало Клеопатры на ножках из слоновой кости, агатовые и яшмовые сосуды, стоявшие на столе, с грохотом повалились на пол.

Джованна молниеносно выхватила из амфоры бронзовый египетский меч и ударила им по чешуйчатому телу змеи. Но хребет кобры оказался очень мощным. Почувствовав боль, змея удвоила усилия. Холодная змеиная кровь заструилась со стола вниз. Напрягая все силы, герцогине пришлось распиливать мечом крепкую змеиную кость.

Наконец голова чудовища повисла на куске кожи. Но несмотря на это, клыки в его пасти то вставали, то опускались и беспрестанно сочились смертоносным ядом. Тварь забилась в предсмертных судорогах, извиваясь чудовищными кольцами, то сжимаясь в клубок, то разворачиваясь.

Схватив Джованну за плечи, Гарсиа оттащил ее подальше от мечущейся кобры.

– С тобой все в порядке? – спросил он встрево-женно, осматривая ее. – Нет ли яда на коже и глазах?

– Нет, нет, ничего, а ты? – ответила Джованна слегка заикаясь. Голос не слушался, ее колтил озноб. – Пифон на месте?

– Да, госпожа. С ним все в порядке.

– Слава Богу.

Чудовище совершило еще несколько отвратительных пируэтов на полу и наконец затихло, простершись по всей длине зала.

– Сдохла? – спросила, затаив дыхание, Джованна.

Вытащив шпагу из ножен, Гарсиа приблизился к лежащей неподвижно змее и проткнул ею хвост. Реакции не последовало.

– Сдохла, – с облегчением вздохнул он. Закрыв лицо руками, Джованна разрыдалась. Не смея прикоснуться к ней, капитан де Армес несколько мгновений смотрел на нее, затем обнял и прижал ее голову к своей груди.

– Что же вы наделали, госпожа? – тихо говорил он ей. – Что же вы наделали… Зачем вы отдали гелиотроп?.. Но ничего, де Ридфор дорого заплатит за все. Это он прислал нам «подарок». Я видел его прислужника в красной чалме, со всех ног удиравшего с галеры. Ничего, госпожа, успокойтесь. Сейчас я позову матросов, они уберут эту гадкую тварь. Снимут с нее шкуру, выпотрошат, нафаршируют пряностями и бананом, а потом… зажарят. А мы с вами откушаем на обед печеной кобры и запьем ее превосходным вином назло Ридфору. Пожалуй, это будет повкуснее, чем даже хвост крокодила, которым вас бывало потчевал в Лазурном замке Маршал де Аре. Успокойтесь, госпожа. Моя дорогая госпожа…

– Да, да, спасибо тебе… – Джованна по-детски, кулачками, вытирала слезы.

Гарсиа позвал матросов. По его приказу они унесли кобру и отдали ее повару.

В это время, глубоко вздохнув, Тана открыла глаза. Не поворачивая головы, она с удивлением осмотрела египетские рисунки на плафоне.

– Где я? – спросила она, приподнимаясь на локте. – Неужели дома? И что сейчас, день или ночь?

– Ты на моей галере, ты в безопасности. – Смертельно бледная от только что пережитого ужаса Джованна тем не менее сразу успокоилась и, смахнув последние слезы, подошла к девушке. – Как ты чувствуешь себя, Тана?

– Очень легко. Так легко, что кажется у меня выросли за спиной крылья, и я порхаю по небу. Госпожа, я так счастлива! Если бы вы знали, что они хотели сделать со мной! – Тана попыталась встать босыми ногами на пол, но Гарсиа не позволил ей:

– Тебе надо лежать, – строго остановил он ее. На самом деле он боялся, что ковры в комнате еще не успели поменять, и на них оставалось немало змеиного яда. Вставать на них босиком было бы весьма рискованно. – Я перенесу тебя в другую комнату. Госпожа, – обратился он к Джованне, – вам необходимо сменить одежду.

– А что случилось? – непонимающе оглянулась вокруг Тана.

– Ничего, ничего девочка. Просто мы промокли, – поспешила успокоить ее Джованна.

Гарсиа поднял Тану вместе с одеялом из перьев с постели и направился в соседнюю комнату, небольшой уютный будуар, убранный в древнеримском духе. Внезапно из-под стола выкатилась мертвая голова змеи с оскаленными клыками, которую еще не успели убрать. Тана взвизгнула.

– Это всего лишь украшение, – постаралась уверить девушку Джованна и, скрывая отвращение и страх, пнула голову чудовища носком сапога. Целый фонтан яда брызнул вверх, так что Джованна едва успела отдернуть обнаженные кисти рук.

Гарсиа стремительно вынес кричащую от ужаса Тану в другую комнату. Джованна последовала за ним, приказав матросам тщательно обследовать помещение, корзину с фруктами выбросить за борт – мало ли кто там еще притаился, дожидаясь удобного случая, – переменить все ковры и покрывала. Сама же она поспешила в «убежище Ганнибала», чтобы умыться и переодеться.

Как и говорил Гарсиа, черный пифон, по счастью, оказался цел и невредим. На время охранявший его матрос вышел из помещения вместе корзиной, пока госпожа переодевалась, а затем снова вернулся на место и занял свой пост. Джованна скатала свою одежду в куль и приказала матросам сжечь ее на берегу вместе с костюмом капитана де Армеса, который передаст им его чуть позже. Затем она вернулась в римский будуар.

Чтобы девушка поскорее забыла, что ей довелось увидеть, Гарсиа рассказывал Тане о своем путешествии в Америку. По лицу самого капитана, как обычно, бледному и невозмутимому, трудно было даже предположить, какую страшную борьбу за жизнь своей госпожи ему только что пришлось вести. Стены комнаты, обитые алым бархатом, пестрели жизнерадостными изображениями мифологических сцен: терракотовые амуры, стройные белокурые эфебы резвились среди цветов на берегу водоема с молодыми людьми в патрицианских хламидах, застегнутых камеями, и горделивыми девами в перламутровых пеплумах с золотыми поясами. Свод будуара подпирали две порфировые колонны. С потолка и со стен низко свисали горящие лампады. У окна, выходящего на палубу, длинными занавесями спускались с плафона пурпурные полотна, воспроизводящие штандарты легендарных легионов Цезаря. В глубине этой небольшой полукруглой залы в куще рассаженных в вазах тонколистых растений, полулежала мраморная нимфа. Из склоненной урны богиня тихонько лила струйку воды в небольшой бассейн перед ней. Вдоль стен комнаты тянулись мраморные древнеримские скамьи, покрытые подушками. Впереди нимфы стояло три глубоких кресла, затянутых розовым индийским шелком, вышитым цветами.

Уже одетая в прозрачную газовую тунику Тана сидела на среднем из них, кутаясь в свое страусовое одеяло. Когда Джованна вошла, она радостно потянулась к ней.

– Я, правда, думала, госпожа, когда открыла глаза, что оказалась в детстве, – радостно защебетала она, – у себя дома во дворце в Каире. Знаете, в стране, где я родилась, нет ни рассветов, ни сумерек. Ночь опускается внезапно, и иссиня-голубой день следует за днем золотым, когда все дремлет под палящими лучами раскаленного, как свинец, солнца. Я только что видела в мелькавших передо мной картинах в моем путешествии по волнам сна, как яркий свет падает с бледного неба на землю, истомленную жарой, а за стенами древнего сада вокруг разрушенного дворца, где когда-то жили мои предки, все еще цветут акации, мимозы и фараоновы смоковницы, совсем такие, как они запомнились мне с детства. А вдали, на горизонте встает высокая цепь Ливийских гор, розоватых с сапфировыми тенями… Как давно я не была дома, в Каире, – она тихонько всхлипнула. – Мне все так странно в этой северной стране! Здесь ночь такая же светлая, как день, а солнце светит тускло и совсем не греет…

– Тебе необходимо пока отдыхать, Тана, – ласково погладила египтянку по руке Джованна. – Здесь, на галере, ты можешь чувствовать себя спокойно. А у нас с Гарсиа очень много дел. Судя по сегодняшним событиям, – обратилась она к капитану, – нам нельзя больше откладывать выполнение приказа Маршала. Мы должны как можно скорее забрать Цветок Луны из монастыря. Ты проникнешь в крепость и предупредишь Виктора, чтобы он открыл нам ворота.

– Но как же вы пройдете, госпожа, через коридор смерти, не имея при себе гелиотропа? – тревожно усомнился Гарсиа. – Я выполню ваш приказ. Я смогу пройти в крепость и предупрежу свенов. Надеюсь, они никак не пострадают от осады и будут держаться осторожно, так как теперь нельзя рассчитывать на то, что Ридфор будет слушаться наших указаний о том, кого можно трогать в крепости, а кого нельзя. Виктор откроет ворота, я пройду. Но я не имею права притронуться к самому Ларцу. Чтобы ни происходило, я не смею оскорбить своим прикосновением честь рыцарей ордена Храма. Ларец должны взять вы…

– Да, ларец должна взять я. Это мой долг, мой обет, мой Laissage, – задумчиво произнесла Джован-на. – Вот задача… Ты не можешь прикоснуться, я не могу пройти через коридор смерти. Что же, отдавать ларец Командору Пустыни? Душу графини де Тулуз д'Аргонн, святой мученицы и любимой женщины Маршала отдать отступнику, предателю и убийце, чтобы он потешался с ней на досуге? Это немыслимо!

– Душу госпожи аббатиссы? – встрепенулась притихшая было Тана. – Вы знаете, госпожа, я принадлежу к древнему египетскому роду. Было время, когда мои предки царствовали над Египтом. Но турки-сельджуки, захватив Египет, убили их. А я и два моих старших брата чудом остались в живых. Мы бежали от мусульман с пожилой кормилицей-негритянкой. Долго скитались по городам и пустыням, нигде не находя пристанища, всюду гонимые и проклинаемые. Наконец уже полуживые от голода и усталости, мы пришли в город Птолемаиду, который стал тогда главным городом франков после Иерусалима. Нас приютили братья-храмовники в одном из своих госпиталей, а затем направили в монастырь святой Бер-нардины. Мы нашли спасение у франков и приняли их веру. Я выросла в монастыре святой Бернардины в Акре, и настоятельница монастыря, госпожа Али-нор, сама учила меня математике, астрономии, рисованию и поэзии.

Мои братья выросли и вступили в сирийскую пехоту ордена рыцарей Храма. Они храбро дрались за христианскую веру, и Маршал Храма Гильом де Аре не раз отличал их. Я подумала сейчас, госпожа, что сама судьба свела меня с вами, чтобы отплатить сполна за всю доброту, которую я знала от госпожи Алинор, и помочь ей вернуться к Маршалу. От своей кормилицы я слышала один древний египетский рецепт, его использовали при бальзамировании мумий… – Тана перешла на шепот. – Он может помочь вам, госпожа. Если позволите, я скажу…

– Говори, Тана, – разрешила ей герцогиня. Она почувствовала, что долгожданный выход из казалось бы безнадежной ситуации наконец нашелся. – Я слушаю тебя.

– В древние времена в долине Бибан-эль-Молюк у подножия Ливийских гор в величественных пирамидах погребали самых знаменитых и могущественных фараонов, правящих древним городом, который позднее назывался Фивами, а теперь зовется Каиром, – начала свой рассказ египтянка. – Для того, чтобы сохранить тела правителей нетленными на века, их обволакивали сплошным маслянистым покрытием, составленным из эссенций кедра, сандалового порошка, мирры и корицы, а затем оборачивали в тонкий льняной холст. Когда маска застывала, ее уже не могли взять ни проказа, ни слоновая болезнь, ни тлен, ни разрушение, ни могильные черви. Древние бальзамировщики умели побеждать смерть. И если вы, госпожа, последуете их рецепту, то сможете невредимой пройти в монастырь.

– Это хорошая мысль, – грустно улыбнулась, дослушав ее, Джованна. – Но где нам взять эссенции кедра, сандалового порошка, мирры и корицы здесь, на Белом озере, далеко на севере от тех стран, где растут такие травы и деревья?

– Моя кормилица до самой смерти заботилась обо мне, как мать, – нисколько не смущаясь ее вопросом, продолжала Тана. – Она мечтала, чтобы царский род не угас, и если ему не суждено продолжиться и властвовать в этой жизни, то пусть хотя бы в загробный мир ее маленькая принцесса отойдет как царица. Она сохранила для меня старинные эссенции. Они не выдыхаются и не портятся с годами, наоборот, становятся все действеннее. Как и завещала мне приемная матушка, я никогда не расставалась с ее наследством, и отправляясь с Ридфором сюда, взяла шкатулку фараонов с собой. Боясь, что он отнимет у меня мое сокровище, я закопала шкатулку под тремя серебристыми елями. Маршал Храма научил меня географии. Так что найти шкатулку легко. Я заметила, что если от шатра Ридфора смотреть на центр земли, туда, где находится Иерусалим, то на крайнем востоке, в стороне устья Ганга как раз и находится то самое место. И если бы господин капитан достал ту шкатулку, – Тана робко взглянула на Гарсиа, – то я согласилась бы приготовить для вас старинный бальзам. Ведь весь секрет состоит даже не в составляющих его частях, а в их пропорциях и времени обработки. Это величайшая из тайн, нигде и никогда не написанная. Ее передавали из уст в уста поколения бальзамировщиков своим сыновьям, отходя в мир иной, тихонько, на ушко, чтобы не услыхала даже птица. Кормилица, дочь одного из таких людей, открыла его мне. Ее отец умер рано, и у него не было сына. Он оставил свой секрет дочери. Теперь я знаю этот рецепт. Я помогу вам. Смерть не тронет вас, госпожа. Ей придется отступить перед верой и мудростью древних.

– Тана, ты – золото! – воскликнула, не сдерживая уже радости Джованна. – Ты умница, девочка моя! Ты понял, где располагается шкатулка? – спросила она у капитана. – Сегодня же заберешь ее! Спасибо тебе, Тана, – герцогиня с нежностью поцеловала девушку в лоб. – Сам Господь послал тебя мне на помощь.

– Я хочу помочь вам, чтобы помочь Маршалу и госпоже Алинор, – взволнованно ответила та. – Всей жизнью своей я обязана им.

Дверь в будуар приоткрылась, на пороге появился один из матросов. Гарсиа ненадолго вышел из комнаты, а вернувшись, нарочито громко возвестил:

– Кобра поджарилась, госпожа! Прикажете накрывать на стол?

– Пусть накрывают, – кивнула Джованна. – И пусть достанут из трюма лучшего вина. А запеченный хвост кобры и ее голову отошлем с приветом Ридфору, чтобы и он полакомился всласть, – распорядилась она. – Когда отправишься за шкатулкой, не забудь прихватить ему гостинец.

– Слушаю, госпожа, – с улыбкой поклонился Гарсиа. – Как бы наше мяско не встало Командору Пустыни поперек горла…

– Ничего, проглотит…

Из просторной китайской столовой, затянутой разноцветными шелками и уставленной множеством фарфоровых статуэток, доносился аромат сочного печеного мяса, обильно сдобренного пряностями и чесноком. Герцогиня де Борджиа пригласила египетскую царевну принять участие в трапезе. Глядя на куски нежного, рассыпчатого мяса, подаваемого на стол на старинных бронзовых и фарфоровых блюдах, невозможно было представить себе, что еще несколько часов назад вся эта вкуснятина представляла собой опаснейшее ядовитое чудовище. Все блюда обильно украшали благоухающие травы, ломтики зеленых дынь с розовой мякотью и гранаты с рубиновыми зернами. Матросы внесли в столовую широкогрудый стеклянный сосуд, поставленный в плетеную корзину. Внутри сосуда колыхалась янтарно-желтая жидкость.

– Я приказал достать из трюма амфору с пальмовым вином, подарок Маршала Храма, – сообщил Джованне Гарсиа. – По-моему, есть повод открыть ее сегодня.

По знаку капитана старший из матросов, прислуживавших за столом, откупорил амфору и зачерпнув металлической чашей на длинной ручке игристое вино, разлил его в стоявшие на краю стола фарфоровые кубки. Затем его помощники поднесли кубки герцогине, капитану и их юной гостье.

– Да, тайна изготовления любимого напитка фараонов была утрачена с началом христианской эры, – произнесла, любуясь древним напитком, Джованна. – Истлевший папирус, открывший дорогу к разгадке одной из шарад древности, случайно обнаружили в начале тринадцатого века Великий Магистр ордена Храма Рауль де Куси и несколько его храбрецов-рыцарей, в поисках добычи забравшиеся в древнюю гробницу. В ту пору армия франкских пилигримов направлялась из Птолемаиды к городу Дамиетта, располагавшемуся на правом берегу Нила. Они долго шли по бесплодной пустыне, где не было ни деревьев, ни растений, и наконец вступили в Долину Львов, некогда бывшую цветущим городом, а к тому времени уже представлявшую собой кладбище увядшей цивилизации. Все пространство

Долины между Нилом и красным озером Менсал, усеянным по берегам соляными пиками цвета зари, похожими на коралловые рифы, покрывали скрытые в тени пальмового леса руины древних построек, почти утонувшие в подступивших вплотную к обвалившимся берегам, затянутых водорослями и илом водах бесчисленных каналов. Армия пилигримов под предводительством французского короля Людовика Святого и его супруги Марго Прованской, сопровождавшей короля во всех его начинаниях, изможденная походом, остановилась в Долине на привал.

Шедшим как обычно в авангарде тамплиерам для отдыха досталось место на окраине города, от которой начиналась целая галерея древних гробниц, выстроенных ярусами.

Большинство захоронений было давно уже разграблено. Поэтому вход в них, всегда тщательно скрываемый египтянами, найти не составляло труда. Спустившись внутрь захоронений, Рауль де Куси, отличавшийся бесстрашием, и с десяток особо смелых и любопытных его братьев по ордену, обнаружили несколько безобразных мумий, пропитанных смолой и солью, окаменевших в отвратительных формах. Все они были выворочены из своих гробниц; от украшений, сопровождавших их некогда в последний путь, не осталось и следа. А вот несколько свитков папируса валялось посреди оскверненных залов, их гоняло ветром туда-сюда, и Великому Магистру де Куси пришлось собирать их по одному. Тогда он еще не знал,

что нашел рецепты божественных напитков, душистых и волнительных, как сама легенда о них. Там содержалось описание пальмового, финикового, зеленого вина, а также невиданного с тех давних пор вина фиалки. По приказу Магистра надписи на свитках восстановили и перевели. С тех пор в своем замке Сафед, недалеко от Птолемаиды, тамплиеры восстановили старинные способы создания напитков бога Солнца Амона-Ра и угощали ими только особо почетных гостей.

– Хотя я и родилась в Египте, я никогда не пробовала ничего подобного! – воскликнула Тана с восхищением, отведав пальмового вина. – А все, что раньше я слышала о нем, казалось мне только сказкой. О, это напиток для королей! В Лазурном замке его подают только Великому Магистру, Маршалу и Сенешалю Храма. Да и то в редких случаях. Обычно Маршал пьет виноградное финикийское.

– Признаться, я давненько так вкусно не обедал, – несколько саркастически заметил Гарсиа, принимаясь за мясо кобры, – а тем более с таким удовольствием. Давненько не был так голоден, благодаря Ридфору.

– Вы знаете, госпожа, я так счастлива, что нахожусь с вами, что мне хочется петь, – призналась Тана. Она оглянулась вокруг и увидев в углу столовой пятиструнную арфу, стоящую на резной подставке из розового дерева, выполненной в форме карликового дуба, поспешила к ней. – Я хочу спеть Вам одну из баллад Маршала. Если позволите, госпожа, – она робко взглянула на Джованну своими чудными лазоревыми глазами.

– Я с удовольствием послушаю, – поддержала ее герцогиня. – Я и сама люблю баллады трубадура Аквитании Гильома де Арса, ставшего Маршалом Храма. Что скажешь, Гарсиа?

– А я с удовольствием покушаю под музыку, – откликнулся тот, разделывая золотым ножичком кусок, искусно свернутый поваром в змеиный клубок.

Тана осторожно сняла арфу с подставки и усевшись на затянутый шелком диван, склонилась над инструментом. Ее быстрые пальцы нежно-оливкового цвета с точеными белыми ноготками заскользили по струнам. Лирический перезвон наполнил столовую, вырвался на палубу, заструился над волнами озера. Нежный хрустальный голосок царевны, старательно выводящий изящные французские слова, потянулся вслед за ним:

Влюбленные, вам прежде всех других,

Я про свои страдания поплачу:

От преданной подруги дней моих

Идти я должен прочь – нельзя иначе.

Иду туда, где претерплю мученья,

В ту землю, где сносил мученье Бог.

Там омрачит мне мысли огорченье,

Что от любимой Дамы я далек…

Герцогиня де Борджиа поднялась со своего кресла. Подошла к дивану, сняла со стены мандолину и, присев рядом с Таной, присоединила свой более низкий голос к пению наследницы фараонов:

Благой король, на чьем челе корона Наследная, готов громить врага И обломать поганые рога Безжалостным сатрапам Вавилона. Так воплоти мечту сегодня в явь И Рим в его надеждах не оставь; Христу во славу меч достань из ножен…

Легкий ветерок над озером подхватил парящую канцону и увлек ее за собой по горам и долам. Ее отзвуки донеслись и до усадьбы Белозерских князей, где истомленная бессонными ночами Ефросинья готовила травяной отвар для раненого мужа, и до осажденного Командором Пустыни Кириллова монастыря, отрезанного от всего света неумолимым коридором смерти. Князь Никита Ухтомский, задремавший у ложа своего брата, устроенного под иконами в Успенском соборе, рядом с ризницей, вздрогнул от резанувшей его по глазам яркой оранжевой вспышки.

Воспользовавшись передышкой, когда Жерар де Ридфор отвлекся, дабы избавиться от Посланца Маршала, защитники крепости, многие сутки проведшие без отдыха и сна, оставив часовых, соснули кто где был. В царящей вокруг тишине до Никиты долетел из дальнего далека тонкий женский голос, выводящий красивую мелодию под перезвон струн. А вскоре к нему присоединился второй. Услышав его, Никита подумал, что от перенапряжения последних дней он и сам заболел не легче Ибрагима. Бред, да и только… Голос Вассианы струился к нему из-за озера в какой-то странной незнакомой песне, тогда как сама она находилась в Москве, при князе Алексее Петровиче. Никита поднялся. Стараясь не потревожить Григория, сделал несколько шагов к выходу.

В этот момент в ризнице снова вспыхнул яркий оранжевый свет. Никита вернулся. Осторожно открыл дверь в ризницу. И здесь изумленному взгляду его предстало то, о чем сразу по прибытии в монастырь говорил ему отец Геласий и во что сам Никита никак не желал верить, – ларец Юсуфа ожил. Золотистые лепестки тюльпана на крышке ларца сами собой разомкнулись, изнутри вспыхнул насыщенный лиловый свет. Вся ризница наполнилась обволакивающим и пьянящим ароматом распускающейся сирени. Обольстительно фиолетовые, ярко-зеленые, темно-синие лучи света, принимающие очертания то гирлянд папируса или плюща, то веток орхидеи или акации, закружились по комнате. А из самого центра золотого цветка потянулось вверх прозрачное перламутровое облачко, постепенно принявшее очертания хрупкой женской фигуры в облекающих одеяниях с длинным шлейфом.

Звуки далекой песни становились все отчетливее, ветер подносил их все ближе и ближе к монастырю. Полупрозрачное видение, внезапно разгоревшееся словно изнутри ослепительным червонно-янтарным блеском, взволнованно потянулось навстречу песне. И задержав на мгновение печальный ониксовый взгляд на онемевшем от удивления русском принце, вылетело из ризницы, устремившись ввысь сияющим лучами шаром. Еще мгновение – и оно исчезло под сводами собора.

Оторопевший Никита поспешил выйти на улицу. Все строения монастыря окутывал черный леденящий дым, клочья пепла и тлена покрывали золото куполов, голые безлистые остовы деревьев и вымощенную камнем площадь перед собором.

Голос Вассианы тянул и тянул князя к себе. Безотчетно следуя за ним, Никита приблизился к крепостной стене и вдруг снова увидел перламутровое видение на самой верхушке Глухой башни, выходящей к озеру.

Протянув свои прозрачные руки-крылья, видение вытянулось вперед, туда где за черно-дымной стеной коридора смерти виднелась серо-голубая, чистая поверхность воды, и всем чутким существом своим вбирало в себя струящуюся музыку. Затем закрыло рукавами одеяний фарфорово-светлый лик, как-то ссутулилось и вновь распахнуло крылья. Даже снизу было видно, как несколько янтарных слезинок соскользнули с его лица.

– Гильом! Гильом! – донесся до Никиты полный отчаяния возглас.

Вот что грусть мою обманет: Знаю, верность он блюдет. Ветер сладостный нагрянет Из краев, где встречи ждет, Тот, который сердце манит… – полетел в безграничную даль живой и чистый голос Дамы.

Пусть ваша верность будет мне наградой, Приду я или не приду я вспять, И дай Господь мне честь не потерять Любовь хранить и не просить пощады…

Когда сокровенно-горький отклик тоски достиг из монастыря китайской столовой на галере герцогини де Борджиа, пение прекратилось. Джованна в растерянности опустила мандолину.

– Алинор! Госпожа Алинор! Это ее голос! Она услышала нас! – радостно закричала Тана и тут же осеклась, перейдя на шепот: – Она зовет нас…

Джованна молча вертела в руках статуэтку мудрой китайской птицы Цуй Да Чжуан, символизирующей мощь великих свершений и преодоление препятствий, затем сказала Гарсиа:

– Нам больше тянуть нельзя. Каждый потерянный час может стоить нам исполнения нашей цели. Скоро Ридфор поймет, что он не достиг желаемого, тогда он решится на новые посягательства. И кто знает, удастся ли нам в следующий раз упредить его. Кроме того, что еще опаснее, осознав, что мы раскрыли его истинные устремления, он может начать штурм. Тогда нам трудно уже будет вмешаться и изменить ход событий. Поэтому, Гарсиа, ты сразу же после обеда отправишься за шкатулкой Таны, а ночью, если теперь от стараний Ридфора еще можно разобрать, где день и где ночь, ты проберешься в монастырь и найдешь там Виктора. Утром по условному сигналу он должен открыть нам ворота монастыря. По какому сигналу – решим позднее. Сейчас главное – взять шкатулку и приготовить бальзам.

– Хорошо, – испанец отодвинул тарелку с остатками мяса, допил из кубка пальмовое вино и встал из-за стола. – Я готов, госпожа.

– Сеньор Гарсиа, – робко обратилась к нему Тана, – если нетрудно, поищите там моего ежика. Он, наверное, скучает без меня.

– Какого еще ежика? – недовольно поморщился капитан. – Там, сами знаете, царевна, всяких ежиков в избытке, – несколько двусмысленно усмехнулся он. – Которого желаете?

Но Тана не поняла его намеков.

– Моего ежика, Кикки, – продолжала настаивать она. – Вы только тихонько позовите его: «Кикки, Кикки» – и сделайте вот так, – она почмокала губами, изображая как животное лакает молоко с блюдца, – он сразу же прибежит.

– Придется сделать, Гарсиа, – улыбнулась на нее Джованна. – Зря, что ли, старался наш друг пи-фон, возвращая этого ежика к жизни? Да и я ему кое-чем обязана.

– Хорошо, сделаю, госпожа, – неохотно согласился Гарсиа, – хотя, признаться, и без ежиков у меня хватает заботы поважнее, чем лазить за ними по кустам.

– Не ворчи, – остановила его Джованна.

– Пожалуйста, не сердитесь на меня, сеньор капитан, – виновато потупилась Тана, – но ведь друзей не бросают, верно?

– Верно.

Чтобы не привлекать внимания Ридфора, без сомнения, наблюдавшего за судном, а также дабы не увеличивать и без того немалой опасности со стороны ассасинов, только и поджидающих удобного случая совершить новое нападение, Гарсиа предпочел добраться до берега вплавь. Своему помощнику, могучему эфиопу Чанга, он поручил как зеницу ока беречь черного пифона и неусыпно охранять остающихся на галере дам.

С собой испанский капитан прихватил мешок, в котором лежало завернутое в атласную тряпицу обещанное лакомство для Командора Пустыни – поджаренный хвост кобры и ее натертая солью голова с хищно разинутой бледно-желтой пастью. Ощерившись ядовитыми клыками, эта огромная головища, даже мертвая, производила оцепеняющее впечатление.

Достигнув берега, Гарсиа быстро оделся и направился разыскивать указанное Таной место, где хранилась шкатулка с бальзамами. Похоже, египтянка оказалась весьма старательной ученицей Маршала – найти клад не составило капитану труда. На пересечении двух координат, о которых говорила царевна, как раз три четверти восточнее Ганга и на четверть западнее Морокко, прямо против Полярной звезды, если смотреть на нее относительно Диоскуров, де Армес увидел три близко растущие пушистые ели, и под их густо переплетенными нижними ветвями обнаружил небольшой холмик рыхлой земли, старательно присыпанный уже увядшей травой. Сняв вместе с травой в.ерхний слой пересохшей земли, Гарсиа начал руками разгребать ямку и вскоре обнаружил внутри небольшую шкатулку. Он быстро извлек ее, отряхивая от земли.

На его руках изящное творение из слоновой кости, украшенное вырезанными из черного камня фигуркам колесниц, тельцов и скакунов, даже в закрытом состоянии благоухало настоянными нежными ароматами. Гарсиа достал из мешка атласный сверток с «останками» кобры, уложил шкатулку на самое дно, а подарок Ридфору уложил сверху. «Чтобы удобнее было дарить», – подумал он насмешливо про себя. И, замаскировав место находки, направился было уже к шатру Ридфора, как вдруг вспомнил про Тану и ее ежика.

Где искать зверька, капитан не имел понятия. Кругом высился густой лес, обильно поросший кустарником и дикими травами. Ежик мог убежать куда угодно. Даже не надеясь на удачу, Гарсиа осторожно приблизился к краю поляны, на которой стоял шатер Ридфора, и, наклонившись к зарослям малины, опутавшим внизу раскидистые темно – зеленые ветви елей, негромко позвал: «Кикки, Кикки!». И почмокал, как учила Тана. Через несколько мгновений из кустарника послышалось тихое шуршание и фырканье.