Текст книги "Змеиное гнездо"

– Удивительный обычай! – воскликнула Лилиас. – Никогда о нем не слышала.

– Согласна с вами, – сказала Майра. – Сейчас его здесь мало кто придерживается. Правда, я не говорю о прежних хозяевах этого дома. Они, вероятно, считали неразумным расставаться древними традициями. Люди очень разные, ведь верно? Роже утверждает, что легкая чудаковатость умиляет людей.

Пауль, видимо, очень гордился маленьким домом.

– Вы увидели его с открытыми дверями, – сказал он. – Как будто с настоящего дома сняли переднюю стену. Но ведь только так и можно разглядеть, что у него внутри, правда? Вы видите все сразу. Вы не знаете, как устроен обычный дом. А у этого дверей нет. Они как будто открыты настежь. Поэтому не важно, какая надпись сделана на двери этого дома. Когда вы пришли, вы не увидели большой дом, потому что он укрыт ползучими растениями. Я думаю, некоторым людям такое нравится. Голландцы говорят: «Божье око все видит». Почти все здесь понимают, что означают эти слова. Но дом спрятан в густой листве. И все равно это не помешает Богу все увидеть, разве не так? – Он подарил мне нечастую на его лице улыбку.

– Конечно, не помешает, – сказала я.

– Он вам понравился? – спросил он. – Я имею в виду маленький дом.

– Мне он кажется замечательным. Ничего подобного в жизни не видела.

Мои слова как будто удовлетворили его.

Затем мы вышли в сад. Он был огромным, но только на участке, прилежащем к дому, я увидела лужайки, клумбы и узкие дорожки; дальше властвовала природа, и это, конечно, должно было радовать мальчика в возрасте Пауля.

– Я думаю, пора возвращаться в дом, – предложила Майра. – Вы можете там заблудиться. Та часть сада ничем не лучше джунглей.

– До самого водопада, – пояснил Пауль. – Со мной вы не заблудитесь.

– Водопада? – переспросила я.

– Да, водопада в миниатюре, – сказала Майра. – Там течет ручей… пожалуй, даже речушка. Возможно один из притоков какой-то реки, находящейся далеко отсюда. Вода там скатывается с более высокого уровня – и получился небольшой водопад. Очень живописный.

Все оказалось так, как сказала Майра. Через речушку шириной около шести футов был переброшен шаткий деревянный мостик. Вода, низвергавшаяся каскадами откуда-то сверху, в самом деле придавала этому месту необычайную живописность.

Пауль искренне радовался нашим восторгам.

– А теперь пора домой, – распорядилась Майра.

– Давайте дойдем до рондавелей, – попросил Пауль. Он как будто обращался ко мне, поэтому я спросила:

– А что такое рондавели?

– Там живут слуги, – сказал Пауль.

– Что-то наподобие местных хижин, – сказала Майра. Они круглые и крыты пальмовыми листьями.

Мы дошли до лужайки и увидели эти хижины. Их было около двадцати. Целая негритянская деревня. На траве играли дети, возле одного рондавеля сидела старуха.

Майра остановилась – и мы вместе с нею.

– Напоминает небольшое поселение, – сказала Майра. – Они не могут все жить в доме. Их слишком много, и в европейском жилище им не нравится. Они любят жить по-своему.

Мальчуган в возрасте Пауля подбежал к нам, встал рядом с гостем и заулыбался. Пауль похлопал его по плечу.

– Это ведь Умгала? – спросила Майра.

– Да.

– Мальчик положил свою руку на руку Пауля. Наверно, так они приветствовали друг друга. Потом Пауль кивнул Умгале, а тот – Паулю. Этот ритуал происходил без единого слова.

– Пошли, Пауль, – позвала Майра, а для нас добавила: – Уверена, они не любят, когда мы вторгаемся в их жизнь.

Пауль послушно тронулся в обратный путь.

– Несчастный Умгала, – сказала Майра. – Он глухонемой. Его мать и отец работают здесь.

– Как же ты объясняешься с этим мальчиком? – спросила я.

– С помощью рук, – ответил он.

– Это нелегко.

Он кивнул.

– Его родители – хорошие работники, – сказала Майра. – Любан, его мать, работает в доме, а Джуба, отец, – в саду. Я все правильно говорю, Пауль?

– Да.

– Как ужасно быть таким от рождения, – сказала Лилиас.

– Верно, но выглядит он счастливым. И был рад приходу Пауля.

– Еще бы, у Пауля с ним настоящая дружба, так ведь?

– Да, – коротко ответил Пауль.

– Необычайно интересно, – проговорила Лилиас. Мы не спеша дошли до дома и очень скоро распрощались.

В школе Лилиас много говорила об увиденном и очень радовалась появлению нового ученика.

– Я подумать не могла, что не мистер Лестранж – отец мальчика, – сказала она. – Я слышала, как откровенничал с тобой мальчик.

– Роже всегда говорил о нем как о собственном сыне.

– Он и в самом деле его сын, только приемный.

– Но Роже создавал впечатление, что он настоящий отец. Он не мог прожить долго с первой женой. Тебе не показалось, что Майра чего-то боится?

– Ты ведь знаешь, что Майра всегда боялась даже собственной тени.

– Я хочу сказать, что у ее теперешнего страха есть особая причина.

– Она как будто и Пауля боится. Очень чувствительная особа.

– Будет интересно присмотреться к Паулю.

– Мне тоже. Уверена, и заниматься с ним будет интересно.

– Мне он показался твердым орешком. Такое впечатление, что он одержим каким-то мрачным наваждением.

– В связи с чем?

– Не знаю.

– Я уверена в одном – ты хорошо сделаешь, если выяснишь.

Вечером я написала Ниниану Грейнджеру. Рассказала, что Роже Лестранж оплатил нам каюту получше, но я скрыла это от Лилиас, чтобы она не чувствовала себя должницей в еще большей мере; так что я приняла этот подарок как свершившийся факт.

«Он поступил очень великодушно, – писала я, – и сказал мне об этом в самом конце нашего путешествия».

Я рассказала о школе и наших больших надеждах, связанных с нею. Писала, что Кимберли нам понравился, отношения с родителями учеников складываются хорошо, а дружба с Лестранжами позволяет легче переносить разлуку с домом.

«Я с удивлением узнала, что Роже Лестранж – не уроженец здешних мест. Он, видимо, приехал сюда из Англии несколько лет назад. Здесь женился и приобрел весьма примечательный дом… а вскоре его жена умерла. Она покинула этот мир совсем молодой. Мальчик оказался его приемным сыном. А мать мальчика умерла вскоре после женитьбы».

«Нужно сказать, нас ожидало множество сюрпризов, и мне не кажется, что они исчерпались. Мистер Лестранж, с которым мы завтракали сегодня, сказал, что в стране нарастает напряжение, правда, в Кимберли оно никак не ощущается…» пропускать мелочей, и, наверно, посещение Рибек-хауса привело меня в возбужденное состояние.

Я запечатала письмо, и отослала его на другой день.

Пауль начал ходить в нашу школу, и Лилиас была этому очень рада, как любого хорошего учителя, ее приводила в восторг возможность работать с живым и неглупым ребенком.

– Я хочу, чтобы у меня было побольше таких учеников, – сказала Лилиас, – я бы с удовольствием занялась с ним как следует. Но, насколько я понимаю, скоро он уедет.

Лилиас работала замечательно, мое учительство больше походило на синекуру, и я считала свой вклад совершенно незначительным.

Таких школ, как наша, в Англии было множество – в отрезанных от мира селеньях, где детей для большой школы явно не хватало и со всеми сразу зачастую занималась одна учительница. Все целиком зависело от нее. Если она оказывалась умелым человеком, хорошей была и школа.

Лилиас говорила, что в раннем детстве посещала подобное учебное заведение, а когда затем приехала учиться в школу-интернат, то обнаружила свое превосходство в знаниях над другими девочками, находившимися до того под опекой гувернанток.

– Как же мне хочется иметь большую школу с несколькими учителями и сотней учеников! Дай бог, со временем моя мечта все-таки сбудется.

Она предложила разделить жалованье на двоих, о я назвала ее идею абсурдной. Она делала гораздо больше моего. Я с самого начала была готова жить на свои деньги. Она не пожелала меня слушать и согласилась только на некоторое увеличение се доли. Правда заключалась в том, что она одна могла справиться со всей работой в школе.

Лилиас была счастлива, и я радовалась за нее. Она мечтала расширить школу. Но это, конечно, было делом будущего. Я более чем убедилась, что учительство – ее призвание, и поняла, как тяжко ей было заниматься домашними делами в доме отца. Джон Дейл разделял ее интерес к школе. Он по-прежнему то и дело заходил к нам. Чаще всего приносил с собой бутылку вина и какие-нибудь лакомства, и мы коротали вечер за беседой.

Однажды приведя Анну в школу, Грета Шрайнер замешкалась, и мы поняли, что она хочет поговорить с кем-нибудь из нас. Рядом оказалась я, и она спросила, нельзя ли будет забрать девочку через полчаса после закрытия школы. Время от времени то одна, то другая мать обращалась к нам с подобной просьбой, поскольку мы не разрешали малышам одним уходить домой. Я успокоила Грету.

После окончания занятий Лилиас ушла в город повидаться с родителями двух детей, которых они подумывали отдать в школу, поэтому я осталась с Анной наедине.

Мы сидели с нею у окна, поджидая Грету. Чтобы скоротать время, я попыталась заинтересовать девочку игрой, но не встретила отклика и потому обрадовалась, когда увидела Грету, спешащую к школе.

Анна спокойно пошла навстречу матери, я проводила ее до дверей.

– Спасибо вам, мисс Грей, – сказала Грета. – Вы так любезны. Надеюсь, я не слишком поздно.

– О нет, даже раньше, чем я ожидала. Ну, до свидания, Анна. Всего хорошего, миссис Шрайнер.

Не успела я вернуться в здание, как услышала цокот лошадиных копыт. Я подошла к окну. Во двор въезжал Роже Лестранж. Он натянул поводья, спрыгнул на землю и подошел к Грете Шрайнер. Судя по манере, в которой он разговаривал с нею и смеялся, а она реагировала на его слова, они были хорошо знакомы. Перед моим мысленным взором вдруг оказался дом в Эдинбурге, я увидела Китти, пересмеивающуюся на кухне с Хэмишем Воспером… а потом ту же Китти у конюшни в Лейкмире за болтовней с конюхами. Некоторые женщины напоминали мне Китти. Они расцветали в обществе мужчин. Похожей на Китти была и Зилла.

Я наблюдала за ними, наверно, минут пять. Роже перенес свое внимание на Анну. Внезапно он подхватил девочку и поднял ее над головой. Роже весело смеялся. Я гадала, что же сдержанная маленькая Анна подумает о такой фамильярности. Ее пуританин-отец едва ли позволял себе с дочерью такие вольности.

Роже опустил Анну на землю. Сунул руку в карман и вытащил, должно быть, монетку, которую и вложил в руку девочки.

Затем произошла и вовсе странная вещь. На двор, широко шагая, влетел Пит Шрайнер. Вероятно, он находился поблизости и все видел, ибо вырвал монетку из руки дочери и швырнул ее к ногам Роже.

Мне показалось, что на миг Грета, Роже и ребенок окаменели. Все молчали, никто не двигался; затем Пит Шрайнер схватил за локоть Грету и потащил ее прочь, Анна вцепилась в руку матери.

Роже взглянул на монетку, пожал плечами и пошел к школе, ведя за собой лошадь, которую затем привязал к столбу.

Когда я открыла дверь, он приветливо улыбался, и по лицу его нельзя было предположить, что он хоть в малой степени смущен разыгравшейся только что сценой, в которой он принимал непосредственное участие.

– Здравствуйте! Вы пришли нас проведать? – спросила я.

– Повидать вас, мисс Грей.

– Что-нибудь случилось? Пауль…

– Мне кажется, Паулю нравится в школе.

– Я нечаянно увидела то, что произошло только что на школьном дворе.

– О, этот набожный старый дурак! Он повел себя так потому, что я дал девочке монетку.

– Это случилось так неожиданно.

– Я думаю, он немного не в себе. Религиозный маньяк. Считает, что всех вокруг ждет адское пламя – всех, кроме него.

– Со стороны картина была очаровательная… вы проявили такое великодушие к девочке.

Он пожал плечами.

– Я сочувствую его бедняжке-жене.

– Пожалуй, не вы один. Мне почудилось, что ваше дружеское отношение доставило ей удовольствие.

– Я дружелюбный человек. Не могу передать, как я рад успехам вашей школы. А мисс Милн, конечно, отсутствует?

– Откуда вы знаете?

– Ха-ха! Дело в том, что миссис Гартон, с которой я знаком, вчера побывала у нас и говорила о своем намерении послать своих девочек в английскую школу. Я сказал ей, что это будет серьезным предприятием, если к тому же учесть события последнего времени, и пока она не приняла окончательного решения – почему бы ей не направить детей в местную школу, которая работает великолепно благодаря двум новоприбывшим молодым дамам. Я могу в этом поручиться, поскольку послал Туда Пауля. Дальше я ей сказал: «Вам стоило бы посоветоваться с мисс Милн, старшей учительницей.» «Завтра же это сделаю», – сказала она. «Осмелюсь предположить, что мисс Милн сама зайдет к вам по окончании занятий». Вот откуда я узнал, что застану вас одну.

Я почувствовала беспокойство. Несмотря на его любезность и очевидную готовность помочь, мне почему-то казались подозрительными мотивы его поступков.

– Я полагаю, вам будет интересно узнать, как продвигаются дела у Пауля, – сказала я. – По словам мисс Милн, он очень умный мальчик. Она хорошо разбирается в детях.

– Вы – тоже.

– На самом деле я здесь не слишком нужна. Мое учительство… только временное занятие.

– И вы приехали сюда, ибо хотели оказаться вдали от Англии?

– Поездка сюда показалась мне захватывающим приключением.

– И вас не слишком увлекала жизнь дома?

Он насмешливо посмотрел на меня. Что ему известно? Я не могла разгадать, что выражают его глаза. Мне показалось, что в них сквозит легкая насмешка. Я не понимала этого человека. Несмотря на льстивые слова и галантное поведение, я чувствовала – он поддразнивает меня и догадывается, что мой отъезд из Англии был вынужденным.

Я постаралась переменить тему разговора.

– Я с удивлением узнала, что Пауль – не ваш сын.

– Разве до сих пор вы не понимали этого?

– Но вы как будто говорили, что он – ваш сын. По крайней мере я так думала. Вы говорили о нем, как о…

– Он – мой приемный сын, но мне хотелось, чтобы он считал меня настоящим отцом. Женившись на его матери, я счел себя перед ним обязанным.

– Мне думается, он слишком хорошо помнит собственного отца, чтобы согласиться с заменой. Вы ведь знаете, дети – верные существа.

– Сейчас я это понимаю. – Улыбка у Роже получилась неодобрительная. – Но я намерен постараться.

– Будь он поменьше, – заметила я, – вам было бы легче. Он вполне мог забыть настоящего отца и с готовностью принять вас.

– Я знаю.

– Сколько лет было мальчику, когда умер его отец?

– Наверно, около пяти.

– Сейчас ведь девять? Иначе говоря – всего четыре года назад.

– Да, это случилось весьма неожиданно.

– И, должно быть, вы женились на его матери вскоре после печального события?

– Более года спустя… видимо, месяцев через восемнадцать.

– Я думаю, такие быстрые перемены оказались ему не по силам. Ему всего семь – и умирает его мать… а теперь, когда ему всего девять лет, у него и приемный отец и приемная мать. Представляю, как ему трудно приспособиться.

– Я не думал об этом в подобной перспективе. Мне кажется, Маргарет умерла давным-давно. Маргарет… о, она была такой милой и простой девушкой! Когда умер ее муж, она даже не умела сделать сама то, что необходимо в таких случаях. Я помог ей. Она осталась одна, и я пожалел ее. Мы поженились. А потом… она покинула нас.

– Она болела?

– После смерти мужа она пребывала в полной растерянности. Ей казалось, что она не в состоянии примириться с жизнью. Она из тех женщин, за которыми кто-то должен присматривать. Я делал все что мог. Но все равно она находилась в потрясенном состоянии. Она начала – только прошу вас никому об этом не говорить – понемногу выпивать… сначала. Мне кажется, она искала в спиртном утешение.

Я не подозревал, каким сильным стало это пристрастие. Она пила тайком, вы понимаете. Это подорвало ее здоровье, и однажды утром ее нашли…

– Нашли?

Он отвернулся, словно за тем, чтобы скрыть свои чувства. Взял мою руку и крепко сжал.

– Нашли внизу, у лестницы, – наконец вымолвил он. Я видела эту лестницу и поняла теперь, почему Пауль смотрел на нее, как завороженный.

– Она упала в пролет – продолжал Роже, – несчастный случай. Мне стало легче, когда выяснилось, что никому не известно о ее тайном пьянстве. Все сошлись на мысли, будто она зацепилась за ковер. Один из стержней, которым он крепился на ступеньках, совсем разболтался. Правда, упала она с самого верха. Сломала шею.

– Как это все ужасно! Вы были женаты совсем недолго. Бедный Пауль.

– Он очень переживал. Несчастье изменило его. Он стал мрачным, и немудрено – ведь мальчик потерял мать.

– Я понимаю его. А потом вы женились на Майре… тоже довольно скоро.

– Майра – очень приятная и благородная женщина. Она, пожалуй, напомнила мне Маргарет. – Помолчав немного, он заговорил снова: – Меня немного беспокоит Майра. Кажется, она грустит по дому. На ваш взгляд, она счастлива здесь?

Я не знала, что ответить. Он настаивал:

– Прошу вас, скажите мне правду.

– Она не кажется мне вполне счастливой. Такое впечатление, что она боится разочаровать вас.

– Разочаровать меня? Но каким образом?

– Она тихая и немного нервозная женщина, а вы…

– Ее противоположность?

– Да. А разве не так?

– Я надеялся, что ей доставит радость известная свобода. Ее мать немного напоминает Горгону, а в той деревне… одним словом, жизнь там едва ли можно назвать безудержно веселой!

– Можно допустить, что Майра не стремится к безудержному веселью.

– Я полагал, что, увезя Майру оттуда, сделаю ее счастливой. Диана – вы разрешите мне называть вас Дианой? Мисс Грей звучит так официально, а ведь мы с вами хорошие друзья, и нам предстоит видеться с вами довольно часто. Я хотел поговорить с вами о Майре. Может быть, вы сумеете ей помочь.

– Но разве это в моих силах?

– Я хочу, чтобы вы с нею почаще встречались. Приходите к нам. Ходите вместе по магазинам, словом, делайте вдвоем то, что так любят дамы. Подружитесь с нею. Поживите в нашем доме. Мисс Милн справится и без вас. У нее получится это и сегодня, и завтра. Я буду вам крайне признателен… если вы сблизитесь с Майрой. Вы из ее родных мест… вы уже подруги. Попытайтесь выяснить, что нужно чтобы сделать ее, наконец, счастливой.

Я не могла его понять. Глядела на него и думала – ведь мне всегда казалось, что он сам способен найти выход из любого положения. И вот он чуть ли не умоляет о помощи.

Я была заинтригована. Меня давно занимали мотивы человеческих поступков, причины, по которым люди действуют так, а не иначе, уловки для сокрытия людьми своих истинных намерений. Лилиас очень отличалась от меня практичностью, трезвым взглядом на жизнь. А Лестранжи давали много поводов для размышления: Пауль, лестница, поспешные женитьбы, загадочная смерть Маргарет. Школа вполне могла мне прискучить. То, чем жила Лилиас, не обязательно должно было устраивать меня, и я не собиралась, как она, целиком посвящать себя школе.

– Вы сделаете это для меня… для Майры? – спросил он.

– Я сделаю все, чтобы помочь Майре.

– О, вы сумеете. Я знаю. Майре нужна подруга. Вы нужны.

– Для дружбы требуются двое. Вполне возможно, Майра предпочитает жить по-своему.

– Но она уже ваш друг. Она светлеет лицом, предвкушая ваш визит. Прошу вас, Диана, почаще навещайте нас.

– Я постараюсь, конечно.

– Добейтесь от нее откровенности. Вы окажете ей огромную помощь.

И тут возвратилась Лилиас.

– Еще двое учеников! – закричала она. – О… мистер Лестранж.

– А я знаю, кто они, – сказал он, вставая и пожимая ей руку. – Это я предложил миссис Гартон повидаться с вами.

– Спасибо, вы очень любезны.

– Я рад, что встреча обернулась к взаимному удовлетворению, – продолжал он. – По правде сказать, я уже собирался откланяться. Надеюсь очень скоро увидеть вас обеих у нас в доме. Что если нам вместе позавтракать в следующее воскресенье? Ведь это же ваш свободный день?

– О да, и самый удобный, – сказала Лилиас. – Я с радостью приму ваше приглашение. А ты, Диана?

– Да, благодарю вас, с большим удовольствием. Когда Роже ушел, Лилиас спросила меня:

– Зачем он приходил? Ведь не для того же, чтобы пригласить нас к завтраку?

– Он тревожится о жене.

– Да?

– Ему кажется, она одинока. Скучает по Англии. Хочет, чтобы мы подружились. Похоже, он в самом деле заботится о Майре.

– Но разве не он женился на ней?

– Я обещала бывать у них почаще ради нее. Лилиас кивнула и сказала, что пора подумать об ужине. Это случилось после окончания занятий. Лилиас проверяла сочинения, написанные старшими учениками.

– Тема называлась «Самое важное событие в моей жизни», – заговорила она. – Я решила заставить поработать их воображение. Смотри, какие заглавия: «День, когда мама подарила мне Томаса, моего терьера», «Пикник с путешествием в фургонах». Но есть кое-что необычное. Сочинение Пауля. Он, этот мальчик, в самом деле прикоснулся к драматической стороне жизни. Его работа необычна. Возьми и почитай.

Я взяла тетрадь и увидела четкие округлые буквы. Вот что написал Пауль:

«Сокровище Кимберли.

Самое важное в моей жизни случилось не со мной, а с моим отцом, когда он открыл «Сокровище Кимберли». Так называется алмаз. Он весит восемьсот пятьдесят карат, и это очень много – чуть ли не больше, чем весит любой другой алмаз, найденный прежде. Мы очень радовались, когда это случилось, так как после его продажи должны были разбогатеть.

Я его видел. Он напоминал простой камень, но отец сказал, что это настоящий алмаз. Я видел, как его начали полировать и обрабатывать. Мама сказала тогда: «Ну, теперь все в порядке».

Другие завидовали нам, потому что все хотели найти большой алмаз и стать богатыми до конца жизни. Потом кто-то сказал, что нам не повезло: большие алмазы влекут за собой беду – такие были слова. Но мы не поверили. Мы думали, нам завидуют, потому что не они нашли «Сокровище Кимберли».

Мама сказала, что нужно продать алмаз и покончить с работой на руднике. Отец не соглашался и говорил, что на том участке должны быть и другие алмазы. Он хотел стать не просто богатым, а очень богатым. Он был уверен, что знает, где найти другой алмаз не хуже «Сокровища Кимберли». Он пошел его искать, и его убили в руднике. Так что о «Сокровище Кимберли» сказали правду. Алмаз принес беду.

Мама долго плакала. Ей был безразличен найденный алмаз. Зачем он нужен, если отец мертв? Но она не хотела продавать камень. Сказала, что хочет сохранить его у себя. Так и сделала.

Потом она вышла замуж за моего приемного отца, и он сказал, какой толк держать у себя алмаз и только смотреть на него. Алмазы – это богатая и удобная жизнь. Он продал алмаз, и мы переехали в Рибек-хаус. Беда не тронула приемного отца, ведь алмаз ему никогда не принадлежал. Он был маминым, поэтому беда пришла к ней. Приемный отец превратил алмаз в Рибек-хаус, а маму настигла беда, она упала с лестницы и умерла.

Вот почему день, когда мой отец нашел «Сокровище Кимберли», стал самым важным в моей жизни.»

Я выронила тетрадь из рук и ошеломленно уставилась на Лилиас.

– Совершенно поразительное сочинение!

– Я тоже так думаю. У мальчика богатое воображение, и он хорошо излагает свои вымыслы.

– Не думаю, что это вымысел. Так и было на самом деле.

– Ты считаешь это правдой?

– Я знаю, что мать Пауля вышла за Роже Лестринжа вскоре после смерти мужа и погибла, упав с лестницы.

– А вскоре после этой смерти он женился на Майре?

– Да. И что ты обо всем этом думаешь?

– Что мальчик обладает способностью к самовыражению.

– Ты написал интересное сочинение, Пауль, – сказала я.

Его глаза загорелись.

– Вам понравилось?

– Очень – про этот алмаз. В самом деле, такие переживания в семье, когда твой отец нашел его. Ты тогда был очень маленьким. Ты хорошо помнишь, как все было?

– Да. Когда такое случается, забыть невозможно. Самый маленький, и тот все узнает. Ведь все изменилось.

– Изменилось по сравнению с чем?

– С тем, что было прежде.

– И как стало?

– Очень хорошо. Правду говоря – лучше. Мы все были вместе – папа, мама и я. Все трое, а теперь никого нет.

– Такое иногда случается, Пауль.

– У вас есть мама?

– Была, она умерла.

– А как она умерла?

– Долго болела… а потом умерла, мы знали, что так будет.

– А ваш отец?

Я почувствовала, как все во мне сжалось.

– Он… тоже умер.

На некоторое время он замолчал. Молчала и я. Слишком много неприятных воспоминаний закружилось в мозгу.

– Говорили, что он приносит беду, – сказал он наконец.

– Кто?

– Алмаз. Алмазы могут приносить беду, если они большие. Я думаю, потому, что каждый хочет иметь большой алмаз. У родителей все было хорошо, пока не появился алмаз. Отцу нужно было продать его. А нам – уехать отсюда. Но он хотел найти еще, потому что уже нашел один. Он бы не умер, если бы не пошел искать другой алмаз. Он оставил алмаз маме. Так и получилось, что вместе с алмазом она получила беду.

– Ты все это выдумал, Пауль, и тебе это известно. Сами по себе алмазы не способны навлекать несчастья.

Он не поддавался.

– Алмаз был у мамы, она его хранила, и многие хотели его получить. Был еще человек, который хотел на ней жениться. Все из-за алмаза.

– Откуда ты это знаешь?

– Знаю – и все. А потом мама вышла замуж за него. Он получил алмаз, но продал его. И купил Рибек-хаус. Но алмаз принадлежал ей, поэтому… она умерла.

– Может быть, с ней что-то происходило перед смертью?

– Ничего не происходило.

– Скажи мне, Пауль, что, по-твоему, на самом деле убило ее?

– Она упала с лестницы. Она не болела. Почему вы думаете, что с нею что-то происходило?

Я, конечно, не могла сказать ему о роковом пристрастии его матери к вину.

– Если бы не алмаз, – продолжал Пауль, – приемный отец не женился бы на маме. Не было бы этого дома и лестницы в нем, с которой она упала. Все случилось из-за алмаза. – Мне показалось, что он вот-вот расплачется. – Именно поэтому самое главное в моей жизни – «Сокровище Кимберли».

– Ох, Пауль, – сказала я, – напрасно ты так думаешь. Алмаз не может никому причинить вреда.

– Он это сделал не сам по себе… а тем, что он значил для других.

– Как мог алмаз заставить твою маму упасть с лестницы?

– Я не говорю, что это сделал алмаз. Это мог сделать кто-то… из-за алмаза.

– Что-что?

– Я ничего не знаю. Но лучше бы мой отец никогда не находил этот алмаз. Лучше бы он находил только маленькие алмазы, которых вполне хватало бы нам для счастья.

– Пауль, ты должен прекратить размышлять об алмазе, – твердо сказала я. – Достаточно. Ничему не поможешь мыслями о том, что могло случиться. Постарайся уйти от прошлого. В твоей жизни немало хорошего. Мисс Милн считает, что ты делаешь в школе большие успехи.

Он с грустью посмотрел на меня, и в глазах его я словно бы прочитала: никто меня не понимает.

Я почувствовала, что обманула его доверие. Я вела себя трусливо, но не потому ли, что боялась услышать от него чересчур много?