Текст книги "Ловушка для птиц"

A.S.A.P.

…То, чего не сыщешь в залежах у подножия высокомерного IМac, – визитку с названием этой закусочной.

Вполне возможно, что она откликается и на рыгаловку, и на тошниловку, –  у Грунюшкина просто нюх на подобные заведения. Не псевдосоветские вроде «Толстого фраера» с соответствующим антуражем и нехилым ценником, а вот такие – затерявшиеся во времени. Никакого тебе вай-фая. И плазмы диагональю в полтора метра не наблюдается. И кофемашины тоже, хотя в закусочной здорово пахнет кофе. Запах – единственный инородный элемент, все остальное – почти как в детстве Брагина, пришедшемся на конец восьмидесятых: несколько столов, покрытых не самыми свежими клетчатыми скатертями. И любой из столов – какой ни возьми – обязательно будет покачиваться. Пока не подложишь под охромевшую ногу вдесятеро сложенную салфетку.

Этим и занимался Грунюшкин, когда Брагин вошел в заведение со странным названием «ЧАБАНЫ»; наверное, речь идет о тех, кто пасет скот на горных пастбищах. Под прикрытием пастушьих собак (не путать с ездовыми).

Впрочем, собак в «Чабанах» не наблюдалось, зато имелся кот, вопреки всем санитарным нормам развалившийся прямо на стойке. Кот был черный, крупный – как раз такой, о котором Брагин и мечтал. Но так и не смог завести по не зависящим от него обстоятельствам. Сначала – был слишком молод и руки не доходили, а потом женился, остепенился – и вроде бы самое время, но…

У Кати аллергия на кошачью шерсть.

Так что доживать придется без кота.

Грунюшкин, справившийся наконец с ножкой стола, поднял лохматую голову и приветственно помахал Брагину.

– Ну, что за срочность? – вместо приветствия спросил Брагин, плюхаясь на стул напротив приятеля.

– Кофе или чай? Чай, между прочим, марокканский.

– Угу. А нарды выдают?

– Особо одаренным.

– Что случилось-то?

– Случилось.

Еще на выходе из «Йоа и ездовых собак» Брагин получил от Грунюшкина эсэмэску с одним коротким словом – «asap». Чертов асап (что в английском варианте означало «as soon as possible», а в русском соответственно – «как можно скорее» или «при первой возможности) периодически всплывал в телефоне Брагина. Но это вовсе не означало, что нужно срочно бежать куда-то и тушить огонь керосином. Как киношник со стажем, Грунюшкин был склонен к художественным преувеличениям, и за asap могло сойти все, что угодно. Крах очередных отношений Грунюшкина с очередной старлеткой/хлопушкой/гримершей. Или обсуждение ближайших выходных – хорошо бы навалиться как следует и поприбивать-таки полки в новой Лёхиной квартире. Семидесятиметровой, с панорамными окнами и видом на Петровский остров, Крестовский остров, а также парки, речушки и пруды. Квартира в элитном жилом комплексе «Леонтьевский мыс» была куплена за бешеные миллионы больше года назад, но коробки со скарбом все еще стоят нераспакованные. И старлеток с хлопушками Грунюшкин к себе не приглашает, потому что дом – это святое, и не фиг всяким шлюхам письки в нем полоскать.

Все-таки Лёха – страшно циничный человек.

А вместо гипотетического прибивания полок можно сосредоточиться на сезонных видах спорта, футболе или хоккее, вот только Брагин с Грунюшкиным не болельщики. Да и выходных у них почти не бывает.

Ненормированный рабочий день.

И сейчас был рабочий день, самая его середина, а у Брагина и половины не сделано из запланированного. Но асап есть асап.

Сразу же после сброшенной эсэмэски Грунюшкин перезвонил:

– Ты где сейчас географически?

– На Правды.

– Там и оставайся.

– Времени у меня немного.

– У меня тоже, – успокоил следователя Грунюшкин. – В полчаса уложимся. Ну, или в сорок минут при самом неудачном раскладе.

После этого Грунюшкин дал наводку на «Чабанов», клятвенно заверив, что будет там даже раньше Брагина. Поскольку сам находится в центре, а дело не терпит отлагательств.

И вот теперь он сидит напротив Сергея Валентиновича с заговорщицким видом, но для начала предлагает выбрать: кофе или чай.

– Кофе здесь варят по-турецки. На песке. Аутентично, но ждать придется минут двадцать, – сказал Грунюшкин.

– А чай?

– Тоже аутентично, только быстрее.

– Тогда чай. – Брагин, которому до смерти хотелось кофе, вздохнул. – Ну, выкладывай. Чего еще стряслось. Консультация налоговика нужна? Дэпээсники подрезали?

– Перепрофилируюсь, Серёга.

– Не понял?

– Меняю мелодраму на психологический детектив. Так звезды встали. Телевизионные в том числе.

– Ну, а я при чем?

– При мне. Вернее, при нашей производящей компании. Мы – люди в вашей профессии малоискушенные. Нахватались чего-то там по верхам, – ну, так в бабских слезоточивых историях больше и не нужно. А теперь на дурик не прокатит. Специалист требуется. Консультант. Отслеживать материалы на достоверность изложения. Ну и вообще… Держать в узде кинофантазии, чтобы потом зрители нас в наше же говно не тыкали. Зрители, они такие. Никого не прощают, уроды. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Пойдешь консультантом?

– Нет. У меня своей работы по горло.

Грунюшкин, казалось, не слышал Брагина. Или – отказа Брагина, так будет точнее. Он вообще не воспринимал слово «нет», если это слово было обращено к нему. Такая вот аберрация слуха, присущая конченым эгоистам.

– Смотри. Упоминание в титрах – раз. Опять же – приработок. В принципе по ставке, не бог весть какой, но тут уж я постараюсь.

– Да мне своей зарплаты хватает, – соврал Брагин.

И Грунюшкин тотчас же поймал его на вранье.

– При ваших текущих расходах… Меня-то не лечи.

– Давай не будем об этом.

– Хорошо, не будем. Но в принципе… Можешь даже сняться при желании.

– Это как?

– Как Хичкок. – Лёха растянул рот в улыбке, показывая идеально ровные, ослепительно-белые и совершенно невозможные для гиблого болотистого Питера зубы. – Камео. Слыхал?

– Нет.

– Камео – это когда ты появляешься на экране в роли самого себя.

– Не хватало еще!

Брагин едва не поперхнулся только что принесенным чаем – слишком мятным, слишком сладким; поданным в слишком маленьком стеклянном стаканчике, почти рюмке.

– Ну… Не хочешь самого себя изображать – можешь изобразить жертву. Или преступника. Это тебе даже больше подойдет. Майкл Карлеоне, а? В его русской ипостаси. – Тут Грунюшкин нагнулся к Брагину и театральным голосом произнес: – Вы оскорбляете мой разум.

– Вот именно. – Брагин рассмеялся.

– Нет, ну я что-то такое подозревал. Исходя из твоего говенного характера. Если упрешься рогом – хрен тебя сдвинешь.

– Могу подобрать тебе подходящую кандидатуру из наших. Желающие найдутся.

– Это я и сам могу. Просто сунулся к тебе, своему лучшему другу, с правом первой ночи… Зря, думаешь?

– Угу.

– Ну, а разовый вариант?

– Разовый?

– Помощь в отдельных случаях. Пробежаться по тексту, указать на конкретную лажу. Кое-что подправить, если материал вопиет… Такое возможно?

– Такое – да, – сдался наконец Брагин.

– Хе-хе. С паршивой овцы – хоть шерсти клок.

Грунюшкин отогнул рукав свитера, бросил быстрый взгляд на часы и нахмурился. И взгляд этот не остался незамеченным.

– Пора? – спросил Брагин.

– Так мы договорились?

– В общих чертах.

– Ага. А может, ты еще пару историй подгонишь? Из своей, так сказать, практики?

– Почему же «так сказать»? Практика самая настоящая.

Брагин поморщился. Но обида получилась короткой, на три секунды, не дольше. Обижаться на Грунюшкина – все равно что обижаться на бесснежный слякотный декабрь или лежащее на голове небо. Стихия-с. Ничего с ней не поделаешь, а недовольные всегда могут пройти с вещами на выход – в сторону Доминиканы.

Вот и Грунюшкин – стихия.

– Что-нибудь интересное есть? Убийство десяти негритят в Восточном экспрессе в режиме реального времени? Не?..

Убийство в автобусе № 191 будет покруче любого Восточного экспресса, а ни одной удобоваримой версии пока не сложилось.

– Не с нашим еврейским счастьем такие сюжеты. – Брагин попытался придать своему голосу простодушную беспечность. – Все больше бытовуха. Поножовщина и прочие… тяжкие телесные споры хозяйствующих субъектов.

– Рутина, короче.

– Именно.

– Сколько лет тебя знаю, а ничего не меняется.

Грунюшкин скроил скорбную физиономию, но тут же улыбнулся во весь свой безупречный фарфоро-фаянсовый фасад. И улыбка эта предназначалась вовсе не Брагину, а тому, кто возник у него за его спиной.

– Опаздываешь, – проворчал Грунюшкин, но прозвучало это не укоризненно, а как-то весело и даже восхищенно. Как будто Лёха уже не надеялся на появление человека, а он взял и появился.

Человеком этим оказалась девушка. И не просто девушка, а… Элка Гусарова. Самая большая любовь брагинской юности, единственная. Умом Брагин понимал, что быть такого не может, а вот поди ж ты – Элка стояла перед ним и никуда не собиралась исчезать.

– Дыру протрешь, – шепнул Брагину Грунюшкин.

– Ага. – Брагин и хотел бы отвести взгляд, но он все не отводился.

– Есть у тебя еще минут пятнадцать?

– Ага, – совсем уже на автопилоте подтвердил Сергей Валентинович.

– Тогда имеет смысл познакомиться.

– Ага.

– Это Дарья Ратманова, наш сценарист. Очень талантливая девушка. Многообещающая… во всех смыслах. А это – Сергей Валентинович Брагин. Гений сыска. Профессионал высочайшего класса. Возможно, придется немного поработать вместе. Никто не против?

Ну, конечно, это была не Элка. Хотя внешнее сходство поражало. И теперь, глядя на Дарью Ратманову, Брагин вдруг подумал: а как он вообще мог влюбиться в Элку? Ну да. Славная мордашка, ямочки на щеках, пухлые губы, вьющиеся волосы и умопомрачительная фигура – от Элки Гусаровой за версту веяло какой-то наивной и при этом – совершенно деморализующей сексуальностью. Или это Брагин был так наивен?

Одно не исключает другого.

Воздушно-капельная Элка отлично знала, чего хочет: как о страшном сне забыть о Гепатитах, удачно выйти замуж, желательно – за иностранца, желательно – состоятельного, а за неимением иностранца и русский сойдет. Но к изначально пораженному в правах русскому и требования предъявлялись несколько другие. Не просто состоятельный, а олигарх. Или банкир, или управленец высшего звена; в конце концов, и ямочки, и кудряшки стоят денег, не говоря уже об умопомрачительной фигуре. В результате всё у Элки Гусаровой получилось – и заграница, и муж-итальянец. Не будь его, нашелся бы и банкир, так что Брагину с его Бармалеевой, неработающей голландкой и предложением руки и сердца ничего особо не светило. Сергей Валентинович по тем временам мог предложить ей только город получше и квартиру получше, но отнюдь не кардинально лучшую жизнь. А тяга Элки к этой лучшей жизни была всепоглощающей, и из капкана, куда загнали ее обстоятельства, она вырывалась отчаянно. Могла бы и лапу себе отгрызть в свободолюбивом порыве, как какое-нибудь животное вроде лисицы.

Дарья Ратманова была свободна по определению. И ей совершенно не нужно было вытравливать из себя Гепатиты или остров Диксон, или Саратов с Энгельсом. Остров Диксон даже предпочтительнее, чем все остальное, – такой себе факт биографии. Простуженной, хрипловатой. Настоящей, а не подсмотренной в интернете, на сайте «Проза.ру». И ямочка у Дарьи была одна – против двух Элкиных: на правой щеке. А глаза – теплые, светло-карие, с янтарными точками. Цвет же Элкиных глаз Брагин позабыл напрочь.

Как оказалось.

Дарья Ратманова сняла полупальто, неуловимо похожее на морской бушлат, и бросила его на подоконник (Брагин и Грунюшкин сидели за столом возле широкого и низкого окна). Туда же полетел простенький тканевый рюкзак. А потом девушка устроилась напротив Брагина и принялась бесцеремонно разглядывать его.

– Кофе здесь варят по-турецки. На песке. Аутентично, но ждать придется минут двадцать. – Грунюшкин слово в слово повторил фразу, сказанную Брагину. – И есть чай. Тоже аутентично, только быстрее.

– Тогда кофе.

Дарья улыбнулась, и Брагин снова увидел одинокую ямочку у нее на щеке.

И понял, что пропал. В одну секунду.

Это не было уколом в сердце, это вообще никак не касалось сердца, хотя Брагин предпочел бы, чтобы касалось. И правда, почему не вытащить этот несчастный орган на свет божий? А потом призвать дюжину хороших футболистов во главе с Месси и Криштиану Роналду, и чтобы Серхио Рамос в защите, а Буффон на воротах. И пусть пинают брагинское сердце бутсами и гонят его в штрафную площадку, раз за разом создавая голевые моменты.

А Буффон молодец, как ни крути, – вытаскивает самые безнадежные сердца.

Интересно, любит ли Дарья Ратманова футбол? Хотя бы в формате мундиаля? Брагин цепляется за эту нехитрую мысль, за этот вопрос, который никогда не задаст. Лишь бы не думать о бетонной плите, обрушившейся на него.

Так и есть.

Это не укол в сердце, это – бетонная плита.

Его давнее чувство к Элке Гусаровой, вспыхнувшее, как лесной июльский пожар в Калифорнии (при всей его безнадежности), не было таким уж безнадежным.

Оно было правильным.

Тогда молодой парень Сергей Брагин взял и влюбился в юную красотку Элку, потому что парни всегда влюбляются в девушек. И страшно хотел затащить ее в постель, потому что все парни этого хотят. И хотел жениться на ней, такое тоже случается – и весьма часто. Ничто не стояло между ними, никаких отягчающих обстоятельств.

Сколько лет Дарье Ратмановой?

Брагин вечно путается в женском возрасте, что вполне объяснимо: за два последних десятилетия женщины изменились и так крепко держат молодость за холку, что и в тридцать выглядят на двадцать, а в сорок – на тридцать. Косметика, медицинские процедуры и все такое, включая бег и фитнес. К Дарье Ратмановой это не относится, Дарья молода сама по себе, без всяких ухищрений.

Наверное, ей нет и тридцати.

Те, кому нет и тридцати, вечно пялятся в гаджеты, сидят в смартфонах и планшетах, головы не поднимая. Впрочем, и те, кому есть, – тоже пялятся. И кто значительно старше – Грунюшкин, например. При Дарье Ратмановой нет никакого телефона. Наверняка он существует, но глубоко спрятан – в кармане или в рюкзаке. Ничто не отвлекает Дарью, ничто не мешает ей изучать ландшафт.

Сергей Валентинович Брагин – часть ландшафта.

Не первой свежести мужчина, ничем не примечательный, не похожий ни на Тома Круза, ни на Брюса Уиллиса. Эка ты хватил, Валентиныч! И Круз, и Уиллис – давно уже старперы, хотя Том еще пытается держаться, а Брюс всё – поплыл. Спекся. Лучше не смотреть в его сторону, чтобы не видеть, что сотворило время с кумиром юности. И с тобой сотворит, куда денешься. А Дарья Ратманова еще долго будет юной.

Вечно.

Студент юрфака Сергей Брагин только о том и мечтал, чтобы переспать с Элкой Гусаровой. Старший следователь Сергей Валентинович Брагин не может допустить даже мысли об этом. И если вдруг она появится, достаточно будет вспомнить о Кате. О чудесной Кате, умной, ироничной; она не из тех, вслед кому мужчины инстинктивно оборачиваются, но… дураки вы, братцы! Сам Брагин всегда считал, что ему страшно повезло с женой. Она – друг и близкий человек, а уже потом все остальное, мужское-женское. Испепеляющей страсти не было изначально, и животного влечения не было, но Брагин не в претензии, не внакладе. В силу своей профессии он несколько раз разгребал последствия таких вот страстей: убийства и тяжкие телесные на почве ревности, превышение необходимой самообороны в состоянии аффекта и – вишенкой на торте – расчлененка. Если сравнить любовные отношения с разожженным камином, то их отношения с Катей – камин электрический.

Это – безопасное и ровное тепло.

Дарья Ратманова обжигает. Не абстрактно, конкретно. Конкретного человека, Сергея Брагина. Каким-то внутренним слухом Брагин слышит, как потрескивают его волосы, его ресницы. Лицо тоже обожжено, интересно, как это выглядит со стороны? Как он сам выглядит со стороны?

Дарья Ратманова улыбается. Брагину кажется, что саркастически.

– Есть одна задумка, – как сквозь толщу воды услышал Брагин голос Грунюшкина. – Но прежде, чем реализовать ее, хотелось бы услышать твое мнение.

– Что за задумка?

– Разнести все это сериальное болото. – Дарья Ратманова вклинилась в разговор с веселой яростью. – Взорвать к чертям.

– Ну, не так кардинально. – Грунюшкин вздохнул.

– Именно так. Вам самому не противно малохудожественным дерьмом заниматься, Алексей Алексеевич?

– Я – человек подневольный. Есть политика каналов, и никто не позволит нам ее менять. И есть зритель…

– Да-да. Есть зритель – на него и срите.

– Дарья! – Грунюшкин покачал головой. – Сергею Валентиновичу наши профессиональные склоки ни к чему.

– Как будто он не смотрит телевизор, – огрызнулась Дарья.

– Я не смотрю телевизор. Времени нет, – теперь уже завздыхал Брагин.

– Хоть кому-то повезло.

Следователь, с трудом оторвавшись от лица Дарьи Ратмановой, уставился на Грунюшкина. Так, как будто видел его впервые. Впрочем, эта версия Лёхи и впрямь была незнакома Брагину. Циничный сукин сын, ни в грош не ставивший женщин, обращался с молодой сценаристкой не то чтобы вежливо, а… С какой-то отцовской снисходительностью.

А Дарья Ратманова принимала это как должное.

Или это – не отцовская и не снисходительность?.. От одной только мысли, что между Дарьей Ратмановой и Грунюшкиным существуют известные отношения, по спине Брагина заструился пот. Но, скорее всего, никакого пота не было – просто неприятные ощущения, холодом вгрызающиеся в позвоночник.

Нет.

Он хорошо знает Грунюшкина и его незатейливые вкусы. Девушка (женщин после тридцати Грунюшкин как сексуальный объект не рассматривает, а до тридцати – все девушки) не должна умничать и качать права. Не должна перебивать мужчину и относиться к нему без должного почтения.

Страдаешь ПМС – свободна.

Намекаешь, что неплохо бы сочетаться законным браком, – свободна.

Болит голова и лучше бы приурочить секс к ближайшим выходным – свободна.

Нужны денежки на новые балетки – свободна.

Справедливости ради Грунюшкин – не жмот. Просто терпеть не может, когда хоть кто-то пытается накинуть на него узду, а такой соблазн рано или поздно возникает и у гримерш, и у хлопушек. И лишь старлетки стоят в стороне.

У них – совсем другие интересы. Шкурные.

Правда, в последнее время страсть Грунюшкина к актрисам-дебютанткам сошла на нет – в связи с сотрясающими Голливуд сексуальными скандалами и обвинениями столпов кинематографа в грязном харассменте. Понятно, что масштаб Голливуда и затрапезной производящей компании «Телесто-фильм» несопоставим, а Алексей Алексеевич Грунюшкин – ни разу не Харви Вайнштейн, но от наших полоумных всего можно ожидать, куда конь с копытом, туда и рак с клешней.

В прошлом месяце, во время очередного asap’а, Грунюшкин как раз и жаловался Брагину на чудовищное положение вещей.

– Неизвестно ведь, откуда может прилететь, Серёга. Я-то всех не упомню, ясен перец, но меня они вряд ли забыли.

– Может, пронесет. – Брагин попытался утешить друга, но вышло не очень убедительно.

– И так на дно залег. Веду себя, как пися…

– Ладно, не переживай, в случае чего общественность тебя отобьет. Возьмет, так сказать, на поруки.

– Может, мне куклу купить в секс-шопе? Эта уж точно не сдаст. И помои по соцсетям не расплескает.

Все это напоминало стеб. Да и было стебом. Грунюшкин – неисправимый бабник, без своих цыпочек он хандрит и чахнет. И старается быть честным с ними – в своем понимании. Никаких обязательств, кроме обязательства быть нескучным в постели. И вообще – нескучным.

Хорошо, что перед Брагиным такие циклопические задачи не стоят.

– …Ну, что? – спросил Грунюшкин у Дарьи Ратмановой. – Годится как прототип?

Оба они рассматривали Брагина, как мартышку на проволоке, с неким недоверием во взглядах. И если Дарье это было простительно (она видела Сергея Валентиновича впервые в жизни), то Лёха… Что с тобой, дружище? – хотелось спросить Брагину, но он почему-то помалкивал.

Даже странно.

– Ну, не знаю, – ответила Дарья. – Сейчас в детективном тренде – асоциальные герои.

– Какие герои? – слегка струхнул Брагин.

– Главные. Сыщики. Вы – сыщик, да?

– Следователь.

– А-а-а. – Легкое разочарование в голосе девушки снова окатило холодом брагинский позвоночник.

– Но тоже имеет отношение к убийствам, – вступился за друга Грунюшкин. – И прочим тяжким преступлениям.

– Опосредованное?

– Самое непосредственное. – Грунюшкин обиженно засопел.

– Это так? – Дарья Ратманова перевела взгляд на Брагина.

– Да, – коротко ответил он.

– Хорошо.

До сих пор Брагин принципиально избегал детективов, считая их удаленными от реальности настолько, насколько удалена от Солнца планета-гигант Юпитер. Все в них было неправдой, досужими размышлениями авторов на тему, о которой они и понятия не имели. Творческие люди вообще мало о чем имеют понятие – в этом Брагин был убежден абсолютно и не раз пытался донести это убеждение до Грунюшкина.

И Грунюшкин охотно соглашался:

– Ну, а чего ты хотел, Серёга? Никому твоя профессиональная правда не нужна. Ведь что она такое? Смертная тоска, обыденность, гора бумажек. А людям нужен Лас-Вегас. Чтобы фонтаны крови и фейерверк из оторванных голов. Это с одной стороны… С другой – головы эти должны быть легко узнаваемы.

– В смысле? – удивлялся столь забористой логике Брагин.

– В смысле, что новые знания людям ни к чему. Они про себя кино хотят увидеть. Про тебя им неинтересно.

– Как их головы летят? А они на это смотрят со стороны, лежа на диване?

– Ну…

– Не понимаю.

– Я и сам не понимаю. Но это и есть диалектика искусства.

Очевидно, Дарья Ратманова разбиралась в искусстве (а заодно и в диалектике) намного лучше, чем бывший гуманитарий Грунюшкин. И Брагин вдруг почувствовал настоятельную потребность ликбеза: пусть Дарья просветит его, желательно – немедленно.

Пока ее кофе не остыл.

– Ну, а почему герои должны быть обязательно асоциальными? – спросил он.

– Потому что Шерлока Холмса еще никто не переплюнул. От этого уходили, но все равно вернулись.

– Значит, все уже было?

– Даже серийные убийцы отметились. Про запойных алкашей я вообще не говорю. И про наркоманов, у которых все зубы шатаются. Но вы ведь не алкоголик, Сергей… мм-м…

– Валентинович, – услужливо подсказал Грунюшкин.

Желание начистить Грунюшкину физиономию (совсем как в юности) было таким жгучим и возникло так внезапно, что Брагин едва справился с собой.

– Не алкоголик. Не наркоман. Не серийный убийца. Не педофил и не проявляю никакого интереса к крупному рогатому скоту. К мелкому тоже. Так что прототип из меня получился бы неважный.

– Пожалуй.

Дарья рассмеялась чуть хрипловатым смехом, от которого у Брагина мгновенно пошла кругом голова.

– Вы никогда не были на острове Диксон? – неожиданно для себя спросил он.

– Имеет смысл побывать?

– Если он существует.

– Это где-то на Севере, да? – Она все еще смеялась, что провоцировало все новые и новые приступы головокружения. – Погодите. Вы думаете, что я девушка с Севера?

– Нет? – Наконец-то Брагину удалось взять себя в руки.

– Вообще-то, я из поселка «За Родину».

– Так и называется? – глупо спросил он.

– Представляете? Это в Краснодарском крае, и это – лучшее место на земле.

Сложно понять, шутит ли Дарья Ратманова или говорит правду. В любом случае каждая из версий восхитительна, и Брагину тоже хочется смеяться – как и Дарье. Брагину хочется смотреть на нее, неотрывно наблюдать за короткими янтарными вспышками в ее карих глазах.

– Остров Диксон таки существует, – заявил Грунюшкин, последние несколько минут копавшийся в своем айфоне. – Общая площадь около двадцати пяти квадратных километров, метеостанция, дизельная станция, аэропорт. Два часа лета от Северного полюса, если кому-то интересно.

– Ну, раз ты в интернете, посмотри еще, что такое Йоа, – сказал Брагин.

– А это важно?

– Для понимания момента.

Вдруг сделавшийся безотказным Грунюшкин нашел и Йоа. Загадочную и накрепко пристегнутую к ездовым собакам. «Йоа» оказалась яхтой, экспедиционным судном полярного исследователя Руаля Амундсена, сохранившимся до наших дней. Все-таки андрогины предсказуемы, подумал Брагин о Нике Селейро. И тотчас же забыл о ней.

– Это как-то связано с островом Диксон? – спросила Дарья.

– Это связано с одним убийством, – ответил Брагин и тут же поправился: – С одним двойным убийством.

– И вы его расследуете?

– Да.

– Расскажете о нем?

– Может быть, позже. Это… Резонансное убийство.

– О котором все слышали краем уха?

– Возможно.

Черт знает, что такое. В жизни своей Брагин не распускал перья и не тряс павлиньим хвостом – и вот, пожалуйста! Катя умерла бы со смеху…

Катя.

Он не чувствует угрызений совести – только досаду. Как же все поменялось за те двадцать минут, что Дарье Ратмановой несли кофе. И продолжает меняться, каждую секунду. Жизнь с Катей (особенно в последнее время) – блуждание по пустыне в тщетных поисках дождевых капель. А ведь где-то есть совсем другая жизнь! Брагин и забыл, что она существует.

– Мне пора, – сказала Дарья.

И добавила что-то еще – Грунюшкину. Что-то о том, что переписывать финальный монолог она не собирается, и пусть редактура канала засунет свои правки себе же в жопу. Эти мудаки и так подставили ее, изменив возраст главной героини и понизив его до фертильного. Потому что, видите ли, зрителю нашего канала важно, чтобы героиня встретила свою любовь и забеременела двойней. Грунюшкин почти не защищался, лишь слегка порыкивал: он-де и так отстоял многое из придуманного Дарьей Ратмановой, а от двойни, благодаря его усилиям, отказались, в последний момент заменив ее традиционным одиноким младенцем. И Алексей Алексеевич заплатит за кофе, конечно же.

После того как пикировка закончилась (так же неожиданно, как и началась), девушка вынула из рюкзака тонкий блокнот размером с ладонь, что-то быстро черкнула в нем и, вырвав листок, пододвинула его Брагину.

– Мой телефон. Если вдруг решите в подробностях рассказать историю. О которой все уже слышали. Приятно было познакомиться.

Дарья Ратманова ушла, а Брагин все сидел и смотрел на листок с автографом сценаристки. Ему хотелось немедленно схватить этот клочок бумаги, чтобы он, не дай бог, не испарился, не самовоспламенился, не превратился в пепел. А еще его может похитить официант, который спит и видит, как бы побыстрее смахнуть грязную посуду со стола. Выдержав минуту, показавшуюся ему вечностью, Сергей Валентинович со всей небрежностью сложил листок вдвое и сунул его во внутренний карман пиджака. И уставился на Грунюшкина, внимательно наблюдавшего за всеми брагинскими манипуляциями.

– Что это было? – спросил Брагин.

– Стихийное бедствие. Характер у нее отвратительный, согласен. Не знаю ни одного человека, который мог бы ее вытерпеть дольше пяти минут. Я сам ее ненавижу… Иногда. Так бы и отстегал ремнем по заднице, чтобы мозги вправить. Но…

– Что?

– Мозги у нее как раз на месте. Очень талантливая девка. И у меня на нее виды.

Опять это дурацкое желание набить Грунюшкину морду. Оно не посещало Брагина почти двадцать лет, со времен Элки Гусаровой, и вот теперь вернулось. Второй раз за последние полчаса. Справиться с ним не так уж сложно, а вот как справляться со всем остальным?

– В каком смысле – виды?

– Говорю же, талантливая. Три первые ее заявки канал с ходу утвердил. Потом, правда, намучились… Она с гонором. Ну, ты и сам видел. Это еще она тебя стеснялась, потому и держала себя в руках. Я бы плюнул давно, но хорошие сценаристы на дороге не валяются. А тебе она как?

– Никак, – соврал Брагин. – Мне-то что? Я не киношник. А вообще, предупреждать надо. Прежде чем рояль из куста выкатывать.

– Да ладно тебе. – Грунюшкин добродушно хохотнул. – Это я для чистоты эксперимента. На реакцию хотел посмотреть. Вдруг ты струпьями пойдешь, если она к тебе ближе чем на метр подсядет.

– С чего бы ей подсаживаться?

Сердце Брагина, забытое в раздевалке футбольной dream-team, неожиданно шевельнулось и остро закололо. Плохой симптом, очень плохой.

– Ты чем слушаешь, Серега? – Грунюшкин даже обиделся. – Если уж отказываешься консультировать на постоянной основе… Встреться с девицей пару раз, байки следственные потрави. Случаи из жизни криминального мира, и чтобы покровавее. Процессуальный культпросвет, опять же, не помешает. Договорились?

– Посмотрю, что можно сделать.

– Посмотрю, – поддразнил Брагина Грунюшкин. – А телефончик-то спрятал!

– С чего ты взял? Просто положил в карман. На столе, что ли, было его оставлять?

– Ну да. Все правильно.

Грунюшкин хотел сказать что-то еще, но это «что-то» перебил короткий и требовательный стук пальцев по стеклу. Оба мужчины синхронно повернули головы к улице за окном: там, посередине тротуара, стояла Ника Селейро.

Ноги андрогина широко расставлены, куртка распахнута (из-под нее проглядывает уже знакомая Брагину жилетка); на стриженую голову наброшен капюшон – он защищает волну над бровью от робких снежинок, когда успел пойти снег?

Брагин удивлен.

Еще больше он удивлен появлению Ники. Не тому, что она оказалась здесь, рядом с забегаловкой «Чабаны», – в конце концов, ее собственный салон находится отсюда в шаговой доступности. А тому, что она пытается привлечь его внимание.

Ника уже сообразила, что Брагин увидел ее, – и исчезла, чтобы появиться в маленьком зальчике спустя тридцать секунд. Этого времени хватило на пару вопросов, которые Грунюшкин (у него натурально отвисла челюсть при виде андрогина в окне) успел задать Брагину.

– Кто это?

– Так. Свидетель по делу. Только сегодня с ней общался.

– Офигеть, – громко сглотнул Грунюшкин. – Офигеть. Модель?

– Гений татуировки. У нее собственная студия здесь рядом, – пояснил Брагин, а потом, подумав, добавил: – Может, и модель.

Ника Селейро заглядывала сюда не впервые.

Она приветственно помахала рукой тихому баристе, больше похожему на паломника к святым местам, Мекке и Медине. Она погладила черного кота, все так же лежавшего на стойке, – и коту это было совсем не неприятно, напротив: он приподнял голову и тихо замурлыкал, когда пальцы Ники коснулись его шеи.

На пути к столику, за которым сидели Грунюшкин и Брагин, гений татуировки бросила официанту (больше похожему на паломника к святым местам, Гробу Господню и реке Иордан) таинственную фразу. Что-то вроде – сомванлиг.

– Никак нам не расстаться, – сказала она Брагину. – Но это даже хорошо.

– Что-нибудь вспомнили, Ника?

– Нет. Но есть соображение.

– Давайте.

– Тот телефонный звонок. Не опоздай к приливу.

– Да, я помню.

– Так вот. «Не опоздай к приливу» вполне может быть заведением неподалеку от Сенной. Что-то среднее между ночным клубом и букмекерской конторой с танцполом. Работает с семи вечера до шести утра. Раньше, во всяком случае, работало.

– Бывали там?

– Имела неосторожность. Та еще клоака. Правда, хозяева менялись раз пять. Иногда не по своей воле. Так что не исключаю, что сейчас там детские утренники в полный рост. И церковь летающего макаронного монстра выездные заседания проводит.

Покопавшись в карманах куртки, андрогин извлек изрядно потрепанную визитку и положил ее на стол рядом с Брагиным. На визитке – вполне ожидаемо – обнаружились волна и лодка без гребцов на гребне этой самой волны. И пара чаек, стилизованных под галки в стандартных бюллетенях для голосования.