Текст книги "Статус человека"

Когда она закончила работу, на утоптанной площадке остались только две палатки и сиротливо скособоченная душевая кабинка. За это время Корриатида успела забраться почти в зенит, однако снежный гейзер из шурфа продолжал бить всё с той же неослабевающей мощью. Обедать, очевидно, никто не собирался.

На всякий случай Марта заказала походной кухне «обед до востребования» и с полчаса бесцельно бродила по лагерю в надежде, что они всё-таки вернутся. Но потом её терпение лопнуло, она махнула рукой и, раздевшись донага, легла загорать прямо на тёплый снег.

«Только бы чёрт никого не принёс в лагерь», – подумала она, прикрывая глаза тёмными светофильтрами.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:

На сегодняшний день сорок два добровольца прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.

На северо-востоке академгородка начато строительство оранжерей для выращивания акватрансформированных растений. Работы предполагается закончить в двухнедельный срок.

Расконсервированные резервные синтезаторы дали первую партию белка на основе воды-44.

До сих пор все попытки установления связи с орбитальной станцией «Шпигель» не достигли успеха.

Для эвакуации персонала баз «Северный полюс» и «Юго-Восточный хребет» высланы бригады специального назначения. В задачу бригад входит демонтаж научного оборудования с целью увеличения жилой площади, полная герметизация баз и перевод их систем жизнеобеспечения на оборотные циклы. Переоборудованные базы предполагается предоставить для размещения школ-интернатов.

Продолжаются поиски двух гляциологических партий, проводящих исследования на ледяном щите…

5

– Послушайте, Ретдис, – жёстко проговорил Кратов. – Идут уже четвёртые сутки, как пятнадцать человек под вашим руководством толкут воду в ступе. Вы что, думаете, этим можно заниматься до скончания века? Мне нужна связь со «Шпигелем»!

Ретдис с силой сжал подлокотники кресла и выпрямился. На побледневшем лице выступили веснушки.

– А вы пробовали научить кота ездить на велосипеде? – играя желваками, процедил он.

– Отправьте свой велосипед коту под хвост! Вы же специалист высшей квалификации по межпространственной связи! Это ваша работа, ваше второе я! Или, быть может, это не соответствует действительности?

– В настоящий момент все мои знания по этому вопросу следует отправить всё тому же коту под тот же хвост. В условиях искривлённого пространства мне не приходилось работать.

– Искривлённое пространство, – поморщился Кратов. – Никому не приходилось работать в его условиях. Но ведь голова на плечах у вас есть? Которую, кстати, я до сих пор считал светлой!

– Именно благодаря ей я и убедился, что все современные методы связи в данной ситуации непригодны.

Кратов перевёл дух и внезапно улыбнулся.

– Ретдис, вы не находите, что наш разговор стал похож на дуэль? Причём довольно ожесточённую?

Ретдис молча отвёл взгляд в сторону.

– Кажется, это моя вина, – продолжил Кратов, – и я приношу вам свои извинения.

В ответ последовал сдержанный кивок.

– Чем сейчас занимаются ваши люди?

– Думают.

– Что ж, – согласился Кратов, – тоже работа.

– Я не могу заставить их биться головой о стенку.

– Да-а, – протянул Кратов и кисло поморщился. – С вами не соскучишься. Может быть, мы всё-таки отложим шпаги в сторону?

Ретдис посмотрел на Кратова тяжёлым, но открытым взглядом.

– Тогда давайте говорить по-существу.

– Договорились, – кивнул Кратов. – Итак, как я понял из нашего разговора, все известные способы связи не годятся?

– Современные. Современные способы связи. Известных же способов существует необъятное множество, даже если исключить из их числа такие, как там-там, пневмопочта и им подобные.

– Известные… – Кратов зажмурился и принялся усиленно растирать виски. За прошедшую неделю ему приходилось спать не более двух-трёх часов в сутки. – Кстати, а почему вы рассматриваете только современные способы связи?

– Мы исходим не столько из своих возможностей, сколько из возможностей «Шпигеля», а они более ограничены, чем наши.

– Послушайте, Ретдис, – задумчиво проговорил Кратов, – если не ошибаюсь, то на «Шпигеле» есть прекрасная оптическая аппаратура, разрешающая способность которой в принципе может позволить любоваться порами на наших носах…

Ретдис покачал головой.

– Уже пробовали?

– Теоретически. К сожалению, проявившаяся в условиях искривлённого пространства дисперсия света настолько чудовищна, что нам пришлось бы рисовать буквы высотой в сотни метров.

– Так в чём дело? Разве у нас нет подходящей площади? Пишите на снегу!

– Боюсь, что время упущено. Прошло восемь дней. Они вряд ли рассматривают нас в оптику. Впрочем, если мы даже не найдём способа связи, надеюсь, что они сами догадаются спуститься на Снежану в разведывательной шлюпке.

Кратов остолбенел. На мгновенье он потерял дар речи, но тут же взорвался.

– Да вы что, так до сих пор и не поняли, что ваша группа для того и создана, чтобы этого как раз и не допустить? Шлюпка может совершить только один рейс: сюда и обратно. Других кораблей у нас нет и горючего тоже. И если они прилетят до того, как мы найдём способ связаться с ними, то только для выяснения сложившейся ситуации. И очень мало надежды, что спустятся они всем экипажем. Тем самым оставшиеся на станции займут места, предназначенные для детей. Теперь вы понимаете, почему нам так нужна связь?

Лицо Ретдиса посерело, на верхней губе выступили капельки пота.

– Понятно, – с трудом сказал он. – Диктуйте, что писать.

– Напишите на снегу следующее: «Категорически запрещается использовать шлюпку. Освободить от научной аппаратуры все помещения станции. Все системы жизнеобеспечения перевести на оборотные циклы. В первую очередь – баланс воды». Текст сократите до минимума, чтобы меньше было писать – на это уйдёт много времени. Но запрет на шлюпку в первую очередь. Всё ясно?

– Да, – кивнул Ретдис. Он достал из кармана дешифратор и немного повозился с ним. – Значит, так: «Шпигелю». Шлюпку не использовать. Зациклить системы жизнеобеспечения. Научную аппаратуру – за борт».

– Поймут? – засомневался Кратов.

– Потом можно написать более подробно.

– Хорошо. Действуйте.

– До свидания.

– Удачи, – пожелал Кратов. – Связь окончена.

Ретдис вместе с креслом подёрнулся молочной пеленой и исчез. На его месте в воздухе остался висеть маленький белый шарик информатора.

– Связь с Торстайном, – бросил Кратов в пустоту кабинета. Он хрустнул пальцами, встал из кресла и принялся расхаживать по комнате, разминая затёкшую спину.

Шарик информатора быстро завращался в воздухе, разбрасывая в стороны мелкие искры. Прошла минута, две – связи не было.

– Информационный центр, – повысил голос Кратов, – почему нет связи с Торстайном?

Шарик информатора пыхнул искрами. На миг в кабинете появилось размытое изображение каких-то неясных конструкций и сейчас же пропало.

– В данный момент Торстайн находится на строительстве оранжерей, – сообщил бесцветный голос. – Связь с ним по техническим причинам установить не удается.

«По техническим причинам! – хмыкнул Кратов. – Впрочем, может быть, это самая верная формулировка…»

– Когда намечено окончить прокладку коммуникаций на строительство?

– В ближайшие два-три дня.

– Спасибо. Когда Торстайн появится на территории академгородка, свяжите его со мной. Конец.

Кратов снова опустился в кресло и заказал чашку кофе. Однако выдвинувшийся было из стены столик бара застыл на месте.

– В чём дело? – удивился Кратов. – Чашечку кофе.

Столик запульсировал красным светом. Кратов чертыхнулся. Кажется, инспекция охраны здоровья подобралась к нему вплотную.

– Иди сюда, – приказал от столику.

Столик медленно подкатился. Кратов откинул верхнюю крышку, ухватился за неё одной рукой, а другой, залез внутрь столика. Столик дёрнулся, но вырваться не смог.

– Нельзя! Нельзя! Нельзя! – заверещал он.

Кратов нащупал пломбу санитарного контроля и с силой рванул.

– Нель… – захлебнулся столик и затих. Красный свет медленно погас.

– Чашечку кофе, – вновь попросил Кратов, закрывая верхнюю крышку.

Столик мигнул зелёным светом и принялся за работу.

Пока готовился кофе, Кратов вызвал лабораторию Шренинга.

– Связь заблокирована, – мгновенно ответил информационный центр.

Кратов понимающе вздохнул. В общем, правильно. Он представил, сколько родственников и просто знакомых тех, кто прошёл акватрансформацию, пытаются сейчас связаться с лабораторией Шренинга.

– Разблокируйте от моего имени, – сказал он. – Впрочем, если Шренинг занят, тогда аннулируйте заказ.

В этот момент верхняя крышка бара откинулась, и из его чрева выплыла на подносе чашка кофе. Кратов осторожно снял её, подул и отхлебнул. И от удовольствия зажмурил глаза – запретный плод всегда сладок…

– А вот этого, Алек, я бы вам делать не советовал, – сказал кто-то в комнате.

Кратов продолжал улыбаться.

– Не отнимайте у старика последнюю радость, – сказал он. Затем отхлебнул глоток и открыл глаза.

Посреди кабинета в серебристо-зелёном халате стоял Шренинг. Как всегда, аккуратный, подтянутый и строгий.

– Здравствуйте, Ред, – проговорил Кратов, ставя чашку на стол. – Не помешал?

– Здравствуйте. Если бы помешали, я бы просто не ответил.

– А я бы и не настаивал, – улыбнулся Кратов. Он кивнул в сторону бара: – Твои штучки?

– Мои. – Рядом со Шренингом появилась Анна. В таком же серебристо-зелёном халате и такая же строгая и аккуратная. – Здравствуйте. Я категорически запрещаю вам не только пить кофе, но и принимать тонизаторы.

Кратов хмыкнул и прищурившись посмотрел на Анну.

– И не надо смотреть на меня, как на девочку!

– Здравствуй, Аннушка! Не дуйся, пожалуйста, на старика, который просто любуется тобой, твоей красотой и молодостью и ничего не может возразить. Но и послушаться тоже. Поэтому, прошу тебя, сделай вид, что ты ничего не замечаешь.

– В таком случае мне придётся настаивать на вашей эвакуации вместе со школами-интернатами.

– Ну вот, – поморщился Кратов, – напросился на комплимент. Что старый, что малый… Неужели я так плохо выгляжу?

– Ради бога, не утрируйте. После приёма любого стимулятора организм человека перестаёт соответствовать его статусграмме и в течение минимум трёх суток является непригодным для акватрансформации. Вы же за последнее время приняли такую дозу стимуляторов и тонизаторов, что для восстановления вашей статусграммы потребуется, очевидно, около месяца.

– Спасибо за информацию, – кивнул Кратов. – Я думаю, мы позже вернёмся к этому вопросу. Как у вас обстоят дела?

Анна отвернулась.

– Мне бы хотелось, чтобы этот вопрос был исчерпан, – бросила она через плечо.

Шренинг сложил на груди руки и исподлобья посмотрел на Кратова.

– Когда Учёный Совет обсуждал вопрос об акватрансформации, я гарантировал, что летальных исходов не будет. В противном случае я бы отказался. Я не экспериментирую на людях.

– Надо понимать, что всё идёт хорошо?

– Иначе у меня не было бы времени разговаривать с вами.

– Ясно… – протянул Кратов. – Послушай, Ред, то ли я чего-то не понимаю, то ли здесь какая-то неувязка. О каких гарантиях ты говоришь, если у тебя на крысах только восьмидесятипроцентная воспроизводимость?

Шренинг пожал плечами.

– Эти данные характеризуют результаты всех экспериментов, в том числе и в экстремальных условиях, когда об объекте ничего не известно. При наличии же статусграммы и соответствии ей объекта я могу гарантировать практически полную акватрансформацию.

В этот момент сбоку от Шренинга появился мигающий шарик информатора.

– На связи Торстайн, – сообщил информационный центр.

– Пусть подождёт, – отмахнулся Кратов. – Что означает: «практически полную»?

– То, что я не господь бог, – резко ответил Шренинг. Лицо его окаменело, глаза превратились в щели, рот стал напоминать хирургический разрез. – Как и всякая копия, статусграмма не может дать абсолютно точной картины человеческого организма. Отклонения возможны и будут. И регенерацией я смогу заняться только в исключительных случаях!

– Под отклонениями ты подразумеваешь…

– Неполную акватрансформацию!

– Увечья… – пробормотал Кратов. – А если эта самая неполная акватрансформация коснётся мозга?

– Всякая церебростатусграмма на три порядка выше общей статусграммы человеческого организма. Здесь гарантия стопроцентная.

– А что вам мешает достигнуть такой же точности в снятии общей статусграммы?

Губы Шренинга дрогнули в подобии горькой усмешки.

– Когда Комитет статуса человека разрабатывал методики снятия статусграммы, он не предполагал, что их будут использовать для подобных целей. Наоборот, у Комитета была абсолютно противоположная цель – человек в любых условиях должен оставаться человеком. В физиологическом смысле. И пределы точности функциональных групп статусграммы основаны именно на этом определении.

Кратов покачал головой.

– Тогда что тебе лично мешает достигнуть той же точности снятия статусграмм?

– Мне? – Шренинг вскинул брови. – В принципе, мы можем достигнуть такой же точности. Но акватрансформация, как и сличение личности в Комитете статуса человека, проводится по трём статусграммам. А они, как известно, снимаются не ранее, чем через год.

– Это-то мне известно, – вздохнул Кратов. – А если…

– Послушайте, Кратов! – взорвался Шренинг. – Неужели вы думаете, что мы не продумали все возможные «а если»? Мы делаем всё, что в наших силах. И не только чтобы свести риск к минимуму, но и сохранить личность и здоровье каждого человека в неприкосновенности.

– Хорошо, – кивнул Кратов. – Спасибо за разъяснения. До свидания. Успеха вам!

– Спасибо, – буркнул Шренинг и отключился.

Кратов устало откинулся в кресле. Хоть минуту бы передохнуть – слишком уж неблагодарная работа быть координатором. Мало того, что мешаешь людям работать, попусту тревожишь их, нервируешь, так ещё и в собственных глазах выглядишь дураком…

– Связь с Торстайном, – пересиливая себя, проговорил он.

Посреди комнаты проявился грузный человек в туго обтягивающем его комбинезоне. Вольно раскинувшись в кресле, он аппетитно ел огромный протобан, лоскутьями отворачивая мягкую кожуру. Увидев Кратова, он ничуть не смутился.

– Привет! – помахал он Кратову половинкой протобана. – Твой канал был занят, и я решил пока перекусить.

– Приятного аппетита, – сказал Кратов. – Здравствуй. Тебя когда-нибудь можно будет застать не за трапезой?

Торстайн с хрустом откусил.

– Первое время после акватрансформации, – проговорил он набитым ртом. – Знаешь, у меня уже сейчас вид белка-44 вызывает спазмы в желудке.

– Наконец-то ты похудеешь, – саркастически заметил Кратов.

– Может быть, может быть… – Торстайн доел протобан и бросил кожуру в утилизатор. – Но я надеюсь, что уже через месяц оранжерея начнёт давать продукцию. Кстати, зачем я тебе понадобился?

– А по-твоему, зачем ты можешь понадобиться координатору работ?

Торстайн высоко вскинул брови и рассмеялся.

– Так Совет всё-таки назначил тебя координатором? Не завидую!

– Я тоже.

– Тебе ещё никто не посылал куда подальше, чтобы не мешал работать?

– И не единожды. Только в более мягкой форме.

– А чего ты хотел? Так и должно быть. Всякому человеку неприятно, когда вмешиваются в его работу. Особенно, если вмешивающийся человек знает эту работу только в общих чертах, а требует отчёта по всей форме, да ещё и поторапливает. Чувствую, что и мне ты сейчас предложишь сократить сроки ввода в строй комплекса оранжерей. И у меня это, естественно, вызовет раздражение. Потому что строительство идёт в самом высоком темпе, техника работает на износ, и ускорить работы я никак не могу.

Кратов поморщился.

– Давай обойдёмся без психоанализа моей деятельности.

Торстайн хотел что-то сказать, открыл было рот и вдруг расхохотался.

– Вот-вот. Приблизительно то же думают и твои подчиненные!

И в этот момент информатор запульсировал багровым огнём экстренного вызова.

– Извини, – встрепенулся Кратов. – Мы с тобой ещё продолжим разговор.

Торстайн понимающе кивнул и отключился. На его месте тотчас возник Ретдис. Он был крайне возбуждён, рыжие волосы взлохмачены.

– Есть связь? – понял Кратов.

– Да!

– Каким образом?

Ретдис неожиданно смутился и покраснел.

– Световыми вспышками, – выдавил он из себя, пряча глаза. – Мы заметили их, когда «Шпигель» проходил над академгородком.

Словно груз упал с плеч Кратова. Есть связь. И настолько просто, что и ребёнок смог бы додуматься… Действительно, когда закопаешься в глубь проблемы, не видно решения, лежащего на поверхности.

– Что они передают?

Ретдис растерянно заморгал.

– Не знаю… Мы ещё не расшифровали. Я сразу к вам…

– Хорошо, – кивнул Кратов. – Как расшифруете – доложите. А когда установите двухстороннюю связь, передайте мой приказ, который я вам уже диктовал. Впрочем, зафиксируйте его в официальном виде: «Начальнику астрофизической орбитальной станции «Шпигель» Гржецу Сильверу. Приказ. Срочным порядком демонтируйте всю научную аппаратуру и освободите от неё все помещения станции. Все системы жизнеобеспечения переведите на оборотные циклы. В первую очередь – строгий баланс воды. Персоналу станции подготовиться к эвакуации. До поступления соответствующего приказа категорически запрещается использовать шлюпку. Время вступления приказа в силу: по получению. Директор академгородка ЦКИ (филиал) на Снежане Алек Кратов». Конец.

– Теперь передадим, – заверил Ретдис. Он выключил фиксатор и спрятал его в карман.

– У них, естественно, появятся вопросы, – продолжил Кратов. – Я надеюсь, что вы сами сможете снабдить их соответствующей информацией. В затруднительных случаях обращайтесь прямо ко мне. О результатах связи доложите на Совете.

– Хорошо. У вас всё?

– Всё. Успехов вам.

– Спасибо, – поблагодарил Ретдис и отключился.

Кратов облегчённо откинулся на спинку кресла. Со «Шпигелем», кажется, всё ясно. Теперь остались мелочи. Несколько мгновений он полежал в кресле, затем опять заставил себя подняться.

– Связь с Торстайном, – проговорил он.

– Ты извини, что нас прервали, – сказал он, когда Торстайн снова появился у него в кабинете. – Продолжим наш разговор…

6

Ярек Томановски проснулся от неприятного чувства в желудке. Всё вокруг качалось, болела голова, его подташнивало. В первый момент он не мог понять, где находится. Затем вспомнил. Превозмогая головокружение, он выбрался из амортизационного кокона и ступил на уходящий из-под ног пол. Его замутило ещё сильнее. Непослушными пальцами Ярек нашёл в нагрудном кармане ампулу тоникамида и проглотил. Сознание начало постепенно проясняться. Вот уж не мог себе представить, что его может укачать. Он встряхнулся, сделал несколько приседаний. В висках застучало, он стал понемногу приходить в себя.

В бытовом отсеке «махаона» осязаемым душным одеялом висели полумрак и тишина. Мыдза и Гарвен спали в своих коконах, ещё три кокона пустовали. Под слабо светящимся ночником на столике стоял обед на одного человека. Ярек только покосился на него – один вид обеда вызывал тяжесть в желудке – и принялся быстро одеваться. Одевшись, он всё же пересилил себя, налил стакан томатного сока, густо посолил и выпил. Затем тихонько, чтобы никого не разбудить, открыл дверь и вышел.

В рубке было светло и просторно. Прозрачный пол создавал иллюзию, что ты ступил просто в воздух и сейчас рухнешь со стометровой высоты в проплывающие под тобой снежные барханы.

– С добрым утром, – ехидно приветствовал его Сунита. – Что это мы такие зелёные? Нас никак укачало?

Ярек кисло поморщился, буркнул что-то в ответ и прошагал к Сингурцу, сидевшему в кресле пилота.

– Как дела? – спросил он, остановившись за спинкой кресла.

Сингурц обернулся.

– Нормально, – сказал он, вставая с кресла и освобождая место. – Ни тебе восходящих потоков, ни нисходящих. Ни вихревых. Чудо, а не атмосфера. Даже скучно. – Он потянулся и зевнул. – Садись.

Ярек молча кивнул и сел в кресло.

– Иди отдыхай, – сказал Сингурцу Ноали. – Возможно, ночью будет вахта.

– А! – отмахнулся Сингурц. – При такой погоде мы ещё к вечеру будем на базе.

– Если мы идём верным курсом.

– Да, если мы идём верным курсом, – согласился Сингурц и направился к бытовому отсеку. – Спокойной вахты!

– Там на столе обед, – бросил через плечо Ярек. – Поешь.

– Спасибо, – поблагодарил Сингурц, закрывая за собой дверь.

– Почему не разбудили? – недовольно буркнул Ярек.

– Вы так сладко спали-с! – прыснул Сунита.

– Прими тоникамид, – посоветовал Ноали.

– Спасибо, уже, – ответил Ярек, внимательно вглядываясь в панорамный экран заднего обзора.

Сзади, с интервалом в двести метров, мерно покачиваясь в автономном режиме, шли ещё два «махаона». Последний через каждые пять километров отстреливал в вершины барханов вешки для разметки пути. Обычно «махаоны» совершали свои рейды между академгородком и базами «Северный полюс» и «Юго-Восточный хребет», перевозя грузы и людей, в автоматическом режиме по пеленгу. Но сейчас это стало невозможно. Любая связь, кроме кабельной, не работала, и даже обыкновенный компас в свёрнутом пространстве не хотел ничего показывать. Когда же стали готовить бригады специального назначения для демонтажа станций и их переоборудования под школы-интернаты, то обрисовалась весьма плачевная ситуация. Картографическая съёмка снежанской поверхности в своё время была отправлена на Землю, а её копия, записанная почему-то лазерным способом в магнитном объёме, а не в обычной кристаллозаписи, не выводилась из памяти информатория всё по той же причине, по которой отсутствовала и связь. Такое безгранично-беспечное доверие к биоэлектронной технике привело к тому, что никто и приблизительно не знал не то что расстояния до станций, но даже в какой стороне они находятся. Говорят, что Кратова, когда он об этом узнал, чуть не хватил удар. Он грозился разогнать всю картографическую группу, но оказалось, что её на Снежане вообще нет. Съёмку производили студенты Картографической службы, которые, сделав разметку академгородка и баз, отбыли на Землю, забрав с собой все материалы для оформления курсовых работ. И теперь путь к базам приходилось прокладывать заново, из-за отсутствия связи наобум, оставляя на своём пути вешки.

– Да, так кстати об анекдотах, – продолжил Сунита прерванный сменой вахты разговор. – Года три назад вольный бард Юрата Барвит провёл на Снежане оригинальное исследование по возникновению и распространению анекдотов…

– Тот самый? – удивлённо спросил Ноали. – Провозгласивший себя вдохновителем течения нового романтизма?

– Не знаю. Наверное. Я в поэзии не очень-то силён. Где он сейчас, что с ним и почему он задержался у нас тогда на полгода, я тоже не знаю. Может быть, он искал здесь вдохновение, а может, просто не успел к отбытию транспорта, и ему пришлось ждать следующего рейса. Впрочем, это не важно. Главное, что он остался.

Ярек уменьшил экран заднего обзора, затем легонько попробовал крылья «махаона». Огромная тень на снежной равнине послушно ушла в сторону и вернулась на своё место.

– О! Наш пилот, кажется, начинает приходить в себя! – послышалось сзади.

Ярек развернул кресло, чтобы видеть и рубку, и обзорные экраны.

– Сколько уже прошли?

– Восемь тысяч, – ответил Ноали.

Ярек присвистнул.

– Хорошо идём. Если курс верен, часа через три будем над базой… Так что там насчёт анекдотов?

– Ах, да! – воскликнул Сунита. – Итак, я остановился на том, что Юрата Барвит остался на Снежане наедине со своим вдохновением. Я так думаю, что именно оно, впрочем, может быть, наоборот – его отсутствие, натолкнуло Юрату на подобное исследование. Как раз в тот момент Друа проводил какой-то тонкий эксперимент и затребовал от Совета наложения вето на Д-связь, так как возмущения, возникающие при проколе пространства Д-посылкой, мешали ему. «Добро» он получил, и наступили три месяца Большого снежанского молчания.

– По-моему, речь шла об анекдотах, – заметил Ярек.

– Я как раз к этому и подхожу, – кивнул Сунита. – Итак, как я уже сказал, наступило Большое снежанское молчание, которое для намеченного Юратой исследования оказалось прямо-таки на руку. Он исходил из тривиального соображения, что анекдоты знают все, а конкретных авторов – никто. Население в ту пору на Снежане было маленьким, тысяч пять, своего рода замкнутый мирок, на три месяца оторванный от остального мира. И, тем не менее, в этом замкнутом мирке появлялись анекдоты. Заинтригованный безымянным народным творчеством, Юрата и предпринял поиски таинственных авторов. И начал методический опрос: кто, от кого и когда услышал новый анекдот. Вначале цепочка его расследования оканчивалась экипажем последнего транспорта или Д-связистами, ссылавшимися на разговоры с другими внепланетными станциями. Однако, со временем, по мере отдаления момента отбытия транспорта со Снежаны и последнего сеанса связи, цепочка всё чаще стала замыкаться сама на себя. Причём, чем Юрата был несколько обескуражен, она иногда замыкалась на нём самом. Тогда Юрата прекратил всякое посредничество в передаче анекдотов, и тут случилось невообразимое. Последние в цепочке всё чаще стали утверждать, что впервые анекдот услышали именно от него, а с датами стал твориться такой бедлам, что Юрата в отчаянии вынужден был забросить свои опросы. К счастью, к этому моменту на Снежану прибыл транспорт с водой, и Юрата поспешно ретировался. По его же выражению – пока ещё не успел сойти с ума.

– Ну, а мораль? – спросил Ярек.

– Мораль?

– Выводы, если тебе так больше нравится.

– Ты, как всегда, забегаешь вперёд, – сказал Сунита. – Я ведь ещё не закончил. Где-то через полгода после этого в «Литературном вестнике» появилась статья Юраты Барвита под несколько пространным названием: «Некоторые соображения по вопросу возникновения юмористических форм народного творчества». В ней, пытаясь хоть как-то объяснить результаты своего исследования, Юрата, здесь надо отдать ему должное, иронизируя над собой, ссылается на вмешательство – ни много, ни мало – чуждого разума.

– Да… – протянул Ноали. – Не ново и даже более. Старо!

– У тебя есть свои соображения на этот счёт? – усмехнулся Сунита.

Ноали пожал плечами.

– Не совсем мои, но есть.

– Ну-ну?

– Хорошо. Вот, пожалуйста, анекдот. Экспромтом, правда. Три студента штурманского факультета защищают курсовую работу по звёздной картографии. «Нами исследована звёздная система такая-то, имеющая одну планету. Параметры звезды такие-то, параметры планеты такие-то». Председатель комиссии спрашивает: «Планета, обнаруженная вами, соответствует стандарту Грейера-Моисеева о возможности углеродной жизни. Согласно положению, вы имеете право дать звезде под номером таким-то и её планете имена собственные. Какие имена вы им дали и, если возможно, объясните, почему?» Студенты и отвечают: «Планету, ввиду того, что она покрыта глубоким слоем снега, мы назвали Снежана. А звезду, по обычаю, именем древней богини – Корриатида».

Ноали умолк и насмешливым взглядом обвёл слушателей.

– Гм… Всё? – недоверчиво спросил Сунита.

– Всё.

– А… где же смеяться?

Ноали рассмеялся.

– Я ведь предупреждал, что это экспромт. Не было такой богини – Корриатиды. Были кариатиды, вторая буква «а», одно «р» – жрицы-храма Артемиды. Позднее так стали называть скульптурные изображения стоящих женщин, поддерживающих, подобно атлантам, своды зданий. Анекдот, конечно, никудышный, но на его примере я просто хотел показать, что у анекдотов нет авторов. Есть просто курьёзные обстоятельства, которые, передаваясь из уст в уста, обтачиваются до анекдотов. Кстати, из-за этой ошибки бедным студентам с трудом засчитали курсовую работу.

– Да, – прицокнул языком Ярек. – Был у меня почти аналогичный случай… – Он мельком глянул на экраны и осёкся. На экране заднего обзора, медленно удаляясь, уплывал за горизонт купол базы.

– Так сколько у нас по расчётам до базы? – прищурившись, спросил он у Ноали.

– Около одиннадцати тысяч.

– А прошли?

– Почти девять.

– Какие точные данные, – сквозь зубы процедил Ярек. Он резко повернулся вместе с креслом и заложил «махаон» в крутой вираж.

– Что ты делаешь?! – только успел крикнуть Сунита, как его выбросило из кресла. Противоположная стена рубки, самортизировав, мягко приняла его.

– Что делаю? – зло переспросил Ярек и включил круговой обзор. – Не хочу стать поводом для очередного анекдота. Посмотри налево.

«Махаон», круто накренившись, разворачивался, и по левому борту медленно перемещалось изображение базы.

– Не знаю, как ты, – прогнусавил Сунита, смотря за перемещением базы, – а я уже, кажется, стал этим поводом. – Сидя на полу, он сморкался кровью. – Это же надо, в абсолютно мягкой кабине умудриться расквасить себе нос!

– Как же это ты? – сочувственно спросил Ноали.

– А вот так. Собственным коленом.

Лопнула перепонка двери бытового отсека, и оттуда вывалилась троица полуголых людей.

– Что случилось? – сиплым спросонья голосом пробасил Мыдза. – Приехали?

– Приплыли. – Ноали недовольно окинул их взглядом. – Оденьтесь. Нас встречают.

Сверху хорошо было видно группу людей, стоявших на снегу возле купола базы и размахивающих руками. Первая вахта переглянулась между собой и весело рассмеялась. Похлопывая друг друга по спинам, они полезли назад в бытовой отсек. Гарвен, шедший последним, оглянулся и, заметив сидящего на полу Суниту, удивлённо остановился.

– Что с тобой?

– Это у меня от избытка чувств, – прогнусавил Сунита, зажимая пальцами нос. – Понимаешь, разные люди по-разному выражают свой восторг. Одни, например, скачут голыми, а другие предпочитают разбивать себе носы.

– Может, помочь?

– Спасибо. Я уже.

Гарвен хмыкнул.

– Тогда желаю дальнейшего успеха в твоём предприятии, – сказал он, заращивая за собой перепонку двери. – Голову запрокинь!

Ярек посадил «махаон» метрах в ста от людей, стоящих на снегу. Сзади, почти с тем же интервалом, мягко сели беспилотные «махаоны».

– Пойди умойся, – сказал Ноали Суните, открывая фонарь «махаона». – А то о тебе действительно будут ходить анекдоты.

К «махаону» бежали люди. Ноали спрыгнул на снег, за ним последовал Ярек. Они так и остались стоять, поджидая встречающих.

Ярек удовлетворённо похлопал ладонью по борту «махаона». Огромные крылья, слабо вибрируя, медленно опускались. Хорошая машина… Ему вдруг стало жаль её. Все биомашины были обречены. Если, конечно, Шренинг не изыщет возможности акватрансформации их биосистем.

Первым подбежал высокий мужчина в голубом биотраттовом комбинезоне с нашивками начальника базы на рукаве.

– Наконец-то! – запыхавшись, выдохнул он. – Сидим больше недели без связи… Что у вас там случилось?

Ноали молчал. Трудно было так сразу сказать правду.

– Что-нибудь серьёзное?

– Да, – наконец глухо сказал он. – Вся система Корриатиды находится в Чёрном Коконе.

По лицам персонала станции Ноали понял, что им это ничего не говорило.

– Это означает, – продолжил он, – что мы, возможно, на всю жизнь отрезаны от мира. Это также означает, что Снежана осталась без обыкновенной воды…