Текст книги "Зимнее солнце"

– Ты хотя бы представляешь себе эту картину?

Но отвечать Гарик не собирался, он уже направился в дом. Из собственного жилища он выскочил налегке, без куртки, успел замерзнуть и теперь не отказался бы согреться хотя бы кофе. На кухне он с хозяйской уверенностью включил чайник и достал две чашки, Матвею оставалось только выбрать, что тот будет пить.

Когда с подготовкой было покончено, Гарик повернулся спиной к столу и торжественно объявил:

– Я почти раскрыл дело!

Матвей, только что вошедший на кухню, мог бы восхититься хотя бы ради приличия. Однако он оставался все таким же равнодушным, будто ему когда-то нарисовали на лице одно выражение и запретили менять до скончания веков.

– Выкладывай, – только и сказал он.

Гарик пояснил нехитрую схему получения данных. Собеседник не был удивлен, Матвею было прекрасно известно про «коллекцию клонов». Все-таки жалко, что Таиса так не вовремя надумала куда-то уйти… Она бы, может, реагировала эмоциональней.

– Ты ведь понимаешь, что любую информацию, полученную из такого источника, нужно проводить через фильтр женской обиды? – полюбопытствовал Матвей, наполняя чашку заваркой. – Насколько я понял, твоя информаторша и Сергей Чернецов встречались.

– Недолго и она его бросила, так что обижаться не на что! Ты главное послушай…

Сергей Чернецов был даже более любопытной личностью, чем ожидал Гарик. Репутация у парня сложилась почти безупречная: ребенок богатых родителей, будущий медик, да еще и демонстрирующий реальные успехи в учебе. Сергей планировал стать хирургом, и мало кто сомневался, что у него получится.

– Хи-рур-гом, – по слогам произнес Гарик. – Понимаешь, да?

– Понимаю, что ты намекаешь на ту точность, с которой нанесли удар Майе.

– Это же на виду! Хирург бы знал, куда бить!

– Не факт. Ты уточнил его специализацию? К тому же, Чернецову двадцать один год, он вряд ли достиг того уровня мастерства, при котором можно добиться полного паралича с одного удара.

– Почему тебе обязательно нужно все портить?

– Это не цель. Цель – не дать тебе зациклиться на идее, которая тебе нравится, игнорируя ее недостатки, – пояснил Матвей.

– Ладно, допустим, но это не единственный косяк, связанный с Чернецовым. Он действительно ту девушку душил! И не только ее… Она потом уже начала узнавать, делал ли он такое раньше. Оказалось – делал, он даже этого не замечает за собой… Ну а главное, знаешь, что ей удалось выяснить?

– Не знаю, но ты сейчас расскажешь.

– Он даже свою сестру душил! В детстве. Младшую. Ты ведь понимаешь, что это значит?

– Что это может значить, – поправил Матвей. – Опять же, женская обида…

– Обиженка до такого бы не додумалась. Ну и я пошуршал на тему этой сестры. Такая действительно есть, младшая. Никогда ни на что не жаловалась открыто, но с семьей не очень ладит, как только ей исполнилось восемнадцать, свалила в Исландию и с тех пор не возвращалась. В Исландию! Насколько нужно человека достать, чтобы он спрятался среди льдов и вулканов?

– В Исландии красиво.

– Даже не начинай, – закатил глаза Гарик. – Я, конечно, не такой крутой мастер профайлинга, да и не претендую, но и я могу сказать, что это поведение подавленной жертвы. Человека, с которым в детстве случилось что-то плохое, а помощи он не получил – зато получил нагоняй, что еще больше увеличило травму.

Тут даже Матвей с его скептицизмом вынужден был сдаться:

– Хорошо, это можно допустить. Но ни Дарью, ни Майю не душили.

– Дарью не догнали, а Майе перерезали горло – тоже с шеей связано, как по мне. Может, именно этого он и хотел, но перерезать горло родной сестре и остаться безнаказанным было проблематично… Но на нем одном дело не заканчивается, ты дальше слушай! Леся эта признала, что при всех своих косяках Чернецов все равно ведомый. Что ему Третьякевич скажет – то и сделает. Не потому, что такой покорный, а потому, что Третьякевич к демократии не склонен. Если кто с ним спорить начинает – может сразу ударить. А за проступки посерьезней может и более изощренное наказание придумать, например, пробежаться по улице без одежды. Ничего не напоминает?

– Студенческие игрища напоминает.

– Тогда лови еще факт: однажды он выклянчил у Чернецова пакет донорской крови. Знаешь, для чего? Чтобы свою девушку во время секса облить – вот так на него вид крови действует!

– Это, кстати, объяснило бы обилие крови в Охотничьей Усадьбе.

– Ты издеваешься? – поразился Гарик.

– Кто-то должен оставаться официальным представителем здравого смысла. Про остальных двоих твой информатор в юбке что-нибудь знает?

– Ника Каретникова назвала очень милым, по нему вообще вопросов не было. Антон Левченко, это который блогер, цитирую: «Козел, у которого из каждой дырки по камере торчит». Конец цитаты. Похоже, в компанию он был принят ради пиара. Снимает вообще все, но публикует только то, что прошло цензуру со стороны Третьякевича. Что скажешь?

С ответом Матвей не спешил, он задумался о чем-то, помешивая чай. Гарик за это время выпил чашку кофе и нацелился на вторую. Происходящее по-прежнему представлялось ему головоломкой, которую нужно решить, – а не чьими-то трагедиями. Может, это и было не совсем правильно, но по-другому не получалось.

Когда рядом была Таиса, сочувствовать людям у него выходило лучше. Это обстоятельство ему еще предстояло обдумать.

– Судя по тому, что узнал ты, и добавлению уже имевшихся данных, главный у них Третьякевич, – наконец сказал Матвей. – Опять же, мы изначально допускаем, что преступление действительно совершили они. Тогда Третьякевич получает удовольствие от вида крови и, возможно, насилия. Чернецов отчасти разделяет его увлечения, поэтому помогает в охоте. Блогер Левченко вряд ли отличается человеколюбием и железными принципами, раз с такой настойчивостью лезет в компанию, где он лишний. Он мог подыграть, просто чтобы укрепить свою репутацию, а потом стало поздно давать задний ход. Не нравится происходящее только Каретникову, он ведомый – и он может стать необходимым нам слабым звеном.

– Во-о-от! У тебя планшет есть? Показать кое-что хочу.

Отвечать Матвей не стал, он просто сходил в другую комнату, а вернулся уже с планшетом. Гарик нашел в социальной сети нужный профиль, покопался среди видео – он все это изучил накануне, знал, что искать. Наконец он запустил ролик, вернул компьютер Матвею, а сам занялся второй чашкой кофе.

На видео веселилась под рев музыки группа молодых людей – кто-то устроил новогоднюю вечеринку. Хозяевам квартиры оставалось только посочувствовать: после такого сборища требовалась не уборка, а ремонт. Кто-то уже отключился, кто-то вернул миру все съеденное и выпитое накануне – прямо на роскошный светлый ковер. Обычная студенческая тусовка, интересная разве что присутствием на ней нынешних подозреваемых.

Блогера Левченко сюда не пригласили – видимо, его готовы были принимать только в узком кругу. Третьякевич сидел на диване в окружении полуголых девиц, льнувших к нему, как кошки. Чернецов довольствовался только одной девушкой, танцевавшей с ним. Эта тоже была не совсем трезва, зато дорого одета, явно из золотой молодежи. Он что-то шептал ей на ухо, она широко улыбалась, наверняка предвкушая прекрасный вечер.

Был тут и Ник Каретников. Он, удручающе трезвый, старался держаться в стороне, ближе к окну, там, где было прохладней. В руках он сжимал бокал шампанского, добытый непонятно где: на столе стояли в основном бутылки с пивом и водкой. Судя по страдальческому выражению лица, Каретников просто ждал, когда все это закончится. Почему не уходил – непонятно. Видимо, кое-кто не разрешал.

Оператору столь скромное поведение категорически не понравилось. Он подобрался вплотную к Каретникову, зачем-то начал прижимать камеру к его лицу. Видимо, пьяному сознанию казалось, что это феерически смешно и вдохновляет на подвиги. Каретников сдержанно улыбался, отстраняя от себя смартфон. Голос он не повысил ни разу, но то и дело косился на диван, на котором сидел Третьякевич. Скоро оператор решил, что такого душнилу уже не спасти, и переключился на попытки засунуть смартфон под юбку проходившей мимо девушки. На этом запись оборвалась.

– Видел, а? – спросил Гарик, как только затихла музыка. – Он там самый адекватный, и он явно боится Третьякевича.

– Не явно. Но, полагаю, ты прав. Хотя на ролике есть и еще кое-что очень интересное и гораздо более важное для нас.

– Э… Что?

– Иди и посмотри.

Это было даже обидно: Гарик продемонстрировал этот ролик как одно из доказательств своего успеха, он не ожидал, что Матвей умудрится превзойти его даже здесь.

Однако Матвей оставался в своем репертуаре: он видел куда больше, чем способен был заметить простой смертный. Он вернул видео на минуту назад, в момент, где Каретников отбивался от оператора, и поставил запись на паузу.

– На руки его посмотри, – велел он. – Только внимательно.

Уточнение было лишним, Гарик и сам уже обнаружил, что упустил при первом просмотре. Его оправдывало лишь то, что движение было очень быстрым, кадр – размытым… Хотя Матвей все заметил. Ну и черт с ним.

Руки Каретникова были покрыты порезами – уже зажившими и совсем свежими. Порезы были неглубокими, не требующими не то что швов, бинтов даже. Но их количество и срок нанесения предполагали, что это не несчастный случай, это некая норма, пусть и извращенная. Порезы ровными рядами исчезали под рукавом, и сложно было сказать, докуда они тянутся.

– Возможно, это вариант наказания со стороны Третьякевича, – предположил Матвей. – Тот самый способ сохранять контроль над своим окружением.

Что ж, хотя бы тут Гарик мог его превзойти, отыграться за упущенную деталь:

– Может быть, но я думаю, что Каретников селф-хармит.

– Что? С чего ты взял, что он наносит их сам?

– Во-первых, ни у кого другого в окружении Третьякевича я таких порезов не видел, а ведь это могло бы стать фирменным методом наказания! Во-вторых, порезы нанесены так, как удобней резать самому, а не со стороны. Видишь? На левой руке намного больше, чем на правой, и они ровнее. В-третьих, есть еще кое-какая информация о Каретникове, которую я не упомянул, потому что сам в ней не смог разобраться. Но теперь я догадываюсь, что к чему.

Опытным хакером Гарик не был, однако умел много такого, что в любой цивилизованной стране мира выходило за рамки закона. Благодаря устройству, оставленному в Охотничьей Усадьбе, он смог скопировать часть данных с телефонов гостей. Проверил он пока не все, зато заглянул в личный банковский кабинет Каретникова.

Поэтому Гарик теперь знал, что Ник нередко снимал со своего счета крупные суммы. Что он делал с ними дальше – определить было невозможно, но такое всегда происходило вскоре после возвращения из Охотничьей Усадьбы.

Тогда Гарик действительно не понял, к чему это, а сейчас кое-какая ясность появилась.

– Есть подозрение, что он передает эти деньги или жертвам, которые выжили, или родственникам погибших. Налик невозможно отследить, и это легко сделать анонимно.

– Опять же, домысел.

– Да, но очень хорошо сочетающийся с самоистязанием, согласись!

– Соглашусь, – вздохнул Матвей. – Он похож на человека, который испытывает сильное чувство вины перед своими жертвами. Остановить насилие он не может из-за страха перед Третьякевичем, зато пытается наказать себя и компенсировать вред, чтобы добиться хоть какой-то внутренней гармонии. Он действительно слабое звено. Наша основная задача – работать с ним.

– Второстепенная, – поправил Гарик. – Основная задача у нас все-таки другая.

– Это какая же?

– Разобраться, где, черт побери, носит нашу девочку!

* * *

Сюрприз получился неприятным, и Таиса до сих пор не понимала, каким чудом умудрилась скрыть свое недовольство. Они ведь договаривались с Еленой и до последнего момента все было в силе! О том, что за рулем будет Андрей Алексин, она узнала уже возле автомобиля.

– Малая приболела, – виновато сообщил он. – Лене нужно с ней остаться.

– Можем вообще все отменить.

– Ну, мне и самому поехать надо… Так почему нет?

Причин и правда не нашлось – кроме того, что Таисе было не слишком уютно наедине с малознакомым мужчиной. Даже при том, что это не случайный попутчик, что его жена все знает… Глупо, пожалуй. Но слишком уж много Таисе в последнее время пришлось увидеть и узнать, тут у кого угодно нервы бы расшатались.

Куда удобней ей было бы поехать одной, но собственного автомобиля у нее не было, а водить чужую машину по заснеженным дорогам она бы не решилась. Просить своих спутников она не стала, потому что они вряд ли оценили бы причину, по которой она отвлекла бы их на полдня, и тут подвернулся удачный вариант с Еленой, которой тоже нужно было съездить в ближайший городок.

Ну а потом вместо Елены явился ее муж. Видимо, все предугадать невозможно.

После недолгих сомнений Таиса все-таки решилась ехать, рассудив, что измотанные нервы – не повод менять свои планы. Как и следовало ожидать, все прошло отлично, и если сначала она молчала, то на обратном пути даже разговорилась со своим спутником.

– Лена упоминала, что вы очень не любите Охотничью Усадьбу… Это правда?

– А за что ее любить? – помрачнел Андрей.

– Мне казалось, что раз вы охотник, вы оцените такое место!

– Я-то охотник… Но вот кто собран там?

– Не уверена, что понимаю…

– Охота – это тоже спорт, у которого есть свои правила и свое представление об уважении. А те богатеи, что там собираются, в лучшем случае на танке в лес выезжают, чтобы их кто не укусил или самим не замерзнуть… Сплошные понты! Но эти ладно, этих я понять еще могу. А остальные? Приезжают туда, чтобы нажраться и поблевать. Какие они охотники? Я уже молчу про их баб…

– Есть такое замечательное слово «женщины», очень рекомендую.

– Есть женщины, – с готовностью согласился Андрей. – Есть даже охотницы. Но те, кого я там видел, именно бабы. Одетые в какие-то тряпочки, скорее голые, постоянно с кем-то сосущиеся и что-то клянчащие… Ну и отношение к ним такое же. Их там уважают не больше, чем кусок мяса! Вот вы уважаете кусок мяса?

– Перед каждой котлетой извиняюсь.

– Смешно, – хмыкнул водитель. – Но вы поняли, о чем я.

– Да, думаю, поняла.

– Ну и вот. Поэтому я не хочу, чтобы Лена бывала там одна.

– Вы действительно думаете, что на нее кто-то нападет? – удивилась Таиса.

– Напасть-то не нападет, но пялиться будут… Могут даже лапать начать. Они там привыкли, что все женщины на одно лицо. Они реально не знают имен тех, кого с собой привозят! И лица толком не запоминают. Я несколько раз видел, как они там всем кагалом пытались выяснить, откуда какая баба взялась. Так, кажется, и не разобрались! И вот к этим людям я должен отпускать свою жену? Нет уж, если она так хочет с ними работать, потому что это важно для ее кафе, я лучше буду сам заказы отвозить!

Таиса попыталась вспомнить рассказ Гарика о том, как чувствовала себя Елена на территории Охотничьей Усадьбы. Нормально, кажется, чувствовала, вполне уверенно… ее муж беспокоился больше, хозяйка кафе просто снисходительно относилась к его страхам, а заодно и позволяла выполнять за нее часть работы. Она-то знала, что на самом деле Охотничья Усадьба не такое уж страшное место… Если не считать один очень особенный коттедж.

Андрей готовился отвезти свою спутницу обратно в Змеегорье, туда, где и забрал. Но к этому моменту Таиса уже достаточно освоилась в его компании, чтобы попросить о небольшом одолжении. В принципе, к нужному месту она могла бы добраться и пешком, однако на машине было быстрее и удобнее.

– Вы уверены, что хотите туда? – насторожился Андрей. – Я не смогу вас сопровождать, мне нужно к семье ехать…

– Так я и не прошу! Только подвезти меня.

– Это не совсем безопасно.

– Я в городе купила снегоступы и планирую вернуться до темноты, так что все в порядке. Хотя если вам неудобно, я все понимаю, я не настаиваю!

– Нет, просто я… Хотя ладно, что я лезу, в самом деле? Вы только учтите: телефон у нас в лесу ловит не везде. Если останетесь без связи, вы не пугайтесь, а просто ищите новое место.

– Обязательно учту.

Они миновали деревню, не остановились там, поехали дальше. Андрей, как она и просила, высадил ее в лесу. Таиса ожидала, что испугается хотя бы теперь – он ведь не зря ее предупреждал, он во всем был прав.

Однако страха почему-то не было. Таиса шла через глухую чащу, но думать получалось лишь о том, как прекрасны занесенные снегом деревья. Словно настоящей шубой укрыты, ветки прогибаются под тяжестью, остро пахнет хвоей – как будто Новым годом, хоть он уже и прошел… Возможно, таким образом ее сознание защищалось от образов обнаженных, покрытых кровью девушек, боровшихся здесь за свою жизнь. Таиса не знала наверняка.

Она то и дело проверяла мобильный – звонить никому не собиралась, просто следила за связью. Андрей сказал правду: сигнал то исчезал, то появлялся, но хорошо уже то, что он был так далеко от цивилизации. В какой-то момент начали прилетать обеспокоенные сообщения от Гарика и даже один нейтральный вопрос от Матвея. Обоих Таиса заверила, что с ней все в порядке и она совершенно точно знает, что делает.

Через несколько часов она устала, да и небо начало менять цвет. Нужно было возвращаться, но прежде Таиса хотела еще раз осмотреть заброшенную ферму, раз уж оказалась рядом. Конечно, полицейские все тут обыскали, когда забирали тело. Однако они ведь не знали, кого подозревать… Возможно, они случайно упустили то, что могло указать на клиентов Охотничьей Усадьбы?

Таиса миновала озеро, снова скованное льдом, зашла в бывший хлев. Здание, давно покинутое и людьми, и животными, теперь смотрелось причудливым ангаром, пережившим апокалипсис. Сначала здесь ставили самолеты, потом спасались от зомби, а свиней и вовсе не было… Забавная мысль, но она легко приживалась среди серых стен и белых снежных заносов, проникших внутрь через выбитые окна.

Как и следовало ожидать, ничего толкового в заброшенном хлеву не было… А если и было, снег надежно скрывал это. Но Таиса хотя бы отогрелась в защите от ветра и готова была возвращаться в деревню.

Вот только уйти ей так и не позволили. Она как раз выходила из здания, когда кто-то перехватил ее. Он подкрался сзади, неожиданно тихий, наверняка хорошо знающий эти места. Таиса даже не подозревала, что рядом кто-то есть, пока ее шею не пережали удушающим приемом, не позволяя больше сделать ни единого вдоха.

Глава 11

Никакого беспокойства Матвей не испытывал. Таиса уже продемонстрировала, что в большинстве ситуаций способна позаботиться о себе. Если же она попала в условия, при которых ее сил недостаточно… Кто виноват? Она, работа профайлера не только в том, чтобы оценивать других, но и в определении собственных возможностей.

Поэтому он не собирался тратить остаток дня на то, чтобы вместе с Гариком метаться по лесам и деревне. Матвей решил посвятить это время проверке собственной теории.

Он допускал, что убийцами могут оказаться те четверо, которых подозревал Гарик. Но его по-прежнему смущало отсутствие у них опыта. То, что они наглые, и то, что у них богатые родители, никак не помогло бы им замести следы так идеально, что преступление долгие месяцы оставалось незамеченным и было обнаружено случайно. Многие психопаты попадаются на первых «пробах пера» – откровенно безумных, полных страсти.

А здесь было по-другому. Тот, кто убил Майю, прекрасно знал, что делает, он в себе не сомневался. Матвей не мог избавиться от ощущения, что этот человек проделывал такое раньше. Возможно, не настолько нагло, осторожно, двигался вперед, прощупывая почву… Вероятно, даже ошибался и учился на своих ошибках. От этого и решил отталкиваться Матвей.

Он проверил, было ли у кого-то из жителей Черемуховой или Змеегорья криминальное прошлое – и получил любопытный результат. Проблемы с законом случались у многих, но в основном незначительные: кража, драки, безусловный здешний лидер – пьяное хулиганство. И только один человек провел за решеткой девять лет за убийство с особой жестокостью, прежде чем вернуться в Змеегорье.

Сначала Матвея смутило имя – Нина Любимова. Женщина не подходила под тот психологический профиль, который он уже наметил. Имя «Нина Любимова» почему-то заставляло воображение рисовать хрупкую блондинку в цветастом платье по моде пятидесятых. Он не понимал, почему, да и не пытался разобраться. Какой бы она ни была, она когда-то забила до смерти свою соседку по квартире – так, что, судя по отчетам, осколки черепа и зубов потом по всей комнате собирали. Угадать, что представляет собой эта женщина, все равно не получилось бы, Матвею необходимо было с ней встретиться.

Нина работала на местной почте – крохотном отделении, где на все задания хватало ее одной. По крайней мере, так сказала Елена, когда Матвей расспрашивал ее об этом. Но когда он вошел, за прилавком возился массивный бугай в спортивном костюме, расставлявший по подставке открытки – то ли помощник, то ли водитель. Это Матвей сначала так решил, наблюдая за широкой прямоугольной спиной. Однако на проверку бугай и оказался Ниной.

Она была одного роста с Матвеем, не полной, но крепкой. Лицо женское, не красивое, просто с мягкими чертами. Косметику Нина игнорировала как явление, перед посетителями представала такой, какая есть: широкое, будто чуть вогнутое лицо, крупный круглый нос, близко посаженные голубые глаза. На коже – сеть морщин, скорее мимических, чем возрастных, намекавших, что она любит хмуриться и возмущенно поджимать узкие губы. Волосы острижены коротко, будто сама поработала ножницами перед зеркалом, но на кончиках кокетливо подкрашены в желтый цвет, ярко контрастировавший с природным коричневым.

Взгляд был внимательный, настороженный, в чем-то почти звериный. Улыбка, которую по привычке нацепила Нина, ничего на самом деле не значила.

– Чем могу помочь? – поинтересовалась она. Голос оказался чуть хрипловатый, намекавший на увлечение сигаретами.

– Поговорить с вами хотел. Меня зовут Матвей, я из команды журналистов, которые снимают сюжет о девушке в лесу.

– Теперь уже двух девушках, да? Я знаю, кто вы. Змеегорье – слишком мелкая дыра, чтобы хоть что-то упустить. Ну и зачем вам я?

– Почтальоны, как и врачи, обычно знают много – и это особенный вариант правды, доступный только им.

– Исключительно за этим?

Матвей обычно быстро определял, кого можно обмануть, а кого не проведет даже самая искусная ложь. Его это не смущало. Правда тоже могла стать неплохой основой для беседы.

– Нет. Не только за этим.

– Хоть брехать не пытаешься, – хмыкнула Нина. – Пошли на улицу, перекурю, раз на тебя время тратить приходится.

Она набросила потрепанную темно-зеленую куртку и вместе с Матвеем покинула тесный почтовый зал. Зима снова баловала ясным небом, по которому уже стелились розовые и желтые полосы заката. Снег мягко срывался с пышной хвои под собственной тяжестью. На оголенных ветках переминались нахохлившиеся птицы.

Нина закурила, наблюдая за близкой стеной деревьев.

– Меня уже полиция допрашивала, кстати. И с тобой я говорить не хочу.

– Но все равно говоришь, – заметил Матвей. – Почему?

– Знаю я вас, журналюг… Вы мстительные. Вы жизнь портите похуже, чем менты. Не поговоришь с тобой сегодня – ты такими меня помоями завтра обольешь, что мне жизни даже в Змеегорье не будет. Хотя дальше только край света!

– Разве на том уголовном процессе журналисты тебя оболгали?

Нина на секунду задумалась, потом покачала головой, выпуская в морозный воздух кольца сизого дыма.

– Нет, лгать-то они не лгали… Но зачем же было все подробности выкладывать? Что я ей черепуху в пол втоптала, что по грудной клетке прыгала… Я, кстати, не прыгала, просто била ногой. Они еще фотки где-то надыбали…

– Но ведь это случилось. То, о чем они говорили.

– Так ведь я за это присела! И срок свой отмотала. А они из меня чудовище слепили! Здесь никто не знает… И не должен узнать.

– За что ты убила ту женщину?

– Это здесь при чем? – удивилась Нина. – Все было очень давно.

– Не так уж давно. Так за что же? На суде ты сказала, что вы были подругами.

– Да уж… Подругами, – криво усмехнулась она. – Не разлей вода! Там долго накапливалось многое… Злость, горечь… Она меня кинуть собиралась. Я ей доверяла на все сто, раз за разом спасала ее задницу, а она мне как отплатила? Ну, я и не выдержала однажды. Она мне говорит: я уйду! А я ей говорю: никуда ты не уйдешь! Дальше – помутнение, ничего не помню… Очнулась, когда от нее один фарш остался. Ментов, между прочим, сама вызвала и бежать не пыталась! Что, доволен теперь? Встает у тебя от таких рассказов, а?

– Я не для этого спросил.

Матвей действительно не испытывал удовольствия от подобных историй – слишком уж живо воображение рисовало все, о чем говорила Нина. Но ему нужно было не просто узнать, что случилось, а услышать это от нее. То убийство значительно отличалось от того, что произошло в лесу.

При этом Матвей видел и определенное сходство. Нина потеряла контроль тогда – и убийца Майи явно потерял контроль во время изнасилования. Возможно, с годами Нина просто научилась обуздывать захватывавшую ее животную страсть, но все равно получала от этого удовольствие. То, что Майю изнасиловали, было незначительной погрешностью. Насиловать можно не только естественным путем.

Нина продолжала наблюдать за ним глазами умного, опытного зверя.

– Так что, подозреваешь меня? – спросила она. – Что я тех телок грохнула?

– Я этого не говорил. Зато ты сказала «телок». Формально убитая там только одна.

– Ой, да ладно… Знала я Дашку. Я ведь в Черемуховой тоже работаю, там своей почты нет! Девка была мерзкая, но не без мозгов, сама бы она не померла. Думаю, ее тоже грохнули.

– И это все? Речь только о них?

– О ком же еще?

– Почтальон много путешествует, – указал Матвей. – Много говорит, много знает, видит… Возможно, ты замечала что-то подозрительное? Тут на хуторе одна пожилая дама живет, она утверждает, что регулярно крики из леса слышит. Может, и ты слышала или замечала что-то? Вещи Дарьи укрыл снег, но Майю убили осенью, до снега, а ее вещи так и не нашли – ни одежду, ни рюкзак.

– Думаешь, их убийца почтой отправил? – хохотнула Нина. – Нет, ничего я не видела. Что же до бабки Нади… нашел, кого слушать! Я когда к ней прихожу, она мне рассказывает свои сказки про чертей, леших и русалок. Она давно уже не в себе… Она резко сдала. Как до нее дошло, что уже пенсия, а она так и не стала великой журналисткой, так и отъехала крыша. Она даже порывалась как-то заявление в полицию клепать о том, что у нее под окнами русалки вопят, на силу отговорила!

И вроде как она иронизировала – вполне обоснованно, это понял бы любой, кто хоть раз встречал Надежду Барабашеву. Вот только Матвею не понравился ее взгляд: насмешливый, с вызовом. Многозначительный тон тоже не понравился, Нина будто дразнила его тайным знанием, столь необходимым ему и доступным только ей.

Кто-то другой на месте Матвея засомневался бы, решил, что ему мерещится. Но он привык доверять себе, знал, что это не интуиция – это наблюдательность. Нина определенно что-то скрывала и гордилась этим.

Забавно… В рамках профиля, предварительно составленного Матвеем, убийца как раз был склонен к доминированию над окружающими и самолюбованию, но не настолько глуп, чтобы выдать себя.

– А что, если не все сказанное было ее фантазиями? – поинтересовался Матвей так, будто его предположение на самом деле ничего не значило. – Вдруг она действительно слышала крики?

– Тогда мы бы узнали об этом очень быстро: деревня маленькая, все знакомы. Любое исчезновение мгновенно бы заметили.

– А если они были не отсюда?

– А откуда еще? Из Черемуховой? Там та же история.

– Может, их привезли сюда откуда-то? – предположил Матвей. – От шоссе, например?

– От трассы, – поправила Нина. – С женщинами с трассы случается всякое.

– Это из серии «Сама виновата»?

– А разве нет? Я не говорю сейчас про вопли, которые якобы слышит бабка Надя. Я говорю про такую ситуацию вообще. Если девица поперлась одна на трассу хрен знает где, разве есть какая-то разница, что с ней произойдет?

– В жизни всякое случается. Это однажды можешь быть ты.

– Это никогда не буду я! – рассмеялась Нина, доставая вторую сигарету. – Я же не такая идиотка! Между прочим, если бы таких действительно убивали в лесах, это была бы услуга всему женскому роду.

– Интересная философия.

– Меньше дур, меньше вероятность, что они расплодятся. Уважение зарабатывается не криками «я баба, уважай меня», а поступками и адекватным поведением. Если ты допустила, что кто-то утащил тебя в лес, пеняй на себя. Ну а если тебя еще и не хватились, значит, ты была бесполезной дурой.

– Некоторых убивают не в темном лесу, а в собственной квартире, – как бы невзначай напомнил Матвей. – Так что все относительно.

Нина все-таки вздрогнула, но еле заметно, так, что не наблюдавший за ней человек и не заметил бы. Она по-прежнему насмешливо улыбалась, но взгляд стал колючим. Как бы она ни делала вид, что ее поступок погребен под слоем времени и совершенно ей безразличен, это ее до сих пор задевало.

– На меня намекнуть пытаешься? Ну-ну, говори прямым текстом!

– Да я практически прямым и сказал. Ты же поняла меня.

– И к чему это?

– К тому, что ты убила женщину за то, что она перестала тебе нравиться. Смогла бы ты так же легко убить кого-то, кто позорил женский род? Ну так, в порядке предположения.

– Какие же вы журналисты все-таки мрази… Все извратите! – поморщилась Нина. – То, что произошло, накапливалось годами. И у меня не было с ней вражды как у женщины!

– Но была как у мужчины?

– Тоже извратишь?

– Нет, просто знаю, что перед судом твой адвокат пытался разыграть карту невменяемости. Я не стал уточнять, что именно предлагалось как объяснение твоего поступка. Теперь рискну предположить: раздвоение личности?

– Зря рискнул, – хмыкнула Нина. – Ты все равно не поймешь… ты же не психолог!

– Куда уж мне.

– Во мне есть мужчина, но это тоже я. Это не кто-то другой, это я! Это две грани меня. Можно быть одновременно мужчиной и женщиной, но при этом одним человеком. Это совершенно нормально! И суд признал, что это нормально!

Тут она искажала информацию – то ли намеренно, то ли потому, что так ей больше нравилось. Суд ничего такого не признавал, а экспертиза назвала ее вменяемой, чтобы она не смогла избежать наказания. Нина была не первой, кто считал, что такие экспертизы доказывают норму. На самом деле они указывают не на отсутствие проблем с психикой, а на способность нести ответственность за свои действия.

Но сейчас то, кем себя на самом деле считала Нина, было не так важно. Матвей видел: она намеренно пытается шокировать его. Она заметила, что сболтнула лишнего – не следовало ей упоминать, что ей известно о криках в лесу, что это она отговорила старуху ставить в известность полицию. Теперь Нина пыталась выбить его из колеи такими откровениями, чтобы он запомнил только самый шокирующий элемент беседы. Не худший прием, просто срабатывающий не со всеми.