Текст книги "Зимнее солнце"

Глава 13

Хотелось сделать многое – и ничего из этого делать было нельзя. Если бы Таиса устроила драку с кем-то из клиентов, охрана вынуждена была бы вмешаться. И вовсе не факт, что они стали бы на сторону Левченко, проблема в другом: они начали бы разбираться, что это за девушка, как сюда попала… Ни к чему хорошему это не привело бы. Таиса нарвалась бы на неприятности с законом, а главное, спугнула бы подозреваемых. Это Левченко пьян настолько, что едва соображает. Его дружки могут оказаться в куда лучшем состоянии и оценить угрозу здраво. Уже завтра их в Охотничьей Усадьбе не будет… Да какое там завтра – сегодня!

Поэтому она терпела. И руки на груди и талии терпела, и пьяное дыхание, бьющее по лицу. С таким человеком пообщаешься пять минут – и все, за руль уже нельзя, лишишься прав за нетрезвое вождение. Таиса думала не о том, что сказала бы ему сама, а о том, что должна была сказать женщина, которую она изображала.

Женщина эта застенчиво улыбнулась, отвела взгляд.

– Ну, котик, я же не одна сюда приехала!

– И чё? – хмыкнул Левченко. – Если ты одна в такое время шляешься, котик твой уже нажрался и дремлет в собственной блевоте. Каждый раз одно и то же! Я прав?

– В некотором смысле, – уклончиво ответила Таиса. Не хватало еще, чтобы он потребовал отвести его к «котику» и обо всем договориться!

– Да я знаю, что прав… А ты одна скучаешь! Короч, давай, давай…

И снова Таиса заставила говорить свой прообраз, женщину, которая наверняка устала от немолодого пузатого спонсора и по достоинству оценила вполне симпатичного, подтянутого Левченко.

– Хорошо, только никому не говори!

– Это будет наша с тобой тайна…

– Пойдем к тебе?

И тут Левченко заметно помрачнел, нахмурился. Это было любопытно… Его сознание тонуло в алкогольных парах, вряд ли он хоть что-то вспомнит завтра. Но даже так его сдерживали запреты, пробивавшиеся через любое веселье. Это же сколько Третьякевич должен был его муштровать… и как? Таиса невольно перевела взгляд на его руку, на которой действительно просматривался неровный красный шрам.

– Ко мне нельзя! – наконец выдал Левченко.

– Почему?

– Тебе не понравится. Лучше к тебе!

– У меня там котик в блевоте, – напомнила Таиса.

– Зараза… Пошли, уголок найдем…

– Не хочу я уголок искать, тут холодно, я мерзну!

– Ничего, мы тебе теплую одежку по большей части оставим, – фыркнул Левченко. – А потом я сделаю так, что ты вообще мерзнуть перестанешь!

– Ладно, уговорил… Идем вон туда, там темно и ветра нет!

Таисе только и оставалось, что брать инициативу в свои руки. Левченко был сильнее ее, он имел полное право тут находиться. Из преимуществ у нее осталось только его опьянение и контроль над ситуацией.

Поэтому Таиса потащила своего спотыкающегося спутника в темный проход между коттеджами. Окна в этих домах не горели – или внутри никого не было, или гости рано легли спать. Ветер в такие щели не пробирался, ему в этих лесах хватало простора. Свет тоже долетал скупо – призрачное молочно-желтое сияние, отраженное снегом. Милый уголок для свидания…

А еще – прямой путь к калитке, через которую Таиса могла удрать из Охотничьей Усадьбы.

Но прямо сейчас бежать было нельзя, Левченко вполне мог догнать ее или поднять шум. Не важно, что он пьяный, она в этих ботинках на каблуке тоже в не самом выгодном положении. Поэтому Таиса прислонилась спиной к стене и обворожительно улыбнулась своему спутнику.

Он медлить не стал, в его мире все и всегда было просто. Левченко тут же наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, а его руки и вовсе жили собственной жизнью: расстегнули на девушке курточку, скользили по телу, изучая то, что скоро будет принадлежать ему. В этой ситуации Левченко не видел никаких странностей, не ожидал подвоха, а потому не замечал ничего вокруг.

Таиса же предпочла сосредоточиться вовсе не на слюнявом пьяном поцелуе или неловких движениях, у нее оставались свои интересы. Пока Левченко был занят ее телом, она была занята его карманами. Он оказался небрежен: просто таскал с собой все необходимое, не задумываясь о ценности предметов. В каком-то уголке его замутненного сознания, должно быть, сохранилась мысль о том, что эти вещи нельзя бросать без присмотра. А вот понимание того, что он, шатаясь по Усадьбе, может все потерять, так и не пришло.

Очень скоро Таиса нащупала ключи и кошелек, но это было ей не нужно. Зато телефон ее очень даже заинтересовал: большой такой, как предпочитают блогеры, наверняка рабочий инструмент. Гарик говорил, что вытащить данные только через тот приборчик, который он установил возле роутера, затруднительно, это так, выстрел на удачу. Зато если получить сам телефон, можно узнать много интересного. Украсть его сейчас по-своему безопасно: Левченко вряд ли сообразит, причастен к этому кто-то или телефон выпал сам.

Так что нужно было пробовать. Жаль только, что с легкостью выскальзывать из кармана телефон не желал, он будто намеренно хранил верность своему хозяину. Да еще и Таисе приходилось действовать осторожно, мучительно медленно, чтобы Левченко ничего не заметил. По-прежнему игнорируя его руки, которые уже уверенно забирались то под свитер, то под юбку. Хорошо еще, что удовольствие не приходилось изображать – он был в таком состоянии, что все равно ничего бы не заметил. Да и вряд ли его вообще волновало, что она там чувствует.

Наконец ее усилия увенчались успехом: телефон все-таки выскользнул из кармана куртки. Правда, к этому моменту пальцы Таисы замерзли настолько, что она чуть не выронила драгоценное устройство в снег. Ей пришлось присесть, чтобы перехватить телефон, а Левченко понял это по-своему.

– Ну-ну, девочка, совсем извелась? – прошептал он. – Ничего, сейчас…

Его «сейчас» и правда было незамедлительным – он попытался стащить с нее колготки, не снимая юбку, как и обещал. Но Таиса уже получила все, что хотела. Телефон она бросила в карман собственной куртки – объемный, нашитый сверху и легко закрывавшийся. Вот теперь она могла бежать.

Вряд ли Левченко успел сообразить, что произошло. Для него миг наслаждения вдруг обернулся мигом боли, настолько сильной, что он не устоял на ногах и с воем повалился в снег. Таиса не собиралась сдерживаться, да и положение у нее было удобное: она могла ухватиться руками за стену, чтобы не упасть, а коленом ударить туда, куда, собственно, и могло прилететь колено девушки, к которой вплотную прижимается возбужденный мужчина. Это было не только местью… Хотя местью тоже, что скрывать. Но в первую очередь Таиса думала о том, что у нее вряд ли хватило бы сил свалить Левченко с ног ударом по лицу – даже когда он был в таком состоянии. А вот для удара по куда более уязвимому месту ее сил оказалось вполне достаточно.

Она не собиралась торчать там и ждать, что же будет дальше. Как только Левченко исчез с ее пути, Таиса перепуганным зверьком рванулась к калитке. Она уже не думала о том, оставляет ли она следы, будет ли кто-то ее преследовать. Хотелось ей только одного: как можно быстрее убраться из Охотничьей Усадьбы и никогда больше сюда не возвращаться.

Если бы калитку заперли на ночь, дела ее были бы плохи: она, в отличие от Гарика, вскрывать замки не умела. Однако время было еще не позднее, просто темнота приходила рано. Калитка легко поддалась, выпуская девушку на уже протоптанную охотниками тропу. Таиса не стала задерживаться там, она побежала вперед: сначала по дорожке, а потом и через снежную целину, к уже знакомому ельнику.

Она вообще не останавливалась, ее просто перехватили в движении. Из-за темноты и скорости Таиса не могла толком разглядеть свое окружение, она даже не заметила, как добралась до своих спутников.

Зато это заметили они: Матвей перехватил ее с поразительной легкостью, приподнял над землей, повернулся вместе с ней, чтобы погасить инерцию, дождался, пока Таиса сообразит, кто находится с ней рядом, и успокоится.

– Ну ты даешь! – присвистнул Гарик. – Ты что, разгон на взлет брала?

– Ага, прямо на Марс, – проворчала Таиса. От Матвея она по-прежнему не отходила, он сейчас служил живой стеной, закрывавшей ее от Охотничьей Усадьбы.

– Почему так долго? – спокойно спросил он. – Прошло больше трех часов.

– Мы разве не на три с половиной договаривались? – удивилась Таиса.

– Женщины! – хмыкнул Гарик.

– Прошло больше трех с половиной, – невозмутимо уточнил Матвей. – Почему ты не отправила сообщение?

– Потому что сначала все было под контролем, а потом меня немножко насиловали на стене и мне было не до того!

– Что?..

– Да так, неприятные рабочие моменты, – невесело усмехнулась Таиса. Она достала из кармана украденный смартфон и протянула его Гарику. – Держи аленький цветочек. И честное слово, если окажется, что я страдала зря и ты ничего не сможешь оттуда извлечь, я тебе лично покажу, что происходит с обладателями этого телефона!

* * *

Когда она не вернулась вовремя, он почувствовал беспокойство. Когда она снова была рядом, беспокойство исчезло. Это уже было не профессиональное – это было личное. Еще не на опасном уровне, потому что беспокойство было не сильным, не указывающим на крепкую связь, и все же… Так волнуются за знакомых, которые перестали быть посторонними. За тех, чье имя помнят, а не с трудом припоминают. Это было неприемлемо. Он по-прежнему не сомневался, что она скоро наиграется и уйдет – если не на этом задании, то на следующем так точно. Привыкать к ней бессмысленно и даже саморазрушительно, он знал об этом с самого начала. Ну и откуда же тогда взялась связь, что он упустил, где недоглядел?

Об этом размышлял Матвей, когда они возвращались к своей машине через темный лес. Таиса по-прежнему болтала, не в силах остановиться. Всю историю она выкладывала уже второй раз, если не третий. Гарик вполне убедительно делал вид, что ему интересно – должно быть, понимал, что так она справляется со стрессом. Матвей даже не притворялся, что слушает, но от него и не ожидали подобного.

Он отвлекся не на их болтовню, а на движение. Оно было легким, едва уловимым, всего лишь игра теней во тьме… Вроде как мелочь, не достойная внимания, однако Матвей все равно остановился. Он был уверен, что ему не почудилось, ветки двигались. А ветра не было. Так почему же они двигались?

Гарик и Таиса прошли чуть дальше, а потом заметили, что он не идет следом, и тоже остановились.

– Ты чего? – удивился Гарик.

– Мне кажется, за нами кто-то наблюдает, – напряженно произнес Матвей.

Он вглядывался в темноту, но движения больше не было. Хотелось направиться туда, проверить… А что, если там ловушка? Иногда оказаться правым опасней, чем ошибиться.

Гарик тоже присмотрелся к темным деревьям, а потом отмахнулся.

– Нет там никого!

– Мне показалось, что есть.

– Значит, заяц!

– Заяц так близко не сунулся бы, вы слишком громко трындите.

– Так может тебе именно… показалось?

Это «показалось» Гарик произнес так многозначительно, что намек стал очевидным, как удар по лицу. Таиса, конечно, не поняла, но она и не могла понять, не должна была. Именно из-за нее Гарик ограничился намеком, а не спросил напрямую.

Он указывал, что это могла быть галлюцинация, понятно с ним все. Одно из тех сновидений, которые терзали Матвея ночью и порой пробирались в его дни. Осколок прошлого, который он никак не мог из себя вытащить… Но последним преимуществом Матвея оставалось то, что он пока четко различал иллюзии и реальность.

– Я знаю, что я видел. Там кто-то был.

– Ладно, вариант с зайцем ты отверг… Может, волки?

– Волки бы уже напали.

– Ребята, а может, пойдем? – поежилась Таиса. – И вы померяетесь всем, чем надо, в тепле? Даже если за нами наблюдают, не хотелось бы, чтобы нас перехватили здесь!

Она была права, проверка стала бы опасной для них. Особенно при том, что Матвею действительно могло показаться, шанс есть, пусть и небольшой… Сейчас он в любом случае должен был отступить.

В деревню они вернулись под утро, за пару часов до рассвета. Многие уже не спали, поэтому решили, что и они давно проснулись. Елена, отправлявшаяся в кафе, пожелала им доброго утра. Нина Любимова, которая как раз развозила почту, смерила их презрительным взглядом. Жизнь в Змеегорье шла своим чередом, несмотря на случившееся, никто здесь не боялся ни леса, ни будущего.

Таиса сразу объявила, что намерена проспать до весны, и ушла к себе. Планы Гарика были не столь грандиозными, но и он сказал, что в ближайшие пару часов его от кровати лучше не отрывать. Ну а потом он собирался заняться трофейным телефоном Антона Левченко.

Они оба были правы, Матвей прекрасно понимал, как важно восстановление сил на сложных заданиях. Вот только тело не желало соглашаться с разумом, намекая, что он все равно не заснет в ближайшее время. Это его не напрягало: он, в отличие от Таисы, не устал по-настоящему, в прошлом ему случалось обходиться без сна и двое, и трое суток. Он прекрасно знал, что это почти не влияет на его работоспособность. Вот если придется не спать четыре дня – это уже проблема, но от такой черты он пока был далек. Матвей привык к бессоннице, как иные привыкают к хронической болезни.

Он думал о том, что рассказала им Таиса. Многие детали были важнее, чем она могла представить – она-то упомянула их вскользь, как бы между делом. Например, то, что даже пьяный Левченко не захотел вести чужую проститутку в свой коттедж, туда, где или уже был Третьякевич, или мог появиться в любой момент.

Вряд ли Антон испугался за участь этой девушки. Скорее, он не хотел добавлять себе неприятностей. Какие тут можно сделать выводы? Первый – Третьякевич действительно непредсказуем и неуправляем, он действует достаточно грубо, его побаиваются собственные дружки. Второй – Левченко осознает, что они творят нечто неправильное, опасное и противозаконное, он не хочет получить лишние проблемы, значит, еще надеется вывернуться. И маловероятно, что ему удастся сохранить свободу, не подставляя товарищей, его просто не волнует предательство как таковое.

Получается, в их четверке разлад, и серьезный. А для того, чтобы группа людей безупречно организовывала настолько жестокие и сложные убийства, там нужно единство – если не идейное, то хотя бы дисциплинарное. Подозреваемые не соответствовали собственному психологическому портрету.

Матвей прекрасно понимал, что проблема не в них. Просто их, скорее всего, старались подогнать под чужой портрет…

Но если женщин убивали не они, то кто тогда? Многие признавали, что они жестоки. Они давно уже оставались безнаказанными. В их гостиной была кровь… Размышления снова шли по привычному пути, и Матвею пришлось остановить себя усилием воли. Он мыслит как следователь: анализирует улики, зная подозреваемых. А должен мыслить как профайлер.

От этих подозреваемых можно было отстраниться, ими наверняка займется полиция, оснований достаточно. Матвей же переключился на другие варианты.

Нина Любимова? Очень может быть… Она сильна, у нее хватит и ума, и безумия для таких поступков. Но считать виновной ее слишком рано, мало фактов. Копать под нее тоже бесполезно, Матвею хватило одного разговора, чтобы понять: с ней будет трудно. Так почему бы не использовать против нее все тот же принцип слабого звена?

Матвей еще раз прокрутил в памяти все, что недавно рассказывали ему Гарик и Таиса, и наконец понял, что нужно делать.

Адрес Олега Ладынина он узнал благодаря Елене. Ей было известно всё про всех – единственное кафе в деревне служило общим центром притяжения.

– А зачем он вам понадобился? – удивилась Елена. – Он же у нас такой… не очень контактный.

– Мои коллеги начали с ним беседу, когда у него сменилось настроение, и они не договорили.

– Тогда понятно, это с ним бывает. Но вы ж имейте в виду: у него настроение и сейчас может скакнуть. Не факт, что вы чего-то добьетесь.

– Не факт, – согласился Матвей. – Но почему бы не попробовать?

Ладынин жил на окраине деревни в старом, давно нуждавшемся в ремонте доме. Судя по всему, эту хатку он и получил когда-то от фермы. Не ремонтировал, потому что считал, что такое должен делать за свой счет работодатель, так и жил год за годом в ветшающем здании. Забор за это время покосился, двор выглядел захламленным даже под толстым слоем снега. Но это был не тот мусор, который безумцы намеренно стаскивают к своему жилищу. Скорее, просто след неаккуратной жизни: Ладынин бросил во дворе сломанный велосипед, ржавый топор, рассыпавшиеся дрова, какую-то бесформенную тачку, прохудившуюся бочку… Возможно, потом он планировал это убрать или починить. Но, судя по состоянию двора, «потом» не наступало годами.

Как ни странно, расчищенные дорожки здесь все же были: совсем узкая, по ширине лопаты, от калитки к крыльцу, и чуть пошире – от крыльца к заднему двору. Хозяина вполне могло не оказаться дома, если он уже заступил на самому себе назначенное дежурство на ферме, и все равно Матвей решил испытать удачу. Он уверенно прошел по дорожке и постучал в дверь.

Ладынин все-таки был дома. Он приоткрыл дверь, зыркнул на незваного гостя настороженным псом, словно решая, нахамить сейчас или подождать. Матвей не собирался давать ему время на размышления, он заговорил первым:

– Олег Геннадьевич Ладынин?

– Да, – кивнул хозяин дома. – А что такое?

– Игорь Тарушкин, – представился Матвей. – Я из прокуратуры.

– Она все-таки настрочила на меня заявление?! – от возмущения Ладынин даже распахнул дверь. – Я напишу ответное! Ее дружок чуть не сломал мне руку! Я с тех пор боюсь ходить в лес, я их обоих засужу!

Надо же, встреча с Таисой и Гариком ему запомнилась… Но сотрудник прокуратуры Тарушкин об этом знать не мог, поэтому Матвей остался спокоен, как скала.

– Если хотите написать заявление – вы в своем праве. Я здесь по другому делу, не касающемуся никаких женщин. Мы занимаемся вопросом фермы и обманутых ею сотрудников, которым положена компенсация.

Конечно, все это было бредом, который у многих бы вызвал подозрения. Но не у Ладынина, Матвей прекрасно знал, что делал. Такие люди, как Олег Ладынин, из любого разговора вылавливали в первую очередь ключевые слова. Например, «прокуратура», «ферма» и уж тем более «компенсация». Если же что-то казалось им неуместным или странным, они боялись спросить об этом, потому что привыкли изображать из себя уверенных экспертов во всем. А вдруг они будут выглядеть глупо? Уж лучше кивать, сотрудник прокуратуры наверняка знает, о чем говорит…

– Наконец-то! – обрадовался Ладынин. – Не зря я бьюсь! Заходите!

Он был настолько обрадован долгожданной вестью, что пустил гостя в дом, даже не спросив про удостоверение. Документ у Матвея был, но не настоящий, на крайний случай. Просто так показывать удостоверение не было смысла: если начнутся проблемы с настоящей полицией, он всегда сможет сказать, что это был безобидный розыгрыш, причем исключительно на словах, а почему Ладынин повелся – он не знает.

Хозяин дома привел его на кухню, тесную и переполненную ненужным хламом, но в целом чистую. Ладынин заставил себя сесть за стол, хотя чувствовалось, что на самом деле ему хочется наматывать круги по коридору.

– Так что, их посадили? Сколько денег удалось изъять? Что мне положено? Требую, чтобы меня записали в начале очереди, я ведь не покидал эту деревню, мне их обман всю жизнь переломал!

– Там все очень непросто, – осадил его Матвей. – Разбирательство еще ведется. Но даже если все завершится должным образом, вы понимаете, сколько времени прошло? На чистые выплаты надеяться не приходится.

– А что тогда делать? – растерялся Ладынин. В этот момент он напоминал ребенка, которому долго обещали конфету, но выдали в итоге вареную свеклу.

– Возможна компенсация имуществом.

– Нет там никакого имущества… Все растащили! Никто же не додумался оставить сторожа! Я один пытался сохранить эту дыру, но что я мог? Только я отойду, и там непонятно что начинается! Брали все, кто угодно, что нашли, то и брали…

– Но ведь это считается кражей, – указал Матвей. – Вы и сами понимаете, что ферма оставалась частной собственностью. Так что полиция будет расследовать это дело и наказывать людей, которые уносили что-то с фермы, как воров. И вот тут у вас появляется преимущество.

– Какое же?

– Вы можете легализовать все, что нашли на ферме и рядом с ней. Поэтому я и пришел к вам, вы действительно первый в очереди. Да и по-человечески, Олег Геннадьевич, мне вас жалко. С вами подло поступили.

– Очень подло!

– Я направился к вам, когда появилась возможность. Я уполномочен зарегистрировать все, что вы обнаружили в лесу, оставить вам расписку, и тогда никакого уголовного преследования не будет. Есть у вас, что регистрировать? Или дождемся суда?

С каждым человеком нужно говорить на его языке, и тогда смысл слов отходит на второй план, на первом остается форма. Собеседник настолько рад услышать то, что ему нужно, что не задумывается обо всем остальном.

Для таких переговоров требовалась эмпатия, поэтому Матвей и не любил прибегать к ним. Эмпатия – это не только умение настроиться на собеседника, идеально считывать его взгляды, улыбки, выражения лица. Это еще и временное устранение внутренних барьеров. Тогда приходится чувствовать то, что обычно заперто внутри, и надеяться, что оно не сумеет взять верх. Вот поэтому Матвей предпочитал иные методы, но с Ладыниным по-другому было нельзя.

Зато усилия профайлера все же оправдались. Старик просиял, ему нравилось, к чему шел этот разговор.

– Подождите здесь! – попросил Ладынин. – У меня все подготовлено! Я как знал!

Он спешно покинул кухню, а Матвей остался на месте, глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Хотелось снова закрыться ото всех, и от себя – в первую очередь. Но пока нельзя, рано слишком, ведь его план работал.

Он сразу заподозрил, что Ладынин мог найти и спрятать нечто важное. Из разговора старика с Таисой следовало, что он постоянно шатался по лесу и все, что оказывалось возле фермы, по праву считал своим. А вещи убитых женщин так и не нашли. Теперь Матвею предстояло узнать, связаны ли эти обстоятельства.

Ладынин притащил на кухню коробку внушительных размеров и вывернул содержимое на стол. Коллекция оказалась любопытной – и собиралась она явно не один год. Здесь была парочка мобильных телефонов, небольшой фотоаппарат, детские игрушки, дамский кошелек, чехол для лекарств, перчатки – то, что теряли в лесу приезжие.

Но было и кое-что важное. Женский шарф из нежнейшего шелка, розовый с ярко-красными розами, среди которых легко терялись пятна крови. Блузка, вымазанная чем-то вроде пыльцы, а значит, потерянная еще летом и быстро найденная. Дорогое кружевное белье. Такое бросить и потерять могли разве что безудержные любовники – или женщина, которую заставили раздеться и бежать по лесу…

Разные женщины, если на то пошло. Вещи были разных размеров, стилей и цены. Но при этом Ладынин забирал не полный комплект одежды, а только то, что поменьше… Вопрос в том, почему. Возможно, убийца уносил с собой многое, но порой упускал что-то в темноте. А может, убийца был знаком с Ладыниным и сам дарил ему некоторые «сувениры», чтобы закрепить сотрудничество.

– Зачем вам это? – равнодушно поинтересовался Матвей, подцепив ручкой кружевной лифчик.

– А что делать? По копеечке собирать компенсацию приходится!

– Странные вещи были среди имущества фермы.

– Ничего не знаю! Я нашел их на ферме, значит, это имущество фермы, записывайте!

Ладынин привирал хотя бы отчасти, это было заметно. Далеко не весь хлам он нашел на ферме, но что-то было там. Матвей собирался лично осмотреть заброшенную территорию при первой же возможности, то, что полиция уже провела обыск, его нисколько не интересовало. Да и понятно, почему они ничего не нашли: Ладынин много лет, как санитар леса, подчищал следы за убийцей.

Но это могло подождать, пока же Матвей действительно взялся составлять список предметов. Рассмотреть всю эту мешанину сразу было невозможно, ему и самому проще было изучить все – начиная с разбитых многофункциональных часов, очень похожих на те, что носила Майя Ярчак.

Пока рано было что-то утверждать, но у Матвея появились все основания предполагать: в этом лесу произошло далеко не два убийства, и сложно угадать, сколько еще женских тел скрыто в смерзшейся земле.

* * *

Гарик предпочитал производить впечатление человека, который умеет все. Это несложно: достаточно обеспечивать результат при любом задании, за которое он берется. А уж как он обеспечивает этот результат – его личное дело.

Он не умел взламывать мобильные телефоны, только проблемой это не стало. Он знал, к кому обратиться, и уже через несколько часов ему прислали нужные программы – те, которые могли вскрыть устройство, а заодно и гарантировать, что истинный владелец потерянный гаджет не отыщет.

Смартфон – это всегда сокровищница. Мобильное устройство стало настолько распространенным и привычным, что никто уже не задумывается о том, какую огромную часть своей жизни доверяет ему. А ведь там есть все… работа, финансы, невольный компромат, истории о верности и измене, факты, способные разбить любую красивую ложь. Производители смартфонов уверяют, что системы безопасности серьезно усовершенствовались. Даже если злоумышленник доберется до устройства, доступа к данным он не получит ни за что!

Но это, конечно, успокоительная полуправда. Если бы смартфон Левченко украл какой-нибудь бродяга, он бы и правда ничего не добился. С обычной проституткой та же история… Да что говорить, даже Таисе в одиночку сложно было бы пробиться в систему! Но потом все равно нашелся бы умелец, вскрывающий любые замки.

Как и следовало ожидать, для Левченко смартфон был дороже, чем для других людей. Виртуальная жизнь значила для блогера больше, чем реальная. В сложном устройстве хранилось очень много данных…

Гарика это изобилие лишь раздражало. Когда у тебя в руках так много, попробуй, разберись, что настоящее, а что – постановка для очередного шоу. Ему пришлось потратить несколько часов на изучение файлов, прежде чем появилась хоть какая-то ясность.

Время близилось к вечеру, когда он наконец смог пригласить к себе Таису и Матвея. По-хорошему, следовало бы и поужинать, но тема их нынешнего разговора для кафе совершенно не подходила, и Гарик сделал заказ на дом.

Таиса, похоже, только что проснулась. Она смыла с себя многослойный макияж, заплела волосы в небрежную косу, все еще зевала и вообще казалась студенткой, которая притащила себя на первую пару вопреки всему. Матвей явился не из своего временного жилища, а откуда-то со стороны деревни, одет он был снова в строгий костюм, да еще и очки напялил. Гарик прекрасно знал, что зрение у него идеальное и очки он цепляет, когда нужно за кем-то незаметно понаблюдать – чтобы блики на линзах прятали глаза. Это было любопытно, но о его странных прогулках Гарик решил расспросить позже, содержимое смартфона имело куда большее значение.

– Сначала я запутался, – признал он. – Там столько фото голых баб, деятельной порнухи и угроз, что глаза разбегаются. Но потом оказалось, что это нормальный элемент жизни блогера, Левченко таким даже гордится.

– Он не настолько идиот, чтобы хранить компромат в одной из папок телефона, – указал Матвей.

– А я не настолько идиот, чтобы не понимать этого! Путь там был длинный… Короче, вам это не надо. Суть в том, что наводка несостоявшегося фотографа-папаши оказалась верной, Левченко действительно кое-что снимал тайком. Хранил он это очень тщательно, просто так и не докопаешься, нужно или быть хакером мирового класса, или телефон спереть.

– Что ты там нашел?

– Видосы. Не для слабонервных. Очень не для слабонервных.

– И кто тут подразумевается под слабонервными? – вкрадчиво поинтересовалась Таиса.

– Матвей, разумеется. Нервы ни к черту.

– Тем не менее, запускай, – велел Матвей. – Восемнадцать здесь всем есть, а слабонервные выйдут сами, если захотят.

Когда Гарик нашел нужную папку, он просмотрел несколько роликов, просто чтобы убедиться в их содержании. Он никогда не отличался сентиментальностью, а годы обучения у Форсова развили в нем определенный цинизм. Однако даже так он не сумел остаться равнодушным после такого зрелища, а теперь то же самое ожидало Таису и Матвея.

Ролик он выбрал наугад, вряд ли между этими видео была принципиальная разница. Уже по первым кадрам стало понятно, что камера установлена статично и достаточно далеко – там, где никто не заметит. Но оптика была хорошая, да и свет не подводил: центральное освещение выключили, зато поставили четыре кольцевые лампы по углам комнаты, этого хватило.

Охотничий домик узнавался сразу, все та же захламленная гостиная. На сей раз она не пустовала: в кадр сначала втолкнули полураздетую девушку, не совсем трезвую, но все равно понимающую, что происходит. Она беспокоилась, однако откровенно напуганной не выглядела. Похоже, она была из тех, кто попадал в Охотничью Усадьбу по подарочному сертификату.

– Пупсики, да вы чего? – спросила она, растерянно оглядываясь по сторонам. – Все четверо, что ли? Я думала, по очереди… Вы же говорили, что по очереди!

Никто не собирался ей отвечать, но скоро в кадре и правда появились все четверо подозреваемых. Несмотря на отвращение, которое внушал ему ролик, Гарик не отворачивался, он внимательно наблюдал за лицами парней, ему важно было разобраться, кто что чувствует.

Откровенно радовался происходящему только Третьякевич. Он был возбужден и не скрывал этого, он поспешно раздевался, не сводя с девушки опасно горящих глаз. Чернецов контролировал себя куда лучше. Он был спокоен, все его действия оставались размеренными, он даже не собирался нервничать. Но несложно было догадаться, что девушка значила для него не больше, чем хороший, отборный кусок мяса.

Каретников был очевидно пьян. И не весело пьян, как Левченко вчера, а до стеклянных глаз и резких, неуклюжих движений, как у робота. Когда ему говорили действовать, он действовал. Но он намеренно делал все, чтобы запомнить поменьше событий этого дня. Судя по его привычке резать собственные руки, такая предосторожность помогала слабо.

Левченко старался по возможности держаться в стороне. Он не делал это очевидным и не пытался спасти девушку. Но он прекрасно помнил о том, что их снимает камера, и не вытворял ничего такого, что позже сошло бы за тяжкое преступление.

А тяжких преступлений там как раз хватало. Сначала девушка не сопротивлялась, она сама разделась, улыбалась и даже шутила. Правда, улыбалась только губами, глаза становились все более испуганными. Ей не хотелось этого делать, Гарик не сомневался, она просто не посмела отказаться. Может, боялась Третьякевича. А может, решила, что поездку в Охотничью Усадьбу нужно отрабатывать.

Но продержалась она недолго. Очень скоро оказалось, что секс с четырьмя мужчинами – это не так весело и эротично, как она видела в порно. Она попыталась возразить, но слушать ее никто уже не собирался. И судя по тому, как слаженно действовали все четверо, они проворачивали такое не первый раз.