Текст книги "Зимнее солнце"

Финальная часть маршрута показала, что права была как раз Таиса. Да, на трассе продолжать дорогу можно было в любое время суток, фонари работали исправно. Но дальше их ожидал поворот на Змеегорье, и вот тут дневной свет оказался очень кстати. К деревне вела единственная узкая дорога, неплохо расчищенная и даже избавленная снегом от глубоких ям. Но к ней все равно нужно было отнестись с должным вниманием, одно слишком резкое движение, один занос – и машине пришлось бы дожидаться весны под сплошным слоем снега. Пассажирам, возможно, тоже.

Таиса оставила испытание дорогой своему спутнику, она сейчас смотрела только на близкую стену леса. Древние деревья были отделены от шоссе широкими полями, но по мере приближения можно было рассмотреть их, восхититься густой зеленью ветвей… невольно приглядываясь внимательней, проверяя, нет ли там других трупов. Лес действительно был великолепен, однако его красота даже на уровне инстинктов призывала любоваться ею издалека и ни в коем случае не соваться на территорию вечной тени.

Уже сейчас Таиса все больше сомневалась, что Даша действительно попала в этот лес случайно. Ей пришлось бы не только пересечь шоссе, но и пройти через поле, на котором ноги тонут по колено в снегу… В сильную метель можно не разглядеть многое, однако никак не это.

Куда больше была вероятность, что Дашу сюда привели или привезли. Но как, зачем? Потом еще раздели, не изнасиловали, дали убежать… А главное, почему она не сопротивлялась? Таиса понимала, что ответы найти пока не получится. Важно было другое: вероятнее всего, просто развернуться и уехать им не доведется.

Но это к лучшему. Таиса представляла обучение у Форсова несколько иначе, зато теперь понимала: оно должно проходить именно так.

До ближайших крупных поселков от места гибели Даши было далековато. Неподалеку располагались только две небольшие деревни, в которых ничего похожего на гостиницу никогда не было. Таиса предполагала, что из-за этого им придется квартировать у каких-нибудь гостеприимных старушек, а то и вовсе ютиться вместе в заброшенном доме, но все оказалось не так печально.

В Змеегорье несколько домов сдавалось в аренду, причем отремонтированы они были прилично. Сначала это удивило Таису, но долго разбираться не пришлось. Арендой занимался один из местных жителей, Григорий Серенко, в пятьдесят один год он оказался достаточно продвинутым, чтобы организовать бронь и оплату через Интернет, так что поселиться в Змеегорье было несложно.

Его клиентами становились в основном охотники, представители среднего класса. Для тех, что побогаче, был вариант на пятьдесят километров дальше по шоссе – комплекс роскошных коттеджей, объединенных нехитрым названием Охотничья Усадьба. Однако профайлерам это место не подошло бы, даже если бы Форсов согласился его оплатить, слишком уж далеко было добираться до места преступления и возможных свидетелей.

Матвей доехал до Змеегорья первым, но иного от него ожидать и не приходилось, он-то наверняка не останавливался на отдых ночью – робот может подзаряжаться от автомобиля, сон ему ни к чему. Если что и интриговало Таису в этой ситуации, то лишь цвет его машины: черная окажется или белая? Подумав, она решила, что машина будет черная, под стать образу владельца. Однако автомобиль оказался белоснежным. Конечно, вполне в духе Матвея: поехать в белый лес на белой машине, чтобы бесить всех еще больше.

Свободных домов в деревне хватало, поэтому селиться вместе было не обязательно. На улице их уже встречал Григорий Серенко, которому Таиса отправила сообщение еще при повороте с шоссе. Он вызвался проводить ее, пока Гарик будет переносить багаж в собственное временное жилище.

Поначалу Таиса не обнаружила в таком предложении никакого подвоха – потому что не искала. Серенко был не из тех, кто мгновенно внушает угрозу. Он оказался невысоким, на полголовы ниже своей спутницы, и очевидно щуплым даже в дутой зимней куртке. Он выглядел на свои годы, но помимо возрастных морщин его лицо исчерчивала сеть мимических, делавших его похожим на сушеный финик. А кто станет бояться сушеный финик, в самом деле?

Вот только скоро мнение о мужчине пришлось поменять. Он проводил Таису в дом, оставил чемоданы в прихожей, но уходить не спешил. Это было бы логично, если бы он попытался показать ей дом и объяснить, что к чему. Однако дом оказался типично деревенский, с двумя комнатами, ванной и кухней, показывать тут было нечего. Да и Серенко молчал, наблюдая за гостьей исподлобья. Взгляд был неприятно изучающий, без сомнений скользивший по фигуре девушки. Странно… когда они общались через мессенджер, домовладелец показался вполне адекватным.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась Таиса, делая вид, что странный взгляд ее совсем не беспокоит.

– Хотел спросить, зачем вы здесь. Вы не похожи на охотницу. Женщины сюда обычно приезжают с мужьями или любовниками – но не селятся с ними в разных домах.

– Мы журналисты, – ответила Таиса. Объяснять, что такое профайлеры, ей не хотелось, да и вряд ли Серенко действительно интересовала эта информация. – Хотим сделать документальный фильм-расследование.

– В нашей глуши? О чем же?

– Именно в вашей глуши нашли замерзшую девушку. Вот как раз об этом.

Хотелось вышвырнуть его вон – с учетом габаритов мужчины у нее даже могло получиться. Но Таиса подозревала, что следующей без крыши над головой останется как раз она, а альтернатив в Змеегорье не было. Поэтому она предпочла заниматься своими делами, надеясь, что Серенко поймет намек и уйдет.

Но ему явно было нечего делать. Когда Таиса перевезла чемодан в спальню, хозяин дома все так же уверенно последовал за ней.

И спальня, и гостиная были самыми обычными, аккуратными, со свежим ремонтом и неплохой мебелью. Портило их только одно: обилие трупов. По крайней мере, портило с точки зрения Таисы. Кто-то наверняка решил бы, что многочисленные чучела животных – отличное украшение для охотничьего домика.

Чучела были неудачными и больше напоминали животных, сбитых у дороги, но по какой-то причине не разложившихся до конца. Уюта они точно не добавляли, их хотелось побыстрее выбросить, а лучше – сжечь. Таиса собиралась спрятать эти фантазии некрофила в чулане сразу после того, как Серенко все-таки уберется.

Он заметил, что она разглядывает полинялый комок меха с глазками, и, конечно, истолковал ее взгляд неверно.

– Нравится? Это я сделал.

– Что это?

– Бобер. Я и подстрелил его, и чучело сделал. Тут все работы – не покупные, а мои!

– Никогда бы не догадалась, – натянуто улыбнулась Таиса.

– Никто не верит, но это правда. Я таксидермией увлекаюсь уже три года. Могу показать мастерскую, где все это делается, у меня как раз есть дохлый заяц.

– А вы умеете очаровать девушку! Но я все же воздержусь. Так вы знали погибшую?

– Какую погибшую? – растерялся Серенко, который в этот момент буравил взглядом грудь Таисы, словно надеясь, что свитер распадется на нитки и перестанет мешать приличным людям.

– Которая замерзла, – пояснила Таиса. Она рассчитывала, что мысли о мертвой девушке отобьют у него желание флиртовать с первой встречной, используя дохлых зайцев как способ соблазнения.

– Виноградовскую девицу, что ли? Знать-то я ее не знал толком, просто на заправке встречал… Да как и все тут: заправка одна на этом участке дороги, все в деревне там заправляются.

– Можете рассказать про нее?

– Про заправку?

– Про девушку, – терпеливо ответила Таиса.

Увы, говорить по существу Серенко не собирался. Он, видимо, решил, что любое продолжение разговора – знак заинтересованности, и придвинулся ближе. Он все еще не касался Таисы, но мог коснуться в любой момент, он теперь оказался на расстоянии вытянутой руки.

– Нечего про нее говорить, меня такие не интересовали… Наглые и продажные. Дашка, говорят, с дальнобоями активно общалась – понятно, зачем. Я лично не видел, но, думаю, правда. Одета она всегда была хорошо, хотя в ее семье о деньгах разве что в сказках слышали! Но у нее и шмотки были, и телефон – почти как у меня… Понятно, откуда. Там на стоянке всегда пара-тройка фур стоит, водители отдыхают… По-всякому отдыхают.

– Не думаю, что это гармонично дополнит фильм, посвященный ее памяти.

– Вы реально собрались фильм снимать? – поразился Серенко. – Там же ничего не было! Заблудилась в лесу, умерла по дурости… Что тут расследовать?

– Получается, она была первой и единственной? – допытывалась Таиса, стараясь не обращать внимания на ощутимый запах изо рта собеседника. У ловеласа были серьезные проблемы с желудком, но он то ли не знал об этом, то ли не считал такие мелочи проблемой при обольщении. – Никто больше за этот год не пропадал?

– Да вы фантастику тут снимать собрались! – расхохотался Серенко. – Маленькая деревня, злой лес… и маньяк, наверно, есть? Будет маньяк? Конечно, никто тут не пропадал! Тут так мало народа живет, что все на виду, заметили бы… Да вот, одна продавщица сдуру замерзла – какой шум поднялся!

И все это можно было бы счесть обычным хамством недалекого человека, если бы Таиса просто слушала его, не наблюдая. Однако она следила за его лицом, за взглядом… Ее не покидало чувство, что Серенко знает больше, чем говорит. И озабоченного идиота он изображает скорее для того, чтобы ему не задавали серьезных вопросов.

Он не спешил отказываться от этой роли, наклонил голову чуть ниже, странно улыбнулся. У Таисы было такое чувство, что ее маслом облили – теплым, липким, расползающимся по коже… Она не знала, есть ли способ выкрутиться из этой ситуации без конфликта. Ей не пришлось даже пытаться.

– Что здесь происходит?

Она не представляла, что будет рада слышать голос Гарика – да еще так скоро. Но стоило словам прозвучать, как Серенко мигом отскочил от собеседницы, будто ошпаренный.

Потому что это Таиса была выше его всего на полголовы. Гарик выглядел как человек, который из него самого чучело сделает без особых усилий. Рядом с Матвеем таксидермиста-любителя можно было и не заметить, наверно…

– Григорий заблудился, – грустно сообщила Таиса.

– Ты не могла указать блуждающему человеку, где дверь находится?

– Могла. Но нужно было послушать, как он трупы животных опилками набивает. Это важно.

– Да ну?

Таиса с непроницаемым лицом кивнула:

– И еще сообщить ему, что мы с тобой и Матвеем не просто коллеги, а еще и любовники. Днем мы снимаем документальные фильмы, а ночью извращенно соображаем на троих. Но нам нужны разные дома, потому что вы двое очень громко храпите, а я такое не люблю.

– То есть, сообщила базовую информацию, необходимую при любом знакомстве?

– Ага.

Они и правда обсуждали все это обыденно, будто им не впервой было рассказывать незнакомцам о небанальном способе организации личной жизни. От такого Серенко окончательно ошалел, он сам двинулся к двери, но выйти попросту боялся – путь преграждал Гарик.

Гарик же обратился к нему:

– Мы, в принципе, открыты к предложениям такого рода, но только если вы женщина. По мужчинам у нас и так перебор. Вы в каком-нибудь смысле женщина?

– Я… не… Мне нужно идти! Я вас встречать пошел, оставив дом незапертым, а вы меня заболтали тут! Удачного отдыха… или чем вы там планируете заниматься…

Серенко все же сумел протиснуться в дверь, не касаясь Гарика, и скоро в коридоре зазвучали торопливые шаги. Гарик дождался, пока хлопнет входная дверь, и только после этого ухмыльнулся.

– Мы реально спим вместе?

– Даже не надейся.

– Очень зря. Узнала у него что-нибудь?

– Он делает вот эту замогильную хрень, – Таиса кивнула на чучела. – А еще погибшая Дарья отказала ему, хотя он был более чем заинтересован в сексе с ней. Она, похоже, действительно собой не торговала и абы с кем не общалась.

– Он так и сказал?

– Сказал, что она была жадной шлюхой, обслуживавшей дальнобойщиков.

– Тогда я согласен с твоими выводами, – кивнул Гарик. – Но тем сложнее было кому-то заставить ее добровольно поехать с ним в лес… Ее беременность я пока даже не обсуждаю. Опять же, материалов мало, поехали собирать больше.

– Может, позже? – спросила Таиса. – Я видела тут вывеску кафе, пойдем, пообедаем, потом вещи разберем…

– Заманчиво, но это придется отложить. Пока ты тут проводила беседу на тему «Чучела и прочие виды порнографии», я пересекся с Матвеем. Он сейчас едет к Наумову, и нам лучше отправиться всем вместе. Во-первых, Наумов старый и два раза выезжать не будет. Во-вторых, Матвей наш медик, хоть и скрывает это, реально интересно послушать, что он скажет.

Таиса только кивнула. Видеться с Матвеем так скоро ей не хотелось, как не хотелось и смотреть на мертвую девушку. Как ни странно, даже наедине с озабоченным Серенко ей не становилось так жутко…

Но от ее желаний теперь мало что зависело. Таиса приучала себя думать лишь о том, что необходимо. Неважно, чего там навоображал себе Матвей, насколько сильно сомневается в ней на самом деле Форсов… Она чувствовала, что оказалась на своем пути, и готова была идти по этому пути до конца.

Глава 5

Олег Наумов еще никогда не чувствовал себя таким старым. Он давно уже не думал о ходе времени, не оглядывался на возраст, жил как жилось. А потом произошло все это, и он понял: не получится уже справляться со сложными делами так, как раньше. Ловко, быстро, без лишних эмоций.

Так, ему не следовало думать о том, что девушка, которую он вскрывал, годилась ему во внучки. Или что он знал ее. Или что она была неплохой девчонкой, Даша эта, и ее должна была ожидать яркая жизнь, а вовсе не такой финал. Последний раз Олег сталкивался с подобным в ранней юности, потом опыт помог нарастить необходимую броню, а теперь – пожалуйста. В старости все вернулось.

Но именно поэтому он и не мог позволить спустить это дело на тормозах, представить Дашу дурой, которая сама во всем виновата. Олег понятия не имел, что произошло в том лесу, но чувствовал: если не разобраться, такое может повториться. Или судьба Даши и была повторением? Слишком уж идеально замели следы…

У него не было сил снова смотреть на тело. Оно изначально выглядело не лучшим образом: травмированное, замороженное, оттаявшее… В этом трупе невозможно было узнать девушку, которая улыбалась ему с другой стороны прилавка. Поэтому Олег доверил осмотр ученикам Коли Форсова, а сам сидел на стуле у дальней стены и наблюдал за ними.

Хотя из троих пришедших приблизиться к трупу и дотронуться до него решился только Матвей. Ну, это и понятно – Матвей знал, что делает, его обучали лучшие… Олег тоже мог бы обучать, Коля предлагал ему это лет десять назад. Но тогда Наумову почему-то показалось, что все бесполезно. Хотя следовало бы задуматься: десять лет назад парню было двадцать три, если он протянул так долго, уже можно было рассчитывать на хорошие перспективы…

Однако Олег его тогда не видел, обсуждал все по телефону. Зато видел раньше, в самом начале этой истории. Он признавал – и как человек, и как профессионал, – что с мальчишкой совсем беда. Он лично советовал Коле не дергаться, не браться за это, определить пацана в специальное учреждение и не винить себя. Потому что не всех можно спасти, а в случае Матвея уничтожение было слишком очевидным, слишком многоуровневым… Олег и мысли не допускал, что из того жалкого создания можно снова слепить человека.

Теперь ему было стыдно, и радовался он лишь тому, что Матвею вряд ли известно о подобных переговорах. Коля Форсов не из тех, кто злорадствует таким образом… Он сохранил это в тайне ради Матвея, не ради Наумова, но результат ведь один и тот же. Лишь поэтому Олег сейчас мог разговаривать с Матвеем спокойно, не отводя взгляд.

Но какой все-таки контраст между прекрасно развитым, безупречно одетым, ухоженным мужчиной, работающим у стола, и тем безнадежно уничтоженным ребенком… Коля никогда не говорил о таком, однако он наверняка считал Матвея своим лучшим творением, главным профессиональным достижением. И не без причины.

Гарик же, в свою очередь, вообще не изменился. Но Гарик вряд ли когда-либо поменяется, он и перед смертью анекдот расскажет. Куда важнее было не то, как он себя вел, а то, что он делал… Он все еще работал, не удрал, и это тоже прогресс.

Что же до девушки, то ее Олег встретить не ожидал, он вообще о ней никогда не слышал. Это быстро прояснилось: ему сказали, что Форсов только-только взял третью ученицу, для нее это дебют. Олег не был уверен, что решение удачное. Девушка больше походила на какую-нибудь голливудскую актрису, чем на серьезного ученого, разве есть смысл тратить на нее время? Похоже, Матвей думал так же и не скрывал этого. Хотя вряд ли он догадывался, что когда-то тоже был безумным решением Форсова, в которое никто не верил.

Матвей наконец отстранился от мертвого тела, но резиновые перчатки не снял.

– Я не вижу у нее следов длительного обморожения, – сказал он. – Полиция считает, что она сначала долго шла сквозь метель, постепенно замерзая, и только после этого сняла одежду. Но мне кажется, что она находилась в тепле до последнего, потом разделась и сразу побежала.

Что ж, кто-то его действительно хорошо обучил после того, как Олег отказался это делать.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Наумов. – Но возможны варианты. Тело слишком сильно травмировано.

– Так что за травмы? – поинтересовался Гарик. – Она все нанесла сама? Никакого насилия со стороны?

– Я не нашел, – ответил Матвей.

Когда они пришли, у Олега сложилось впечатление, что они в ссоре. Возможно, так и было, но Матвей оказался слишком умен, чтобы распространять личную неприязнь на работу.

– Потому что нечего находить, – устало пояснил Наумов. – Она точно бежала через лес, поскальзывалась, падала на лед, один раз напоролась на ветку. Часть травм она заработала тогда. Ну а основное – когда забиралась на сосну. Вы видели фотографии?

Дерево, на котором нашли несчастную, было огромным – и совершенно неподходящим для того, чтобы по нему лазили люди. Метра на три от земли ствол был почти гладким, без крепких веток. Чтобы подняться по нему, Даше пришлось бы всем телом прижиматься к замерзшей коре. Девушка это и делала: карабкалась наверх, ломая ногти, разрывая кожу… Полосы крови остались по всему стволу, заметенные снегом. Даша была одна в темноте, в плену метели, далеко от людей, она наверняка чувствовала себя потерянной – и все равно сражалась за свою жизнь до конца.

Жаль, что это ничего для нее не изменило.

– Как она вообще в таком состоянии так высоко забралась? – удивился Гарик.

– Думаю, она не чувствовала боли, – тихо сказала девушка. Олег пока не запомнил ее имени. – Тут и мороз, и страх свою роль сыграли… Она была очень напугана. Иначе я все это объяснить не могу.

Что ж, а эта красавица, похоже, была не совсем безнадежна. Олег пришел к такому же выводу.

– Верно, – подтвердил он. – Когда я ее увидел, мне показалось, что перед смертью она испытывала почти звериный ужас… Но это так, стариковские домыслы, не обращайте внимания. Если говорить о травмах… Да, холод притупил боль, замедлил кровотечение. В приступе паники она действительно могла залезть на сосну очень быстро, затаиться там. Со временем она бы почувствовала сильную боль даже в таких обстоятельствах и, вероятнее всего, не смогла бы самостоятельно спуститься, не покалечившись еще больше. Но до этого вообще не дошло. Она сначала заснула или потеряла сознание, а потом умерла.

– Это ж насколько сильно волка нужно было испугаться… – нахмурился Гарик.

– Да ни при чем здесь волки, – вздохнула девушка. – Не было их там…

– В этих лесах водятся волки, – сообщил Олег.

– Верю, но Даша убегала не от них. Посудите сами… Она в лесу, ночь, метель. Видимость настолько плохая, что Даша не может найти путь к людям. На каком расстоянии она увидела бы приближающихся к ней волков? Они двигались по снегу довольно тихо и не вопили «Мы идем тебя убивать!», она увидела бы их на том расстоянии, при котором убегать уже поздно. С какой скоростью движется волк?

– Километров сорок в час, – предположил Гарик.

– По глубокому снегу – меньше, – указал Матвей.

– Но уж всяко быстрее, чем она, – девушка кивнула на покойницу. – Волки не играют с добычей, они подбегают и убивают. Однако по травмам видно, что Даша бежала через лес довольно долго. То есть у нее была фора, которая не могла появиться – ведь волков издалека не видно. Не сходится совсем!

Версия о том, что Форсов взял эту девушку в ученицы из-за необъяснимого каприза, продержалась даже меньше, чем ожидал Олег. Ее догадка по-прежнему не объясняла, что случилось с Дашей, но серьезно била по предположениям следствия.

– Пока мы все равно не угадаем, кто был с ней в лесу, – завершила девушка. – Что у нас еще есть из травм? Необъяснимого…

– Фрагменты обработанных досок, – напомнил Олег. – Я бы не назвал это необъяснимым. В лесу таких досок хватает – мусор выбрасывают где попало. Она могла упасть и напороться на нечто подобное, скрытое под снегом.

– Могла, но очень вряд ли, – возразил Матвей. – Я изучил и фотографии, сделанные сразу после обнаружения тела, и щепки, и раны на ладонях. Вот, посмотрите…

Он всерьез ожидал, что Олег поднимется и снова будет рассматривать серо-белые ладони девушки. Наумов окинул его укоризненным взглядом и сообщил:

– Я слишком стар для этого. Говори, что разглядел, я всему поверю.

– Всему не надо, это лишь предположение, в котором я сам до конца не уверен, – пожал плечами Матвей. – Но размер и форма щепок, а также угол вхождения под кожу намекают скорее не на падение, а на то, что погибшая изо всех сил стучала по чему-то деревянному.

– В дверь обычно стучат, – тихо подсказала девушка.

– Или в закрытые ставни, – добавил Гарик.

Больше никто ничего не говорил, но это и не требовалось. Картина становилась понятной – и еще более жуткой. Если Матвей все определил верно, Даша не просто металась по лесу в последнюю ночь своей жизни. Она добралась до людей, она стучала в дом, молила о помощи, но ей не открыли… Почему ей не открыли? Олег не представлял, кем нужно быть, чтобы оставить обнаженную, наверняка уже окровавленную девушку на морозе. Ее же тут многие знали… И раз она получила такие раны, она стучала сильно, не жалея себя, она была в ужасе…

А ее никто не спас.

Образ девушки, раздирающей руки о безнадежно закрытую дверь, давил на Олега, ему хотелось побыстрее завершить эту встречу, и он первым нарушил молчание:

– Остался только один момент… Ее беременность. Думаю, Коля сообщил вам об этом. Там не было не только изнасилования, но и вообще никакой половой жизни. Тем не менее, срок – почти три месяца.

– Может, девственность была восстановлена? – предположила девушка. – Или разница видна?

– Не в таком состоянии, в каком я получил тело. Вот только… Это деревенская девушка, которая всю жизнь прожила в Черемуховой и получила лишь школьное образование. Даже если она знала, что такое восстановление девственности, вряд ли она сумела бы его организовать.

– Хорошо, какие тогда объяснения остаются? – спросил Гарик.

– Два, я бы сказал. Первое – искусственное оплодотворение. Если действовать достаточно аккуратно, девственную плеву можно сохранить. Но это снова не слишком вероятно – зачем такое Даше? Она была молода и здорова, она могла забеременеть естественным способом… Что, собственно, и случилось.

– Половой акт без проникновения? – бесстрастно предположил Матвей.

– Именно.

– Охренеть, теперь и этого бояться, – поежился Гарик, за что тут же получил укоризненный взгляд от девушки, сидевшей рядом с ним.

– Вероятность такой беременности очень невелика, если тебе от этого легче, – невесело усмехнулся Наумов. – Но она есть. Шансы повышаются, если партнеры здоровы, молоды, а женщина еще и на соответствующем этапе цикла. Видимо, это и произошло с Дашей.

– И что, она бы выносила ребенка… вот так? – смутилась девушка.

– А что здесь такого? Это был бы здоровый малыш, а его мать оставалась бы девственницей до самых родов, но не дольше, если бы они прошли естественным путем. Это все, что я могу сказать. Я не знал Дашу по-настоящему… Несколько раз видел на заправке, обменивался парой слов… Но не более. И все равно я не верю, что все это произошло случайно. Я очень надеюсь, что у вас получится разобраться, потому что… То, что убило Дашу, по-прежнему рядом, и от того, что в него не верят, оно никуда не денется. И мне, вот честно, совсем не хочется знать, как оно проявит себя в следующий раз.

Они ушли, больше ни о чем не спросив. Олег проводил их до выхода, потом вернулся в зал и накрыл тело простыней. Он не знал, зачем, это было глупо. Он сам над собой бы посмеялся – лет десять назад.

А теперь смеяться не хотелось. Он думал о том, что родители Даши приезжали только один раз – на опознание. Спросили, положена ли им какая-то компенсация, посетовали на то, как дорого проводить похороны. Потом они уехали, и с тех пор никто из больницы не мог дозвониться до них.

Ощущение того, что он слишком стар, вернулось с новой силой. Олег все же направился домой, ему нужно было отдохнуть – чтобы завтра заняться организацией похорон.

* * *

Темными ночами из дальних уголков сознания выбиралась память. Не всегда, с каждым годом все реже, но по-прежнему непредсказуемо, и Матвей пока не научился легко и быстро подавлять ее.

Память разбивалась на стаю саранчи, заполняющей все вокруг. Перед глазами один за другим мелькали образы, накладывающиеся друг на друга. Слишком быстрые, чтобы разглядеть их. Слишком знакомые, чтобы не узнать. Закрывающие весь мир, не позволяющие отличить настоящее от прошлого. Тело отзывалось на страх, который они приносили. В мышцах появлялось напряжение, для которого не было выхода, и становилось необъяснимо холодно в теплой комнате. Кожу будто покалывали изнутри тысячи невидимых игл, прокатывались по всему телу волнами. Сердце начинало биться все быстрее и быстрее, воздух загорался в легких. Матвею казалось, что прошлое, сорвавшееся с поводка, утаскивает его обратно…

Он не пытался с этим бороться, знал, что не получится, он только хуже сделает. Поэтому он лежал в постели неподвижно, дожидаясь, когда приступ пройдет сам собой. Это всегда длилось целую вечность, а часы показывали, что от десяти до тридцати минут. Именно поэтому он и таскал с собой часы с сияющим циферблатом. Чтобы напоминать себе: дольше получаса пытка не продлится, нужно только додержаться…

Потом приступ все-таки завершился, к телу вернулась способность двигаться, армия его личных демонов отступила, оставив Матвея одного в темной комнате. Он чувствовал себя разбитым и уставшим, хотелось заснуть, но он знал, что это опасно – засыпать после такого. Сны будут куда хуже, в них память пробирается легче и чаще. Поэтому он заставил себя подняться, игнорируя электрические вспышки боли в мышцах, и кое-как добрался до душевой. Прохладная вода всегда приносила облегчение, да и слой пота с кожи нужно было смыть.

У него сложились свои методы борьбы с атаками прошлого: душ, крепкий кофе, разминка, пробежка. Это всегда помогало с той или иной степенью эффективности, и всему Матвей научился на терапии. Может, ее стоило возобновить… или не стоило прерывать. Но он чувствовал, что должен был, когда болезнь старика усугубилась.

Он жалел Форсова, берег его, а что получил в итоге? Его наставник начал тратить последние силы на ту сомнительную девицу. Теперь Матвей не мог не думать: возможно, он допустил стратегическую ошибку? Если бы терапия продолжилась, у Форсова не хватило бы времени взять на обучение кого-то еще.

Но исправлять это было уже поздно, только и оставалось, что справляться с последствиями. Сейчас, когда Форсов далеко, думать нужно было не о нем, а о работе. В этом плане девица оказалась не так уж плоха, Матвей вынужден был признать это. Но работать с ней он все равно не собирался, оставив право нянчиться с новенькой Гарику. То, что Форсов сказал про разницу подходов, не так уж важно. Матвей мог додуматься до всего, что предложили бы эти двое.

Рассвета он дождаться не надеялся – слишком поздними они были зимой. В деревне даже фонари горели только вдоль главной улицы, и Матвею пришлось привыкать к непривычной, похожей на черный дым темноте лесной ночи. Реальность по-прежнему существовала исключительно благодаря цифрам на часах. Как только они показали, что уже семь, Матвей направился к выходу.

У бессонницы были свои плюсы: время ожидания утра он использовал, чтобы прочитать все присланные ему материалы о семье Виноградовых. Данных оказалось немного, но это нормально. Типичная местная пара: поженились после школы, поселились с родителями, нарожали детей и добыли собственный дом благодаря материнскому капиталу и прочей помощи от государства. Работал только отец, у матери банально не было времени: после первых родов из декрета она не выходила. Судя по всему, к бутылке прикладывались оба, и семья стояла на учете. Но в их случае алкоголизм никогда не доходил до той черты, за которой детей у них забрали бы. Опыт показывал, что предупреждения вроде постановки на учет такие люди, как Виноградовы, вообще не воспринимают всерьез. Интересно, стала ли для них встряской смерть старшей дочери? Это Матвею и предстояло выяснить.

Он почти ничего не знал о деревне Черемуховая, видел только указатель на нужный съезд, когда добирался к собственному временному жилищу. Матвею казалось, что большой разницы между этим местечком и Змеегорьем не будет. Они располагались в той части провинции, где все населенные пункты представлялись ему более-менее одинаковыми – по-своему очаровательными, уютными и пока поглядывавшими на прогресс с недоверием.

Вот только оказалось, что по сравнению с Черемуховой Змеегорье было просто центром цивилизации. Там улицы были хорошо расчищены от снега, горели фонари, – хотя бы где-то! – хватало современных домов, имелись собственные почта, кафе, магазин и даже отделение банка. В Черемуховой же гостей поджидали дома и снег. Собственно, всё. Под белой пеленой скрывались даже сады, из-за этого маленькие деревенские домики казались игрушками, которые гигантский ребенок забыл в гигантской же песочнице.

Дороги кое-как почистили – видимо, после метели один раз проехал трактор. Но это «кое-как» могло стать ловушкой для многих машин. Возможно, именно поэтому в Черемуховую даже автобус не ездил: остановка располагалась у шоссе, и до деревни тем, кто так и не обзавелся собственным автомобилем, приходилось долго идти по заснеженным полям. Не набрать полные сапоги снега тут можно было, только путешествуя в скафандре.

Получается, и Даше Виноградовой каждый день приходилось бродить по этим пустырям. Через поля – еще не худшая часть ее маршрута. Холодно и неудобно, но хотя бы на виду, кто-то может заметить, услышать, прийти на помощь… В лесу наверняка было сложнее. На этой стороне шоссе лес не был таким густым и древним, но для одинокой девушки и он бы стал серьезным испытанием. Даша справлялась с этим каждый день, а значит, смелости ей было не занимать.