Текст книги "Смена парадигм в лингвистической семантике. От изоляционизма к социокультурным моделям"

Если говорить об образовании бленда не как о формальной модели, а как о реальном когнитивном процессе, возникает два вопроса, на которые с необходимостью приходится отвечать. Первый – какие стадии проходит формирование интегрального пространства «в режиме реального времени»; второй – как в базовых пространствах выбираются структуры, востребованные в бленде, почему из всего спектра возможностей актуальными оказываются именно данные структурные элементы. Хотя Фоконье и Тернер дают ответы на эти вопросы, нужно признать, что их ответы носят слишком общий характер, и не опираются на данные психолингвистических экспериментов. С их точки зрения, формирование бленда проходит три этапа: построение бленда (composition) (выделение в базовых пространствах необходимых для построения бленда элементов), завершение бленда (сompletion) (подключение к сформированной структуре контекстуального содержания, бессознательно включаемого в бленд), совершенствование бленда (elaboration) (переформатирование элементов в бленде с учетом нового концептуального содержания, позволяющее избежать логических противоречий в сформированной структуре). Результатом описанных этапов становится возникновение нового ментального пространства, структура которого не сводится к структуре пространств, лежащих в его основе (как свойства молекулы воды не сводятся к свойствам составляющих ее водорода и кислорода).

Далее исследователи указывают на два рода принципов, определяющих процесс концептуальной интеграции: конститутивные принципы (constitutive principles) и направляющие принципы (governing principles). Конститутивные принципы задаются грамматикой и словарем языка, на котором строится высказывание, направляющие принципы носят, скорее, рекомендательный характер и связаны с общей логикой построения бленда. Авторы иллюстрируют свой тезис, обращаясь к теории музыкальной импровизации: процесс импровизации подчиняется как общим принципам музыкальной гармонии, так и пониманием принципов импровизации; человек, знающий первые, но не чувствующий последних, оказывается беспомощным импровизатором (Fauconnier, Turner 2002, p. 310‐311).

Наиболее фундаментальным направляющим принципом, по Фоконье и Тернеру, является адаптация описываемых явлений к шкале человеческого опыта (achieve Human Scale), т. е. перевод явлений, удаленных в пространстве и времени, в формат, привычный для человека, формат, соотносимый с его перцепцией и проприоцепцией. Приведенный выше пример с воображаемой регатой наглядно демонстрирует суть данного императива, следствием которого является ряд вспомогательных требований:

1) сжимать то, что разнесено;

2) достигать проникновения в сущность вещей;

3) усиливать значимые связи;

4) составлять из событий историю (Come up with a story)[157]157
  Вероятно, речь идет о том, что в бленде события трансформируются в зрелищное и переживаемое эмоционально повествование.


[Закрыть];

5) идти от Многого к Одному (там же, p. 312).

Наряду с этим, Фоконье и Тернер выделяют несколько направляющих принципов, носящих более функциональный характер:

• топологический принцип (При прочих равных, при создании бленда на основе базовых пространств необходимо, чтобы значимые внутренние связи, присущие базовым пространствам, равно как и связи между ними, нашли свое отражение во внутренних связях элементов в бленде);

• принцип декодирования (При прочих равных, бленд должен содержать в себе знаки, позволяющие восстановить всю сеть);

• принцип интеграции (необходимо стремиться к самосогласованному бленду, объединяющему в единое целое все разнородные элементы); и ряд других принципов, носящих столь же общий характер (там же, p. 325–336). Авторы иллюстрируют сформулированные правила несколькими примерами, но их иллюстрации напоминают утверждения ad hoc, за ними не стоит прозрачной верифицирующей процедуры.

Завершая на этом описание структурного каркаса теории концептуальной интеграции, перейдем теперь к ее критическому анализу.

5.3. Критический анализ теории концептуальной интеграции В ряде работ уже высказаны отдельные полемические соображения, касающиеся теории концептуальной интеграции. Частично они совпадают с приведенными выше замечаниями по поводу ментальных пространств. В наиболее общем виде критические идеи сформулированы в статье Gibbs 2000. Они выражаются в сомнениях в фальсифицируемости теории (Гиббс опирается на утверждения Поппера о том, что претендующая на научность теория должна не интерпретировать любые факты в свою пользу, а, наоборот, делать рискованные предсказания, которые могут быть опровергнуты), в том, что она описывает ход реально протекающих ментальных процессов, во взгляде на нее как на теорию post hoc, не обладающую предсказательной силой, в том, что ее многие ее утверждения могут быть выведены в рамках других, более традиционных подходов. Наш критический анализ отчасти будет развивать высказанные Гиббсом соображения.

А) Несмотря на утверждение Фоконье и Тернера о роли би-компонентной интеграции в процессе конструирования новых смыслов, о ее важности для достижения нового качества в процессе познания, несмотря на требование к бленду проникать в сущность вещей, усиливать значимые связи, почти все приводимые ими примеры (исключение составляет, пожалуй, красивая, но весьма специфическая задача про буддийского монаха) связаны не с с у щ н о с т ь ю осуществляемых когнитивных операций, а с ф о р м о й и х п р е д с т а в л е – н и я. Основной задачей бленда в приводимых примерах оказывается представление концептуального содержания в удобном, компактном, привычном для неподготовленного наблюдателя виде, т. е. его п о – п у л я р н о е изложение[158]158
  Здесь возможна аналогия с презентацией доклада на научной конференции. Презентация может быть интересной или скучной, понятной или непонятной для слушателя, но качество презентации не связано непосредственно с качеством излагаемых идей. Ситуация, когда за яркой и завлекательной презентацией стоит банальная или внутренне противоречивая идея, равно как и обратная ситуация, когда восприятие яркой и необычной идеи затрудняется из-за неудачной презентации, знакомы, вероятно, каждому исследователю.


[Закрыть]. Связь идеи популяризации с механизмом концептуальной интеграции отчетливо заметна в научно-популярной литературе, когда абстрактные, существующие в особом символическом пространстве идеи излагаются при помощи наглядных образов, чтобы стать доступными неподготовленному читателю. Аналогия С. Хокинга между воздушным шаром, в котором растяжение оболочки сдерживает давление воздуха, и звездой, в которой силы гравитационного притяжения между атомами уравновешиваются давлением газа в ней, может быть проинтерпретирована как типичный бленд в модели концептуальной интеграции (базовое пространство-1: воздушный шар, находящийся вблизи поверхности земли, резина, составляющая оболочку, газ внутри шара, сила давления газа на фрагмент оболочки уравновешивается силой со стороны прилегающих к нему фрагментов; базовое пространство-2: звезда, атомы гелия и водорода, образующие звезду, сила гравитационного притяжения между атомами уравновешивается силой давления газа; бленд: звезда, представляющая собой воздушный шар с нагретым воздухом внутри, находящаяся в космосе, среди других звезд). Другой пример подобного «популяризирующего бленда», использованного А. Эйнштейном при объяснении искривления пространства в общей теории относительности – аналогия между «плоскими существами, к которым нас приучил кинематограф», и человеческими существами, живущими в трех измерениях. Первые способны заметить искривление линии, но не способны почувствовать кривизну плоскости; вторые ощущают кривизну плоскости, но не в состоянии заметить искривление пространства.

Взглянем теперь на приводимые Фоконье и Тернером примеры под заданным углом зрения. Формирование бленда в «диалоге с Кантом» никак не влияет на суть обсуждаемых вопросов (в данном случае, напомню, вопроса о врожденности разума). Описанная полемика могла бы вестись и с другим философом, исповедующим те же идеи, и во внутреннем диалоге философа с собой. Описанный авторами формат открывает возможность адаптации обсуждаемых проблем для аудитории, представляет собой педагогический прием, превращающий абстрактные философские материи в зрелищный диспут, делающий обсуждение сюжета живым и наглядным[159]159
  Это, видимо, и есть то, что авторы называют come up with a story.


[Закрыть].

Пример с регатой устроен таким же образом. Он позволяет добиться яркости и образности впечатления, не добавляя ничего по сути и даже, возможно, искажая суть (непонятно, например, адекватен ли контекст описанного состязания для клипера Northern Light, с какой целью осуществлялось его путешествие от Сан Франциско до Бостона и т. д.).

Аналогичную функцию выполняет пример с рабочим столом компьютера. Создание бленда здесь облегчает работу с компьютером для рядового пользователя, дает ему возможность осуществлять операции, которые до этого требовали специальных навыков, знания набора абстрактных команд. Здесь также можно говорить об адаптации абстрактной когнитивной системы, введении ее в контекст повседневного опыта обычного человека.

Пример с комплексными числами, в наибольшей степени, кажется, претендующий на создание в бленде нового знания, основан на недоразумении. Комплексное число, как уже отмечалось, представляет собой упорядоченную пару действительных чисел, которая, может быть представлена точкой на плоскости. Однако, и действительные числа могут быть представлены точками на прямой, или коллинеарными векторами с центром в начале координат. Почему авторы используют такое представление для комплексных чисел и не используют его для действительных, остается загадкой. Да, математики говорят о комплексной плоскости, но они говорят и о действительной прямой. Геометрическое представление комплексных чисел оказывается заметно менее востребованным, чем алгебраическое или тригонометрическое. Сущность комплексных чисел никак не связана со свойствами множества точек на плоскости и свойствами векторов, переводящих одну точку в другую. Сущность комплексных чисел как расширения множества действительных чисел определяется введением «мнимой единицы» i (i ₌ √-1) и массой интересных свойств, вытекающих из этого. Аналогия с точками на плоскости для комплексных чисел дает возможность большей наглядности, предоставляет наглядный образ для абстрактных сущностей, т. е. данный пример вполне встраивается в ряд рассмотренных выше.

В целом, в том же направлении, кажется, работает и приводимый Фоконье и Тернером анализ конструкции Noun-Phrase Verb Noun-Phrase Prepositional-Phrase. Удаляя промежуточные звенья и оставляя лишь начало и конец действия, такая конструкция придает описанию ситуации большую зрелищность и динамизм, облегчая ее восприятие.

Разумеется, утверждать, что все бленды могут быть проинтерпретированы подобным образом, было бы преувеличением, однако, если мы обращаемся к примерам, которые сами авторы предлагают в качестве парадигмальных для теории, предложенная интерпретация кажется корректной. Более того, она вполне согласуется с выделенным авторами фундаментальным направляющим принципом: адаптация явлений и процессов к шкале человеческого опыта (achieve Human Scale).

Подводя итог проделанному в данном пункте анализу, хотелось бы подчеркнуть основную идею: бленды дают возможность не «приращения смысла», не появления нового знания, а адаптации уже существующего знания к опыту обычного человека, рядового носителя языка и культуры. Рассматривать способность к их порождению как главную эволюционную особенность человека, определившую появление языка и различных форм культуры, кажется, по меньшей мере, большим преувеличением.

Б) Во многих случаях анализу языковых выражений, интерпретируемых авторами теории концептуальной интеграции как бленды, недостает культурно-исторической составляющей. Так, обратимся к рассмотренному выше выражению рыть себе могилу. Опираясь на Национальный корпус русского языка, появление этого выражения в метафорическом значении можно датировать 20-ми годами XX века: Всею своею деятельностью правительство само подготовило революцию, собственными руками рыло себе могилу (Н.С. Трубецкой. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока (1925)). В это время практика массовых расстрелов и выкапывания расстреливаемыми могил для себя становится широко распространенной и находит свое отражение в языке: Часто жертвы принуждались рыть себе сами могилу (НКРЯ, С.П. Мельгунов. «Красный террор» в России (1924)); За поворотом остановились, и казаки стали рыть себе общую могилу (А.С. Серафимович. Железный поток (1924)). Возможно, похожая ситуация имеет место и в английском языке. Так, наиболее ранний пример конструкции digging one» s own grave, приводимый the Oxford English Dictionary, датируется 1934 г.

Отсюда не следует, что выявленная закономерность носит универсальный характер. В частности, голландские словари идиом датируют появление конструкции рыть себе могилу, по крайней мере, XVII в., причем в наиболее раннем из приводимых примеров могилу роют зубами (Leckere luyden graven haer eygen graf met haer tanden)[160]160
  Автор признателен проф. Д. Герартсу за эту информацию.


[Закрыть]. Тем не менее, можно предположить, что, по крайней мере, в некоторых традициях семантическим триггером для идиомы рыть себе могилу становится новый социальный опыт первых десятилетий XX века, отраженный в литературе и языке. Образ роящих себе могилы под дулами винтовок людей оказывается настолько зрительно ярким и эмоционально задевающим, что это обуславливает его экспансию в другие области. Если это предположение справедливо, структура метафоры, по крайней мере, в некоторых языках становится существенно иной, чем ее описывают авторы. Конечно, при желании можно и в данном случае увидеть в ней би-компонентный бленд (человек, копающий себе могилу под дулами винтовок или автоматов, делает это по необходимости, человек, вкладывающий деньги в рискованное предприятие – добровольно, т. е. и здесь нельзя говорить о полном изоморфизме между базовым и интегральным пространствами), однако, важно не это. Важно, что та или иная языковая конструкция появляется не в трансцендентной вневременной реальности, а здесь и теперь, и ее появление вызвано не абстрактными схемами, наподобие предложенной Тернером и Фоконье, а изменениями в социокультурном контексте, ходом социальной жизни[161]161
  Иную интерпретацию метафоры digging one’s own grave, опирающуюся на призматическую теорию, см. в работе Geeraerts 2009.


[Закрыть].

Приведенная выше Е. Свитцер интерпретация гипотетического ритуала охоты на бизона является, пожалуй, еще более ярким проявлением аберраций, возникающих при игнорировании культурно-исторической специфики процесса. Для понимания отмеченных аберраций необходимо вновь обратиться к работам школы культурно-исторической психологии. Однако начнем мы экскурс в эту область с появившихся в первые десятилетия ХХ века исследований французского антрополога Л. Леви-Брюля (Леви-Брюль 1994), в которых он описал мышление представителей традициональных культур и выяснил, что целый ряд совершаемых ими ментальных операций противоречит принципам аристотелевской логики. Так, аборигены племени бороро, обитающего в Северной Бразилии, утверждали, что они – красные попугаи арара, причем настаивали на том, что являются бороро и арара не последовательно, а одновременно, что они и арара образуют сущностное единство (Леви-Брюль 1994, c. 63). Леви-Брюль назвал такой, парадоксальный с современной точки зрения, подход принципом партиципации (сопричастия), а тип мышления – пралогическим мышлением.

Позднее Л.С. Выготский в классической работе «Мышление и речь» объяснил наблюдения Леви-Брюля, рассматривая их как частный случай «мышления в комплексах». Напомню, что под комплексами отечественный психолог понимал структуры, в которых связи между элементами не подчиняются универсальной системе принципов, но меняются от элемента к элементу, имея ситуационный характер. Наряду с приведенными в третьей главе примерами (автономное слово «пу-фу», фамилия Петровых), Выготский иллюстрирует свои идеи классическим наблюдением Ч. Дарвина: «ребенок называет словом “ква” первоначально утку, плавающую в пруду, затем всякую жидкость, в том числе и молоко, которое он пьет из своей бутылочки. Затем, когда он однажды видит на монете изображение орла, монета также получает то же самое название, и этого оказывается достаточным, чтобы потом все круглые, напоминающие монету предметы получили то же самое название. Мы видим типичный пример цепного комплекса, где каждый предмет включается в комплекс исключительно на основе известного общего признака с другим элементом, причем характер этих признаков может бесконечно изменяться» (там же, c. 158).

Рис. 6. Структура комплекса «ква».

Выготский разрабатывал типологию и модель эволюции мышления в комплексах, прежде всего, на материале развития ребенка дошкольного и младшего школьного возраста, хотя и говорил о значимости этого типа мышления как для представителей традициональных культур, так и для людей с определенными типами ментальных заболеваний (там же, c. 161). Последующие исследования, осуществленные в данном направлении, убедительно продемонстрировали, что предложенная модель носит гораздо более общий характер, будучи крайне важной не только для онтогенеза, но и для культурогенеза. Оказалось, что мышление в комплексах описывает не только мышление человека традициональных культур и, вероятно, культур первой древности[162]162
  О значимости и культурных основаниях операции мышления в комплексах для традициональных культур см.: Лурия 1974; Тульвисте 1988; Романов 2003, c. 68–181. Об элементах мышления в комплексах в культурах первой древности см.: Глебкин 2000, с. 92–94, Glebkin 2011.


[Закрыть], но в определенных ситуациях и с определенными уточнениями и мышление носителя теоретической культуры[163]163
  См.: Фрумкина, Михеев 1985; Фрумкина 1991; Фрумкина 2001; Фрумкина 2007, c. 63–85, 104–132.


[Закрыть]. Так, в одном из экспериментов участники, большинство которых составляли люди с высшим и неполным высшим образованием в возрасте от 25 до 35 лет, должны были распределить по подгруппам группу из более чем 70 слов, относящихся к классу «посуда и кухонная утварь». Предлагаемые участниками схемы группировки опирались не на набор абстрактных признаков, а на их опыт взаимодействия с соответствующим данным словам объектами («предметы, которые берут в поход», «предметы для употребления алкогольных напитков» и т. д.) (Фрумкина 1991, с. 64–75; ср. Imai, Saalbach 2010, p. 146). В целом картина соответствовала общим принципам «мышления в комплексах». Подобные эксперименты, как, впрочем, и собственная интуиция, дают основание предположить, что данный тип мышления активно используется нами в повседневной жизни в случаях, когда мы опираемся на собственный опыт, а не на внешне заданные теоретические схемы, с которыми сталкиваемся, например, в ситуации школьного обучения. Принципиальная разница состоит лишь в том, что человек теоретической культуры может использовать оба типа мышления (мышление в комплексах и понятийное мышление) в зависимости от контекста, тогда как ребенок и носитель традициональной культуры воспроизводят лишь первый из этих типов.

Модель «мышления в комплексах» можно распространить не только на наблюдения Л. Леви-Брюля, но и на случай, описанный Е. Свитцер. Изображение бизона, которое поражает охотник во время ритуала, составляет единый комплекс с бизоном, на которого позднее охотятся в действительности. Сущности, которые современное сознание воспринимает как разделенные, для представителя традициональной культуры оказываются элементами единой структуры. Именно эту особенность подчеркивал Л. Леви-Брюль; она может быть проиллюстрирована и на целом ряде других примеров. Так, имя в традициональных культурах и культурах первой древности воспринималось как материальная сущность, воздействуя на которую, можно нанести существенный урон самому человеку. Яркой иллюстрацией этому служит миф о Ра и Исиде. Бог Ра тщательно скрывает свое подлинное имя и выдает его богине Исиде лишь под угрозой неизбежной смерти (его укусила змея, и для того, чтобы спасти его, Исида должна произнести заклинание, включающее подлинное имя Ра), причем облекает свое признание в весьма показательную формулировку: «Да обыщет меня Исида, и да выйдет имя из моего тела в ее тело» (Глебкин 2000, с. 195). Другой подобный пример – «черепки проклятий», использовавшиеся для уничтожения врагов фараона: чтобы погубить вождей враждебных Египту племен, на специально сделанных глиняных сосудах писались магические заклинания, потом сосуды предавались проклятию и разбивались; предполагалось, что и сами вожди благодаря этому будут уничтожены (там же).

Можно заметить, что описанный Е. Свитцер ритуал встраивается в указанную традицию. Оставаясь в ее рамках, видеть в нем специальное интегрированное пространство некорректно, правильнее говорить об изменении структуры базового пространства, имеющего весьма необычную для современного человека топологию.

Приведенные выше соображения можно распространить и на значительное число других иллюстраций, предложенных Фоконье и Тернером (в частности, на анализ ими метафоры смерти как м р а ч н о г о ж н е ц а (t h e G r i m R e a p e r)). Отсутствие культурно-исторической составляющей в анализе ведет к тому, что подлинные причины образования и эволюции бленда, носящие культурно-исторический характер, оказываются скрытыми от читателя, а структура бленда – существенно искаженной.

В) Интересно обратиться также к ряду осуществленных в когнитивной лингвистике за последние годы экспериментальных исследований, дающих возможность косвенной оценки психолингвистической корректности теории Фоконье. Показательной иллюстрацией являются исследования контрфактических предложений (de Vega et al. 2007; de Vega 2008; Ferguson, Sanford 2008; de Vega, Uritta 2011). Авторы теории концептуальной интеграции уделяют таким предложениям значительное внимание. Утверждения вида Если бы Билл Клинтон был «Титаником», то утонул бы айсберг наряду с задачей про буддийского монаха и беседой с Кантом стали классическими примерами блендов. В интерпретации авторов первое исходное пространство здесь связано с историей Билла Клинтона и Моники Левински, включенной в контекст функционирования американского института президентства и осмысленной в рамках американской системы ценностей, второе – с историей гибели «Титаника», прочно вошедшей в массовое сознание благодаря одноименному фильму, а бленд образует гипотетическое пространство, в котором Клинтон сталкивается с айсбергом и айсберг тонет. Бленд интерпретируется в этом случае как автономное пространство с собственной внутренней логикой.

Результаты ряда экспериментов в данной области вполне укладываются в рамки предложенной интерпретации, и их авторы упоминают теорию ментальных пространств как одно из возможных обоснований. Так, было обнаружено, что в коротких историях типа Марта включила радио и услышала номера билетов, выигравших в лотерее. Так как ее билет оказался среди выигравших, она пошла покупать новый Мерседес или Марта включила радио и услышала номера билетов, выигравших в лотерее. Если бы ее билет оказался среди выигравших, она пошла бы покупать новый Мерседес тестовая реакция на присутствие контрольного слова в первом предложении (в данном эксперименте, услышала) для реального завершения оказывалась медленнее, чем для контрфактического, что означало, по мысли авторов, что во втором случае не происходит обновления информации, и история про покупку Мерседеса не накладывается на факт выяснения выигравших номеров. Это, в свою очередь, подтверждает тезис о том, что в данном эксперименте покупка Мерседеса находится в особом, гипотетическом пространстве, не имеющем прямой связи с предшествующим контекстом (de Vega et al. 2007; de Vega 2008, р. 296‐297).

Также согласуется с утверждениями теории концептуальной интеграции выявленное в значительном числе исследований удерживание в сознании человека, воспринимающего контрфактическое предложение, и реального, и контрфактического пласта, т. е. так называемое «двойное значение» этих предложений (de Vega 2008: 298–299; Ferguson, Sanford 2008: 610; de Vega, Uritta 2011: 962–963). Однако более внимательный анализ показывает, что предложенная Фоконье и Тернером модель носит слишком общий и слишком абстрактный характер, чтобы описывать реальное течение процессов. Ключевым остается вопрос о статусе контрфактических пространств: можно ли считать эти пространства исключительно ментальными структурами, никак не связанными с перцептивным и проприоцептивным опытом человека, или они опираются на опыт существования человека как телесного существа в реальном для него мире. Модель описания Фоконье и Тернера неявно предполагает первый ответ, экспериментальные данные отсылают, скорее, ко второму.

Так, результаты работы de Vega, Uritta 2011 показывают, что относящиеся к контрфактическому контексту понятия в процессе построения бленда демонстрируют такую же связь с перцептивными реакциями, как и их задающие фактический контекст аналоги. В частности, появление в контрфактических предложениях глаголов движения влияет на скорость реакции при выполнении следующих за ними тестов на двигательные операции, согласуясь с результатами описанных в третьей главе экспериментов, доказывающих близость нейронных сетей, которые «вспыхивают» в коре головного мозга в ситуациях, когда человек совершает некоторое действие и когда он слышит или читает слово, это действие обозначающее.

Далее, в работе Ferguson, Sanford 2008 авторы фиксировали движение зрачка участников эксперимента при чтении ими высказываний Если кошки голодны, они обычно преследуют своих хозяев, пока не насытятся. Хозяева могли бы накормить их порциями моркови, которые кошки с наслаждением уничтожили бы и Если бы кошки были вегетарианцами, их хозяевам было бы намного дешевле содержать их. Хозяева могли бы накормить их порциями моркови, которые кошки с наслаждением уничтожили бы и выяснили, что при чтении слова морковь в обоих случаях возникает заметная задержка по сравнению с восприятием истинного высказывания в реальном контексте (Если кошки голодны, они обычно преследуют своих хозяев, пока не насытятся. Хозяева могли бы накормить их порциями рыбы, которые кошки с наслаждением уничтожили бы) и что время задержки почти одинаково. Другими словами, процесс восприятия ложного высказывания в реальном контексте и истинного высказывания в контрфактическом контексте на первом этапе вызывает схожие сложности, и лишь позднее читателем восстанавливается специфика организации контрфактического пространства.

Обобщая, можно сказать, описанная выше схема базовых этапов формирования интегрального пространства (построение бленда, дополнение бленда, совершенствование бленда) не работает, по крайней мере, в двух моментах. Во-первых, при создании бленда контекстуальные связи входящих в бленд элементов удерживаются в сознании с первого момента организации интегрального пространства, а не достраиваются позднее, т. е. стадии «построение бленда» и «завершение бленда» не разделяются во времени. Во-вторых, даже после построения бленда входящие в него элементы не воспринимаются как объекты в контрфактическом пространстве Н, созданные вместе с задающим это пространство оператором «если бы», а помещаются сначала в одно из исходных пространств, переживаясь как объекты этого пространства со всем спектром перцептивных реакций, и лишь позднее перемещаются в пространство Н.

Подведем итоги. Теория концептуальной интеграции содержит целый ряд интересных наблюдений и продуктивных идей, включающих процесс порождения и понимания языка в широкий спектр когнитивных процессов. Однако создается впечатление, что ее авторы склонны к чрезмерным обобщениям и неточно описывают познавательные цели выявленной ими процедуры. Взгляд на построение интегральных пространств как на важное средство адаптации знания к мировосприятию обычного человека, преобразования его в удобный для такого человека формат дает более адекватное представление об этой операции, чем представление о ней как главном способе порождения нового знания. Развитие теории в данном направлении могло бы оказаться полезным и для уточнения идей Фоконье и Тернера о роли блендов в понимании метафор или грамматических конструкций.

Еще одной слабой стороной теории является отсутствие в ее аргументации культурно-исторического анализа и обращения к данным психолингвистических экспериментов. Важным мотивом в методологии науки последних лет стало противопоставление as-if теорий, предлагающих формальное описание процессов, исходящее из абстрактных, не связанных с фактической ситуацией, принципов, и эвристических теорий, избегающих формальных моделей, опирающихся на ход процессов в режиме реального времени (напр., Gigerenzer, Todd 1999; Hertwig, Hoffrage 2012). Фоконье и Тернер позиционируют теорию концептуальной интеграции как эвристическую, однако по своей структуре, по системе аргументации она в значительной степени остается as-if теорией. Преодоление указанного противоречия могло бы, как кажется, придать ей новый импульс к развитию и заметно усилить ее эвристический потенциал.