Текст книги "Спартианская социально-педагогическая технология оздоровления, рекреации и целостного развития личности"

Приведем эти редко цитируемые слова Кубертена, позволяющие проникнуть в суть его олимпийской педагогики: «Спортивное движение охватило весь мир и развивается быстрыми темпами, а нам необходимо помнить историю античного спорта, чтобы избежать негативного опыта наших предков. Современный спорт одновременно имеет и много преимуществ и недостатков по сравнению с античным. Появилось много новых видов спорта, а старые значительно усовершенствовались. В первозданном виде остались только плавание, борьба и некоторые виды гимнастики. Появились велосипеды, ракетки, мячи, коньки и великое множество других приспособлений и спортивных снарядов. Но почти исчезла философская база, возвышенные цели, вся патриотическая и религиозная атмосфера, которая окружала спортивные праздники. Перед соревнованиями атлет проходил через своего рода очищение, которое должно было сделать его достойным участником, чтобы никакие события и поступки в жизни не омрачали его участия в соревнованиях. Мы сейчас вряд ли можем себе представить, например, велосипедиста, которому перед соревнованиями надо пойти в мэрию и попросить справку о благонравии или фехтовальщика, проводящего время в церкви, в бдении над оружием, как средневековый рыцарь. И в то же время мы знаем, что спорт может привести в тяжелым злоупотреблениям, утонуть в меркантилизме и низменной грязи и от такой судьбы нам необходимо его уберечь. Если этого не сделать, разрушатся все надежды, связанные со спортом, и он не будет играть никакой роли ни в школьном воспитании, ни в общественной жизни, а, напротив, поможет коррупции, дав ей дополнительный шанс» [Coubertin, 1984b, P. 369].

Эти слова Кубертена, не только не утратившие своего значения, но и ставшие еще более актуальными в настоящее время, убедительно свидетельствуют о том, что Олимпийские игры как международные спортивные соревнования были для него лишь институциональным обрамлением для реализации его «антропософских» принципов, которые первоначально он обозначал термином «олимпийская идея», «олимпийский дух» [см., например: Coubertin, 1984b, Р. 365; L’Olympisme…, 1986, P. 363], а после 1910 г. – чаще всего термином «олимпизм».

Подтверждением этого, в частности, является тот факт, что в благодарственной речи, произнесенной Кубертеном на банкете по случаю окончания Конгресса в 1894 г. он произносит тост не за Олимпийские игры, а за «олимпийскую идею, которая как мощный проблеск света пробилась через туман веков, дарит нам надежду и освещает путь в преддверии наступающего XX века». Это свидетельствует о том, что Кубертен думал не только о возрождении Олимпийских игр, но ставил своей целью возвращение спорта в общественную жизнь согласно идеалам гармонии греческой античности [см. L’Olympisme…, 1986, РР. 361, 363]. При этом он подчеркивал, что речь идет о воссоздании «афинской идеи» (модели) спорта как «средства развития личности», а не «спартанской идеи» (модели) спорта как военного искусства [Coubertin, 1894b, P. 368].

Кубертен писал о том, что члены МОК являются «опекунами олимпийской идеи» и отвечают «за обеспечение проведения Игр раз в четыре года в соответствии с олимпийским духом» [Кубертен, 1997, С. 68]. По его мнению, отношение к воспитательным ценностям спорта определяет наличие «принципиального различия между Олимпийскими играми и обычными международными чемпионатами» [Кубертен, 1997, С. 68]. Олимпийские игры призваны быть инструментом совершенствования человека, человеческих отношений и общества в целом. На основе этого Кубертен трактовал и сам олимпизм (он ввел этот термин в 1912 г.): «В олимпизме словно в пучке солнечных лучей, собраны все те принципы, которые способствуют совершенству человека» [Цит. по: Петрова, 1980, С. 29].

Обоснованию важнейшей воспитательной роли Олимпийских игр и олимпийского движения в целом специально посвящена статья Кубертена «Воспитательная роль Олимпийских игр» [Coubertin, 1986], которая написана к Олимпийским играм в 1912 г. в Стокгольме. Кубертен хотел призвать своих читателей, которые придут на Игры, не забывать об их воспитательной роли.

С учетом приоритета воспитательной ценности Олимпийских игр Кубертен критически оценивал Игры II Олимпиады (Париж, 1900). Он писал о том, что после этих Олимпийских игр, которые были включены в программу Всемирной выставки, проходившей в Париже, «мы поняли, что никогда больше Олимпийские игры не должны быть в зависимости или в подчинении ярмарки (выставки), ибо тогда их философское наполнение исчезает, а воспитательное значение оказывается равно нулю» [Кубертен, 1997, С. 56].

О постоянной ориентации Кубертена на педагогическую значимость Олимпийских игр и олимпийского движения в целом свидетельствует и тот факт, что он в первую очередь ориентировался на педагогов при отборе кандидатов в члены первого Международного олимпийского комитета. Большинство из них были опытными педагогами: В. Слоэн из Принстонского университета; В. Бальк (Victor Balck), директор Королевского шведского центрального гимнастического института; А.Д. Бутовский (представлявший военные учебные заведения России), для которого педагогика и проблемы обучения составляли главный жизненный интерес; Субиаур (Zubiaur), ректор колледжа в Уругвае; Гут-Ярковский (Guth-Jarkowsky), учитель из Чехии; Кемени (Kemeny), директор Королевской школы в Эгере (Венгрия) и сам Кубертен – тоже педагог [см.: Anthony, 1994, Р. 29]. Первый президент МОК Деметриус Викелас в основном известен в основном как отличный поэт и переводчик. Однако ему принадлежит и ряд педагогических работ, в которых он высоко оценивает педагогическое значение спорта и одобрительно характеризует английскую систему образования, основанную на использовании спорта как средства воспитания [см. Georgiadis, 1999, РP. 49–50].

О педагогически ориентированном подходе Кубертена к целям и задачам олимпийского движения свидетельствуют и другие факты.

Как известно, организованный по его инициативе в 1894 г. в Париже конгресс, названный впоследствии I Олимпийским конгрессом, официально назывался «Конгресс по возобновлению Олимпийских игр». Но Кубертен постоянно, как только предоставлялся случай, подчеркивал на этом конгрессе, что в первую очередь речь идет о значении спорта для «обновления человечества через воспитание» и установления международных контактов [см. Лотц, 1983, С. 17]. В своей речи в Афинах (16 ноября 1894 г.), касаясь упомянутого конгресса, Кубертен указал на то, что только тогда, «когда эллинский гений оказался среди нас и превратил скромный Конгресс, посвященный спортивному движению в мероприятие по улучшению духовного восприятия мира и установлению общественного мира и согласия, я понял, что добился своей цели» [Coubertin, 1894b, P. 364].

Не случаен и тот факт, что на последующих Олимпийских конгрессах по инициативе Кубертена обсуждались в первую очередь не организационные, а педагогические вопросы. Так, II Олимпийский конгресс 1897 г. в Гавре проходил под девизом «Восстановление единства мышц, воли и мысли», а на Олимпийском конгрессе 1913 г. в Лозанне обсуждалось «физическое, интеллектуальное, моральное и социальное воздействие спорта». Олимпийский конгресс в Гавре отметил «нравственный и философский характер» инициативы Пьера де Кубертена [Coubertin, 1932, P. 27]. По предложению Кубертена, в программу конгресса были внесены дебаты по проблемам психологии физических упражнений, их морального воздействия на детей и подростков, организации занятий в лицеях и колледжах [Кубертен, 1997, С. 43]. Многие участники конгресса не поняли смысла этого предложения Кубертена. Но среди них нашелся и его единомышленник – отец Дидон, приор колледжа д'Аркейль (Père Henri Didon, 1840–1900, prieur du collège d'Arcueil). Как и Кубертен, он доказывал необходимость физических усилий для открытия лучших черт в учениках и спортивные занятия, по его мнению, наилучшая возможность для этого, а девиз, который соответствует этой задаче – «быстрее, выше, сильнее».

На Олимпийском конгрессе в Гавре Кубертен критически оценил Олимпийские игры в Афинах на том основании, что здесь «все усилия были сконцентрированы на организации спортивной стороны предприятия в его историческом контексте; не было ни конгресса, ни конференции, ни признаков моральной или воспитательной цели». Кубертен направлял свои усилия на то, чтобы, как он сам писал, «напомнить людям о философском и интеллектуальном характере моей идеи и поднять роль МОК значительно выше уровня обычной спортивной ассоциации». Он призвал МОК «обратить серьезное внимание на воспитательную миссию» этого движения и предложил создать институты для воспитания олимпизму, ориентируясь на конечную цель движения – «достижение нравственного совершенства человечества и отдельного человека» [Кубертен, 1997, С. 42]. В плане реализации этого предложения по инициативе Кубертена было создано Международное бюро спортивной педагогики и Всемирный педагогический союз с целью организации международного сотрудничества в области педагогики спорта. Ему же принадлежит идея создания Центра олимпийских исследований, которая была реализована в виде Международной олимпийской академии.

С учетом приоритета воспитательной ценности Олимпийских игр Кубертен критически оценивал и Игры II Олимпиады (Париж, 1900). Он писал о том, что после этих Олимпийских игр, которые были включены в программу Всемирной выставки, проходившей в Париже, «мы поняли, что никогда больше Олимпийские игры не должны быть в зависимости или в подчинении ярмарки (выставки), ибо тогда их философское наполнение исчезает, а воспитательное значение оказывается равно нулю» [Кубертен, 1997, С. 56].

В связи с обсуждаемым вопросом еще раз обратим внимание и на то, что Кубертен категорически возражал против организации детских Олимпийских игр на том основании, что это противоречит воспитательным задачам олимпийского движения.

Таким образом, концепция Кубертена имеет ярко выраженную социально-педагогическую направленность гуманистической ориентации. Именно такая ценностная ориентация, как показано выше, характерна и для спартианского движения. Используя в своей деятельности игровую деятельность, оно стремится использовать ее в первую очередь для решения гуманистически ориентированных социально-педагогических задач.

Тесная близость существует также в тех идеалах и ценностях гуманизма, на которые опираются олимпийская концепция Кубертена и спартианская концепции.

Кубертен в понимании воспитательных задач олимпийского движения ориентировался в первую очередь на гуманистический идеал целостного развития личности, который, как отмечено выше, является основным и в рамках спартианского движения. Как отметил бывший президент МОК Э. Брендедж в речи на 61-й сессии МОК, Кубертен возродил «идеал гармонично развитого человека» [Брендедж, 1991, С. 29].

Кубертеновское понимание гуманистического идеала целостного развития личности восходит к древнегреческому идеалу калокагатии как гармонии тела и души. Он также считал, что картезианское разделение тела и души – двух элементов единого, целостного человеческого бытия, рассмотрение их как двух совершенно независимых друг от друга факторов ведет к дисгармонии человека. «Поэтому, – подчеркивал он, – эти два фактора должны быть интегрированы в единое гармоничное целое, чтобы достигнуть эвритмии» [см.: Durántez, 1994b, Р. 88].

Термин «эвритмия» использовался еще в этике Пифагора. «Одним из важнейших понятий в этике Пифагора была “эвритмия” – способность человека находить верный ритм во всех проявлениях жизнедеятельности – пении, игре, танце, речи, жестах, мыслях, поступках, в рождении и смерти. Через нахождение этого верного ритма человек, рассматриваемый как своего рода микрокосмос, мог гармонично войти сначала в ритм полисной гармонии, а затем и подключиться к космическому ритму мирового целого» [Петрунин, 1999, С.10].

Слово «эвритмия» ("eurhythmy") Кубертен часто использовал для обозначения своей философской идеи гармонии физических и духовных способностей человека и придавал важное значение данной концепции. «Цивилизация заблудилась, – писал он, – и только “возвращение к эвритмии” могло бы снова наставить ее на путь истинный. Эвритмия – забытая концепция, о которой рассуждают, не имея ни малейшего представления, чем она была на самом деле» [Цит. по: Хён, 1984, С. 54].

Как отмечает Э. Хён, «эвритмия», которая в начале XX в. определялась как «регулярность, гармония и пропорциональность», а в толковом словаре, изданном в ГДР, как «красота, совершенство форм жизни и самовыражения», для Кубертена служила термином, обозначавшим содержание и проявления высококультурного, совершенного образа жизни, который должен быть достигнут не в последнюю очередь благодаря современному олимпизму [Хён, 1984,С. 52].

По мнению Кубертена, формирование посредством спорта эвритмии, гармоничного развития в человеке физических и духовных способностей составляет главную воспитательную задачу олимпийского движения. При этом он ссылался на те традиции, которые в этом плане были заложены в античности, противопоставляя при этом два подхода к спорту: «спорт как военное искусство и спорт как средство развития личности (спартанская и афинская идеи)» [Coubertin, 1894b, Р. 368].

В своей речи в Афинах 16 ноября 1894 г. Кубертен по данному вопросу сказал следующее: «Вне всякого сомнения достойны уважения и похвалы занятия спортом ради того, чтобы защитить свое Отечество и выполнить гражданский долг. Однако в спорте есть еще что-то, более отвечающее человеческой природе, если можно так выразиться. Это поиск единения всех частей “человеческой машины”, равновесия души и тела, гармонии, спокойной и радостной силы, радости свежей и наполненной жизни. И именно в таком аспекте спорт может наилучшим образом послужить развитию нации. Вам, афиняне принадлежит заслуга, – вы подарили миру эту формулу. Мне нет необходимости напоминать, т. к. вы это знаете лучше меня, какие прекрасные возможности она предоставила. Существование античной гимнасии, – великолепный пример компромисса двух главных сил человека, силы мышц и силы духа. Физическое и духовное развитие братски сосуществовали, и эта гармония помогла объединить молодость и зрелость» [Coubertin, 1894b, Р. 366].

Для характеристики гармонично развитой личности олимпийского атлета Кубертен чаще всего использовал специально придуманный им и конкретизирующий его идею «эвритмии» девиз: "Mens fervida in corpore lacertoso!" («Возвышенный дух в развитом теле!»). Этот девиз, на который Кубертен впервые указал в 1911 г. в статье под тем же названием, призван был заменить известное выражение Ювенала “Orandum est ut sit mens sana in corpore sano” (как правило, ему дается не совсем точный перевод: «В здоровом теле – здоровый дух»), за которым, как писал сам Кубертен, скрывается «в высшей степени гигиенический», «слишком медицинский» идеал, «чтобы его можно было предложить амбициям молодых» [Кубертен, 1997, С. 100].

В соответствии с кубертеновским идеалом, который он мечтал постепенно привить всему человечеству в качестве его raison d’être (смысла существования), олимпийскому атлету должны быть присущи совершенные физические качества, здоровье, красота (поэзия) физически развитого тела и движений, а вместе с тем сила духа, интеллект, эстетический вкус, художественный талант, культура речи и общения, высоконравственные качества: честность, великодушие, бескорыстность и др.

В одном из своих выступлений в июле 1908 г. Кубертен охарактеризовал олимпийскую идею как концепцию «высоко развитой физической культуры, которая, с одной стороны, опирается на рыцарский дух, который так красиво называют „честной игрой“…, а с другой – на эстетическое восприятие, на культ всего прекрасного и изящного» [цит. по: Петрова, 1980, С. 28]. Согласно Кубертену, олимпийская идея – не что иное, как «радость от тренировки, культуры и красоты мускулов, труд во имя семьи и общества, вернее, неразрывное единство всех этих элементов» [Coubertin, 1909, P. 214. Цит. по: Кун, 1982, С. 229].

В другом своем выступлении Кубертен подчеркивал, что «культ усилия, соревнования на грани риска, любовь к родине, благородство, дух рыцарства, контакты с живописью и литературой – все это является фундаментом олимпизма». «Истинная демократия и мудрый миролюбивый интернационализм, – писал он, – придут на обновленный стадион, чтобы поддерживать на нем культ чести и бескорыстия, который позволит атлетизму осуществить духовное совершенствование и социальный мир одновременно с телесным развитием» [Цит. по: Петров, 1980, С. 17–18].

В речи на торжественной церемонии 16 апреля 1927 г. по случаю возрождения Олимпийских игр на земле Олимпии, Кубертен, обращаясь «К спортивной молодежи всех стран», сказал: «Мы, я и мои друзья, не для того приложили столько усилий к возрождению для вас Олимпийских игр, чтобы они могли превратиться в музейный экспонат или зрелище вроде кино, чтобы финансовые или предвыборные интересы возобладали в них. Возвращая к жизни институт, начало которому было положено 25 столетий тому назад, мы хотели, чтобы вы могли обратиться в спортивную веру, как ее понимали наши великие предки. В современном мире, который обладает необыкновенными возможностями, но в то же время находится под угрозой деградации, олимпизм может стать школой благородства помыслов и моральной чистоты, настойчивости и энергии. Но это произойдет, только если вы будете неуклонно стремиться в своих идеалах чести и спортивной самоотверженности к таким же высотам, к каким вас влекут усилия мускулов» [Цит. по: Хён, 1984, С. 55–56; ср.: Дьюри, 1974, С. 130; Кубертен, 1997, С. 168].

Кубертен неоднократно подчеркивал, что спортивные соревнования способны «формировать характер и укреплять нравственную силу», а также «инициативность, стойкость, энергичность, стремление к самоусовершенствованию и пренебрежению к возможным опасностям», а, значит, содействовать не только физическому совершенствованию, но «гармоничному развитию взрослого человека» [Coubertin, 1966, РР. 57, 79, 100, 108].

Особое внимание Кубертен уделял поведению участников олимпийских соревнований, их отношению к победе и достижению высоких результатов (установлению рекордов) в этих соревнованиях. Его позиция по данному вопросу, неразрывно связанная со стремлением максимально использовать спорт в целях гуманистического воспитания, включает в себя два основных пункта.

Во-первых, по его мнению, спортсмен-олимпиец должен стремиться к максимально высокому результату. Кубертен категорически возражал против «чрезмерного сдерживания» спортивных результатов, видя в их постоянном росте «притягательность» спорта и его «право на существование» [см. Daume, 1981, Р. 67]. Такая позиция тесно связана со стремлением Кубертена использовать спорт в качестве средства воспитания характера, воли и других качеств личности.

Критикуя тех, кто призывал к «умеренности», к отказу от спортивных рекордов, он писал: «Спортивный рекорд является неизбежной вершиной всей спортивной системы, его неустранимость сродни неустранимости “вечной аксиомы” (так назвал закон Ньютона французский писатель Тэн). Вы не можете надеяться устранить ее, не разрушив все остальное. Поэтому, сторонники утопии умеренности, признайте свое поражение. Умеренность противоречит самой природе. Наблюдайте, как мы продолжаем воплощать в жизнь девиз Отца Дидона, который он имел привычку повторять своим ученикам и который стал девизом олимпизма: Быстрее, выше, сильнее!» [Кубертен, 1997, С. 176].

Во-вторых, Кубертен всегда подчеркивал, что как бы ни была желанна победа или установление рекорда, существует определенная граница, которую нельзя переходить в рамках олимпийских и других спортивных соревнований. Такой границей он считал, прежде всего, этические соображения.

В этом отношении позиция Кубертена принципиально отличается от позиции футбольного тренера из США В. Ломбарди, которому приписывают такие слова: «Победа – не самое главное, победа – единственное, ради чего стоит бороться».

Кубертен полагал, что только нравственные ценности способны придать спорту, спортивным соревнованиям и спортивным рекордам подлинно человеческую, гуманистическую направленность. Участник соревнований не должен стремиться к победе любой ценой. Он должен отдавать предпочтение честному, благородному, рыцарскому поведению в спортивных поединках, соблюдать принципы Фэйр Плэй (Честной игры), придерживаясь убеждения в том, что самое главное – не победа над соперником, а отвага, мужество, проявляемые в ходе борьбы за эту победу, сам дух борьбы, побуждающий человека к совершенству, к преодолению самого себя, своих слабостей и недостатков. Характерно в этом плане название одной из статей Кубертена: «Победи самого себя!» [Coubertin, 1915]. С таким представлением Кубертена об идеале поведения участников спортивных соревнований связаны и слова в его «Оде спорта»: «Трижды сладостна победа, одержанная в благородной, честной борьбе».

Идее Кубертена о том, что олимпийский атлет непременно должен соблюдать принципы Фэйр Плэй (Честной игры), демонстрировать рыцарское поведение в соревнованиях придается важное значение и в настоящее время [см. Баринов, 1999; Егоров, Захаров, 2006; Захаров, 2002; Королев, 2005; Лекарска, 1983; Люкевич, 1998; Манифест СИЕПС, 1977; Приглашение…, 1993; Родиченко, 1998 б, 2003; Столяров, 1989 в, 1998 б, 2000 г; Столяров, Баринов, 1998; Столяров, Баринова, Курило, 1994; Фэйр Плэй…, 2003; Heinilä, 1974; Manifesto, 1992; MсIntosh, 1979; Żukowska, 1994 и др.].

В тексте «Манифеста о честной игре», принятом на заседании Международного комитета честной игры в 1992 г., указывается, что «принципы Честной игры являются необходимым и доминирующим свойством олимпийской идеи Пьера де Кубертена (олимпизма)» [Manifesto, 1992, Р. 10]. В итоговом документе международного симпозиума «Актуальность Пьера де Кубертена», который был организован Центром олимпийских исследований в Лозанне в 1986 г., отмечалось, что «идея честной игры… сейчас становится еще более актуальной, чем в эпоху Кубертена» [цит. по: Симпозиум…, 1986, С. 10]. Принципы «честной игры» неоднократно упоминаются и в Олимпийской хартии. Цель олимпийского движения, согласно Хартии, – «способствовать построению лучшего мира посредством воспитания молодежи средствами спорта без какой-либо дискриминации и в духе соблюдения принципов олимпизма, что включает в себя взаимопонимание, дружбу, атмосферу солидарности и честной игры». При перечислении основных задач МОК в Хартии указывается, что этот Комитет: «… 5) способствует соблюдению и поощряет соблюдение спортивной этики; 6) посвящает свои усилия тому, чтобы дух честной игры превалировал на спортивных площадках и чтобы насилие было изгнано с них» [Олимпийская хартия, 1996, С. 8, 9].

Английское выражение «Фэйр Плэй» (“Fair Play“) чаще всего используется для характеристики набора определенных принципов, на которые должны ориентироваться спортсмены, тренеры, болельщики и другие лица, связанные со спортом. Эти принципы подробно разъясняются в «Манифесте о честной игре», который был разработан и опубликован Международным Советом спорта и физического воспитания при ЮНЕСКО в 1977 г. Здесь отмечается, что честная игра выражается прежде всего в поведении самого спортсмена. Она характеризует его образ действий, вытекающий из чувства собственного достоинства и включающий в себя: честность, добросовестность, решительное и достойное поведение в ситуациях, когда другие ведут себя нечестно; уважение к партнеру; уважение к противнику независимо от того, является ли он победителем или побежденным, осознание того, что соперничество – непременное условие соревновательного спорта и что противник – необходимый партнер в спорте; уважение к судье, причем уважение позитивное, выражающееся в постоянном стремлении к сотрудничеству с ним в любой ситуации; умение оставаться скромным после победы и спокойно принимать поражение. В документе подчеркивается, что соблюдение принципов честной игры требуется не только от спортсменов. Оно необходимо для тренеров, спортивных руководителей, зрителей и всех других лиц, связанных со спортом, которые могут прямо или косвенно влиять на спортсмена [cм. Манифест СИЕПС…, 1977].

Аналогичная характеристика принципов Фэйр Плэй дается и в новом тексте Манифеста, принятом на заседании Международного комитета честной игры в 1992 г. Здесь подчеркивается огромное значение этих принципов для спорта, для реализации его позитивной роли в современном обществе, необходимость их соблюдения в спорте высших достижений, в молодежном спорте, в рекреационном спорте и спорте для здоровья, в спорте для инвалидов и приводятся примеры, разъясняющие смысл этих принципов [см. Manifesto, 1992. Перевод этого документа см. в: Родиченко, 1998б].

Позицию Кубертена, связанную с его отношением к победе на Олимпийских играх, обычно искажают, выражают весьма неточно даже в научной литературе, приписывая ему фразу: «Главное в Олимпийских играх не победа, а участие». На самом деле эту фразу использовал архиепископ Пенсильванский Э. Тальбот 17 июля 1908 г. в своей речи в соборе святого Павла в Лондоне, обращенной к участникам Игр 4-й Олимпиады. 24 июля 1908 г. Кубертен, выступая на торжественном обеде, который английское правительство дало в связи с Играми, коснулся этой речи и заметил следующее: «В прошлое воскресенье на церемонии, устроенной в Сен-Поле в честь спортсменов, епископ Пенсильванский напомнил нам в очень удачных выражениях, что важнее принимать участие в этих олимпиадах, чем одерживать победы».

Оценив речь епископа как «высоко философскую», Кубертен дополнил выражение, использованное архиепископом, своим взглядом на ситуацию в спорте с учетом ее воспитательного содержания: «Запомните, господа, эти прекрасные слова: главное в жизни не триумф, а битва; важнее храбро сражаться, чем победить. Распространять эти заветы – значит, воспитывать более мужественное, более сильное во всех отношениях, более добросовестное и более великодушное человечество» [Coubertin, 1908, P. 19. Цит. по: Дьюри, 1974, С.126]. Кубертену принадлежат и такие слова: «Бесчестие не в том, что ты будешь побежден, а в том, что ты отказываешься от борьбы» [Coubertin, 1894b, P. 372].

Значит, в отличие от архиепископа Кубертен делает акцент не просто на «участие» в соревновании и борьбе, а на отношение к соревнованию и борьбе, на сам характер, способ соревнования и борьбы. Подчеркивается, что необходимо бороться таким образом (“храбро – well”), на основе таких принципов, которые воспитывают «более мужественное, более сильное во всех отношениях, более добросовестное и более великодушное человечество».

Поэтому совершенно неправомерно отождествлять, рассматривать как эквивалентные, равноценные два девиза: сформулированный Кубертеном и предложенный архиепископом, что делают некоторые авторы [см., например: Буг-реев, 1997, С. 21–23].

Ошибочно приписывать Кубертену и олимпийский девиз: «Быстрее, выше, сильнее». Такую ошибку допускают не только в популярной, но и в научной литературе [см., например: Vialar, 1962b, Р. 82]. На самом деле этот девиз, как уже отмечалось, сформулировал близкий друг Кубертена доминиканец (монах) Генри Дидон, префект Парижского колледжа д'Аркейль. Кубертен писал в «Олимпийских мемуарах», что девизом олимпизма: «Быстрее, Выше, Сильнее!» стал «девиз Отца Дидона, который он имел привычку повторять своим ученикам» [Кубертен, 1997, С. 176].

Важным условием решения воспитательных задач олимпийского движения, гармоничного развития человеческой личности, а также «облагораживания» самого спорта и тем самым поднятия не очень высокого в тот период его престижа Кубертен, как уже отмечено выше, считал укрепление связи спорта с искусством и интеллектом.

В речи на открытии конференции по вопросам искусства, науки и спорта он следующим образом выразил эту мысль: «… Я созвал это совещание, чтобы рассмотреть вопрос: насколько, как и в какой форме искусство и гуманитарные науки могли бы участвовать в проведении современных Олимпиад, как они могут включаться во всеобщую спортивную практику, облагораживать ее, да и сами пользоваться ею. Это значит, что у нас двоякая цель: с одной стороны, мы хотим осуществить углубленное сотрудничество между наукой и искусством при возобновлении Олимпийских игр, а с другой – включить их сотрудничество и в повседневность, т. е. при организации обычных спортивных мероприятий…» [Цит. по: Проблемы олимпийского движения, 1977, С. 114].

Под «облагораживанием» спорта, спортивной практики Кубертен имел в виду в первую очередь повышение их культурной ценности.

Об этом свидетельствуют, в частности, его слова, сказанные в связи с предложением ввести конкурсы искусств в программу Олимпийских игр: «Главное – пробудить интерес к конкурсам со стороны самой широкой общественности, чтобы все больше и больше людей осознавало спорт неотъемлемой частью культуры. В грядущих поколениях обязательно будут работники как умственного, так и физического труда, занимающиеся спортом с глубоким пониманием его культурной ценности. Время в этом вопросе идет с нами в ногу и работает на нас». Тем самым Кубертен, как отмечает Франц Лотц, «хотел убить двух зайцев одним выстрелом: заинтересовать спортом представителей наук и искусств, чтобы в то же время благодаря их присутствию и участию “поднять акции” спорта» [Лотц, 1983, С. 16].

Помимо включения конкурсов искусства в программу Олимпийских игр важное значение Кубертен придавал различным олимпийским церемониям с использованием художественных средств, которые должны не только придать Играм торжественность, но и как бы перевести человека в особый символичный мир, соответствующий «религии спорта». Возрождение «религии спорта», которая наиболее ярко выражена в олимпийском спорте античности, – это, по мысли Кубертена, еще одно важное средство «облагораживания спорта».

«Моя концепция спорта, – писал он, – всегда отличалась от концепции очень многих, возможно, даже большинства спортсменов. Для меня спорт был религией со своей церковью, своими догматами, своей службой…, но, прежде всего, – религиозным сознанием…» [Кубертен, 1997, С. 91]. В своем послании после открытия Олимпийских игр в Олимпии 16 апреля 1927 г. (послание было отправлено по радио в «Спортивную молодежь всех стран») Кубертен вновь подчеркнул эту мысль: «Возрождая для вас Олимпийские игры, я меньше всего, друзья мои, хотел, чтобы они превратились в музейный экспонат или сюжет кино, использовались в коммерческих или избирательных целях. Возрождая существовавший 25 столетий тому назад институт, мы хотели, чтобы вы еще раз стали последователями религии спорта, задуманной нашими великими предшественниками» [Кубертен, 1997, С. 91–92]. Это положение Кубертен неоднократно подчеркивает в своих работах. Так, например, он писал: «Что объединяет оба олимпизма (древний олимпизм и неоолимпизм – В.С.), так это их религиозный дух, который было воспрянул на некоторое время у молодых спортсменов средневековья. “Спортивная религия”, древние понимали смысл этого словосочетания; наши современники еще не улавливают его» [Кубертен, 1997, С. 170].

Хотя концепция олимпизма Кубертена не является религией в строгом смысле слова, но она обладает целым рядом признаков религиозного культа, предметом которого является спортивная деятельность и те, кто достигает в ней совершенства. Зажжение олимпийского огня, шествие, клятва, торжественные обороты речи – все это восходит к религиозному ритуалу античности [см.: Никишин, 2005; Пегов, 1998; Sport and Religion…, 2002; Volkwein, 2004d].