Текст книги "Екатерина Великая и ее семейство"

Некоторые сюжеты, связанные с темой этой книги

Мария Антоновна, в девичестве княжна Святополк-Четвертинская, была безоговорочно признана первой красавицей России. Ее муж, обер-гофмейстер двора Дмитрий Львович Нарышкин, в петербургском свете носил прозвище «Великий мастер масонской ложи Рогоносцев», все прекрасно зная, он безропотно делил свое супружеское ложе с августейшим соперником. Злоязыкие придворные презрительно осуждали обер-гофмейстера, но не было ни одного мужчины, который осудил бы Александра, ибо Нарышкина была божественно хороша. «Разинув рот, стоял я в театре перед ложей и преглупым образом дивился красоте ее, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможной», – писал один из ее современников. А великий полководец, шестидесятилетний Кутузов, покоривший немало сердец светских прелестниц, говоря о Нарышкиной, заметил как-то в письме одной из своих дочерей: «Если я боготворю женщин, то потому только, что она (т. е. Нарышкина) – сего пола».

Очаровательная Мария Антоновна происходила из семьи польского князя Антония-Станислава Четвертинского, уби'того варшавскими повстанцами в 1794 году за приверженность к России, и баронессы Кампенгауз. У Марии Антоновны были брат Борис и сестра Жанетта, о которой коротко упоминалось в связи с отъездом великой княгини Анны Федоровны, так как именно княгиня Жанетта Антоновна Святополк-Четвертинская была одной из причин разрыва Анны Федоровны с Константином.

Жанетта Антоновна была тоже красива, но не столь прекрасна и пленительна, как ее сестра, и привлекала больше живостью характера и легкостью нрава.

Константин даже намеревался жениться на Жанетте Четвертинской, как вдруг переменил намерение, увлекшись, и очень серьезно, продавщицей из модного французского магазина Жозефиной Фридрихе.

После возвращения Адама Чарторижского из Италии его прежние отношения с Елизаветой Алексеевной не возобновились, но и к мужу она чувств своих не переменила, оставаясь по-прежнему апатичной.

Историк Г. И. Чулков писал: «Сердечная рана, которую почувствовал Александр, заметив холодность своей жены, не исцелялась. По-видимому, молодой муж старался утешиться ухаживаниями за хорошенькими дамами, и это еще усилило взаимное охлаждение. В конце концов молодые супруги дали друг другу свободу. Однако Елизавета была не совсем равнодушна к поведению своего мужа. В 1804 году в одном из писем к матери Елизавета Алексеевна горько жаловалась на соперницу – Марию Антоновну Нарышкину, которая на балу сообщила императрице о своей беременности. «Какую надо иметь голову, чтобы объявить мне об этом! Ведь она прекрасно знает, что я понимаю, каким образом она забеременела. Я не знаю, что от этого произойдет и чем все это кончится!»

Связь с Четвертинской-Нарышкиной продолжалась у Александра четырнадцать лет. Утверждают, что результатом многолетней связи было трое детей, которые все носили эту фамилию (Мария, София и Эммануил). Нарышкина, однако, обманывала и мужа, и Александра то с князем Гагариным, высланным за это за границу, то с генерал-адъютантом графом Адамом Ожаровским, а потом и с множеством других ветреников и волокит. Однажды на даче Нарышкиных в Петергофе внезапно приехавший Александр вошел в спальню Марии Антоновны и, открыв дверь, увидел, как кто-то нырнул в платяной шкаф. Это был Ожаровский. Александр открыл шкаф и сказал своему любимцу: «Ты похитил у меня самое дорогое. Тем не менее, с тобой я и дальше буду обращаться, как с другом. Твой стыд будет моей местью». Александр так и поступил.

А теперь расскажем о Жозефине Фридрихе, единственной пассии Константина, принесшей ему сына, которого он признал своим.

…Историю Жозефины и Константина описал сын адъютанта цесаревича К. П. Колзаков, узнавший ее от своего отца.

…После того как Наполеон стал императором и объявил амнистию эмигрантам, многие из них возвратились на родину. Тогда-то в одной из тихих улочек Парижа появилась мадам Террей, владелица модного магазина, проведшая годы эмиграции в Германии, где была гувернанткой в богатой дворянской семье. Среди ее работниц была очень миловидная четырнадцатилетняя девочка по имени Жозефина.

Однажды в магазин пришел богатый англичанин и совершенно очаровался девочкой. Кончилось тем, что он попросил родителей Жозефины разрешить их дочери поехать с ним в Англию. Он обещал отдать девочку в один из лучших пансионов, а по достижении ею совершеннолетия жениться на ней.

Родители, получив в подтверждение серьезности намерений будущего мужа Жозефины большие деньги, доверили ему дочь и разрешили ей поехать в Англию.

А вскоре дела госпожи Террей пошли плохо, и она, продав магазин, уехала в Петербург, где, по слухам, к эмигрантам-французам относились как нельзя лучше. Так и случилось: госпожа Террей открыла в Петербурге модный магазин и вновь стала процветать.

В конце 1805 года, прогуливаясь по Невскому проспекту, она встретила красивую молодую даму, которая, вскрикнув, бросилась ей на шею. Это оказалась Жозефина. Мадам Террей тотчас же пригласила ее к себе домой и узнала ее историю. Оказалось, что как только Жозефина окончила пансион, ее благодетель внезапно умер, не успев оставить ей завещания, и родственники покойного забрали все имущество и деньги себе.

Жозефина, предоставленная сама себе, сначала хотела вернуться к родителям, но тут ей сделал предложение приехавший в Лондон русский полковник и флигель-адъютант императора Александра барон Фридрихе. После свадьбы полковник уехал в Россию, пообещав немедленно по приезде в Петербург выслать ей деньги на дорогу. Но прошло два месяца, а ни денег, ни писем от мужа не было. И тогда Жозефина продала все драгоценности и, сев на корабль, приплыла в Петербург.

Здесь она узнала, что никакого барона, полковника и флигель-адъютанта Фридрихса нет, а есть носящий такую же фамилию фельдъегерь, который был недавно в Лондоне. Она отыскала штаб фельдъегерского корпуса, там ей назвали адрес Фридрихса, и, когда она пришла, то оказалось, что это – простая солдатская казарма, а все имущество ее мужа – солдатская койка. К тому же Фридрихса в казарме не оказалось: он был в отъезде по службе, на сей раз на Кавказе.

Не успела Жозефина обосноваться у гостеприимной госпожи Террей, как объявился муж и умолил ее переехать к нему. Однако Фридрихе оказался грубым и невежественным человеком, и Жозефина, пожив с ним в бедной и тесной квартирке, снятой по случаю, все же решилась на окончательный разрыв.

Это произошло после того, как на одном из маскарадов она познакомилась с высоким незнакомцем, оказавшимся Константином Павловичем. Жозефина нашла в нем любовника и друга и в 1808 году родила сына – Павла Константиновича Александрова. Его крестным отцом был Александр!. В 1812 году он был возведен в дворянство и тогда же, четырехлетним, записан юнкером в лейб-гвардии Конный полк, а через несколько дней произведен в корнеты. Получив хорошее домашнее образование, Александров в 1823 году начал действительную военную службу в чине поручика. В 1837 году он был уже полковником, в 1846 – генерал-майором свиты императора Николая I – своего родного дяди.

Умер он в 1857 году генерал-лейтенантом и генерал-адъютантом, оставив дочь – Александру Павловну, в замужестве княгиню Львову.

Вторая война с Наполеоном: от Пултуска до Тильзита. Тильзитский мир

Вернемся в конец 1805 года, когда смятенный духом, несчастный император Александр спешил забыться в объятиях Марии Антоновны Нарышкиной.

Однако укрыться от жизненных бурь он не мог и здесь, потому что далеко не все подчинялось ему А он был болезненно самолюбив, убежден, что он первый государь в Европе и позор Аустерлица должен быть смыт во что бы то ни стало.

Близкий ко двору Л. Н. Энгельгардт, как и многие другие, отмечал, что после поражения под Аустерлицем Александр резко переменился. «Аустерлицкая баталия, – писал Энгельгардт, – сделала великое влияние над характером Александра, и ее можно назвать эпохою в его правлении. До того он был кроток, доверчив, ласков, а тогда сделался подозрителен, строг до безмерности, неприступен и не терпел уже, чтобы кто говорил ему правду; к одному графу Аракчееву имел полную доверенность, который по жестокому своему свойству приводил государя на гнев и тем отвлек от него людей, истинно любящих его и Россию».

После Аустерлица наступила новая полоса и во внешней политике: 17 июля 1806 года министром иностранных дел стал вместо Чарторижского барон А. Я. Будберг, а его товарищем (т. е. заместителем) граф А. Н. Салтыков. Им предстояло склонить Пруссию к участию в антифранцузской коалиции, и в этом деле российским дипломатам более всех помог сам Наполеон: 24 сентября 1806 года он объявил войну Пруссии, и королю Фридриху-Вильгельму III не оставалось ничего иного, как кинуться за помощью к Александру, весьма расположенному помочь Пруссии и тем самым смыть позор аустерлицкого поражения. Наполеон же, не ожидавший вступления России в войну, перешел через границу Саксонии и двинулся с двухсоттысячной армией навстречу пруссакам. Это произошло 8 октября 1806 года. Несмотря на то, что Пруссия оказалась сразу же охвачена патриотическим порывом, а королева Луиза тотчас же стала национальной героиней, вставшей во главе борьбы с Наполеоном, французы, вторгшиеся в союзную пруссакам Саксонию, изо дня в день стали наносить им одно поражение за другим.

Прусская армия стала отступать к Веймару, и Мария Павловна уже на третий день войны уехала из города, не желая встречаться с Наполеоном, который обязательно был бы в городе, если бы взял его, – а в этом Мария Павловна не сомневалась.

После отъезда из Веймара она целый год странствовала по Германии, пока не вернулась обратно осенью следующего года, когда обстановка в корне переменилась и ее брат – император Александр – стал союзником Наполеона, подписав в Тильзите союзный договор о мире и сотрудничестве.

13 октября 1806 года Наполеон въехал в соседнюю с Веймаром Йену и увидел, что отступающая к Веймару прусская колонна князя Гогенлоэ остановилась.

На рассвете 14 октября французы напали на пруссаков и союзных им саксонцев, смяли их и погнали к Веймару Там, на улицах города прусско-саксонские войска были совершенно опрокинуты, смяты и разгромлены.

Жалкие остатки беглецов, вырвавшиеся из Веймара по северной дороге, надеялись на встречу с главными силами прусской армии, которой командовал герцог Карл Брауншвейгский. Но вскоре они встретились с бегущими им навстречу остатками прусской армии и узнали, что армия короля тоже разгромлена, герцог убит, а король бежит неизвестно куда; что случилось это неподалеку отсюда, у деревни Ауэрштедт, что командовал французами маршал Даву и что прусской армии больше нет. Наполеон пошел прямо на Берлин, подбирая артиллерию, обозы с оружием, боеприпасами и провиантом, без боя занимая крепости и захватывая десятки тысяч пленных.

27 октября, через девятнадцать дней после начала войны, Наполеон вошел в Берлин. Здесь он получал одно за другим сообщения о капитуляции сильнейших восточных крепостей Пруссии, не сделавших ни одного выстрела при подходе французских войск.

Король и королева Пруссии бежали к русской границе, в маленький, захолустный восточно-прусский городишко Мемель, надеясь на покровительство могущественного соседа – русского императора, который не намерен был уступать своему грозному сопернику. И тому было несколько причин: французские войска приближались к русским границам, а кроме того, к Наполеону приезжали одна за другой польские делегации, просившие о восстановлении самостоятельной Польши.

Александр понимал: речь идет не только о том, что он лишится титула Польского короля, но и о том, что коль скоро возникнет этот вопрос, то все польские земли, вошедшие в состав Российской империи в ходе трех переделов Речи Посполитой, окажутся в составе воскресшего королевства: а это – почти вся Украина, Западная Белоруссия, вся Литва и часть Восточной Пруссии.

Во избежание этой угрозы уже в октябре было решено двинуть из России около ста тысяч солдат и офицеров с главной массой артиллерии, несколько казачьих полков и продолжать передислокацию войск, готовя в поход и гвардию.

Наполеон решил опередить Россию, и уже в ноябре французы вступили в Польшу 28 ноября 1806 года кавалерия маршала Мюрата вошла в Варшаву Оставившие ее пруссаки, отступая, сожгли за собою мост через Вислу 160-тысячная русская армия во главе с фельдмаршалом М. Ф. Каменским развернулась перед Пултуском, Остроленкой и рекой Вислой, прикрывая французам путь на Восток. 26 декабря произошло сражение под Пултуском, где передовой корпус маршала Ланна был остановлен.

С нового, 1807 года командующим армией был назначен генерал Л. Л. Беннигсен – один из видных заговорщиков 11 марта, человек амбициозный и склонный к авантюризму. Он сломил сопротивление недругов в собственной армии и взял все войска под свое единоличное командование.

Развернувшаяся на просторах Восточной Пруссии война проходила в непогоду, когда оттепели сменялись жестокими морозами, а затем вновь разливалось море грязи. Наполеон решил отрезать армию Беннигсена от России и, потеснив ее к деревне Прейсиш-Эйлау, 7 февраля дал здесь кровопролитнейшее сражение, которое продолжалось и на следующий день и закончилось тем, что обе армии понесли огромные потери – до одной трети с каждой стороны.

И русские, и французы считали себя победителями, но летом ситуация переменилась в пользу Наполеона, одержавшего бесспорную, убедительную победу неподалеку от Прейсиш-Эйлау – на реке Алле, в сражении при деревне Фридлянд. Там сошлись главные силы противников. Французы прижали русских к реке, артиллерийским огнем разрушили мосты и огнем уничтожили дрогнувшие и бежавшие русские войска. Более 25 тысяч русских было убито, ранено, утонуло и было взято в плен.

Маршал Сульт 15 июня вошел в столицу Восточной Пруссии – Кенигсберг, куда накануне англичане доставили морем горы продовольствия и боеприпасов. И все это попало в руки французов. А главные силы французов 19 июля подошли к городу Тильзиту на Немане, по другому берегу которого проходила русская граница.

Александр накануне, узнав о катастрофе под Фридляндом, выехал из Тильзита в ставку Беннигсена и застал всех находившихся там в тревоге и отчаянии.

Знаменитому впоследствии поэту-партизану Денису Давыдову ставка показалась «рынком политических и военных спекулянтов, обанкротившихся в своих надеждах, планах и замыслах».

В ставке императора возникло две партии – «мира» и «войны», стоявших, соответственно, за подписание мира и, напротив, за продолжение войны.

Александр колебался, не зная, чью сторону принять.

Барон Г. А. Розенкампф, хорошо осведомленный в делах двора, вспоминал впоследствии: «Неблагоприятный исход сражения при Фридлянде произвел очень сильное впечатление на государя. Так как его армия была слишком слаба, то он решился еще раз умилостивить грозу, и последовавшее за тем свидание в Тильзите разом изменило всю его политику… Император за день перед тем, как решиться на полную перемену своей политики, сидел несколько часов один, запершись в комнате, то терзаемый мыслью отступить в пределы своего государства для продолжения войны, то мыслью заключить сейчас же мирные условия с Наполеоном».

Наконец Александр решился принять план «мирной» партии, и 13 июня два императора встретились в плавучем павильоне, установленном на плоту посередине Немана, неподалеку от Тильзита. Смысл ритуала встречи состоял в том, что ни один из императоров не был ни хозяином, ни гостем, ибо встречались они на середине порубежной реки между двумя империями – Восточной и Западной.

После первой встречи оба императора решили беседовать друг с другом без свидетелей во время катания верхом, пеших прогулок по берегам Немана, свиданий один на один то у Александра, то у Наполеона. Они обменивались сувенирами и клятвами во взаимном уважении, в вечной верности и совершеннейшей искренности, а в это время их дипломаты готовили договор, кардинально изменявший систему международных отношений.

Во время свидания Александра и Наполеона в Тильзит приехала прусская королева Луиза. Она ехала туда, как на Голгофу, так как намерена была смягчить условия мира, который больнее, чем по какой-либо другой стране, бил по Пруссии. Луиза знала, что едва ли добьется этого, и оттого страдала еще сильнее, предчувствуя свое поражение. Она несколько раз оказывалась за одним столом с Наполеоном и Александром и видела, что ее чары бессильны, а надежна на твердую руку ее кумира и его помощь несчастной Пруссии умирает столь же быстро, как и ее былые чувства к Александру «Она видела, – писал видный французский историк Альбер Сорель, – за этим столом пыток, в этом салоне унижения, друга, который вызывал такое преклонение и который теперь был неузнаваем, такого Александра, о каком она не подозревала: полную противоположность прежнего, карикатуру на него, с игривой улыбкой на довольном лице кукольного архангела».

Луиза уже не видела в глазах Александра вдохновения, которое горело в них летом 1802 года в Мемеле, и не могла более сравнивать его с Альпами. Чувство, расцветшее пять лет назад на почве сердечной симпатии, погибло под холодными ветрами политики, еще раз доказав, что любовь и политика не имеют ничего общего. Так оно и случилось, когда договор между Францией и Россией был подписан.

Суть договора свелась к тому, что территориальные изменения были произведены прежде всего за счет Пруссии, потерявшей около половины своих земель и населения. Другие статьи касались положения в Средиземноморье, в Молдавии, вокруг Турции и даже во французских колониях, захваченных англичанами.

25 июня был подписан русско-французский договор о мире и дружбе, а через три дня франко-прусский мирный договор, сразу же окрещенный «карательным трактатом», по которому Пруссия с головой выдавалась Наполеону с молчаливого согласия Александра.

…Когда Александр вернулся в Петербург, он обнаружил оппозицию своей новой политике значительно большую, чем мог ожидать. Против были вдовствующая императрица Мария Федоровна, любимая сестра Александра Екатерина Павловна, большинство духовенства, дворянства и купечества. Если Аустерлиц, Эйлау и Фридлянд считали скорее несчастьями, чем поражениями, то к Тильзиту отнеслись как к национальному позору и неслыханному бесчестью. В высшем обществе вспыхнула волна ненависти ко всему французскому: французские оперы шли при пустых залах, послов Наполеона – сначала генерала Савари, а затем сменившего его генерала графа Коленкура – не принимали почти ни в одном аристократическом доме Петербурга.

Предчувствие смертельной схватки с Наполеоном охватило все русское общество. Адъютант П. И. Багратиона Денис Давыдов, писал об этом времени: «1812 год стоял среди нас, русских, как поднятый окровавленный штык».

Но Александр продолжал начатое дело и сменил тех министров, которые недостаточно энергично проводили новую политику Министром иностранных дел стал сын фельдмаршала Румянцева, граф Николай Петрович Румянцев, откровенный сторонник профранцузской ориентации, министром внутренних дел был назначен Михаил Михайлович Сперанский, а в январе 1808 года появился и новый военный министр – А. А. Аракчеев.

А меж тем назревали новые войны, на сей раз с недавними союзниками – Англией и Швецией, ибо такими были требования Тильзитского договора, подписанного Россией…

Обручение и свадьба великой княжны Катерины Павловны с герцогом Ольденбургским Георгом-Петром

Выполняя условия Тильзитского договора, Россия 7 ноября 1807 года объявила войну Англии, а в феврале 1808 года русские войска вторглись в Финляндию, принадлежащую Швеции.

2 сентября 1808 года Александр уехал на свидание с Наполеоном в Эрфурт, где была подписана секретная Конвенция о переходе Молдавии и Валахии от Турции к России, за что Россия принимала на себя обязательства участвовать вместе с Францией в войне против Австрии.

Таким образом, было совершенно ясно, каким путем пойдет Россия, и ее внешняя политика казалась абсолютно однозначной и долговременной.

Следовало сделать столь же определенной и долговременной и внутреннюю политику, расставив политические акценты там, где они расставлены еще не были.

Как бы успокаивая общество, как бы обращая его внимание на самые приятные стороны жизни, 1809 год начался в Санкт-Петербурге продолжительными и пышными праздниками и балами не только в Зимнем дворце, но и во многих дворцах титулованной знати в честь прусской королевской четы – Фридриха III и королевы Луизы.

Три недели шли эти празднества, и совершенно органично, хотя и несколько неожиданно, вплелось в эти торжества еще одно радостное событие: в доме Романовых состоялось обручение Великой княжны Екатерины Павловны с герцогом Петром Ольденбургским.

Обручение Екатерины Павловны завершало одну из историй в доме Романовых, о которой мало кто знал в то время, когда она происходила, да и впоследствии не многие оказались осведомленными в личной жизни этой незаурядной женщины, которую при дворе не без скрытой аналогии называли «Екатериной III».

Любимая сестра Александра – четвертая дочь Павла Екатерина Павловна – была умна, красива и грациозна, имела живой и энергичный характер и редкое обаяние. Кроме того, она была безмерно честолюбива и всегда стремилась играть первую роль. В перспективе видела она себя российской императрицей и соответственно этому поступала. По словам австрийского посла при петербургском дворе Сен-Жюльена, Екатерина Павловна готовилась к тому, чтобы последовать примеру своей тезки-бабушки и когда-нибудь занять российский трон.

Первый раз такая возможность предоставилась ей, когда Павел задумал сделать своим наследником Евгения Вюртембергского, женив его на Екатерине Павловне. И жениху, и невесте было, тогда по 13 лет, но Евгений отказался от сватовства, так как невеста показалась ему мрачной, скрытной и чопорной.

Чуть позже возникла идея выдать Екатерину Павловну за овдовевшего австрийского императора Франца, который был старше ее на двадцать лет и к тому же обладал весьма скверным характером, был очень некрасив и крайне неряшлив и неопрятен, что, впрочем, не останавливало потенциальную невесту. Однако, как оказалось, вопрос решали без хозяина – Франц и не собирался родниться с Александром, и сватовства с его стороны не последовало.

Однако и этот пассаж не обескуражил честолюбивую Екатерину Павловну. Она увлеклась человеком еще более пожилым, который был старше ее на двадцать три года и к тому же не был разведен со своей женой, бросившей его и уехавшей за границу. Этого человека звали Петром Ивановичем Багратионом. Он был генералом, князем и внуком грузинского царя, что делало брак вполне допустимым.

Жена Петра Ивановича – урожденная графиня Екатерина Павловна Скавронская, женщина красивая, богатая и легкомысленная, по отцу была в родстве с императрицей Екатериной I, а по матери – с князем Потемкиным-Таврическим. По-видимому, она унаследовала многие качества и своей разгульной прабабки, и не менее распущенного деда. Княгиня Багратион недолго прожила со своим вечно занятым службой и походами мужем и, соскучившись по иной жизни, более ей импонировавшей, уехала в Вену, где и пришлась ко двору и в прямом, и в переносном смысле. Не только русский посол Андрей Кириллович Разумовский не чаял в ней души, но еще более увлекся ею великий женолюб и сладострастник канцлер Австрийской империи, князь Клеменс Меттерних, которому со временем княгиня Багратион подарила дочь. Оставшийся в России Петр Иванович, хотя и не был еще разведен, но уже почитался завидным женихом.

И, возможно, царственный альянс Великой княгини с выдающимся полководцем, любимцем армии, и состоялся бы, если бы не дворцовая интрига. Статс-секретарь М. М. Сперанский, в то время пользовавшийся у государя большим влиянием, как-то намекнул императору, что наметившийся союз небезопасен для него, ибо «Екатерина III», оперевшись на авторитет прославленного генерала, вполне сможет повторить 11 марта 1801 года.

Для впечатлительного Александра этого оказалось достаточно – Багратион был отправлен на театр военных действий в Финляндию, а несостоявшаяся невеста, поняв, что и эта ее брачная комбинация не удалась, увлеклась новым кандидатом – князем Долгоруковым. И в данном случае речь шла о замужестве, но против Долгорукова выступила жена Александра, и очередной альянс снова распался.

Наконец, 1 января 1809 года Екатерину Павловну сосватали с принцем Георгом Ольденбургским, генерал-майором русской службы, младшим сыном не очень крупного владетельного немецкого князя. Георг был некрасив, во всем посредственен, но зато скромен, услужлив, уступчив и тем самым весьма удобен для властной и честолюбивой Великой княжны. В дальнейшем принц Ольденбургский показал себя подлинным российским патриотом, отдавшим жизнь за победу в войне с Наполеоном.

Принца Ольденбургского, ставшего членом императорской фамилии, тут же сделали генерал-губернатором трех губерний – Тверской, Новгородской и Ярославской, образовав из них наместничество с центром в Твери, после чего Екатерина Павловна превратила свой дворец в этом городе в один из лучших литературно-художественных салонов России, в котором непременно оказывались многие выдающиеся деятели русской культуры, проезжавшие через Тверь в Петербург и Москву Считал своим приятным долгом заезжать к своей любимой сестре и Александр, сохранивший к Екатерине Павловне самые добрые и, как утверждали, совсем не братские чувства и после ее замужества.

* * *

Теперь же коснемся еще одного основательно забытого сюжета, который в семье Романовых никогда не разглашался и всегда считался тайной за семью печатями, но коль скоро сегодня мы можем вспомнить и о нем, то и расскажем в подробностях, которые нам известны.