Текст книги "Топор правосудия"

Вернувшись к столу, судья снова спросил:

– Где ты выдавала Желябину копию приговора?

– На том месте, где вы стоите. – Алла вздохнула и присела на край своего стола. – На вашем месте. Желябин стоял ко мне лицом и полностью закрывал обзор кабинета. Еще, если вас интересует, на Семенихине был…

– Темно-синий просторный пуховик, под которым легко спрятать толстую папку… – размышлял вслух Антон.

– Правильно, – удивилась Алиса. – А вы откуда это знаете?

– Что? А… Я же его судил, девочка… Кто еще заходил в кабинет?

– Господи! Да никто! С утра были вы и электрики! Но они были тогда, когда и вы в кабинете находились. Потом вы вышли, а потом вернулись и спросили дело. Вот и все! Никого, кроме Семенихина с Желябиным…

С отчаяния Антон Павлович мог бы заподозрить и электриков, но эти двое работали в суде уже почти месяц, чинили проводку и тащили по стенам шнуры для оргтехники. Сойти с ума от паранойи Струге хотелось меньше всего. Хватает и этих садоводческих обществ. Приближаться к их стану Антону не хотелось.

Почти следом сверкнула мысль о возможных проделках Лукина. Председатель областного суда в своей борьбе с непокорным судьей использовал практически все возможные способы давления. Все возможные из всех имеющихся коварных. Не хотелось такую подлость считать тактикой Игоря Матвеевича, однако на памяти Струге уже было несколько случаев, напоминающих этот. Как-то сразу вспомнились и ежедневные приходы в суд Балыбина. Лукину договориться с этим типом – раз плюнуть. Балыбин такой «договор» воспримет как божий дар! За президентом филиала столько косяков, что их бульдозером не разгрести, так почему бы лишний раз не услужить председателю?

Струге отогнал от себя эту мысль, как навозную муху. Получается, что в этом случае и дело Цебы сфабриковано для того, чтобы подсечь судью Антона Павловича Струге! Лукин – монстр, без всякого сомнения! Но не настолько же!.. Мания преследования… Этой заразной болезнью заражены все порядочные судьи. Все, без исключения. Но только – порядочные, ибо вирус этого заболевания не пристает к другой заразе.

Остаток рабочего дня Антон провел в состоянии, близком к сомнамбулистическому. Три часа предметных разговоров с людьми, пришедшими к судье со своими бедами. А кто вылечит его боль?

– Я пойду, Антон Павлович?

Струге очнулся и посмотрел на часы. Последний посетитель вышел из его кабинета четверть часа назад. Все это время он сидел и смотрел в окно. О чем спросила Алиса? Ах да – можно ли ей идти домой…

– Конечно, Алиса, иди…

Дойдя до двери, девушка остановилась.

– Что нам теперь будет?

Бедная девочка… «Нам»… Будет только Струге. И «будет» так, что мало не покажется. Покажется много.

– Пожурят. – Струге улыбнулся. – Все будет нормально, ты, главное, о делах думай. А остальное предоставь мне.

Алиса вышла в твердой уверенности в правоте слов, слышанных ею от всех секретарей суда. В Струге можно влюбиться раз и навсегда, но эта любовь навсегда останется безответной. Если бы вернуть время на год назад, Алисе не хотелось бы сейчас выходить из суда. В этом здании оставался мужчина, от которого веяло силой. Он был один. Но стоит лишь выйти на крыльцо, тебе тут же попадется сотня глупых, думающих лишь в одном направлении, самцов. Так думала, выходя на улицу, где ее ждал в машине муж, Алиса.

Глава 11

Жена же Струге, Саша, не могла не заметить, что ее муж сильно изменился. Привыкшая не вмешиваться в дела мужа, если он сам не начинает об этом разговор, она и не вмешивалась. Однако не существует женщин, которые не вмешиваются в дела мужа, если тот задерживается сначала до полуночи, а потом начинает и вовсе приходить домой под утро. Струге понимал, что если хранить «тайну совещательной комнаты» и далее, то однажды ночью Струге вернется уже в пустую квартиру. Антон вернулся домой вовремя, что случалось с ним в последнее время крайне редко. Снимая туфли, он всем своим существом чувствовал, что жена находится в том состоянии, когда взрыв может произойти в любой момент. Причина уже существует, нужен лишь повод. Например, укор Антона в том, что тот не выгулял в обед пса. «Как же так? – удивится Струге. – В обед я на работе!» Вот это и будет повод… А во сколько, собственно, он не на работе? Чтобы выгулять пса, а?

Струге прошел в комнату и бросил портфель в кресло.

– Саш…

Нож на кухне стучал с таким остервенением, словно это не юрист банка крошила капусту к супу, а Сашка Меншиков рубал головы стрельцам.

– Дорогая!

Стук прекратился, и жена вошла в комнату. Понимая, что ничего хорошего от этой смычки не получится, Рольф поджал хвост под брюхо и отвалил на кухню. Воровать капусту со стола нельзя, так хоть посмотреть… Все лучше, чем слушать то, что сейчас будет говориться. В такие минуты овчар лежал перед кухонным столом и из разговора хозяев пытался вычленить знакомые ему команды. Сейчас команды подавала хозяйка. Из комнаты доносилось:

– Антон, происходят странные вещи. Мне приходится СИДЕТЬ дома и ОХРАНЯТЬ имущество, как комнатной собачке. ЛЕЖАТЬ на диване, смотреть телевизор и листать журнал в ожидании того, когда муж вернется ДОМОЙ. СТОЯТЬ у окна и думать о худшем. КО МНЕ приходит мысль о том, что в нашу жизнь приходит что-то плохое…

Привстав от изобилия знакомых, резко произносимых команд, Рольф в недоумении стал прядать ушами. Если бы он умел думать, то первая пришедшая ему в голову мысль звучала бы так: «Представляю, что сейчас вытворяет в зале хозяин…»

– Саша… – Струге устало присел на подлокотник кресла и растер лицо руками. – Ты права. В нашу жизнь пришло очень плохое событие.

Саша почувствовала, как ее руки сами по себе начали судорожно теребить передник. Изображение мужа сначала было ясным, а потом стало расплываться… Вода – лучший способ исказить очертание предмета. Она боялась моргнуть, потому что из глаз тут же выскользнут слезинки. Муж увидит, что она плачет, а он так этого не любит. Он сразу становится беспомощным и теряется в выражениях. А ей сейчас нужна правда, какой бы ужасной она ни была.

– Женщина?.. – Она сама не слышала этого вопроса.

– Что? – Струге посмотрел на нее таким глупым взглядом, что Саша решила повторить вопрос.

– Женщина? – снова не понял судья. – Что – женщина? Какая женщина?

– В нашу жизнь вошла женщина?..

Пауза, во время которой Антон Павлович бестолково смотрел на жену, так затянулась, что из кухни высунулась мучимая любопытством лохматая морда. Очевидно, услышать ответ на этот деликатный вопрос хотелось в этой квартире не только Александре Струге… Судья же расслабился.

– Рольф, сможешь принести из холодильника пиво, а из шкафа – стакан?

Овчар понял, что можно войти.

Антон встал и мягко притянул к себе жену. Вспомнил, что ежедневно она кладет ему в карман пиджака чистый платок, вынул его и неумело стер с ее лица предательски вырвавшуюся на волю слезинку.

– Господи, Сашка… Если бы. Если бы это была просто женщина, эту проблему я решил бы очень быстро.

– Что случилось, Антон? – Саша даже побелела. Ей было не дано понять, что может быть ужаснее появившейся соперницы.

– У меня пропало уголовное дело. – Скинув пиджак, Антон стал бороться с узлом на галстуке. – Впрочем, чего там – пропало. Я его потерял. А если быть еще более точным, то у меня его украли. Прямо из кабинета. При наличии живой секретарши. Вадик помогает мне его найти. Вот та причина, из-за которой я отсутствую дома. Я и сейчас уйду. Пащенко позвонит, и я снова уйду. Вот так…

– Это правда? – Саша смотрела Антону прямо в глаза.

«Чтоб я издох! – пронеслось в голове Струге. – Теперь и она будет сходить с ума…»

– Да, это правда. Я знаю, что не должен был тебя расстраивать. Но ты… Ты ведь должна знать правду?

– Господи! «Расстраивать»… Это точно не баба?

Струге похлопал ресницами.

– Струге, это точно не баба?! Это пропавшая папка с бумажками?!

– С бумажками?!

– Есть бог на свете! Господи, сделай так, чтобы я окончательно в тебя поверила! – Саша говорила столь яростно, что судье на мгновение показалось, что она не в себе. – Помоги моему мужу уволиться из этого дурацкого суда!! Я хочу видеть перед собой нормального мужика, не озабоченного правовыми нормами поведения, который не стесняется в светлое время суток ходить за пивом!

– А-а-а!.. – Струге махнул рукой и стал срывать рубашку. – Я ей как понимающему человеку!.. Ты сама слышишь, что говоришь?!

Саша Струге хохотала как одержимая.

– Чтоб тебе вовек не найти этого дела! Чтоб тебе уйти в отставку и быть всегда со мной! Кто тот поцелованный всевышним, что свистнул у тебя дело?! Я ему завтра свечку поставлю…

Разоруженный исступлением жены, судья не выдержал и рассмеялся. Этот нервный смех привел жену и Рольфа в дикий восторг. Первая запрыгнула на судью, крепко охватив его ногами, а пораженный приступом ревности пес стал громогласно гавкать.

– Только не перепутай. – Струге старательно уклонялся от поцелуев Саши. – Если я найду Перченкова сегодня ночью, то завтра свечку придется ставить не во здравие, а за упокой.

– Кого? Перченкова?

– Его, негодяя. – Освободившись от объятий, Антон направился к шкафу за свитером. – А почему ты переспросила? Знаешь его, что ли?

– Нет. – Саша резко развернулась и направилась в кухню. – Рольфик, пойдем. Капусту пора закладывать.

С ее души свалился камень. Минуту назад призрак разлучницы лопнул, как воздушный шарик. Помешивая на сковороде поджарку, она вспоминала нынешнее утро. Некто, по фамилии Перченков, в половине одиннадцатого приходил в банк и спрашивал, как можно быстро снять со своего счета восемьсот тысяч рублей. Получив ответ, что такую сумму нужно заказывать, а это произойдет не ранее завтрашнего утра, он удалился. Сразу после его ухода оператор подошла к юристу, Александре Струге, и попросила проверить законность вложения такой суммы на счет упомянутого гражданина. Деньги по частям вносились на счет в течение последнего года. Возможно, что теперь сумма потребовалась на покупку квартиры. Однако если какие-то права и охраняются в этой стране законом, то только не тайна вклада. Ни одному банку не хочется быть аккумулятором для накапливания внутри себя средств, добытых преступным путем. И если есть в банке служба безопасности, которая тесно сотрудничает с милицией, то почему она должна сидеть без работы? Пусть проверяет. Кем трудится гражданин, как добывает хлеб насущный… Правоохранительные органы очень нежно относятся к службам безопасности, которые предоставляют подобную информацию. Незаконно это, конечно, но что у нас в стране законно?

К тому моменту, когда муж доедал вторую тарелку борща, Саша рассказала ему о визите человека с фамилией Перченков в банк.

– Значит, все-таки решился… – пережевывая мясо, пробормотал Антон.

– На что решился? Кто? – не поняла Саша.

– Засветиться. – Покосившись на жену, Струге счел необходимым добавить: – Обнаружил свое местонахождение и интересы.

К концу ужина жена совершенно успокоилась. Надвинувшаяся было на семейное счастье грозовая туча оказалась облачком. Поэтому звонок в дверь Вадима Пащенко не оказался для нее предтечей того кошмара, который рано или поздно входит в судьбу некоторых женщин. У других мужики уходят на рыбалку, а ее неповторимый и единственный, скинув на пороге мантию, уходил в ночь на поиски… украденного уголовного дела. Какая еще женщина может похвастаться таким обстоятельством?

– Возьми с собой Рольфа, – попросила Саша, целуя мужа. – Он с ума сходит. И мне так спокойнее.

Струге покосился на замершего в ожидании пса.

– Гулять, собака…

Дождавшись, пока брат закроет с обратной стороны вход в планетарий, Перец стал быстро собираться.

– «Я тебе кушать носить буду…» – передразнивал он брата, спускаясь по лестнице со второго этажа. – Придурок. Некоторых время не лечит. Херомантия – болезнь неизлечимая. Она опасна вдвойне. С одной стороны – мантия, с другой… Даже не знаю, что хуже.

Оказавшись на первом этаже учреждения, он принялся тщательно изучать место своего вынужденного пребывания. После того как они с братом вошли в планетарий, ему стали совершенно очевидны две вещи. Первое: на объекте нет вневедомственной охраны, так как в противном случае Игорь обязательно позвонил бы в ВОХР и сообщил, что проникновение законно. Второе: планетарий – это такое убогое по своей организации задурманивание человеческих мозгов, что тут действительно охранять нечего.

Крутнувшись пару раз на каком-то колесе, Перец спрыгнул на пол, закинул за спину целлофановый пакет, с которым не расставался ни на минуту, и стал искать убежище настоящее. Рано или поздно случится то, что еще не случалось лишь по иронии судьбы. Перец в федеральном розыске, а это значит, что его брат-близняшка находится под той же занесенной косой, что и он. Разница лишь в последствиях. После случая с Семенихиным менты не успокоятся, пока не найдут виновника всех бед. Вся терновская милиция сейчас занимается одним важным делом – поиском убийцы и разбойника Перченкова. Нет сомнений в том, что под этот удар попадет тот, кто является его родным братом. Просто «схавают» менты на улице Игорька, а потом начнут выяснять обстоятельства и, естественно, пытать с пристрастием. После двух-трех подзатыльников братец «поплывет», разоткровенничается и поведет все ГУВД на просмотр движения планет в Солнечной системе. После того как выяснится, что планетарий пуст, менты охладеют к Перченкову-младшему и начнут его колбасить с той детской непосредственностью, что им свойственна. Игорек будет клясться, что отвел брата в планетарий, убеждать милиционеров в том, что он там, и будет делать это с такой энергией, что для Перца он мгновенно превратится из Павлика Морозова в нераскалываемого Валю Котика. Планетарий пуст, а Игорь всех убеждает, что брат там. Менты, естественно, обыщут каждый сантиметр этого богохульного учреждения и убедятся в том, что Игорь – лжец. Потом этого астролога выпустят, а о планетарии забудут. Вот тогда Витя и вернется в это здание, под сводом которого бесшумно, по велению человеческого желания, за десять минут день меняет ночь, а лето – зиму. А сейчас – валить. Утром заявится братец, а к этому времени нужно вернуться. Самое лучшее место для ночного пребывания – чердак соседнего с планетарием дома.

Так Перец и сделал. Он проник на чердак жилой пятиэтажки, убедился в том, что вид с крыши – самый лучший способ контролировать происходящие события у входа в заведение своего брата, после чего нашел место почище и заснул сном младенца.

– А кто его брат? – спросил Струге, с отвращением выбрасывая в окно «Волги» уже пятую или шестую выкуренную (за два часа наблюдения) сигарету. Чуть поодаль – метрах в семидесяти – стояла «девятка» УБОПа. В ней, сменив просидевших почти до утра, сидели трое оперативников Земцова. Ситуация в доме не менялась всю ночь. В одном окне горел свет. За цветастой занавеской бродила одна и та же тень. Сначала в ее руке явственно наблюдались очертания бутылки, потом – чашки. Последние полчаса свет горел, но тени в окне не было.

– Брат? – переспросил прокурор. – Астролог какой-то. Мозги, короче, обывателям пудрит. Нужно же как-то жратву добывать.

– Чтобы так добывать, тоже талант нужен, – возразил Струге. – Я бы, например, не смог. Это же нужно убеждать, что произносимый тобой маразм объясняется положением звезд. Это талант, Пащенко.

Вадим поморщился:

– Каждый вор обладает талантом. Не вижу причин для восхищения.

Помолчав, он вдруг спросил:

– Ты у Николаева отпросился?

– На один день. Произвести в доме ремонт водопровода.

– Значит, утро и весь день в нашем распоряжении?

– В моем – да, – усмехнулся Антон. – Почему ты говоришь – «в нашем»? Тебе-то, кажется, завтра на работу.

– Нет. Я в отпуске. Я имею право взять очередной отпуск впервые за два года?

Антон отвернулся к окну. Он знал, что Вадим собирался в отпуск летом, чтобы проведать на Брянщине мать. Теперь получается, что время общения с матерью Пащенко решил использовать не по назначению. Значит, летом он будет искать период, когда можно будет «урвать» неоплачиваемый отпуск. И всему виной – подлец Перченков.

Наступал рассвет, и невидимые в темноте машины становились для любого, кто проживал на этой улице, откровением. Когда утро окончательно приняло светло-фиолетовый оттенок, Пащенко дал «отбой» команде в «Жигулях» и машины, как танки перед атакой, стали медленно оттягиваться назад. К половине девятого утра о стоящих машинах у дома Игоря Перченкова напоминали лишь почерневшие следы колес.

– Днем здесь никто не появится, – сказал Пащенко, сам уже не верящий в перспективу слежки за домом астролога. – Вечером убоповцы опять подтянутся. Их Перец интересует по своей линии. Вот, Струге! Это какую жизнь нужно вести человеку, чтобы изгадить настроение всем оперативным службам города? Земцов даже не предполагает, по какому случаю мы ищем Перца, иначе удивился бы точно так же, как и я. Ладно… Сейчас нужно сообразить, куда нам податься. Я думаю, нужно все-таки тряхнуть Желябина. Не может быть, чтобы эта лиса ничего не знала!

– К Левобережному банку, – лениво ответил Струге. – Будем стоять у этого финансового учреждения, начиная с десяти часов. Перец придет туда. Во всяком случае, у меня есть такая надежда.

Судье не хотелось открывать источник получения информации, так как существовала тысяча доводов, чтобы признать такую информацию ненадежной. Во-первых, чего не напутает, желая помочь мужу, жена. Во-вторых, фамилия Перченков хоть и не очень распространенная, но не единственная в Тернове. Лучшим подтверждением этого довода являлся запрос пятидневной давности, который делал Пащенко в отношении Перца. По данным ГИБДД, в городе проживало двадцать три гражданина Перченкова, являющихся владельцами автотранспорта. А сколько граждан Перченковых в городе Тернове не имеют автомашин? Ну и, наконец, Пащенко не верил в счастливые случайности, именуемые совпадениями. Слишком просто все получается. Струге ищет Перченкова, а жена за ужином ему сообщает, что завтра утром тот придет к ней в банк, чтобы получить восемьсот тысяч, которые всю сознательную жизнь копил и складировал в Сберегательном банке.

Уже в половине десятого «Волга» была у крыльца банка.

Перца Струге увидел через пять минут после того, как охранник с заспанным лицом отворил двери. Толпа перед дверями уже успела втянуться внутрь, так что поднимающийся по ступеням Перец был как на ладони. За время скитаний он похудел и выглядел как человек, входящий не в банк, чтобы получить крупную сумму денег, а на эшафот.

– На тюрьме сидел – упитанный был, – усмехнулся Струге. – В зале суда его рожа в десять ячеек решетки не вписывалась. Видишь, Вадик, до чего людей странствия доводят? Ладно, двигай к Саше, как договорились. Кабинет она тебе предоставит. Если ничего не получится – пошли за мной охранника. Но это на крайний случай.

– Крайнего случая не будет, – заявил Пащенко, подбирая полы куртки и открывая дверь. – Бить буду аккуратно, но сильно.

Струге знал, что Пащенко мог убедить даже дерево. Физический контакт он считал мерой недопустимой. Конечно, ситуация несколько отличалась от взаимоотношений следователя с подозреваемым, поэтому последние слова прокурора Антон воспринял реально.

Единственное, что теперь оставалось, – это ждать и курить. Сунув руку в карман, Струге наткнулся не на пачку, а на какую-то мягкую вещь. С недоумением рассматривая предмет, извлеченный из кармана куртки, Антон Павлович опять увидел перчатку Перца.

– Тьфу! – разозлился судья, однако перчатку снова вернул в карман.

Через полчаса, за которые Антон Павлович, нервно щелкая зажигалкой, успел выкурить четыре сигареты, дверь банка отворилась. Из нее показался милиционер в бронежилете – охранник банка – и семенящей трусцой направился к «Волге».

– Вас там товарищ прокурор просит подойти…

Струге качнул головой, и милиционер удалился.

– Значит, так, собака. – Судья развернулся к овчару, который, неверно истолковав разговор, уже готовился выскочить на улицу. – Охранять. Знаю, тебе в падлу прокурорскую шаланду стеречь, но так уж требуют обстоятельства. Охранять, понял?

Чувствуя непонятную тревогу, Антон закрыл дверь на ключ и направился в банк…

Пащенко появился в банке в тот момент, когда Перец через узкое окошко разговаривал с оператором. Следуя ранним договоренностям со Струге, он подошел к охраннику и попросил помощи. У Перца был обрез, поэтому брать его в одиночку было рискованно. Уже предупрежденный Сашей огромный старшина поправил на животе-рюкзаке пояс с висящими на нем погремушками – палкой, наручниками, «черемухой» и ключами – встал и пошел к окошку…

На самом интересном месте, когда он перелистывал страницы паспорта, чтобы предъявить оператору, Перченков почувствовал, как его руки заломились сначала назад, а потом – вверх. Взвыв, как собака, которой дали под зад пинка, он повис в воздухе.

Для посетителей банка происходящие события выглядели странно. Двухметровый усатый старшина, подняв одну свою руку, вел в тыльные двери какого-то мужичка в кожаной куртке. Руки мужичка были заломлены и вздернуты вверх. Процессию замыкал внушительного вида мужчина в куртке, надетой поверх дорогого костюма.

– Поддельной купюрой за коммунальные услуги расплачивался, гад, – выдвинула версию стоящая в толпе старушка. Эта фраза вернула всех в реальность, очередь в кассу была восстановлена.

Бросив Перченкова на стул, стоящий посреди кабинета, он оставил на столе наручники и вышел.

– Мне бы только браслеты не потерять… – попросил он прокурора.

Пащенко согласно махнул головой. Обыскав Перченкова еще у кассы, он убедился в том, что из предметов, которые можно использовать в качестве оружия, у того была лишь авторучка. Авторучек Пащенко не боялся.

Вынув из кармана испуганного Перченкова паспорт, он раскрыл его и продекламировал:

– Перченков Виктор Владимирович, семьдесят второго года рождения. Место случившегося выкидыша – город Тернов. Все правильно. Транспортного прокурора Вадима Пащенко можно награждать ценным подарком за задержание опасного преступника, находящегося в федеральном розыске. Как обычно, вручат электробритву. У меня, Перец, их уже четыре штуки. Неужели я так похабельно выгляжу, что каждый раз мне дарят бритву?

Перченков понял, что случилось страшное. Сглотнув слюну, он вжал голову в плечи.

Последующие двадцать минут разговора не принесли никаких ощутимых результатов. Перец гнал какую-то чушь относительно того, что произошло чудовищное недоразумение, и он поймет и простит своего собеседника, если тот прекратит этот бессмысленный допрос. Перец не знает ни о деле, ни о том, что находится в федеральном розыске. Он полностью отрицает факт знакомства с неким Семенихиным и тем более факт его убийства. Масляные обещания Пащенко «замолвить перед судом словечко» не встретили должного понимания, повисли в воздухе и теперь с удивлением взирали из-под потолка на бесплодные попытки прокурора найти общий язык с молодым человеком.

– Ладно, – сдался Пащенко. – Мы пойдем другим путем.

Потерпев фиаско, он был немного раздосадован на Струге. Пусть теперь судья потреплет себе нервы. Высунувшись в холл, он махнул рукой охраннику. Когда тот понял, что от него требуется и направился к двери, Вадим развернулся к Перцу:

– Думаю, сейчас с тобой будет несколько иной разговор.

Перец посмотрел на прокурора так, словно ожидал увидеть самого Сатану. Но вместо Сатаны через несколько минут в банковский кабинет вошел какой-то холеный мужик в модной куртке и без головного убора. От того, каким взглядом он одарил Перца, разбойнику стало не по себе.

– Ты Перченков?

Сглотнув комок, молодой человек мотнул головой.

– Где мое дело, парень?

«Парень», забегав глазами по кабинету, стал проявлять признаки нервозности: защелкал пальцами, стал дергать ногой, чесать шею.

– Пробки, что ли, вышибло? – удивился холеный. – Почему так дергаешься? Вспоминаешь?

– Мне нечего вспоминать.

– Ну, так говори, если нечего! – рявкнул Пащенко.

– Я не знаю, что говорить, – признался Перченков.

– Где обрез, хороняка?

– У меня никогда в жизни не было обреза.

Струге едва заметно шевельнул бровью и повернулся к прокурору:

– Что он предъявлял у кассы?

Вадим отдал судье паспорт и выдавил:

– Молчит, зараза. Может – встряхнуть?

– Подожди… – Струге перелистал паспорт. – Молодой человек, сколько вам лет?

Перченков, не ожидавший такого вопроса от человека, держащего в руке его паспорт, слегка растерялся и быстро произвел в уме расчеты.

– Тридцать один.

– А в каком году вы на военный учет встали?

– А я помню?

Бросив через плечо Пащенко: «Приведи Рольфа», – Антон присел на стул рядом с Перцем.

– В коридоре тогда темно было. Как следует не разглядел, теперь сожалею. Так в каком году на учет вы встали, Виктор Владимирович?

– Я не помню.

– Плохо, что не помните. Вот и я не помню – был у вас шрамик над верхней губой или нет?

Перец шмыгнул носом и отвернулся. Однако уже спустя мгновение, когда в кабинет, хлопая хвостом по косяку, прошмыгнула немецкая овчарка, он поджал ноги и испуганно уставился на судью.

– Рольф, нюхать. – Вынув из кармана перчатку, Антон Павлович поднес ее к носу пса и толкнул собаку в центр помещения. – Ищи!

Лениво обежав все закутки кабинета, Рольф провел носом по всем присутствующим, вернулся к Струге и нервно рыкнул. Поставленная задача не была выполнена. Обычно в таких случаях угощения он не получал. Каково же было его изумление, когда Великий Хозяин дотянулся до стола, на котором лежала распечатанная пачка, и сунул ему в рот целое печенье!

– Молодец, Рольф, – вдогонку похвалил Струге. – Ты просто молодец. Хорошая собака. Не тупая.

После этих слов Пащенко почувствовал себя неуютно.

– Где твой брат, клоун? – Струге навис над Перченковым, как уличный фонарь. Понимая, что вопрос не из простых, он легонько хлопнул астролога по уху ладошкой. – У меня времени нет на игру в партизанов и карателей, сына. Я тебе мозги сейчас вышибу! У тебя все равно их мало. Граммом больше, граммом меньше…

Видя, как над его головой профессиональным жестом заносится мощный кулак, Игорек сдался.

– В планетарии он!

– Где??

– В планетарии, блин! Знал ведь, что глупость делаю, а все равно пошел!.. Что за линия жизни у моего рода?! Сплошные зигзаги и обрыв на полпути! Никому судьбы нет!

По уху он все-таки получил. Не кулаком, но все равно ощутимо.

– Вас, придурки, просто не та мама родила, – по-своему объяснил карму Перцев Струге. – И не от того папы. В планетарии, говоришь? А как он там будет прятаться, если в здании ежедневно присутствуют экскурсии?

– Я его за светилом спрятал, – протянул Игорек, стирая со лба пот. – Там лежак есть, тепло и чисто.

Понимая, что объяснений мало, добавил:

– И никто не видит.

– Очень хорошо, – согласился судья. – Что он тебе пояснил, когда пришел?

– Что его разыскивает милиция за разбой. И еще он какое-то дело уголовное украл.

Увидев, как мужчины переглянулись, Игорь Перченков поспешил пояснить:

– Это он так сказал. Я тут ни при чем.

– К светилу, сына, – возвестил Струге, поднимая Игоря со стула за шиворот. – К светилу.

Как следует проспавшись, Перец встал и окинул взглядом собственную диспозицию. То, что вчерашним темным вечером казалось чистым и приемлемым для сна, сейчас выглядело ужасно и отталкивающе. Загаженный голубями чердак пугал своей пустотой и запахом земли. Этот запах Перец ненавидел с детства, с того случая, когда пацаном, воруя ночью на кладбище конфеты, нечаянно провалился в пустую, подготовленную к захоронению могилу. Дрожа от страха, он просидел в яме до рассвета. Вытащил его смотритель, который после зова Вити – «Вытащи меня отсюда…» – едва сам не ушел под землю. Потом, разобравшись в ситуации, вынул маленького вора из могилы, надрал ему задницу прямо на погосте и отправил домой.

Сейчас на чердаке пахло так же, как той ночью, на кладбище. Этот запах пугал Перца и мешал ему думать. Заставив себя не думать о плохом, он подобрался к окну, взял в руку бутылку с недопитым за ночь коньяком и устроился у окна напротив планетария. У входа в заведение брата уже кучковалось несколько групп экскурсантов. Ничего удивительного, что Игорек опаздывает. Сейчас он находится в банке, снимает всю накопленную за годы разгула своего брата наличность. После того как он вернется, Витя заберет деньги и свалит из этого города. Но это случится через час-другой. А сейчас придется пить хороший коньяк на загаженном птицами чердаке и наблюдать за входом в планетарий. Если что-то пойдет не так, Витя сразу это обнаружит. Не исключено, что брат приведет на хвосте мусоров. Именно поэтому Витя и ушел ночью из планетария. «Верить нельзя никому, – говаривал папаша Мюллер. – Даже самому себе». Но себе Перец верил. Если вместе с Игорьком появится кавалерия, значит, все пропало. Точнее – пропали деньги. Тогда придется путешествовать с пустыми карманами. Но это тоже не страшно. Это лишь очередной этап в жизни. Есть зоновский корешок, Сдоба. Он живет в Орске. Перед тем как выйти на свободу, он просил Перца приехать. Кажется, этот час настал…

Перченков-старший очень хорошо видел, как его брат, Игорь, объясняя что-то нетерпеливым экскурсантам, стал открывать замок. Перец дождался, пока он и толпа исчезнут за дверьми планетария, и усилил внимание. Ни у крыльца, ни вокруг здания – никого не было. Не появился никто и через полчаса. Это хорошо. Волновало другое. У Игоря в руках не было заветного свертка или сумки. Может, ему выдали в банке тысячными банкнотами? А может, ему вовсе ничего не выдали?

Глотнув коньяка, Перец прислонился затылком к оконной раме. По его расчетам, получалось, что брат должен либо подойти к планетарию и – обязательно с деньгами, – либо прийти без денег, но в компании омоновцев. Омоновцев не было, однако это не означало, что хитрые менты Игорька не «пасли». В любом случае придется посидеть часа два. Однако какие бы неудобства ни сулило такое решение, он чувствовал, что был прав, когда сменил место пребывания. Главное сейчас – сидеть и наблюдать, не дергаться и не сучить ногами, ибо главным девизом существования Перца было: «Лучше перебздеть, чем недобздеть». Грубо и пошло, зато надежно и правильно. Просто в лексиконе Виктора Владимировича Перченкова не было слов, которые могли бы стать синонимами прозвучавших составных этого идиоматического выражения.

В тот момент, когда астролог открывал дверь планетария и извинялся за вынужденное опоздание перед старшими групп, Струге и Пащенко, взяв за руки очумевших от недоумения пятиклассников, вместе с ними вошли в фойе.

– Когда появится Меркурий, – объяснял прокурор удивленной такими действиями молоденькой учительнице астрономии, приведшей одну из групп, – обратите внимание на туманность Федосея, которая скроет Венеру.