Текст книги "День курсанта"

Сам я в азарте кинулся на Сергея Алексеевича в атаку. Передо мной было уже пятеро, которых он победил, он вытирал лоб и грудь от пота. Дышал ртом. Ага! Значит, можно! Значит, нужно! Отомстить за все обиды, что накопились у меня на него! У всей роты! Не фиг нас дрочить! Сейчас я тебя достану, капитан!

Мы закружились в танце, пытаясь обнаружить брешь в обороне противника. Делали ложные выпады, я уклонился, ротный ушел красиво, незаметно в сторону. Был вот здесь, ан, и нет его!

Есть у меня друг Костя Подоляко. Он несколько месяцев ходил в секцию по боксу. Пока нос не перебили на тренировке. Кое-что показывал. Здесь же не уличная драка!

Делаю ложный выпад правой, корпус наклоняю влево, сейчас, думаю, хук с левой, да по печени!

Бля! Сижу на заднице на полу и мотаю головой. Ничего не понял! Рефери считает надо мной! Чего считаешь?! Да, я сейчас этого ротного порву!!! Пытаюсь встать, но снова сажусь на свою пятую точку, кручу головой, пытаясь прийти в сознание. Слышу как вдалеке:

– Девять, десять! Все!

Меня поднимают, поддерживая за руки, расшнуровывают перчатки. Другой претендент на победу уже рвется в бой.

Придерживаясь за стены бреду к умывальнику, разглядываю харю.

Ротный приложил меня в нижнюю челюсть слева. Синяк будет. Зубы целы. Несколько раз открыл рот, подвигал челюсть вправо-влево. Все на месте! Но, как красиво, быстро и незаметно! Я оценил его мастерство!

Из спального помещения слышны подбадривающие крики болельщиков, а потом грохот мебели. Судя по разочарованным вздохам и стонам, победа опять осталась за ротным.

Стрельнул сигарету, посмотрел через мутное стекло и дождь, там виден кусочек улицы. Эх, свобода! Воля! Набил бы ротному – получил бы «увольняшку».

Через минуту заходит очередной поверженный. У того большая красная шишка на лбу. Видя наши взгляды, поясняет:

– Когда летел, о тумбочку шарахнулся.

– А куда он тебе попал?

– По печени зарядил, – потер ушибленный бок.

Умывается.

– Славка, есть курить?

– Сам стрельнул, – кивок в сторону Балмина из первого взвода.

– Не дам! Если я всех буду угощать, кого Зема нокаутировал, у меня пачка сигарет за полчаса разойдется! Не дам! Свои курите!

– Я оставлю! – сделал пару глубоких затяжек, отдал бычок.

– Спасибо.

– Да, ладно! Жаль, что Зема выиграл. В увольнение хочется.

– А все-таки он дал нам шанс набить ему морду! Не получилось.

– Если он с Мигалем бился или с Дивой, то, может, что и получилось бы. А с нами он как со щенками, разделался. Да, уж.

– Но дал шанс.

– Факт.

– Ненавидите? Есть претензии – одевай перчатки. Бей!

Из спального помещения снова разочарованный стон. Опять курсант проиграл.

– Все, я пошел! – Балмин решительно направился на выход. – А то у меня с вами никаких сигарет не хватит!

В этот раз ни у кого не получилось справиться с ротным и пойти в увольнение. Зато было о чем поговорить целую неделю. Даже нашлись стратеги, кто тщательно разбирали каждый бой. Все искали брешь в обороне Земцова. И думала рота, кого из бойцов готовить для боя с командиром роты. Были горячие головы, которые говорили, что у ротного свинчатка в перчатках. Нельзя же вот так всех укладывать на пол!

Но те, кто побывал на полу, знали, что только спортивное мастерство привело к честной победе.

Появилось желание победить. А, что для этого надо? Правильно! Тренироваться! Тренироваться! Тренироваться! И не только бокс, но и просто общефизическая подготовка! Перекладина есть в углу «взлетки», там же штанга с «блинами», гантели.

И вечерами подтягивались, делали подъем переворотом, склепку и прочее. Вечером в этом спортивном уголке было много народу. Никто никого не торопил, но спортивные снаряды не простаивали. Впереди зачет по физо. Не сдашь – в отпуск не поедешь. Все прозрачно и понятно.

Серега Сухих из моего взвода старается. Он и так по физо – отличник. Полностью оправдывает свою фамилию и кличку «Сухой». Как заведенный, делает подъем переворотом.

Многие уже бросили свои дела, считают.

– Сколько уже?

– Сорок четыре!

– Ух, ты!

– Смотри, опускается полностью на вытянутые руки!

– Серега! Голова не кружится?

– Хватит!

– Дай другим покачаться!

Когда уже перевалило за девяносто, все, кто были, с восхищением считают хором, поддерживая Сухого!

После сто первого раза Серега спрыгнул с перекладины, как положено, руки вперед, ноги вместе, с небольшим сгибанием в коленях.

Все зааплодировали. Это стоило уважения.

Здоровяк Валерка Будаев («Буданыч») из четвертого взвода пытался сделать склепку на перекладине. Раскачивается. Раз, другой, третий, сильнее. Еще сильнее, не получается, срывается упражнение. Ничего, он упорный. Снова подтягивается и раскачивается. Раз, другой. Скрипит перекладина… и… срывается с растяжек, и Валерка, уже хорошо раскачавшись, вперед ногами, благо, что в сапогах, летит в стену…

Все происходит быстро. Кто видит, наблюдает как Буданыч медленно, ломая лыжи, что стояли у стены, ломает стену, а она двойная из ДСП, и почти весь входит в стену. Вернее, уже в сорок четвертую роту, что была за стенкой.

Шум был такой, что все побросали свои дела. Прибежали.

– Что случилось?

– Буданыч решил в самоход через стенку свалить.

– Вообще у мужика крыша съехала от спермотоксикоза!

– Чего ржете! – Валерка висел в стене – Помогите! А, то уж мочи нет! Да, погодите вы, не толкайтесь! – это уже к сорок третьей роте, которая пыталась его вытолкнуть или втащить.

– Валера, смотри, сапоги спиздят!

– Ага, эти из сорок четвертой могут!

– Или штаны снимут и того… Отымеют. Они тоже в увал не ходят!

Общими усилиями вырвали Валеру из плена. Осматриваем дыру, с той стороны тоже курсанты.

– О, привет!

– Привет!

Забавно вот так общаться. Объясняли парням, что произошло. Посмеялись. Для них это тоже было полной неожиданностью, когда лыжи слетают с креплений, с грохотом падают, потом стена ломается, и из дыры чьи-то сапоги и объемный зад. Что за дела такие?

Ноги дергаются. Некоторые предлагали проверить карманы, может, курево есть, а то мелочишка какая завалялась.

Потом поняли, что все не просто так, и надо с ним определяться. Или толкать в сорок вторую роту, или к себе тянуть. А он брыкается. Думал, поди, что с него сапоги снимают. К человеку с полным расположением. А он брыкается!

Перекладину быстро поставили на место. Только пользоваться ею надо аккуратно – полы сгнили и плохо держали растяжку. Зато некоторые быстро смекнули, что перекрытия деревянные, и поэтому можно спрятать там что-нибудь. Например, вшивник, спиртное или еще что-нибудь, что запрещено в армии.

Пришел Баров – ответственный по роте до отбоя. Осмотрел дыру, перекладину, поломанные лыжи.

– Ну, что, Будаев, стоимость лыж удержим с твоей получки в стократном размере!

– Почему в стократном? Товарищ капитан, я же не виноват!

– Это тебе кажется, что не виноват! А если сегодня ночью война? Как же мы без лыж будем наступать, а?

– Какие лыжи?

– Осень же на дворе!

– А что, по-твоему, мы должны наступать без лыж? А если наступление затянется на несколько месяцев? – Баров как всегда издевался в своей привычной манере. – Вот, если не погибнешь, то и будем высчитывать деньги с тебя в пользу государства или «Фонд озеленения Луны», а еще в Фонд Мира. Тогда и войны не будет. Наступать не будем. Лыжи не понадобятся.

Поутру доложили ротному, тот – комбату. Приходила целая комиссия. Сначала во главе с комбатом, он все, как всегда, засыпал пеплом от сигареты, потом приходил полковник Радченко со своей свитой. Наряд вешался. Не просто порядок наводить, а особенный, так, чтобы все сияло.

Старун заглянул в несколько тумбочек, перевернул несколько кроватей, нашел несколько носков, попутно «отодрал» ротного.

Наряд заправил кровати, убрал сигаретный пепел после комбата, затер пол. Пришел Радченко. Осмотрел дыру в стене. Долго сокрушался по поводу поломанных лыж. Приказал списать, получить новые. Долго обсуждал со свитой, а может, стоит удержать стоимость лыж с денежного довольствия курсантов или ротного.

Как наряд рассказывал, Баров, прямо как в воду смотрел. Но ротные и взводные настойчиво объяснили уважаемой комиссии, что сие происшествие стало возможным лишь потому, что казарма гниет. И в этом вины нет ни курсантов, ни офицеров, может, недогляд тыловых служб? Радченко с украинским акцентом поворчал по поводу, что слишком умных набрали взводных и ротных, поэтому и казарма разрушается. Надо бережно относиться к вверенному имуществу.

А казарма действительно начала разрушаться. Канализация между вторым и первым этажами постоянно забивалась. И в сорок первой роте часто были потопы из фекалий, что шли от нас. То же самое и в сорок третьей.

Трубы завозили, складировали за нашей казармой, планировали ремонт летом.

Между казармами нашего – четвертого батальона и второго батальона меняли трубы. Осень, по ночам ледок схватывает землю свежевырытую.

А как батальон пройдется несколько раз по этой земле, то размесит все в грязь и растащит эту грязь по всей дороге. Потом пачкает крыльцо, ступени, в казарму несет.

Батальон строится перед казармой, чтобы идти на самоподготовку. Комбат идет по дороге. Ноги разъезжаются у подполковника, он машет руками, балансирует, чтобы не плюхнутся в эту размазню.

Весь батальон, затаив дыхание, гадает, упадет или нет. Не упал…

– Батальон, смирно! Товарищ подполковник…

– Иппиегомать! Вашу мать! Отставить самоподготовку! В казарму! За тряпками! Мыть дорогу! Иппиего мать! Выполнять! Всех сгною на губе, если через час не будет чисто!!!

И вот четыреста курсантов в темнеющих кемеровских сумерках, драят дорогу! Кто-то таскает воду, кто-то трет дорогу. Также драят крыльца. Через час не успели, зато через три часа дорога была чистая!!! Отмыли тряпками дорогу. Так, что по ней ходит было страшно. Испачкаем! Сбегали куда-то, сперли несколько досок, умельцы из батальона сколотили их, перебросили через землю, чтобы больше не наступать, не таскать грязь.

На наши упражнения на свежем воздухе сбежалось смотреть все училище. Такого еще не было! Дорогу тряпками!!!! Как бы этот дурной опыт не переняли другие комбаты!!! А то и САМ начальник училища!

Но все имеет свои последствия. Каждый поступок, каждое действие находит свое отражение в будущем.

Утро. Батальон уже пришел c физической зарядки. Сорок вторая рота построилась на улице на завтрак. В темноте стоит комбат. Только нечеткая тень, да огонек сигареты выдает его присутствие. Затягивается он так глубоко, что видно часть его лица. Благо, что вовремя заметили, подсказали старшине. Ладно, Коля – старшина – дурачок местный. А с комбатом кому охота связываться! Этот-то дурак отменный!

– Рота! Равняйся! Смирно! Равнение налево!

На полусогнутых, плохой из старшины строевик, подошел к комбату:

– Товарищ подполковник! Сорок вторая рота построена на завтрак! Старшина роты младший сержант Бударацкий!

– Вольно! – лениво махнул Старун.

– Вольно! – продублировал старшина.

Комбат засунул сигарету в рот, до этого он прятал ее в левом кулаке, когда отдавал честь и принимал доклад. Правая рука с сигаретой, левая заложена за спину, стоит, приподнимаясь, покачиваясь на носках сапог. То вверх, то вниз. Вверх-вниз, закладывает правую руку за спину. Вверх-вниз. Сигарета перемещается из одного угла рта в другой.

– Медленно как-то строитесь, сорок вторая рота! Медленно! С ленцой выходите из роты. Некоторые, даже успели покурить, смотрю. Я вот так понаблюдаю, да, проведу с вами занятия по построению на улице. На скорость.

– Угу! Если мы будем выбегать, так казарма завалиться, – кто-то шепотом в строю прокомментировал речь комбата.

– Как в самоходы бегать, так резво. Вон, всю стену под окнами исчертили своими сапогами!!! Сорок первой роте сломали подоконники. Альпинисты, иппиегомать!!! Скоро стекла ломать начнете!!! А как построиться быстро – так не получается у вас! Ну, ничего! Скоро я до вас доберусь! У вас самая «залетная» рота в батальоне! Я вам вольницу-то закручу, что через зад будете дышать. Старшина!

– Я!

– Бегом до столовой! Чтобы протряслись и подумали, стоит ли ходить в самоходы!

И бегом мы отправились завтракать.

Комбат тем временем прохаживался в тени, наблюдая, как роты выходят на построение.

Сорок третья вывалилась. Следом за ними вышел дневальный по роте курсант Килин. Отошел в тень, курит. Из-за суеты не видит комбата. А он у него маячит за спиной, в тени.

– Килин!!! Иппиегомать! Курец! Попался!

Килин подскочил на месте! Сигарету в урну.

– Товарищ подполковник! – заикаясь, начал дневальный.

– Рота вышла на завтрак! Дневальные обязаны! Подчеркиваю – ОБЯЗАНЫ!! Наводить порядок, а не курить по утренней прохладе! Расслабились вы там, в сорок третьей роте! Ну, ничего! Я до вас доберусь! Устроились сорок вторая и сорок третья на втором этаже! Как у Христа за пазухой! Что стоишь? Бегом марш! Сейчас приду и проверю. За что отвечаешь? За лестницу?

– Так точно!

– Вот с лестницы и начну! Чего стоишь?

– Есть!

Испуганный Килин рванул наверх со скоростью бурундука.

Комбат выебал сорок третью роту. Потом повторил эту же процедуру с сорок четвертой ротой, сорок первой.

Комбат зашел в подъезд, где располагались сорок третья и сорок четвертая роты.

Дверь в сорок четвертую роту открыта. Комбат достал сигарету, прикурил от своего же окурка. Окурок бросил на пол.

Дневальный стоит на тумбочке, ни жив, ни мертв. Комбат еще не вошел в расположение роты, но вот он! Перед дверью стоит. Как привидение.

Дневальный уже почти поднял руку, чтобы отдать честь и закричать, срывая голос на фальцет:

– Рота! Смирно! Дневальный по роте, на выход!!!

Но Старун, словно издеваясь, стоит перед порогом роты, покачиваясь на носках. Вверх-вниз, руки заложены за спину, сигарета совершает привычные движения из одного угла рта в другой, фильтр изжеван в тряпку.

Покачавшись, «Чапай» погрозил дневальному пальцем и направился вверх в сорок третью роту.

Ну, а там… а там добросовестный дневальный Килин протер лестницу, а она по моде была до этого натерта мастикой… Осень, утро, от открытой двери тянет морозцем… Ледок затянул ступени…

Комбат поднялся на восемь ступеней. Потом подошва сапога заскользила.

Василий Иванович начал выписывать пируэты, чтобы не упасть. Он хватался за стены, перила, воздух, пытаясь удержать равновесие. Только законы физики, увы, действуют и в армии тоже…

Комбату удалось развернуться на сто восемьдесят градусов. И!!!.. Бумс! Бух-бух-бух!!!

С воплем:

– Килин! Блядь!

Комбат рухнул на задницу…

Все восемь ступеней комбат скользил на своей командирской попе по обледенелым, обильно натертым ступеням… Комбат пытался остановить, замедлить свое скольжение вниз. Хватался за перила, стены, воздух. Но… Как и в предыдущих попытках – безуспешно.

Внизу он схватился за перила. По силе инерции его развернуло направо.

Комбат въехал, перескочив порог, в расположение сорок четвертой роты.

Дневальный сделал то, к чему он долго готовился внутренне, четко приложив руку к головному убору:

– Рота! Сми-и-и-ирно!

– Иппиегомать! – было ему ответом от комбата.

– Рота вольно! – опешил дневальный.

Подбежали к комбату, помогли подняться. Ни на секунду не переставая материться, комбат охал, ощупывая свой зад.

– Иппиегомать! Килин! Сгною! Расстреляю! Запорю! На орбиту! На «губу» до выпуска!!! Отчислю! Иппиегомать!

Помогли комбату добрести до медсанчасти.

У комбата оказался сломан копчик. Или как в батальоне говорили:

– Килин комбату хвост поломал!

Хлопали по плечу, благодарили. Три недели комбат был на больничном. Все это время Килин трясся, отомстит ему комбат или нет. Какую изощренную пытку он придумает. Сколько суток Килину придется провести на губе и поедет ли он в отпуск? А, может, вообще за увечье – поломанный хвост, вообще выгонит из училища?! Все ходили и утешали Килина. Угощали сигаретами, в чипке – сладостями. Знаменитость и уважаемый человек!

Но, надо отдать должное комбату, он не стал мстить. Просто вышел и строго-настрого приказал, чтобы лестницы, крыльцо всегда были чистыми и СУХИМИ!

Началась подготовка батальона к ПЕРВОМУ КАРАУЛУ!

Первый раз нам предстояло заступить в караул. Первый караул – это в самом училище. Второй караул – в учебном центре. Плюс наряд по столовой в училище. И служба на трех КПП.

Первый караул – это шесть постов. Первый пост – у Знамени Училища. С одной стороны – красота. В тепле. Только ты стоишь напротив оперативного дежурного по училищу и дежурного по училищу. Мимо тебя ходят по первому этажу и начальник училища, и все его заместители. Они тебе честь отдают, а ты принимаешь положение «смирно» и «равнение направо» в сторону проходящих. Не очень-то хорошо.

Начальник караула – капитан Вертков. Я – помощник начальника караула. Начальники отделений – два разводящих и один выводной на гауптвахте.

Одно хорошо, что наша рота еще и по столовой заступает, значит, можно покушать повкуснее.

Только предшествовала этому длительная подготовка. Теоретическая подготовка. Знание обязанностей в карауле. Чем часовой отличается от караульного. Что запрещается часовому. Как действовать при различных ситуациях. Например, стоишь ты на посту, а тебе приспичило в туалет. Ну, все, больше мочи нет. Просто хоть в штаны делай! А запрещено часовому отлить, а то и того больше! Что делать-то? А несение караульной службы в мирное время – выполнение боевой задачи! Это тебе не в тапки ссать!

Вызываешь разводящего с подменой. Тот берет под временную охранупост, пока ты гадишь за углом. Товарищ тебе потом за это «спасибо» не скажет.

Курить тоже охота, а два часа нельзя! Поймают – получишь по полной. Как сказал капитан Баров в своей манере по этому поводу:

– Полетели светлячки поебаться, да, на окурок напоролись! Так что и вам, товарищи курсанты, не советую курить на посту, можно с поста сразу на гауптвахту загреметь под охрану своих товарищей.

– Сразу – не получится. Нужно, чтобы врач согласовал!

– Военный врач, на то он и военный врач. Ему командир прикажет, так он тебя признает годным.

– А если, например, у меня гайморит? Что тогда делать?

– Гайморит – не геморрой! Но тоже неприятно. Поэтому – не курите, ибо это вредно, как для здоровья, так и губительно для вашей дальнейшей карьеры, а пока – службы!

– Товарищ капитан, а что делать, если на посту пожар? Часовому нельзя отвлекаться, а тут пожар? Понятно, что в караулку доложить, а дальше что делать-то?

– Ссыте на печать, ребятки! Чтобы потом установили, что пожар был изнутри склада или хранилища, а не снаружи, и что печать цела. Никто не взломал дверь, и вы не проспали нарушителя поста. Тогда не посадят, а, может, и наградят… Орденом Сутулого с закруткой на спине!

Нам не сильно-то улыбалось скакать по вводным в карауле, поэтому, по совету старших товарищей, решили обезвредить на ночь Верткова. Как? Очень просто – димедрол. Пару – тройку таблеток в чай и все! Начкар благополучно дрыхнет всю ночь на радость всем окружающим!

На караульном городке разбирали все возможные случаи. В том числе, если часовой не уверен, что перед ним находятся проверяющие или смена караула. Он обязан принять все меры, чтобы удостовериться в этом. Ну, а для этого можно спросить что угодно, что известно коллективу.

Бадалов усмехнулся своей азиатской улыбкой:

– Ну, все, разводящие, вешайтесь! Я вас такими вопросами задолбаю, и если не ответите – расстреляю.

– А на хер тогда тебя вообще менять-то? – Мазур спокойно на него смотрел. – Поставили тебя на пост, да, и забыли. Пришли через сутки, ты к нам навстречу выскочишь с хлебом-солью! Умник с инициативой выискался!

– А еще просто можно сделать. В Уставе же просто написано, что если нет возможности поменять, типа, все погибли, командир роты тебя сменит. Вот и прикинь, мы уже через сутки сменились, а потом посмотрели, а одного автомата нет! Идти на пост, не имеем права, мы уже не караул! Вот и Зему за тобой отправим!

– Ну, тогда я ротному все расскажу, он вам глаз на жопу натянет!

Через посты проходила еще одна тропа Хошимина, по которой курсанты ходили и возвращались из самохода. Но когда заступал первый курс в свой первый караул, все завязывали ходить этой дорогой. У страха глаза велики, может, сдуру пристрелить и ему ничего не будет! А у тебя полные штаны страха. Да еще и в грязь положит. Нафиг! В это время возрастала нагрузка на других направлениях.

В караул выдавались патроны определенной серии. Они не совпадали с теми, которые давали на учебные стрельбы. Если курсант спросонья или по забывчивости выстрелит при разряжении, заряжании оружия, то фиг ты патрон заменишь! И начнутся проверки, объяснения, никто за это по голове не погладит, в том числе и начальника караула. Все получат на орехи!

Поэтому, неизвестно какими правдами или неправдами, какими путями, но по училищу бродило не больше десяти патронов заветной караульной серии. Взводные передавали их друг другу как самое ценное, что было у них. Обычных патронов у каждого офицера – как у дурака махорки. А вот «караульные» патроны – очень, очень мало!

И пошли мы в первый караул! Сказать, что не волновались – мало сказать! Потели, как на экзамене при поступлении!

Каждому выдали по сто двадцать патронов – четыре рожка. В караульном помещении в опечатанном сургучом ящике есть еще по три БК (боевому комплекту) на каждый автомат. И гранаты. По пять штук на каждое лицо караула. А также есть там же и гранаты оборонительные – Ф-1. Но эти, ну, на фиг! Нужно еще самому не попасть под эти осколки! Будем надеяться, что обойдется, и не будем держать мы оборону от врагов!

И потопали мы на развод суточного наряда. В 18:00 на большом плацу. Дежурный по училищу подходит к каждому, осматривает, опрашивает его. Обязанности и что запрещается часовому. Весь развод уже устал. Четвертый курс уже откровенно разговаривает между собой, кажется, что еще немного, и он закурит прямо на плацу.

Дежурный по училищу сам нервничает. Ему неуютно, что в его дежурство заступает первый курс. Он сам не будет спать, а постоянно будет в напряжении.

И вот он подзывает начкара и показывает ему бумажку. Там пароль и отзыв. Два города, например, «Вологда – Владивосток». Это, если не дежурный по училищу придет проверять ночью, чтобы допустили иное лицо в караульное помещение. Вертков мне потом сказал этот пароль. На всякий случай. Я заметил, что в армии все готовятся к смерти. Неосознанно, но страхуются, что вот я умру, погибну, чтобы дальше могли выполнять задачу, а не терялись, как слепые щенки. Наверное, в этом есть свой смысл.

Пусть мне и не положено знать этот пароль, но с одной стороны – доверие командира, а с другой, он возложил на меня ответственность, что в случае чего, я полностью несу ответственность за караул.

– Что хорошо в карауле, так это то, что Зема не достанет и старшина тоже!

– Старшина – точно, а Зема, если захочет, то и здесь нас достанет!

– Я же имею право не пускать ротного в караульное помещение?

– Конечно, имеешь, но обязан доложить о прибытии начкару, а тот – запустит. Если не запустит, то он ему назавтра штык-нож загонит с проворотом.

– Надеюсь, что обойдется!

– Да, тебе в карауле хватит всего, что и про Зему забудешь!

– Хоть и начало октября, а на зимнюю форму не перешли, вот в пилотке и будешь мерзнуть на посту.

– Да, уж, холодно!

– Вот-вот и я про то.

– Уши отвалятся!

– Хоть бы дождя не было!

– Да, нет, небо, вроде чистое.

– Дождя не будет, а будет холодно!

– Ладно, разберемся!

За разговорами подошли к караульному помещению, там маячил часовой, охраняющий вход в караулку.

Вертков сходил в караульное помещение. Переговорил со старым начкаром, махнул нам рукой. А принимали мы караульное помещение и караул у… четвертого курса!

Конечно, они не драили помещение, все было медленно и лениво. Мол, салаги, не суетитесь! И так все нормально!

Посты также быстро сдали. Через каждый час – доклад с постов, что все в порядке. Задержка в пять минут – дежурная смена несется на выручку. Поэтому часы сверили.

Все шло нормально. Отправили людей с термосами за ужином. Своя же рота! И порции побольше, и мяса не пожалели! Других обсосали, но своим-то! Святое дело! Так делали все. Своих подхарчить всегда надо! Остальные – обойдутся!

Был и термос с чаем… Я принес Верткову ужин и чай. Ложкой в ложке размололи в пыль три таблетки снотворного. В кружку. Сахара побольше. Своего не жалко! Лишь бы сладко почивал ночью командир и нас не дрочил вводными, типа, пожар на третьем посту. И тогда дежурная смена хватает огнетушители в караулке по штуке в руку и несется, как ошпаренная, на пост. Где имитирует тушение пожара.

Кушай, наш любимый командир, пей чай и через час спать укладывайся!

Мы сами были в предвкушении, что ночь пройдет спокойненько.

Через стекло, что было между комнатой начкара и комнатой бодрствующей смены, наблюдали, как Вертков флегматично жует невкусный ужин.

Ну, же… ну! Чай! Мы все глаза проглядели! Готовы были орать, как в театре кричат звезде сцены: «Просим! Просим!» Или: «Пей до дна! Пей до дна!»

Вертков пригубил чай, потом закурил и вышел на улицу, покурить. Кружку с чаем взял с собой.

– Я тоже люблю сигарету с чаем или кофеем выкурить, – я пожал плечами.

Через минут пять начкар вернулся в помещение. Отдал грязную посуду, поблагодарил за ужин.

Мы вышли покурить на улицу. Там стоял часовым Блохин Серега.

– Серый, что Вертков делал?

– Ничего не делал.

– По секундам расскажи, что он делал!

– Да я откуда знаю!

– Я изображал, что усиленно несу службу. Хрен его знает, может, какую вводную подбросит.

– Хорошо, что ты видел?

– Ну, курил он.

– Понятно. Чай пил?

– Нет не пил!

– Откуда знаешь?

– Да, он как вышел, так сразу и вылил его.

– Тьфу ты!

– А что случилось? Чай плохой был на ужине?

– Нормальный чай! Не переживай, оставили тебе и смене на постах, и пожрать, и чаю тоже!

– Хитрый Вертков!

– Почуял Слон что-то!

– Опытный!

– На мякине не проведешь!

– А, может, кто и вложил!

– Могли и вложить. Тут ухо востро держать надо!

– Правильно, в курилке обсуждали, как усыпить Борю, где снотворное достать, вся рота слышала, мог и враг подслушать!

– Жаль!

– Ладно! Скоро смена постов! Будет ночь вводных!

И была ночь вводных! И нападение на караульное помещение отражали, и на пост с огнетушителями бегали. Все было!

Кого меняли с постов, рассказывали, кто где курил, кто где мочился так, чтобы незаметно было.

Валерка Лунев с первого поста пришел:

– Задолбался я на этом посту! Больше не ставьте меня в караул туда! Я серьезно говорю! Ни покурить, ни походить. Да, и вставки в погонах достали! – он содрал с себя китель, начал вытаскивать вставки из погон – Плечо отваливается, как будто топором рубанули. Да, и погон пачкается. Достало уже! Стоишь, как манекен, и лупишься на оперативного, а он на тебя. То он книжку читать начинает, так можешь немного плечами подергать, чтобы кровь разогнать! Нет! Все, на первый пост я больше хочу! Ну, на фиг это тепло и уют. Все ходят и пялятся на тебя, как на зебру в зоопарке, а ты им честь отдавай! Я там, правда, небольшую щель между плиток в стене нашел. Туда потихоньку, чтобы оперативный не увидел, пододвинулся, благо, что подставка для часового широкая, и туда, так тихо, рукоятку от затвора автомата вогнал. Чуть опустился, он и повис на стенке. Плечо немного отдыхает. Дежурный по училищу приперся. Что-то ходит по коридору туда-сюда, не сидится ему в «аквариуме» вместе с оперативным. Сидели бы, да, в шахматы играли. Бродит туда-сюда, на меня поглядывает, как голодная собака на кость. И чего-то ко мне ломанулся. Соскучился, блядь такая! Ну, я чуть вперед дернулся, чтобы затвор из стенки вытащить. А он не вытаскивается! Я дерг, дерг. Чуть сильнее! Ну, думаю, сейчас обвалю на себя полстены и знамя училищное тоже под руинами погреблю, а меня потом тут же у этой стенки и расстреляют. Благо, что и кабинет особиста почти напротив. Далеко ходить не нужно. Но выдернулся автомат, быстро повис на плече. Я валенком прикинулся, смотрю прямо перед собой, то есть на оперативного дежурного. Дежурный по училищу подходит ко мне и осматривается, вроде даже как принюхивается. Потом спрашивает: «А ты здесь случаем, не куришь?» А мне что делать? Говорить нельзя. Может, он меня, сука проверяет, а потом вызовет Верткова и скажет, что я Устав нарушаю. Мотаю головой. В Уставе ничего же не написано, что головой мотать нельзя. Может, я мух отгоняю, как кобыла на пастбище. Кто знает. А этот все ходит! И находит недалеко от меня хороший такой «бычок». Нажорный такой! Его еще курить – не перекурить! На двоих точно хватило бы! Поднимает его. Нюхает! Я чуть с «полки» не упал. Ну, думаю, сейчас заныкает и потом покурит! А он, оказывается, проверял, не свежий ли это бычок! Я, что идиот? В первый караул, на первом посту и курить! Там полный штаб офицеров! Начальник училища на месте! Бачурин на месте! Оперативный не спит, а я у знамени с сигаретой в зубах! Но, значит, курят часовые по ночам, когда оперативный дрыхнет, а дежурный по училищу по ротам бродит, проверяет службу! И это надо учесть тем, кто будет заступать на первый пост! Но я, братцы, как хотите, не пойду туда больше! Хоть куда, только не туда! Хоть «ковбоем» в столовую!

Как словом, так и делом, пришел дежурный по училищу. Помяни черта, он и появится! Он обязан проверять несение службы караулом не реже двух раз за дежурство. Один раз ночью, другой – днем. Ночка выдалась еще та! Нам от Верткова досталось, а тут этот дежурный со своими взводными! Глаза уже слипаются! Спать охота!

Этому дежурному вздумалось проверить несение службы на постах. И пошли мы с ним и караульным Матвеевым. И надо же было так сложиться, что Бадалов стоит на посту.

– Ну, все, сейчас Умид начнет спрашивать родословную Земцова, чтобы убедиться, что это мы. А потом дежурный по училищу нам матку на изнанку вывернет! – шепчет Мотя.

– Я Бадалычу сам все выверну! В другой раз пусть строит из себя защитника Родины, мать его!

– Стой, кто идет?! – крик из темноты.

– Помощник начальника караула с проверяющим! – отвечаю я, вглядываясь в темноту.

Ни фига не видно, куда он заныкался?

– Помощник начальника караула, ко мне! Остальные на месте!

Иду на пост, понять не могу, где Бадалов. А он встал за угол и оттуда выглядывает одним глазом.

– Умид, не выделывайся, дежурный по училищу пришел караул проверять. Не надо долго нас мариновать!

– Понял! – Умид сделал уставное лицо. – Так пойдет?

– Пойдет! – кивнул я.

– Продолжить движение! – скомандовал я подполковнику и Матвееву.

И тот потопал вперед. И ничего не скажешь. Оба мы – при исполнении. И у нас сто двадцать патронов и автомат. А у него ПМ с шестнадцатью патронами в кобуре.

– Курсант Бадалов! Временно сдать пост! Курсант Матвеев, принять пост под временное наблюдение!