Текст книги "Джокер"

Понятное дело, пополнение шло за счет наиболее многочисленных на тот момент народов. Во времена, когда новобранцем стал Бо, это были народы Средиземноморья и прилегающих районов на северо-востоке. Там Скир когда-то и проживал. В следующий призыв попали подданные Римской империи, а позже – германские племена, викинги и славяне, а также китайцы и монголы.

В истории земных племен эти «изъятия» боеспособного населения оставались либо необъяснимыми белыми пятнами, либо маскировались под длительные походы, в которых сотни тысяч воинов якобы гибли в сражениях или от болезней и невзгод кочевой жизни, а еще сотни тысяч «оседали» в далеких краях, чтобы охранять новые рубежи расширившихся владений. Штатные сочинители из службы, которую теперь возглавлял тысячник Пестал Донис, писали на эту тему десятки красивых легенд и запускали сочинения в народ. Какие-то опусы отчаянно перевирались землянами, какие-то просто исчезали, но какие-то приживались и передавались из поколения в поколение, постепенно превращаясь в «историю» народов Земли.

Конечно, новобранцев не всегда было достаточно, и поддавались обучению далеко не все. Когда-то давно, около сотни лет назад по атомному времени, флот «Зеленый» сумел набрать лишь четверть требуемого состава, а затем был вынужден всех забраковать и вернуть, поскольку никакому обучению народ, называвший себя марронами, даже после усиленной стимуляции мозга не поддавался. Правивший в то время Император Азик Третий даже начал подумывать об отказе от пополнения с Базового плацдарма. Но в метрополии, в колониях и на бортах космических городов естественный прирост населения шел очень медленно, а хокусы были еще несовершенны. А тем временем новые планеты ждали захвата и освоения. Пришлось попробовать еще раз, в другой зоне Высадки. И эта попытка стала удачной. Четверть новобранцев все равно забраковали, но не вернули, а отправили на колонии в качестве рабочей силы.

С тех пор так и повелось: каждые два-три года по атомному времени, а то и чаще, на Базовый плацдарм прилетал один из флотов и набирал пополнение, прикрывая массовое изъятие людей фальшивыми войнами, эпидемиями или природными катастрофами. Всех, кто хорошо поддавался процедуре «обучения», а фактически – грубого взлома сознания, отправляли в экипажи. Основную массу середнячков загоняли в легион, а все неподдающиеся становились колонистами-фермерами на далеких планетах.

С каждой последующей Высадкой контингент становился все более качественным и многочисленным, поэтому тактика была вновь признана верной. В прошлый раз, например, свои легионы пополнили «свежей кровью» сразу три флота. Выбракованными колонистами при этом стали всего по три-четыре новичка из каждой сотни.

Но все это было раньше, вот в чем загвоздка. Теперь же времена и технологии изменились, да еще как! Теперь хокусы умели намного больше и соображали намного лучше, чем их предшественники даже десятилетней давности. Еще немного – и они станут равными людям. Во всяком случае, новобранцам. И на них не придется тратить время, чтобы перекроить личность, и силы, чтобы обучить. А затем еще и деньги, чтобы содержать.

Может быть, практика Высадок и пополнения армии за счет землян все-таки себя изжила?

Темная точка на горизонте превратилась в жирную кляксу, и Бо сумел разглядеть ее очертания. Объект двигался, не касаясь снежной корки, но на очень малой высоте. С позиции Скира, строго анфас, он выглядел как овал с двумя опущенными вниз и чуть разведенными в стороны короткими усиками.

Примерно в километре от места высадки Бо Скира объект заложил вираж и показал свой корпус в профиль. Летающий аппарат имел вытянутое тело огромного кита с опущенными к земле плавниками и необычным хвостом – разделенным не на две, а на четыре ласты: пару горизонтальных и пару вертикальных. Именно такие ассоциации возникали у Скира, когда он видел стандартный разведывательный корабль со стороны.

Серый «Кит» облетел «Филина», но не завершил круг и сел в сотне метров от корабля Скира. Минутой позже по невозмутимому даже под такой тяжестью насту в сторону Бо уже двигались две фигуры. Человек и хокус.

«Сотник Нео Красс еще скромнее меня. – Бо усмехнулся. – А то и верно. К Харону все правила, когда ты на Земле. Начальство далеко, а равные по званию не станут осуждать. И вообще, все определяет оперативная обстановка. Может, остальные хокусы заняты важной работой».

Сотник Нео Красс оказался высоким худощавым брюнетом с тонкими чертами лица, густой шевелюрой, уложенной в модную прическу, и с выразительными карими глазами, в общем, словно с рекламной картинки. И улыбка у него была шикарная, наверняка убойная для слабого пола. Обычно Скир, человек среднего роста, крепкий, широкоплечий, рыжеватый, с откровенно крестьянской физиономией, да и душой, сторонился людей такого типа, но на этот раз его не оттолкнула аристократическая внешность нового товарища. Контакт наладился мгновенно. На чужих территориях так чаще всего и бывало. Свой среди чужих роднее брата – старая истина.

Кроме того, Красс оказался толковым парнем. Он сформулировал суть проблемы коротко, но при этом объемно и внятно. Было видно, что подготовился к важной встрече он со всем старанием. Это Скиру даже польстило.

Бо тоже подготовился – внимательно изучил доклад Красса и все приложения к нему, а потому разведчикам ничто не помешало перейти сразу к делу, к выработке тактики. Штаб, конечно, снабдил Скира инструкцией, как проводить проверку, но указания были рамочными. Детали Бо должен был продумать на месте, ориентируясь на оперативную обстановку. Единственное, что штаб обозначил предельно четко, – сроки. На все про все Скиру отводились сутки по атомному времени. То есть сто земных дней и ночей. Остальные двести шестьдесят дней до расчетного времени Высадки штаб планировал потратить на подготовку к дальнейшим действиям. Либо к Высадке с учетом новых условий, либо к полной очистке Базового плацдарма от вышедшей из-под контроля Доминуса земной цивилизации. Вариант «оставить в покое» не рассматривался.

Бо Скир никогда не был сентиментальным гуманистом, но альтернатива Высадке, цинично называемая Очисткой, ему не нравилась. Бо считал, что, если крепко подумать и заинтересованно поработать, можно избежать радикальных мер в любой, даже самой тяжелой, ситуации. Уж тем более, когда радикальной мерой становится геноцид, а местом действия – Земля.

«Все это уже проходили, и не один раз. Вот и теперь ничем хорошим дело не закончилось. Пришли по кругу к заранее известному результату. Цивилизация на Земле возродилась из пепла Окончательного распада и опять рванула к вершинам прогресса семимильными шагами, пока Доминус и Хармор ползли со скоростью навьюченных осликов по своей бесконечной тропе войны.

Да, повторить Очистку, чтобы остановить развитие землян, можно. Только в этот раз будет мало выжечь Оружием окончательного распада один большой полуостров, несколько городов на двух континентах и два архипелага, чтобы перезапустить цивилизацию. Теперь, если потребуется перезагрузка, придется сжечь весь мир. От такого удара Земля может не оправиться.

И второй момент: у землян теперь есть свое Оружие окончательного распада, и они обязательно ответят. Доставить заряды на Доминус им не по силам, но уничтожить легион смогут запросто. Флоту тоже достанется. Ну, и зачем нам эти проблемы? Получается, мы заинтересованы все-таки в самом первом варианте – вычислить и устранить причины прогрессивного скачка землян, не доводя до Очистки, а затем спокойно принять на борт новобранцев и улететь. Для этого придется потрудиться всей разведке «Красного» флота и его легиона, но дело того стоит».

– Времени вполне достаточно, – озвучив сроки, заключил Скир. – То, что ты увидел, зафиксировал и обработал за двое суток пребывания на планете… по местному времени прошло полгода?

– С хвостиком.

– Большой срок. Это все мы перелопачивать не будем. Не вижу смысла. Главному штабу нужны корни, а не ботва и цветы. Придется копнуть глубже. Но для этого следует определить место, где копать. Есть идеи?

– Я думал об этом. – Красс кивнул. – Посмею дать тебе совет. Лучше начать с личных впечатлений. Поверь, оно того стоит. Никакие отчеты и даже самые лучшие объемные картины не передадут колорита новой жизни на Земле. Отведи на это хотя бы два местных дня.

– Обычно мне хватает двух часов. – Бо улыбнулся. – Но, полагаю, в твоем предложении есть какой-то подвох, какой-то скрытый смысл. Я прав?

– Отчасти. – Красс развел руками. – Ты совершенно прав, когда говоришь, что мне удалось не более чем сорвать цветы и срезать ботву. Я и сам чувствую, что упустил нечто важное. Но это «нечто» вовсе не «корни». Оно на поверхности. Вот почему, прежде чем мы начнем копать до воды, я прошу все-таки перепроверить некоторые из моих наблюдений.

– А если я найду то, что разрушит все твои выводы?

– Буду только рад. Я умею признавать ошибки. Но здесь ошибок нет, ты сам все увидишь, когда мы выберемся из этой снежной пустыни в цивилизованные районы. Я по-прежнему уверен в своих выводах. Просто я не до всего пока добрался. И как добраться – не знаю. А между тем скрытое пока «нечто» критически важно, я это чувствую. Возможно, важнее «корней», уж прости меня за самоуверенность. Я прошу не критики, а содействия. Один живой ум хорошо, а два – лучше.

– Чутью разведчика я верю. – Бо похлопал товарища по плечу. – Будь по-твоему. Куда мы летим?

– На юг. В один город на побережье теплого моря. Там достаточно цивилизации, чтобы ты набрался впечатлений, но не так много суеты, как в локальной столице.

– Полагаю, это не единственная причина.

– Да. Еще одна причина – именно там остались мои сомнения. Я что-то увидел, но что это было… так и не понял. Надеюсь, ты мне подскажешь.

Маяк

Сегодня

Люди воспринимают окружающий мир по-разному. Даже стоя рядом и наблюдая одно и то же, они могут найти десятки отличий, сотни видимых только им деталей или оттенков. О звуках, ароматах и ощущениях нечего и говорить. Все зависит от восприимчивости человека и его способности превращать полученную от органов чувств информацию в образы, а после – сравнивать их с шаблонами, сохраненными в памяти.

Анна хорошо понимала, что сегодня видит мир в мрачных тонах и выделяет из гаммы ощущений не самые лучшие. По этой причине ее и не радуют ни солнечный свет, ни морская лазурь, ни теплый ветерок, приносящий свежесть и жонглирующий звуками прибоя. Анна пыталась как-то исправить ситуацию, сказать себе, что жизнь продолжается и наступившая черная полоса – это временное явление, но так ничего и не добилась.

Травяной допинг от Бондарева вроде бы прибавил сил, но только физических. Морально Анне было, как и прежде, тяжело. Мир казался тусклым и приглушенным, словно Анна попала внутрь немытой стеклянной колбы, в которую с трудом пробивались и свет, и звуки.

Добавляли условной копоти на стенках «колбы» сцены, которые вокруг маяка разыгрывали странные гости-студенты. С каждой минутой происходящее на берегу все больше напоминало многослойный бутерброд из ночных кошмаров и реальных событий, только в других декорациях – не под грозовым ливнем, а в хорошую погоду.

Подозрительные студенты спускались к линии прибоя и вытаскивали из моря покрытых пеной серых водяных. Вытаскивали, укладывали на гальку и накрывали странной тканью, которую доставали из упаковок размером с чайный пакетик. Полотна разворачивались довольно большие, примерно метр на два, укрывали серые тела плотно, так, что не сдувало ветром, и почти сразу обретали маскировочную раскраску, в точности повторяющую цвет и рисунок галечного пляжа. Сначала замаскированных тел было с десяток, но вскоре студенты стали шевелиться вдвое быстрее и ряд замаскированных водяных протянулся метров на сто, практически во весь пляж.

Студенты к тому времени разделились на две группы и начали перетаскивать тела в маяк. С правого края пляжа они поднимали водяных по тропинке и тащили ко входу в подвал, а слева поднимались прямиком к двери маяка. По мере продвижения маскировочная ткань, как хамелеон, меняла рисунок и раскраску, поэтому действия носильщиков выглядели нелепыми. Казалось, что они просто идут парами друг за другом и делают вид, что тащат несуществующие носилки. Разыгрывают что-то вроде пантомимы.

В то же время еще несколько студентов, словно находясь в параллельной реальности, играли на самом видном месте в волейбол. Это выглядело и вовсе абсурдно, но Анна догадывалась, что волейболисты отвлекают внимание, на случай если кто-то появится неподалеку.

«Одни играют, другие занимаются общей физподготовкой, бегают по скалам вверх-вниз, а третьи – плещутся в море, – пришла вялая мысль. – Не так уж глупо».

Вообще-то Анне следовало озадачиться другим вопросом: откуда в прибрежных волнах вдруг появились десятки водяных? Но разум наотрез отказывался вникать в эту тему. Все, что относилось к серым существам, пугало Анну настолько, что она поставила мысленный блок и старалась не касаться этого даже вскользь.

Она даже отвернулась, чтобы ничего не видеть, но этот фокус не помог. Там, где не было водяных, все равно оставались студенты, а еще присутствовал Бондарев, неожиданно ставший руководителем отряда добровольных спасателей «серой нежити».

«Так ли уж неожиданно? – подумалось Анне. – Эти студенты могли появиться на маяке вовсе не случайно. Смотритель и его ночной гость, которого Бондарев называл Джокером, говорили о помощниках и образцах. Наверняка «образцами» они называли водяных. Тогда липовые студенты вполне могут быть людьми этого Джокера, присланными в помощь смотрителю. Я-то не справилась, не оправдала надежд Бондарева. В этом смысле Джокер оказался прав».

К месту, где находился Бондарев, подъехала тентованная «газель», из которой помощники смотрителя тут же начали выгружать здоровенные тюки. Судя по объему и форме, это были мешки с одеждой или с чем-то подобным, объемным, но не слишком тяжелым. Студенты нагружались этими тюками и уходили внутрь маяка. Бондарев проследил за разгрузкой, а затем перевел взгляд на Анну и махнул рукой: «Подойди».

И Анна пошла к нему, как послушная служанка. Или, точнее, как рабыня. Не хотела, но подошла. А кто спрашивал, чего она хочет? Эти слова Бондарева стали для Анны чем-то вроде ярма, только не на шее, а в сознании. Смотритель стал для нее всемогущим хозяином, а она сделалась просто вещью.

«Нормальный расклад для двадцать первого века, да?» Анна сохранила способность мыслить критически, но толку от этой способности не было вообще. Ни на какие протесты Анну не тянуло. Хотелось только одного – очутиться подальше от начальства, поближе к кухне и затянуть время пребывания в этом месте до максимума.

«Хотя кухня мне вряд ли светит. Повар я никакой».

Возможно, Бондарев догадывался, что варить кашу в походном котле Анна не умеет, или же этого просто не требовалось, но его задание оказалось не связанным с кухней. Впрочем, оно все-таки соответствовало тайным пожеланиям пленницы, пусть и только на две трети. Смотритель отправил Анну в большую комнату на втором этаже, поручив разбирать одежду. В тюках действительно были поношенные вещи, и Анне следовало рассортировать их, а затем собрать более-менее сочетающиеся комплекты.

Когда Анна поднялась наверх, она поняла, что ее оставили в покое как минимум на сутки. В транспортном положении тюки выглядели достаточно компактными, но когда с них срезали проволочные стяжки, мешки разбухли. Выяснилось, что одежды и обуви хватит на районный вещевой рынок. В общем, работы предстояло много, начальство оставалось далеко внизу и вообще за пределами маяка, а кухня находилась в шаговой доступности, пусть кроме нескончаемого чая и большой коробки какого-то неизвестного печенья или галет в ней ничего не было.

В новом месте пребывания Анны имелся только один существенный недостаток: она видела, кто поднимается или спускается по винтовой лестнице, и как-то изолировать этот вид было невозможно. А поднимался и спускался по лестнице кто-нибудь каждые пять минут, даже чаще. Причем парами.

Поднимались студент и «водяной», а спускались два студента. Только один был одетый, а другой совершенно голый. На этаже Анны они задерживались, одетый брал у нее комплект вещей и помогал одеться товарищу.

Увидев это все впервые, Анна оторопела, в следующий раз озадачилась, а с третьего раза все поняла. И от этого понимания ей опять сделалось нехорошо.

Никаких студентов на самом деле не существовало!

Были водяные, похожие на людей, и водяные в своем истинном сером облике, то есть «образцы». Вот только каким способом они обретают человеческий вид, Анна пока не понимала. Этот секрет был спрятан где-то наверху, возможно на самой последней площадке маяка, там, где располагалась фара с отражателями. Но насчет всего остального сомнений не осталось. Настоящих людей на маяке было только двое – Бондарев и Анна!

Открытие оказалось настолько значительным, что очередной приступ смешанного с головокружением страха прошел на удивление быстро. Его сменило жгучее любопытство. Все-таки Анна была каким-никаким ученым, пусть и по другому профилю, а значит, человеком любознательным, с пытливым умом.

Любопытство немного взбодрило, и на какое-то время у Анны с глаз упала пелена упаднического безразличия. Она даже нашла в себе мужество присмотреться к замаскированным водяным. Особенно к «новообращенным».

В первые секунды, когда оборотни только прибывали на вещевой этаж, их движения были скованными, а взгляд мутным и плавающим, как у пьяных. Довольно простая процедура одевания будто бы давала какой-то толчок, и у фальшивого студента наступало просветление. Взгляд прояснялся, водяной мгновенно вникал в новую роль и начинал вести себя в точности как нормальный трезвый человек, без малейших скидок на туманное происхождение.

Это было поразительно, находилось за гранью понимания, но Анна все видела своими глазами. Запущенный где-то наверху процесс мистического превращения заканчивался на вещевом этаже. Дальше «очеловеченные» водяные деловито включались в работу и уходили вниз или к морю, чтобы привести новых водяных.

«Сначала их было десятка два – это те, что хранились в озере под маяком, и последним в этой партии оказался Георг… неужели тот мрачный Жора? Смотритель перелицевал их, и они сыграли роли студентов. Теперь их не меньше двух сотен, и они продолжают прибывать. Перевоплощаются в фальшивых людей и уходят к морю за новыми образцами или отправляются к Джокеру. И скоро повсюду их будут тысячи. Мир катится ко всем чертям. И это не художественный образ, это констатация факта. Только черти не подземные, а подводные. Ну и что нам, настоящим людям, делать в таком мире?»

Ощущение безысходности и бессилия перед развернувшейся на глазах мистической экспансией вновь погрузило Анну в пучину депрессии. Анна опять почувствовала себя несчастной пленницей непонятной секты чернокнижников и кандидатом на роль закуски для их серых подопечных. Впрочем, стать кормом для водяных она больше не боялась. Наоборот, она хотела, чтобы это поскорее произошло. Уж лучше так, чем жить с этими тварями бок о бок.

Анна бессильно уронила руки и уселась на ближайший ворох тряпья. Из нее будто бы выпустили воздух. Анна уставилась в одну точку и замерла.

Водяные поначалу пытались ее растормошить, но потом оставили в покое и начали обходиться без промежуточного звена. Но Бондареву о непорядке на складе они все-таки доложили. И смотритель не заставил себя ждать. Заявился через пять минут в компании двух «телохранителей», уже знакомых Анне «студентов первой волны» Игоря и Жоры.

– Опять зависла? – Бондарев взял Анну за подбородок и заглянул ей в глаза. – В какой оранжерее тебя вырастили? С таким психотипом ты долго не протянешь. С ума сойдешь в лучшем случае. Слышишь меня?

Анна не ответила. Она даже не покосилась на Бондарева. Ей было плевать на его прогнозы.

– Игорь, Жора, – позвал смотритель. – Держите ее. Рот ей откройте.

Угрюмый Жора крепко взял девушку за плечи, а такой обходительный прежде Игорь бесцеремонно открыл Анне рот и зажал нос. Смотритель влил ей порцию какого-то нового зелья.

– Самое сильное снадобье, – прокомментировал Бондарев. – Если не поможет, просто сотру тебя на хрен. Учти это, фиалка оранжерейная. Все, отпустите ее. Пусть посидит, пока есть возможность. Через пять минут подпрыгнет, и будет работать, как заведенная сутки кряду.

«Фу, как грубо, – отрешенно подумала Анна. – Сотрет меня на хрен. Обычно говорят – сотру в порошок. Это и более точно, и грамотно. И почему обязательно сотру? Почему не порву в клочья или там пущу на фарш? Или в этом слове кроется особый смысл? Нет, вряд ли. Какой еще тут может быть смысл? Все ясно. Если не начну работать, меня спишут в утиль, как сломанную вещь. Убьют, высушат и сотрут в порошок, в муку, из которой наделают галет для сухого пайка. Водяным такие печеньки понравятся».

Слой депрессивной пены на поверхности сознания становился все толще и толще, отчего и мрачные фантазии становились все мрачнее, вычурнее и, что уж отрицать, глупее. Но где-то в глубине разума сквозь мистическую муть проступал другой вариант расшифровки этой недосказанной угрозы Бондарева. Суть заключалась примерно в следующем: если смотритель умел делать из серых болванов мыслящие копии людей, почему он не мог превратить натурального разумного человека в безмозглого манекена? То есть стереть личность, оставив тело и мозг в целости и сохранности.

«И после снова загрузить весь нужный софт? – Анна задумалась. – Только другой, не склонный к депрессии и без слабохарактерных отклонений. Не знаю, как загружаются личности в водяных, но сильно сомневаюсь, что такое получится сделать с человеком. Ведь, если у него получится, придется признать, что смотритель – это… бог. Очень не хотелось бы жить в мире, сотворенном Бондаревым. Очень страшно не хотелось бы».

Город на побережье

Сегодня

Сонное утро поначалу взбодрилось, встрепенулось, как попавший под душ поливальной машины воробей, но к десяти часам перегрелось, расплавилось и досрочно потекло по улицам полуденным зноем. От прохлады, ласкавшей три часа назад тело и душу, остались только приятные воспоминания. Да и те далекие-предалекие, словно из прошлой жизни.

Майор госбезопасности Сергей Данилов покосился на приборную панель, где высвечивались пугающие цифры температуры за бортом. Выбираться из кондиционированной прохлады на солнцепек категорически не хотелось, но какой был выбор? Без осмотра места происшествия уловить суть проблемы не представлялось возможным.

Данилов окинул взглядом оцепленный участок на нечетной стороне улицы. Доблестная полиция сделала что смогла. Установила барьеры, натянула полосатую ленту, выставила два поста на тротуаре слева и справа и еще два – на проезжей части. За этот участок оцепления отвечали экипажи ДПС.

В зону оцепления попала территория перед зеркальным фасадом бизнес-центра: в ширину – тротуар и ровно половина проезжей части, а в длину – от угла до угла, ни больше ни меньше. Новое здание вклинилось в узкий просвет между старыми домами, поэтому ширина зеркального фасада была невелика, метров тридцать. Таким образом, площадь места происшествия оказалась небольшой, а главное – абсолютно свободной от посторонних предметов. Изучить ее вроде бы не составляло труда, но в этом и заключалась главная сложность. Что искать, когда ничего нет?

«Хотя бы в тени, – нашел в ситуации какой-никакой положительный момент майор Данилов, выбираясь из машины. – А почему на оцепленной площадке не только ничего нет, но и никого нет? Что они топчутся за барьерами?»

От группы полицейских навстречу майору двинулся какой-то парень в штатском.

Перехватил он Данилова в двух шагах от оцепленной зоны. Именно перехватил. Майор как раз собирался поднять ленту и шагнуть на участок, когда парень вцепился ему в руку мертвой хваткой. Данилов даже слегка оторопел от такой бесцеремонности.

– Не понял!

– Нельзя! – Парень энергично мотнул головой.

– Клешню убери! Я майор госбезопасности…

– Данилов. – Теперь парень энергично кивнул. – Я вас знаю. Нельзя все равно! Аномальная зона там!

– В компьютер переиграл? – Данилов удивленно уставился на парня. – Ты кто вообще?

– Лейтенант Скворцов! Я из убойного отдела.

– Убойного? – Данилов кивнул. – Хорошо, я тебя услышал, стою на месте. Отпусти руку. Что тут случилось? Кто кого убил и почему аномальная зона? Нас зачем вызвали?

– Сегодня утром на летучке всех предупредили, что могут быть происшествия… непонятного рода и надо вас вызывать. В нашем районе – конкретно группу майора Данилова.

– Так, это понятно. А почему вы решили, что здесь именно такой пердимонокль? Кого убили-то?

– Прохожего… – Оперативник замялся. – Ну, он как бы сам двинул, все подумали, что тепловой удар у него, но потом посмотрели в стенку и запаниковали, нас вызвали. Мы поначалу ничего не заподозрили, а потом это дело увидели, вспомнили предупреждение. Не сразу поверили, что так вот – бац, и у нас вдруг «происшествие непонятного рода», но тут экипаж ДПС масла в огонь подлил… вон там они стоят. Капитан Фомин главный. Сказали, что на шоссе три часа назад нечто похожее случилось.

– Так, Скворцов, стоп! – Данилов вскинул руку. – Вот этот поток сознания ты сейчас разложишь на внятные мысли и последовательно, без сумбура доведешь до меня еще раз. Понял задачу?

– Так точно. – Скворцов кивком указал на правый стык нового и старого зданий. – Пройдем туда?

В тени старого здания не было прохлады. От нагретой стены шел жар, как от печки. Другое дело – зеркальная поверхность делового центра. Она казалась холодной и манила, словно водная гладь, только почему-то застывшая вертикально. Так и хотелось в нее окунуться или хотя бы прислониться и постоять минутку, впитывая живительный холодок.

Впрочем, по мере приближения к зданиям желания прижаться к зеркальной стене становилось все меньше. Сначала Данилов не понимал, что с ней не так. Вроде бы обычная стена, отражающая все, что находилось или появлялось на какое-то время напротив. Но очень скоро до него дошло. Зеркальная стена, конечно, отражала, вот только не все. И не совсем так, как предписывали законы физики. В первую очередь угол падения света не был равен углу отражения. Ну, или что-то в этом роде.

Сергей не видел отражения противоположного края оцепленной площадки. Видел часть улицы, тротуар, растущее слева от стены дерево и… все. Никаких полосатых лент, полицейского поста номер два или второй машины ДПС в отражении не было.

Данилов остановился и обернулся. На самом деле все было на месте. Ленты чуть колыхались от дуновений горячего ветерка, стекла машин играли солнечными бликами, а полицейские беседовали с зеваками, направляя их в обход по противоположной стороне улицы. В реальности все это присутствовало – не сотрешь, а вот в зеркальной стене ничего подобного не отражалось.

И кстати, противоположная часть улицы не отражалась тоже. Совсем. Отражение заканчивалось разделительной полосой посреди улицы, а дальше был виден какой-то размытый фон. Очевидно, именно поэтому полиция перекрыла только половину дороги.

Решение было вроде бы обоснованное, но все-таки рискованное. На взгляд Сергея, перекрыть улицу следовало наглухо. Да еще и на пару кварталов во все стороны все перекрыть, для подстраховки.

Данилов покачал головой, но акцентировать внимание на этом недочете не стал.

– Ты вот это хотел показать? – Данилов указал на отражение.

– Да. – Лейтенант вынул из кармана резиновый мячик. – Кисть разминаю, восстанавливаю после травмы. Смотрите. Эй, Колесников! Лови!

Один из полицейских на втором посту поднял руку, обозначая, что готов принять подачу, и присел. Скворцов тоже присел и запустил мячик по тротуару. Мяч покатился по плиткам, имитирующим брусчатку, не слишком быстро, поэтому все зрители смогли неоднократно перевести взгляд с него на отражение и обратно. Вернее, с него – на зеркало и обратно. Никакого отражения в стене не возникло.

Полицейский на левом фланге поймал мячик и запустил его обратно.

История почти повторилась, но теперь еще и со спецэффектами. Мячик по пути попал в стык между плитками, подпрыгнул и ударился в стену. На зеркальной поверхности осталось едва заметное пятнышко пыли, и, если смотреть исключительно в зеркало, это выглядело странным фокусом. Ни с того ни с сего зеркало слегка вздрогнуло, и в тридцати сантиметрах от земли на нем возникло пятно. Без всяких видимых причин.

Скворцов поймал мяч и вручил его Сергею.

– Так, – Данилов подбросил мячик в руке. – И что все это значит?

– Я думал, вы скажете. – Лейтенант пожал плечами. – Кстати, если стоять вон там, где в отражении мутная пелена, кажется, что все вроде бы нормально. Отражение в стене как отражение.

– Жди здесь. – Данилов отдал ему мячик, развернулся и потопал обратно на солнцепек, к середине улицы, а заодно и к середине фронтальной стороны оцепленного квадрата.

С той стороны разделительной полосы отражение в стене делового центра действительно не выглядело аномальным. Данилов видел себя, ленточный барьер, проезжающие машины у себя за спиной, а у машины ДПС с номером 4597 топтался ершистый капитан Фомин, с которым майору довелось познакомиться ранним утром на загородном шоссе. И поток озирающихся прохожих на тротуаре четной стороны тоже отражался. Но как только Сергей сделал шаг вперед и встал буквально вплотную к барьеру, отражение изменилось. Его собственная фигура исчезла, а все остальное, кроме квадрата непосредственно перед стеной, растворилось в перламутровой дымке.

Данилов прошел вдоль ленты, свернул налево и вновь очутился рядом с лейтенантом. В глазах у Скворцова застыл немой вопрос пополам то ли с восхищением, то ли с осуждением. Он, хотя и не видел подтверждения этому в отражении, понял, что Сергей все-таки рискнул и сунулся в аномальную зону.

– Ну как?

– Что «как»? – Данилов смерил оперативника вопросительным взглядом. – Рассказывать будешь или нет?

– Вы теперь не меньше меня знаете. – Лейтенант указал на точку шагах в десяти от ленты внутри оцепленной зоны. – Поначалу никто ничего не замечал. Утро, народ на работу шел, все в делах и заботах, по сторонам не глазели. У обочины машины стояли. В общем, все как обычно. Опять же в целом пейзаж в отражении был тот же, что и на самом деле. Зелень, солнце, улица, машины. Люди тоже отражались. Вот только… не те, которые проходили мимо на самом-то деле.

– Не те?

– Вообще не те!

– С этого места рассказывай медленно и подробно.

– Примерно в девять подъехал небольшой автобус с какой-то делегацией. На переговоры люди приехали.