Текст книги "Заботливый санитар"

Глава 5

Отличные новости! Мне удалось уговорить профессора Циммермана провести сложную операцию для маленького русского мальчика. С некоторыми условиями. Без них здесь не обошлось, естественно. Мой учитель, у которого я проходил ординатуру, настоял на том, чтобы я ему ассистировал. Это не самое сложное, скорее я рад предложению, чем не рад. Единственное, не обойдется без уговоров Циммермана о моем переводе в Вену, он уже давно на этом настаивает. Лучший друг моего приемного отца изначально противостоял моей затянувшейся поездке в Россию. Сегодня он не преминул проехаться по этому обстоятельству.

– Генрих, это неуважение к собственному отцу. Что бы он сказал, если бы был жив? Лотар не одобрил бы твоего поведения.

– Дядя Элиас, отец знал о моих планах.

– Ach du meine Güte! Не говори ерунды! Лотар может быть и знал о твоей абсурдной идее, но сделал бы все, чтобы в конечном итоге тебя отговорить!

– Вы не правы, дядя.

– Прав или нет. Тебя не учили не спорить со старшими? Генрих! У тебя редкий талант, ты мог бы приумножить состояние твоего отца, а не прозябать где-то на краю земли, растрачивая свой талант неизвестно на кого!

– Дядя, мне казалось, профессия врача была изобретена с целью помогать людям. Всем. Без исключения.

– О, боги! Генрих, прекрати! Давай так. Я возьмусь за этого мальчишку. Ты будешь мне ассистировать. Я даже устрою так, чтобы наш с твоим отцом фонд оплатил его транспортировку с должным сопровождением в обе стороны и, ты не поверишь, расщедрюсь на дальнейшую реабилитацию. Хоть я и не понимаю, зачем тратить все эти силы. Мальчик из бедной семьи, он никогда не оценит всего того, что для него было сделано и, скорее всего, в будущем сопьется в какой-нибудь заброшенной русской глубинке.

– Дядя, как вы можете судить? Если вы забыли, я тоже…

– Забыл! Да, Генрих! Я забыл! Потому что ты уже давно не русский. Ты немец, как и твой отец! Лотар воспитал тебя, обучил всему! Дал тебе все! Разве у этого мальчишки, за которого ты так просишь, есть Лотар? Молчишь? То-то и оно! В общем так. Мы проведем эту операцию за счет нашего фонда, но после того, как мальчик будет возвращен на родину – ты останешься со мной в Вене. И все. Довольно жертвовать собой и своими талантами. Я в конце концов, обещал Лотару. Он тебя очень сильно любил, мой мальчик. Если ты боишься, что я узнаю о твоих предпочтениях в… в любви, то ты зря это делаешь. Мы все современные люди. Так или иначе, талантливые ученые всегда имели особенные взгляды на жизнь и лично для меня это совершенно нормально. Я беспокоюсь за тебя, Генрих. И пока ты находишься в этой дикой стране, сердце старика будет не на месте.

– Дядя, я постараюсь найти финансирование в другом фонде. Но, надеюсь, операцию проведете именно вы.

– Упрямый осел!!! – поднял голос старый друг отца и громко закашлялся. Годы сказываются, тем более Циммерман тоже любит покурить и много. – Хорошо! Будь по-твоему. Даю тебе два дня. Если все же финансирование никто не обеспечит – ты пойдешь на мои условия. Согласен?

– Согласен.

На этом завершился наш разговор на повышенных тонах, который состоялся в кабинете прямо при том молоденьком санитаре. Безусловно, было бы лучше уже сегодня отправить мальчишку за счет фонда отца. Но этот мальчик один из многих, кому может понадобиться моя помощь. Его время вполне терпит, а отступление для последнего шанса я бы приберег для пациента, с кем такой возможности не будет. Потому что я не планирую уезжать из России. Надо попробовать другие варианты. Подставлять свою жизнь из-за одного пациента, коих у меня ежедневно десятки, я совсем не хочу.

Выйдя из операционной, сразу направился в комнату отдыха – там стоит аппарат с водой. Мне тоже не помешает немного охладиться. В голове вертелись слова Луки. Я ему нравлюсь? Я уверен в обратном, паренек просто решил соблазнить меня и тем самым выпросить помощь для брата. Что такого? Я не зверь, в конце концов. Мог бы уже сейчас сказать, что его родственнику будет сделана операция. Так бы сделал другой человек. Но я не люблю болтать попусту. Человеческая жизнь и надежда – совсем не игрушки. Отец учил говорить меня только по факту свершения дела. Вот когда все бумаги будут оформлены, тогда сообщу. До тех пор, я не вижу смысла его обнадеживать. В любом случае, процесс уже запущен и парнишке нужно немного подождать.

Что же касается…

Мда… Я сам подошел к нему и отобрал сигарету. Образ паренька не выходил у меня из головы, и я не удержался таким нехитрым способом прикоснуться к нему. Планировал на этом остановиться. Однако санитар сам меня догнал. И достал.

Согласен. Я поддался чувствам пригласив его в кабинет. Всего лишь на мгновение. Так или иначе, я рассчитывал, что он перепугается и отступит. Но не тут-то было. Поцеловав его пересохшие губы, я почувствовал не только соль на губах и запах сигарет, но и то, как он завелся от моего прикосновения. Это-то теперь и сбивает меня с толку. Девственник? Он не шутил?

Вполне может быть, что паренек действительно захотел получить выгоду из моей симпатии, только сам не ожидал, что его собственное тело вытворит при моем приближении.

Забавно…

Хотя он ошибается. Я не воспользуюсь его наивностью. Пусть оставит свой телефон и когда все завершится с его братом, мы поговорим об этом. Будет ли еще в нем эта страсть? Если да – я с радостью отвечу. Лука, прекрасный юный чертенок с горящими глазами и хоть и худым, но крепким телом. Все может быть, только вне работы.

Приложив пластиковый одноразовый стаканчик с водой ко рту, опять ощутил фантом прикосновения к губам Луки. Я специально сказал ему насчет сигарет. Себя хотел отвлечь. От того, как сильно разгорячился сам. Паренек неповторимо сексуальный, а попробовав его, остановиться уже невероятно трудно. По-моему, я даже слышал тихий и неуверенный стон, пробившийся сквозь его горячее дыхание. О, ему было очень жарко. И я бы пошел дальше. Если бы не моральные принципы. Я выпил несколько стаканов с водой подряд и лишь понизив свое сердцебиение, отправился обратно работать. Теперь день не побежал, полетел. Пациентов было много, и я больше не пересекался с Лукой. Когда уезжал домой, новостей от фондов по поводу его братишки тоже не поступало. Имело смысл взять паузу, что я и сделал.

Пока мчал по улицам промокшего после дождя города, представлял, как проведу вечер в спокойной тишине и завершу изучать учебник по медицине, подаренный мне на последний день рождения одним знакомым коллегой из Японии. По приезду загнал мотоцикл на подземную закрытую парковку нового дома, в котором живу. Я не покупаю в этом городе квартиру, снимаю. Все еще не уверен, что останусь здесь и если останусь, то насколько. Войдя в лифт на парковке, нажал кнопку девятого этажа. Я арендую двухуровневый пентхаус, вход на который есть только на девятом. Оттуда открывается неплохой вид на город, уже не слышно машин и людские голоса. Открытое пространство за окнами, что мне и нужно после работы. Тишина и покой.

Я потерял надежду на отдых сразу после того, как распахнулись двери лифта. Возле порога в мой пентхаус стоял Лука. Я его узнал, со вчерашней встречи на улице он ничуть не изменился. Вымокший под дождем до нитки, парень стоял у меня на пороге и держал в руках бутылку с красным вином. В Германии у меня бы язык не повернулся назвать это вином, но для здешних мест, это вполне достойный напиток. Я вышел из кабины лифта и молча уставился на непрошенного гостя. Впору бы было его прогнать, разговаривать с ним пока не собираюсь, я тверд в своем решении раньше времени не возрождать в его голове бессмысленную надежду. С другой стороны, выгнать его в таком виде – тоже было бы жестоко с моей стороны. Хмуро осмотрев мальчишку с ног до головы, эти его прилипшие мокрые волосы к высокому лбу, хитрые рыжие глаза, которые даже в такой ситуации переливались теплым задором, синяки под ними от хронического недосыпа. Похоже, мальчишка и вправду живет в больнице.

Больше не раздумывая, обошел его, открыл дверь своим ключом и распахнул ее перед ним, произнеся лишь одно слово:

– Входи.

Пожалуй, ничего плохого не будет, если я его накормлю и заставлю выспаться. У меня есть свободный диван, а я вполне адекватный человек, чтобы не смотря на все свое желание его тела, не набрасываться на несчастного. Раз уж я спасаю его младшего брата, почему бы и ему самому не помочь? Именно так. На данный момент я даже мысленно не хочу оценивать свою заинтересованность в его персоне. Я должен ждать и быть холодным в этом ожидании. Я старше, поэтому вся ответственность за начало наших отношений на мне.

– Я… я не придумал ничего лучше, – неловко замявшись на входе, пробормотал парень и поставил на тумбочку бутылку. – Вы же сказали, что цветы и конфеты не вариант, вот я…

– Снимай ботинки и проходи, – велел я ему безэмоционально. – В комнату.

Лука безропотно выполнил приказ, подцепив носками поношенные кроссовки и оставив их в коридоре.

– Куртку тоже сними, – напомнил ему, остановившись в проходе на кухню.

Санитар окончательно засмущался и чуть было не испачкал мне диван. Я не думаю, что расстроился бы от этого. Скорее наоборот, как бы не одергивал себя, я очень рад, что он здесь. Однако сидеть в мокрой куртке тоже не слишком-то удобно.

– Ага, – сказал Лука коротко и, вернувшись к вешалке, оставил на ней мокрую куртку.

– За вино – спасибо. Но мы сперва позавтракаем. А потом спать. Ты останешься на диване в гостиной. Не бойся, он вполне удобный. Прости, но это все, что могу предложить. Мне сегодня не до свиданий.

Я мысленно ухмыльнулся, заметив в какой-то момент внезапный испуг в его глазах. Мальчишка натурально испугался. Конечно. Шел сюда с расчетом отдаться мне? Я ему нравлюсь! Как же. Хотя, после нашего короткого поцелуя, может быть что-то в нем и зашевелилось. Но, однозначно, не до того. Так или иначе, я не заострял на этом внимания. Если продолжу на него смотреть, могу и действительно поддаться.

В моем холодильнике со вчерашнего дня лежал кусок лазаньи, который я поставил разогреваться в духовку. А пока заварил чай на двоих. К моменту, как все было готово, уже передумал завтракать. Санитар не остался в комнате, как я его попросил, а пришел ко мне на кухню и уселся за стол, послушно ожидая, когда же я освобожусь. И его присутствие, чересчур близкое присутствие, в несколько минут довело меня до предела. В результате, я сервировал завтрак на одного и, поставив перед ним еду, велел:

– Извини, тебе придется позавтракать в одиночестве. Пока ты здесь, я приготовлю тебе постель в гостиной. Если захочешь в душ – он есть на первом этаже, там же чистые полотенца. Курить можешь на балконе. Пепельницы у меня нет, возьми что-то из посуды, что тебе приглянется.

Как сам с собой поговорил. Лука перепугано смотрел на меня исподлобья своими лисьими карими глазами, даже не моргнул в знак того, что он меня услышал. Я мог бы добиться от него ответа или как-то завязать разговор, но каждая следующая минута в этом маленьком пространстве наедине с ним, грозила перевернуть вечер в противоположную сторону с моими планами.

– Приятного аппетита.

Пожелав это, я вышел из кухни. Взбежал по прозрачным стеклянным ступенькам на второй этаж, взял во встроенном в стену шкафу дополнительную подушку, одеяло и простынь, и вместе со всем этим спустился вниз. Парня в гостиной не было. Я не стал проверять, что он делает на кухне. От греха подальше. Оставил все это на диване, расстелить, я надеюсь, он сможет и без моей помощи, и вернулся на второй этаж. Принял холодный душ, на всякий случай надел боксерки, хотя обычно я так не делаю. Сейчас это скорее была мера безопасности против меня самого. А еще через минуту, я уже опустился на свою кровать, которая стояла ногами к окну, заменявшему здесь целую стену, и с которой открывался еще более крутой вид на город, чем этажом ниже. Одно из окон было приоткрыто и очень скоро в комнату затянуло дым от его сигарет, лишний раз напомнив мне, что я в доме не один.

И… сон не шел. Запах сигарет мгновенно заполнил всю мою спальню и свел меня с ума. Он спровоцировал в моей памяти кадры с его губами, с его глазами и тонкими запястьями. Лежа на спине, я положил руку на глаза и запретил себе думать об этом. Пролежал так с полчаса. Пока…

Пока где-то за изголовьем кровати не послышались легкие шаги по тем самым стеклянным ступенькам. По полу ступали мокрыми босыми ногами, парень явно успел побывать в душе. Шаг. Еще шаг. Еще. Теперь он уже топтался по ковру в моей спальне. Робко, стараясь идти почти бесшумно, достиг моей кровати. Я не убирал руку с лица, надеясь, что он решит, я сплю и уйдет. Но моя грудь, не прикрытая одеялом, стала вздыматься все выше и выше, красноречиво выдавая мое волнение. Я надеялся до последнего, понимая, что, если он сделает шаг, я не смогу его прогнать.

Матрас подо мной прогнулся, под одеяло залетел холодок и в следующее мгновение прохладная рука Луки легла на мою грудь. Я сжал пальцы той руки, что была с другой от него стороны под одеялом, в кулак. Это не помогло. Парень подтянулся и сперва я услышал запах мыла, а потом почувствовал его слюну на своих губах. Мне сорвало крышу. В момент я заключил Луку в свои объятия и повалил на спину!

Глава 6

За свою рабочую смену я успел прошерстить кучу информации в сети о том, что нравится таким парням. Если он думает, что меня могут остановить эти его усмешки и холодность – сильно ошибается. У меня есть цель и я ее добьюсь. Моя мать не раз спала со всякими уродами за бутылку, а потом и за дозу. Контингент разный, но цели она добивалась. Я никогда и не тешил особых иллюзий по поводу себя. И предрассудки тоже не мое. Когда ты должен выживать, а не жить, каждый день решать, где тебе спать и что есть, ты не особо выбираешь. Этому хирургу с золотыми руками, которые должны спасти от смерти моего брата, нравятся парни. Что в этом такого? Надо будет, я не только буду спать с ним, но и убирать в его доме, пылинки сдувать с его обуви, пока он не поставит Тимура на ноги. Мне посчастливилось. Сегодня я понял, что каким-то чудом понравился ему, но он почему-то не захотел воспользоваться моим согласием. Значит, я пойду в атаку. Я не очень понимаю, что принято в его мире. Ухаживать? А если ухаживать, то, как это должно выглядеть?

Я начитался всего. Народ говорит, что в таких отношениях нельзя допускать неуважения. Типа прикалываться, кто доминирует, а кто нет. Начитался, что в первый раз может быть больно. Спорю, что это будет не настолько больно, как бывало, когда меня били на улице. И в ментовке. Конечно, на всякое можно натолкнуться, но если реально бить и резать не станет, то я это переживу.

Мне удалось узнать у старшей медсестры его домашний адрес (сгонял в перерыве для нее за шоколадкой). Ему купил вина. Насколько я понял, с пустыми руками явиться и просто заявить «готов с вами переспать», не пройдет. Я просмотрел с десяток роликов с подробностями, как и что надо делать. Старался быть внимательным, понять. Но это тяжело, если никогда не имел практики.

И как бы тщательно я ни готовился к этой встрече наедине, все равно струхнул, когда увидел его вышедшим из лифта. Немец возвышался надо мной, на его больших плечах висела мокрая кожаная куртка, а в руке болтался блестящий от воды мотоциклетный шлем. Вебер окатил меня сердитым взглядом ледяных глаз, но не прогнал. В последствии удивил еще больше, предложив переночевать у него на диване и накормив ужином. Честно говоря, я так опешил от этого поведения обычно недружелюбного и холодного немца, что съел все, что он оставил для меня. Потом взял салфетку, скрутил из нее рожок и вместе с ним отправился на балкон. Курил, скидывая пепел в рожок, что зажимал в руке, которая ходила ходуном. На деле все оказалось гораздо страшнее, чем мне представлялось сидя на работе. Он живет в крутой квартире, в новом доме. Ездит на крутом мотоцикле, а у него еще и машина есть, на которую он скоро пересядет. Как только наступят реальные холода. Богатый, успешный, умный и слишком красивый. Что он делает в нашем захолустье? Я еще какое-то время смотрел себе под ноги, туда, где простирался наш городок. Выкурил еще одну сигарету, закрыл дверь на балкон и только тогда отправился в душ. Войдя в туалет на первом этаже его пентхауса, кинул в унитаз бумажный рожок вместе с окурками и пеплом. Смыл. Он сказал взять для окурков посуду, но как я мог? Что-то испортить в его доме? И без того надымил, а ведь Вебер сам не курит. Не сомневаюсь, соблюдает здоровый образ жизни. Все об этом говорят.

Залез в душ и пустил воду. Тщательно вымылся. Во всех местах. Чтобы у меня все получилось, я должен ему нравиться. А потом еще немного нерешительно потоптался на полу в его ванной комнате и, беззвучно выдохнув, направился по ступенькам наверх.

Вебер лежал на спине в своей кровати. Широкую мужскую грудь ничто не скрывало, легкое одеяло заканчивалось в районе его твердого пресса. Я не видел его глаз, их немец прикрыл мощной рукой и вроде бы как спал. Я не стал медлить. Если он не спит, то моя нерешительность ему точно не понравится. Я прочитал, что парни к этому относятся очень серьезно. Если тебе нравится – это должно быть видно. Поэтом и залез к нему под одеяло.

Поэтому и сам подтянулся к его губам и прикоснулся к ним своими губами.

И не заметил, как оказался на лопатках, прижатый к мягкому матрасу его большим телом! Вебер был очень аккуратен, он ответил на мой поцелуй с большой осторожностью, но и не меньшей страстью. Повалив меня, он втянул воздух через ноздри и выдохнул лишь через минуту, тогда, когда, сжав своими руками мои плечи и удерживая меня на матрасе, уткнулся горячим лбом в район моего солнечного сплетения.

– Ты… – тяжело проговорив это, выдавил хирург. – Ты зря пришел, Лука. Тебе не нужно ничего делать, твой брат уже получает помощь. Твоя смелость тебе ничего не даст.

В эту секунду, там, под одеялом, моему телу было как никогда жарко. Вебер лежал на мне голом, он был в трусах, а я нет. И… правда была в том, что мне не было необходимости разыгрывать какую-либо симпатию к нему. Мое тело сделало это за меня, наглядно продемонстрировав хирургу мои чувства. Я боялся что-то говорить. Я боялся, что он меня прогонит. И, самое страшное в этом было то, что боялся не только из-за своей цели. Крупное и сильное тело немца накрывало меня и не давало пощады, даже шанса на отступление. Я успокаивал себя тем, что это всего лишь момент. Необычная ситуация, поэтому я так неадекватно реагирую на него.

Как будто услышав мои мысли, Вебер отпустил одно мое плечо и, все еще упираясь в меня своим лбом, нежными пальцами медика погладил несколько раз мою набухшую эрекцию. Он тяжело дышал, в отличие от меня. В тот момент вообще забывшего, зачем человеку кислород.

– Wahnsinn… – судя по интонации, выругался Генрих и коснулся губами моей кожи, все там же, прямо под солнечным сплетением. – Это безумие! Ты должен уйти. Прямо сейчас!!!

Прорычав последнее предложение, хирург оттолкнулся от меня и резко лег обратно. В ту же позу, в которой спокойно лежал до моего прихода.

Я выдержал паузу, судорожно перебирая в пустой голове, что сказать. А голова отказала. Совсем отказалась думать. После его близости и нежных прикосновений его пальцев ко мне, в паху бушевал пожар, который я был не в силах остановить. Не знаю и не смогу с точностью сказать, что так подействовало на меня. То, что он парень? Или то, кто он? Первый достойный человек, который не только разговаривал со мной, но и пожелал быть рядом? Он – звезда нашего города. Своего рода бог. Он, великий Вебер и я, нищеброд Арский. Он великолепный. О нем говорят, им восхищаются, на него молятся, ведь каждый его жест, каждое движение рук – это чье-то магическое выздоровление, надежда на жизнь. А я…

– Лука, ты должен уйти, – даже его хриплый в эту минуту голос звучал подобно самой восхитительной песне, способной обласкать любой слух. – Я повторяю тебе, твой брат уже получает лечение, я в любом случае сделаю все, что смогу. Он теперь мой пациент.

Эти слова задели меня до глубины души и именно тогда я понял, что не должен себя сдерживать. Я сорвал с него одеяло. Окончательно. И молниеносно перекинув ногу через него, уселся на его твердый пресс, перехватил запястья хирурга и заставил убрать руки от его глаз, пригвоздив теперь уже его самого к той подушке, на которой покоилась его слишком умная голова.

Ледяные глаза, в которых играло незнакомое мне и ни одному на этой земле живущему человеку пламя, смотрели на меня исподлобья.

– Я же тебе сказал! – повторно прорычал хирург, спровоцировав мою ответную реакцию.

Видимо окончательно перегревшись, я ответил ему собственным несдержанным возмущением:

– А вам, что?! Непонятно еще, что я здесь не поэтому?!

Я внезапно разозлился на него! Сидел на нем голый. Даже тупой заметит мою эрекцию, в данный момент указывающую на потолок.

Накричал на него, а сам считал удары своего сердца. Их было много, при этом Вебер все молчал и буравил меня своими ледышками вместо глаз.

Мне надоело ждать. С каждой секундой крепло подозрение, что он меня в любом случае выставит вон. И я решил действовать! Вспомнив все то, что видел сегодня в сети, отпустил его сильные руки, которым не стоило бы никаких усилий выкинуть навязчивого санитара в окошко, и опустился ниже, сев между его ног. Хирург не пошевелился. Он словно не понимал, что происходит, или сомневался в том, как именно лучше от меня избавиться, поэтому медлил, дав мне тем самым шанс, попробовать что-то сделать. Я сделал. Неумело коснулся губами кожи под его пупком. Там, где уже начиналась мягкая мужская растительность. В голове промчалась мысль о том, что я не считаю это отвратительным. В больнице мне нередко поручают побрить больных перед операцией. Я не гнушаюсь никакой работы, если это работа. Однако сейчас, это не работа. Поймал себя на том, что волнительная дрожь в моих конечностях усиливается каждый раз, когда прикасаюсь к его коже. Именно по этой причине больше не оттягивал момент, немного приспустил резинку от его боксерок, и дотронулся кончиком своего языка до нежной кожи на набухшей эрекции немца. И сам не поверил в то, что произошло. Мой слух уловил его вымученный стон! Всегда холодный ко всем и ко всему человек оказался человеком, а не снежным королем! Мощное тело подо мной выгнулось в, с невероятной силой сдерживаемой, истоме. Он не произнес ни слова, только положил свои ладони мне на плечи, наверное, опять хотел оттащить надоедливого санитара, но и здесь я его опередил. Еще раз коснулся языком самого кончика его мужской силы. Услышал еще один стон. Божественные пальцы мягко сжались на моих ключицах, Вебер как будто хотел остановить меня, но в то же время не решался это сделать.

Я поднял глаза на Генриха. Его ресницы трепетали, холодные глаза накрыли веки, а голова запрокинулась назад. В этот момент и в эту секунду, неприступный врач полностью доверился подозрительному санитару, которого в этом городе никто кроме него и за человека не считал. Я так залюбовался им, что потерял счет времени, а он это почувствовал. Ледяные глаза вдруг медленно открылись и посмотрели на меня. Я так и не смог понять, как ледышка могла заставить расплавиться всего меня…

Вебер все-таки отодвинул работника низшего звена и поднялся сам, ловким движением опрокинув санитара обратно на лопатки.

– Ладно, если ты действительно этого хочешь и твое желание никак не касается твоего брата…

– Н… не… – я с трудом собрал слюну для того, чтобы сглотнуть и прочистить пересохшее от волнения горло, – не касается.

– Подожди здесь, не вставай, – велел он хрипло, и сам поднялся с кровати.

Отошел куда-то к шкафу, что-то где-то выдвинул, что-то взял и вернулся. Я лежал, как и велели, и не мог оторвать взгляд от его крепкой, атлетической фигуры. Вернулся Вебер с какой-то баночкой в руках. Это было похоже на крем или что-то подобное. Открутив крышку, немец зацепил немного мази подушечками пальцев и вернулся ко мне на постель.

– Тебе не стоит переживать за это, я все же врач. Обещаю, больно не будет.

Я может быть и хотел, но не сказал. О каком страхе он говорит? Уже несколько минут всего меня колотило оттого, как сильно я хотел его решительных, уверенных прикосновений. Возможно, я путал его отношение с отношением врачей, которым приходилось меня штопать в детстве, когда неоднократно попадал в больницу и столкновение с медицинскими работниками было единственным проявлением человеческой любви и заботы в моей жизни.

Склонившись надо мной и уперевшись одной рукой в подушку под моей головой, второй рукой Вебер все так же осторожно проскользнул пальцами у меня между ног и очень аккуратно нанес мазь на нежную кожу.

– Не передумал еще?

– Нет. Я… я хочу эт… этого.

Его заботливые пальцы мягкими круговыми движениями совершали массаж в районе моего копчика, а ледяные глаза внимательно наблюдали за моим лицом и как только они заметили что-то, чего я сам не заметил, Вебер велел мне перевернуться и встать на колени.