Текст книги "Валькирия. Женщина в мире викингов"

Кроме того, мы должны помнить о том, что женщины, о которых шла речь выше, являются вымышленными персонажами. Одни авторы потворствуют ожиданиям читателя, а другие сознательно их разрушают, как это происходит в сцене из «Саги о названых братьях», о которой мы подробнее поговорим чуть ниже. Женщина по имени Сигрфльод подстрекает малознакомых мужчин убить других двоих, причем речи о кровной мести тоже не идет, но чтобы добиться своего она использует тот же прием – обвиняет их в недостатке мужественности. Кроме того, если помнить о том, что это художественный вымысел, такого рода сцены вполне можно воспринимать вне исторического и культурного контекста. Возможно, что и сами авторы могли сталкивать персонажей с разными характерами лишь для того, чтобы продемонстрировать скрытые импульсы, которые руководят их поступками. Последователи Фрейда назвали бы такие сцена иллюстрацией того, как взаимодействуют «ид» и «эго». В этой модели проводником бессознательного начала выступает женщина, в то время как мужчина олицетворяет собой разум, сопротивляющийся низменным инстинктам[393]393
  Anderson, No Fixed Point.


[Закрыть]. Другими словами, объяснять, почему в сагах женщины подстрекают мужчин к мести, можно по-разному. Этот мотив может опираться на исторические реалии, но как только он оформлен в текст, то становится отражением и скандинавской культуры, и человеческой психики в целом.

Вдовы: повторное замужество и политика

Потеря мужа несла за собой не только горе и необходимость мести, если смерть была насильственной, она была непростым ударом и в чисто практическом отношении. Оставшись без главного кормильца и защитника, семья мгновенно становилась уязвимой для самых разных опасностей извне. Из саг мы узнаем, что процесс объединения разрозненных земель сопровождался большими человеческими потерями. Уделяя первостепенное внимание политике, авторы зачастую выносили за скобки тот факт, что у этих погибших были жены и дети, которые оставались без средств к существованию и должны были отстаивать свое право на наследство перед другими родственниками умершего. В «Сагах об исландцах» некоторые из таких случаев рассматриваются чуть подробнее.

В «Саге об Эгиле» мы встречаем женщину, которая становится вдовой дважды в течение нескольких лет: каждый раз, как только она теряет мужа, ее поспешно принуждают к новому браку. Сигрид, дочь Сигурда, родилась и выросла в конце IX века в городе Саннес на норвежском острове Алста. Это потрясающе красивое место с живописной горной грядой. Рассказчик скуп на детали: мы знаем только то, что Сигрид была единственным ребенком Сигурда, местного богача, и, соответственно, наследницей приличного состояния. Следующее упоминание о Сигурд, как это часто водится в сагах, мы встречаем только в момент, когда ее выдают замуж за Барда. Его отец тоже богат и живет в ста километрах от Саннеса. У Барда был лучший друг по имени Торольв. О них рассказчик говорит так: «Они равны красотой и ростом, силой и всеми достоинствами; и Торольв, и Бард были любимцами конунга [короля Харальда Прекрасноволосого]». Кажется, что их ждет блестящее будущее, но буквально через пару лет после женитьбы на Сигрид Бард оказывается смертельно ранен в бою. Испуская последний вздох, он просит у короля разрешения на то, чтобы все его наследство, включая жену и сына, перешло другу Торольву, которому он доверяет «больше, чем остальным людям»[394]394
  Сага об Эгиле. / Пер. С. С. Масловой-Лашанской.


[Закрыть]. Король дает согласие, после чего Торольв плывет к дому Барда, чтобы сообщить Сигрид печальную новость. Реакция вдовы была такой:

«Выслушала Сигрид эту весть, и смерть мужа была для нее тяжелой утратой. Но Торольв был ей хорошо знаком и раньше. Она знала, что он – достойнейший человек и что не могло быть лучшего брака, чем с ним. Да к тому же такова была воля конунга. Тогда она решила, и ее друзья поддержали ее в этом решении, дать согласие на брак с Торольвом, если ее отец не будет против. После этого Торольв стал распоряжаться в вотчине Барда и управлять в фюльке как лендрманн конунга»[395]395
  Там же.


[Закрыть].

Хотя рассказчик и вкладывает в уста героини слова скорби, ее согласие на замужество с Торольвом выглядит как хорошо обдуманное прагматичное решение, основанное на здравой оценке своего положения. Так как ее муж погиб на войне, мстить некому. Но какого-то более-менее вдумчивого анализа того, что могла чувствовать вдова по поводу смерти мужа или в отношении своего нового супруга, мы опять не дождемся, равно как и ее размышлений по поводу того, как ей жить дальше. Рассказчик пунктирно обозначает эти события и спешит дальше, а сама Сигрид волнует его лишь как связующее звено или «разменная монета» между двумя мужчинами.

Но симпатии властителей не вечны: однажды Торольв впадает в немилость к Харальду, который убивает своего лендрманна и сжигает его дом дотла. Оставшаяся в живых Сигрид, которая потеряла и мужа, и отца, возвращается в родной Саннес, где становится состоятельной и полновластной хозяйкой. Ей недолго суждено оставаться вдовой. Вскоре конунг призывает Эйвинда «Ягненка» и объявляет о своем решении: «Я даю тебе в жены вдову Торольва, а также добро, которым он владел». Счастливый жених спешит к Сигрид, чтобы сообщить ей волю короля. И вновь рассказчик предельно сухо информирует нас о том, что она «не видела другого выхода, после всего, что было, как подчиниться этому решению»[396]396
  Там же.


[Закрыть]. Вскоре у пары рождается двое детей, после чего о Сигрид мы больше ничего не слышим.

Оба повторных замужества Сигрид заключаются под давлением короля, но если перспектива второго брака не представляется ей ужасной (Сигрид, по крайней мере, знала заранее, что Торольф был прекрасным человеком), то третий ей был откровенно навязан против всякой воли. Более того, она узнает о решении короля буквально сразу после смерти мужа, когда она еще не успела оправиться от того, как на ее глазах сгорел дом. Кончина отца не оставляет ей шансов на то, что кто-то позаботится о более благоприятном замужестве. При этом сама она, учитывая ее родословную и размер унаследованного состояния в глазах мужчин продолжает оставаться более чем завидной партией, даже несмотря на наличие детей от предыдущих браков. В других сагах функцию короля, берущего на себя ответственность за то, чтобы снова выдать вдову замуж, выполняют ее родители. В предыдущей главе мы обсуждали то, как Гримхильд уговаривает только что потерявшую мужа Гудрун принять предложение Атли, запугивая ее безрадужными перспективами одинокой старости. Но чаще всего инициаторами повторных браков были все же отцы или братья. Мы также можем вспомнить о судьбе Турид из «Саги о людях с Песчаного берега». Ее властный брат Снорри Годи выдает сестру за богатого, но не слишком знатного викинга, который мечтает о том, чтобы упрочить свое положение в обществе (см. главу 3). При этом Снорри демонстрирует еще меньшую, чем в «Саге об Эгиле», озабоченность личным счастьем самой девушки. Саги изобилуют примерами того, как вдов выдают замуж помимо их воли. В этом смысле их положение ничуть не лучше юных девушек, только ожидающих своего первого замужества.

Хотя эти примеры и являются художественным вымыслом, тот факт, каким будничным тоном рассказчики сообщают нам о повторных браках, заключаемых без согласия самих вдов, говорит нам о том, что в эпоху викингов это, по всей видимости, было вполне распространенной практикой. Согласно кодексам законов, вдовы должны были иметь право отвергать не понравившихся им женихов, но случаи Сигрид и Турид доказываю нам, что на практике это не всегда представлялось возможным. Суровые условия жизни той эпохи были таковы, что собственность женщины и сама ее личность могли быть как присвоены более властными мужчинами, так и служить предметом торга между ними. В случае Сигрид ее повторный брак политически выгоден королю – он использует ее наследство и социальный статус, чтобы вознаградить своего слугу и тем самым заручиться его поддержкой на будущее, а самой женщине ничего не остается, кроме как подчиниться этому выбору. Маловероятно, что в такой ситуации родственник-мужчина мог противостоять королю. И действительно, отец Сигрирд никак не упоминается в эпизоде, связанном с ее обручением с Торольвом. Таким образом, даже несмотря на внушительное состояние и знатное происхождение, многие вдовы, скорее всего, не могли принимать самостоятельных решений такого рода.

Жизнь вдов

В сагах помимо случаев принуждения вдов к повторному браку мы также встречаем довольно примеров того, как женщины самостоятельно делали этот выбор, руководствуясь скорее прагматическими, нежели романтическими соображениями. Ведение домашнего хозяйства само по себе не было легким занятием. Хотя вдовы и могли нанимать работников-мужчин для выполнения наиболее тяжелой работы или в качестве управляющих, но заниматься отстаиванием своих прав или защищать честь семьи в одиночку было непосильной задачей. В «Саге о названых братьях» мы встречаем сразу несколько примеров того, насколько беззащитной перед лицом мужской агрессии может оказаться вдова-одиночка. О персонаже по имени Грима рассказчик сообщает, что она «была вдова, и женщина довольно зажиточная». У нее в подчинении работает лишь один мужчина раб Кольбак. К дочери Гримы, которую зовут Тордис (см. также главу 2), повадился ходить местный сердцеед Тормод. После того как среди соседей поползли слухи об их отношениях, Грима предлагает молодому человеку жениться на Тордис или перестать ее преследовать. Очевидно, что Тормод прекрасно понимает, какую угрозу его визиты представляют для чести девушки, но, выдержав для приличия небольшую паузу, он снова начинает ее навещать. Не зная, как иначе справится с ситуацией, Грима прибегает к магии: она околдовывает Кольбака и вкладывает в его руку тесак, при помощи которого тот должен убить Тормода, но вместо этого раб наносит ему тяжелое ранение в руку. Не дожидаясь его выздоровления, Грима дарует Кольбаку свободу и отправляет его на корабле в Норвегию. Тут она снова использует магию, чтобы обеспечить ладье попутный ветер и спасти бывшего слугу от преследования. Мы не можем не восхищаться находчивостью Гримы, но тот факт, что она вынуждена прибегать к колдовству, говорит нам об отсутствии у нее иных вариантов в реальности. Случись такая ситуация в жизни, одинокая вдова вряд ли смогла защитить свою дочь от угрожавшего ей бесчестья. Получается, что «Сага о названых братьях» призывает нас сочувствовать женщинам, у которых нет возможностей противостоять мужской агрессии[397]397
  Jóhanna Katrín Friðriksdóttir, Women in Old Norse Literature, ch. 2.


[Закрыть].

Магия – мощный инструмент в воображаемом мире, в реальной жизни рычагом давления в подобной ситуации могли бы стать деньги. К другому способу отстоять свои интересы прибегает еще одна героиня «Саги о названых братьях», это снова подстрекательство. Вдова с редким именем Сигрфльод жила в одиночестве в Ледяных фьордах (Jökulfirðir), на севере Исландии. Рассказчик описывает ее так: «она была умна, и о ней шла добрая слава: многим ее советы шли впрок». А соседи женщины – отец и сын – напротив, имели репутацию местных бандитов и головорезов: они крадут по всей округе еду и имущество, избивая всех, кто пытается им помешать. Местный вождь Вермунд, в обязанности которого входило поддержание порядка, позволяет им бесчинствовать в обмен на взятки.

Сигрфльод больше других страдает от нападок соседей, но когда из-за снежной вьюги главные герои саги – Торгейр и Тормод – просят у вдовы убежища на ночь, она видит в этой ситуации прекрасную возможность решить свои проблемы. Сначала она между делом просит приятелей разобраться с разбойниками, но они вежливо отказываются. Тогда Сигрфльод прибегает к хитрости, заявляя следующее: «Вы мните себя большими удальцами, пугая плюгавых людишек, но сразу трусите, едва доходит до испытаний»[398]398
  Сага о названых братьях. / Пер. А. В. Циммерлинга.


[Закрыть]. Ее тактика срабатывает: братья поклялись следовать примеру доблестных героев прошлых времен, поэтому, когда их храбрость подвергается сомнению, это мгновенно вызывает реакцию. Для большинства второстепенных героев этой саги, то есть простых землевладельцев, понятия о доблести, разделяемые назваными братьями, могли показаться странными. Остальные соседи Сигрфльод озабочены тем, чтобы собственным трудом зарабатывать себе на жизнь. На них слова вдовы вряд ли бы подействовали, но Торгейр и Тормод реагируют на насмешки ровно так, как она и рассчитывала: они немедленно вскакивают, хватаются за оружие и убивают нарушителей спокойствия. Сигрфльод больше не о чем волноваться.

Но вдова не останавливается на достигнутом. Она едет ко двору Вермунда, чтобы сообщить ему о смерти своих обидчиков, с которых он брал взятки. В ответ вождь сердито хмыкает, но Сигрфльод тут же дает ему пощечину, резко упрекая за то, что он не выполняет своей прямой обязанности защищать простых людей:

«Многие скажут, что они [сводные братья] убили их вовсе не наперекор вам: скорее, можно решить, что они совершили это убийство за вас. Кто же должен карать бесчинства, грабеж или разбой, если не вы, кого называют правителем округи? Кажется нам, что Торгейр и Тормод совершили то, что должны были сделать, либо приказать сделать вы сами, да и вы согласитесь со мной, если не будете видеть это дело в ложном свете»[399]399
  Там же.


[Закрыть].

В этом монологе Сигрфльод открыто осуждает Вермунда за его бездействие. Это неслыханная дерзость и читатель уже ждет, что отважная вдова вот-вот попадет в беду, но она прекрасно понимает свое положение, поэтому «вынимает из-за пояса кошель и сыплет деньги Вермунду на колени». Как не без иронии отмечает рассказчик, «серебро было хорошим, при виде подарка Вермунд уже не хмурил брови». Ситуация оказывается улаженной. На этом линия Сигрфльод обрывается, но мы запомним ее как проницательную женщину, которая с максимальной для себя выгодой использует любые возможности, предоставляемые ей судьбой. Исход этого сюжета представляется настоящим торжеством протофеминизма, венчая собой историю о страхе, разочаровании и гневе, которые наверняка испытывали женщины эпохи викингов, находясь в положении беззащитной жертвы.

Методы решения проблем, к которым прибегают Сигрфльод и Гримма, кажутся нам оправданными с учетом обстоятельств, а сами они предстают чуть ли не самыми симпатичными персонажами саги. Этот необычный текст представляет собой редкий пример резкой критики со стороны рассказчика в отношении гендерного и классового угнетения женщин. Хотя «Сага о названых братьях» и была написана в XIII веке, она затрагивает проблематику, которая, бесспорно, волновала людей и в эпоху викингов. Это вопросы, касающиеся мужского превосходства и насилия, злоупотребления властью, как в случае с вождем Вермундом, и бесправия женщин. Ситуации, с которыми сталкиваются вдовы Сигрфльод и Гримма, наверняка могли произойти и в реальной жизни. Мотив подстрекательства, часто встречающийся и в других текстах, в случае с «Сагой о названых братьях» используется именно для того, чтобы изобличить эти проблемы и заострить на них внимание.

Положение вдовы как преимущество

До этого мы рассматривали статус вдовы исключительно как источник потенциальных бед и угроз для женщины, оставшейся без мужа. К числу жительниц Уппланда, которые воздвигали рунические камни в честь своих родных, относится и Эстрид из Таби. Она увековечила память о своем первом муже Эстене, о трех сыновьях и втором муже Ингваре, с которым она жила в Харгсе. После смерти последнего Эстрид вернулась в Таби к родным, оставшимся от ее первого брака. Несмотря на свой преклонный возраст, Эстрид не сидела без дела, а занималась улучшением местной инфраструктуры, участвуя в работах по строительству мостов и обустройству дорог. О значимости ее вклада свидетельствуют другие рунические камни, которые установил внук женщины[400]400
  U 136, U 137, U 301, U 101, U 143, U 147.


[Закрыть]. После смерти Эстрид была похоронена рядом с первым мужем и их сыном. Среди погребальных подношений в ее захоронении были обнаружены гирьки для весов. Это говорит о том, что при жизни она могла заниматься торговлей (отсюда, вероятно, и ее интерес к улучшению инфраструктуры региона). В могиле также был обнаружен ларец с ключом, свидетельствующий о том, что у Эстрид были ценные вещи, которые стоило хранить под замком[401]401
  Andersson and Boije-Backe, Jarlabankeättens gravplats vid Broby bro, 33–4; Winroth, Age of the Vikings, 159.


[Закрыть]. Все эти факты говорят в пользу того, что эта женщина обладала достаточным положением и властью для того, чтобы принимать деятельное участие в общественной жизни. Вероятнее всего, сыграли свою роль и родственные связи: она была крестницей и тезкой шведской королевы Эстрид (мачехи смелой Астрид, которая вышла замуж за короля Норвегии).

Мы не знаем точно, какой веры придерживались родители Эстрид: в середине XI века, когда она появилась на свет, христианство в тех краях все еще было в новинку. При этом кресты на камнях, установленных позже по ее указанию, явно свидетельствуют о том, что она приняла новую веру[402]402
  Winroth, Age of the Vikings, 158.


[Закрыть]. Вскоре после крещения первых конунгов в Швеции появилась традиция, согласно которой богатые вдовы жертвовали средства на постройку мостов. Это особенно верно для таких провинций, как Уппланд и Сёдерманланд[403]403
  Gräslund, Gud hjälpe nu väl hennes själ, 225.


[Закрыть]. Рядом с мостом обычно устанавливали камень с упоминанием дарителей, а также тех, в память о ком они это делали. Одна из женщин – некая Ингерун, дочь Орда – без лишней скромности оставила посвящение самой себе[404]404
  U 605.


[Закрыть].

Рунические надписи, выполненные по заказу женщин в XI веке, обычно содержали слова молитвы за душу их родственников, которые могли также сопровождаться рисунками. К примеру, на большом плоском камне в Рамсунде надпись окружена иллюстрацией к сюжету о легендарном герое Сигурде, убийце дракона. При первом взгляде кажется, что изображение не имеет ничего общего с текстом, который гласит, что «Сигрид, дочь Орма, воздвигла мост в память о Хольмгейре, отце ее мужа Сигрёда»[405]405
  Sö 101.


[Закрыть]. Тем не менее рисунок со сценами из юности героя придают надписи дополнительный смысл. На камне мы видим, как Сигурд изучает язык птиц и убивает дракона, пронзая его мечом. Как же два эти сюжета из древних легенд связаны с проявлением христианского благочестия и почему женщина сочла уместной разместить на камне изображение мужчины, упивающегося своим подвигом? По всей видимости, в сознании Сигрид фигура героя Сигурда рифмовалась с фигурой архангела Михаила, победившего Люцифера[406]406
  Bertelsen, Sigurd Fafnersbane sagnet som fortalt på Ramsundsristningen, 5–32.


[Закрыть]. Жертвуя средства на постройку мостов и других сооружений, вдовы тем самым пытались увековечить память о себе и своих родных, но, как доказывает камень в Рамсунде, этот поступок имел и иное, более духовное значение. Судя по отсылающим к религиозным сюжетам изображениям, реальные мосты должны были – по мнению тех, кто их возводил, – способствовать переходу умерших в мир иной и спасению их душ. Отчасти эта убежденность может восходить к языческим временам, когда люди бросали мечи в воду рядом с мостами в качестве подношения высшим силам, но с приходом христианства эта традиция была адаптирована к новой системе верований[407]407
  Gräslund, Gud hjälpe nu väl hennes själ, 227; Lund, Thresholds and Passages.


[Закрыть].

У этих женщин явно было достаточно средств для финансирования такого рода проектов, но помимо денег они могли черпать независимость и из способности к передвижению, скорость которого в эпоху викингов набирала обороты. Покинув родное поселение, многие вдовы пытались избежать участи быть выданными замуж повторно против своей воли. Одной из таких женщин была Фридебург, зажиточная торговка, которая жила в Бирке в середине IX века, примерно за двести лет до того, как Эстрид начала устанавливать рунические камни в Уппланде. Мы знаем о ней из воспоминаний Римберта, ученика христианского миссионера из Германии по имени Ансгар, посещавшего Швецию. Сама страна на тот момент еще не обратилась в христианство, что не мешало исповедовать его отдельным людям. В этом трактате Фридебург восхваляется как исключительно набожная женщина, но при этом, что необычно, Римберт считает своим долгом подчеркнуть ее независимость и богатый образ жизни[408]408
  Vita Anskarii auctore Rimberto, 44–6.


[Закрыть]. На момент встречи с миссионерами она уже овдовела и живет с дочерью по имени Катла, которая позднее даже заслужит упоминания в сагах[409]409
  Разные варианты в написании могут указывать на то, что континентальные писцы были незнакомы с этим именем.


[Закрыть]. Мы также узнаем о том, что Фридебург не скупилась на дары церквям. В частности, она совершила много подношений храму в городе Дорестаде (Нидерланды), который тогда был важным торговым центром. Мы не знаем, была ли Фридебург (или ее бывший муж) коренной скандинавкой, но если это так – в пользу этой версии говорит тот факт, что имя Катлы встречается в скандинавских сагах, – то дары, оказываемые церквям, расположенным в других, довольно отдаленных городах, свидетельствуют о размахе ее деятельности. Кроме того, мы можем предполагать, что Фридебург, овдовев, предпочла остаться незамужней, а проживание вдали от родственников – в городе, где велась активная торговля, – избавило ее от принуждений к новому браку.

Безусловно, упорство было важным фактором в стремлении добиваться желаемого вопреки обстоятельствам, о чем свидетельствуют письменные источники. Согласно «Саге об Эйрике Рыжем», одним из величайших достижений из всех, на которые когда-либо отваживались женщины, был побег Унн «Многомудрой» из родных шотландских земель и ее путешествие в Исландию. Семья Унн приехала на Британские острова из Норвегии, после чего она вышла замуж за конунга Олава «Белого», правившего в Дублине до того, как его убили в одном из непрекращающихся в те времена сражений[410]410
  Сага об Эрике Рыжем. / Пер. М. И. Стеблин-Каменского.


[Закрыть]. В следующий раз мы встречаем Унн уже в «Саге о людях из Лососьей долины»: она потеряла мужа, после чего вспыхнуло очередное противостояние между скандинавами и шотландцами. Ее сын Торстейн тоже погибает в бою, после чего над Унн и ее оставшимися в живых родственниками нависает угроза быть взятыми в плен. Но благодаря своему упорству Унн удается раздобыть ладью и сплести (или купить) парус, после чего она вместе с большим числом последователей отплывает в Исландию. Рассказчик уверяет нас в том, что «не было другого случая, чтобы женщина сумела спастись от такой грозной опасности с таким большим богатством и столькими спутниками. Уже из этого видно, что она сильно выделялась среди всех остальных женщин». Это описание Унн как женщины крайне храброй и решительной согласуется со многими другими письменными источниками, в которых она упоминается[411]411
  Сага о людях из Лососьей долины. / Перевод В. Г. Адмони и Т. И. Сильман. Перевод стихов А. И. Корсуна.


[Закрыть]. Как мы уже говорили во второй главе, Унн в новых землях, далеко за Оркнейскими и Фарерскими островами, крайне успешно выдает замуж двух своих маленьких внучек, после чего поселяется в Хвамме, который сохранит за собой статус важного «места силы» вплоть до Средних веков. Мы не знаем, как долго Унн прожила после этих событий, но, исходя из дальнейшего текста саги, она была безраздельной правительницей Хвамма, раздавая земельные наделы соратникам и устраивая личную жизнь своих детей и внуков (см. также главу 6). О том, как Унн удалось занять эту территорию, рассказывается не совсем так, как о захвате земель воинами-мужчинами, но пример Унн позволяет предполагать, что порой женщины могли демонстрировать отличные лидерские качества, особенно если этого требовали обстоятельства[412]412
  Clunies Ross, Land-Taking and Text-Making in Medieval Iceland, 177.


[Закрыть].

Случай Унн описывается в саге довольно подробно, что свидетельствует о его исключительном характере, но при этом он не был единичным. Если судить по отдельным топонимам, то среди переселенцев, приехавших из Скандинавии в Англию в X веке, во время правления короля Кнута, были женщины-одиночки. В «Книге о занятии земли» мы встречаем упоминание о тринадцати женщинах без мужей, которые получали земельные наделы в Исландии[413]413
  Jesch, Women in the Viking Age, 75‒8; Callow, Putting Women in Their Place?


[Закрыть]. Женщина по имени Торгерд теряет своего мужа по пути в Исландию по неустановленной причине; еще один мужчина был убит людьми короля Харальдя прямо перед отплытием, в то время как его вдова Асгерд все же отправилась в путь вместе с сыновьями и по прибытии «заняла землю между Кручей Лачужной Земли и Лесным Потоком»[414]414
  Книга о занятии земли. / Пер. Т. Ермолаева.


[Закрыть]. Наличие столь разных историй интригует само по себе, не говоря о том, что составители «Книги», живущие в XII и XIII веках, относились к ним как к важным историческим свидетельствам. При том что женщин-одиночек среди переселенцев было не так уж и много, авторы письменных источников считают, что чаще всего они оказывались в этом положении в результате внешних обстоятельств, а не самостоятельного выбора. Интересный пример того, как обособленно живет великанша, можно обнаружить и в «Младшей Эдде»:

«Тор остановился на ночлег у великанши по имени Грид. Она была матерью Видара Молчаливого. Она поведала Тору всю правду о Гейррёде, что, мол, великан очень хитроумен и трудно с ним справиться. Она одолжила ему свой Пояс Силы и еще свои железные рукавицы и посох, что зовется посох Грид»[415]415
  Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. / Пер. О. А. Смирницкой.


[Закрыть].

Еще одна группа из тринадцати женщин отличается от всех остальных наличием сверхспособностей. Одна из них зовется «Провидицей» (uríðr spákona) Хейд и упоминается в «Книге о занятии земли» лишь мельком: она «предсказала, что они все поселятся в той стране, которая ещё не открыта в море на западе». При этом само ее прозвище буквально говорит о том, что она способна видеть будущее. В «Саге о людях из Озерной долины» она же описана как «сведущая в колдовстве»[416]416
  Книга о занятии земли. / Пер. Т. Ермолаева; Сага о людях из Озерной долины. / Пер. Т. Ермолаева и Н. Топчий.


[Закрыть]. Чуть более подробно мы узнаем о двух других женщинах, которым удается необычным способом накормить большое количество людей. Это должно было восприниматься как настоящее чудо во времена, когда о том, что такое голод, люди знали не понаслышке. Одна из них – Турид «Наполняющая проливы», которая вместе с сыном (его зовут «Ведьмин» Стейн) приехали в Исландию из Халогаланда. Свое прозвище она получила благодаря тому, что «в голодное время наколдовала так, что каждый пролив в Халогаланде был полон рыбы». В Исландии ей удалось повторить это чудо еще раз[417]417
  Там же.


[Закрыть]. Из того же места прибыла и Гейррид, которая «никогда не скупилась на угощение для людей». В «Книге» говорится, что она поселилась на перекрестке и любила часто сидеть на табурете у порога своего дома, приглашая гостей, для которых у нее «всегда был накрыт стол»[418]418
  Там же.


[Закрыть]. В тексте нигде напрямую не сообщается, что Гейррид – колдунья, но в «Саге о людях с Песчаного берега» мы знакомимся с ее внучкой. Она носит то же имя, что и бабушка, и владеет навыками колдовства (см. главу 6)[419]419
  Сага о Людях с Песчаного берега. / Пер. А. В. Циммерлинга, С. Ю. Агишева.


[Закрыть]. В «Книге о занятии земли» также упоминается женщина по имени Тора, которая ведет себя ровно так же, как Гейррид. Из-за того, что она постоянно принимала гостей ее бросает муж, решивший переехать на другой конец полуострова[420]420
  Книга о занятии земли. / Пер. Т. Ермолаева.


[Закрыть].

Гейррид и другие женщины, похожие на нее, прекрасно понимают, что еда – залог жизни, поэтому они как могут используют тот ресурс, который оказался в их распоряжении. Как и вдовы из «Саги о названых братьях», они пытаются вырваться за рамки своего положения: сидя у порога и предлагая гостям угощение, они формируют своего рода центр притяжения в обход традиционных (рынок или тинг), позволяющий им узнавать о последних новостях и обзаводиться полезными знакомствами. Более того, идя в обход привычных устоев, они приглашают гостей в свой дом, включая мужчин, без предварительного одобрения мужа, отца или брата. Такое поведение является скрытым способом получить влияние, которого в обычной жизни эти женщины были бы лишены. Турид «Наполняющая проливы» тоже осознает свое преимущество: она использует свой навык и атмосферу таинственности, связанную с ее чужеземным происхождением, чтобы получить определенный статус среди нового окружения. Примечательно, что во многих текстах женщины обманом заставляют мужчин пить отравленный мед, есть украденный сыр, а то и вовсе совершать акт каннибализма (см. в главу 1), что свидетельствует о том, что приготовление и подача еды – это одна из тех немногих областей, в которых женщины способны продемонстрировать свою власть. «Книга о занятии земли» с упоминаниями отдельных женщин-одиночек – лишь небольшое окно в мир переселенцев, в жизни которого они, несмотря на свое маргинализированное положение, старались принимать активное участие. Сведения о них скудны, переосмыслены рассказчиками и христианскими писцами, но даже они могут быть использованы в попытке воссоздать образ жизни скандинавских вдов в первые десятилетия заселения Исландии.

Как мы видим, в скандинавскую культурную память встроено уважение к женской находчивости и предприимчивости. Рунические камни, возводимые по заказу состоятельных вдов, хоть и предоставляли небольшую свободу для самовыражения, свидетельствуют о том же. Одни женщины, теряя мужей, испытывали гнев и печаль, но при этом смирялись с одиночеством и связанными с ним стесненными обстоятельствами – материальными, правовыми и социальными. Другие отчаянно стремились увековечить память о своих родных, воздвигая в их честь рунические камни или мемориальные сооружения, такие как мосты. При этом, как мы видим из источников, смерть мужа не была для женщины концом жизни. При желании и надлежащем упорстве вдовы могли оставить свой след в этом мире и добиться лучшей доли как для себя, так и для своих потомков. Следующая глава будет посвящена тому, как женщины проявляли себя в старости и готовились к переходу в иной мир.