Текст книги "Валькирия. Женщина в мире викингов"

Площадь паруса, разумеется, варьировалась в зависимости от размеров судна, но в среднем составляла примерно 100 квадратных метров. Соответственно, его изготовление требовало немало сил и ресурсов. Для производства необходимой ткани в таких масштабах были нужны не только инструменты и материалы, но и квалифицированная рабочая сила. Любой, кто хотел преуспеть в этом деле, должен был уметь разводить овец или выращивать лен и коноплю для пеньки. Обработка сырья тоже была делом непростым: сначала растения специальным образом вымачивали, затем сушили и трепали, чтобы размять волокна. Надо сказать, что лен был очень дорогой тканью, которую могли себе позволить только состоятельные викинги[217]217
  Thomsen, Kvinder og klær; Ingunn Ásdísardóttir, Frigg og Freyja, 233–5.


[Закрыть]. Более распространенным материалом была шерсть, которую состригали с овец, очищали, сортировали в зависимости от ее грубости (от этого зависело, для какого именно изделия ее употребят) и тщательно расчесывали. Затем в ход шли прялка и веретено с мутовкой (тяжелым диском, который использовался для лучшего вращения)[218]218
  Andersson, Textile Production at Birka.


[Закрыть]. Это был требовавший усердия и терпеливости тяжелый ручной труд, о чем свидетельствуют артритные повреждения женских пальцев[219]219
  Owen and Dalland, Scar, 58.


[Закрыть]. После этого пряжа смачивалась и выставлялась на просушку, а тем временем к работе готовился ткацкий стан, на котором использовали нить двух типов: более прочную основу (к ней подвешивали специальные грузики) и так называемый «уток», который ткачиха пропускала под основой. Это был монотонный и утомительный процесс, если только мастерица не работала над гобеленом, но это был редкий случай.

Парус сшивался из нескольких кусков ткани, которые затем покрывали животным жиром, чтобы он не продувался. В «Круге Земном» утверждается, что паруса были полосатыми, раскрашенными в синий, красный, зеленый или золотой цвета. Если это было правдой, то они наверняка производили незабываемое впечатление[220]220
  Снорри Стурлусон. Круг Земной. / Ред. М. Стеблин-Каменского.


[Закрыть]. Чтобы изготовить один большой парус, нужна была шерсть примерно 150 овец, одному человеку потребовалось бы от четырех до пяти лет непрерывного каждодневного труда. Мастерская из десяти профессиональных сотрудников могла справиться с этой работой за зиму[221]221
  Nørgård, Store og små sejl – tidsforbrug ved spinding og vævning.


[Закрыть]. Паруса считались большой материальной ценностью, хотя и не вызывали у авторов саг и мифов таких восторгов, как сами корабли или оружие. На одном из рунических камней Готланда (Tjängvide) изображение корабля, например, занимает всю нижнюю половину (рисунок 5). Столкновение между кораблем одного из предводителей войск Олава II Святого и вражеским судном приводит к тому, что новый парус последнего конфискуется, а взамен выдается старый и изодранный. Эта сцена описывается одним из участников событий так: «Когда мы забирали груз, он вел себя более или менее сносно, хотя и не очень достойно, а вот когда мы взяли его парус, он заплакал»[222]222
  Andersson, Textile Production in Scandinavia during the Viking Age, 49; Снорри Стурлусон. Круг Земной. / Ред. М. Стеблин-Каменского.


[Закрыть]. Производство одежды тоже было делом довольно дорогим. На полный комплект одежды для одного человека уходило от двух до трех килограммов шерсти и месяцы работы (примерно 750 граммов пряжи и 9 недель работы уходили на производство одной льняной рубашки)[223]223
  Thomsen, Kvinder og klær, 220–1.


[Закрыть].

В некоторых областях ткачество могло быть сезонным занятием. Например, археологические раскопки в местечке Лердал, расположенном в узкой долине посреди высоких гор близ Согне-фьорда, самого длинного фьорда в Норвегии, доказывают, что это место служило чем-то типа летнего лагеря. Здесь не было постоянных построек, вместо этого выкапывали ямы и устанавливали палаточные сооружения для обустройства жилья и рабочих мест[224]224
  Ramstad, Bjørkum.


[Закрыть]. В некоторых из них располагались ткацкие станки для производства бытовых и более дорогих тканей[225]225
  Cartwright, Shimmering Cloth, Like the River by this Path.


[Закрыть]. Источником шерсти предположительно служили пасшиеся на склонах гор овцы. Остатки свинцовых грузов и небольшая кузница, фрагменты горного хрусталя и рогов – это свидетельства того, что здесь занимались торговлей и ремеслами, возможно, изготовлением бус и гребней. Люди ели разнообразную пищу – лосося из близлежащей реки и мясо, а также сельдь, треску и крупу, которую привозили с побережья Атлантического океана, расположенного в двухстах километрах.

Не факт, что в этом местечке дела обстояли именно так, но неподалеку от долины Лердал пролегала целая сеть из троп, ведущих через горы к Согне-фьорду, а тот в свою очередь служил связующим звеном с другими поселениями. Для путешественников это было место, где они обменивались товарами, новостями и сплетнями, а кто-то из них решал остаться там на лето. Люди много работали, опытные мастера делись своими знаниями и навыками с молодыми подмастерьями. Летними вечерами все собирались у костра —веселились, рассказывали истории, пели, танцевали и наблюдали за тем, как солнце медленно исчезает за горами. Когда ночи становились темнее, а сезон подходил к концу, устраивался ежегодный праздник, люди делились едой и напитками, играли и боролись, договаривались о делах и влюблялись. Возможно, там же находился и рынок, проводились конные бои и религиозные обряды, во время которых богов благодарили за дарованные блага и просили удачного года[226]226
  Loftsgarden et al., The skeid and Other Assemblies in the Norwegian Mountain Land.


[Закрыть]. На протяжении нескольких месяцев это было крайне оживленное место, такие как Бирка, Хедебю, Лёддекёпинге и Каупанг, где женщины могли зарабатывать и чего-то добиваться собственным трудом.

В таких местах текстиль изготовляли в промышленных масштабах, но в домашних условиях это ремесло вполне подходило для женщин, чья повседневная жизнь была привязана к хозяйству, особенно во время вынашивания и воспитания детей. Изготовить несколько метров пряжи – это было дело, которым можно заниматься в перерывах между кормлением и уходом за младенцем, совмещая его с приготовлением пищи и другими домашними делами. Веретено и игла становились постоянными спутниками женщины. Это объясняет, почему во многих захоронениях эти предметы часто находят среди погребальных подношений[227]227
  Sørheim, Female Traders and Sorceresses, 116.


[Закрыть]. В сагах есть ряд важных сцен, которые происходят с персонажами-женщинами, занятыми шитьем, производством пряжи и ткани. В «Саге о Гисле» Торкель подслушивает разговор увлеченных рукоделием Ауд и Астрид, который разжигает в нем давнюю ревность и приводит к роковым последствиям. В «Саге о людях из Лососьей долины» Гудрун говорит своему мужу Болли: «Большие дела мы совершили: я успела напрясть пряжи на двенадцать локтей сукна, а ты убил Кьяртана»[228]228
  Сага о Гисли. / Перевод О. А. Смирницкой; Сага о людях из Лососьей долины. / Перевод В. Г. Адмони и Т. И. Сильман. Перевод стихов А. И. Корсуна.


[Закрыть]. С этим родом занятий связаны и образы в народных поверьях, например, о том, что жизненный путь каждого человека определяют норны (nornir), плетущие нити судьбы. Однин скальд пишет о «золотой нити», которую они подвешивают под потолок в «лунном зале». Этот образ, напоминающий праздничную гирлянду, контрастирует с «кропленой кровью» тканью, о которой говорится в «Песни Валькирий» (см. предисловие)[229]229
  Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга. / Пер. А. И. Корсуна.


[Закрыть]. Нет ничего удивительного в том, что письменные тексты и устное творчество связывает тему насилия с образом ткани, за изготовлением которой женщины проводили значительную часть своей жизни, чтобы обеспечить одеждой как минимум своих родных. В самих предметах, таких как веретено или ткацкий станок, нет ничего сверхъестественного, но они были настолько неотъемлемой частью жизни женщин, что порой становились немыми свидетелями каких-то ужасных событий.

Саги, конечно, не документы, описывающие повседневную жизнь в эпоху викингов, но их авторы отлично умели создавать видимость правдивости, например, детально живописуя рабочий процесс, на фоне которого разворачиваются драматичные события. Такого рода описания проливают свет на происходившее в реальной жизни. Судя по сагам, еще одним важным занятием женщин помимо ткачества было производство продуктов питания: они доили скот, делали сыр, скир, масло и сыворотку, готовили мясо, варили эль и разновидность медовухи (mjød). В этих же текстах мы встречаем описания того, как женщины стирают одежду в ближайшем источнике, участвуют в сенокосе и сборе урожая, пасут скот[230]230
  Jochens, Women in Old Norse Society, 120–1.


[Закрыть]. Если только хозяйство не было совсем маленьким, часть женских обязанностей, в основном – самые изнурительные, передавали тем, кто был ниже по статусу. В одной саге муж просит жену подоить овец, оговариваясь при этом, что обычно она не должна этого делать. В текстах упоминаются следующие виды работниц: повариха (matselja), служанка (seta) и тестомеска (deigia)[231]231
  Сага о Бьёрне, герое из Хитардаля; Karras, Slavery and Society, 79.


[Закрыть]. Женщинам с низким социальным статусом доставалась самая тяжелая работа. В поэме «Песнь о Риге» мы встречаем рабыню, которая трудится на открытом воздухе босиком, под обжигающими лучами солнца. В «Песни о Гротти» (Grottasöngr) есть описание того, как на мельнице работают девушки-великанши: «Мы обездолены, отданы в рабство; холод нас мучит, и ноги ест грязь»[232]232
  Песнь о Гротти. / Перевод А. И. Корсуна.


[Закрыть]. Таким работницам могли поручить что угодно, например, постирать одежду хозяев или наоборот высушить ее, если та промокла после долгого путешествия[233]233
  Сага о людях из Лососьей долины. / Перевод В. Г. Адмони и Т. И. Сильман. Перевод стихов А. И. Корсуна.


[Закрыть]. Слуг также могли использовать в качестве посыльных, отправляя с сообщениями в соседние поселения. Такие прогулки служили одним из главных источников слухов и новостей[234]234
  Сага о Гисли. / Перевод О. А. Смирницкой.


[Закрыть]. Авторы саг нечасто изображают внутренний мир этих людей. Редкий случай – описание любовного треугольника между хозяином, женой и ее любовником, который живет в их доме так долго, злоупотребляя всем, чем только можно, что вся прислуга грозится уйти[235]235
  Сага о Бьёрне, герое из Хитардаля.


[Закрыть].

Хозяйства только с одной главной жилой постройкой все равно различались по размеру: это мог быть двор с десятками жителей или хижина всего на двух человек. Образцовое исландское хозяйство в долине Хаукадалур (Исландия) состояло из 7–11 человек всех возрастов, включая 5–7 взрослых и 2–4 детей. Похожей была ситуация и в Норвегии[236]236
  Zoëga, A Family Revisited; Eriksen, Architecture, Society, and Ritual, 78.


[Закрыть]. Судя по сагам, жизнь двора строилась вокруг главной пары – мужа с женой. Вместе с ними могли проживать родители каждого из супругов, их дети и дальние родственники. Иногда к ним могли присоединяться приемные дети, сироты, немощные старики и наемные работники, которые часто ночевали в хлеву[237]237
  Eriksen, Architecture, Society, and Ritual, 59–62.


[Закрыть]. Когда кто-то из хозяйских детей женился или выходил замуж, он мог обосноваться с новой семьей в родительском доме, но встречались и другие ситуации. В «Саге о Гисли» рассказывается о двух братьях, между которыми «дружба пошла врозь»: какое-то время они живут вместе, но потом пользуются первой же возможностью, чтобы разъехаться. Это была частая практика, подтверждение чему встречается среди археологических находок[238]238
  Orri Vésteinsson, Patterns of Settlement in Iceland, 16–17.


[Закрыть]. Хотя в эпоху викингов начался процесс урбанизации, города все еще были довольно небольшими, а число горожан достигало своего пика в летний сезон, когда активизировалась торговля. На этом этапе система одиночных (реже – двойных) домашних хозяйств, окруженных значительными участками сельскохозяйственных угодий, преобладала как в Скандинавии, так в и большинстве других поселений викингов. В конце концов, даже в скандинавской мифологии у всех главных богов имеется своя обитель.

Одежда для жизни и работы

Отличительной чертой одежды, которую носили женщины эпохи викингов, был довольно свободный крой, который позволял проявлять активность и подвижность как дома, так и в путешествии (рисунок 11). Детали менялись в зависимости от географии, а мода зависела от времени, но базовый комплект женской одежды был довольно прост и включал в себя облегающую верхнюю часть тела сорочку до щиколотки (serkr), напоминающий платье-фартук передник на подвязках (smokkr) и подобие туники[239]239
  Hägg, Kvinnodräkten i Birka; Smith, Ethnicity, 126.


[Закрыть]. Иногда ткань в области бюста была плиссированной, в то время как юбка более свободно ниспадала от талии, что было одновременно красиво и практично, в особенности – для беременных[240]240
  Thunem, Med rynket front.


[Закрыть]. Судя по исландским письменным источникам, женские наряды имели глубокий вырез. Это, скорее всего, означает, что верх легко расстегивался, чтобы женщине было удобнее кормить ребенка. Археологи порой находят крошечные амулеты из золотой фольги с изображениями женских фигур, наряд которых состоит из блузы и юбки. Других сведений о существовании подобных нарядов, как и их самих, не сохранилось. При этом подобные амулеты доказывают, что мужская и женская одежда викингов существенно отличалась[241]241
  Mannering, Iconic Costumes, 48, 67.


[Закрыть]. В «Саге о людях из Лососьей долины» Торд дает совет Гудрун: «Сделай ему рубашку с таким вырезом, которого достаточно для развода», в то время как в исландском судебнике «Серый гусь» в качестве наказания за ношение одежды противоположного пола предусматривалось изгнание из общины сроком на три года[242]242
  Сага о людях из Лососьей долины. / Перевод В. Г. Адмони и Т. И. Сильман. Перевод стихов А. И. Корсуна; судебник «Серый гусь», K§155, 2:69–70.


[Закрыть].

В качестве верхней одежды женщины носили шерстяные шали или накидки, верхнее платье с рукавами и плащи с рисунком, которые также могли отделать мехом, украсить вышивкой, лентами, металлическими вставками или бахромой. «Песнь о Риге» описывает женщину «в одежде из козьей шерсти»[243]243
  Smith, Ethnicity, 127; Mannering, Iconic Costumes, 8–13.


[Закрыть]. Обувь делалась либо из кожи, либо из ткани в технике, предшествовавшей вязанию крючком (nålbinding). Учитывая, насколько дорогой была одежда, слуги и рабы, вероятно, носили вещи из грубых тканей, а обувь, скорее всего, и восе не могли себе позволить. Скальды нередко описывают страдания бедных женщин и рабынь, которые не могут защитить себя от грязи и холода[244]244
  Ewing, Viking Clothing, 42–3.


[Закрыть].

Узоры, которыми украшались ткани в эпоху викингов, даже сегодня выглядят современно: «алмаз» и «елочка», клетка и полоска. Самыми распространенными были прочные ткани из льняного или конопляного волокна, но, к примеру, жители Гренландии также использовали шерсть козы, арктического беляка, собаки или волка[245]245
  Rogers, Fibres and Dyes in Norse Textiles, 82–3.


[Закрыть]. Одежда викингов была более красочной, чем можно предполагать. Помимо серой гаммы предпочтение отдавали ярким цветам: красному, розовому, желтому, оранжевому, зеленому и пурпурному. Их достигали за счет растительных и химических красителей и протравливателей, которые были как местными, так и покупными. У скандинавов какое-то время очень модным считался синий цвет, получаемый благодаря красителю из листьев вайды (или «синильника», растения семейства капустных). Его часто использовали для окрашивания погребальной одежды, по крайней мере, в Исландии[246]246
  Smith, Ethnicity, 129; The List of Rig, st. 29, 242.


[Закрыть]. Для отбеливания качественных тканей, имевших естественный сероватый оттенок, использовали щелок или просто оставляли их на солнце.

Украшения

Судя по захоронениям викингов, как мужчины, так и женщины любили яркие украшения. Это часто были местные изделия, но привозные ценились гораздо больше. Обычной практикой считалось переделывать в украшения награбленные сокровища или их часть. Для этого в ход шла церковная утварь и предметы благочестия, инкрустированные застежки с переплета книг и набалдашники тростей и посохов. К ним добавлялась соответствующая фурнитура, а затем предмет крепился на одежду[247]247
  Wamers, Insular Finds, 42; Heen-Pettersen and Murray, An Insular Reliquary from Melhus, 71–2.


[Закрыть]. С востока везли всевозможные красочные бусы. Например, в женской могиле на территории Бирки было обнаружено серебряное кольцо с розоватым камнем и куфическими письменами[248]248
  Björkö – gravfält, grave Bj.515.


[Закрыть].

Дорогой византийский шелк разрезали на мелкие куски, которые шли на декоративную окантовку. Ленты из блестящих тканей с вкраплениями золотых или серебряных нитей делали любое платье более привлекательным[249]249
  Vedeler, Silk for the Vikings; Pritchard, Textiles from Dublin, 233; Østergård, Textilfragmenterne fra Mammengraven.


[Закрыть]. Еще одним способом произвести впечатление была набойка по ткани, с помощью которой мастера добавляли выразительности рукавам или вороту. Иностранец, оказавшийся в то время в Хедебю, пишет о том, что местные жители пользовались «краской для тела». Возможно, он имел в виду татуировки или разновидность макияжа, например, подводку для глаз[250]250
  Ibn Fadlan and the Land of Darkness, 163.


[Закрыть].

Неотъемлемой частью наряда любой женщины были кольца и ожерелья, броши и булавки различных форм и размеров, амулеты из золотой фольги, колокольчики и подвески с предположительно мифологическими мотивами (рисунок 11)[251]251
  Mannering, Iconic Costumes, 116.


[Закрыть]. Часто украшения состояли из нитей с бусинами всех цветов радуги, декоративными вставками и подвесками. Сами бусины изготавливались из различных материалов как местных, так и со всего мира, включая стекло, янтарь, гагат, горный хрусталь, лигнит, ракушки, аметист и сердолик. Кроме того, в качестве дополнительного украшения использовались золотая или серебряная фольга и проволока. Такие нити носили в виде ожерелья, вешали на грудь или пришивали к одежде. Количество бусин, их размер и цвета служили своего рода кодом, оповещавшем о социальном статусе, возрасте и семейном положении владельца[252]252
  Thedéen, Who’s That Girl?, 83.


[Закрыть]. Ожерелье с несколькими десятками бусин было вполне способно произвести впечатление, но в отдельных захоронениях встречаются выдающиеся экземпляры, состоящие из сотен бусин. На горном перевале среди восточных фьордов Исландии под каменистым уступом была найдена могила молодой женщины с 523 бусинами и как минимум четырьмя брошами[253]253
  Rannveig Þórhallsdóttir, Fjallkonan.


[Закрыть]. Скорее всего, она погибла в результате оползня, что объясняет, почему верхняя часть ее тела была покрыта камнями. Бусины либо составляли очень длинное ожерелье (примерно 170 см в длину), которое можно было носить, обернув несколько раз вокруг шеи, либо крепились несколькими нитями к основе ожерелья и спадали на грудь. В любом случае это украшение должно было обращать на себя внимание, демонстрируя статус и состояние владелицы. Мы отчасти можем восстановить образ женщин с подобного рода ожерельями по небольшим археологическим находкам. К их числу, например, относится серебряная фигурка, которая сама по себе служила украшением. Ее обнаружили в местечке Аск, находящемся в шведской провинции Сёдерманланд (рисунки 12 и D). Исследователи склонны считать, что это изображение богини Фрейи в ее знаменитом ожерелье Брисингамен. Общественное положение и род занятий женщины также помогали определить украшения и аксессуары, крепившиеся к поясу: игольные футляры, связки ключей, ножницы, ножи и медицинские инструменты (пинцет или ложечка для удаления инородных тел из уха). Последние также свидетельствуют о том, что скандинавы старались держать себя в чистоте: не зря суббота считалась «днем омовения».

Для скрепления верхнего платья женщинам служили две выпуклые броши овальной формы (спереди, по одной в области плеч). Их массово создавали путем плавления меди и других металлов и дальнейшей заливки в специальные формы со сложными геометрическими или фигурными узорами. Иногда они были позолоченными или отделаны серебром, что делало их еще более яркими. Часто у таких брошей было несколько выступающих рукояток. В ирландском Фингласе, расположенном неподалеку от Дублина, в женском захоронении обнаружили пару брошей с изображением сидящих медведей и медвежьих голов[254]254
  Sikora, Finglas Burial.


[Закрыть]. Такие украшения не были какими-то универсальными или обязательными. Ни в парном женском захоронении в Осеберге, ни в одиночном захоронении знатной женщины в Дании ничего подобного обнаружено не было. Возможно, как и другие украшения, они помогали подчеркнуть определенное положение. Некоторые ученые полагают, что подобные броши служили аналогом обручальных колец и свидетельствовали о замужестве владелицы[255]255
  Smith, Ethnicity, 127–8.


[Закрыть]. В смешанных сообществах они также помогали отличать коренных жителей от пришлых. Одни выбрали консервативный и традиционный стиль, другие интересовались модными веяниями, а третьи адаптировались под большинство.

Со временем дизайн брошей становился более разнообразным, поэтому конкретный экземпляр можно отнести к соответствующему и довольно узкому периоду, а определить место, где его изготовили можно вне зависимости от места находки. Для отдельных регионов также были характерны свои узоры. Например, в женских захоронениях на Готланде, обнаружили множество брошей с необычным узором «коробочка»[256]256
  Thedéen, Who’s That Girl?, 83.


[Закрыть]. В смешанных поселениях – например, в Дублине или на территории Исландии, где жило много женщин с Британских островов, – вопрос выбора между национальными и местными украшениями стоял еще более остро, тем более что правители в этих краях были преимущественно норвежцами[257]257
  Glørstad, Homeland – Strange Land – New Land; Downham, Coastal Communities and Diaspora Identities in Viking Age Ireland; Smith, Ethnicity, 130–2; Lee, Costumes and Contact.


[Закрыть]. Кроме того, для кого-то эти вещи могли иметь сентиментальную ценность. В женских захоронениях на территории Скогара (Исландия) или Сандея (Оркнейские острова) находили броши, которые были значительно старше своих обладательниц[258]258
  Smith, Ethnicity, 130; Owen and Dalland, Scar, 60–72.


[Закрыть]. Возможно, это были семейные реликвии, передаваемые из поколения в поколение, подаренные любящей бабушкой или матерью достигшей совершеннолетия девушке. При этом большинство украшений все же играли роль символов, недвусмысленно сообщающих какую-то информацию о тех, кто их носит.

Волосы

Викинги очень тщательно ухаживали за своими волосами: даже в захоронениях бедняков и изгоев иногда находят гребни, свидетельствующие о том, что эти люди не хотели выглядеть неопрятно ни в земной, ни в загробной жизни[259]259
  Arcini and Frölund, Two Dwarves from Sweden; Arwill-Nordbladh, Viking Age Hair.


[Закрыть]. Женщины чаще всего убирали волосы в длинный хвост, закрепляя его декоративной заколкой у самого основания, носили их на пробор или заплетали косы, укладываемые в форме кренделя[260]260
  В источниках этих изображений (например, камни, золотые изделия, гобелены, фигурки) применялась стилизация, поэтому пол изображенных фигур может быть как мужским, так и отсутствовать вовсе. Из-за ритульного контекста прически могут быть нерепрезентативными; Arwill-Nordbladh, Viking Age Hair; Danielsson, Masking Moments.


[Закрыть]. Возможно, форма придавалась именно вплетаемой в волосы тканью[261]261
  Ewing, Viking Clothing, 52–3.


[Закрыть]. Прическа могла крепиться декоративной лентой, обвязанной вокруг головы как ободок, а также аналогами чепцов из шерсти или даже шелка, которые защищали волосы от пыли и грязи.

В сагах внешность мужчин описывается гораздо чаще, чем внешность женщин, поэтому представлений о том, каким был стандарт женской красоты в эпоху викингов, у нас довольно мало. Не в пример больше данных о том, какие черты викинги считали уродливым. В поэме «Песнь о Риге» мы встречаем такое описание рабыни: «Дева пришла – с кривыми ногами, грязь на подошвах, загар на руках, нос приплюснут, и Тир назвалась». Уродство во многом можно объяснить длительным недоеданием, травмами и заболеваниями, связанными с изнурительным трудом[262]262
  Eichhorn-Mulligan, Contextualizing Old Norse-Icelandic Bodies, 200.


[Закрыть]. Воспевали чаще всего не женщин, работающих на земле, а знатных дам, которые обладали такими характеристиками, как белые руки и шея, а также нежные пальцы – свидетельства того, что они никогда не занимались тяжелым физическим трудом и большую часть своего времени проводили в помещении, будучи защищенными от палящего солнца и сушащих кожу порывов ветра. При этом в литературе гораздо больше внимания уделяется нарядам женщин, чем их телам, которые они, по всей видимости, не стремились демонстрировать окружающим. Главной и неизменной чертой внешней привлекательности, которой в сагах наделяются молодые или незамужние женщины высшего сословия, – это роскошные длинные волосы. В «Саге о Ньяле» при описании Халльгерд подчеркивается, что «волосы у нее были очень красивые и настолько длинные, что могли закрыть ее всю».

Во время ежегодного альтинга Халльгерд – на тот момент уже дважды вдова – предстает перед нами в таком виде: «на ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, вся отороченная кружевом. Волосы падали ей на грудь, и были они густые и красивые». Сама она прекрасно понимает, какое впечатление производит на мужчин, в этом и состоит ее цель – вызвать всеобщее восхищение[263]263
  Сага о Ньяле, 33.


[Закрыть]. Халльгерд ждет успех: Гуннар, самый завидный жених Исландии, тут же влюбляется в нее по уши и с ходу делает предложение. Гуннар тоже недурен собой, но дядя невесты – Хрут, который заметил в детских глазах Халльгерд воровской блеск (см. главу 1) – предупреждает жениха, что брак будет неравным: «Ты человек доблестный и достойный, а она человек ненадежный». Действительно, вскоре после свадьбы Гуннар охладевает к Халльгерд, которая становится все более нервной и обеспокоенной своим положением. Последней точкой становится публичная ссора. Таким образом, оценка Хрута скорее касалась безрассудства Гуннара, чем реальной оценки характера Халльгерд. Мужчина позволяет себе очароваться красотой женщины, но при этом он слеп к ее внутренним качествам. Он отказывается видеть в ней что-то помимо объекта своих плотских желаний, а когда она оказывается обычным человеком – со своими недостатками, чувствами и запросами по отношению к нему – очарование тает.

Таким образом, волосы женщины во многом определяли ее сексуальную привлекательность. Если Халльгерд использовала их как оружие для того, чтобы пленять мужчин, то в «Младшей Эдде» мы встречаем пример того, как волосы становятся двигателем сюжета о супружеской неверности: «Локи, сын Лаувейи, сделал такую пакость: отрезал у Сив все волосы. Проведав о том, Тор поймал Локи и, наверное, переломал бы ему кости, если бы тот не поклялся добиться от черных альвов, чтобы они сделали для Сив волосы из золота, которые росли бы, как настоящие»[264]264
  Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. / Пер. О. А. Смирницкой.


[Закрыть]. В пересказе Снорри Стурлусона этот миф поражает своей простотой и краткостью. Рассказчик приводит его только для того, чтобы объяснить, почему золото называется «волосами Сив», при этом судьбе самой богини он уделяет крайне мало внимания, равно как и мотивации Локи. Стурлусон называет это обычной «пакостью», но судя по реакции Тора, проступок был гораздо серьезнее. Если вспомнить, что замужние женщины должны были покрывать свои волосы на публике, то можно предположить, что Тор мыслил следующим образом: если Локи подобрался к Сив настолько близко, чтобы отрезать ее волосы, что еще он мог с нею сделать? Возможно, этот сюжет нужен был Снорри для того, чтобы читатель подспудно задумался о семейном насилии и изнасиловании[265]265
  Clunies Ross, Þórr’s Honour, 48–76.


[Закрыть].

В других мифологических источниках Сив напрямую обвиняется в распутстве путем отсылки к сюжету с волосами. В «Перебранке Локи» Сив обращены следующие строки: «Порочить не стал бы, когда б ты и впрямь была неприступной; но знаю, с одним – и мне ли не знать! – изменила ты мужу, – то был злобный Локи». Тем не менее, как мы помним, в данном источнике подобные заявления скорее являются риторическим приемом (см. предисловие). Согласно Снорри Стурулсону, проблема не в том, изменяла Сив или нет, а в том, что Тор не смог защитить ее от посягательств. Таким образом, волосы можно рассматривать как символ женской чести. Но при этом сам сюжет представлен как противостояние двух мужчин – Тора и Локи, в то время как женщина, точнее – ее тело, служит лишь предметом их спора. Сама Сив почти не имеет права голоса в этой истории.