Текст книги "Фундаментальная неопределенность рынка и финансовые теории"

Глава 3
Экономическое мышление: достоверность – вероятность – неопределенность

Фундаментальная неопределенность рынка обусловлена чрезвычайной сложностью рынка – с одной стороны, неадекватностью экономического мышления – с другой стороны. Можно выделить два типа экономического мышления и два метода мышления. Один тип мышления стремится свести все экономические проблемы к вопросу о финансовой эффективности (соотношение денежных затрат и результатов); другой тип мышления стремится учесть всю совокупность экономических и неэкономических факторов, влияющих на хозяйственные процессы (производство, занятость, доходы, потребление и др.).

Один метод мышления стремится к определенности, детерминизму, математической вероятности и не допускает неопределенности; другой метод исходит из логико-психологической вероятности и допускает неопределенное знание (выходящее за рамки вероятности).

Выражением первого типа и первого метода мышления могут служить монетаризм и теория рациональных ожиданий, второго типа и второго метода – ортодоксальное кейнсианство. Для первого характерно противопоставление рынка как источника рациональности (определенности) государству как источнику иррациональности (неопределенности), а для второго характерно обратное противопоставление: рынок – источник иррациональности (неопределенности), а кейнсианская государственная политика – источник рациональности (определенности).

Поскольку первый тип и метод мышления хорошо известны и в итоге кризиса 2008-09 гг. оказались дискредитированными, а второй «восстановлен в правах» и получил новый импульс развития, мы сосредоточим внимание на кейнсианском методе экономического мышления.

Разработка Кейнсом проблемы вероятностного мышления и «неопределенного знания» прошла два этапа. На первом этапе («Трактат о вероятности», 1926 г.) Кейнс выяснял природу логического мышления, обосновывал вывод о его вероятностном содержании и его границе. Таковой является неопределенность. В «Трактате» вопрос о неопределенности только поставлен. Вторым этапом явилась книга «Общая теория занятости, процента и денег» (1936 г.) и статья «Общая теория занятости» (1937 г.), где проблема неопределенности занимает центральное место.

3.1. Вероятностная логика и математизированная психика

Кризис 2008-09 гг. вновь выдвинули на авансцену Дж. М. Кейнса не только как теоретика и практика хозяйственного урегулирования, но и как мыслителя-методолога. Его работа «Трактат о вероятности» позволяет глубже понять философские основы его экономических исследований.

В «Трактате о вероятности» Кейнс стремился «подчеркнуть существование логического соотношения между двумя множествами суждений в случае, когда невозможно осуществить доказательный переход от одного к другому. Эта точка зрения имеет принципиальное значение»[16]16
  Джон М. Кейнс. Трактат о вероятности (избранные главы). «Истоки». Москва. Изд. Дом Высшей школы экономики, 2011 г., стр. 387.


[Закрыть].

Итак, речь идет о таком особом логическом соотношении между посылкой и заключением, у которого нет доказательной базы. Это особое отношение Кейнс именует «вероятностью» и от содержания этого отношения зависит понимание вероятности. «Объектом нашего обсуждения под названием „Вероятность” будут основные свойства данного отношения».

Эти основные свойства Кейнс анализирует с помощью понятий «знание», «рациональная вера», «рассуждение». Знание – это «наивысшая степень рациональной веры, именуемая достоверной рациональной верой». Знание истинно. В то же время рациональная (но не обязательно истинная) вера может иметь разные степени, находящиеся в разном соотношении к знанию (и к истине). То, что мы знаем о суждениях рациональной веры – это то, что эти суждения находятся в вероятностном отношении определенной степени к тем свидетельствам, на которых основаны.

«Мыслительный процесс, посредством которого мы переходим от непосредственного знания к опосредованному, в некоторых случаях и до определенной степени поддается анализу. Мы переходим от знания суждения а к знанию о суждении в, когда осознаем логическое отношение между ними. С этим логическим отношением мы знакомы непосредственно. Логика познания обычно занимается изучением тех логических отношений, непосредственное знакомство с которыми позволяет получить непосредственное знание вторичного суждения, утверждающего о наличии вероятностного отношения, а, значит, и опосредованное знание о первичном суждении (а в некоторых случаях и знание самого этого суждения)» (с. 389–390).

Логические отношения – это закономерные, разумные, последовательные отношения (см. С. И. Ожегов. Словарь русского языка. М., 1985 г., стр. 282).

Иначе говоря, речь идет о таком логическом (закономерном) отношении между суждениями (между «множеством суждений»), доказать которое мы не можем, но мы непосредственно знаем, что оно существует. «В любом рассуждении знание вторичного суждения, которое делает само рассуждение правомерным и рациональным, может быть только непосредственным. Если у нас имеется знание о чем-то, полученное путем рассуждения, то это неизбежно происходит благодаря непосредственному ознакомлению с логическим отношением между заключением и посылкой. Таким образом, в любом знании существует элемент непосредственного; логика никогда не может быть чисто механической. Все, на что она способна, – это упорядочить рассуждение таким образом, чтобы логические отношения, которые должны восприниматься непосредственно, стали явными и простыми» (с. 391).

Откуда берется такое непосредственное знание? Что мы знаем о мышлении вообще?

Существует две различные позиции для оценки наших знаний в этой области. С точки зрения естественнонаучной механизмы мышления, памяти, обучения «до сих пор остаются загадкой»; в лучшем случае они изучены на 5 %. Оценки общественных наук гораздо более оптимистичны. Эти науки, и прежде всего философия, полагают, что главные законы мышления открыты и изучены. Настораживает только обилие противоречащих друг другу концепций и подходов.

Психология находится на границе наук естественных и общественных, она стремится выработать понятия, отражающие единство естественной основы и общественной формы в механизме мышления (П. К. Анохин). Прогресс психологии (на базе прогресса нейрофизиологии, генетики, биохимии) дает надежду на значительное продвижение и в теории познания. И здесь приходится удивляться проницательности Кейнса. Фактически он указывает на четыре разнородных источника логики в человеческом мышлении: это инстинкты, память, чувственный опыт и рассуждения. Эти источники соответствуют современным представлениям о чувственном опыте и трех «слоях» психики – генетике («бессознательное»), памяти («предсознание») и сознании. Согласно Кейнсу, мы обладаем непосредственным знанием о логических отношениях между суждениями (на ряду с непосредственными знаниями о наших чувствах и о самом нашем существовании). Очевидно, что такое знание о логических отношениях может быть только прирожденным. Иначе говорят, само строение мозга человека должно быть в некоторой степени нацелено на выявление закономерных, последовательных, причинно-следственных отношений.

Это предположение подкрепляется экспериментальными данными этологии. Животные (а также птицы, рыбы) не обладают сознанием, в то же время обладают (в разной степени) зачаточным, примитивным мышлением, и в это мышление включены элементы логической последовательности. Например, некоторые животные инстинктивно понимают, что если в борьбе за жизненное пространство самец а победил самца в, а самец в победил с, по этому последнему приходится уступить самцу а уже без боя.

Общность структуры генома человека предопределяет общность инстинктивного (т. е. наследуемого) «знания» о логических отношениях между суждениями. Однако, Кейнс полагает, что источником знания о логических отношениях является также память, в которой хранятся не только обучение, но и индивидуальный опыт, так что эти знания в некоторой степени субъективны, индивидуализированы. Получается, что у каждого человека в известной мере «своя логика» (т. е. свое индивидуальное знание о логических отношениях между суждениями). Видимо, это выражается главным образом в том, что у каждого человека при одинаковой информированности своя степень веры в логическую вероятность того или иного события.

«… Я различаю непосредственное и опосредственное знание, т. е. рациональную веру, основанную на непосредственном знании и рациональную веру, основанную на рассуждении… Чаще всего соглашаются с тем, что мы имеем непосредственное знание о нашем собственном существовании, наших чувственных данных, некоторых логических идеях и логических отношениях… Однако возникает множество вопросов. Невозможно дать однозначный ответ на вопрос о том, с какими логическими идеями и отношениями мы знакомы непосредственно, можем ли мы вообще непосредственно знать о существовании других людей, когда мы знаем суждения чувственных данных непосредственно или когда интерпретируем их. Более того, существует еще один весьма своеобразный вид производного знания – знания по памяти.

В любой момент в нашей памяти содержится значительная часть знания, которое не является ни непосредственным, ни полученным путем рассуждения – мы просто помним нечто. Мы можем помнить это как знание, но забыть о том, как мы его получили изначально… Однако нелегко провести границу между осознанной памятью, неосознанной памятью, или привычкой, и чистым инстинктом, или иррациональными ассоциациями идей (приобретенных или унаследованных) – последние нельзя называть знанием, ибо в отличие от первых двух инстинкт (по крайней мере у нас) не возникает на основе знания» (с. 390–391).

Таким образом, по Кейнсу, человек обладает знанием о логических идеях и логических отношениях между суждениями, но не в состоянии определить, в какой мере это знание основано непосредственно на чувственных данных, в какой мере на рассуждении, а в какой мере является врожденным. Логические ассоциации идей могут иметь иррациональную, инстинктивную природу, не будучи связаны с рассуждением. Вполне достоверное, непосредственное знание о логических идеях и логических отношениях между суждениями дают только чувственные знания и частично память. Что касается рассуждений, а также значительной части памяти, то они способны быть источником лишь опосредованных знаний. Отсюда следует, что вера (уверенность, доверие) человека в свое знание о логических отношениях лишь частично может быть абсолютной, полной, а по большей части она является неполной, относительной, а потому и логика носит вероятностный характер.

Логические отношения между суждениями образуют упорядоченные последовательности, в рамках каждого из которых одно суждение либо подтверждает, либо опровергает другое, либо в какой-то мере соглашается с тем и с другим. «… Достоверность, невозможность и любая другая степень вероятности образуют упорядоченные последовательности. Это тоже, что сказать, будто каждое суждение является доказательством, опровержением или занимает промежуточную позицию».

Английский экономист Франк Рамсей выдвинул против теории вероятности Дж. Кейнса два аргумента.

«Очевидное возражение состоит в том, что, по-видимому, на самом деле не существует ничего такого, что он (Кейнс – Ю. О.) описывает как вероятностные отношения. Он полагает, что, по крайней мере в некоторых случаях, они могут быть объектом восприятия, но если говорить обо мне, то я совершенно уверен, что это не так. Я не воспринимаю их, и чтобы меня убедить в их существовании, необходимо привести аргументы; более того, я сильно сомневаюсь в том, что и другие люди их воспринимают, потому что они демонстрируют очень мало согласия относительно того, какое из этих отношений связывает любые два суждения. Все, что мы, похоже, знаем о них, – это определенные общие положения, законы сложения и умножения…»[17]17
  Франк П. Рамсей. Истина и вероятность (1926 г.) «Истоки», М., 2011. с. 424–425.


[Закрыть].

Второй аргумент Рамсея заключается в противоречии в позиции самого Кейнса, который, с одной стороны, утверждает, что степень рациональной веры определяется вероятностным отношением, а, с другой стороны, что вероятностные отношения неопределимы, а степень рациональной веры зависит от разнообразных логических связей (стр. 426–427).

Теории вероятности Кейнса, которую Рамсей характеризует как логическую, он противопоставляет свою теорию, которую считает психологической (не объясняя при этом содержания понятия «психика»). «С тем чтобы построить теорию значений веры, которая будет одновременно общей и более точной, я предполагаю взять за основу общую психологическую теорию, которую сейчас повсеместно отвергают, но которая тем не менее, я думаю, очень близка к истине в такого рода случаях, которые нам более всего интересны. Я имею в виду теорию, согласно которой мы действуем таким образом, который, как мы полагаем, скорее всего приведет нас к желаемому, так что действия человека полностью детерминируются его желаниями и тем, во что он верит… Эту простую теорию многие психологи, очевидно, пожелали бы сохранить, дополнив неосознаваемыми желаниями и неосознаваемыми верованиями с тем, чтобы она больше соответствовала фактам. Насколько подобные фикции помогут достичь желаемого результата, я не берусь судить; я лишь претендую на приблизительную истину или истину применительно к искусственной психологической системе, которая, подобно ньютоновской физике, может, я думаю, использоваться с пользой для дела, даже если мы знаем, что она ложна» (с. 435. Курсив наш – Ю. О.).

Итак, силу веры в наступление некого события можно измерить силой желания (или нежелания) этого события, а силу желания – готовностью действовать и нести затраты. Относительные значения этих затрат и определяют относительную веру в вероятность определенного события.

«Я предполагаю ввести в качестве психологического закона положения, согласно которому поведение человека регулируется тем, что можно назвать математическим ожиданием] иначе говоря, если р – суждение, относительно которого у него есть сомнения, любые благо или зло для достижения которых, с его точки зрения, р является необходимыми достаточным условием, участвуют в его вычислениях, будучи помноженными на одну и ту же дробь, которая называется «степенью его веры в р (с. 436–437). Как выше отметил сам Рамсей, описывать психологические законы математически возможно лишь в том случае, если эти «законы» конструируются «искусственно».

Рамсей категорически не согласен со сближением дедуктивного и индуктивного мышления, на чем настаивает Кейнс. «Согласно м-ру Кейнсу, правильные дедуктивные и индуктивные рассуждения имеют существенное сходство; и тем, и другим оправданием служат логические отношения между посылками и заключением, которые различаются только по степени. Как я уже объяснил, принять эту позицию я не могу» (с. 446). Свою критику Рамсей заключает весьма противоречивым противопоставлением дедукции и индукции, из которых якобы только вторая содержательна, но при этом она должна опираться на общие законы мышления.

«Рассмотрим в свете сказанного, какого рода предметом является индуктивная или человеческая логика – логика истины. Ее задача состоит в том, чтобы изучать способы мышления и устанавливать, с какой степенью доверяя следует к ним относиться, т. е. в какой доле случаев они приводят к истине. При таком рассмотрении от естественных наук ее отличает более общий характер исследуемых проблем. Она должна заниматься относительной надежностью различных типов научных процедур, таких, как поиск каузальных законов с помощью методов Милля, или применение современных математических методов вроде принципа априорности, который использовался при создании теории относительности. Подходящий план для такого исследования можно найти у Милля; я имею в виду… его трактовку предмета (индуктивной логики) как совокупности индукций об индукциях, как закона причинности, который управляет менее общими законами и сам обосновывается индукцией через простое перечисление. При оценке различных научных методов индукция через простое перечисление используется как последняя инстанция; мы выбираем наиболее простой закон, согласующийся с фактами, но если мы не обнаружим, что получаемые таким методом законы согласуются не только с теми фактами, для соответствия которым они и были разработаны, но и с другими фактами, нам следует отказаться от этого метода в пользу какого-то другого» (с. 458).

Таким образом, «психологический» метод мышления, по Рамсею, означает:

1) предельную субъективизацию мышления, отрицание общечеловеческой логики; 2) крайне упрощенную, «искусственную» трактовку психики субъекта; 3) признание содержательности и общности только за индукцией.

Сам Рамсей признает ограниченность и условность своего «ньютоновского» подхода. Добавим, весьма противоречивого, поскольку в конечном счете Рамсей, вслед за Миллем, признает, что индукция сводится к поиску «простого закона», а именно такие «простые законы» и лежали в основе эволюционного формирования общечеловеческой логики.

В интересующем нас аспекте разграничения сферы определенного, вероятностного и неопределенного подход Кейнса обладает явным преимуществом, поскольку четко выделяет сферу вероятностного как объект вероятностной логики (вероятностного знания), в отличие от подхода Рамсея, который стирает границу между вероятным и неопределенным, поскольку во всех случаях ставит поведение субъекта рынка в зависимость от его личных «желаний».

Постановка задачи исследовать поведение субъектов рынка в условиях «неопределенного знания» – закономерный вывод из «Трактата о вероятности»; эту задачу и решал Кейнс в своей главной работе – «Общая теория занятости, процента и денег», вышедшей через десять лет после «Трактата». В «Трактате» он писал: «Верно, что когда источником нашей веры является только лишь знание – знакомство, кажется, что можно говорить о степенях знания и рациональной веры, подобно тому, как это имеет место, когда знание получено путем рассуждения. Но я полагаю, что подобное представление порождено отчасти сложностью разграничения непосредственного и опосредованного знания, а отчасти смешением вероятного знания и неопределенного (vague) знания. У меня нет возможности здесь анализировать значение последнего. Но, разумеется, это не то же самое, что знание в собственном смысле, будь-то вероятное или достоверное, и его, видимо, вряд ли возможно подвергнуть строгому логическому анализу. Но как бы то ни было, я не знаю, как рассматривать такое знание, и, несмотря на его важность, не стану еще более усложнять свой предмет, пытаясь дать адекватную трактовку неопределенного знания» (с. 394).

3.2. Неоклассическая теория как уклонение от неопределенности

«Неопределенное знание», которое в «Трактате о вероятности» выступает как важное, но не доступное (на тот момент) рациональному анализу понятие, в «Общей теории занятости, процента и денег» представляет собой уже главную основу этой теории.

Неопределенность знания о будущем (в среднесрочном и долгосрочном аспектах) предопределяет неопределенность в обосновании сегодняшних экономических решений. Логика Кейнса при этом такова. Поскольку нет определенного знания о будущих издержках и потребностях, сегодняшние инвестиции в капитальные блага, применение которых рассчитано на длительный срок, не могут быть рационально обоснованы. А через действие мультипликатора инвестиций, отражающего умноженную зависимость производства предметов потребления от производства капитальных благ, эта неопределенность распространяется на все производство, на весь объем занятости.

В условиях «тотальной» неопределенности доминирующее значение в поведении инвесторов (а отсюда – и рынка в целом) приобретает не рациональный расчет, а психологический фактор: настрой инвесторов на жизнерадостный оптимизм и доверие (к благоприятному ходу дел), либо напротив, настрой на тревожное ожидание краха. При этом перемены в настроении инвесторов и других агентов рынка могут происходить неожиданно, под влиянием самых разнообразных событий и слухов.

В таких условиях каждый агент рынка стремится иметь резервный запас благ, чтобы защитить себя на случай неожиданного краха; таким запасом служат сбережения, но не просто сбережения, а накопленная сумма наличных денег. По Кейнсу, следовательно, главное содержание накопления наличности – служить «противовесом» неопределенности рынка.

При этом мерой доверия и оптимизма (либо, наоборот, недоверия и тревоги) служит не количество накапливаемых наличных денег («ликвидности»), а степень предпочтения ликвидности, иначе говоря, «цена» этой ликвидности, т. е. тот уровень процента, при котором владелец согласен расстаться с наличными деньгами, предоставив их в долг либо обменяв на акции или облигации. Чем выше доверие, тем ниже уровень процента, и наоборот.

Уровень процента зависит не только от степени доверия (или недоверия), но и от ожидаемой предельной производительности капитальных благ. Чем выше эти ожидания, тем больше спрос на капитальные блага со стороны инвесторов а, следовательно, чем выше ожидаемая производительность капитальных благ, тем выше норма процента.

Указанные два фактора нормы процента – уровень доверия и ожидаемая производительность – способны двигаться независимо друг от друга, так что иногда они воздействуют на норму процента в одном направлении, а иногда – «гасят» друг друга. Наиболее низкий процент имеет место тогда, когда высокий уровень доверия сочетается с низкой предельной производительностью капитальных благ. При этих условиях широкое предложение «ликвидности» сочетается с узким спросом на нее. Противоположное положение (высокая норма процента) складывается, когда тревожность и недоверие владельцев ликвидности ограничивают ее предложение в виде кредита, а ожидаемая производительность капитальных благ поднимает спрос на ликвидность в целях инвестиций.

Промежуточные состояния нормы процента возникают, когда низкий уровень доверия (повышающий фактор) сочетается с низкой ожидаемой производительностью (понижающий фактор) или высокий уровень доверия (понижающий фактор) сочетается, с высокой производительностью (повышающий фактор).

Ясно, что все перечисленные состояния нормы процента неустойчивы, поскольку опираются на «неопределенные знания» о будущем – как со стороны доверия-недоверия, так и со стороны ожидаемой предельной производительности капитальных благ.

Итак, Кейнс отмечает как «прискорбный факт» необходимость для агентов рынка принимать решения и действовать в условиях неопределенности. Как в таких условиях сохранить репутацию людей рациональных? Во-первых, «не замечать этот прискорбный факт» (т. е. саму неопределенность). Во-вторых, исхитриться так, чтобы неопределенность представить как определенность, для чего вводятся «три важнейших допущения»:

«1. Мы предполагаем, что настоящее служит много более полезным проводником в будущее, нежели беспристрастное исследование прошлого опыта, выявляющее, что было до сих пор. Иными словами, мы в значительной мере игнорируем перспективу будущих изменений, о современных признаках которых нам ничего неизвестно.

2. Мы предполагаем, что оценка существующего положения, выраженная в ценах и характеристиках существующего выпуска продукции, основана на корректном суммировании будущих перспектив, так что мы можем считать ее правильной по крайней мере до тех пор, пока что-нибудь новое и существенное не появится в поле нашего зрения.

3. Зная, что наше собственное индивидуальное суждение ничего не стоит, мы стараемся следовать суждениям остального мира, который, быть может, лучше информирован, то есть мы стараемся приспособиться к поведению большинства или среднего человека. Психология сообщества индивидов, каждый из которых стремится копировать остальных, обусловливает выработку того, что мы можем назвать общепринятым суждением (conventional judgement), используя этот термин как строгий».[18]18
  Джон Майнард Кейнс. Общая теория занятости. «Вопросы экономики» № 5, 1997 г., стр. 107.


[Закрыть]

Итак, «мы» – т. е. субъекты рынка и его теоретики – ориентируясь на поведение «среднего человека», вырабатываем «общепринятое суждение» о будущем. Это суждение основано на двух ошибочных предположениях: что будто будущее будет похоже на настоящее (а уроки прошлого можно игнорировать), и что якобы в практике настоящего (в ценах и в данных о производстве) уже учтены будущие перспективы.

Ложность этих предположений состоит в том, что будущее является неопределенным и не поддается рациональному учету. Поэтому под оболочкой «общепринятой» уверенности всегда бродят «панические страхи» и «необдуманные надежды», так что ситуация безопасности может «неожиданно сломаться» и превратиться в свою противоположность.

«Практическая теория будущего, базирующаяся на этих трех принципах (мнимой рациональности поведения – Ю. О.) имеет определенные особенности. В частности, основанная на таком непрочном фундаменте она подвержена внезапным и значительным изменениям.

Привычка к спокойствию и неподвижности, надежности и безопасности неожиданно ломается. Тогда новые страхи и надежды берут без предупреждения ответственность за человеческое поведение. Силы разочарования могут внезапно навязать новый общепринятый базис оценки. Все эти прелестные, изящные концепции, выработанные для обшитых дубовыми панелями залов заседаний и деликатно регулируемого рынка, легко терпят крах. Ведь в действительности неясные панические страхи и равным образом смутные и необдуманные надежды никогда не успокаиваются и лежат под самой поверхностью»[19]19
  Там же.


[Закрыть].

Таким образом, Кейнс указывает на двойственность психологии, управляющей поведением субъектов рынка. С одной стороны, эти субъекты стремятся к тому, чтобы «сохранять репутацию людей рациональных, людей экономических». Но, с другой стороны, ими руководят «неясные панические страхи и равным образом смутные и необдуманные надежды». При этом, в силу неопределенности знаний о будущем «рациональные» решения не могут иметь реальной основы, но зато «страхи» и «надежды» имеют основу в природной психике людей.

Что касается «классической» экономической теории, то ей, по мнению Кейнса, присущи три вышеизложенные ложные допущения, и она «пытается заниматься настоящим, абстрагируясь от того факта, что мы очень мало знаем о будущем». Кейнс далее пишет: «Мы изучаем наше поведение на рынке, но теория, которую мы разрабатываем, изучая, как мы ведем себя на рынке, не должна покоряться рыночным идолам. Я обвиняю классическую экономическую теорию в том, что он является одной из прелестных, изящных концепций, пытается заниматься настоящим, абстрагируясь от того факта, что мы очень мало знаем о будущем» (с. 107).

Что означают слова Кейнса: теория поведения на рынке не должна покоряться рыночным идолам? Мы полагаем, что эти «идолы» – Спрос и Предложение. Исходя из всего сказанного Кейнсом, рыночное поведение людей следует рассматривать как часть их общего экономического поведения (как производителей, потребителей, сберегателей, инвесторов). Факторами, определяющими это поведение, являются неопределенность (т. е. весьма ограниченное знание), неустойчивость психики (немотивированный переход от оптимизма и доверия к тревоге и панике), растущая склонность к сбережению, предпочтение ликвидности, денежный фетишизм, колеблющаяся склонность к инвестициям.

Эти факторы вытекают из психологии людей. Поэтому поведение людей на рынке часто противоречит тому, чего ожидает традиционная теория.

Например, традиционная теория считает, что повышение нормы процента есть результат растущего спроса на инвестиции и ограниченности сбережений. Более высокий процент будет стимулом роста сбережений. В действительности рост нормы процента чаще всего отражает возросшее предпочтение ликвидности (а не ограниченность сбережений), а в конечном счете – усиление тревоги и пессимизма в обществе (иногда без достаточных оснований). С другой стороны, политика искусственного понижения нормы процента центральным банком способна временно подавить нарастающую тревогу субъектов рынка, когда эта тревога вполне обоснована (признаками назревающего кризиса).