Текст книги "Эра Огня"

37

Спустился вечер. Серые сумерки недолго помаячили над городом и сменились чернотой ночи. Пришло время беспокойного ожидания. Лучники ходили по стене, хлопая плащами и нервно задирая головы при любом звуке, но умудрялись при этом перекинуться шуткой. Волновался и Эрнест. Он попытался разглядеть хоть что-нибудь в темном небе, но дальше метра не видел ни зги. Непроглядный мрак. Он не видел лучников, говоривших полушёпотом неподалёку от него. О том, чтобы увидеть птиц, не могло быть и речи. Побродив по стене, одолеваемый тревогами и неуверенностью, он решил поделиться своими опасениями с Киром, но командир успокоил его.

– На небе мы можем кое-что разглядеть. К тому же звуки их крыльев слышны как дуновение ветра. В полной тишине этого достаточно, чтобы понять, что они близко.

Эрнест отнёсся с сомнением к словам Кира. Он не верил, что в такой темноте можно кого-то подстрелить. Но скоро все должно было разъясниться.

Ближе к одиннадцати все на стене замерли. Луки привели в готовность. Лица людей стали серьёзны. От недавних подшучиваний не осталось и следа. Кир ходил по стене от одного лучника к другому, перекидывался с каждым парой слов, пристально всматривался в темноту. Ожидание нелегко давалось ему. Но в отличие от остальных лучников он совсем не беспокоился. Когда командир подходил к Эрнесту, начальник видел его обозленное лицо и поджатые губы. Весь его вид говорил о том, как ему осточертело это занятие, и как он хочет, чтобы все быстрее закончилось. Птиц дождались только к двенадцати часам, отчего Кир обозлился ещё сильнее.

Сразу Эрнест не понял, почему люди рядом с ним напряглись и подняли головы. Он не видел ничего. Но спустя пару минут услышал дуновение, о котором предупреждал его командир. Он тоже взял лук, и щуря глаза, всмотрелся в чёрное небо. Раз уж он услышал птиц, значит они были близко, но где, он не мог разобрать. Неожиданно, лучник справа пустил стрелу. И тишина. В ответ не раздалось ни звука. Промахнулся. Эрнест опустил лук, ругая себя, что вообще ввязался в это дело, но вдруг, на него упала тень. Как ни странно, даже в такой непроглядной темноте начальник заметил эту тень, вернее почувствовал ее кожей. Со всех сторон засвистели стрелы, и раздались отвратительные крики птиц, трепыхавшихся в небе. Теперь он мог увидеть их. Они появились в паре метров над людьми. Он вскинул лук, прицелился и выпустил стрелу, удачно достигшую цели. Птица прокаркала и закружила над его головой в попытках атаковать ответно, но рана сделала её безумной. Она хаотически кидалась вниз, не достигая цели. А Эрнест не терял времени попусту. За первой стрелой он выпустил ещё стрелу, а за ней ещё одну, но птица все кружила над ним, оглушая жуткими криками, как и с десяток других, бивших крыльями над стеной. У Эрнеста мороз побежал по коже. Этих тварей будто из железа отлили. Её пробили три стрелы, а она не сдавалась. Он нацелился в четвёртый раз, но рука его дрогнула. Справа, метрах в десяти, закричал человек. Пронзительно и страшно. Стоявший рядом лучник помчался на крик. Началась суета и неразбериха. Топот ног, голоса, удары. Эрнест не двигался с места. Он собирался добить птицу во что бы то ни стало, но она пропала из виду, когда он отвлёкся на крики. Неосторожно рассудив, что она сражена и упала, он хотел поспешить на помощь раненому. Стоило ему опустить лук и сделать шаг, как птица взмыла из под стены и бросилась на него. Она без труда повалила его на пол, взлетела и снова устремилась к нему. Эрнест изо всех сил отбивался луком, пока птица пыталась схватить его и поднять вверх. Своими когтями она цеплялась ему то за волосы, то за плащ, то сжимала их стальными клещами на груди, впиваясь в кожаный нагрудник. Не в силах больше попусту размахивать бесполезным сейчас оружием, Эрнест отбросил лук и выхватил меч. При следующем нападении он воткнул его в брюхо птице, и та, взлетев, уже не смогла удержаться в воздухе и рухнула вниз на равнину. Эрнест встал и на шатающихся ногах пошёл в сторону башни, где до этого кричал человек. Но вспомнил, что бросил лук и вернулся за ним. Одежда на нем была изорвана в клочья. Тело горело из-за глубоких царапин и саднящих ран. Только он разогнул спину, над ним мелькнула чёрная тень и пронеслась в город. Птица, летящая следом, камнем упала на него. Эрнест успел выхватить меч и воткнуть его под крыло птице. Взмыв вверх, она растворилось в ночном мраке. Дальше по стене снова началась атака, раздались крики. Эрнест зорко оглядывался кругом, в глазах рябило от напряжения, но разглядеть проклятую птицу никакими силами не удавалось.

– Хитрые твари, – прохрипел он, – теперь я понимаю почему они налетают ночью.

Чей-то голос окликнул его. Эрнест повернул голову, но вместо ответа из груди его вырвался вопль. Под левой лопаткой взорвалась боль. Птица своим огромным клювом едва не переломала ему ребра. Он развернулся и наугад пустил стрелу. Мимо. Птица размахивала крыльями прямо над ним и готовилась к новому удару. К счастью, кто-то пришел ему на помощь. И прежде чем Эрнест успел что-то предпринять, всадил в нее три стрелы подряд. Она завертелась вокруг себя и упала за стену.

– Как вы? – спросил перепуганный, совсем юный лучник.

– В порядке, – ответил Эрнест с клокотаньем в горле.

Лохмотья, в которые превратилась его одежда, пропитались кровью, разорванная рана мучительно нарывала.

– Вам лучше уйти отсюда. – посоветовал лучник, – Вы ранены. Запах крови сводит их с ума. Зайдите хоть в башню, там безопасней. Все раненые находятся в башнях.

– Хорошо.

Эрнест добирался до башни, натыкаясь на лучников, спотыкаясь и озираясь. Ему стало казаться, что перехода до укрытия ему не осилить, так у него кружилась голова. Но шаг за шагом, и он достиг башни. Внутри сидели трое лучников. Командира не было. Начальник прислонился к каменной стене и с трудом перевел дыхание. Левая рука почти совсем перестала слушаться.

– Ранены? – спросил один из лучников.

– Да уж, не повезло, ничего не скажешь.

Лучник фыркнул и замолчал. Снаружи какое-то время еще доносились звуки борьбы, но понемногу и они утихли. Однако лучники не спешили расслабляться. Все неподвижно ждали. Над стеной повисла такая тишина, словно на ней не было ни человека. Эрнест понадеялся, что на сегодня все кончено.

– Кто-нибудь знает сколько время? – спросил он спустя час томительного ожидания.

– Похоже скоро рассвет, – сонно пробормотал прикорнувший лучник.

– Сколько времени мы отстреливали птиц?

– Как обычно, часа три все это продолжалось.

– Три часа? – удивился Эрнест, – мне показалось больше.

– Ещё бы. Мне так вообще показалось, что целая вечность прошла.

Когда за вершинами гор занялся долгожданный рассвет, появился командир. Он выглядел точно так, как и до начала атаки. На нем не было ни царапины, одежда осталась в порядке, чиста и цела, на лице вечерние скука и злость.

– Эрнест, вы ранены? – спросил он деревянным голосом.

– Да. На меня напала одна из этих тварей.

Ниточки-губы на лице Кира кособоко приподнялись, изобразив на его лице всегда одинаково-надменную улыбку.

– Такое случается. Правда до этой ночи они не проявляли такой агрессии. Раньше они старались поскорее убраться и сами не нападали. Они начинали атаку только после того, как получали стрелу. А сегодня все было иначе, – Кир помолчал, – ну и как? Не пропустили не одной птицы в город?

Эрнест не обратил внимания на вопрос Кира.

– В какой-то момент я подумал, что их невозможно уничтожить, – сказал он.

Кир выглядел довольным. Он глядел так высокомерно, как будто это он сам проучил начальника разведки за дерзость.

– Вы правы, – произнес он, – это нелегко. Вы, наверное, пока сами не убедились на деле, думали иначе?

Эрнест сдержал раздражение.

– Я не понимаю вашего тона, – ответил он, перетягивая плащом спину, – я, кажется, вас ни в чем не обвинял.

– Вы правы. Я пришёл сказать, что внизу – врач. Оказывает помощь раненым. Вам надо к нему.

Эрнест вышел из башни. Небо раскрасилось красноватыми солнечными отблесками. Огненный диск медлительно полз вверх. По стене бродили уставшие лучники, спотыкались через шаг и ворчали невнятно и устало. На равнине черными островками истыканными стрелами лежали туши птиц. Очень странный вид имела в этот час равнина. У лестницы Эрнест пошатнулся. Голова его шла кругом, ослабевшие ноги насилу держали тело. Он стоял и смотрел вниз на крутые ступеньки, и не мог сделать ни шагу. Вспомнился ему утренний доклад о пострадавшем крестьянине. Мог ли он тогда подумать, что этой ночью сам переживет нечто подобное? Конечно, нет. Не стоило думать об этом и сейчас. Стоило подумать о большей осторожности во время спуска по лестнице.

Внизу ему сделал перевязку внимательный отзывчивый доктор. Эрнест поблагодарил его, распрощался с ранеными, ожидавшими своей очереди, и отправился домой, мучимый усталостью и лихорадкой.

* * *

Отдохнуть Эрнесту не удалось. Он заехал к себе только для того, чтобы переодеться. Улица Заблуждения, которая появилась благодаря ошибочному расчету при строительстве соседних улиц, и имела вид трапеции, расширяясь к концу, находилась недалеко от резиденции, и он вознес искреннюю хвалу небу за это счастливое стечение обстоятельств. Ему не пришлось ехать в другой конец города, а затем возвращаться в резиденцию. Сегодня утром он намеревался серьезно поговорить с Аморанком. То, что он увидел этой ночью, многое должно изменить в их планах. К тому же следовало принять доклад от патрульных. Он не сомневался, что птицы попали в город и могли натворить ещё бед.

Эрнест вошёл в резиденцию. В дверях он столкнулся с докладчиком. Это снова был Захар. Сегодня он явился раньше времени и, не застав Эрнеста в кабинете, скитался по нижнему этажу. С проблемой отсутствия начальника он столкнулся впервые, и не знал, что придумать. Но, как он сам любил повторять, если не знаешь, что делать, просто жди. Этим и занялся. И крайне обрадовался, что Эрнест появился не к вечеру. Но вот вид начальника привёл Захара в смятение. Раны и шаткая походка Эрнеста напугали впечатлительного разведчика.

– Идём в кабинет. Давно ждешь?

Разведчик кивнул. Но Эрнест знал, что ждал он недолго.

– Что сегодня? – спросил Эрнест, пропуская Захара вперед.

– Вот доклад, – разведчик протянул ему исписанный лист.

Эрнест и не подумал взять доклад. Он со стоном упал на кресло и вытянул ноги. По лицу его разлилась бледность.

– Положи на стол, – произнес он, глядя покрасневшими глазами на Захара, – Я не в настроении читать. Расскажи мне.

Захар откашлялся, прочищая горло, помолчал. Затем откашлялся снова.

– Сегодня еще двое пострадавших, – только и сказал он.

Несомненно существует такие люди, которые бояться держать речь. Захар был одним из них. В жизни болтлив и даже хвастлив, он не мог и двух слов связать, если требовалось произнести серьёзную речь без эмоций и по делу. Заслышав слова: «доложи», «объясни», он впадал в трепетное состояние. Откашливаясь, он старался придать себе значительности и важности, которых всегда не хватало ему в такие моменты, и кроме того, растянуть время, чтобы успеть ухватить хоть какие-нибудь мысли, в страхе покидающие его круглую голову.

Захар потоптался на месте и снова повторил.

– Да, двое пострадавших.

Эрнест не был настроен выслушивать длинные разглагольствования, поэтому такой ответ его удовлетворил.

– Мертвы? – спросил он.

– Да.

– Всё понятно. Больше мне от тебя ничего не надо.

Захар провел рукой по вспотевшему лбу. Доклад был окончен, а значит можно и поговорить.

– Ах, Эрнест. Что мне рассказали патрульные! о том как нашли тех людей! Как представлю, пробирает до мурашек. Я смотрю на вас и думаю, может и вы пострадали от птиц. У вас лицо поцарапано.

– Да, Захар. Все так.

– О нет! – воскликнул Захар, – что теперь будет, раз уж они даже до вас добрались. Они напали на вас, когда вы возвращались домой?

Эрнесту не хотелось рассказывать этому любопытному и не в меру болтливому разведчику, что произошло с ним этой ночью.

– Иди Захар. Ты свободен. Я хотел бы поспать немного, пока не появился наместник. У меня была тяжёлая ночь.

– Оно и видно. Всего хорошего.

Когда Захар ушёл, Эрнест с удовольствием закрыл глаза и постарался получше устроиться в кресле. Но переворачиваясь с боку на бок, он никак не мог расслабиться. Все тело болело и ломило. Да и кресло оказалось не лучшим местом для сна. Бросив тщетные попытки уснуть, он распахнул глаза. Аморанок должен был прийти только через несколько часов, и Эрнест с сожалением подумал, что не надо бы и ему спешить в резиденцию. Докладчик вполне мог подождать.

Он вышел на террасу, чтобы развеять дурные мысли. И до приезда наместника он простоял, облокотившись о перила и разгадывая, для чего здесь поставили этот нелепый кусок стены, названный Заставой Лучников, размышляя, что сказать наместнику по поводу Льва Шанталова или не говорить вообще ничего, и как склонить его на свою сторону в вопросе о птицах.

Аморанок приехал к девяти часам. Эрнест слышал его возню за стеной. Его сюсюканье с вараном и недовольное бормотание, скорее всего адресованное дежурным разведчикам. Его шарканье и кряхтенье. Эрнест не торопился отправиться к нему. Он знал, что Аморанок не любил таких поспешных визитов. Наместник начинал волноваться, думая, что произошло что-то непредвиденное и опасное. Иногда он бывал прав. Но и в таком случае он приходил в свирепое состояние и кричал, что не потерпит, чтобы к нему в кабинет так нагло врывались, да еще с дурными вестями. Он думал, что приносящий дурную весть старается как можно скорее оповестить о ней наместника, с целью увидеть его опечаленное лицо. Но опечаленным оно представлялось лишь самому наместнику, другие видели на нем явные признаки страха. Их Аморанок всегда безуспешно старался скрыть и от этого свирепел еще сильнее. Таков был Аморанок и приходилось с этим считаться. Только к полудню Эрнест вошел в кабинет к наместнику и застал его, как обычно, с вараном.

– Эрнест, – сразу заговорил Аморанок, не давая начальнику и слова сказать, – что с Шанталовым?

Эрнест не удивился его вопросу. В последнее время Аморанка интересовал только Шанталов. Даже на его израненное лицо наместник не обратил никакого внимания.

– До сих пор ничего нового. Я пришел говорить о другом.

– О другом!? – закричал Аморанок, – с какой стати мне разговаривать с тобой о другом? Первое, что я поручил тебе – это поскорее разыскать Шанталова! А вы, как стадо олухов, не в силах поймать овцу в трех соснах!

– Мы ищем его. Но сейчас неплохо бы подумать и о птицах, которые стали нападать на людей.

До Аморанка не сразу дошёл смысл сказанного.

– О каких еще птицах? – спросил он, брезгливо морщась, – Я думал с ними покончено.

– Нет, не покончено. Несколько птиц, которые проскальзывают мимо стрелков на стенах, за ночь убивают в городе до десяти людей. Представляете, что будет, если их станет больше? – он замолчал, и не дождавшись ответа, продолжил, – нам надо требовать у императора оставить армию в городе. Меня тревожит то, что сейчас происходит.

Аморанок задумался. Он немного побледнел, но особого страха не выказывал. Возможно, потому что не видел прямой угрозы для себя.

– Все станет ясно, когда придет указ.

– Когда придет приказ – уйдет армия, – возразил Эрнест, – Город нельзя оставлять без защиты и на день. А разведчики – неважные стрелки, увы! Да и с мечами они управляются куда хуже воинов.

Аморанок махнул рукой и повторил.

– Когда придет указ, все увидим. В конце концов, я просил императора оставить часть армии для охраны города, если ты позабыл.

– Я думаю, этого мало.

– Ааа, – наместник сардонически улыбнулся, – вот как ты теперь заговорил. Раньше ты был настроен более легкомысленно. Мои опасения тебе казались смешными. Ты был готов высмеять меня. А теперь то у самого поджилки трясутся.

Эрнест не помнил, чтобы он был готов высмеять Аморанка. Да и опасное это дело – высмеивать наместника. Вряд ли после такой попытки, он сидел бы сейчас здесь. Но он не стал спорить.

– Ситуация поменялась, – спокойно ответил Эрнест на колкие слова наместника.

Такой простой ответ поуспокоил Аморанка. Он притих. Поглаживая варана, сидящего перед ним на столе, он погрузился в глубокую задумчивость. Молчание затянулось настолько, что Эрнест стал переживать, не впал ли Аморанок в одно из своих фантастических состояний. Лицо у наместника оставалось серьезно, но что было в его голове? Эрнесту показалось, что прошло достаточно времени, чтобы что-то решить, и он спросил:

– Я надеюсь вы согласитесь со мной, что надо отправить еще одного гонца и требовать оставить здесь большую часть армии?

Варан открыл глаз и уставился на начальника разведки. Хитро и злобно. Прозвучавший вопрос напугал Нюха, но на Аморанка никак не подействовал. Он молчал. Время шло. Эрнесту начинало это все надоедать. Он поерзал на стуле, с шумом его двигая. Аморанок не отреагировал. И тогда он встал.

– Я думаю, вы дадите мне знать, когда примите решение.

– Стой, – остановил его наместник, – мне нечего тебе сообщить. Я уже сказал, что буду ждать приказа. Как ты мог заметить, отношения между армиями день ото дня все напряженнее. Особенно после выходки Шанталова. Так вот, я думаю будет не лишним вывести одну армию из города. Пусть уходит императорская армия. У меня есть моя личная. По размышлении, я пришел к выводу, что в самом деле немного запаниковал по поводу лесных. Если произойдет что нибудь…ну…непредусмотренное, мы справимся и своими силами. Но мне есть о чем тебе напомнить. Не забывай о Шанталове.

Эрнест разозлился при виде такого глупого упрямства. Чего-то подобного следовало ожидать от наместника. Аморанок никогда не понимал толком, чего сам хотел. Его сегодняшнее решение могло полностью противоречить вчерашнему. И вследствие этого противоречия, оно бывало непоколебимо. В данном случае Эрнест надеялся, что страх возьмет верх над ослиной упертостью наместника.

– Это ваше решение, – ответил Эрнест, – Жаль, что оно так резко поменялось за такое непродолжительное время.

– А мне ничуть не жаль, – ответил Аморанок, – мне решения всегда приходятся к месту.

– Что ж. Настаивать я не стану. Все что мне остается, дать вам один совет, Ваше Высокоборство: берегите голову, обычно птицы метят туда.

Эрнест вышел и захлопнул за собой дверь. Но остановился. У него возникло нетерпеливое желание тотчас вернуться в кабинет и объяснить этому упрямцу всю важность его просьбы. Он уже взялся за дверную ручку, но помедлил. В нем зрело мстительное чувство. В душе он пожелал увидеть раскаяние Аморанка, когда уже будет поздно раскаиваться. Но его мучили и угрызения совести: сколько людей пострадает, если не сделать все возможное, чтобы переубедить глупца и сумасброда? Сердце у Эрнеста тревожно защемило, и к горлу подступил ком. Он знал, что сможет воздействовать на Аморанка, если постарается. Стоит только поживописнее расписать виденную им ночью картину, и тогда воображение Аморанка откликнется. Страх победит упрямство. Наместник, в свою очередь, в силах надавить на императора, и потребовать оставить армию для защиты Авирана от опасности, которая угрожает ему. Эрнест отпустил ручку и отошел от двери. Гордость и желание увидеть своими глазами беспомощность ненавидимого наместника, в отместку за его презрительное отношение, не позволили начальнику разведки войти в кабинет и просить глупца одуматься. Возможно Аморанок и сам этого ждал, поразмыслив получше. Но Эрнест посчитал это уж слишком унизительным. Наместник, если и согласится с ним в итоге, прежде его с грязью смешает. «В конце концов, – успокаивал Эрнест свою совесть – случись что, мы, как сказал наместник, справимся и без императорской армии. Не стоит больше об этом думать». И все же он надеялся, что Аморанок сам его вызовет, сам признает свою неправоту.

На душе у Эрнеста было нехорошо, когда он выходил из резиденции. Неожиданно ему пришла мысль поговорить с Назаром. Они друг друга не полюбили с первого появления Эрнеста в Авиране из-за непреодолимых разногласий. Но окружающие не знали об их взаимной неприязни. До последнего времени. С тех пор, как Эрнесту удалось потеснить Назара, тот стал открыто враждебен к нему. Да и у самого Эрнеста любви к старому лжеборцу не прибавилось. Но теперь, как и раньше, он уважал в нем силу и стойкость. Кроме того, случалось Назар мог вполне здраво вести разговор. Это происходило в те редкие случаи, когда он не говорил о мистическом. Только что Эрнест подумал о Назаре, как увидел его самого. Высокий худой старик в рясе. Он шёл по коридору и смотрел прямо перед собой. Все как обычно. Лицо его было строго и даже чуть печально.

Желание поговорить у Эрнеста пропало, как только он увидел лжеборца. Язык его онемел, лицо превратилось в каменную маску. Странно, но в мыслях Назар всегда казался ему приятнее, чем в жизни. Когда он думал о нем, ему даже нравились отдельные черты его характера, но стоило его увидеть, и ясно проступало все нелестное, что было в нем. Приветливость Эрнеста пропадала вместе с его благодушными мыслями.

Назар не взглянул в сторону начальника разведки, но заметил его ещё из далека. Он повернул к лестнице на второй этаж, величаво прошествовав перед самым носом Эрнеста. На лестнице лжеборец столкнулся с хамоватым разведчиком, идущим прямо на него и до последнего не желающим уступить дорогу. Только когда разведчик сообразил, что Назар ни за что не сдвинется в сторону, сам уступил ему, при этом сверкнул на лжеборца глазами. Это был Федаль Грим. Эрнест не очень любил этого заносчивого выскочку. Но тот трудился усерднее многих других, за что Эрнест ему многое прощал. Фаго коротким кивком поприветствовал начальника и выскочил на площадь. Назар к тому времени уже скрылся из виду. «Наверное пошёл к Аморанку» – подумал Эрнест и вышел на улицу вслед за Гримом. Тот ушёл недалеко.

– Федаль!

Фаго обернулся. Он старался пройти незамеченным и был недоволен, что его заметили. Эрнест про себя усмехнулся. Он любил видеть разъяренность этого разведчика. И частенько, как бы невзначай, доводил его до этого состояния. Это было не так уж сложно сделать. Но сегодня встревоженный и озабоченный обстановкой в городе, он не имел ни малейшего желания поддразнивать Грима.

– Собери к вечеру разведчиков в Зале Представительств.

– Хорошо. Я сделаю.

– Теперь можешь идти.

Фаго быстрым шагом, стараясь побыстрее исчезнуть с поля зрения начальника, зашёл за угол резиденции.

Эрнест остался стоять в дверях, задумчиво переводя взгляд от сквера к Главной площади, и к Заставе лучников. Сомнения и беспокойство так и не оставляли его. Он старался вразумить Аморанка, он сделал все, что мог. Но уколы совести были не так ощутимы, как он ожидал. Другая игла колола в его душе, ранящая сильнее, чем игла совести. Впервые Эрнест чувствовал себя нездоровым не физически, но как-то иначе. Не раны, полученные сегодня на стене, явились причиной его болезни.

– Какой бессовестный предатель собственное сердце, – произнес он, не зная, как ему вырвать иглу так, чтобы сохранить достоинство и независимость, – вроде бы живёт в ладу с тобой, но мгновение, и вот оно наносит такой неожиданный болезненный удар, что забываешь обо всем. «Благодарю». Я не могу сказать ей этого слова. Мне не за что её благодарить.