Текст книги "Эра Огня"

44

Каспара дома не было. Матильда только пожимала плечами. Он вернулся с дежурства и через час ушёл. Куда, зачем…он ей не сказал. Был взвинчен, груб. Она думает, что-то случилось. Он очень редко бывает таким.

– Даже не поел ничего, – добавила она, считая, что это последнее обстоятельство должно окончательно поразить Родиона.

Где искать Каспара Родион не имел представления. Вместо этого он отправился повидать сестру. Искренняя радость Алины при их встречах дарила такую же искреннюю радость ему. Что бы не происходило в его жизни, она сияла в ней как солнечный луч, рассеивая мрак и одиночество. Ему несказанно повезло, что он имел такого человека.

Дверь отворил Арман и чинно попросил обожать, пока он спросит у госпожи, готова ли она принять его. Родион опешил.

– Готова принять? – переспросил он, – что это значит?

– Ждите, – был ответ.

Но Родион не стал ждать. Он оттолкнул дворецкого и прошёл в гостиную. За дверью он услышал приглушенные голоса. Он вошел и остановился на пороге. Сразу он увидел только Алину. Она лежала на диване в шелковом розовом платье, с собранными в косу волосами, обвитую вокруг головы, и полуприкрытыми глазами. Родион не мог отвести от неё глаз, так необыкновенно прекрасна она была. Он забыл, что в комнате находится кто-то ещё, пока не услышал голос, пробудивший его от очарования. Это был голос его друга, Каспара. Он сидел напротив Алины и говорил о какой-то чепухе, сути которой Родион не мог уловить. Появления его они не заметили. Алина протянула руку к Каспару, и он, влекомый ее движением, сел на пол рядом с диваном, положил голову ей на ноги и накрыл своей рукой ее руку. Она нежно поглаживала его волосы.

– Госпожа, – раздался голос позади Родиона, – я пытался его задержать, но он применил силу.

Алина подняла глаза и увидела белое лицо Родиона. Щеки ее залились краской. Каспар поднялся на ноги и сделал вид, что возится с сапогами, чтобы скрыть свое замешательство. Но он быстро оправился от смущения и бодрым шагом подошёл к другу, протягивая ему руку.

– Здравствуй, – сказал он в своей обыкновенной залихватской манере, – я хотел сегодня к тебе заехать. Хорошо, что ты пришёл.

Внутри у Родиона все перевернулось. Он не ожидал такого предательства: завести за его спиной подлую интрижку! Каспара он ненавидел, а Алину от всей души презирал. Слова дворецкого ещё усилили его злость. Он отвернулся от Каспара, не желая с ним любезничать, и подошёл к Алине, сидевшей на диване с виноватым видом.

– Ну что, ты не готова была меня принять? Теперь дворецкий справляется, можно ли мне войти или нет? У тебя тут дела поважнее?

Глаза Алины загорелись. Она схватила Родиона за руку и ответила:

– Не слушай его. Этот негодяй назло так говорит. Для тебя двери открыты всегда.

– Даже в такие…волнующие моменты?

– Всегда, – прошептала Алина.

Каспар сделал ещё одну попытку заговорить с Родионом.

– Послушай, я хотел тебе сказать. Но не знал, как это сделать. Я боялся, что именно так ты и отреагируешь, а ссориться с тобой не хотел.

– Негодяй! – закричал Родион, – взялся за мою сестру? Как ты мог? Ты был мне другом!

Каспар, не выносивший подобных сцен, криков и обвинений, потерял свой независимый вид и стал в самом деле походить на разоблаченного подлеца. Родиона его вид привёл в умоисступление. Он решил, что это лучшее подтверждение его предательства и лицемерия.

– Трус! – завопил он, – боялся показаться мне на глаза, пока окручивал мою сестру!

Он в ярости бросился к Каспару, но Алина опередила его. Она встала перед Каспаром и глядя в глаза Родиону, твёрдо произнесла:

– Он ни в чем не виноват. Я люблю его. С первого дня, как увидела его, я поняла, что люблю его. За что ты винишь нас? Ничего не изменилось между нами троими. Я тебя так же люблю и всегда тебе рада. Не слушай Армана. Ты ведь его знаешь. А Каспар? В чем он виноват? В том, что не сообщил тебе сразу? Это моя вина. Я боялась, что ты не так поймёшь и вот довела до этого. По той же причине я боюсь рассказать Георгу. Но Каспар ничего не скрывал.

Родион рассмеялся, но глаза его сверкали как у безумного.

– Он не скрывал? Ещё как скрывал. Вы оба скрывали. А как это Георг до сих пор не знает, что творится в доме? Кстати, где он?

– Родион, милый, – голос Алины задрожал, – прости меня. Это я во всем виновата. Надо было сказать тебе сразу. Это все моя глупость.

– Где Георг? – повторил Родион.

– Его сейчас нет. Он ушёл.

– Ещё бы, – Родион снова рассмеялся, – мой дружок знает, в какое время сюда таскаться.

– Перестань! – закричала Алина, – Георгу я сегодня же все расскажу!

Она подошла к Каспару и взяла его за руку.

– Я так счастлива и так хочу, чтобы ты был рад за меня. За нас.

– Я за вас рад, – с перекошенным ртом ответил Родион, – думаю больше мне здесь делать нечего.

Он огромными шагами устремился к выходу, но Каспар задержал его у двери, положил руку на плечо и крепко сжал.

– Я рад, что ты теперь все знаешь. Прекращай злиться. Оставайся.

– А не пошёл бы ты к черту!

Он кулаком, со всего размаху, сбил руку Каспара со своего плеча и вышел из гостиной. Его душила ярость. Хлопнув дверью, он убедил себя, что больше никогда не покажется в этом доме. В висках у него стучало так, что он даже остановился, чтобы перевести дух. Острое чувство обиды и разочарования охватило его. Слова сами собой вырывались наружу, вместе с бушевавшим в нем отчаянием:

– Меня предали! Они меня предали. Врали мне! За моей спиной! А ведь кроме них у меня никого не было!

Он подумал о дяде и закусил губу. Возможно, он никогда в жизни больше не увидит его. Льву грозит такая опасность. А он, дурак, не понимал, что Лев его единственный родной человек, по глупости считая, что у него есть еще друзья.

– Каспар и Льва предал, – со злобой произнес он.

Родион не заметил, как в смятении вскочил на лошадь и проскакал пол города в невменяемом состоянии. Он придержал лошадь. Гнев его понемногу успокаивался, и он попытался размышлять здраво. «Поехать к дяде и все рассказать ему?» – первое, что пришло в голову. Но он отбросил эту идею. Подвергать Льва опасности из-за этого? Что он изменит? Никто ничего не изменит. Отчаяние поднималось в нем с новой силой. Успокаивала мысль, что скоро его призовут на войну и эти люди, этот город, все останется позади. Если выживет, сюда он больше не вернется, а если нет, что ж, тогда и рассуждать не о чем. «Всех, кто у меня был, я потерял. Одного за другим. Начиная с родителей в раннем детстве, заканчивая Львом. Наверное, я обречен на одиночество. Наверное, на мою долю не отмерили счастья». Поравнявшись с резиденцией, Родион заметил на террасе наместника. Аморанок стоял как столб, прямой и бесстрастный, в своем красном бархатном одеянии. Он вцепился руками в золотые перила. На плече его примостился варан. Аморанок не видел Родиона, и не видел ничего, что происходило снизу. Он вперился глазами в голубую даль. В глазах его было только небо, синее теплое небо. Но что видел его внутренний взор? Какие дали рисовались ему за синим простором? Может он тоже мечтал покинуть этот город. Он, такой одинокий. Никого не любивший и никем не любимый. Родион прошел мимо резиденции, а Аморанок все смотрел за горизонт.

«На его лице так ясно отпечатано одиночество, – думал Родион, – есть ли эта печать на моем лице?» Он был уверен, что Аморанок ничего лучшего и не заслуживает. С такими людьми, как он, одиночество полное, беспросветное, всегда шествует в ногу. «Но за что оно мне? – в отчаянии вопрошал он сам себя, – Неужели я в чем-то схож с ним?» Сама эта мысль подняла в нем такую бурю возмущения, что он всерьёз разозлился на себя. «Похож на Аморанка!? Да я помешался, раз такая несуразица лезет мне в голову».

До дома Родион добирался медленно и долго и все это время раззадоривал себя до новой вспышки гнева. Когда он переступил порог своего дома, то уже был взвинчен до предела. Он не верил, что Алина расскажет Георгу о своих отношениях с Каспаром. Она в самом деле боялась этого. И тогда ему пришла на ум мстительная идея: он сам расскажет ему все. Но так как он пообещал себе, что ноги его больше не будет в доме Шанталовых, то принял решение написать письмо. Ему доставила удовольствие мысль, что ей придется выбирать между Каспаром и Георгом.

– Меня то она отшвырнула не задумываясь, посмотрим, кого она выберет из них.

Он не сомневался, что Георга. А если она и заупрямится, Георг, без сомнения, запретит Каспару бывать у них.

Родион сел за стол и вооружился пером. Этим пером, что держал в пальцах и уже обмакивал в чернила, он собирался покарать предателей, как достойный человек сильным ударом кулака карает подлецов, подобных Каспару, и забвением – женщин, подобных Алине. Да, в карании пером было что-то подленькое, так что Родион немного помучился, прежде чем начать письмо. Он написал первые слова приветствия и задумался. Он не знал, как пишутся подобные письма. Он считал, что занят сейчас недостойным и постыдным делом. Но разозлился ещё сильнее и упрямо продолжал. Итак:

«Здравствуй, Георг. Как твои дела? Что-нибудь вышло с тем камнем? Я тут подумал, что этот камень может быть связан с проклятым стариком. Но потом понял, что ошибся. Ведь мы нашли его раньше, чем старик ожил. Если отыщешь разгадку, сообщи мне. Но пишу я тебе, главным образом, по другой причине. Не знаю, известно ли тебе что-нибудь о твоей сестре и моем друге. Помнишь его? Каспар. Он побывал у тебя в библиотеке однажды. Так вот. Я, на беду, познакомил его с Алиной. Я ему безмерно доверял. Доверял больше, чем себе. И оттого еще сильнее ужасаюсь происшедшему. Как оказалось, он стал ухаживать за Алиной. Бывать у нее, когда ни меня, ни тебя нет рядом. Ко мне он совсем перестал заходить. Видимо замучили угрызения совести. Да и некогда ему было. Он занимался тем, что кружил голову твоей сестре. Он это умеет и проворачивал это не раз. Но взяться за Алину? К сожалению, она влюблена в него, это ясно. Он добился своего. Но друга он потерял. Мне очень жаль, что такого проходимца я ввел в ваш дом, и он по тихому принялся за свое дело. Я его знаю. Он просто не мог пройти мимо такой красавицы, как Алина. И тем больше корю себя за свою глупую недальновидность. Но повторяю: я считал его другом. Прошу и тебя простить меня за эту оплошность. Прошу тебя еще об одном: вырвать свою сестру из его когтей. Запрети ему бывать у вас, а ей видеться с ним. Ты ее брат. Отец ваш, увы, сейчас не может вмешаться в это дело. Мать больна. Меня она не послушает. Только на тебя надежда.

Родион.»

Родион перечитал письмо и покривился.

– Напыщенно, кляузнически, отвратительно, – пробормотал он. Но с тем большей неотвратимостью и злостью на самого себя, вложил письмо в конверт и запечатал его.

– Я становлюсь похож на Дияга. Он бы поступил также.

С мрачным удовольствием Родион подошел к зеркалу.

– Надо отправить.

Он вышел на улицу и поймал мальчишку – разносчика. Сунув ему монету, он приказал сию же минуту доставить письмо по адресу. Тот подпрыгнул и помчался во весь дух.

Пошло время ожидания. Родион ходил из угла в угол. Дома ли уже Георг? Он надеялся получить ответ сегодня же. Его мучил собственный поступок как маленького ябедника, застыдившегося своего поведения. Он снова подошёл к зеркалу. Ему казалось, что в его чертах что-то должно было измениться после сегодняшних событий, после отправленного письма. Но нет.

– Роль злодея мне не к лицу, – пробормотал он, внимательно разглядывая себя, – вот если бы у меня завился нос крючком, как у Дияга…

Ответ пришёл неожиданно быстро. Ещё до вечера в дверь постучали и мальчишка передал Родиону письмо в конверте. Непослушными руками он распечатал конверт, и прочел:

«Здравствуй Родион. Я благодарен тебе за то, что ты принёс мне этот камень. До сих пор, у меня не было даже предположения как его использовать и с какой целью он был создан. Но теперь кое-что поменялось. Что представляет из себя этот камень, я тебе уже объяснил. Несомненно, это дело рук Инопинатума. Сам Безымянный о подобных камнях ничего не слышал и не знает. Но я думаю вот что: эти камни лежат уже больше пяти лет. И были созданы стариком как раз до его усыпления. Похоже на подобие оружия, с помощью которого он хотел уничтожить Авиран. Каким образом не знаю. Что с ним стану делать я? Теперь знаю. Но тебе об этом не могу сказать. Мне надо сначала самому убедиться, что все получится так, как я хочу. Это по поводу камня. Теперь по поводу Алины. Наивно было думать, что я ни о чем не догадываюсь. Всё стало ясно с самого начала. И знаешь, тебе покажется это странным, но я люблю свою сестру, и я рад, что она счастлива. Надолго ли? Не знаю. Свет любви освещает счастье человека только с одной стороны. Но где свет там и тень. Это тень грядущей разлуки. И она будет расти, а свет умаляться. В один день света не станет. И тогда любви придёт конец. Таков наш мир: света без тьмы быть не может, но кромешная тьма, совсем без света, может быть и есть. И она будет. Она всегда бывает. Иногда эта тень уже сейчас вползает на освещенную сторону и становится очевидна. И они её чувствуют. На лицах их появляется сомнение. В глазах – предстоящее прощание. Они этого не понимают. Но оно есть в них – смутным беспокойством, дурными предчувствиями. Главное, сейчас они счастливы. Кто знает, прольётся ли ещё когда-нибудь свет любви на их жизни, после того как угаснет этот? Так зачем мне им мешать?»

Родион скомкал письмо и швырнул на пол. Его душили слезы. Слезы ревности, ибо это была она, и безысходности. Он закрыл лицо руками и тяжело опустился на кровать.

– Как он прав. Ни в чем они не виноваты передо мной.

Он понимал, какое чувство двигало им – чувство уязвленной гордости, но не признавался себе в этом до последнего, надеясь получить от Георга поддержку. Не получил и не за чем и дальше играть роль обманутого и оскорбленного. Георг был рад за сестру, а он радоваться не мог. Разве мог он оставаться спокоен, когда для Алины кто-то другой стал важнее, чем он, как и для Каспара, с которым они столько лет были не разлей вода. Вот так, сразу, потерять обоих. Отойти на задний план, быть позабытым, сброшенным к подножию. Он то считал, что именно он связующее звено между ними, а оказалось, что он лишнее звено. Тяжело было смириться с этим. Родион лёг на кровать, и укрывшись с головой одеялом, пролежал так до самого вечера.

45

Проснулся Родион ранним утром, до рассвета. За окном было серо, но птицы уже вовсю щебетали на ветках, предвещая скорый восход солнца. Родион перевернулся набок и закрыл глаза, но уснуть не смог. После недолгого забытья к нему вернулись воспоминания о вчерашнем дне. Он присел на кровати и уставился в пыльное окно: серое утро – серая тоска. Лучше бы ему проснуться в середине дня, когда все вокруг сияет, живёт, тогда не так остро чувствуешь последние невзгоды и неудачи. Предутренняя серость их только сгущает и месит, как пекарь тесто, а затем лепит из них тоску, грусть, недовольство. Он встал и спустился в гостиную. Распахнул дверь на улицу, впустил в дом сырую предрассветную дымку. Повсюду разнесся запах свежести и прохлады. Несмотря на дневную жару, предутренние часы бывали зябкими.

Родион стоял в дверях и боролся с ознобом. Скоро такое же утро он встретит в Дали. Мысли о войне больше не пугали его. В битвах он обретёт душевный покой. А здесь, что ни шаг, то размышления, сожаления, угрызения… Ему надо достойно пережить этот период своей жизни. И лучше всего пережить его на поле брани. Если он выживет, вряд ли его будут заботить сегодняшние тревоги. Он не сомневался, что после такого испытания станет воспринимать мир иначе. Сюда он больше не вернётся. Просто забудет, все что было здесь – как и не бывшее никогда.

Птицы умолкли. Ни дуновения, ни движения. Мгновение полной тишины. Благословенной. Спасительной. Чуть забрезжил рассвет, и небо обрядилось в яркие тёплые тона, рождая в душе тёплые чувства. Родион сжал кулаки. Сила и бодрость разлились по его телу. Как озарение, к нему пришло предчувствие грядущего счастья. Непостижимого сейчас, но ясного, как белый день, в будущем. В том будущем, которое его ожидает. Он чувствовал его прикосновение издалека. Лёгкое, едва уловимое. Течение времени с этого дня неумолимо понесло его ему навстречу.

Родион закрыл дверь и вернулся в гостиную. Холодную, одинокую. Сел на диван, откинулся на спинку и не заметил, как провалился в лёгкую дремоту. Сменялись один за другим последние дни с Марией. И вот весна – обещание перемен, любви, расцвета. Она идёт ему навстречу. Олицетворяет собой все то, что обещает ему весна. На голове венок из одуванчиков. Такой же простой, как её чистое сердце. Такой же прекрасный. Волосы рассыпаются на ветру, подол лёгкого платья трепещется под ногами. Он протягивает руки, обнимает её, боится отпустить, боится, что ее заберут снова.

– Мы всегда будем вместе. – говорит Мария, – Что бы ни случилось. И тогда мы будем счастливы. Пока смерть не разлучит нас… Нет. Это неверно. Ведь даже смерть не в силах разлучить нас. Она неотвратима, но против нашей любви бессильна.

Родион открыл глаза и выпрямился. На улице совсем рассвело. Спокойно, без лишних движений, он посидел на диване.

– Мария. Сон наяву.

Не успел он произнести последнее слово, в дверь постучали. Не думая, он вскочил и бросился к двери. Теперь не оставалось никаких сомнений. Это она! Она вернулась! Он толкнул дверь. Ступор. Разочарование. Не она. Перед Родионом стоял Фили. Он обрядился в какие-то старые изношенные тряпки: рубаха, застегнутая на все пуговицы, широкие, залатанные в нескольких местах штаны, за плечом тканевый баул.

– Ты? Зачем ты пришёл?

– Можно? – Фили смущённо улыбнулся.

Родион пропустил Фили.

– Ко мне несколько дней назад приходил тот разведчик, с которым я был на задании.

– Чтоб его! Значит тебя выследили? Как?

– Не знаю. Он приходил один. То есть может и не один. Но он не донёс на меня. Он ушёл и больше не вернулся. Он спас мне жизнь. И моей маме. Видишь, как я одет, – Фили раскинул руки, чтобы Родион получше его разглядел, – я хотел уйти сегодня из города. Отправиться пешком в Даль. Нет больше сил скрываться. Подвергать опасности маму. Вот, зашёл и к тебе попрощаться. А теперь думаю, что никуда я не уйду. Буду и дальше ждать сам не знаю, чего.

– Подожди ещё немного. Если со Львом все будет в порядке, все будет в порядке и с тобой. Но почему разведчик не выдал тебя?

– Не знаю. Я то уже к смерти приготовился. Маму собирался отбивать от их лап до последнего. Она ведь ни в чем не виновата.

Родион вспомнил, что Каспар говорил об отце Фили. Он хотел выразить соболезнование, но подумал, что не стоит сейчас этого делать.

– Оставайся пока здесь. За тобой не следили?

– Я был очень осторожен. Я не прощу себе, если по моей вине пострадают друзья. Лучше умереть.

Родиона тронули последние слова Фили. Он произнес их так пылко и искренне, что пропустить их мимо ушей, как все громкие, но пустые фразы, было невозможно. Этот мальчик в самом деле на многое готов пойти ради друзей. В нем Родион не сомневался. Фили, как вошёл, так и стоял в центре гостиной с баулом на плече.

– Я так хочу пойти с вами, – снова заговорил он, – и в тоже время мне так тяжело оставлять маму одну.

Родион сел и пригласил сесть Фили. Он был рад, что Фили пришёл к нему.

– Тебе сейчас не за чем идти. Оставайся с матерью. К тому же, не стоит тешить себя иллюзией, что из тебя выйдет хороший воин.

– Я это понимаю. И все-таки защищать дорогих мне людей всегда было моей мечтой. Мне тяжело от этого.

– Да… – задумчиво произнес Родион, – Наши души полны подобных противоречий. Жестоко устроен человек.

Фили понуро сидел на диване. Себе на колени он положил баул и обхватил его руками.

– Что у тебя там? – Родион кивнул на баул.

– Вещи. Я ведь собирался идти в Даль. Я тут все самое необходимое прихватил, – Фили поковырялся в бауле, – свою хорошую одежду. Та что на мне, это на время пути только. Перед императором нельзя ходить в таких лохмотьях. Ну и по мелочи.

Родиону захотелось смеяться. Он старался сдерживать себя, чтобы не обидеть Фили. Тот мог неверно растолковать его смех. Но ребячество Фили веселило его.

– А как поживает Каспар?

– Неплохо, – ответил Родион. Даже напоминание о Каспаре не могло испортить его благодушного настроения. Он чувствовал себя почти счастливым.

– Ты не занят сегодня? – снова спросил Фили.

– Совсем нет. Даже наоборот. Очень свободен.

– Это замечательно. Давай сходим в Подгорную. Моя мама сейчас там. У нее небольшой домик в этой деревне. Она там жила, пока не вышла за отца. Погостим пару дней. Тебе понравится. Вот увидишь.

– Я не против. Такое заманчивое предложение сложно отклонить. Я как раз недавно мечтал куда-нибудь исчезнуть отсюда.

– Отлично! – воскликнул Фили. – там так хорошо. Мы отдохнем на славу.

– Думаю да. Ты, наверное, голоден? Я очень. Располагайся здесь. Дверь у лестницы справа на втором этаже – твоя комната. А я достану продуктов и вернусь. Дома ничего нет.

– Ты живешь совсем один?

Родион не ответил. Он размялся и встал, бодрый и довольный. Сегодня утром, как будто наяву пережил он свидание с Марией, и душа его пела в ожидании чего-то прекрасного.

– Скоро вернусь, – бросил Родион, прежде чем закрыть за собой дверь.

Солнце начинало припекать. Город постепенно пустел. И без того немноголюдная в это время дня улица Памяти стала тихой и сонной. Родион прошел к ближайшей лавке и заказал сыра, мяса, пирогов и фруктов.

– Доставьте, пожалуйста, по адресу, – сказал он торговцу и щедро расплатился.

Хмурый густобородый мужчина жадно пересчитал деньги. Одну из монет даже попробовал на зуб, оглядел со всех сторон и только после этого удовлетворенно хмыкнул.

– Сделаем, – низким тяжелым голосом ответил он и отвернулся, – нечего тут попусту болтать.

Родиона не очень огорчила неразговорчивость лавочника. Он и сам не был настроен ни на какие разговоры. Но такая откровенная грубость все же задела его. «Некоторые люди точно глыба, – думал он, – что по уму, что по душевной организации». Но выкинул торговца из головы и зашагал вдоль мостовой. День обещал быть прекрасным. Предчувствие счастья до сих пор не покидало его, а дома ждал хороший друг. Родион забыл все свои вчерашние горести. Он шел, думал о тысяче приятных мелочей и не сразу расслышал за спиной, на расстоянии пары метров, хруст сухих веток. Это настойчивое потрескивание понемногу вползало в его сознание, не вызывая отклика, пока наконец Родиону не удалось его распознать. Он мгновенно обернулся и заметил тень, юркнувшую между домами. Тень ребенка или…

– Ну теперь не скроешься.

Он бросился вдогонку, проскочил между домами и оказался на землистой дорожке, разделявшей ряд домов на одной улице от ряда домов на другой. Карлик необычайно шустро для своего роста несся вперед и не забывал поглядывать по сторонам в поисках подходящей лазейки. Когда Родион уже настигал его, он ее нашел. Дияг скользнул в расщелину, отделившую высокую стену дома от соседнего заборчика. Родион завернул за ним. Но проход оказался такой узкий, что пришлось протискиваться боком. Выбравшись, он огляделся. К счастью, карлик не успел схорониться. Он бежал по улице во весь дух, сверкая пятками. Только крайняя степень испуга могла развить в нем такую скорость. Родион тоже ускорился. Как ни старался карлик, расстояние между ними стремительно сокращалось. Добежав до перекрестка, он повернул направо. Родион на полном ходу вбежал за угол будучи всего в метре от цели, но ступил в глубокую колдобину на дороге и подвернул ногу. Качнувшись, он растянулся на камнях. Лежать и стенать было некогда. Карлик бежал так быстро, что даже не оглянулся на звук падения. Да и вряд ли вообще слышал его. Казалось, погоня придает ему сил, в то время как Родион в своем тяжелом снаряжении уже начинал выдыхаться. Сделав два глубоких вдоха, он вскочил на ноги и снова чуть не упал. Ногу пронзила острая боль от щиколотки до колена. Наваливаясь на хромую ногу, он снова бросился бежать. Не будь Дияг столь малого роста, его следы уже бы замела дорожная пыль, а сам он успешно затерялся среди домов. Но, волею судьбы, он не успел исчезнуть за время недолгого послабления.

– Ну погоди у меня! Я доберусь! – орал Родион, сбивая и без того неровное дыхание.

А Дияг молча мчался вперед. Он добежал до конца улицы и нырнул в переулок. «Скоро он сам себя загонит в тупик» – думал Родион, хромая за ним. Но переулок оказался проходным. Как и следующий, и следующий. Родион уже задыхался, а карлик и не думал терять силы. С очередного переулка он выскочил на улицу Старого мира и подпрыгнул на бегу от радости. Похоже, он приближался к спасительной цели и это придавало ему сил. Родион отстал, но не терял Дияга из виду, и в изумлении остановился, когда тот подбежал к старому зеленому дому в два этажа. К таинственному дому на улице Старого мира. Карлик возился у его стены. Непонятно было, что он там делает. Родион, позабыв про боль в ноге, ринулся к нему. Вдруг он услышал жуткий скрип старых петель. Дверь, всегда полностью слитая со стеной, медленно открывалась. Толщиной, она, пожалуй, и была, что стена. И даже выглядела каменной. Дияг нетерпеливо прыгал вокруг, и как только она приоткрылась достаточно, тут же прошмыгнул в дом. Но закрыть ее за собой не успел. В просвете уже показалось перекошенное лицо Родиона. Дияг растворился в тёмном коридоре.