Текст книги "Эра Огня"

48

– Смотрите, кто к нам пожаловал! – Агния отделилась от группы людей у ограды и подошла к Фили, – а мы уж думали не дождёмся вас. Хорошо, что вы пришли, мне вас не хватало. И Рита со мной согласится. Да, Рита?

У ограды шевельнулась тень, силуэт Риты в темноте ночи.

– Вот видите. Кто из вас разожжет костёр?

Фили вызвался первым.

– У меня неплохо получается. Так что, я с удовольствием.

Агния заулыбалась.

– Вот там, – она указала за ограду, где кончалась деревня и простиралась равнина.

Несколько домов стояли отшельниками в том месте, куда ушёл Фили. В деревне для них места не нашлось и они беззаботно выросли за её пределами. Агния повернулась к Родиону.

– Сегодня к нам на огонёк заглянет староста Подгорной. Познакомитесь с ним. Мы его называем Сказочник. Он частенько вот так, запросто, составляет нам компанию.

Родион не выказал удивления, но вполне ощутил его. Староста в Подгорной, все равно, что наместник в Авиране. И вдруг на огонёк? Он только на мгновение представил себя у костра вместе с Аморанком, мелющим всякий вздор. Дикая нереальная мысль. Это даже не смешно. Это жутко. Ещё больше удивило Родиона прозвище старосты.

– Сказочник? Как странно вы его зовете.

– Он не обижается, и даже сам себя так называет. Он любит рассказывать глупые истории. Чего только он не рассказывает. Но порой он говорит о действительно интересных вещах. Заслушаешься.

За оградой заполыхало пламя и осветило ссутулившуюся фигуру Фили. По лицу его перебегали свет и тени, и он выглядел довольным своей работой, но не уверенным, останутся ли довольны другие. Остальные четверо: две девушки, мальчик лет четырнадцати и девочка немногим младше мальчика, смеясь, устремились к огню. Они все, кроме Риты, наперебой поздравляли Фили, имея вид избежавших неминуемого замерзания и только благодаря его таланту разжигать костры до сих пор живых. Фили растерялся от бесконечных похвал и изъявлений благодарности и бросал умоляющие взгляды в сторону Родиона и Агнии. Агния захихикала.

– Эти дети, – сказала она, – настоящие насмешники. Это они так шутят над Фили. Не думай, что они делают это со зла. Они добры, но смешливы. Пойдём, познакомишься с остальными. Да и Фили надо поскорее снять с их острых язычков.

Агния и Родион подошли к компании, собравшейся вокруг костра. Взгляды детей переметнулись к Родиону. Две другие девушки только мельком взглянули на него и тут же отвели глаза. Все какое-то время молчали, прислушиваясь к потрескиванию горящих веток. Иногда налетал ветер, и тогда пламя полыхало и искрило в бесполезных попытках противостоять его порывам. Все расселись полукругом, насколько можно ближе к теплу и свету, и в молчании перебрасывались взглядами. Наконец, Агния повернулась к Родиону, сидящему рядом с ней и сказала:

– Мне до сих пор неизвестно твое имя. Фили я знаю, ну а как зовут тебя?

– Родион.

– Очень приятно. Я Агния, девушка справа Рита, её ты сегодня видел. Девушка слева– Нина. С ней вы ещё не виделись.

– Да, я понял, – ответил Родион и нахмурился.

В общении с девушками он не то, чтобы робел, но не всегда бывал находчив. Особенно так случалось с незнакомками. И то, что он сейчас говорил, ему совсем не нравилось. Фили же робел страшно. Родион подумал, что сейчас им не хватает Каспара. Вот уж кто в таких делах лицом в грязь не ударит.

– Агния, Рита и Нина, – повторил он имена девушек, – очень приятно.

– Очень приятно, – подал голос и Фили.

Все три девушки покатились со смеху. Даже молчунья Рита.

– Фили, да ты что! Мы ведь… все с тобой знакомы! – Агния сквозь смех выговаривала слова, но вдруг стала серьёзна, – или… Или ты забыл нас? Конечно, зачем тебе помнить…

– Нет! – перебил Фили, сгорая со стыда, – я помню. Теперь помню. Я просто не узнал Нину.

Он в смятении посмотрел на Родиона. Конечно, он не помнил Нины, и не знал, как выпутаться из этой мучительной ситуации. Но девушки снова захохотали.

– Так ведь с Ниной ты и не был никогда знаком, глупыш!

Они подшучивали над Фили. Его смущение забавляло их получше историй Сказочника. На время они позабыли о том, ради кого собрались в этот час у костра. Фили тоже рассмеялся через силу, и не зная куда деть глаза, поднял их к звездному небу. Девушки сделали тоже самое и мечтательно вздохнули. Кроме Нины. Она с интересом рассматривала новых знакомых. С таким интересом, точно перед ней были не люди, а диковинные создания из мифических сказок.

– Вы из Авирана? Или издалека? – наконец спросила она.

– Вот за этой стеной мы и живём, – ответил Родион, – а Фили почти что местный в Подгорной. Он здесь часто бывает. Его мама отсюда.

– Хм. Такие чудные.

Родион не понял, что она нашла в них чудного, но спрашивать не стал. Он посмотрел на детей. Они дальше, чем все остальные, сидели от костра и шушукались.

– Как их зовут? – спросил он у Нины, – похоже они нами совсем не интересуются.

– Ты прав. Общества друг друга им хватает. Сестренка Агнии – Лиса, брат Риты – Кубик. Они пришли сюда ради Сказочника, а не ради нас.

Так оно и было. Когда появился староста, они бросили свои перешептывания и подсели ближе к огню, ко всем остальным. Шаркающей походкой староста добрел до компании и поприветствовал сначала каждого по отдельности, а затем всех вместе. Крякнув, он уселся напротив собравшихся с другой стороны костра и обвел всех острым взглядом. Сказочник не представлял из себя ничего интересного на первый взгляд, потому что куда больше походил на обыкновенного старосту, чем на сказочника. Только его голова привлекала внимание. Седые волосы на ней были крашены какой-то красящей травой. Бурые оттенки этой травы перемешивались с зеленью, и все походило на мазню безумного художника. Борода, тоже седая, не была крашена. Подстриженная ровно и аккуратно приглаженная, она кое-где ещё пестрела черными перьями. Был Сказочник не стар, но уже близко к тому. Его невыразительное лицо было смазанным. Глядя на него, никто не смог бы ничего на нем прочитать, и стоило отвернуться забыл бы его тотчас.

Сказочник расправил полы своего чёрного халата на запах, обыкновенного одеяния старост Подгорной, и откашлялся.

– Друзья мои, – сказал он, – я скучал по вашим лицам, но я увидел здесь лица и не знакомые мне.

– Это пришлые из Авирана, – ответила Агния, – наши гости.

Сказочник протянул руки к огню, ладонями вперёд, и Родион увидел на его левой ладони жирную черную точку, размером с крупную монету.

– Я вижу наши гости интересуются моими руками, – прозвучал голос Сказочника, – они не в курсе обычаев Подгорной, да? Я их просвещу. Дорогие мои, имён ваших я спрашивать не стану, мне они ни о чем интересном не расскажут, а я люблю только интересные истории. Так вот, точка эта – чернила, занесенные под кожу с помощью иглы. Такие точки бывали у каждого старосты. Рисуют их не просто так. Если старосту уличат в воровстве общих денег или ещё каком нечестном приобретении, а значит и в обмане жителей деревни, его выведут на лобное место и в эту точку на руке вобьют кол, и оставят сидеть его так три дня без пищи. На четвёртый день, когда он совсем обессилит, его изгонят из деревни, побивая камнями. Но увы, уже без кисти. Его кисть так и останется на лобном месте висеть на колу, пока не высохнет. После этого её снимут и перенесут в музей Позора. Там приколют к стене, подпишут имя и фамилию её владельца и годы его правления, и таким образом вор навсегда останется позорным пятном в истории Подгорной.

Родион посмотрел на Агнию.

– Да, – подтвердила она, – такой музей действительно существует. Конечно, никакой это не музей, а так, домишка в конце Третьей улицы. Там висят три кисти старост ещё с начала образования Подгорной. Кроме кистей, там лежат выбитые зубы кляузников, стопы трусов и предателей. В общем есть на что посмотреть.

– Интересный обычай, – сказал Родион, – а чем вы занимались до того, как стали старостой?

– О, об этом я ещё не рассказывал. Вернее не рассказывал о том периоде моей жизни, когда жил в Дали, рядом с императором.

– Как интересно! – воскликнула Лиса, – расскажите, пожалуйста.

– Не верю, – хмуро проворчал Кубик, – не жил он в Дали, рядом с императором.

– А сейчас послушаешь и уверишься, – ничуть не смутившись, величаво отвечал Сказочник, – Значит вот, что предшествовало моему назначению. Жил я тогда в Дали простым ремесленником, не известным ни императору, ни его приближенным. Но среди соседей славился своею мудростью и честностью. Я мог справедливо рассудить бывших в ссоре, и даже примирить. Мог утешить плачущих и наказать виновных. В своём окружении со временем я стал почитаем. Я обрёл друзей. Ко мне тянулись люди. Я жил тихой мирной жизнью и хотел, чтобы и все так счастливо жили. В ту пору случилось умереть старосте Подгорной, моему предшественнику. Я конечно об этом ничего не знал. Не слыхал я тогда о Подгорной, не знал об её существовании. Но стала ходить по городу молва, что не может император найти достойную замену почившему старосте. Все боялся, что или рука, или ступня приемника окажется в музее Позора, а сам приемник побит и изгнан. Боялся император ошибиться. Ведь в таких случаях тень падала и на него. Вот тогда-то кто-то ему и рассказал обо мне, якобы умен, справедлив, честен и получше ваших претендентов. За мной послали. Когда привели меня во дворец, император как раз разбирал дело с двумя претендентами на место старосты, ссорившимися между собой. Меня ввели в зал и поставили у дверей. Что происходило в том зале, вспоминать не хочется. Ввели сначала одного. Спросили у него в чем дело, что не поделили и другое подобное. Так он такого наговорил на своего неприятеля. Ну а сам ни в чем не виноват оказался. Император выслушал его терпеливо и сказал ему, что для того, чтобы они больше не ссорились, наградят их по-императорски. Но с условием, что чего бы не потребовал себе склочник, его неприятелю дадут того же вдвое больше. И что вы думаете несчастный пожелал себе? Золота? Почёта? Других милостей? Нет. Сказал: сломайте мне левую руку, а ему пусть сломают обе руки, так, чтобы не было рукам восстановления. Все так и ахнули. Какова была ненависть. Тогда позвали второго. Тот вошёл и не лучше показал себя в разговорах. Тогда и ему предложили того же, чего и первому. И он, не долго думая, ответил так: мол, плох я на один глаз, почти ничего не вижу им, так вот и выколите мне его, а ему пусть выколют оба. Тут уж совсем все говорить разучились. Только смотрели на склочников, горящих ненавистью друг к другу. Какие ж они старосты? Император сказал: исполните, чего пожелали. И вывели визжащих и упирающихся из зала. Пригласили третьего претендента, а обо мне как будто забыли, вот я стоял и слушал. Зашёл высокомерный молодой человек. Один, и то спасибо. Высокомерно поклонился императору, высокомерно оглядел всех и молчит. Император указывает на дверь и говорит: те, что глядят высокомерно и молчат нам не подходят. На лице гордеца вдруг обида откуда не возьмись, и изумление. Как же так? – говорит. Но теперь уж никто его не слушает. Говорить надо ко времени. Вывели и его. Четвёртый заходит. Ну этот уж старается угодить. Вертится, улыбается как может, глаза через чур щурит, вроде как и глазами улыбается. Но через чур щурит. Поприветствовал императора как полагается. И всех остальных не забыл. Преподносит себя, из сил выбивается как. А за всеми его ужимками, вертлявыми движениями и дураку видна его мелкая душонка величиной с горошину. И император не дурак, разглядел. Выпроводили и этого. И тут стражник меня подтолкнул и говорит: этого то забыли. Я вышел на середину зала и смело стою перед императором, прямо гляжу ему в глаза. Но вспомнил, что молчаливых император не жалует, и тут же поприветствовал его и с почтением поклонился. Император улыбнулся. Понравился я ему сразу. Но когда узнал род моей деятельности, посмурнел. Тут я его успокоил. Говорю, одарен я к тому же, и в любом деле себя проявить смогу, и говорю об этом не из бахвальства, а только, чтобы он рассудить обо мне мог верно. Иногда излишняя скромность все дело загубить может. Тогда он спрашивает: «Знаешь для чего ты здесь?» Я отвечаю: «Знаю». «Что думаешь об этом?» – спрашивает. Говорю: «Что тут думать? Дело сложное. Но я не страшусь сложных дел. Я стремлюсь к ним. Со сложными делами растет душа и развивается ум. Если выполнять их достойно. А я всегда на совесть тружусь. Мне приятны гордость собой, удовлетворение, радость, когда я с честью справляюсь со сложностями. Мне приятно, что я не стыжусь ничего, а главное себя не стыжусь.» Выслушал меня император и приказал устроить пир вечером и меня пригласил на этот пир. Когда я пришел, меня, как почетного гостя и нового старосту посадили рядом с императором. Стол был полон, но главное блюдо задерживалось. Император гневался по этому поводу. Он был голоден и не терпелось ему начать именно с главного блюда. Ни на что другое он и не смотрел. И вот внесли на подносе огромную печеную индюшку. Император сглотнул слюну и повернулся ко мне: «Ну что, раздели эту птицу между всеми как полагается. Посмотрим, как с этим сложным делом ты справишься». Я встал, поклонился и говорю: «Благодарен и горд честью, оказанной мне. И сделаю это с удовольствием. Императору, как голове империи полагается голова индюшки. Его прекрасной супруге, без сомнения – шея. Муж-голова, жена – шея. Издавна известно. Приближенным его – лапки и крылышки, оттого, что всегда рядом с императором топчутся и порхают, даря его своими советами. Ну а остальную тушку, ничем не примечательную, нам, простым людям. Ведь и я пока что еще не староста, а только ваш гость.» Смотрю император хмурится и замолчал. А он посидел, помолчал, да как разразится хохотом. И все его придворные за ним. Он отсмеялся и говорит: «Пусть будет по твоему, сделать так, как рассудил наш новый староста». И разрезали индюшку в точности, как я сказал. А император на следующий день утвердил меня и отправил в Подгорную. С тех пор я здесь сужу как там, кому, чего, как быть и не быть в Подгорной.

Агния выразила свое восхищение.

– И не побоялись вы, – сказала она, – ведь сам император…

– А чего бояться? – спросил Сказочник, – говорил по совести. Того, что по совести, бояться не следует.

– Расскажите еще что-нибудь, – попросила Лиса.

Сказочник зевнул.

– Засиделись мы. Пора по домам, по постелям. Особенно вам, детям. В следующий раз расскажу. У меня еще много чего есть рассказать. Все за раз не расскажешь.

Он медленно поднялся на ноги и зашаркал к ограде. Дети побежали за ним, надеясь дорогой послушать еще историй. Когда Сказочник исчез, Агния спросила:

– Ну как вам?

– Не знаю даже верить его рассказу или нет, – ответил Родион, – если это правда, скажу, что мне понравилось, а если нет… Все равно понравилось.

– Я и сама не знаю правда или нет. Он часто рассказывает выдуманные истории. Но случается вспомнит и правдивые. В любом случае, занятно.

– Я думаю – не правда, – сказала Нина, – голодный император не простил бы ему такой вольности. А выходит, еще и старостой назначил.

– Кто знает, – загадочно произнесла Агния, – а ты, Фили, что думаешь?

– Я?

Агния рассмеялась.

– А Фили то наш уже спит сидя. Пора и нам по домам, по постелям. Завтра тут будет больше людей, приходите.

Родион и Фили попрощались с девушками и тоже пошли домой. Они уже ушли за ограду и все еще слышали, как девушки приглушенно переговариваются, сидя у костра.

49

Весь следующий день Родион наслаждался тишиной и покоем. Фили несколько раз за день убегал по поручениям матери, а когда возвращался сразу шел к Родиону, и они вдвоем сидели у распахнутого настежь окна и болтали обо всем на свете. С улицы в их комнату вливался запах роз, расточаемый разлапистым кустом, росшим прямо под их окном. Деревенскую тишину нарушали только отдаленные крики петуха и изредка мычание коровы. Вечером два друга вышли к холмам близ деревни, поднялись на самую верхушку одного из них и растянулись прямо на траве под синим звёздным небом. Городская стена возвышалась над ними как суровый страж, хранитель безопасности Авирана. На вид тиха и пустынна, она оставалась настороженна и днем и ночью, никогда не спала и не знала отдыха. Сейчас все замерло на ней. Ни крика, ни движения. Безмолвные башни, глухие заступы. Это обманчивое впечатление. Стена живёт каждую секунду. И сейчас она не смыкала глаз, готовая грозно зашевелиться, если что-то потревожит ее покой.

За вершинами гор поднималась круглая красная луна. Сначала появился ее тусклый свет и осветил серые остроконечные пики. Но понемногу взошла она сама в своём извечном подражании солнцу. Охватила речную долину и холмы, лес и горы, крыши деревенских домов, залила обманчивым светом неусыпную стену, оживила реку, восторжествовала.

Родион закрыл глаза и подумал о завтрашнем дне. Он не хотел возвращаться домой, ему было хорошо здесь, но независимо от него, душа его рвалась обратно. Он боялся, что упустит нечто важное, если задержится в Подгорье. Сейчас каждый день нес в себе события, хорошие или плохие, так или иначе меняющие его жизнь. В деревне он мог ненадолго забыться, но что-то пройдет мимо, что-то не сбудется, о чем, возможно, он даже не будет знать, но будет жалеть о несбывшемся, о неведомом ускользнувшем. Фили так и не удалось уговорить его погостить подольше. Он даже пробовал обижаться, что вызвало только смех у непреклонного гостя. Родион знал, что не должен искать спокойствия в этот период своей жизни. Он посмотрел на Фили. Тот тоже лежал с закрытыми глазами, закинув руки за голову, и тоже о чем-то думал.

– Фили, ты не обижен на меня?

Фили ответил не сразу. Он открыл глаза и долго смотрел в звездное небо.

– Не обижен, – наконец прозвучал ответ, – мне только жаль, что ты не хочешь задержаться у нас.

– Не могу. Сейчас я должен быть там, с ними.

– Понимаю. Ты ждёшь приказа. Не терпится отправиться на войну.

– Может быть. Мне сейчас не спокойствия и тишины надо. Я вдруг понял это, когда оказался здесь. Приходят перемены и несут с собой нечто…необыкновенное.

Фили сел.

– Что же это?

– Не могу даже представить.

– То есть меня, понятно, если я не буду осторожен, ждёт виселица. Но я надеюсь на лучшее. Чего же боишься ты, если не войны? Или ты ждёшь этих перемен?

Снизу у холма послышались приглушенные голоса. Кто-то поднимался наверх. Родион узнал голос девушки, с которой говорил вчера вечером. Он звучал все ближе. Как луна поднималась из-за гор, так и ее голова вырастала над холмом.

– Ах, кто тут у нас! – воскликнула Агния.

За ней подтянулись ещё две фигуры. Рита, сопровождавшая её везде, и Нина.

– Вот вы где? Почему же вы сегодня не пришли? Вам не интересно наше общество? Это обидно. Но, как видите, мы пришли сами. Устали. Сегодня у ограды собралось человек десять. Вот нам и захотелось остаться одним. Кто бы мог подумать, что и вы тут. Но тем лучше! Если вы не против.

– Нет не против, мы рады, – ответил Родион и подкрепил свои слова улыбкой.

Девушки расселись, расправили платья.

– Ну, что расскажете? – спросила Агния, – о чем вы говорили до нашего появления?

– О чем мы говорили? – Родион повернулся к Фили, – напомни мне.

– Кажется о… Глупости. Вам будет неинтересно.

– А знаете о чем говорили мы? – Агния поглядела на подруг, как бы спрашивая разрешения продолжить. Возражений не прозвучало, и она пропела, – о любви. О несчастной безответной любви.

Фили что-то усердно искал в траве и делал вид, что не слышал последних слов Агнии. Родион поерзал на месте. Агния вперилась в него глазами не спроста. Она ждала вопроса, который так и напрашивался.

– Кто-то из вас страдал от несчастной любви?

– Почему же страдал… – таинственно ответила Агния, – сейчас страдает. О! Не смотри так на меня! – Родион не смотрел, – это не я. Это Нина. Да вы только не стесняйтесь. Вас это не касается.

Нина положила голову на колени.

– Ну я уже почти не страдаю. Но долго страдала. А он, такой подлец, избегал меня. Говорил, что я специально порчу ему настроение своими страданиями.

– Нет, – вклинилась Агния в рассказ Нины, – Он говорил, что женщина может свести с ума мужчину своими страданиями, а мужчина женщину – не может. Вот в чем сила женщины над мужчиной.

– Нет, – упорствовала Нина, – он говорил именно про настроение!

– Неважно, – отмахнулась Агния, – он пребывает в отличном настроении, и как ни странно, не сошёл с ума. Значит подлец врал!

– Выходит так, – уныло согласилась Нина, – ведь он дурак и пустозвон. Я бы хотела превратить его в жука и раздавить, чтобы он прочувствовал то, что чувствовала я! Я бы раздавила его без капли жалости. Только так захрустел бы у меня под каблуком.

Родион не ожидал подобной жестокости от Нины.

– В чем же он виноват? – спросил он шутливыми тоном, – он ведь не хотел этого.

– А ты был с ним знаком?

– Нет, но…

– Тогда почему ты так сразу принимаешь его сторону?

– Я не принимаю ничьей стороны…

– Нет, ты выступил за него. Может быть причина в том, что и ты сам заставлял девушку страдать? А когда видел её, говорил, что её страдания портят тебе настроение? Теперь догадываешься, что она хотела сделать с тобой? Может быть она не хотела превращать тебя в жука. Но может быть в бабочку? В прекрасную бабочку? Чтобы посадить тебя на иголку. А ты бы крутился на этой иголке и хлопал крылышками до тех пор, пока не превратишься в мумию. Тогда бы ты почувствовал, что значит испытывать боль.

Родион рассмеялся, но ему совсем не было весело.

– Не надо приписывать мне историй, которых со мной не случалось. К тому же, не думаю, что все девушки так жестоки. Так мы и до изощренных пыток дойдём.

Нина пожала плечами.

– Не только девушки таковы. Мужчины чувствуют тоже самое.

– Уверяю тебя, ты ошибаешься. Я никогда не придумывал ничего похожего. Мне даже в голову такого не могло прийти.

– Значит ты не страдал, вот и все.

– Снова ошибаешься. Но страдать меня заставил наместник, а не девушка.

– И ты не хотел отплатить ему за боль.

– Хотел его уничтожить! Раздавить! И сейчас хочу!

– Вот видишь! – воскликнула Нина, – что я говорю!

– Но это совсем другое! Это не имеет ничего общего с тем, о чем говоришь ты.

– Какая разница. Страдания они и есть страдания.

Родион не стал спорить. Его внимание привлекла стена. Лучники появились на ней в большом количестве, ходили вперёд и назад, перекрикивались. В башнях зажигались факелы.

– Что там происходит?

Девушки пожали плечами.

– Откуда нам знать? У них свои заботы.

– Ночью прилетают птицы, – сказал Фили, – вот и готовятся.

– Но для чего их так много на стене? – спросил Родион.

– Сейчас посмотрим.

Все устремили взоры на стену.

– Кое-кто из наших старожилов видал такое, – сказала Агния, – говорили птиц тьма. Но вы знаете стариков. Они все любят преувеличивать. Им то и не поверил никто.

Последние слова Агнии прозвучали в полной тишине и оттого показались пугающе громкими. На стене все стихло. Сама природа замерла. Только река неслась вперёд, не утихая ни на минуту. На луну наползла чёрная пузатая туча и проглотила свет, разлитый по долине. Всё напоминало смену декораций, перед важным событием. Родион заметил, как Рита, такая улыбчивая и спокойная, задрожала всем телом. Она молча взяла за руку Фили и крепко сжала. Но Агния подолгу молчать не умела.

– Что то сейчас будет, – прошептала она. – все ждет…

Родион посмотрел на небо. Все они знали, что сейчас будет.

КРА!

Все пятеро замерли. Один единственный звук донесся с гор. Но какой жуткий это был звук.

– Я никогда такого не слышала, – тоненьким, почти плачущим голоском произнесла Агния, – а вы девочки?

Рита и Нина отрицательно мотнули головами. Глаза у них пугливо блестели в темноте.

– Рита, – вдруг возмущённо, но не повышая голоса, сказала Агния, – как тебе не стыдно. Ты завладела рукой Фили, как своей собственной.

Девушки прыснули со смеху. Даже страх не помешал им продолжать веселиться.

– Фили, ты не против? – робко спросила Рита, впервые заговорив с ним.

– Нет, что ты. Тебе, наверное, страшно.

– А тебе?

– Я не боюсь. Пусть они только попробуют сунуться к нам! Вас мы в обиду не дадим. Не нужно бояться.

Девушкам понравился такой ответ. Даже насмешница Агния иначе взглянула на скромного юношу. Все снова замолчали. Но вот по траве побежал лёгкий ветерок. Родион встал. Справа от себя он уловил колебание воздуха – взмах крыльев. Он отошел от края холма ближе к центру и приготовился защищаться. Птицы были рядом. Но где? Впрочем Родион оказался прав лишь наполовину. Нападения не последовало. Птицы слетались к стене, чудом не замечая на холме пятерых человек. Над головой новый взмах крыльев – как будто совсем близко, но скорее всего высоко в небе. Родион слышал только звуки. Разглядеть птицу ему не удавалось. Мгновение спустя засвистели стрелы.

– Ах, они стреляют! – закричала Агния.

От волнения голос её осип. Она подбежала к Родиону.

– Что там происходит!?

Только что она выкрикнула свой вопрос, и пузатая туча выпустила луну из объятий, и небо осветилось сливочным светом, стена стала видна как днем, и река в своих чёрных водах отразила происходящее в небе. Рваной пеленой, через просветы которой проглядывали кусочки неба, птицы слетались к городской границе. Невидимые, чуть слышимые убийцы. Нежданный свет привёл их в ярость. Они закричали и устремились к стенам в безумном исступлении. Десятки стрел одна за другой впивались в их огромные тела, не убивая, но раздражая бесстрашных тварей. Развернулась настоящая битва. Не охота, не отстрел. Опасная, смертельная битва. Птицы, раненые множеством стрел достигали стены и бросались на людей в предсмертной агонии. Прежде чем рухнуть вниз, они старались нанести роковой удар. Сколько усилий требовалось, чтобы сразить одно такое чудовище. От их криков и свирепости стыла кровь. Любой ценой стремились они к стене, к последней схватке с людьми. Родион с ужасом прислушивался к воплям на стене. Видел, как огромные чёрные тени кружат над людьми, атакуют, бросаются вниз, взлетают и снова кружат, кружат, кружат. Его охватила страшная слабость. Он сел на траву и оглянулся. Фили и Рита, схватившись за руки, огромными глазами следили за стеной. Двух других девушек не было. Видимо они сбежали, но никто этого не заметил. Родион сжал голову руками и застонал.

– Что же это? Неужели это правда? Неужели…

Он замолчал. Собственное малодушие рассердило его. Надо было что-то сделать. Он решил отправиться на стену и окликнул Фили. Тот с трудом оторвался от страшного зрелища и рассеянно посмотрел на него, словно видел в первый раз. Рита тоже очнулась от наваждения.

– Фили, я не могу тут находиться, пока мои товарищи сражаются. Я такой же воин и не могу отсиживаться в безопасности, пока другие рискуют жизнью. Я должен помочь им. Сейчас я пойду к стене. А вы с Ритой отправляйтесь в деревню. Здесь может быть опасно.

– Я тоже пойду, – ответил Фили, – я такой же, как и ты. Как я могу вернуться домой?

– Тебе там делать нечего. Или ты забыл, что как только покажешься на стене, тебя сразу повяжут и доставят в лапы Аморанка?

Фили знал это и боялся. Он героически старался скрыть страх, но его движения напитались этим чувством и утяжелились. Он стал неловким, неуклюжим. Родион тоже был напуган, но ему лучше удавалось совладать со своими эмоциями. Он решительно двинулся вниз по склону холма.

– Стой, – закричал Фили, – не ходи туда. Врата закрыты. Тебя заклюют эти чудовища прежде, чем ты попадёшь на стену.

– Врата могут быть открыты.

Тогда вмешалась Рита.

– Они закрыты, Фили прав. Не иди туда.

– Я должен посмотреть. Близко подходить не буду.

Фили бросился за ним.

– Значит я с тобой!

– Я начинаю терять терпение! Ступай обратно!

Фили стоял на своём.

– Мы близко подходить не будем. Только на расстоянии посмотрим.

Он попрощался и отпустил девушку. Рита неохотно отправилась в деревню.

– В конце концов, это твое дело, – махнул рукой Родион и ускорил шаг.

За пару минут они спустились к реке. До моста, расположенного за холмами, добираться не стали, и перешли реку на месте. По приближении к стене Родион удостоверился, что Фили был прав. Врата уже закрыли. Подходить ближе опасались. На освещенной равнине они передвигались, как на ладони, и заметь их птицы, им не найти спасения нигде. Потому они стояли и бессильно взирали на смертельную борьбу. Под стенами громоздились туши убитых птиц. В небе их тоже было немало. Чудовищные крики умолкли, но атаковать птицы стали чаще и безудержнее. Теперь они не теряли времени между нападениями и наносили удар за ударом, не давая возможности воинам пустить ещё одну стрелу. Тогда лучники помогали себе мечами, вгоняя их по рукояти птицам в брюхо.

Фили потянул Родиона прочь от стены.

– Идём. Сейчас мы ничем не поможем. У нас даже оружия нет.

Горькое осознание своей бесполезности в такой страшный момент обескураживало Родиона. Размахивая кулаками, он повернул обратно, но не успел уйти далеко. Раненая птица на последнем издыхании, бешено трепеща крыльями, налетела на него сбоку и сбила с ног. Сама она тоже не удержалась в воздухе и упала на землю, придавив его своим телом.

– Ах ты тварь! – кричал Родион и как мог отбивался руками и ногами. Он не сразу понял, что птица уже мертва.

Фили бросился ему на помощь. Он схватил птицу за крыло и постарался рывком оттащить её. Но не тут то было. Вес ее в несколько раз превосходил вес Фили, а гладкие перья не давали как следует уцепиться рукам.

– Тяни, – кричал Родион и толкал её снизу, – давай сильнее!

Крики были излишни. Фили и без того выбивался из сил. Но птица поддавалась плохо. Вдвоем они не могли одолеть бездыханную тушу. Фили забегал со всех сторон и тянул, толкал, рвал. Он уже выдыхался, а результатов добился жалких.

– Палку! – закричал Родион, – тащи палку и крупный камень!

Фили побежал к реке. Там он отыскал длинную палку надежного вида, булыжник размером в две свои ладони и вернулся к другу. Пропустил палку под птицу насколько смог и попробовал приподнять ее с упором на камень. Родион видел, как его избавитель повис на палке всем своим весом, и волновался, что она не выдержит и переломится. Но туша начала приподниматься с одного боку. Тогда и он смог зашевелиться. Пришлось помучиться, чтобы выбраться из под околевшей твари. Как только он освободился, Фили бросил рычаг и с изумлением уставился на Родиона.

– Ты не поверишь… – сказал он, – она стала гораздо легче.

Он подошел к ней, ухватился за крыло и потянул. И она сдвинулась без труда! Теперь он мог протащить ее по всей равнине.

– Я ничего не понимаю, – пробормотал Фили, – как это объяснить?

– Боюсь, объяснить это невозможно. Ясно одно: даже после смерти она старалась убить меня.

Родион с отвращением стянул с себя рубашку, пропахшую своеобразным птичьим запахом, швырнул её под ноги и помчался к реке. Он полностью, до кончиков волос, погружался в воду раз за разом. И вышел на берег, так тщательно обмывшись, что кожа его чуть не скрипела. Фили как раз подошёл.