Текст книги "С другой стороны Рублевки"

– Эй, вы чё там, умерли? – Крыло дельтаплана приподнялось и показалось Вовкино лицо.

– Лиззи, ты в порядке? – Крыло дельтаплана приподнялось с другой стороны, и показалось лицо месье Шарля.

Лиза резко повернулась, встала на четвереньки и выползла из-под летательной конструкции. Лёшка последовал за ней. Когда он встал на ноги, в глазах девушки уже не было прежнего сияния.

– Шарль! – обратилась она к своему жениху. – Со мной всё нормально, не волнуйся.

* * *

Ребята с метеостанции потом ещё долго матерились, снимая дельтаплан с Проскуринского забора.

Глава 10

За дедом Матвеем решено было устроить слежку. Вопрос – как? Караулить его возле дома и пытаться незаметно идти следом, было бесполезно.

– На первой же минуте засечёт, – уверенно сказал Пашка Чернов. – Даже если будем на брюхе ползти. У него нюх, как у ищейки.

– Да тут и ищейкой быть не надо, – хмыкнул сосед Трохин. – Если по нашему селу на брюхе ползти, любой дурак заметит. Улицы-то асфальтированные.

Сосед Рязанцев заржал.

– По обочинам можно передвигаться, – угрюмо посмотрел на мужиков Чернов. – Там заросли сирени. Если темно, вполне можно спрятаться.

– Зачем по обочинам? – удивилась Аглая. – Мы же знаем, что он в перелесок пойдёт. В перелеске его и подождём.

Рязанцев перестал ржать и сосредоточенно сдвинул брови.

– Засаду будем устраивать? – спросил он.

– Можно и засаду, – ответил Чернов. – Пока он через поле будет идти – расслабится. Сзади же слежки не будет. А то, что впереди его кто-то караулит, он не догадается. Приметим, где он в перелесок войдёт – и за ним. Главное, из виду его не терять. Хоть у него вёдра и звякают, на звук идти бесполезно. Это я на своей шкуре испытал.

Присутствующие сочувственно поглядели на Пашкины царапины.

– В лесу эхо круговое, – согласился с Черновым сосед Рязанцев. – От деревьев отражается. Потому обман слуха происходит, вот и путаешься.

– Чего? – вытаращила глаза Аглая.

– Того! – осадил жену Пашка. – Правильно он говорит.

Такая трактовка событий, с ним произошедших, его вполне устраивала. Лучше, чем признать, что старый Матвей обвёл его вокруг пальца.

– Застукаем его на месте преступления, – продолжал Чернов. – Припрём к стенке. А дальше по обстоятельствам.

Все согласно закивали.

– Да! И чтоб никому ни звука! – Пашка выразительно посмотрел на каждого, рядом сидящего. Особенный взгляд достался жене Аглае.

– Да что ж я, совсем дура? – прижала она руки к груди.

– Смотри мне! – погрозил муж. – А то я тебя знаю! Язык за зубами держи.

Аглая захлопала ресницами. В глазах её светились послушание и преданность.

К перелеску пошли ещё засветло. Из дома выдвигались по одному, с интервалом в пятнадцать минут. Интервалы были нужны, чтобы не вызывать подозрение у односельчан. А то, ежели три мужика да одна баба, да через совхозное поле, да в лес? Это что же подумают?

Всё, что угодно.

Через сорок пять минут компания стояла между деревьями. Пашка сосредоточенно чесал затылок.

– Тропинка там была, точно помню, – задумчиво говорил он. – Через поле шла, а потом сразу в лес.

Все оглянулись вокруг. Через поле в лес бежали как минимум пять или шесть тропинок. Если не больше.

– Ну, и где нам его ждать? – спросил Ванька Трохин.

Решено было засесть в засаду по науке. Чтобы каждый сидящий был в пределах видимости соседа. Кто первый деда Матвея засечёт, тот и подаст знак – мигнёт фонариком. Фонарики предусмотрительно захватили все.

* * *

В этот вечер дед Матвей был в особенно благодушном настроении. То ли погода так на него действовала – закат уж больно был хорош, тихий, тёплый, – то ли принятые для бодрости духа пятьдесят грамм. Шагал дед быстро, мурлыкал под нос песенку и думал о том, что удача повернулась к нему лицом. И хоть лицо это было маслянисто на ощупь и пахло бензином, деда это вполне себе устраивало. Ещё бы.

Перелеска дед Матвей достиг, как раз когда густые вечерние сумерки уже спустились на землю. Не оглядываясь, он потопал по знакомой тропинке. На коромысле тихо покачивались вёдра. Потерявший бдительность старик не заметил, как за его спиной мигнул свет фонарика. Мигнул он ещё раз, и ещё. И снова, и снова. Почти по всей длине перелеска многократно замигал свет фонариков.

Первым неладное почуял сосед Рязанцев. Согласно дислокации, сидел он из всей четвёрки крайним справа. Ежели бы дед Матвей появился с его, правой, стороны, Митьке бы следовало мигнуть фонариком влево. Если бы дед зашёл в перелесок слева от Митьки, то Рязанцев получил бы сигнал от Пашкиной жены Аглаи. Аглая действительно посигналила, на мгновение осветив фонариком несколько деревьев и кусочек поля. Но вдруг такой же отблеск Митька заметил краем глаза и позади себя. Резко оглянувшись, мужик не увидел ничего, кроме света фар проезжавших по Рублёвке машин. Рязанцев решил, что ему показалось.

И зря.

Девятое Управление не дремало.

Дед Матвей вышел из перелеска. Ржавый железный кран, заросший высокой травой, уже не было видно даже днём, не то, что ночью. Дед находил его, ориентируясь по своим собственным приметам – расположению деревьев в перелеске, по кочкам на лугу и даже по звёздам. Опасность старик почувствовал слишком поздно. Не увидел он её и не услышал. Он скорее ощутил смыкающееся вокруг себя кольцо потеющих тел. Летняя жара и жажда наживы источали людские миазмы.

* * *

Когда Пашка Чернов вышел из перелеска, взору его открылся огромный луг, поросший высокой, до пояса, травой. Впереди смутно маячила фигура деда Матвея с болтающимся на плече коромыслом. Пашка тут же опустился на четвереньки и пополз вперёд – туда, в каком направлении, по его мнению, двигался старик. Несколько минут Чернов полз, ни на что не обращая внимания. Пока в непосредственной близости от него трава вдруг не зашевелилась. Мужик не издал ни звука, полагая, что это кто-то из своих. Из зарослей показалась фигура с явно женскими очертаниями.

– Аглая! Аглая! – тихо позвал жену Пашка.

– Чего орёшь? – послышался в ответ возмущённый шёпот. – Спугнёшь сейчас.

Что-то в этом шёпоте Чернова смутило. Как будто неродной какой-то шёпот. Да и фигура какая-то чужая.

– Кто это? – испуганно спросил Пашка. Он нажал на кнопку фонарика и осветил лицо ползущей рядом женщины. Каково же было его удивление, когда он узнал продавщицу из сельмага, Марину.

– Маринка! – вырвалось у Чернова громко, во весь голос. – А ты как здесь?

– Заткнись, придурок! – зажмурилась от света та. Но было уже поздно.

От звука человеческого голоса и светового луча, пронзившего луговую траву, дед Матвей резко вздрогнул. В следующую секунду он уже лежал пластом на земле.

Луч от Пашкиного фонарика осветил не только лицо Марины, но и тот самый железный кран с ржавым вентилем. По всей ширине луга из травы стали подниматься люди. В темноте заметались лучи света. Чернов, поражаясь всё больше, узнавал односельчан. Казалось, что каждый дом в селе делегировал сюда члена своей семьи.

– Да как это?.. Да что?.. Да откуда вы все? – Потрясённый Пашка не находил слов.

– Молчи уж! – цыкнула на него Марина. – Следопыт, блин.

Оглядевшись вокруг, Пашка наконец выудил взглядом жену Аглаю.

– Ты?! – налетел он на неё.

– Ей богу! – прижала она руки к груди. – Клянусь!

– Да я тебя!

Несколько мужиков обступили рязъярённого супруга.

– Не трогай женщину! – раздались возгласы. – Тут всем хватит.

Людские взгляды обратились на железный кран.

– Ну и чё это? – спросил кто-то. – Отсюда, что ль, дед Матвей бензин качает? Где он сам-то, вообще?

Тем временем, старик по-пластунски полз в сторону перелеска. Коромысло с вёдрами были брошены на произвол судьбы. Но народ ловить деда не спешил. Посветили вокруг фонариками, покричали, поаукали, и успокоились.

– Ну что, кран-то откроем, что ли.

Мужики подналегли на вентиль. Давно расшатанный дедом Матвеем, он легко поддался. Бабы подобрали вёдра, брошенные стариком. В вёдра полился бензин.

– Оба-на! – ахнула толпа.

В ту же минуту откуда-то с другой стороны луга людей осветил мощный луч прожектора. Раздался грохот работающего двигателя, и в воздух поднялся вертолёт без опознавательных знаков на борту.

– Всем оставаться на своих местах! – рявкнули динамики. – Любое движение будет расцениваться, как попытка к бегству!

Дед Матвей скатился в какой-то овражек и замер там, перепуганный насмерть. По дну овражка протекал ручей. Старик тут же промок до нитки.

Люди замерли возле крана с перекошенными лицами. Маслянистая жидкость медленно наполняла ведро.

– Кран-то закройте! – донеслось из динамика.

Мужики принялись судорожно закручивать вентиль.

– Ну что же вы, ребята! – пожурили их сверху. – Не могли сначала к нам прийти, что ли? Рассказали бы всё честно. Вместе бы и решили, что делать. Без лишнего шума. А тут лови вас теперь. Как дети, ей богу!

Односельчане принялись виновато переглядываться.

– А дед Матвей где? – громогласно вопросили динамики. Луч прожектора заскользил по лугу.

– Матвей Леонтьич! – позвали из вертолёта. – Где ты делся?

Дед Матвей, не шевелясь, притаился на дне овражка. Луч прожектора продолжал ощупывать луг. Не найдя старика, он снова переметнулся на толпу односельчан.

– Ладно! – донеслось сверху. – На первый раз прощаем. Валите все по домам. Да побыстрее! И про место это забудьте! А то хуже будет!

Луч прожектора пропал, динамики замолчали. Вертолёт, сделав прощальный круг над лугом, улетел восвояси. Народ, облегчённо загудев, кинулся со всех ног прочь.

* * *

В кабине вертолёта сидели два пилота и два человека в штатском.

– Придурки! – проворчал один человек в штатском. – Другого слова не подберёшь. Придурки и есть. Ни себе, ни людям.

– Согласен, – кивнул другой. – Теперь кран колючкой обнесут и опять охрану поставят.

– Да-а, – вздохнул первый. – Это точно.

* * *

Деду Матвею казалось, что он потерял сознание. Очнулся он от оглушительной тишины. Поднял голову, перевёл дух. Затем старик сел на корточки и ополоснул лицо водой из ручья. В ту же секунду наверху раздались чьи-то шаги и голоса.

– Да нет тут никого, – сказал кто-то. – Ложный вызов.

– Может, спрятались? Давай поищем, на всякий случай.

– Кто спрятался? Сказали, тут толпа, человек пятьдесят.

– Ну, мало ли…

Страх снова подкатил к горлу деда Матвея. Нашарив рукой в темноте какой-то прут, он взял его на манер удочки и застыл.

На краю овражка появились двое мужчин. Посветив фонариками вниз, они увидели деда Матвея. Старик робко поднял взгляд и разглядел, что мужчины одеты в милицейскую форму. Рассматривали они деда с подозрительным вниманием.

– Гражданин! – позвал один из них. – Вы чего это тут делаете, а?

– Рыбку ловлю. – Старик понял, что перед ним всего лишь обычные милиционеры, и быстро успокоился.

– Да? – хмыкнул второй. – Ну и как улов?

– Не клюёт ни фига. – Дед Матвей отбросил в сторону прут. – Лучше домой пойду. Помогите вылезти, ребята, а?

Милиционер протянул старику руку. Выбравшись из овражка, Загайнов принялся отряхивать грязную одежду. Стражи порядка не спускали с него глаз.

– Гражданин! А вы тут никого не видели? – спросил один.

– Нет, никого, – последовал ответ.

– Группа тут не проходила? Человек пятьдесят?

– Какая группа? – вполне себе искренне удивился дед Матвей. – Никого тут нет.

Кое-как приведя себя в порядок, старик решил, что, собственно, пора бы и домой. Он двинулся было в сторону перелеска, но стражи порядка сомкнули плечи, не давая ему прохода.

– А документики имеются?

Дед Матвей удивлённо взглянул на них широко распахнутыми глазами. Затем он засунул руку в карман и извлёк оттуда некое удостоверение. Обёрнуто оно было в целлофан, оттого и не промокло. Посветив фонариком, милиционеры узрели красные корочки с золотым тиснением. Подробно изучив все записи, один из стражей порядка широко улыбнулся:

– Что ж вы сразу не сказали, что из местных?

Старик молча пожал плечами.

– Извините за беспокойство, – произнёс второй милиционер. – Если вдруг группу увидите, человек пятьдесят, сообщите нам в отделение.

– Обязательно, – кивнул дед. – Но, вообще-то, я уже домой иду. Говорю же, клёва нет.

Стражи порядка расступились, старик прошёл между ними. Пока он ковылял к перелеску, милиционеры смотрели ему вслед.

– Странно это всё, – сказал один.

– Угу, – подтвердил другой.

Где-то, далеко в небе, стрекотал пропеллером вертолёт.

* * *

Лиза сидела на кухне и хлопала влажными от слёз ресницами.

– А как же свадьба? – жалобно спрашивала она. – Шарль, ты же обещал! Я свадьбу хочу!

Француз расхаживал из угла в угол и явно нервничал.

– Лиззи! – пытался уговорить он невесту. – Свадьба обязательно быть, но не здесь, а в Париж. Здесь невозможно, никак. Большой проблем! В Россия оставаться нельзя. В этой страна угроза моя жизнь, я здесь сходить с ума. Чудовищно! Люди ненормаль! Надо как можно скорее уезжать. В ближайший срок. Я думать, завтра или день после завтра, или, максималь, два дня после завтра. Дольше тянуть нельзя. Тем более, кончаться мой отпуск. Меня уже ждать работа. Нам надо ехать, Лиззи!

Слёзы ручьями текли по щекам девушки.

– Я не хочу свадьбу в Париже, – всхлипывала она. – Вернее, хочу, но потом. А сейчас я хочу свадьбу здесь. Хочу, чтобы все видели – всё село. Зачем замуж выходить, если никто не увидит?

– Что? – растерялся месье Шарль. – Я не понять. Повтори, что ты сказать?

– Я говорю, зачем замуж выходить, если никто не увидит! – разрыдалась Лиза. – Все должны видеть, все! Соседи, одноклассники, знакомые! Я должна пройти по селу в белом платье и фате! А лучше проехать на машине. На чёрной «Волге»!

– На чёрный что? – переспросил жених.

– На чёрной «Волге»! И чтобы спереди кольца прицеплены и кукла!

Вконец обескураженный месье Шарль опустился на кухонный табурет.

– Я с букетом должна быть, – продолжала Лиза, – из красных роз. А ты в костюме. И мы должны пить шампанское и закусывать бутербродами с красной икрой. И чтобы все бросали на нас деньги и зерно.

На словах «бросали деньги» у француза задёргался правый глаз.

– Столы во дворе накроем, – не унималась Проскурина, – гостей позовём. Я всех своих подруг приглашу, чтобы обзавидовались. Ну, Шарль, ну пожалуйста!

Она взяла руку жениха и прильнула к ней мокрой щекой.

– У меня кончаться trésorerie88
  Trésorerie (франц.) – наличность, наличные деньги.


[Закрыть], – выдохнул тот.

– Как? – распахнула глаза Лиза. – Вообще?

– Нет, конечно, нет! – поспешил успокоить невесту иностранец. – В Париж у меня есть банковский счёт. Но сюда я не брать много деньги. Я не рассчитывать свадьба в Россия. Я думать, мы идти в мэрия, оформить брачные документы, и всё.

– Ну, как же? – скривила губы девушка. – Ты же должен понимать. Это же свадьба! Это раз в жизни!

– Мы обязательно делать свадьба в Париж! – горячо пообещал француз. – Пойти в хороший ресторан с моими родители и друзья. Посидеть тихо, уютно, поесть французский кухня.

– А моих друзей мы туда пригласим? – с надеждой спросила Лиза.

– К-куда? – Месье Шарль даже стал заикаться.

– К нам на свадьбу. В Париж.

– М-может быть… Я-я не готов отвечать. – Жених снова был в растерянности. – Если они оформить виза, оплатить дорога и проживание отель… В ресторан мы их пригласить. Наверное. А сколько у тебя друзья?

Надежда в глазах девушки погасла.

– Я хочу свадьбу здесь! – снова заплакала она.

У месье Шарля опустились руки.

– Всё, что я могу для тебя сделать в Россия, – вздохнул он, – это оформить брачные документы. Где у вас мэрия?

– У нас это называется ЗАГС, – всхлипнула Лиза и разразилась бурными рыданиями.

* * *

Пышногрудая тётка в костюме грязно-бордового цвета исподлобья взглянула на стоящую перед ней пару. Худощавый, долговязый мужчина в летних брюках теребил в руках паспорт гражданина Франции. Молоденькая, курносая девчушка в короткой юбке смотрела грустно, но решительно. У обоих были красные носы. У месье Шарля от нового приступа аллергии. У Лизы – от пролитых слёз по несостоявшимся свадебным торжествам.

– Перевод паспорта, заверенный нотариусом, – протянула руку тётка. Месье Шарль вложил в пухлую ладонь листочек бумаги.

– Справка с места жительства о том, что вы не состоите в другом браке.

И этот документ имелся у запасливого француза.

– Заявление о намерении вступить в брак. Квитанция об уплате пошлины.

Монотонный голос наводил уныние. Лиза еле заметно вздыхала.

– Время ожидания – месяц. Дату выбирать будем?

Месье Шарль испуганно захлопал глазами.

– Как – мьесяц? – взволнованно спросил он. – Что есть мьесяц?

– Месяц – это тридцать дней, – не меняя выражения лица, пояснила тётка.

– Но нам нельзя ждать мьесяц! Нам надо сегодня. Максималь завтра. Нам надо уезжать в Париж!

– Через месяц и уедете. Хотя, впрочем, можете уехать и завтра. А потом вернуться для регистрации брака. Как раз, будет время подумать.

– Я не могу ехать туда-сюда! – возмутился месье Шарль. – Это очень дорого!

– Таковы российские законы, – заявила работница ЗАГСа голосом, не терпящим возражений.

Француз растерянно посмотрел на свою невесту.

– Лиззи! – прошептал он. – Что делать?

– Дай ей сто долларов, – тихо сказала девушка. – У тебя же есть те, Царёвские?

На страничку паспорта Лизы с грохотом опустился штамп. Надпись гласила: «Зарегистрирован брак».

Из райцентра Лиза и месье Шарль вернулись уже мужем и женой. На кухне их ждал накрытый стол.

– Ой, поздравляем-поздравляем! – визгливо закричала Нина Павловна. – Ой, счастье-то какое! Совет да любовь! Лизка! Кольцо-то покажь!

Дочь молча продемонстрировала матери безымянный палец правой руки.

– Ну, зятёк, – вставил своё слово Николай Терентьич, – ты это, того! Лизку мою не обижай. С праздником, в общем. С бракосочетанием.

Новоиспечённая жена окинула тоскливым взгядом стол. Салат оливье, копчёная колбаса кружочками, бутерброды с красной икрой, водка в графине… Родители явно не пожалели последних денег, чтобы, как следует, отметить значительное событие.

– Ну а шампанское-то где? – сварливо подбоченилась Лиза. – Ну чего шампанского-то не купили?

– Ой, и правда! – спохватилась Нина Павловна. – Забыли. Ну, надо же! Какая свадьба без шампанского?

– Да это, в принципе, и не свадьба, – пробурчала девушка. – Так… Семейное торжество. Может, хоть соседей позовём?

Лиза вопросительно посмотрела на мужа.

– Я сейчас схожу за вином, – отвёл глаза тот.

– Ой, да мы сами сходим! – всполошилась Проскурина-старшая. – Николай Терентьич сбегает.

– Нет, я идти сам, – решительно заявил месье Шарль. Он был в курсе материального положения семьи Лизы. – Я помнить, где здесь супермаркет.

Ценники на прилавках сельмага произвели на француза ошеломляющее впечатление. Мало того, что прописаны они были в американских долларах, так ещё и цифры на них стояли просто огромные. Игристое вино здесь стоило в три раза дороже, чем на родине парижанина. Стоимость бутылки примерно равнялась недельному заработку месье Шарля.

Новоиспечённый муж судорожно рылся в карманах, пытаясь извлечь оттуда самые разные купюры. Сначала на свет появились российские рубли. Продавщица Марина смерила их презрительным взглядом:

– Ну а чё, нормальных денег нет, что ли? – сквозь зубы процедила она.

Месье Шарль поморгал и вынул из кармана французские франки.

– Это ещё что? – вытаращила глаза Вовкина мать. – Не, мы такое не принимаем. Нормальные деньги, спрашиваю, есть? Доллары американские.

Имевшиеся у парижанина сто долларов сегодня исчезли в кошельке работницы ЗАГСа. Месье Шарль покачал головой, шмыгнул красным носом и жалобно посмотрел на продавщицу.

– Ну и чё мне с тобой делать? – сурово спросила та. Иностранец пожал плечами, глаза его увлажнились.

– Я сегодня жениться, – пролепетал он. – Может быть, маленький discount99
  Discount (франц.) – скидка.


[Закрыть]?

– Чего? – удивилась Марина. – Ди… что? Ты по-русски, давай, говори. Мы по-вашему не понимаем. Ладно, давай, что ты там наскрёб.

Продавщица послюнявила пальцы и, брезгливо отодвинув от себя франки, принялась пересчитывать рубли.

Из подсобки возник Вовка Царёв. Он смачно, с хрустом ел турецкое зелёное яблоко. Парень опёрся о дверной косяк и принялся наблюдать за происходящим.

Марина шевелила губами, периодически стуча по клавишам калькулятора.

– Курс у нас свой, – безапелляционно заявила она. – Повыше, чем банковский, но ничего, не обеднеешь.

Француз покорно кивнул. Продавщица закончила манипуляции и, отдуваясь, вынесла вердикт:

– Не хватает пятьсот семьдесят семь тысяч восемьсот1010
  В 1997 году курс доллара составлял более пяти тысяч рублей.


[Закрыть] рублей.

Месье Шарль обречённо поник.

– Я сегодня жениться, – растерянно улыбаясь, повторил он. – Может быть, всё-таки, маленький discount?

– Чё он хочет? – обратилась продавщица к сыну. – Лепечет там всё чегой-то…

Вовка выбросил огрызок и вытер руки о джинсы.

– Выпить он хочет, мать, – пояснил он. – А денег не хватает.

– Так это я и так поняла, – пожала плечами Марина. – Так пусть подешевле чего возьмёт.

Взгляд её скользнул по магазинным полкам.

– Хотя, у нас тут дешёвой выпивки-то нету, – резюмировала продавщица. – Ты ему объясни: в Москву пусть едет. В Москву езжай, в Москву! – закричала женщина так, что француз от неожиданности отпрянул. – Там всё дёшево! Там и выпивка дешёвая, и закуска!

– Что? – не понял месье Шарль. – Кто в Москву? Зачем в Москву?

Царёв сочувственно посмотрел на иностранца.

– Ладно, – произнёс он. Затем вытащил из кармана джинсов сто долларов и протянул их матери. – На тебе в кассу за его бутылку. Я ему там должен кое-что. За моральный ущерб.

– А? – удивилась Марина. Но потом решила не уточнять, кто кому что должен, махнула рукой, и отодвинула от себя зелёную банкноту. – Да разве ж я с родного сына брать буду? Возьми ты эту бутылку хоть даром.

Вовка засунул купюру обратно в карман, а спиртное протянул месье Шарлю.

– На, бери!

Тот не поверил своему счастью.

– Я могу взять вино? – робко спросил он.

– Можешь-можешь, – заверил его Вовка.

– Но у меня нет достаточно деньги.

– Ничего, я угощаю.

– О, спасибо! – Француз прижал к груди вожделенную бутылку. – Спасибо! Вы так добры! Я сегодня жениться! Я передам от вас привет моя жена!

– Иди-иди! – отмахнулся от него Вовка. Но в следующую секунду вдруг передумал. – А вообще-то, стой.

Месье Шарль настороженно замер.

– Ты же выпить собрался? – уточнил Царёв.

– Oui1111
  Oui (франц.) – да.


[Закрыть].

– А чё так мало взял? А, ну да, у тебя ж денег нет. Мать, ну-ка дай нам ещё пузырь. Чего-нибудь покрепче.

– Сам возьми, – буркнула Марина. – Дай тебе ещё.

Француз, ничего не понимая, завертел головой. Вовка снял с полки бутылку водки и произнёс:

– Ну чё, сказочник, ты не против, если я тебе компанию составлю?

Месье Шарль попытался было что-то заикнуться, но подавил свой порыв в зародыше. Человек он был вежливый и понимал: раз тебе сделали подарок, изволь отплатить вниманием.

– Значит, не против, – обнял его за плечи Царёв. – Мам, где у тебя пластиковые стаканы?

Увидев стопку белых ёмкостей, парижанин удивился.

– Зачем это? – спросил он. – Дома у моя жена есть посуда.

– А кто сказал, что мы к тебе домой пойдём? – подмигнул Царёв. – Мы тут, на крылечке. Солнышко греет – хорошо. Садись!

Парень опустился на сельмаговские ступеньки и похлопал ладонью рядом с собой, приглашая француза присесть.

Законов русского гостеприимства парижанин не знал, к Вовке относился с опаской. Тем не менее, подобное приглашение его ошеломило.

– Что? – спросил иностранец.

– Садись, говорю. Здесь выпьем.

– Здесь? – опешил месье Шарль. – На лестница?

– Именно.

Иностранец посмотрел на не слишком чистое цементное крыльцо. Вовка взгляд уловил и смёл ладонью со ступенек немного песка.

– Мне позвать сюда моя жена и её родители? – неуверенно спросил француз. «Может быть, в России так принято?» – подумал он.

– С ума сошёл? – округлил глаза Царёв. – Ещё твоих родственников тут не хватало! Сами посидим, как мужик с мужиком. У меня к тебе вопросы кое-какие есть.

– Но меня там ждать, – предпринял месье Шарль попытку сопротивления. – Я надо идти.

– Надо – значит, пойдёшь, – уверенно заявил Вовка, откручивая крышку с бутылки. – По пятьдесят граммов примем, и пойдёшь.

– Я сегодня жениться…

– Вот, за твою свадьбу и выпьем.

Француз понял, что ему не отвертеться, и стал покорно наблюдать, как парень наполняет стаканы.

По надписи на бутылке месье Шарль определил, что наливают ему русскую водку. Этот экзотический алкоголь в Париже можно было выпить в русском ресторане или купить в дорогом алкогольном бутике. Месье Шарлю пробовать его доводилось. Русские туристы, с которыми француз, в силу своей профессии, сталкивался ежедневно, так и норовили напоить экскурсовода. Воспоминания об этом были не слишком приятными, но терпимыми.

– Ну что, за твою свадьбу! – объявил Вовка и залпом залил в себя прозрачную жидкость. Слегка поморщился, крякнул и вопросительно взглянул на иностранца: «Пей, мол, чего ждёшь?» Тот замешкался. Пить не хотелось, но деваться было некуда. Решив, что сейчас он опустошит стакан, и его отпустят, француз с трудом, но всё-таки выпил. Водка разлилась по пищеводу приятным, мягким теплом. Это было настолько неожиданно, что месье Шарль не удержался от похвалы.

– О, хороший напиток!

– А ты думал! – хмыкнул Царёв. – Мы здесь дерьма не держим. Только сплошь качество.

Парень, не останавливаясь, принялся разливать по второму стакану.

– Нет! – замахал руками француз. – Нет, всё! Я больше не пить! Я идти домой жена.

Он попытался подняться со ступенек, но Царёв решительно усадил его на место.

– Да успеешь ты к своей жене, – произнёс он. – Никуда она от тебя не денется. Надоест ещё за всю оставшуюся жизнь. Давай лучше за неё выпьем, за её здоровье.

– Нет, я не буду, – запротестовал месье Шарль.

– За здоровье жены? Это ж грех. Ты в бога веришь?

– О, да, – обмяк иностранец. – Хорошо.

– Вот и ладно. Давай, за здоровье твоей жены… как её зовут?

– Лиззи.

– Лиззи? Это по-русски Лиза, значит? Елизавета?

– Oui.

Царёв посмотрел на свой стакан, потом на француза, потом снова на стакан и снова на француза.

– Подожди, а ты на ком женился-то? – спросил он так, как будто его вдруг осенило.

– На мой девушка, – пояснил месье Шарль. – Я приехать к ней в Россия. Я жить в её дом. Здесь, недалеко.

Вовка усиленно шевелил мозгами, пытаясь что-то прикинуть и сопоставить.

– Ты у Проскуриных живёшь?

Парижанин кивнул, опасливо косясь на второй стакан с водкой. Может, всё-таки не придётся пить?

– Подожди, это значит, когда я тебя из ихнего сортира шуганул… Это ты к Лизке приехал? К Проскуриной?

Француз ещё раз кивнул.

– Так это ты на ней женился?

Последовал третий кивок. На лице Царёва появилось тоскливое выражение. Месье Шарль хлопал глазами.

– В морду тебе дать, что ли? – задумчиво спросил Вовка. Француз чуть не свалился со ступенек.

– Pardon? – выдавил из себя он, решив, что, может быть, что-то не так понял.

– Вот тебе и пардон, – заключил Царёв и опрокинул в себя второй стакан. Иностранец решил без промедления последовать его примеру. А то мало ли что? Странные эти русские.

* * *

Лиза нервно металась по кухне.

– Ну, где же он? – кусала губы девушка. – Что он так долго ходит? Только за смертью его посылать!

– Может, очередь в сельмаге? – предположил Николай Терентьич.

– Ага, за колбасой, – съязвила дочь. – Какая там может быть очередь? Два человека целый час отпустить не могут?

– Почему два? – удивился Проскурин.

– Ну, три. Больше там всё равно не бывает.

– Может, случилось что? – выдвинула версию Нина Павловна. – Плохо ему стало? Или ногу подвернул, идти не может?

– Давно бы уже кто-нибудь прибежал, сказал, – отмахнулась Лиза.

– А вдруг? Может, там за это время и не прошёл никто. Все по домам сидят.

– Марина бы пришла, сказала.

– А если он по дороге упал? Марина и не видела.

– Хватит глупости говорить, мам, – осадила её Лиза.

– Почему глупости? Куда же он тогда девался?

– Не знаю. Может, правда, очередь?

* * *

– Хотя, если честно рассудить, – Царёв занюхал выпитое рукавом, – то, конечно, бить тебя не за что.

Парижанин активно закивал.

– Но, с другой стороны, очень хочется. Ты хоть сам понимаешь, что ты сделал?

Второй стакан водки ударил в голову месье Шарлю с такой силой, что он сейчас уже мало что понимал.

– Ты же у моего друга девушку отбил, – сообщил Вовка. – Понимаешь? Эй, сказочник!

Парень тряхнул мужчину за плечо.

На пороге сельмага появилась Марина.

– Вы бы хоть яблоками закусывали, – протянула она собутыльникам пару плодов. Те отказываться не стали и активно захрустели сочной мякотью. Француз покрепче прижал к себе бутылку шампанского. То, что ему надо возвращаться домой, он ещё помнил и попытался встать.

– К-куда? – сверкнул глазами Царёв. – Сидеть! Я ещё не всё сказал.

Месье Шарль со вздохом сел. Царёв жевал яблоко, уставившись стеклянным взглядом в пространство.

– Pardon, я пойти? – робко подал голос парижанин. – Спасибо за… э-э… за алкоголь.

– Погоди пока, – покосился на него Вовка. – Я думаю.

– Ага.

Французу ничего не оставалось делать, как ждать.

– Не буду я тебя бить, – сообщил Вовка после долгой паузы. – Проскурина – дура! Да и Лёшку она всё равно не любит. Шансов у него было – ноль. Если она с тобой расписалась, значит, сама захотела. Точно?

Месье Шарль кивнул.

– Значит, она тебя любит. Да?

Последовал новый кивок.

– А ты её любишь?

Опять кивок.

– Ну, и ладно.

Царёв посчитал тему исчерпанной и принялся наполнять стаканы в третий раз. Месье Шарль обречённо за ним наблюдал.

– Ты мне лучше вот что скажи. – Парень поднял свою пластиковую ёмкость. – Знаешь, почему мы вашего Наполеона разбили?

Очки у француза полезли на лоб.

– Pardon? – Он решил, что снова ослышался.

– Я говорю, знаешь, почему мы вашего Наполеона победили? В 1812 году?

Месье Шарль не знал.

– Пей! Я тебе потом скажу.

Водка мягким, жарким шаром прокатилась по пищеводу, упала в желудок и разноцветными искрами вспыхнула где-то в мозге. Иностранцу стало настолько хорошо, настолько блаженно, такая вселенская любовь вспыхнула в его сердце, что даже ужасный русский показался ему милым и добрым малым.

– До дна? – проверил Царёв. Опустив в стоящую рядом мусорницу пустую уже бутылку из-под водки, он обнял парижанина за плечи. Месье Шарль с умильной улыбкой прильнул к парню щекой.

– Так вот, – продолжил Вовка. – Про Наполеона. У тебя свои версии есть?

Француз улыбался и, щурясь, смотрел на солнце.

– Тогда я тебе мою версию скажу. Победили мы Наполеона, потому что война не терпит сложности. Надо брать и бить. Брать и бить! – Царёв в азарте рубанул воздух рукой. – А вы, французы, намороченные слишком.

Иностранец громко икнул.

– И всё-то у вас с вывертом, всё с подвохом, – излагал парень. – Вот взять хоть бы ваш язык. К нам тут, в сельмаг, французский одеколон завезли. Ну, я, пока прочитал, что на этикетке написано, чуть не рехнулся. Вот у нас, в русском языке, слышим «о» и пишем одну букву – «о». А у вас? Щас я тебе покажу.

Царёв подскочил со ступенек, отчего месье Шарль чуть не упал, и скрылся в помещении магазина. Через секунду он вынырнул оттуда с бутылкой одеколона в руке.