Текст книги "С другой стороны Рублевки"

– Чего? – возмутилась Проскурина. – Чтобы от моих пионов бешенство? Ты чего городишь, баб Нюр? Да от моих пионов только положительный эффект может быть!

– Кто знает, кто знает, – пробубнила старуха, с усилием таща корову к выходу. Та, как бы в подтверждение хозяйкиных слов, вдруг громко икнула. Бабка Нюра остановилась и растерянно взглянула на животное. Корова икнула ещё раз. Звук получился громкий. По пятнистым бокам бурёнки волной прошла судорога.

– Чего это с ней? – поразилась Нина Павловна. Корова икнула в третий раз.

– Несварение, видать, – констатировала бабка Нюра. – Я же говорила, неизвестно какой эффект.

Животное принялось икать без остановки.

– Ой, боженьки мои! – воскликнула Проскурина. Голос её перешёл на визг.– Первый раз такое вижу! Плохо ей, что ль?

– Да уж точно, нехорошо, – справившись с бутербродом, произнёс Николай Терентьич. – Может, к ветеринару её?

Собрание за калиткой загудело, дед Матвей бросился во двор к Проскуриным.

– Что с коровой? – деловито спросил он.

– Икает, – развела руками бабка.

– Ага, несварение, – закивали Проскурины.

Дед Матвей с чрезвычайно серьёзным выражением лица обошёл вокруг животного. Затем сделал второй круг, в противоположную сторону. Бурёнка заходилась в икоте и жалобно на него смотрела.

– Фартук сымай! – распорядился старый Загайнов.

– Так ведь!.. – Бабка Нюра поперхнулась фразой и выразительно взглянула на супруга.

– Сымай, тебе говорят! Животное мучается!

– А может, лучше дома? – робко возразила супруга. При этом она старательно таращила глаза и пыталась подать руками какие-то знаки.

– До дома не дотянет! – заявил дед Матвей. – Помереть может. Сымай здесь.

Бабка Нюра принялась покорно развязывать тесёмки. Корова облегчённо вздохнула. Взорам присутствующих открылась её морда с торчащими изо рта брюками.

Нина Павловна издала горлом булькающий звук и принялась тыкать пальцем в животное. Цвет лица при этом у неё приобрёл свекольный оттенок. Николай Терентьич заботливо погладил жену по плечу.

– Что это? – выдавила из себя Проскурина. – Что это у неё там торчит?

– Где? – Бабка Нюра воззрилась в указанном направлении якобы невидящим взглядом.

– Вот! – прохрипела Нина Павловна. Она подошла к корове, схватилась за торчащие из её рта штанины и попыталась потянуть их на себя. Животное усиленно икало, но пищу отдавать не хотело.

– А ну, отдай! – дёрнула Проскурина. Брюки изъятию не поддавались. – Отдай, я тебе говорю! Скотина несчастная!

Нина Павловна, хлопая корову по морде, принялась тянуть за штанины изо всех сил. Бурёнка к подобному обращению не привыкла. Обидевшись, она взяла, да и выплюнула злополучные брюки. Икать животное тут же перестало. Корова издала раздражённое мычание и, подняв хвост, извергла на свет огромную лепёшку. Лепёшка шлёпнулась в объеденные пионы, а бурёнка потопала к калитке, покидая негостеприимный двор.

– Это что? – трясущимися губами спросила Нина Павловна. Изжёванные донельзя брюки она ткнула бабке Нюре под нос.

– А я не знаю, – отшатнулась та. Бабка старательно показывала свою полную непричастность к данному безобразию. – Откудова я знаю? И не знаю совсем!

– Где она это взяла? – напирала соседка.

– Валялось, наверное, где-то. – Старуха отступила назад, пытаясь отстраниться от маячащих у самого носа, противно воняющих штанов. – Вот она и подобрала. Всякую гадость в рот тащит.

– Валялось?! Гадость?! – Проскурина возмущённо потрясла брюками.

– Ну да…

– Знаешь, что это? – На свекольном лице Нины Павловны появилось гневное выражение.

– Что? – попятилась бабка Нюра.

– Это брюки месье Шарля!

По толпе за калиткой прокатился судорожный вздох.

– Это, – с завыванием продолжала Проскурина, – неимоверное красивые, дорогие, фирменные брюки месье Шарля из самого Парижу! Мало того, что он их испачкал, когда убегал от трактора. Я ещё, кстати, с Царёвым-то поквитаюсь, пусть знает! – Последнюю фразу Нина Павловна выкрикнула как можно громче, чтобы слышала продавщица Марина. – Мало вам этого! Так вы ещё и корову на них напустили, чтоб она их сжевала!

– Так она сама… – попыталась оправдаться Загайнова.

– Сама?! – В голосе соседки зазвучали трагические нотки. – Сама?!! Да разве животное такое само учудит?

– А у меня и свидетели есть! – Бабка Нюра повела рукой в сторону толпы за забором.

– Точно! Сама! – раздались оттуда одиночные возгласы.

– Эх вы! – Проскурина снова потрясла изжёванными брюками. – Такого человека обидели. Иностранца! Француза! Одно слово – деревенщина. Тьфу!

Нина Павловна гордо вздёрнула подбородок и, бережно неся на весу штаны, удалилась в дом. Николай Терентьич поспешил за ней.

– Варвары! – бросил он односельчанам.

– Ишь ты! – хмыкнул дед Матвей. – «Деревенщина! Варвары!» А сами-то кто? – крикнул он вслед Проскуриным. – Подумаешь! Хранцуз к ним приехал! Видали мы таких хранцузов! В Бородино в двенадцатом году!

– Ну не виноватая я! – хлопала глазами бабка Нюра, обращаясь к собранию за калиткой. – Ну, сама же она! Ну, все же видели!

Толпа за забором негромко зашумела и начала расходиться. Представление окончилось, больше смотреть было не на что. Побрели с чужого двора и старики Загайновы.

– Да так ему и надо! – в сердцах вдруг выдала бабка Нюра.

– Кому? – удивился дед Матвей.

– Месье Шарлю этому! Не будет девок у наших парней отбивать!

Супруг поправил на макушке фирменную бейсболку.

– Это ты про Лёшку, что ль?

– А то про кого ж?

– Э-эх, – вздохнул старый Загайнов. – Кабы только в хранцузе дело…

Глава 9

Ближе к полудню Пашка Чернов собрал на лавочке консилиум. Состоял он исключительно из близких и доверенных лиц: жены Аглаи, соседа справа Митьки Рязанцева и соседа слева Ваньки Трохина. Мужики сидели в «трениках» и безбожно курили, оправдываясь тем, что, дескать, надо отпугивать комаров. Аглая кашляла, махала руками, пытаясь разогнать вонючий дым, кляла мужиков, но не уходила. Уж больно интересный шёл разговор.

– Экий ты «красивый», – кивнул на Пашку сосед Трохин, разглядывая его «боевые ранения». – Прям глаз не оторвать. Собаки тебя, что ль, драли?

– В гробу я видал таких собак, – проворчал Чернов.

– А кто ж?

– Никто. В лесу об ветки поцарапался.

– И чего ж ты там делал? Грибы собирал?

– Выслеживал, – важно надул щёки Пашка. – Расхитителя государственной собственности.

– Смотри-ка! – хмыкнул сосед и подмигнул Митьке Рязанцеву. – Полезным делом занимался.

– Правда-правда! – подтвердила Аглая. – Это он про деда Матвея, бывшего конюха. Знаете его?

– А кто ж его не знает? – пыхнул сигаретой Митька. – Личность известная.

– Во-во! – зачастила Пашкина супруга. – Видали – деньги у него завелись? Костюм «адидасовский» купил. Расхаживает – чисто павлин. Всю жизнь в старом пиджаке проходил, а тут – «Адидас»! И не китайский какой-нибудь. С лотка брал, фирменный, я сама видела. Три полоски…

– По ночам с вёдрами куда-то ходит, – доверительно сообщил Чернов присутствующим. – На коромысло повесит – и в лес. Через Рублёвку, потом через поле – и пропадает. Куда – неизвестно. А потом из этих вёдер бензин на обочине продаёт. Видели его, и не раз.

– По ночам, говоришь? – Сосед Рязанцев почесал переносицу. – А кто его видел-то?

– Да тут, наши… – неопределённо махнул рукой Чернов.

– И что, признали?

– А то!

– А если признали, чего не подошли? Поймали бы с поличным.

– Так он хитрый, зараза! – покачал головой Пашка. – Просто так, голыми руками, не возьмёшь. Прячется, да ловко. Бензин только заезжим продаёт. Как с местными номерами машину увидит, так и пропадает. В траве что ль, скрывается? Чисто мышь.

– Так он же войну прошёл, – пояснил Ванька. – Старая выучка.

– А вчера я его выследить хотел, – продолжал Чернов. – Гляжу – намылился дед. Коромысло на плечах. Я за ним. Так он в лес – шасть. И вроде вот он: вёдра гремят – а нету его. Я туда, я сюда! Метался, как раненый медведь в зарослях.

– Оно и видно! – хмыкнул Рязанцев.

– Упустил я его, – сокрушённо вздохнул Пашка. – И сам еле из леса выбрался. Такие вот дела.

– Занятная история, – задумчиво произнёс сосед Трохин.

– Очень даже, – согласился сосед Рязанцев.

Посидели, помолчали.

– Так ты чего позвал-то? – спросил Ванька.

– Чего-чего! – подала голос Аглая. – Ловить его надо, деда Матвея этого. В одиночку Пашка не справится. Помощники нужны.

– А зачем ловить-то? – удивился Трохин. – Сообщить, куда следует, и дело с концом. Пускай, кому надо, и ловят.

– Да не ловить, – Чернов бросил недовольный взгляд на супругу. – Выследить надо, куда он за бензином ходит. И самим туда наведываться. С бензином сейчас в стране напряжёнка. А сообщить мы всегда успеем.

Повисла пауза. Лица у всех вытянулись, Аглая тихо охнула.

– Что это ты нам такое предлагаешь? – Сосед Трохин долго думал, какую интонацию придать своим словам. Интонация получилась робко-возмущённая.

– Да, действительно! – поддержал его сосед Рязанцев, но как-то неуверенно.

– И правда, думай, что несёшь! – набросилась на мужа Аглая, но как-то не слишком сердито.

– А я чё? Я ничё! – быстро пошёл на попятный Пашка. – Я так просто предложил.

– Мы же всё-таки сотрудники… совхоза! – с небольшой укоризной произнёс Ванька.

– Вернее, конезавода, – поправил Митька.

Снова помолчали.

– А сколько там у нас бензин сейчас стоит? – заёрзал на месте сосед Трохин.

– Где? На бензоколонке? – уточнил Чернов.

– Ну да.

– Опять подорожал. Да и нету его. Одни ценники только висят, а бензоколонка пустая.

– Блин, – расстроился Ванька.

– Вот и я говорю, – закивал Пашка. – Брать надо деда Матвея. Хоть будет, чем машины заправлять.

На том и порешили.

* * *

Месье Шарль скорбно созерцал свои изжёванные коровой брюки. Их положили на обеденный стол, предварительно сдёрнув скатерть. Вид они имели плачевный. Семейство Проскуриных сочувствовало месье Шарлю всем сердцем. В доме витало похоронное настроение.

Лиза гладила жениха по руке и ежеминутно вздыхала.

– Дорогие? – шёпотом спросила она.

– Да, – выдавил из себя француз, шмыгнув красным, сопливым носом. – Они дороги мне, как память.

– О ком? – На глаза невесты навернулись слёзы.

– О моей матери. Она подарить мне эти брюки, когда у меня быть день рождения. Мне исполняться двадцать пять лет.

Лиза всхлипнула.

– Она купить их в Чайна-тауне за пять франков. Я носить их тринадцать лет.

Нина Павловна прикрыла рот рукой, чтобы не разрыдаться. Николай Терентьич моргал и переминался с ноги на ногу.

– Они быть, как новые! – В голосе месье Шарля зазвучали трагические нотки. – Пока я приехать Россия. А сейчас им конец.

– Так, может, мы их ещё отстираем? – Нина Павловна заискивающе взглянула на будущего зятя.

– Отстирать можно грязь, – произнёс тот. – А что вы делать с этим?

Он ткнул длинным указательным пальцем в следы коровьих зубов, оставленные на ткани.

– Разгладим! – оптимистично заявила Проскурина-старшая. – А дырки зашьём.

– Делать, что хотеть, – махнул рукой месье Шарль. – Я расстроен.

Лиза принялась гладить руку жениха с удвоенной энергией. Нина Павловна быстренько прибрала с обеденного стола брюки и направилась к крану. Раздался плеск воды, набирающейся в таз.

– Простите, – подал голос Николай Терентьич, обращаясь к французу. Он явно смущался, но стерпеть, видимо, не смог. – Вы сказали, эти брюки – память о вашей матери. Она умерла?

Месье Шарль удивлённо сверкнул стёклами очков.

– Почему вы так решить? – шмыгнул он носом. – Жива, слава богу.

– А, ну тогда понятно, – кивнул Николай Терентьич.

* * *

Над полем конезавода висел огромный, пёстрый воздушный шар, как будто сошедший со страниц романа Жюля Верна. Откуда его взяли ребята с метеостанции – бог их знает. Спёрли, наверное, где-то. Впрочем, Вовку Царёва это волновало мало.

Шар был надёжно привязан к земле толстым канатом, имелась также корзина для пассажиров. Когда надо было посадить желающих, воздухоплавательное средство подтягивали за канат книзу. Затем отпускали, шар взмывал вверх. Канат не давал ему улететь в неизвестность.

В корзине как раз нашлось место для пяти человек. Вовка разместился в центре, девки с Ленинградки пристроились вокруг. Снова пили спирт «Рояль», разбавляя его шампанским «Дом Периньон».

Просто, уже как-то привыкли.

Распитие спиртных напитков на высоте птичьего полёта доставляло необычные ощущения. Несмотря на безветренную погоду, в воздухе шар держался неустойчиво. Его слабые, однообразные колебания отзывались в желудке Царёва небольшим подташниванием. Парню это не слишком нравилось. Да и, вообще, вскоре стало скучно. Был он человек движения, а тут сплошной застой.

– Эй, там, внизу! – свистнул Царёв ребятам с метеостанции. – Давай – майна! Опускай!

– Ой, ну зачем? – заныли девки. – Ну, мы ещё так мало посидели. Ну, давай ещё! Нам здесь нравится!

– Ладно, вы сидите, – милостиво согласился Царёв. – А я пойду, на дельталёте полетаю.

Такой расклад всех устроил.

Ребята с метеостанции дельталёт давать не хотели. Ещё живы были воспоминания о недавнем инциденте. Согласны были лишь покатать Вовку в качестве пассажира. Тот клялся и божился, что в село не полетит ни под каким видом. Ребята были непреклонны.

И тогда Царёв приметил у них в хозяйстве дельтаплан: однокрылое сооружение из металлических прутьев.

– Ну, хоть на этой фигне дайте полетать, – расстроено попросил он.

Ребята с метеостанции устало переглянулись. Отделаться от назойливого клиента было не так-то просто.

– Да мы сами толком не знаем, как им пользоваться, – попытался отговорить его один.

– Только чисто теоретически, – добавил другой.

– Стартовать с возвышения надо. А тут поле. Равнина. Как ты полетишь?

– И ветер нужен. Воздушные потоки. А сегодня, сам видишь – штиль.

В ответ Вовка почесал затылок, вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр и выразительно посмотрел на маячивший в отдалении воздушный шар.

Ребята с метеостанции снова переглянулись. Вид увесистой пачки денег будоражил мозг и сводил на нет все опасения.

– Расписку пиши! – потребовал один из парней.

Общим усилиями дельтаплан был доставлен к месту дислокации воздушного шара. Вовку пристегнули ремнями к однокрылому аппарату и нахлобучили на голову шлем. Девок из корзины выгрузили, и принялись засовывать туда Царёва. Действие затянулось. Крыло дельтаплана грозило загореться от газовой горелки. К тому же, мешали верёвки, которыми корзина была привязана к шару.

– А зачем мы его в корзину пихаем? – сообразил паренёк с метеостанции. – Пусть под ней за канат держится. Так и поднимем.

– А отталкиваться ему от чего? – возразил его товарищ. – Так хоть от края корзины можно оттолкнуться.

– Без толчка полетит, – отмахнулся первый.

Девок засунули обратно. Они подбадривали Вовку пьяными визгами. Тот довольно улыбался. Шар поплыл вверх.

– Как ты думаешь, покалечится? – спросил один паренёк, ощупывая в кармане пятьсот долларов.

– Мы его предупреждали, – пожал плечами другой, ощупывая в кармане сложенный лист бумаги. – Написал же: «В случае наступления травмы или смертельного исхода претензий иметь не буду».

– Ага, – усмехнулся первый. – Особенно про смертельный исход мне понравилось.

Чем выше поднимался шар, тем Царёву становилось страшнее. Одно дело поглядывать вниз, когда за спиной шумит мотор дельталёта, а другое дело – висеть на высоте, держась руками за ненадёжный канат. Что это за штука такая – дельтаплан? Летает ли он вообще?

Девки орали, пили из горла «Дом Периньон» и сотрясали корзину хаотичными движениями.

– Эй! – позвал Вовка. Девки не услышали. – Эй! – крикнул он громче. Никакой реакции.

– А ну, заткнитесь! – что есть духу, гаркнул парень. Девки примолкли и удивлённо на него уставились. Повисла пауза. Внезапно налетел порыв ветра. Царёва вместе с дельтапланом мотнуло сначала в одну сторону, потом в другую. Руки у него заболели, держаться за канат не было сил.

– Вытащите меня отсюда! – забился в истерике Вовка. Девки хором завизжали от страха.

– Вниз! Тащите вниз! – начали кричать они ребятам с метеостанции. Те призыв услышали и схватились за канат.

– Я щас упаду! – выпучив глаза, орал Царёв. – Мамочка!

– Держите его! – орали в ответ парни. – Бабы! За крыло его держите!

Но было уже поздно. Ослабевшие руки отпустили канат. Вовка кувырнулся в воздухе, сделал немыслимый пируэт, и, подхваченный воздушным потоком, полетел. Он болтался под крылом, как тряпичная кукла. Трапеция больно ударила его по носу, но зато отрезвила. Царёв судорожно схватился за неё двумя руками. Шесть пар глаз с ужасом наблюдали за горе-летуном. Но тут дельтаплан неожиданно выпрямил траекторию и стал неспешно планировать над полем.

– А-а-а! – победно закричали девки. – Ура-а! Летит!

Падать дельтаплан не собирался, и Вовка постепенно успокоился. Парень посмотрел на синее, в облаках, небо, потом вниз, на зелёную траву. Адреналин ударил в голову, Царёв принялся хохотать во всё горло.

– Лечу! – орал он. – Лечу!

Девки в корзине захлопали в ладоши.

Поток воздуха носил Вовку над полем. Радости его не было предела, эмоции пёрли через край. Даже катаясь на дельталёте, парень не испытывал подобных ощущений. Он парил в небе, как птица, чувство полной свободы сводило его с ума.

– А-а-а! – надрывался Царёв. – У-у-у! Лечу-у-у!

Ребята с метеостанции присели на землю и, задрав головы, наблюдали за ним.

Наконец, Вовка подустал. Надо было приземляться. И тут он понял, что не знает, как это сделать. На смену безудержному веселью снова пришёл страх. Вовка дёрнулся один раз, потом другой. Дельтаплан неожиданно изменил направление и понёс Царёва в сторону села.

Ребята с метеостанции мгновенно подскочили.

– Стой! Куда опять! – заорали они, судорожно размахивая руками.

Но Вовку неуклонно несло к населённому пункту.

Бояться парень устал. «Будь, что будет!» – подумал он, расслабился и полностью отдался в руки судьбы.

На подлёте к селу ветер стал стихать. Дельтаплан понемногу пошёл на снижение. С одной стороны, Царёва это радовало. Но, с другой стороны, в какой-то момент он понял, что место приземления может оказаться самым неожиданным.

Дельтаплан медленно пролетел над сельмагом, затем над крышей собственного Вовкиного дома. Дед Матвей, стоящий во дворе, проводил летательный аппарат сосредоточенным взглядом. Затем Царёва понесло ветром через улицу. Над домом Проскуриных парень понял, что вот сейчас-то он и приземлится.

«Только бы не на крышу!» – мелькнула мысль в его голове. – «Как с неё слезать-то потом?»

Крышу дома дельтаплан благополучно миновал. Облегчённо вздохнув, Вовка приготовился плюхнуться в Проскуринскую картошку, которая, он точно знал, растёт на заднем дворе. Но у ветра были другие планы.

На заднем дворе Проскуриных находилось некое сооружение, про которое Царёв забыл. Ниспадающий воздушный поток вынес парня прямиком на крышу уличного туалета. В туалете, как назло, в это время заседал месье Шарль, грустивший о безвозвратно утерянных брюках.

Грохот приземлившегося дельтаплана испугал француза до полусмерти. К тому же, сквозь щели в потолке перестал падать свет. Месье Шарль забился в крохотном, тёмном помещении, как раненый зверь. Забыв открыть щеколду, он вышиб хлипкую дверь сортира и выкатился на улицу, натягивая на ходу штаны. Ошалелыми глазами парижанин уставился на сидящего на крыше Царёва. Над головой парня возвышалось крыло дельтаплана.

– О! Снова здорово! – воскликнул Вовка. – Шарль Перро! Что-то я всё время на тебя натыкаюсь…

Жених Лизы был бледен и растерянно моргал.

– Слышь, сказочник, помоги отсюда слезть! – как ни в чём не бывало, попросил Вовка. – Запутался я в этой штуковине.

– Я не понимать, – пробормотал месье Шарль. – Я ничего не понимать. Что происходит в этот ненормальный страна?

– Ширинку застегни, – посоветовал ему Царёв. Француз судорожно схватился за молнию.

– Чего ты не понимать? – продолжил дельтапланерист. – Руку подай.

Месье Шарля начала бить нервная дрожь.

– Это безобразность! – принялся возмущаться он. – Это полный безобразность! Или как это по-русски?

– Да ладно тебе, – шмыгнул носом парень. – Сам не можешь помочь – позови кого-нибудь.

– Что? – округлил глаза француз. – Что сделать?

– Твою мать! – выругался Вовка. Обречённо махнув рукой, он полез в карман джинсов. – На, держи! Так тебе понятнее будет?

На траву перед сортиром спикировала стодолларовая купюра. Месье Шарль посмотрел на неё абсолютно безумным взглядом, затем нагнулся, поднял и, неся перед собой в трясущейся, вытянутой руке, пошёл прочь.

– Эй, ты куда?! – озабоченно окликнул его Царёв. – Помощь-то позовёшь? А то я загремлю сейчас с этого туалета.

Француз, не оборачиваясь, кивнул.

– Малахольный какой-то, – проворчал Вовка. – Может, с головой у него, того, не в порядке?

Месье Шарль шагал, выпрямив спину и высоко вздёрнув голову. Стёкла его очков зловеще поблёскивали; брюки, едва застёгнутые, грозили съехать вниз. В вытянутой перед собой руке он держал сто долларов. Выглядел он, если не сумасшедшим, то частично помешанным.

Лиза, Нина Павловна и Николай Терентьич сидели на кухне за обеденным столом. Когда растрёпанный иностранец возник в дверях, они разом вздрогнули.

– Лиззи! – сказал француз и шлёпнул на стол стодолларовую купюру. – Мы немедленно уезжать Париж!

– Что это? – пролепетала Лиза, увидев деньги. – Опять?

– Я не могу больше оставаться в этот ненормальный страна! – срывающимся голосом заявил месье Шарль. – Здесь без конца кто-то летать и садиться мне на голова! Корова жевать мои брюки! Здесь по улицам толпами ходить проститутки! Странные мужчины перед носом мне махать пистолет! За мной гоняться танк!

– Трактор, – робко поправил его Николай Терентьич.

– Какая есть разница! У меня здесь аллергия, в конце концов!

Француз шмыгнул красным носом, достал из кармана платок и громко высморкался. На его глаза навернулись слёзы.

– Шарль! – подскочила к нему Лиза. – Сядь, пожалуйста! Успокойся.

Жених послушно сел, вытирая мокрые щёки и запотевшие стёкла очков.

– Мама! Воды! – зашипела девушка. Нина Павловна всполошилась, выскочила из-за стола и подала будущему зятю кружку с водой. Француз принялся жадно пить. Лиза гладила его по голове.

– Ну как? Лучше? – ласково спросила она.

Месье Шарль быстро закивал.

– А теперь, пожалуйста, спокойно расскажи нам, что произошло. Откуда ты принёс эти деньги?

Девушка указала на стодолларовую бумажку, лежащую на столе.

– Их дать мне тот ненормальный, – всхлипнул месье Шарль. – Который всё время покушаться на моя жизнь.

– Вовка Царёв? – возмущённо выдохнула Лиза.

– Я не знать его имя.

– Что он опять с тобой сделал?

– Он прилететь на крышу сортир, – пожаловался француз. – И там сидеть. Очень громко сидеть. А я быть внутри.

– Он тебя снова напугал? – уточнила девушка.

– Да, – закивал месье Шарль. – Очень сильно напугал. Я сейчас шок. Глубокий шок.

– Что-что? – переспросил Николай Терентьич. – Кто вы?

Нина Павловна злобно зыркнула в его сторону, и супруг прикусил язык.

– Та-а-ак! – воинственно протянула Лиза. – А он, значит, тебе опять сто долларов сунул? За моральный ущерб?

– Угу, – кивнул француз.

– Где он?! – Девушка бросилась к двери. – На крыше туалета сидит?!

– Вероятно. Он просить помощь.

– Я ему сейчас помогу! – Лиза сжала маленькие кулачки. – Так помогу! Он у меня на всю жизнь запомнит!

Проскурина-младшая выскочила из дома, на ходу выкрикивая угрозы. Родители проводили её растерянными взглядами.

– А ещё мне ваш сортир не нравиться, – накуксился месье Шарль. – Очень не нравиться! Домой хочу! В Париж!

Слёзы снова покатились по его щекам. Нина Павловна одной рукой принялась гладить будущего зятя по голове, а другой незаметно прибрала со стола сто долларов.

Царёва на крыше туалета не было. Видимо, каким-то образом ему всё-таки удалось слезть. Дверь деревянного строения болталась на одной петле, рядом валялся дельтаплан. Лиза круглыми от удивления глазами принялась разглядывать летательный аппарат. Широкое цветное крыло распласталось почти на половину участка, изрядно помяв картофельные посадки. Под крылом болтались какие-то ремни и железки.

Девушка рассерженно пнула дельтаплан ногой. Потом подумала, и пнула ещё раз. Затем она ещё немного подумала, схватила летательный аппарат и потащила к калитке. Ноша была тяжёлая и неудобная, крыло задевало за кусты и ветки деревьев. Но Лиза упорно двигалась вперёд. Злость придавала ей силы. Из кухонного окна на девушку взирали удивлённые лица родственников.

– Да куда ж ты его попёрла?! – закричал Николай Терентьич, выбегая на крыльцо. – Доча! Пупок надорвёшь!

– Не мешай, папа! – рявкнула Лиза. – Я ему сейчас эту фигню на голову надену!

– Ой, боже! – всплеснул руками отец. Но потом понял, что отговаривать Лизу бесполезно и просто застыл, наблюдая.

Девушка, тем временем, добралась до калитки и принялась пропихивать дельтаплан в узкий проём. Дело, естественно, оказалось непростым. Слишком широкое крыло в калитку не пролезало, ремни без конца путались. Чтобы вытащить конструкцию за пределы двора, требовалось пронести крыло дельтаплана над забором. Сделать это можно было только одним способом – поднять летательный аппарат над головой.

«Эх!» – подумала Лиза, подлезая под крыло дельтаплана. – «Мы в девятом Управлении и не такое поднимали».

Конструкция поплыла было над забором, однако вдруг зацепилась за росшую рядом вишню. Лиза потеряла равновесие и выпустила дельтаплан из рук. Он упал прямо на острый штакетник, пропоров крыло насквозь. Девушка едва успела пригнуться, чтобы не получить металлической трубой по голове. Слава богу, обошлось. Проскурина чертыхнулась и попыталась выбраться из-под летательного аппарата. Но не тут-то было! Она вдруг обнаружила, что животом лежит на трапеции, а одна её нога запуталась в непонятных ремнях. Схватившись руками за забор, Лиза изо всех сил дёрнула ногу, пытаясь её высвободить. Но результат получился обратный – узлы ремней затянулись, а дельтаплан практически лёг девушке на голову. Матерясь сквозь зубы, Проскурина-младшая трепыхалась, что есть мочи.

Николай Терентьич, всё это время наблюдавший за дочерью, сообразил, что дело неладно, и поспешил на помощь.

– Лизонька, – обеспокоенно спросил он, заглядывая под крыло. – Ты там что делаешь?

– Блин! – заорала та. – Помоги! Нога запуталась, не видишь, что ли?

– Ага, я сейчас! – закивал отец и принялся дёргать за ремни. – Крепкие, зараза!

Лиза, вывернув назад голову, сердито наблюдала за его попытками. На крыльце появились месье Шарль и Нина Павловна.

– Что там у вас? – поспешила к калитке Проскурина-старшая. Француз семенил следом.

– Папа, оставь! – недовольно крикнула Лиза, дёргая ногой. – Принеси что-нибудь и разрежь это всё, на фиг!

Троица ринулась обратно в дом. Через несколько секунд они снова появились на пороге. Нина Павловна несла кухонный нож, Николай Терентьич – ножницы. Месье Шарль не нёс ничего.

Глава семьи снова подлез под крыло дельтаплана и принялся ковыряться в узлах ножницами.

– Да ножом лучше, ножом! – отпихнула его Нина Павловна. – Чик – и всё! Что ты этими ножницами ковыряешься?

Но кухонный нож оказался тупым, а ремни – крепкими. Николай Терентьич, тужась и потея, пилил запутавшиеся узлы. Кое-какой результат был, но процесс грозил затянуться на неопределённое время. Лиза чертыхалась и вопила, Нина Павловна охала. Месье Шарль, волнуясь, то и дело протирал стёкла очков.

Вдруг перед взором девушки возникли две пары мужских ног. Взглянуть на их обладателей мешало лежащее на голове крыло дельтаплана. Лиза с трудом приподняла его и увидела вытаращенные глаза Царёва и Загайнова.

– Проскурина, – выдавил из себя Вовка. – Что это ты тут делаешь, а?

От него за несколько метров несло перегаром.

– Что я тут делаю?! – захлебнулась возмущением Лиза. – Что я тут делаю?!! Да я тебе сейчас эту хреновину на голову надену, придурок!

– Какую? – не понял парень.

– Вот эту – какую! – Девушка схватилась за крыло дельтаплана и потрясла его.

– Лизонька, не тряси, – попросил Николай Терентьич.

– Да? – с сомнением произнёс Царёв. – Ну, пока она у тебя на голове лежит…

– Я тебе сейчас покажу! – негодовала Лиза. – Погоди, вот только вылезу отсюда, и ты у меня получишь! Идиот! Алкаш! Имбицил!

– Но-но-но! – возмутился Вовка. – Попрошу без оскорблений!

– Ты у меня не только оскорбление получишь! Ты у меня еще и по башке получишь!

Лиза извивалась под дельтапланом, пытаясь дотянуться рукой с острыми коготками до Вовкиного лица. Тот на всякий случай отступил подальше. Лёшка, тем временем, поднырнул под крыло и наблюдал за стараниями Николая Терентьича.

– Вечно у тебя все ножи тупые! – ругалась на супруга Нина Павловна. – Ничего не разрежешь. Только одно место ими чесать!

Проскурин обиженно косил глазом на жену, но молчал. Загайнов задумчиво подёргал ремни дельтаплана.

– Я сейчас монтажный нож принесу, – сказал он. – У меня там лезвие новое стоит, острое. Должно взять.

– Ага, давай, – Николай Терентьич с надеждой посмотрел на парня. – А то я тут до утра пилить буду.

Лёшка быстро ретировался. А Царёв, тем временем, читал лекцию Лизе.

– Сама ты дура, Проскурина, – вещал он. – На кой хрен ты дельтаплан со двора попёрла?

– Чтоб тебе на голову надеть, – пробурчала та.

– Ага, я это уже слышал. Я – мужик, и то не стал эту фиговину в одиночку вытаскивать. За помощью пошёл. А ты попёрла. И что в результате? Испортила вещь. Крыло, вон, порвала, и ремни сейчас все порезать придётся. Теперь уже на нём не полетаешь. И кто ущерб компенсирует?

– Ты мне ещё ущерб предъявлять будешь?! – взвилась Лиза. – Летун недоделанный! Сам и компенсируешь свой ущерб! У тебя денег много! И, слава богу, что я твой дельтаплан испортила! А то взял моду! Летает тут! Людей тут пугает!

– А, так это ты за своего сказочника обиделась, – догадался Вовка. – Эй, Шарль Перро! – крикнул он французу. – Как поживаешь?

Парижанин близоруко прищурился и зачем-то закивал.

– Так я ж вроде ему дал денежку за испуг, – продолжал Царёв. – Или что? Мало?

– Да я тебя! – снова замахала коготками Лиза. Парень оценил расстояние и изрёк:

– Не дотянешься.

Появился Лёшка с монтажным ножом в руке. Нагнувшись, он залез под дельтаплан и волевым движением отстранил от работы Николая Терентьича.

– Дайте я, – произнёс Загайнов. Проскурин послушно отодвинулся.

Лёшка взял Лизу за талию и перенёс тяжесть её тела себе на плечо, чтобы она не упала на землю. Затем парень аккуратно разрезал запутавшиеся ремни. Но равновесие, всё равно, было потеряно, и парочка распласталась на дорожке в проёме калитки. Крыло дельтаплана затрещало, порвалось ещё больше и накрыло их обоих.

Лёшка лежал, не шевелясь. Его лицо оказалось где-то в районе Лизиного пупка, коленки девушки упирались ему в грудную клетку. Тем не менее, Загайнову было безумно приятно. Дыхание у него перехватило, а кровь прилила к щекам. Проскурина затрепыхалась. Загайнов мягко опрокинул её на спину, приподнялся на локте и взглянул ей в лицо. Лиза смотрела на него блестящими глазами, закусив губу. Дышала она часто и неровно.