Текст книги "Лютый остров"

Альтаир поглядел на него в кротком недоумении.

– Ты чересчур озабочен для человека, счастливо избегнувшего смерти.

Рустам тяжело вздохнул, безнадежно указав пальцем на лицо Лейлы.

– Демон-Кошка или нет, но она – наложница Ибрагима. Я видел ее. Я ее касался. Меня казнят за то, что я ее не уберег, но прежде отрубят мне руки и ослепят...

– Это было бы верхом неблагодарности, – заметил Альтаир, вставая. – Впрочем, ты ведь не ради благодарности служишь своему повелителю, маленький шимран? Господин твой непогрешим.

Рустам метнул в него злобный взгляд. И он еще смеет издеваться, в таком-то положении!

– Ты напуган, – сказал Альтаир уже более благодушно. – И я не виню тебя, но ты думаешь не о том, о чем следует. Досадно, что кошка мертва, но я не думаю, что мы сумели бы ее усмирить – она вмиг перегрызла бы любые ремни, которыми мы попытались бы ее связать. И наруч повиновения на нее подействовал бы не больше, чем на меня... Я даже не знаю, чем ее собирались сдерживать мои бывшие братья Ястребы, если бы им удалось ее захватить. Должно быть, им известны средства, которые неизвестны мне.

– О, так тебе что-то неизвестно? – злорадно сказал Рустам.

– Весьма многое. И уж подавно никто не знает столько, сколько ведомо Старому Ястребу. Наверняка он знает и иных демонов, имен которых ни я, ни ты никогда не слышали... С Демоном-Кошкой Белый Ястреб в давней вражде, ведь каждый из них хочет сам управлять судьбами мира. Пусть бы и из-под ковра, но только это должен быть его собственный ковер. Теперь мне все ясно. Твой паша определенно знал об этом нападении.

– Ты снова...

– Он сам попросил ассасинов устроить его. Он знал, что к нему направили кошку, и решил взять ее в качестве «языка». Даже у бесовского отродья есть свои слабые места, свой предел боли... Пытками он выведал бы все подробности плана ее Госпожи. Но справиться с кошкой простому смертному не дано.

– И потому он нанял вас, – неотрывно глядя на него, закончил Рустам.

Альтаир пожал плечами.

– Не «нас», шимран. Если ты помнишь, мои братья отреклись от меня и продали твоему хозяину. Будь осторожней в выборе слов.

– Но... постой! – Рустам схватил его за рукав. – Ты говоришь, что ассасины и Демон-Кошка – враги. Так, может, они действовали по собственному почину, защищая пашу!

– Тогда они просто убили бы ее, – сухо сказал Альтаир. – Ты снова забываешь, шимран: убийство – это все, что мы можем сделать, чтобы поколебать чаши весов Аваррат. Действуй Ястребы самовольно, она не была бы нужна им живой – планы ее и имена хозяев они все равно знают, равно как теперь их знаешь и ты.

Голова у Рустама шла кругом. Его дурманил запах крови, стоящий над лагерем, дикость всего случившегося, неясность будущего. Он сказал:

– Во всех твоих рассуждениях, ассасин, есть лишь одно слабое место, делающее их полной бессмыслицей. Кошка и так ехала прямо в руки паше. Если он знал о ее намерениях, ему достаточно было дождаться, пока ворота дворца сомкнутся за нею, а потом бросить ее в темницу и там узнать все, что он хотел узнать. К чему усложнять все... к чему...

– К чему жертвовать тобой и твоими людьми, да, шимран-бей? – слегка улыбнулся Альтаир. – Прости, я забыл, что у тебя своя вера. Как мне дать тебе ответ, которого ты не захочешь слушать? Верь в то, во что хочешь. А лучше – спроси сам у своего паши.

Рустам убрал руку с его плеча. Повернулся к мальчишкам, все еще охавшим и ахавшим у шатра.

– Вы, двое! Заткнитесь. Ведете себя, словно женщины, – резко сказал он, и перепуганные солдаты в страхе уставились на него.

– Но, шимран-бей, это же демоны! Здесь побывали демоны !

– Знаю, что демоны, – бесстрастно ответил Рустам. – Так возблагодарите Аваррат, что не дала им добраться до ваших глоток. Надо достойно похоронить тех, кому повезло меньше. А это, – он указал он труп кошки, – завернуть хорошенько в одеяла – и на седло. Нам придется добраться до Аркадашана прежде, чем оно загниет. Хвала богине, теперь сможем ехать напрямик и галопом... Феррир, мы с тобой будем копать яму, а ты, Керим, вместе с Альтаиром разденешь мертвых и сложишь костер. Можете разломать на дрова паланкин. Видеть его больше не могу.

* * *

Солнечный, золоченый, радостный Аркадашан! Дома белого мрамора, статуи – черного, фонтаны – розового; обильная зелень, увивающая резные ставни и свисающая из окон до самой мостовой, усыпанной мельчайшим разноцветным песком; райские птицы, поющие под карнизами; огромные многоцветные бабочки, садящиеся на руку, стоит только вытянуть раскрытую ладонь; и вода – неиссякаемые источники ее по всему городу, в колодцах, фонтанах, выложенных камнем живых источниках. Искрящийся красками, весельем и жизнью оазис в кольце суровых северных степей и безжалостной полупустыни, отрезающей город от моря. Прекраснейший из городов, оплот спокойствия и достатка, родной дом...

И как же Рустаму не хотелось туда возвращаться.

Паланкин сожгли, коней держали в нещадном галопе, ночные стоянки сократили до четырех часов – и остаток пути был покрыт всего за три дня. Рустам не хотел возвращаться в Аркадашан, и все же он торопился. Будущность, грозившая встречей с пашой и вынужденными объяснениями, больше тяготила неизвестностью, чем страшила. Порой Рустаму казалось, что он преувеличивает грядущий гнев своего господина. Ведь зачем он был послан в Ильбиан? За рабом, которого купил и доставит в целости. Да, Нияз и многие другие погибли, но не предвидел ли Ибрагим такую возможность – ведь знал, кого им придется конвоировать? А что до подарка Урдана-паши, он был навязан Рустаму против воли, и теперь, когда оказалось, что в корзине благоухающих роз таилась кобра, Рустам заслуживал не кары, но похвалы за то, что вовремя отвратил опасность. Это было разумно – и разве смел шимран сомневаться в разуме своего паши?.. Однако все же, как ни глупо, как ни преступно это было – сомневался. И сомнения эти заставляли его все резче хлестать коня, и так исходившего хрипом и пеной.

Белые купола Аркадашана, отливающие розовым в закатном свете, и обрадовали его, и огорчили, когда выросли перед остатком каравана среди степи.

– Ворота еще открыты, – сказал Рустам, приставив ладонь щитком ко лбу. – Мы успеем войти в город до ночи.

– Я бы не советовал тебе этого, шимран-бей, – подал голос ассасин – едва ли не впервые за последние три дня пути, прошедшие почти в полном молчании.

Рустам холодно посмотрел на него.

– Я не спрашивал твоих советов, раб, – сухо ответил он и нетерпеливо обернулся на Феррира с Керимом, из последних сил подгонявших измученных лошадей. – Ну, живей, бездельники! Из-за вас мы можем опоздать!

Тело демоницы, перекинутое поперек его седла, исторгало приторный смрад разложения, становившийся все невыносимее с каждым часом, и Рустаму не терпелось поскорее сбыть его с рук – так же, как и проклятого ассасина, который снова сделался слишком уж молчалив и покладист и тем внушал особенные опасения. Рустам отнюдь не забыл их ночные беседы. Они заодно только до стен Аркадашана... Что же – вот и они, эти стены. Впрочем, Альтаиру предстоит еще добраться до дворца, чего он, конечно, не сделает в одиночку – не с клеймом раба на щеке.

– Вперед, – коротко приказал Рустам и, пришпорив коня, понесся в клубах пыли к поднятым зубьям городских ворот.

Начальник караульной стражи, по счастью, был ему знаком.

– Зериб-бей! Прошу, пропусти меня без проволочек – я должен немедленно отправиться во дворец.

– Рустам-бей! – удивленно отозвался тот, окидывая взглядом странную процессию, во главе которой подошел к Аркадашану старый знакомец. – Но ты ведь, помнится мне, уезжал с Нияз-беем... и в отряде твоем было десять человек, а сейчас я вижу только двоих, да еще какого-то раба.

– Я все объясню тебе потом, – нарочито терпеливо пообещал Рустам, чувствуя, как, всхрапывая, пошатывается под ним лошадь. Если она падет прямо здесь и сейчас...

– Что ж, ловлю тебя на слове, – сказал Зериб, косясь на сверток, привязанный к седлу Рустама и издававший явственный трупный смрад. – Проезжайте! – крикнул он и махнул рукой, веля своим людям пропустить всадников.

Рустам двинулся вперед – и вдруг, словно почувствовав на себе недобрый взгляд, обернулся. Альтаир ехал в полукорпусе позади него, чуть приподняв подбородок и медленно обводя площадь у ворот остановившимся взглядом... не высматривая, нет.

Выслушивая.

Поддавшись внезапному порыву, Рустам натянул поводья. Ассасин поравнялся с ним, и рука шимрана перехватила повод его коня. Феррир и Керим, смекнув что к чему, немедля перестроились, отрезая путь к бегству.

Темные, внимательные, доброжелательные глаза странного лилового цвета с интересом взглянули на Рустама.

– Что? – спросил Альтаир вполголоса. – Ты вспомнил наш разговор?

– Феррир, – так же негромко сказал Рустам, и солдат с готовностью приставил острие ятагана к спине ассасина. Тот даже не шелохнулся, когда сталь пропорола его бурнус и тунику и ткнулась в живую плоть. Быстро темнело, словно солнце торопилось закатиться за стену; площадь перед воротами, еще минуту назад людная и шумная, пустела на глазах. Никто не обращал внимания на четверых всадников, нервно замерших в пятидесяти шагах от ворот.

– Что ж, – сказал Альтаир, – раз ты помнишь, о чем мы тогда говорили, может, вспомнишь еще кое-что...

– Не пытайся задурить мне мозги, – коротко сказал Рустам. – Брось поводья.

– Шимран, шимран... думай, шимран, пока голова на плечах. Не для того ли тебе она? Я думал, для этого, а не чтоб только склонять ее под сапог Ибрагима.

– Мне его надрезать, шимран-бей? – буднично осведомился Феррир, чуть сильнее напирая на клинок.

– Думай, шимран, – одними губами сказал ассасин.

И, внезапно рванувшись с места вперед, одним кувырком перелетел через холку коня и оказался на земле.

– Не дать ему уйти! Блокировать лошадьми! – крикнул Рустам, жалея, что они слишком далеко отъехали от ворот и он не может позвать на помощь Зериба. Феррир с Керимом ринулись выполнять приказ, сам Рустам поднял коня на дыбы, заставив забить копытами перед лицом беглеца, но тот без малейшего труда проскользнул под брюхом Рустамовой лошади и вырвался из оцепления. Шимран обернулся, ожидая услышать издевательский смех за спиной, – но вместо этого раздался предупреждающий окрик:

– Лучник на крыше! В укрытие!

«Да как ты смеешь держать меня за такого дурака?!» – мысленно взревел шимран Ибрагима-паши. Но Рустам иб-Керим, которому уже случалось драться бок о бок с человеком по имени Альтаир, не дал воли шимрану – и пригнулся к холке коня. Свист стрелы возле уха – такой знакомый – немедля доказал правильность этого выбора: смерть вновь миновала. Но радость уничтожил сдавленный вопль Феррира, валившегося из седла с той самой стрелой в груди, что предназначалась Рустаму.

Он услышал крики и топот от городских ворот – люди Зериба увидели, что происходит, и спешили ему на помощь. Сам Зериб что-то кричал и размахивал руками, и лицо его, еще пять минут назад такое приветливое, было бледным и каменным, как стена, которую он охранял.

– Рустам!

Он осадил лошадь, пятившуюся от несущихся на нее всадников, проводил взглядом тело Керима, тоже получившее стрелу и сползавшее из седла, и поискал взглядом источник крика.

– Рустам-бей! Быстрее! Туда!

Альтаир стоял на карнизе второго этажа ближайшего дома, придерживаясь за выступ крыши («О Аваррат, как он успел туда забраться?» – в изумлении подумал Рустам). Мраморный барельеф с изображением льва, вставшего на задние лапы, прикрывал его от стрел. Альтаир яростно махал руками, указывая куда-то вглубь лабиринта улочек ремесленного квартала, примыкавшего к площади.

– Скачи туда! Встретимся во дворце!

Рустам круто завернул коня и пришпорил его. «Еще немного, мой бедный. Еще совсем немного потерпи...» – думал он, низко пригибаясь к холке и уворачиваясь от стрел, мчавшихся ему вслед. Копыта коня перевернули телегу, груженную тыквами, поднялся грохот и гневный крик, быстро оставшийся позади. Мертвое тело кошки, привязанное к седлу, тяжело болталось и било Рустама по ноге, но он едва замечал это, проносясь знакомыми с детства улочками и закоулками города, тающего в подступившем мраке и ставшего вдруг совершенно чужим.

«Ассасин не станет повторять дважды то, в чем потерпел неудачу. Следующего нападения жди в городе, шимран-бей».

Так сказал ему Альтаир той ночью, когда они расставили все по своим местам. Рустам не знал, что сказал агент ассасинов Зерибу, раз тот, запоздало узнав в Рустаме человека, которого должно убить, без колебаний предпринял попытку сделать это. Впрочем, Рустам ведь знал, что ассасины не всегда убивают собственными руками – порой для этого куда проще использовать руки тех, кого жертва давно и хорошо знает. Но зачем, думал Рустам, пока копыта его коня грохотали по мостовой, зачем ассасинам теперь его убивать? Ради тела кошки? Нелепость... Альтаир?.. Еще большая нелепость – он сам бы давно освободился, если в хотел, к тому же Рустам ясно видел, что на этот раз стреляли и в него. И хотели убить всех. «Надеюсь, он ушел от них, как и я», – подумал Рустам – и поразился, осознав сущность этой мысли. В конце концов, что ему до этого раба? Этого безумно опасного, неуправляемого раба, который твердо намерен добраться до Ибрагима-паши? И что с того, что этот раб спас Рустама от клинков ассасинов и бесовских когтей...

Дворец паши высился на самом видном месте города, огромные купола его закрывали небо. Подъезжая к мосту, пересекавшему ров перед воротами, Рустам заставил коня сбавить шаг. Следовало успокоиться. Как шимран охраны паши, он имел право являться к владыке в любое время. Но все, что происходило сейчас, было слишком странно, и он не хотел вызывать лишних подозрений.

И все же дыхание его оборвалось, а руки сами собой натянули поводья, когда он увидел человека, небрежно опиравшегося о колонну в основании моста и явно поджидавшего кого-то...

– Рад видеть тебя в добром здравии, – сказал Альтаир, когда они поравнялись. – Ты отменно скачешь даже на полузагнанной лошади.

– А ты отменно скачешь даже по наклонным карнизам, – сказал Рустам. – Как ты добрался сюда?

– По крышам. Если за что и стоит любить ваш напыщенный город, так это за крыши, очень удобные для быстрого бега.

Рустам лишь в молчаливом удивлении покачал головой. Ассасин ухмыльнулся.

– Но довольно любезностей. Дай-ка я теперь возьмусь за твое стремя и смиренно пойду рядом, как подобает покорному рабу.

– Ты что, всерьез думаешь, что я проведу тебя во дворец?!

– А ты всерьез думаешь, будто у тебя есть выбор? Что ты скажешь своему господину? Что раб, за которого он отдал десять тысяч золотом, хотел следовать за тобой к трону великого паши, а ты его прогнал?

Рустам скрежетал зубами, глядя в это улыбчивое, безмятежное лицо.

– Держись за стремя и не поднимай головы, – процедил он наконец, и Альтаир без единого слова подчинился ему с покорностью, которой и наруч повиновения не смог бы обеспечить.

– Стой, кто идет! – окликнула его стража, лишь только копыто коня ступило на мозаичные плитки моста.

– Я Рустам иб-Керим, шимран Ибрагима-паши! – крикнул Рустам в ответ, изумляясь твердости своего голоса. – Веду к нему раба, за которым ездил в Ильбиан. Паша пожелает немедленно узреть его, так что не смей задерживать меня!

Разумеется, они не посмели. Только спросили, не изволит ли сиятельный шимран препоручить заботам дворцового конюха лошадь, которая явно выбилась из сил, и предложили позвать слугу, чтобы помог нести груз. Но Рустам лишь молча взвалил закутанное в покрывала тело кошки на плечо. Оно было совсем легким.

Во внутреннем дворике, открывавшемся за воротами, было тихо и пусто – лишь величавый павлин гордо прохаживался по портику. Дворец отходил ко сну, передняя, мужская половина опустела; если паше и его приближенным угодно развлекаться в это время, то делают они это не здесь, а в задней части дворца. Впрочем, тогда приглушенный шум доносился бы и сюда – а раз ничего не слышно, должно быть, паша сегодня один предается утехам в своем гареме... или в спальне с наложницей... или, быть может, заканчивает разбирать государственные дела в одной из палат и готовится вскоре отойти ко сну.

Караульные стражи неподвижными статуями стояли попарно у каждой двери, и, проходя мимо них, Рустам скрежетал зубами, борясь с желанием приказать им немедленно схватить человека, идущего рядом с ним, и связать его. Останавливало шимрана лишь то, что Альтаир наверняка не сдастся без боя, и даже если не сбежит, как в прошлый раз, то с большой вероятностью будет убит, а этого Рустам никак не мог допустить. Довольно и того, что он не уберег наложницу своего владыки.

Журчали фонтаны внутренних двориков, чирикали канарейки в развешенных под потолком клетках, гравий шелестел под ногами.

– Твоя взяла, во дворец ты пробрался, проклятый, – сквозь зубы проговорил Рустам, когда они миновали последний караул и оказались во внутренней части дворца. – Но дальше ты...

И тут он понял, что вот уже несколько мгновений по гравию шелестит не две пары сапог, а одна.

Резко обернувшись, Рустам окинул взглядом дворик, в котором оказался. Он был один.

– Альтаир!

Ни тени, ни шороха. Ассасин как сквозь землю провалился – хотя на самом деле, конечно, просто скользнул в один из множества боковых коридорчиков. Что ж... Он не знает как следует лабиринта здешних переходов. А Рустам знает. И теперь ему ничто и никто не возбранит поднять тревогу...

Он развернулся, чтобы шагнуть к двери, через которую вошел, и застыл, занеся ногу для шага.

Бронзовый наруч, лежащий на полу среди гравия прямо на его пути, матово отблескивал в свете настенных ламп. Рустам медленно наклонился и поднял его. Металл был теплым, еще не остывшим от жара человеческого тела.

Стиснув зубы, Рустам вновь развернулся и решительно зашагал в глубь дворца.

Он прошел несколько темных, неосвещаемых галерей, не слыша иных звуков, кроме собственных шагов. Затем толкнул створчатые двери – и оказался лицом к лицу с низкорослым кряжистым человеком. Красное перо на шлеме отличало иншара, высший чин в охране паши. Надменное скуластое лицо его было незнакомо Рустаму – должно быть, тот вошел в должность, пока он отсутствовал. Иншара сопровождали двое солдат в форме личной охраны Ибрагима. Завидя Рустама, иншар поднял руку, и длинные наконечники копий со звоном скрестились за спиной шимрана.

– Стой и отвечай! Кто ты и как оказался здесь? – властно спросил иншар, смерив Рустама презрительным взглядом.

Рустам склонил голову, дернул было правой рукой, привычно готовясь сложить ладони в жесте наивысшего уважения, – но совсем позабыл, что левая его рука удерживает на плече тело кошки. Пришлось ограничиться простым поклоном, что, похоже, лишь увеличило презрение, с которым иншар глядел на Рустама.

– О иншар-бей, я – Рустам иб-Керим, старший шимран. Десять дней назад был послан в Ильбиан нашим владыкой с особой миссией, о выполнении которой уполномочен доложить в любое время дня и ночи. Я должен немедленно видеть пашу, о иншар. Но прежде позволь сообщить тебе, что во дворец проник...

– Рустам иб-Керим, – протянул иншар, и его пальцы, придерживавшие кушак, скрючились, будто когти коршуна, загребающие добычу. – Как же, как же, наслышан о тебе. Что-то ты задержался в пути.

– На то были причины. Прошу, выслушай меня. Сейчас здесь находится...

– А что это ты несешь? – Прищуренные глаза остановились на подозрительном свертке, тонкие ноздри брезгливо затрепетали.

– Да послушай же ты меня! – взорвался Рустам, взбешенный тем, что на него, шимрана, смотрели будто на последнего из рабов. – Сейчас где-то в этих галереях скрывается ассасин! Ибрагим-паша в опасности! Подними тревогу и вели обыскать дворец, пока...

– Ассасин, – кивнул иншар, прищурясь еще сильнее. – Ну да, разумеется. Ты опоздал со своим донесением, шимран – ассасины здесь со вчерашнего дня и с ведома нашего владыки. Так что выслужиться тебе не удастся. Отвечай, что ты несешь.

Рустам стиснул зубы. Стражники за его спиной не шевелились, но явно были готовы выполнить первый же приказ иншар а.

– Я не могу сказать тебе, – тихо проговорил он. – И никому, кроме Ибрагима-паши. Вели проводить меня к нему.

– Всенепременнейше, – протянул иншар, и прищур его совершенно скрыл хищно поблескивающие глаза. – Именно таков был приказ нашего владыки – едва объявится Рустам иб-Керим, в сей же час препроводить его к сиятельнейшему паше... Только прежде отдай мне свой ятаган.

Рустам застыл. Обычных просителей, разумеется, обезоруживали, прежде чем допустить пред очи владыки, но на Рустама, как офицера паши, это не распространялось. Однако не было времени спорить – Альтаир, может статься, уже теперь ближе к покоям Ибрагима, чем Рустам, а этот заносчивый болван с красным пером ничего не желает слушать. Почти не скрывая досады, Рустам сорвал с пояса ятаган и заставил себя как можно почтительнее протянуть его иншару. Тот взял оружие, чуть выдвинул клинок из ножен, окинул оценивающим взглядом – и Рустам понял, что, скорее всего, своего меча больше никогда не увидит.

– Хорошо. Идем, – сказал иншар и сделал чуть заметный знак своим сопровождающим. В спину Рустама грубо ткнулось древко копья. Он пошел вперед, крепко придерживая труп демоницы, так и норовивший соскользнуть с плеча.

Иншар шел впереди, и все двери, словно по волшебству, распахивались перед ним. Рустам старался не оборачиваться, хотя мрачный грохот сапог стражей за спиной изрядно действовал ему на нервы. Все это было весьма странно, и чем дальше, тем меньше ему нравилось. Проходя мимо галерей, он окидывал их взглядом в поисках малейшей тени, но так ничего и не увидел.

– Иншар-бей, – вдруг вспомнив что-то, окликнул Рустам шагавшего перед ним человека. – Ты сказал, что ассасины здесь со вчерашнего дня...

– Уж не знаю, откуда тебе это известно, – не оборачиваясь, процедил иншар. – Но даже если так, это не твоего ума дела.

Рустам умолк, лихорадочно соображая. Могло ли быть так, что нападение на него у ворот Аркадашана также произошло с ведома паши? Или ассасины всего лишь пытались замести следы своего провала? Но тогда они вряд ли бы стали осведомлять Ибрагима о своем присутствии в городе...

– Стоять, – приказал иншар, и Рустам огляделся. Ему был незнаком коридор, которым его провели, и дверь, перед которой они стояли. Вокруг располагался широкий предпокой с высоким потолком и рядами ниш вдоль стен. Должно быть, это один из личных покоев Ибрагима...

– Теперь, – маслено улыбаясь и подергивая большими пальцами отворот кушака, проговорил иншар, – ты отдашь мне свой сверток.

– Иншар-бей...

– Ты понимаешь, что мне ничего не стоит отобрать его у тебя силой, однако я не хочу поднимать шум и тревожить нашего владыку. Слушайся, шимран, – быть может, это отчасти облегчит твою участь.

«Мою участь?» – мысленно повторил Рустам, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

– Иншар-бей, молю вас, позвольте мне поговорить с Ибрагимом-пашой.

– До чего упрямый щенок, – ни к кому не обращаясь, недовольно сказал иншар и, подняв правую руку, чуть заметно шевельнул кистью.

Рустам знал, что он сделает это, еще прежде, чем его пухлая ладонь покинула пояс, – никогда не подводившее чутье вновь исправно ему послужило. Он рванулся в сторону, одновременно откидывая корпус назад – так, что сам едва устоял на ногах, – и услышал сдавленный вопль стражника, которому смердящий труп, завернутый в одеяла, саданул по голове. Рустам отпрыгнул, ожидая удара, и, перехватив мертвую кошку, сбросил ее со своего плеча наземь. Облегчение, которое он ощутил, когда трупный запах перестал бить ему в лицо, улетучилось, когда он увидел лицо иншара, по-прежнему стоявшего у двери с приподнятой рукой и выражением непередаваемого изумления на лице.

Из правого глаза его торчало оперение дротика.

Стражи – оглушенный Рустамом успел подняться и начал было браниться, но тут же смолк – смотрели на своего иншара с таким же потрясением, что и Рустам. Затем оба, как по команде, уставились на него, видимо, пытаясь сообразить, как он умудрился пронести оружие и, главное, когда и каким образом его использовал. Задача эта явно была не под силу их умам, поэтому они оставили попытки решить ее и разом выхватили ятаганы.

Но, разумеется, не успели ими воспользоваться.

Рустам смотрел, как от стены отделяется тень, еще мгновенье назад от нее неотличимая. Ниша! О богиня Аваррат, ну конечно же... Меч Рустама был на поясе иншара, рухнувшего наконец на пол, – слишком далеко, так что шимрану оставалось лишь наблюдать за стремительным танцем стального пера по багровой бумаге, выводящего смертельно прекрасные письмена.

Когда два тела без звука осели на пол, человек, убивший их, резким движением стряхнул кровь с меча. Веер алых брызг оросил дверь в покои Ибрагима-паши. Знакомая белозубая улыбка приветливо сверкнула в полутьме.

– И вновь рад тебя видеть, шимран-бей, – вкрадчиво сказал Альтаир.

Увы, на сей раз Рустам не мог ответить ему тем же.

– Вижу, ты не поблагодаришь меня...

– Благодарить тебя? – дрожащим от гнева голосом повторил Рустам. – Ты только что пытался меня убить. Этот дротик, – он указал на окровавленную глазницу иншара, – предназначался мне. Если бы я в тот миг не ушел с пути, он вонзился бы в мой затылок.

И снова он слышал довольный смех ассасина – тот самый смех, что порой удивлял его, но сейчас был ему ненавистен.

– Жаль, что Старый Ястреб не обратил на тебя внимания, пока ты был ребенком, – все еще смеясь, сказал Альтаир. – Из тебя мог бы выйти недурной ассасин.

– Я никогда не стал бы таким, как ты, – огрызнулся Рустам.

– Это верно, – широко улыбнулся Альтаир. – Ты все же не настолько хорош. У тебя есть мозги, но недостает твердости. Ты не заметил, что с тех пор, как мы пересекли черту города, я выполнял за тебя всю грязную работу? Сперва у ворот, теперь здесь... Стыдно, шимран!

«Он пытается отвлечь мое внимание», – сказал себе Рустам, изо всех сил стараясь не отводить глаз, хотя то, что он сейчас ощущал, более всего походило на замешательство.

Он знал, что должен кричать, должен поднять тревогу – ведь за этой дверью наверняка стоят охранники паши. Впрочем, тогда бы они уже прибежали на шум... и лишили бы его последнего разговора с человеком, который смотрел на него сейчас взглядом кота, уставшего забавляться с мышью и наконец загнавшего ее в угол. Рабское клеймо на щеке ассасина искажалось от улыбки и в неверном свете ламп непостижимым образом делалось похожим на изображение ястреба.

– Почему? – спросил Рустам. – Почему они пытались меня убить?

– А то ты еще не понял! – насмешливо сказал ассасин. – Ну же, не разочаровывай меня – ты решал задачки и посложнее. Вся вина твоя в том, что ты узнал слишком много – и, с твоим умом, способен понять еще больше. Я говорил тебе, паше не нужны умные рабы.

– Он мог бы сперва хотя бы выслушать меня...

– А зачем? Чтобы отбиваться от твоих упреков? Чтоб посмотреть в глаза тому, кто верно служил ему и кого он с легкостью предал? Он не настолько отважен, Рустам.

– Ты лжешь. Все это лишь твои домыслы...

– Да, – согласился Альтаир. – Строить домыслы – это то, чему также обучают ассасина. Иногда это бывает полезно.

Он убрал ногу с тела иншара, в которое упирался все это время, и оно грузно осело еще ниже.

– Но тебе, Рустам-бей, я поистине благодарен. Без тебя я не зашел бы так далеко. Без тебя я вряд ли нашел бы путь сюда – говоря по правде, я не знал, где сейчас находится Ибрагим, и не был уверен, что отыщу его прежде, чем меня самого отыщут стражники, когда ты поднимешь тревогу... К слову, почему ты этого не сделал?

– Я пытался, – мрачно ответил Рустам.

Изогнутые брови ассасина удивленно приподнялись – и дрогнули, когда он вновь беззвучно расхохотался.

– Но этот дурень тебе не поверил, верно? – он пнул сапогом поверженного иншара. – Ты был бы куда лучшим иншаром, чем он. Но увы... Прощай, шимран-бей.

И он повернулся, чтобы войти в покои владыки Аркадашана.

Клинок Рустама оставался вне досягаемости, но тело одного из солдат лежало совсем рядом. Лишь только взгляд ассасина отпустил Рустама, шимран согнулся и кинулся в сторону, на бегу подцепляя с пола копье. Он был быстр, очень быстр, ни один из шимранов Ибрагима-паши не сравнился бы с ним в этот миг, и, выпрямляясь, он метнул копье вперед, в спину человека, стоявшего меж ним и дверью...

Только человека этого уже не было у двери.

Копье гулко врезалось в ажурную сталь и со стуком упало на пол. Не теряя ни мгновенья хотя бы на то, чтоб осмотреться, полностью доверившись инстинкту, Рустам метнулся вперед и сорвал с пояса мертвого иншара свой ятаган. Еще мгновенье – и он загородил дверь, вжавшись в нее спиной и выставив перед собою клинок.

Альтаир стоял в пяти шагах дальше по коридору, возле тела женщины-кошки, и смеялся со смесью одобрения и удивления.

– Ах, как хорош! – восхищенно проговорил он, блестя в полумраке белками глаз. – Еще один такой трюк, и я пожалею, что собирался тебя убить. Но довольно глупостей, маленький шимран. Когда вас было десятеро против меня одного, у тебя еще оставался шанс. Но теперь его нет. Мой путь идет дальше, а твой окончится здесь. И я даю тебе право выбрать, завершишь ли ты его живым, если уйдешь с дороги, или мертвым, если продолжишь упорствовать.

Рустам слушал его спокойную, нарочито витиеватую речь, глубоко и тяжело дыша. Рукоять меча взмокла в руке. Он знал, что каждое слово ассасина было истиной.

И все же не мог выбирать.

– Я не предам моего господина.

– Почему? Он ведь первый осквернил себя вероломством.

– Это всего лишь твои слова. Но даже если и так, сам я не оскверню себя клятвопреступлением.

– Это гордыня, Рустам, – смеясь, сказал Альтаир. – Разве этому тебя учит Аваррат?

– А чему она учит тебя? – выпалил тот. – Бессмысленной мести, которая никому не принесет облегчения? Ты же не выйдешь живым отсюда, Альтаир, и сам это знаешь. Никто не выживет – ни Ибрагим, ни я, ни ты сам.

– Что с того? – с холодной беспечностью отозвался Альтаир. – А хотя, впрочем, тебя мне немного жаль. Потому еще раз предлагаю: уйди с дороги.

– Я знаю, – лихорадочно продолжал Рустам, – что воины Ибрагима убили твоих близких... что он взял твою сестру. Но мир так устроен, Альтаир. Была война, и она велась так, как войны всегда велись и всегда будут вестись. Твой гнев понятен, но несправедлив. Если бы родные всех тех, кого ты убил, начали на тебя охоту, во что превратилась бы твоя жизнь?

– Не говори мне о справедливости, шимран, – голос ассасина больше не был обманчиво дружелюбен. – Мы слишком по-разному ее понимаем.

– Твоя сестра... – Рустам заговорил и понял, что поздно поворачивать назад. Альтаир молча смотрел на него. – Я не сказал тебе... Твоя сестра мертва. Она убила себя вскоре после того, как ты напал на Ибрагима. Повесилась в гареме на собственной косе. Если ты надеялся спасти ее... ты опоздал, Альтаир.