Текст книги "Опасный лаборант"

– Ну, вот, а вы говорите, наутилусы, – рассмеялся Денис.

Арина нахмурилась.

– Виктор Николаевич их напугал до газоиспускания, теперь они больше не сунутся. Поджали свои тентакли, врубили сифоны на полную и дали дёру.

Они стояли на палубе, наблюдая, как в кокпите моряки разбирают свой лут. Даже Утопленник приплёлся, чтобы принять участие в работе и быть если не наравне со всеми, то хотя бы обозначить роль в команде.

Ждали, когда со второй партией по фалу поднимется Кака, делая остановки, чтобы уравнять концентрацию азота в крови. Время истекало. Водолаз никак не проявлял себя. Жозе да Силва подёргал фал, но конец подавался настолько свободно, будто Кака не пристегнул его к поясу. Фал выбрали, он принёс пустую питомзу.

Капитан поглядывал на часы, заметно нервничая. Воздуха в баллонах должно было остаться только на подъём. Он выпрыгнул из кокпита и, раскачиваясь, подошёл к Арине.

– Надо, чтобы кто-нибудь из ваших спустился и посмотрел, – заявил он. – Может быть, Кака потерял сознание.

– Я спущусь, – сказал Денис по-английски, чтобы понял и капитан.

– Нет, – сказала Арина по-русски. – Пусть идёт кто-нибудь из команды. Я за вашу сохранность отвечаю как начальник партии. Мне трупы в экспедиции не нужны, хватит с нас Белкина.

Лаборант не стал спорить.

– Я иду, – сказал он капитану и пошёл одеваться.

– Муромцев, нет! – приказала Арина ему в спину.

– Да, Арина Дмитриевна, да, – лаборант полуобернулся, посмотрел ей в глаза, и начальница не возразила. – Я не брошу человека в беде.

* * *

Кроме ружья для подводной охоты, другого оружия дайверу не нашлось. Резиновый жгут выталкивал длинный стальной гарпун, и это было всё, чем аквалангист мог порадовать стаю морских хищников. Вместо башмаков со свинцовым грузом Муромцев надел ласты, прикрепил к поясу последний пакет стирального порошка «Миф», вспорол его для надёжного отпугивания наутилусов и сошёл по кормовому трапу.

Он погрузился без неопрена, чтобы легче было двигаться. В тропическом море оказалось умеренно тепло даже на двадцати семи метрах. Держа в согнутой правой руке заряженное ружьё, а в левой руке фонарь, он прижимал их к телу, чтобы уменьшить сопротивление воды, и расслабленно грёб ластами, наслаждаясь чувством быстро регулируемой подвижности в невесомости. Даже попавший в беду водолаз на время перестал его беспокоить. Дайвер плавно летел, снижаясь вдоль стены. Медленный вдох, пауза, выдох, вдох, задержка дыхания, выдох… Всё плотнее обжимало маску, и Денис поддувал её носом. Движение вод становилось ощутимее, приходилось грести заметно сильнее. Начался знакомый участок с пышнотелыми лесбосами. Муромцев скользнул вдоль карниза. Мельком подивился, сколько же успели обобрать за день, оголённый участок был неожиданно велик. Похлопал по пакету, испуская в воду облако зловонного порошка. Он шарил лучом мощного фонаря по карнизу, искал тело или хоть что-то похожее на следы присутствия человека. Так он доплыл до зарослей морского сморчка и двинулся дальше, рыща по сторонам, идя зигзагами и всматриваясь в бездну Разлома Дьявола. Дно было девственно чистым от людского присутствия. Движение против течения заставляло мышцы ускоренно перерабатывать кислород. Муромцев искал, пока можно было оставаться на глубине, и поднялся на 15 барах в баллоне.

Жозе да Силва на корме протянул ему руку и втащил в кокпит. Капитан был бледен и молчалив.

Младший брат исчез навсегда.

Глава 18

Лаборант проснулся со странным ощущением беспокойства. Он чувствовал, как что-то сдвинулось в мире, пришли в действие какие-то механизмы, но не предполагал, чем бы это могло оказаться. Тревога ощущалась как в ночь после поножовщины в портовом квартале. Будто чуешь неясное и нехорошее – плен, оковы, побои и издевательства, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Снился мерзкий эмигрант Полуэктов. Перебежчик на сторону легавых, бросивший свою родину, предатель вдвойне, привиделся не к добру.

Яхту слегка покачивало. В борт плескала небольшая волна. Фосфорический отблеск, как будто лунный, дрожал в иллюминаторе. На нижнем ярусе похрапывал Смольский. Денис ворочался на койке, анализировал своё состояние. На беспокойный сон мог натолкнуть запах мшанок и сказался тяжёлый день. Три спуска измотали, а трагическое исчезновение помощника капитана вдобавок угнетало необъяснимостью. Денис признался себе, что ему не жаль Каку. Они практически не общались, но на его примере угроза ныряльщикам проявилась так наглядно, что отбила охоту к погружениям, какие бы удивительные сокровища инопланетного бентоса ни ждали на дне. Поколебавшись, Денис признался, что напуган. Как бы он ни храбрился на людях, наедине, в потёмках каюты можно было сказать себе правду.

Настроение испортилось окончательно. Денис нашарил в изножье шорты, натянул, не вставая с койки. Осторожно слез. Выскользнул из каюты, наощупь добрался до дверей, вышел в кокпит и замер.

Море светилось. Разноцветные огни на воде окружали яхту и простирались до самого горизонта. Призрачные сполохи разбегались синхронно, словно кто-то включал по цепи миллиарды тусклых лампочек. Они загорались и гасли, будто управляемые гигантским процессором или Верховным Надмозгом, но лаборант понимал, что светящиеся организмы реагируют на примитивные раздражители, время фосфоресценции мимолётно и от этого мириады действуют все разом, но не сообща, и их никто не координирует.

Он поднялся на палубу. Махнул стоящему на вахте Миксеру, который держался за леер и время от времени задумчиво плевал в воду. От плевков расходилось радужное сияние, которое тут же гасло. Муромцев тоже сплюнул. Разбежались огни, словно маленькая, но плотная гирлянда ждала сигнала. Денис повторил. Планктон отозвался, как электронная игрушка, ткнул в неё пальцем – мигнула. Денис поднялся на полубак, подошёл к матросу.

– Видел такое? – спросил по-английски.

– Да.

– Только здесь так ярко светится или везде, как сезонное явление?

Миксер долго не отвечал, потом сплюнул за борт. Нелегко было морскому волку понять петербургский английский, на котором пытался объясниться русский водолаз, а, может, просто не сообразил, что ответить, и вскоре позабыл об этом в тупом оцепенении.

Они стояли, думая каждый о своём. В чёрном небе сверкали тропические созвездия, светились ходовые огни, да серп молодой луны торчал рогами вверх, практически как на куполе мечети, словно шайтан добрался до горних высей, чтобы вступить в решающую схватку со святым воинством.

«Лезет в голову всякая чепуха», – подивился лаборант и неожиданно для себя замурлыкал под нос, слова лились из глубины души:

 
                        Что ты бродишь во тьме одиноко,
                        Ты скажи, бионист молодой?
                        Может, ищешь в потёмках добычу,
                        Ты ответь, бионист дорогой…
 

Студенческая песня факультета бионистики, которую Муромцев услышал на ледоколе и сразу запомнил, звучала в люминисцентной феерии тропических вод над Разломом Дьявола и исчезала в ночи, никем, кроме Миксера, не услышанная. Даже любопытная амфибия, случись ей высунуть голову возле борта «Морской лисицы», уловила бы звуки чужой сигнальной системы, которую ни ей, ни её сородичам не понять, не принять, а можно лишь истолковывать как близость потенциальной жертвы.

Тихо скрипнула дверь каюты, на корме появился изящный силуэт. «Арина вышла курить», – Муромцев следил за ней глазами, не шевелясь. Рощина его не заметила. Щёлкнула зажигалка, силуэт приобрёл объём, огонёк осветил скулы и острый нос. Потух, но осталась оранжевая точка тлеющего табака.

Продолжая изумляться порождённой дивной ночью спонтанности поступков, он легонько похлопал Миксера по спине и скользнул к корме. Босые ноги ступали беззвучно. Рощина ничего не заметила.

Упругий шаг на рундук. Следующий шаг на слани. Ладони разом легли Арине на плечи, сжались пальцы.

Рощина от неожиданности ойкнула, вздрогнула, едва не выронила сигарету и с трудом вывернулась.

– Денис, вы с ума сошли!

– Не я один. Посмотрите вокруг – море бушует огнями, в пучине плавают подводные гады, а над волнами – мы.

– Свечение планктона действительно необычное. А что происходит с вами?

– Я ощутил жизнь во всей её полноте, никогда о таком не думал даже. Вот в какое место вы меня завезли. Здесь жизнь и смерть не то, чтобы ходят рядом или вместе живут, они взаимно дополняют друг друга, как нигде больше, – слова полились из него, больше не сдерживаемые никакими ложно принятыми социальными обязательствами.

Арина зачарованно слушала его, машинально стряхивала пепел за борт, крутила в мозгу что-то своё. Когда она заговорила, голос зазвучал необычно мягко для начальника, выкованного из нержавеющей стали.

– Это вы пели про баяниста?

– Про биониста. Давай на «ты».

Они присели на леер. Отсюда вахтенного не было видно, а значит, и он их не видел.

– Меня было слышно?

– У меня тонкий слух и ночь тихая.

– Остальные зато спят.

Чувствуя, что сейчас можно, руки Дениса полезли под футболку. Арина не сопротивлялась. Дотянула сигарету, кинула в море. От огонька по воде побежали разноцветные круги, заиграли красками.

– Не надо, – мягко попросила Арина. – После этого мы не сможем относиться друг к другу как раньше. Здесь, на яхте, станет заметно, в институте пойдут слухи.

– Чего там, слухи. О Смольском вообще всякое говорят.

– Он все свои девиации оставляет за порогом института. Нам тоже не надо смешивать…

Муромцев не дал договорить. Губы её оказались узкими и терпко отдавали табаком. Она горячо ответила. Денис закрыл глаза. Так продолжалось долго.

Наконец Арина убрала голову, перевела дыхание.

– Нет. Нам ещё работать вместе. Тропический рай закончится, а лаборатория останется.

– У тебя в каждой экспедиции так? – проявил неожиданную сообразительность Денис.

Арина помолчала, глядя перед собой, сжала губы, потом отстранилась.

– В каждой. Так что не будем.

– Будем, – решительно сказал Денис.

Рощина сделала попытку вырваться, у неё не получилось. Следующая попытка была слабее, как и её стихающий голос:

– Денис, не нужно… Брат капитана погиб.

– Их дело.

– Нас увидят.

– Сейчас вахта Миксера, – жарко прошептал Муромцев. – Он как собака, ничего не поймёт и никому не скажет.

– Не будем продолжать… – пролепетала Арина и подняла руки.

Денис ловко стащил футболку.

* * *

Лаборант оказался прав, об их связи никто не узнал. Миксер не проболтался, а все остальные беспробудно спали. Сам Жозе да Силва от скорби залился по самые глаза ромом и продрых до полудня. Теперь он топал по палубе, рыча на команду и обвиняя Утопленника во всех бедах, начиная со Всемирного Потопа.

«Морская лисица» снялась с якоря и подняла паруса, чтобы покинуть Разлом Дьявола и взять курс к берегам Португалии.

Когда на горизонте появилась тёмная точка, капитан выругался.

– Разразись вода без соли! Кого несут черти прямо по курсу?

Ганс услужливо принёс бинокль. Капитан приник к окулярам и чем дольше всматривался, тем больше мрачнел.

– Какие… принесли… сюда… Ржавый якорь им в клюз! – вот что можно было услышать из глотки пьяного капитана, если не брать в расчёт ругательства.

Точка росла приближаясь. Показался силуэт парусника, идущего к «Морской лисице».

Казаков принёс «LightField-217», подключил кабелем к планшету, выставил резкость, увеличил изображение. Учёные выглядывали у него из-за плеч, силились рассмотреть в мониторе, который показывал лучше морского бинокля, с кем свела судьба.

– Чёрный корабль, – лаборант непроизвольно понизил голос.

– И что? Почему он такой чёрный? – забеспокоилась Арина.

– Энергопоглощающий, наверное, – успокоил её Казаков. – Обшивка нагревается, а под ней размещены конвертеры, преобразующие тепловую энергию в электрическую. По здешней жаре самое то, чёрный железный борт греет как печка.

– Почему не поставить солнечные батареи? – подал голос Смольский.

– Поверхность будет пачкаться – вода, засохшие водоросли, планктон, корка соли. Кремневому элементу нужно совсем не это, а чистый, прозрачный воздух, чтобы что-то выработать.

– Плюс повреждения открытого элемента, – добавил Муромцев.

– Плюс повреждения элемента, – кивнул Казаков. – А закрытый обшивкой теплоконвертер – самый рабочий вариант.

– Или, – задумчиво добавил Муромцев, – он чёрный просто потому, что чёрный. Им нравится чёрный цвет.

– Здесь, в тропиках, по возможности всё белое, чтобы меньше нагревалось, а им нужно, чтобы больше нагревалось, – возразил Смольский. – Логично предположить, что моряки преследуют определённую цель.

– Может быть, они не боятся трудностей?

На этот простой вопрос у ведущего научного сотрудника ответа не нашлось.

Капитан на палубе заругался особенно неразборчиво. Лаборант ткнул пальцем в монитор, ещё приблизил изображение, которое стремительно увеличивалось само. Чёрный корабль шёл прямо на них.

– Они подняли сигнал, – указал Муромцев. – Радио тут не работает.

– Этот? – Казаков развёл пальцами точку на мачте, теперь стало видно чёрно-жёлтый флаг.

– Ага, – сказал лаборант. – «Лима».

– Вы разбираетесь? – спросил Смольский.

– Приказывают: «Остановите немедленно своё судно».

– Что это они раскомандовались?

– Поднимите голову, – сказал Денис. – Теперь их можно рассмотреть невооружённым глазом.

Трёхмачтовая шхуна в кабельтове от «Морской лисицы» убирала паруса, чтобы вылавировать на моторе.

– Надстройку на носу видите? Это полубак. Там на палубе турель, на турели спаренное орудие, – Денис перетащил крупную картинку на середину экрана. – Вот их право.

– Но это же… противозаконно, – возмутилась Рощина.

– Это «Эрликон», двадцатимиллиметровый, вот их закон, – бесстрастным голосом ответил Муромцев, стараясь не показывать страх. – Сейчас даст очередь, наши кровавые ошмётки разлетятся по всей акватории огорода и пойдут на корм пришельцам.

– Надо разворачиваться и уходить, – сквозь зубы сказал Казаков.

Денис хмыкнул:

– Куда? У зенитки досягаемость четыре километра…

Сотрудники оторвались от гаджета и дружно накинулись на коллегу, выражая своевременное и праведное осуждение:

– Вам что, нравится?

– Такое впечатление, будто вы им сочувствуете!

– В чём-то я им даже как-то завидую, – с мечтательной ноткой в голосе отозвался Муромцев. – Бортовое орудие нам тоже сейчас не помешало бы, – он примерился взглядом к судну. – Или хотя бы гранатомёт.

– Ну вас, с вашим милитаризмом, – прошипела Рощина.

– Вы как будто с ними заодно! – процедил Смольский.

Лаборант грустно усмехнулся:

– Боюсь, что мы встряли.

Чёрная шхуна тихим ходом надвигалась на яхту. Из-за малой осадки её борта значительно возвышались над палубой «Морской лисицы».

– Порожняком идёт, – Муромцев усмехнулся сквозь стиснутые зубы. – Сейчас нас будут грабить.

– Там одни негры! – ахнул Казаков.

Действительно, на шхуне мелькали курчавые, антрацитового цвета головы, на которых иногда просвечивали белозубые оскалы. Это были совсем экваториальные негры, у них даже белки глаз были тёмные и не выделялись на фоне рожи.

– Хорошо, что с нами нет Белкина, – рассудительно заметил Смольский. – Он бы не пережил.

– Вы лучше на название посмотрите, – голос Казакова дрогнул.

Учёные таращились во все глаза на команду и не заметили, что написано на носу судна. Два ряда букв, верхний белый и голубой нижний, ускользнули от внимания для сухопутных научных сотрудников, мало ли что пишут моряки? И если «Black polar fox» выглядел немного странно в тропических водах, то неприметная надпись кириллицей «Чёрный песец» не оставлял места сомнениям.

– Это песец, – сказал Казаков.

– Пираты? – нервно спросила у капитана Рощина. – Что нам делать?

– Стойте спокойно и выполняйте приказы, – буркнул да Силва, сделавшийся окончательно похожим на старого бомжа. – Не сопротивляйтесь, когда есть желание вернуться домой, – и забожился страшной моряцкой присягою: – Рому мне больше не пить, если я вру.

«Чёрный песец» отработал винтами и встал борт в борт. На палубу полетели швартовные концы. Паскаль угрюмо поймал и зачалил за уток на носу, Миксер закрепил на корме. С мачты «Чёрного песца» донёсся гулкий щелчок и фон громкоговорителя.

– Приготовьтесь принять на борт досмотровую группу, – по-английски и с заметным акцентом распорядился кто-то из рубки.

– А вот это наши, – заметил Казаков.

– Бывшие погранцы, судя по заходу, – Денис застыл, сунув пальцы в передние карманы шортов, ощупывая рукоять навахи.

Среди чёрных рож стали мелькать длинные воронёные стволы. Появился человек в тропической форме и белой фуражке, за ним ещё один в оранжевом спасжилете поверх формы. С борта «Чёрного песца» спустили трап, и на палубу «Морской лисицы» сошла абордажная команда.

Мужчина в оранжевом жилете был смуглый от загара, но с округлым славянским лицом. Он не нёс оружия, кобура с пистолетом свисала с пояса на ремешках. За ним шли пятеро негров без спасательных жилетов, но с автоматами. Древний как мамонт FN FAL, AR-15 с курьёзным обвесом, АК108 и пара М-4, облезлые, но не ржавые. Негры были обряжены в одинаковые штаны защитного цвета с карманами на коленях, видимо, доставшиеся пиратам по случаю. Сверху черномазые носили что придётся – от расписных рубашек до плотных свитеров, хорошо защищавших от солнца, в которых африканцам не было жарко.

С носа и кормы на экипаж «Морской лисицы» нацелилось по стволу.

– Кто капитан? – спросил старший досмотровой группы.

Негры, хорошо знающие своё дело, спустились в салон. Вытолкали Утопленника и отвели к матросам. Переговорив с Жозе да Силвой, старший досмотровой группы направился к учёным.

– Неожиданная встреча, – сказал он по-русски и оценил, что все его поняли. – Приплыли половить? Ого, с вами женщина!

– Мы – учёные, – сухо сказала Рощина. – Сотрудники санкт-петербургского государственного института биологии моря Академии наук. Мы заплатим, чтобы вы оставили нам несколько экземпляров…

– Кто из вас дайвер? – не слушая Арину, офицер переводил взгляд с Казакова на Муромцева.

– Я – водолаз, – заторопился Денис, чтобы прикрыть старшего научного сотрудника, но тот не стал прятаться за спину товарища:

– И я ныряльщик.

– Ого, два дайвера, – обрадовался пират. – А вы кто? – спросил он у Смольского.

– Биохимик.

– Ого!

Он взял с рундука планшет и камеру.

– Это экспедиционное имущество, – не сдержался Казаков.

Пират недоумённо хмыкнул и повернулся, чтобы уйти, но Казаков схватил его за рукав.

– Виктор Николаевич… – Рощина опоздала.

Грабитель брезгливо стряхнул руку и без размаха ударил Казакова в зубы. Старший научный сотрудник завалился на Дениса, который рванулся было, но Арина удержала.

– Стой!

– Эй-эй! – заорали с «Чёрного песца».

Досмотровый негр ткнул стволом FN-FAL Казакова в грудь.

– Совсем оборзели? – рявкнул офицер. – Щас за борт пойдёте. Кто ещё в хавальник хочет?

Он уставился бешеными глазами, и учёные потупились. Только лаборант смотрел ему в лицо.

– Чё такой дерзкий? – вызверился пират.

– Денис, – мягко сказала Рощина.

– Всё нормально, – примирительным тоном ответил Денис, обращаясь к обоим одновременно.

– Ты водолаз? Нырнёшь прямо сейчас, – пообещал пират и приказал негру: – Убери ствол. Иди работай.

Он говорил по-русски, но негр понял, хотя и не ответил. Кивнул, опустил автомат и умёлся в трюм, откуда абордажная команда волокла на «Чёрный песец» акваланги, ящики и контейнеры с добычей.

– Я скоро вернусь, – кивнул Муромцеву пират и заверил: – Тебе кранты.

Он взбежал по трапу, прижимая к боку гаджеты.

– Эй, на «Лисице», – крикнули с пиратского корабля по-английски. – Нужен кок. Кто кок?

Виктор Николаевич утирал тыльной стороной ладони струящуюся по бороде кровь.

– Нас ограбят, – упавшим голосом пробормотал Смольский. – Женщин изнасилуют. И мужчин тоже, – добавил, отвечая своим мыслям.

– Нужен один матрос, – гаркнул с мачты громкоговоритель. – Один матрос и один кок. Кто готов присоединиться к экипажу? Мы платим! Расчёт после продажи добычи. В Африке сможете сойти на берег или остаться в команде. Кто готов, поднимайтесь на борт.

Голос перешёл с английского на русский.

– Учёным приказываю по одному спуститься в каюту, собрать вещи, подняться на борт.

– Вот и всё, – сказал Смольский. – Мы пленники.

На пиратском корабле среди негров мелькнул оранжевый спасжилет.

– Простите, Арина Дмитриевна, – чётко произнёс лаборант, разворачиваясь к Рощиной, и всадил ей в бедро наваху по самую рукоять.

Глава 19

Избитого лаборанта загнали на «Чёрный песец» и пристегнули возле трапа к стойке фальшборта у самой палубы наручниками на короткой цепи. Сотрудники унесли Арину в надстройку, куда прибежал европеец в белой форме.

Муромцев сидел и смотрел, как грабят яхту. Мир вокруг изменился. Даже море будто стало другим, чужим и грязным.

На руках и одежде была кровь Арины. Денис не сомневался, правильно ли он поступил. Правильно, но это не спасёт. Жить всё равно осталось недолго. Пиратский корабль отправит их в по-настоящему свободный мир, где за гражданином не присматривает строгий полицейский и свора чиновников, где насилие будет повседневным, а жизнь не стоит ломаного гроша. В этом кубле черномазых бандюков нормальному человеку не продержаться. Словно в подтверждение мрачной догадки, мимо прошли Ганс и Миксер со своими киса́ми44
  Киса́ – брезентовый мешок для личных вещей моряка.


[Закрыть]. Кок испуганно смотрел под ноги. Миксер был, по своему обыкновению, невозмутим. Ведомые рослым негром, они спустились в трюм. Миксер вскоре вернулся и присоединился к пиратам разгружать «Морскую лисицу», словно ничего не случилось.

Снова зафонил динамик громкой связи:

– Внимание! Все на борт! Обнаружено ложное дно. Подъём на глубине ста метров прямо под нами. Все на борт! Убрать трап! Отдать швартовы.

Негры бросили награбленный лут и ринулись на «Чёрный песец», толкая друг друга. Команды на пиратском корабле выполнялись бегом. Мигом втянули трап. Муромцев впервые видел, как действительно рубят концы – на носу топором, на корме негр орудовал мачете. Шхуна содрогнулась от движения винтов. Машина сразу заработала на диких оборотах, как мог выдать только электромотор. Посреди огорода пришельцев, над Разломом Дьявола, моряки не скрывались от инопланетян. Было для них что-то пугающее в ложном дне, о чём Муромцев не догадывался. Из носовой надстройки выскочил пожилой бородач в тропической форме, порысил на корму, прижимая к груди лакированный ящик.

– Глубина восемьдесят, подъём продолжается, – гаркнул громкоговоритель другим голосом. – Установить взрыватели на семь метров!

Негры сдирали брезент с загадочного горба на юте. Из-под тента открылись черные бочки, лежащие на наклонных салазках кормового бомбосбрасывателя. Такую допотопную конструкцию Денис видел в детстве в Военно-морском музее. Он вообразить не мог, что глубинные бомбы кто-то может использовать, когда подводные лодки давно исчезли. Но гражданские моряки возобновили их изготовление. Муромцев покрылся холодным потом, поняв, что за ложное дно поднимается сейчас из глубин.

Минёр опустился на колено перед бомбой, раскрыл ящик. Достал взрыватель величиной с полруки, ключ. Повернул кольцо, устанавливая глубину подрыва. Шхуна набрала ход, её всё меньше качало на волне. Негры отстегнули леера перед бомбой.

– Глубина тридцать, подъём продолжается, – железным голосом известил громкоговоритель и добавил прочувствованно: – Давай, Петрович, по готовности! Нам сейчас кранты.

Минёр вкрутил взрыватели. Извлёк чеку. Потянул рычаг бомбосбрасывателя. Бочка скатилась с лотка в кильватерный след. Тут же дерганул ещё раз и рухнул без сознания.

Муромцева накрыло. По сравнению с телепатической атакой амфибии мощь бактериального мата была подобна взрыву авиабомбы. Лаборант вскочил, ринулся за борт, но удержали наручники. Он повис на цепи, тщась перевалиться через планшир, не дотягивая всего чуть-чуть. Длины руки не хватило, и он старался растянуть её как резиновую. Неистово хотелось нырнуть вниз головой и грестигрести-грести на глубину, погружаясь в пучину до самого дна. Денис завыл от отчаяния, он драл из браслета кисть, срывая кожу, но никак не мог сжать кости и протиснуться в стальное кольцо.

Шибануло по ступням. Наваждение исчезло, Денис без сил повалился на палубу. Снизу ударило снова. Муромцев лежал, обмякнув как тряпка. Из тела словно вынули кости. Не было ни желания двинуться, ни даже вздохнуть. Он мог только смотреть перед собой. Видел палубные доски, железную стенку фальшборта. Чуть погодя взгляд сам собой переместился на ют. Третья чёрная бочка лежала в лотке. Белый пенистый след от винтов расходился за кормой. Шхуна шла, предоставленная самой себе. Казалось, в мире сделалось поразительно тихо, только в ушах толкается с шипением кровь, а больше ничего на свете нет. Оно где-то было, но Денис его не воспринимал. А вот живого ничего не осталось. Муромцев видел пустую палубу. Инженер минно-взрывного дела и помогавшие ему негры исчезли.

* * *

Гафельная шхуна «Black polar fox» шла под парусами к западному берегу Африки, удаляясь от растревоженного района активности пришельцев и бросив на произвол судьбы яхту с неполным экипажем.

– Для нас наступило время сугубых обстоятельств, – глухо сказал Казаков, он сидел, ссутулившись, сцепленные кулаки опустил между коленей. – Надо держаться. При этом вести себя осмотрительно. Больше никаких эксцессов, Денис, слышите? Капитан сказал, что за следующую выходку нас расстреляют.

Коллеги расположились на его койке в матросском кубрике в жилом трюме на корме. Пленных учёных поселили с неграми, чтобы осваивались в команде и не могли сговориться. Сенегальцы, ходившие несколько лет на «Чёрном песце», понимали русский язык.

– Жизнь – экзамен, на который вы приходите, имея пятёрку, – вкрадчиво произнёс Смольский. – Главное, не испортить её своими ответами. Это вас, Денис, касается в первую очередь.

– Где вы, там – беда, – веско отмерил Казаков.

Услышав извращённый девиз морской пехоты, Муромцев вспыхнул, но сдержался.

«Интеллигенты», – подумал он.

– Считаете, что я приношу беду, как Утопленник? – тихо возмутился лаборант.

– Беду приносит не Утопленник, беду приносите вы, Денис.

– Вы не меня бойтесь. Вы отморози бойтесь, которая тут мумба-юмбой рулит.

Кубрик тускло освещали экономичные диодные лампочки. С дальней койки поблескивали белки глаз подвахтенного матроса Уголька, тогда как самого Уголька не было видно.

– Тише, тише, – испугался Смольский.

– Чего тише-то? Что нам скрывать? Что эти макаки – человеческий негатив? Или что рулевые тут конченые твари? Так они давно за себя всё знают. Нельзя показывать слабость. Она действует как приправа, где мясное блюдо мы.

Научные сотрудники опять зашикали, а Казаков осторожно произнёс:

– Вас тут ценят только как водолаза. Ещё одна выходка…

– Выходок не будет, – жёстко сказал Денис. – А Рощину я спас. Она сейчас лежит в лазарете в гордом уединении вместо того, чтобы её насиловала вся банда. У неё теперь будет время заинтересовать пиратов ещё чем-нибудь, кроме того, что она женщина.

Жизнь на борту пиратского судна ценилась не дороже той пользы, которую человек мог принести. По оценке офицеров, естественно.

– Или за это время ещё что-нибудь поменяется, – в присутствии негров Смольский старался говорить обиняками. – Время для нас тоже ценность.

– У нас есть новый рекорд, двадцать четыре часа без ЧП, – с оптимизмом сказал Казаков.

Муромцев схватился за голову.

– Хороший показатель для нашей экспедиции, – заключил Смольский.

– Давайте так держать.

* * *

Ксенофунгелл убрали далеко в трюм, чтобы их запах не вызывал на откровенность и не провоцировал конфликты. Весь награбленный лут перешёл в распоряжение экипажа. Видя в чужих руках свои вещи, учёные старались помалкивать. Чёрные как смоль сенегальские пираты не вызывали желания пообщаться. Картину слегка разбавлял Миксер, да ещё Ганс, но кок в кубрике не появлялся. В рубке рядом с камбузом находилась койка его и помощника кока, чтобы не удалялись от своего места на корабле.

Муромцеву дали отлежаться и через день вызвали потолковать в кают-компанию. Звероватый даже для дикаря боцман Жан смотрел на мир исподлобья. Он носил рваный синий свитер, измаранный до фиолетовости, и жутко смердел. Все негры воняли по-особому, по-негритянски. На юте, где они спали и жрали, можно было вешать топор, невзирая на кондиционер и постоянно действующую вытяжку. Из машинного отделения потягивало этанолом. Однако Жан пах ещё мощнее, ядрёным мускусным секретом, как старый свин, и был по-кабаньи свиреп. Он крепче других матросов дуплил Дениса после поножовщины. Он верховодил в кубрике. И хотя он больше не поднимал руку на белых пленников, это не мешало ему порыкивать. Учёные боялись Жана, а Денис шкурой чувствовал, что выяснение отношений неминуемо.

По главной палубе хода на бак не было. То ли чтобы не доносило неграми к офицерским каютам, расположенным подальше от глубинных бомб, то ли для затруднения бунта средний трюм был наглухо отгорожен от жилых помещений. Жан вывел Дениса наверх. От свежего воздуха закружилась голова. Всё время на «Чёрном песце» лаборант провёл в кубрике, отлучаясь только в расположенный за переборкой гальюн.

Он остановился. Глубоко вздохнул, опёрся на планшир.

– Погоди.

Боцман гавкнул, но остановился, заметив, что пленника пошатывает. Денис стоял, прислонившись к фальшборту, глубоко дышал. Голова прояснялась. Даже настроение улучшилось, потому что виды открывались сказочные. Вечерело. Солнце уходило за перистые облака. Задувал свежий ветер. Шхуна шла под полными парусами и была прекрасна, если смотреть только вверх и не оглядываться по сторонам. Из рубки на Муромцева таращился вахтенный, сзади сопел дикарь, впереди предстоял конкретный разговор с реальными пацанами.

Денис скрипнул зубами. Разжал пальцы.

– Пошли.

– К капитану обращаться «месье капитань», поняль? – где только можно смягчая согласные, предупредил Жан.

Между собой сенегальцы говорили по-французски, но объясниться на корявом русском или хотя бы понять, что им говорят, могли все.

Они прошли в надстройку и спустились по короткому трапу в жилую палубу. Носовые помещения совершенно не походили на матросский свинарник. Коридор был отделан пластиковыми панелями под дерево, горели светильники из ярких, приятных глазу жёлтых диодов, на полу лежал синтетический ковролин.

Жан остановился у двери, постучал. Осторожно отворил, словно боясь летящего в голову башмака.

– Месье капитань, по вашему приказанию доставлень.

– Заходи! – пригласил хриплый баритон. – Баклажан, закрой дверь с другой стороны и не подслушивай.

Негр мотнул головой, придерживая дверь за ручку. Муромцев протиснулся меж ним и наличником. Не зная, как общаться с пиратами, он решил вести себя как в армии.

– Разрешите войти?

– Давай, заходи.

В иллюминаторы кают-компании подсвечивали закатные отблески с воды. На их фоне массивная фигура капитана казалась вытесанной из красного дерева. Даже верхнее освещение салона не могло испортить впечатления. Кряжистый мужчина за пятьдесят с квадратным подбородком и носом картошкой сидел во главе стола, положив волосатые кулаки по обе стороны от планшета, очень похожего на гаджет Виктора Николаевича. На буром лице выделялись светлые пятна вокруг глаз – от любви к солнечным очкам. Сами очки, в блестящей стальной оправе, висели на левом кармане мятого белого кителя.