Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2015"

Женские судьбы в 40–50-х годах ХХ в. в СССР. Браки с иностранцами

О.В. Чуракова

Чуракова Ольга Владимировна – кандидат исторических наук.

Изменение научных парадигм и антропологический ренессанс гуманитарного знания конца ХХ – начала ХХI в. позволили современным ученым значительно больше уделять внимания миру человека с его заботами и переживаниями, особенностям менталитета, поведенческими стереотипам. Интересно рассмотреть, например, историю судеб российских женщин, пожелавших выйти замуж за иностранцев.

Судьба «брачного вопроса» в СССР всегда была неразрывно связана с общеполитическими и социальными процессами в стране и мире. В период господства советской идеологии женщины, вступившие в связь с иностранцами, становились заложницами «большой политики». Особенно трагично сложилась судьба большинства из них после «горячей» Второй мировой в эпоху «холодной войны». Ситуация осложнялась в это время еще и катастрофическим демографическим положением. Государство тогда не считало возможным допустить свободный выезд из страны женщин фертильного возраста без риска снижения рождаемости в стране.

Советское правительство в 30–50-е годы ХХ в. пыталось законодательно регулировать семейную политику. Например, в 1936–1955 гг. были запрещены аборты, ужесточились условия развода, и в это же время была усилена помощь одиноким матерям. Что касается международных контактов, то во время Второй мировой войны и особенно в послевоенный период, была принята жесткая установка на идеологическую изоляцию граждан СССР. Отстраняя советских людей от контактов с иностранцами, власти пытались тем самым исключить любые каналы пропагандистского влияния Запада.

Обычно начало холодной войны связывают с речью У. Черчилля, произнесенной им в Фултоне в марте 1946 г. Между тем несомненные признаки «похолодания» международного климата уже чувствовались в период войны, даже в отношении с союзниками. Поскольку большинству репрессированных в 30-е годы инкриминировалась «шпионская деятельность», то поддерживать какие-либо контакты с гражданами другой страны («другого мира»!) было крайне опасно. А уж тем более, если дело касалось «личных отношений». За связь с иностранцами женщин исключали из комсомола, партии, института, выгоняли с работы и могли отправить «в места не столь отдаленные». По словам английского капитана Питера Сквайра, с иностранцами у русских «может встречаться либо самоубийца, либо человек, тайно работающий в органах НКВД» [1, с. 248]. Особенно бдительно следили власти за ситуацией в портовых городах, куда в годы войны прибывали тысячи иностранных моряков, доставлявших в СССР грузы по «ленд-лизу». Например, Архангельский и Мурманский интерклубы, находившиеся с 1942 г. в ведении Северного бассейнового комитета профсоюза моряков, в 1944 г. передали Всесоюзному обществу культурных связей с заграницей (ВОКС курировался НКВД), и интерклубы сразу же стали закрытыми для местного населения учреждениями [2, с. 31–32].

С началом «холодной войны» борьба с «тлетворным влиянием Запада» превратилась в кампанию по «борьбе с антипатриотизмом» («космополитизмом»). В январе 1947 г. ЦК ВКП(б) принимает постановление «О мерах по улучшению центрального вещания». Это означало не просто ужесточение цензуры, но и изменение в содержании радиовещания. Радиопередачи призваны были убеждать советский народ, что все ценные изобретения и научные достижения человечества появились именно в России. В марте 1947 г. при министерствах и ведомствах были учреждены «суды чести», обязанные вести «непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой». Еще ранее, в феврале 1947 г., вышло Постановление политбюро ЦК ВКП(б) «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». Постановление утверждало проект Указа Президиума Верховного Совета СССР, в котором было всего два пункта: «1. Воспретить браки между гражданами СССР и иностранцами. 2. Поручить Президиумам Верховных советов союзных республик привести законодательство республик в соответствие с настоящим Указом».

Основанием для принятия закона послужила следующее: «В непривычных условиях за границей советские девушки чувствуют себя плохо и подвергаются дискриминации». То есть, согласно патерналистской логике советской политики, государство защищало своих гражданок, решивших по незрелости своих идейных позиций покинуть Родину. На деле же власть пыталась решить две проблемы: демографическую и внешнеполитическую.

После Великой Отечественной войны государство нуждалось в женщинах детородного возраста, в то время как из оккупированных территорий страны большинство из них (по оценкам экспертов, несколько миллионов) было угнано на принудительные работы в Германию. Часть выживших молодых женщин не собиралась возвращаться на Родину, обретя свою женскую судьбу за рубежом. По подсчетам историка из Файбурга доктора Павла Поляна, подобных «невозвращенок» насчитывалось около 16 тыс. (и примерно столько же было в этих семьях детей). Больше всего девушек осталось в Польше (5957 человек), меньше – в других странах: в Чехословакии – 1878, во Франции – 1200–1800, в Голландии – 600–800 человек. Самое небольшое число россиянок предпочли восточную зону Германии (46, по другим сведениям, 61 человек), а в восточной Австрии насчитывалось 35 советских гражданок, состоящих в браке с немцами или австрийцами [4].

В это время в СССР находилось несколько миллионов пленных немцев и их союзников (итальянцев и др.). Они принимали участие в восстановлении разрушенного хозяйства, изолировать их от местного населения было весьма трудно, а потому между россиянками и военнопленными часто завязывались тесные связи. Необходимо было не допустить их возможный отъезд из СССР.

В северных портовых городах после ухода союзных войск оставались русские жены иностранных моряков и их дети. Как правило, эти союзы не регистрировались официально, но в СССР законодательно была закреплена практика гражданских браков, когда супруги наделялись определенными правами. Мечтой каждой из морячек было воссоединиться с мужем на его исторической родине, но вместо дальних берегов большинство из них ждали тюрьмы. Указ от 15 февраля 1947 г. де-факто имел обратную силу и распространялся на тех гражданок, которые вышли замуж еще до его опубликования. За связь с иностранцами было предусмотрено наказание по 58-й статье за «антисоветскую агитацию», под которой подразумевался сам факт заключения брака, сожительства или романа с иностранцем [3, с. 688–695].

Не выпускали из страны и советских жен иностранных дипломатов. «Оберегая» гражданок СССР от «притеснений на чужбине», им не выдавали выездных виз. Так, в 1946 г. в британском посольстве в Москве собралось 15 молодых русских женщин, связавших свою судьбу с англичанами. Визы девушкам не давали, а английский посол предложил им развестись с мужьями. Под давлением органов НКВД девушки вынуждены были пойти это. Из них только одна – Клара Хол – отказалась от развода. Она единственная не покинула стен здания посольства и через 18 месяцев все же получила визу на выезд.

Подобная ситуация сложилась и с советской гражданкой – невесткой маршала Иосипа Броз Тито (в то время Тито – премьер-министр и министр иностранных дел ДФРЮ) – Тамарой Вегер. Она вышла замуж за сына маршала – Жарко Броза – в конце 1946 г. и была вынуждена остаться на территории югославского посольства. И только в августе 1947 г. молодой семье разрешили выехать из СССР. Однако отец Т. Вегер понес наказание за то, что «способствовал браку дочери с сыном фашиста Тито, поддерживал с ней связь и скрывал это от советских и партийных органов». За то, что заместитель управляющего трестом «Севуралтяжстрой» после опубликования резолюции Информбюро «О положении в Коммунистической партии Югославии» не отказался от поездки в эту страну (он собирался навестить дочь) и не сообщил партийным органам и ЦК ВКП(б) об обстоятельствах, при которых его дочь оказалась изменником Родины, о своем отношении к ее поведению, Илья Маркович Вегер был исключен из рядов ВКП(б)»216216
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 118. Л. 168–171.


[Закрыть].

Пять лет просидела в номере московской гостиницы «Националь» советская гражданка Лидия Лесина, став заложницей дипломатического скандала между СССР и Чили. В декабре 1946 г. Лидия и Альваро Крус Лопес де Эредия – сын посла Республики Чили в СССР – доктора Луиса Давида Крус Окампо – расписались в одном из московских ЗАГСов, но последовавший в 1947 г. Закон о запрещении браков с иностранцами не позволил им выехать из страны. Как раз в это время возник дипломатический конфликт между СССР и Чили, и правительства отзывали своих представителей. Однако семья Крус не бросила Лидию и в 1953 г., уже после смерти «великого кормчего» и отмены Указа о запрете браков с иностранцами, семейная пара Крус-Лесина выехала в Чили.

Справедливости ради стоит отметить, что были и счастливые брачные союзы, но лишь у тех пар, которые успели выехать из России до запретительных мер. Так, в ноябре 1945 г. покинули страну Советов студентка Женя Думнова и ее муж, секретарь уругвайской дипломатической миссии Марио Хаунарена. Захватывающая история жизни Жени в Уругвае достойна книг и киносценариев.

Закон «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами» был отменен 26 ноября 1953 г. Документ, подписанный председателем Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошиловым, предписывал: «Восстановить ст. 5 Закона о гражданстве СССР от 19 августа 1938 года».

Тем не менее браки советских граждан с иностранцами по-прежнему не одобрялись общественным мнением, на их пути чинились всевозможные препятствия. Репрессиям подвергались вступающие в брак с иностранцами и во времена «хрущёвской оттепели». За романы с иностранцами женщин увольняли с работы и не давали возможности трудоустроиться, а через месяц высылали в отдаленные районы страны как тунеядок. При Брежневе от желающих вступить в брак с иностранцами требовали предъявления такого количества разного рода документов, что их сбор становился зачастую трудноразрешимой проблемой. Регистрировать брак можно было лишь в некоторых ЗАГСах, да и то только в больших городах. Длительное время в РСФСР фактически не допускалось и применение норм иностранного семейного права. Лишь в 1975 г. СССР присоединился к международному договору, обязывающему предоставлять супругам из разных государств место жительства в стране любого из них.

Таким образом, советский закон 1947 г. о запрещении браков с иностранцами является своего рода казусом в мировой юридической практике и достоин изучения правоведами и историками в области международных отношений. «Брачная политика» СССР демонстрирует смену политических и культурных ориентиров в стране на протяжении второй половины ХХ в., а в отечественной истории дипломатии остается еще немало лакун, ждущих своего наполнения.

Литература

1. Быстрова И.В. Поцелуй через океан: «Большая тройка» в свете личных контактов (1941–1945). – М.: РОССПЭН, 2011. – 438 с.

2. Голубцова О.В. Любовь по ленд-лизу: Документальная повесть о судьбах женщин, друживших с иностранцами. – Архангельск, 2007. – 207 с.

3. Материалы по делам о браках между советскими и иностранными гражданами // Советская жизнь, 1945–1953 / Сост.: Зубкова Е.Ю., Кошелева Л.П., Кузнецова Г.А., Минюк А.И., Роговая Л.А. – М.: РОССПЭН, 2003. – 720 с.

4. Полян П. Родина или муж? // «Партнер» [Электронный ресурс]. – 2013. – № 2 (185). – http://www.partner-inform.de/partner/detail/2013/2/172/5830 (Дата доступа: 12.03.2013.)

Научная и культурная жизнь

Государственный доклад о состоянии культуры в России и реальное положение дел

П.М. Шульгин

Шульгин Павел Матвеевич – кандидат экономических наук, заведующий отделом комплексных региональных программ социально-культурного развития Института социальной политики и социально-экономических программ НИУ ВШЭ.

2014 год был объявлен Годом культуры в Российской Федерации. Такое знаковое событие могло бы стать своего рода ключевым этапом в развитии этой важнейшей и в социальном, и в экономическом значении сферы. Хотелось, чтобы при проведении этого года он предстал бы не только очередным парадом смотров и фестивалей различных культурных достижений, но и был бы связан с глубоким анализом проблем развития культуры с выявлением основных недостатков, определением путей их преодоления и принятием судьбоносных решений, которые двинут культуру вперед.

Первоначально казалось, что основа этого движения будет заложена в подготовленном Министерством культуры Российской Федерации документе, озаглавленном «Основы государственной культурной политики». Однако первый его проект оставил довольно тягостное впечатление. Он вызвал отторжение у специалистов и своей аморфностью, и отсутствием стратегического ви́дения, и банальностями, если не сказать странностями. Пожалуй, самым запоминающимся и цитируемым пассажем этого труда стал тезис о том, что Россия – это не Европа, ставящий в тупик и преподавателей географии и специалистов по российской культуре. Стоит, наверное, напомнить ответ на этот вопрос, данный в свое время академиком Д.С. Лихачёвым. В своей последней большой книге «Раздумья о России», обобщая предыдущие работы, он очень четко определил: «Русская культура всегда была по своему типу европейской культурой»217217
  Лихачёв Д.С. Раздумья о России. – СПб., 1999. – 672 с.


[Закрыть].

Но вот к концу года появился новый документ Министерства культуры, который носит впечатляющее название «Государственный доклад о состоянии культуры в Российской Федерации в 2013 году»218218
  Государственный доклад о состоянии культуры в Российской Федерации в 2013 году. – http://mkrf.ru/upload/mkrf/mkdocs2014/doklad


[Закрыть]. Это первый подобный доклад в истории нашей страны. Его разработка основывается на специально принятом законодательном акте219219
  Федеральный закон Российской Федерации от 22 апреля 2013 г. № 63-ФЗ «О внесении изменений в Закон Российской Федерации “Основы законодательства Российской Федерации о культуре” и статьи 9 и 12¹ Федерального закона “Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации”». – Российская газета, 24 апреля 2013 г.


[Закрыть]. И возникла надежда, что уж этот документ даст достойный анализ проблем сферы культуры. Что он, как подобает государственному докладу, отметит наиболее важные тенденции последних лет, даст оценку достигнутому, а в целом послужит основой для научного осмысления ситуации в этой сфере и принятия верных практических решений.

Однако и здесь исследователей ожидало разочарование. Детальное изучение этого 350-страничного материала создает впечатление, что вместо государственного доклада нам представлен ведомственный отчет, своего рода справка о проведенных в 2013 г. текущих мероприятиях. Перечисляются юбилеи, фестивали, гранты, конференции, но практически нет анализа происходящих процессов и их оценки.

Говоря простым языком, при чтении этого труда складывается общее ощущение какой-то словесной каши, размазанной ровным слоем без смысловых акцентов и приоритетов по важности или сложности проблем. Постоянным рефреном идут слова о том, что важнейшими задачами являются обеспечение доступности культуры для населения, обеспечение достойного потребления населением культурных благ и услуг. Но какой является современная обеспеченность учреждениями культуры? Высокими или низкими являются показатели доступности услуг сферы культуры для населения? Для населения каких регионов она доступна более, а для каких – менее? Все эти вопросы остаются без ответа. Более того, отдельные содержащиеся в докладе утверждения, мягко говоря, не соответствуют действительности.

Остановимся сначала на анализе ситуации в сфере сохранения культурного наследия, с которой начинается детальный анализ состояния культуры в стране. Так, в разделе доклада, посвященном этой теме, с показной бравадой говорится о стабильном увеличении численности объектов культурного наследия. Однако реальные цифры скорее говорят о застое в деле охраны памятников истории и культуры. Так, за 2013 г. на государственную охрану было поставлено 407 объектов культурного наследия – это меньше, чем в 2012 г. Но главное в том, что это чрезвычайно мизерная величина по отношению к общему числу памятников истории и культуры, которые следовало бы поставить на государственную охрану.

Напомним, что в целом в стране насчитывалось более 130 тыс. объектов культурного наследия – это археологические памятники, памятники архитектуры, объекты, связанные с историческими событиями и жизнью замечательных людей, достопримечательные места. Но помимо них было выявлено еще 117 тыс. объектов культурного наследия, которые нуждаются в постановке на государственный учет (табл. 1). Поражает соотношение этих показателей: получается, что помимо как бы официально охраняемых памятников истории и культуры существует еще практически такой же многотысячный массив объектов культурного наследия, который находится в «подвешенном» состоянии, положение которого до конца четко и не определено. Проблема же в том, что если мы хотим, чтобы все выявленные специалистами памятники были поставлены на государственную охрану и должным образом оберегались, то при современных темпах паспортизации памятников и рассмотрения подготовленных документов для этого потребуется почти 300 лет.

Таблица 1

ОБЪЕКТЫ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ, СТОЯЩИЕ НА ГОСУДАРСТВЕННОМ УЧЕТЕ, И ВЫЯВЛЕННЫЕ ПОМИМО ТОГО ОБЪЕКТЫ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО СОСТОЯНИЮ НА 1 ЯНВАРЯ 2013 г.

Таблица составлена на основании материалов «Ежегодного государственного доклада о состоянии объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации на 1 января 2013 г. – М., Институт Наследия, 2013.

В 50 субъектах Российской Федерации в 2013 г. не поставили на охрану ни одного нового памятника истории и культуры. Более того, ретроспективный анализ статистической информации показывает, что почти половина регионов страны вообще не поставили на охрану ни одного памятника с 1991 г. То есть сколько их было там поставлено на государственную охрану еще в Советском Союзе, столько охраняется и сейчас. Такая позиция очень удобна для местных властей: не нужно тратить дополнительные средства на охрану исторических достопримечательностей, не возникает помех при реализации планов нового строительства.

Уместно привести здесь примеры из недавней истории Москвы, когда ценные в архитектурном и историческом отношении здания Военторга и гостиницы «Москва» были разрушены и заменены новоделами. Это смогло произойти, потому что они так и не были поставлены на государственный учет и не успели получить соответствующих охранных обязательств, несмотря на то, что специалисты считали их выявленными объектами наследия и рекомендовали к безусловному включению в число охраняемых памятников истории и культуры.

На самом деле и искусствоведы, и краеведы, и археологи постоянно выявляют новые ценные в историческом и архитектурном отношении объекты. Меняется наше отношение к наследию, и то, что раньше не считалось таковым, сейчас заслуживает несомненной охраны, например архитектурные памятники XX в. Существующая инерция с принятием объектов культурного наследия на государственную охрану должна быть признана недопустимой. И в государственном докладе должна звучать не бравада, а четкая констатация, что существующее положение не отвечает интересам страны, не соответствует задаче сохранения исторического потенциала России, пагубно сказывается на авторитете нашей страны в мире.

В представленных Министерством культуры материалах в традиционном жанре бюрократической справки перечисляется, какие объекты культурного наследия реставрировались за истекший год, и какие суммы на эту реставрацию были выделены. Но жанр государственного доклада должен, прежде всего, предполагать именно анализ этих цифр – много было выделено средств, или мало; насколько эффективно они используются. Этого в материалах Министерства культуры нет, хотя проблему нехватки средств на сохранение национального наследия следует признать хронической и, пожалуй, наиболее серьезной.

Статистический анализ показывает, что реставрационные работы ведутся всего на 3% объектов культурного наследия (при этом только в аварийном состоянии находятся от 4 до 5% памятников истории и культуры). Очевидно также, что общая величина выделяемых на реставрацию средств ничтожно мала. При расчете в среднем на один памятник приходится примерно 250 тыс. руб. реставрационных инвестиций за год. На эти деньги можно отреставрировать только несколько кубических метров исторического здания, их недостаточно даже для разработки реставрационного проекта. Негативная ситуация усугубляется значительной территориальной неравномерностью распределения реставрационных средств. Половина из них приходится на Санкт-Петербург и Москву, а для российской провинции денег на реставрацию практически не остается.

Много дискуссий идет в последнее время о судьбе национального кинематографа, этого, по точному выражению Ленина, «важнейшего из искусств». В докладе кинематографу посвящен достаточно большой раздел. Но из всего многостраничного текста этого раздела остается неясным, сколько же население потребляет услуг кино, какова динамика этого потребления и какова степень удовлетворения потребности. Для государственного доклада, наверное, важно не только перечислить снятые за отчетный год фильмы и дать их краткое содержание (это, повторюсь, – жанр справки о проделанной работе), а обозначить существующие проблемы.

Следует отметить, прежде всего, чрезвычайно резкое сокращение посещаемости кино в целом (табл. 2). В настоящее время посещаемость киносеансов составляет 0,4 раза в год на одного жителя, тогда как в 1980 г. этот показатель составлял 18 раз, а в 1990 г. – 11. Несомненно, что с развитием телевидения и компьютерной техники посещаемость кино снижается во всем мире. Но важно представлять, насколько это падение оправданно для нашей страны. Думается, что этот показатель крайне низок из-за неправильно сложившейся прокатной системы, из-за того, что многие талантливые фильмы не доходят до зрителя. Практически прекратил работу кинопрокат в сельской местности. Показательно, что, если многие предыдущие годы село превышало город по посещаемости киносеансов в расчете на одного жителя, то в последние несколько лет этот показатель на селе снизился по сравнению с городским. Ни эти факты, ни обзор негативных и позитивных тенденций не нашли отражения в докладе.

Таблица 2

ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КИНООБСЛУЖИВАНИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Таблица составлена на основании следующих источников: Российский Статистический ежегодник. – М., 2009; Российский Статистический ежегодник. – М., 2013.

В чем-то эта позиция со статистической обеспеченностью государственного доклада о состоянии культуры удивительно напоминает ситуацию в целом в сфере статистики периода конца 1970-х – начала 1980-х годов. Застой в стране привел к полной стагнации производства и потребления; несмотря на непомерные инвестиции в сельское хозяйство, совершенно не росло сельскохозяйственное производство, что привело к значительному увеличению закупок зерна за рубежом. Но в результате были засекречены и изъяты из статистических сборников цифры производства зерновых, далее, перестали публиковать цифры выпуска автомобилей, другой продукции… Авторы доклада о состоянии культуры также тщательно избегают анализа показателей потребления услуг, уходят от сравнительных характеристик.

Так, например, в разделе, посвященном музеям, приводятся цифры роста музейных фондов, количества выставок и прочее, но нигде не упоминаются результирующие показатели – посещаемость музеев в расчете на одного жителя и удовлетворение потребностей населения в музейных услугах. А эти показатели также заставляют задуматься. В среднем посещаемость музеев за последние годы составляет всего 0,5–0,6 посещений в год на одного жителя страны.

В 1960-е годы с началом развития социологии начали публиковаться многие интересные данные в сфере культурной статистики, основанные на выборочных социологических исследованиях в различных регионах страны. Еще тогда достаточно обескураживающими выглядели данные социологических опросов, которые говорили, что от 60 до 70% населения не бывают в музеях вообще. Радует, что музейная посещаемость и количество музеев за последние годы все-таки понемногу увеличиваются. Но на что надо обратить первоочередное внимание, чтобы сделать этот рост устойчивым и ощутимым? Представленный государственный доклад практически не дает анализа проявляющихся тенденций, не высказывает содержательных рекомендаций.

В то же время в последние десятилетия в музейном деле обращает на себя внимание чрезвычайно важная тенденция, связанная с развитием музеев-заповедников. Российские музеи-заповедники являются особым типом учреждения культуры. Современный музей-заповедник создается для обеспечения сохранности, восстановления, изучения и публичного представления целостных территориальных комплексов культурного и природного наследия в их традиционной исторической (культурной и природной) среде. Отличие музеев-заповедников от других учреждений культуры заключается в том, что в их ведении находятся не только музейные предметы и коллекции, но и недвижимые объекты культурного наследия, а также окружающая их территория.

Музеи-заповедники являются комплексными по своим функциям учреждениями, они призваны сохранять архитектурные, археологические или мемориальные памятники, а также собственно историческую территорию, в том числе уникальные культурные и природные ландшафты. Они осуществляют не только музейную, но и туристско-экскурсионную, просветительскую деятельность, принимают участие в развитии социальной инфраструктуры.

В то же время это и наиболее привлекательные объекты для посещения российскими и зарубежными гражданами. Общая посещаемость музеев-заповедников в 2014 г. составила более 30 млн человек. Составляя всего 5% от общего числа музейных учреждений в стране, музеи-заповедники (а их на территории страны насчитывается примерно 160, включая музеи-усадьбы) обеспечивают до 30% посещаемости музейных учреждений России.

Благодаря развитию культурно-познавательного туризма и деятельности музеев-заповедников комплекс историко-культурного и природного наследия начинает восприниматься как особый и чрезвычайно значимый социально-экономический ресурс для развития местной экономики. Известные и посещаемые музеи-заповедники оказывают услуг в сфере культуры и туризма на десятки миллионов рублей, они фактически являются крупнейшими предприятиями и налогоплательщиками в бюджеты органов местного самоуправления. Например, ведущую социальную и экономическую роль в своих регионах играют такие музеи-заповедники, как «Ясная Поляна» в Тульской области, «Михайловское» – в Псковской, «Тарханы» – в Пензенской, Кирилло-Белозерский музей-заповедник в Вологодской области и многие другие. Прямые и косвенные поступления в бюджет района в связи с деятельностью этих музеев-заповедников составляют от трети до двух третей его объема. Многие музеи-заповедники в российской провинции становятся центрами культурного развития, образовательной деятельности, духовной жизни, превращаются в очаги экономической активности.

При этом хотелось бы отметить, что даже в непростые для развития нашей экономики 1990-е годы, принятые решения о создании музеев-заповедников оправдали себя. Можно привести примеры создания таких музеев-заповедников, как «Казанский Кремль» (1994) или «Куликово поле» (1996), которые стали признанными лидерами в музейной сфере. Сейчас этому перспективному направлению музейного развития практически не уделяется внимания.

В разделе государственного доклада, посвященного театрам, подробно описывается работа театров Москвы и Санкт-Петербурга, дается анализ театральной жизни в российской провинции, но социально-экономический анализ деятельности этой отрасли почему-то спрятан в самом дальнем приложении. Только из него мы можем определить, что посещаемость театров составляет всего 0,2 раза в год в среднем на одного жителя. Если же обратиться к данным социологических опросов, то выяснится, что и здесь до 80% населения не посещает театр вообще. На еще более низком уровне находится посещаемость концертов – 0,14 посещений в год на одного жителя страны, и при этом данный показатель не только не увеличивается, а даже несколько уменьшился за последние пять лет.

Десятки страниц доклада изобилуют перечислением различных мероприятий: выданы такие-то гранты; проведены такие-то круглые столы; такие-то мероприятия «были направлены на обеспечение системы государственной поддержки мероприятий в различных регионах России и культурных акций за рубежом»; «была продолжена работа по совершенствованию организационно-творческой работы подведомственных организаций». Но, наверное, еще более важно было отметить в докладе, какой результат принесли выдаваемые гранты, в чем эффективность проводимых мероприятий, какие из них необходимо продолжать, а какие исчерпали себя. Любая корпорация, заказывающая аналитический доклад, будет стремиться получить именно такую информацию, показывающую реальное положение без прикрас и без недомолвок, чтобы принять грамотные и взвешенные решения на перспективу. Наверное, и первый государственный доклад о состоянии культуры в стране заказывался именно с этими целями.

И еще на одну особенность доклада нельзя не обратить внимание. Полностью отсутствует региональный аспект анализа состояния культуры в Российской Федерации. Стоит напомнить, что наша страна является самой большой по площади в мире, мы гордимся, что в ней проживают почти 200 народов и этнографических групп со своей самобытной культурой. Развитие сферы культуры на таком пространстве связано с разнообразными трудностями, вызванными как необходимостью обеспечить территориальную доступность услуг для населения, так и поисками оптимальных схем организации тех или иных видов культурно-просветительной деятельности в различных природных и экономико-географических условиях.

Как обстоят дела с развитием культуры в различных регионах России? В чем, к примеру, сходство и различие проблем культурного развития Дальнего Востока и Северного Кавказа? Насколько эффективно развивается культура на северных территориях? Нет ответа. Нет на страницах доклада и ни одной карты или картосхемы, которые иллюстрировали бы состояние культуры на территории страны. Мы не можем представить из материалов доклада, какие регионы находятся в лидерах, а какие являются отстающими, в чем причины этого отставания и что надо сделать, чтобы его преодолеть.

Безотлагательного решения требуют меры по развитию культуры в сельской местности. Однако по этой теме даны мало внятные комментарии, хотя привлечь внимание к проблемам села в государственном докладе следовало бы в полной мере. Ведущими культурными центрами там остаются клубные учреждения и библиотеки. К сожалению, сеть их неуклонно сокращается. Так, общее количество клубных учреждений в сельской местности только за последние годы сократилось на 10%, сельских библиотек – на 15% (табл. 3 и 4). Здесь важно отметить, что такое снижение численности учреждений происходит уже после резкого падения обеспеченности ими села в начале 1990-х годов. В определенной степени это связано с действием объективных факторов, таких как снижение численности сельского населения и сокращение общего количества сельских населенных пунктов. Но интенсивность падения показателей развития сферы культуры на селе превосходит показатели сокращения сельского населения. Очень активную роль в последнее время сыграл и фактор «оптимизации» бюджетных отраслей.