Текст книги "Разбойничий тракт"

Глава одиннадцатая

Через некоторое время они вышли из гостиницы и двинулись в сторону галереи, украшенной разноцветными колоннами, арками и фонтанами. На Софи было длинное вечернее платье, обшитое воланами и рюшами, вместо громоздкого сзади екатерининского тюрнюра, чуть выше талии покачивался бант, однотонный с платьем. Как всегда, по части моды Франция шла впереди планеты всей. Грудь женщины украшало колье из самоцветов, светлые волосы были заколоты бриллиантовой заколкой, в ушах поблескивали небольшие золотые сережки с синими сапфирами. Весь вид этой молодой дамы говорил о том, что она воспитывалась в просвещенной Европе и имеет весьма немалое состояние.

На ее спутнике была надета праздничная черкеска с галунами и двумя рядами газырей, с кавалерским набором крестов и медалей на груди, никогда не чищенные хромовые сапоги теперь отсвечивали блеском, достойным старинного серебра. Шею хорунжего закрывал стоячий воротник белой рубашки, на голове высилась сбитая на затылок смушковая папаха. Картину дополняла офицерская шашка и кинжал в широких ножнах, отделанных серебром.

Встречные дамы и господа еще издали замедляли движение, суматошно приспосабливали к глазам лорнеты и монокли, чтобы получше рассмотреть доселе незнакомую пару. Софи с достоинством отвечала на поклоны, изредка толкая спутника локтем, чтобы и он не изображал из себя истукана.

– Месье д'Арган, поклонитесь, – шептала она. – Общество надо уважать.

– Еще чего, – заставляя себя неловко кивать папахой, артачился казак. – Пусть эти господа гнут шеи, а нам так не положено.

– Нам надо туда, а не мужик, – шипела спутница. – Крестьян мы успеем.

– Тут ты не права, – не соглашался он. – Казаки мужиками никогда не были.

Тем временем интерес господ из высшего общества к этой странной парочке, неведомо откуда прибывшей, достиг апогея. Дамы начали чаще поворачивать на встречные маршруты, чтобы рассмотреть незнакомцев попристальнее. Наконец одна из них не выдержала и с поклоном приблизилась на расстояние вытянутой руки.

– Сударыня, прошу прощения, – окидывая Даргана настороженным взглядом, обратилась она к его спутнице. – Проясните нам, в конце концов, откуда вы и в какой лечебнице остановились?

– Мы из Парижа, – живо откликнулась Софи. – Находимся здесь проездом.

– Вы француженка?! – округлила глаза дама.

– Ви, мадам, парле ву франсэ?

– Конечно, милочка, кто же в России не говорит по-французски, – оглянулась на собравшихся вокруг господ светская львица и немедленно перешла на язык собеседницы: – Но как вы оказались в такой глуши? Вы приехали на лечение?

– Нет, мадам, я вышла замуж за казачьего офицера, и теперь мы в свадебном путешествии, едем в родную станицу супруга, – показав на спутника, иронически улыбнулась Софи. – Она зовется Стодеревская, вам это название ничего не говорит?

– Только что услышала от вас, что есть такое место, где живут терские казаки, – дама развела руками, в упор не замечая Даргана, с еще большим интересом воззрилась на собеседницу. – Но как вас угораздило на столь смелый поступок, здесь дикие места, населенные первобытными племенами.

– Есть русская поговорка…

– Не надо продолжать, я все поняла.

– А вы давно из…

– Санкт-Петербурга? Второй месяц пошел. Думаю, из России вы отправились позже. Вы хотели спросить, как дела в Европе?

– Именно так, мадам, я успела ужасно соскучиться по родной стране.

– Не мудрено.

Светская львица взяла Софи под руку и властным взором окинула Даргана, молча дожидавшегося конца разговора.

– Хорунжий, я украду вашу супругу для интимной беседы, – не терпящим возражений голосом объявила она. – А вы пока займитесь разговором с нашими мужчинами. Можете поиграть в карты, выпить вина, военным это к лицу.

Софи покинула дамское окружение лишь в сумерках, когда смотрители начали зажигать фонари. Все это время казак терпеливо выслушивал россказни офицеров, в основном штабных, об их подвигах на войне. Когда женщина подошла, лицо ее светилось неподдельным удовольствием, такого чистого выражения он не видел за весь долгий путь. Дарган обрадовался, подумал о том, что привозить сюда жену придется почаще, чтобы она находила здесь хоть небольшую отдушину, благо Пятигорская находится не так уж и далеко от Стодеревской. Если учесть, что службу надо будет продолжать на кордоне, а штаб обосновался здесь, то задача и вовсе упрощалась.

Пятигорский базар отличался от ростовского лишь тем, что над ним витало больше гортанных выкриков да сильнее ощущался сладковатый запах сушеных абрикосов, кишмиша, инжира, рахат-лукума, козинаков и других азиатских сладостей. Все остальное было таким же, даже попрошаек с каликами перехожими было не меньше. С раннего утра путники были уже на торговой площади, навьючив на лошадей сумки с продуктами, они оставили все это хозяйство под присмотром кавказца-сторожа, а сами решили пройтись по рядам.

Софи взялась примеривать пуховые платки, носки из овечьей шерсти, теплые башлыки, пестрые бешметы, Даргана заинтересовало оружие. Булатные клинки, кинжалы гурдинской работы, небольшие металлические щиты, украшенные чеканкой, покрывали стены маленькой мастерской с раздутым горном и наковальней в центре. Черный как негр хозяин сначала размахивал в воздухе раскаленными заготовками, потом опускал их на наковальню и стучал по ним крошечным молоточком, его мускулистый помощник с плеча опускал тяжелый молот. Было интересно наблюдать за работой настоящих мастеров.

И вдруг краем глаза казак выхватил из толпы знакомое лицо, он повернул голову, чтобы всмотреться получите, но этот человек уже затерялся в толпе. Дарган вспомнил, что это был один из двух абреков, ускакавших в степь после недавней схватки, и по спине его прокатился неприятный холодок. Чтобы рассеять сомнения, он бросился наугад вдогонку, к сожалению, все усилия оказались тщетными.

Отыскав жену, казак потащил ее к выходу, надо было срочно покидать опасное место. Уже за территорией базара лицо абрека снова мелькнуло в переулке, убегающем на окраину станицы, но в этот раз тот был не один, рядом с ним ехали еще двое джигитов.

Дарган нервно потеребил концы уздечек. Как назло кони прогибались под тяжестью ноши, чтобы их разгрузить, требовалось время. Он с тоской огляделся вокруг, патруль из терских казаков гарцевал на другой стороне площади. Успокаивало лишь то, что теперь он знал, как вести себя дальше. Спутница с тревогой следила за ним, она сразу заметила перемену в его настроении.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Все в порядке, Софьюшка, – жестко усмехнулся в усы казак. – Как сказал тебе тот офицер: война еще не окончена, да?

– Да, месье д'Арган, он сказал именно так.

– Придется готовиться к ней снова.

– Но мы дома, кто здесь начнет войну?

– Абреки, милая, те двое, которые тогда ускакали в степь, взялись нас выслеживать. Прости меня, но эти нелюди не успокоятся, они будут преследовать нас всю жизнь.

– Всю жизнь! – ахнула спутница. – Они такие злые, да?

– Я говорил тебе, что народ здесь мстительный, – на ходу заталкивая заряд в пистолет, покусал нижнюю губу Дарган. – Ну да мы тоже не лыком шиты, отцу и сыну…

До гостиницы путники дошли спокойно, лишь однажды показалось, что кто-то готовился напасть на них на крутом спуске, но вокруг было много народу, к тому же в станице круглосуточно несли службу патрули. При малейшем подозрении казаки или стреляли, или хватали нарушителей и до разборки дела запирали их на гауптвахте, устроенной в одной из пещер с холодными ручьями воды, текущими по сводам. Обычно горячие кавказцы заточения не выдерживали, они или сознавались в грехах, или кидались на охранников, что приводило к досрочному исполнению смертного приговора.

До обеда время было, Дарган, надумавший отправляться в путь, решил переговорить с казаками из патруля, благо, один из отрядов состоял из ищерских станичников. Только теперь он понял, что допустил ошибку, когда назвал главарю банды место своего проживания. Раньше бы он так не опростоволосился, но война все перевернула с ног на голову, заставила позабыть некоторые правила, обеспечивающие безопасность здесь, на Кавказе.

– Нажил себе кровников, – чертыхался он, протягивая через седло конец веревки, к которой привязал свободных лошадей. – До конца дней покоя не дадут.

Софи молча возилась с вещами, она поняла, что случилось что-то очень серьезное, иначе ее возлюбленный не вел бы себя так неспокойно. Вскоре к гостинице подъехал станичный патруль.

– Здорово дневал, дядюка Дарган, – окликнул казака верховой с погонами вахмистра. – В дорогу настроился?

– Слава богу, скупились, теперь без остановок пойдем, – оторвался от работы Дарган.

– Бузу пить будешь?

– Чихиря ежели, а буза что, моча татарская.

– Надымка, тащи бурдюк, да чапуру не забудь, – приказал старший отряда одному из недавно собранных в строевые молодых казаков и снова обернулся к собеседнику. – Днесь рассыльный из Червленой прибегал, сказывал, в степу абреки объявились.

– Уже столкнулись. Несколько чеченцев я срубил, а двоих упустил, – нахмурился Дарган. – Оплошка вышла, перед стычкой сказал им, где живу, а сейчас только на базаре одного из тех приметил.

– А чего не словил? – насторожился верховой.

– Сначала не догнал, а потом лошади были навьючены, – принимая чапуру, пояснил хорунжий.

– Тогда одному тебе по тракту ходить не дело.

– Отож.

Дарган вытер губы, вернул кружку казачку, кинул быстрый взгляд на спутницу и спросил:

– Из патрульной сотни никто до наших краев не пойдет?

– Только поменялись.

– Тогда придется мне одному…

– Погодь, – старший отряда поскреб подбородок. – Я выделю троих казаков до Моздока, а сотнику потом доложу.

– И на том спасибо, брат казак, от Моздока нам будет легче.

За Пятигорской горные массивы то приближались к самой дороге, то снова уступали место безлюдной ногайской полупустыне. Изредка мимо протащится запряженная быками ногайская либо осетинская арба с закутанными по самые брови женщинами, на худой лошади проедет мужчина в оборванной черкеске или бешмете, или галопом пронесется казачий патруль, на ходу обменявшись приветствиями. И снова желтый каменистый тракт ложится под копыта коней не мереными верстами, лишь в белесоватом небе неустанно кружат хищные птицы да подают голос одуревшие от жары бирюки.

– Они сейчас не опасные, от безделья воют, – нарушил молчание один из казаков. – В эту пору жратвы у них бывает навалом, то косуля издохнет, а то и человечинкой разговеются.

– В ногайской глухомани, людских косточек немало, – поддержал его товарищ. – Недавно банда абреков растурсучила караван какого-то иранского купца.

– Купцы испокон веков обходили чеченцев стороной, у них путь проложен через грузинский Крестовый перевал, осетинский Моздок и через нашу Тамань до самых Киева с Москвой.

– Из-за абреков могут и вовсе прекратить возить товары, тогда в лабазах одни москальские леденцы останутся.

– Пора объявлять чеченцам войну, ингушей-то мы уже подмяли.

– Не время еще, братья казаки, – подключился к разговору Дарган. – Вот успокоится все в Европе, тогда император обратит взор и на Кавказ.

Снова небольшой отряд со всех сторон обложили горные массивы, поросшие зарослями корявых деревьев, дорога начала втягиваться в ущелье с шумной речкой посередине. Сбив папаху на затылок, Дарган пристально обследовал сумрачные склоны, в одном месте, за выступом скальной породы, ему почудилось какое-то движение, и рука машинально потянулась к ружью.

Насторожились и провожатые, один из них снял с плеча винтовку и положил ее на колени перед собой, остальные продолжали озираться по сторонам. Софи тоже почувствовала опасность, опустив руку в сумку, она вытащила пистолет и деловито затолкала в него заряд.

Отряд приближался к нависшему над дорогой камню, до которого оставалось не больше тридцати сажен. Выстрел прозвучал в тот момент, когда Дарган уже знал точно, что за камнем кто-то прячется. Один из казаков вскрикнул, схватился рукой за плечо, другие пригнулись к холкам коней, дали им шпоры, чтобы проскочить опасную зону. Дарган на ходу прицелился и нажал на курок, над верхом скалы зависло белое облачко пыли.

Второй выстрел со стороны неприятеля заставил вскинуться каурого жеребца из запасных, лошадь с размаха ударилась грудью о каменистый тракт, принуждая остальных коней спотыкаться об нее. Выхватив шашку, Дарган обрубил веревку и погнал свой табун громким окриком. Но в этот раз противник обнаружил себя, он прятался не за выступом, а чуть выше него, за ореховым кустом.

Абрек был не один, его товарищ пальнул с противоположного склона ущелья, целясь в головного всадника, скакун под которым сразу упал на колени. Стало ясно, чего хотели добиться нападавшие, они стреляли выборочно, чтобы создать суматоху, а заодно и сохранить пока жизнь кровнику, с которым надумали поступить по-другому.

Заметила горца и Софи, она направила пистолет на ореховый куст, то же самое проделали казаки из сопровождения. Одновременный залп из нескольких стволов заставил подняться в воздух целое семейство орлов. Чеченец в рваном бешмете вскинулся над ветвями и, выпустив из рук винтовку, покатился к подножию горы.

– Станичники, второй абрек на другом склоне, – натягивая поводья, крикнул Дарган. – Его надо обойти.

Терцы остановились, сквозь испуганный табун протиснулись к нему. Раненый зубами завязывал на плече платок, лицо его побледнело, но помогать ему было некогда.

– Поздно, брат казак, кажись, нас обложили, – как-то спокойно отозвался один из проводников. – Оглянись назад, их там целая банда.

Из-за поворота к путникам приближалась ватага разбойников, они неслись вдоль русла речки, размахивая кривыми саблями. Дело принимало крутой оборот, нужно было срочно искать выход. И снова война подсказала решение.

Дарган во всю мощь гаркнул:

– Заряжа-ай!

Прошло несколько томительных мгновений, в течение которых было слышно, как клацают по металлу ружей свинцовые пули. Девушка торопливо выгребала из кошеля конвертики с пороховыми зарядами. А банда не сбавляла хода, она походила на стаю волков, догнавших табун лошадей. Разбойников было не меньше пятнадцати, Дарган поднял руку вверх.

– Пальба залпом по кавалерии! Целься… Пали!

Залп принудил преследователей смешаться в кучу, кто-то упал между крупами лошадей, кто-то закричал от боли. Теперь нужно было воспользоваться моментом и произвести перезарядку оружия. Терцы хотели было это сделать, но тут вперед вырвался самый сообразительный из бандитов, он опять повлек товарищей за собой.

– Пики к бою-у! – хрипло скомандовал Дарган. – Пош-ше-ел!

Казаки подобрались, наклонив наконечники копий вперед, ударили каблуками под бока лошадям. Софи успела забить заряд в пистолет, она выстрелила в предводителя, тот скатился под копыта коней, так и не успев понять, что произошло. А женщина уже выдергивала клинок из ножен, на ее лице отражалось чувство, которое можно было определить одной фразой – свобода превыше всего. Сейчас она и впрямь походила на Орлеанскую деву, готовую за эту свободу взойти на костер. Увернувшись от прямого удара турецкой саблей, она нанесла укол сама, противник выпучил глаза на невиданное им доселе оружие и забился в предсмертных судорогах.

Казачьи пики тоже сделали свое дело, не всем чеченцам удалось увильнуть от них, двое распластались на дороге. Дарган протискивался к разбойнику, которого приметил с первого взгляда, это был абрек, оставшийся в живых после стычки в степи и следивший за путниками на базаре. Он откидывался на спину лошади, наклонялся вперед, свешивался набок, не переставая джигитовать саблей, молнией сверкавшей в его руках. Его атаковали сразу двое терцев, они махали над ним шашками, умудряясь не коснуться даже одежды противника, и так увлеклись боем, что забыли про осторожность.

– Заходи с тылу, – крикнул им Дарган, тут же отражая сразу несколько жестких ударов. – По ногам руби, чтобы не вихлялся.

На раненого казака насели трое бандитов, одного он подловил на ответном выпаде, второму рассек лицо до подбородка, но силы были неравными. Разбойник со шрамом выхватил кинжал и достал им терца, тот упал на землю с рассеченным горлом. Софи попыталась проткнуть чеченца шпагой, но он полоснул саблей по ее клинку, и оружие отлетело на обочину. Лицо бандита исказилось страшным оскалом, кровь разбудила в нем звериные инстинкты, он готов был порвать зубами эту женщину. Она подняла коня на дыбы, бросила его на противника.

– Месье д'Арга-ан, – крикнула Софи и тут же повторила: – Д'Арга-ан…

Казак сразу понял, в какое положение попала его возлюбленная, выдернув из притороченного к седлу оружия еще одну саблю, он завертел перед собой бешеную мельницу обоими клинками. Кабардинец оленем прыгнул по направлению к окружившим девушку чеченцам, едва не столкнув всадника лбом с одним из них. Лезвия будто сами обрушились на джигита, разрубив его тело на несколько частей еще в седле. Его товарищ попятился назад, но было поздно, стальная мельница острыми как бритва крыльями снесла ему папаху вместе с макушкой, а потом и голову самого разбойника, тяжело чиркнувшую по боку отпрянувшей лошади. Дарган бросил саблю жене и снова ринулся в бой, ему нужно было добраться до примеченного абрека, взять его целым и невредимым, чтобы узнать, откуда же навалилась такая опасность.

Двое терцев из последних сил отбивались от оставшихся в живых бандитов, они крутились на небольшом пятачке как белки в колесе. Дарган вихрем ворвался в трепетавший страстями клубок и походя отрубил руку ближайшему разбойнику. Завизжав искалеченной собакой, тот помчался по ущелью, не разбирая дороги.

Несколько клинков скрестились в воздухе, сыпанув снопами искр, лошади дико заржали, стараясь укусить или ударить друг друга копытами. Картина была не нова, испуга она не вызывала, за два года войны Дарган насмотрелся на такое досыта.

Отвлекая на себя внимание самого резвого бандита, он показал, что заносит шашку над своей головой и моментально пустил ее плашмя, подрезая седока по талии. Когда тот согнулся от боли, казак в коротком замахе раскроил ему затылок.

Тут раздался выстрел, заставивший замереть людей, убивающих друг друга. В следующее мгновение чеченцы не выдержали, они вонзили каблуки под бока коней и бросились врассыпную. За спинами беглецов вздулись полы черкесок и концы башлыков, гнаться за ними не имело смысла. Лишь один абрек остался на месте, неторопливо приникая к лошадиной холке.

Дарган перевел дыхание, огляделся вокруг. Софи поодаль забивала в пистолет очередной заряд. Казак уставился на нее, не зная, что сказать, он решил, что жена, выстрелив, невольно помешала захватить примеченного им абрека, который теперь ускакал от него. Но, присмотревшись к сползшему на землю бандиту, он соскочил с седла. Это был тот самый чеченец, на которого казак охотился.

Тут новый выстрел хлестнул по нервам концом нагайки, в этот раз упасть на холку лошади пришла очередь казаку из охраны. Дарган подбежал к спутнице, рывком сдернул ее с седла. Стрелял разбойник, засевший на другом склоне горы, о котором забыли с начала боя.

Второй казак принудил лошадь завалиться на бок, прячась за ней, загнал пулю в ствол ружья. Сделав знак Софи, чтобы она поступила так же, Дарган зигзагами рванулся к лесу, он был уверен в том, что бандит никуда не денется, с дороги за ним наблюдала пара отменных стрелков.

А грохот от выстрелов продолжал прокатываться по ущелью через равные промежутки времени, разбойник не жалел зарядов, теперь от страха за свою шкуру. Когда до дерева, за которым он прятался, осталось с десяток сажен, Дарган с силой метнул камень, целясь позади него. Абрек клюнул на приманку, наверное, он подумал, что нырнувший в лес противник решил подобраться к нему сзади, и немного приподнялся, чтобы оглядеться. Его суматошных действий хватило на то, чтобы казак, прячущийся за лошадью на дороге, заметил врага и нажал на спусковой крючок. Раскинув руки, чеченец покатился по склону, обрывая полы черкески о ветви кустов.

Дарган вложил кинжал в ножны и заторопился на тракт. Нужно было проверить, жив ли абрек, подстреленный Софи, слишком уж много вопросов надо было ему задать. Когда он подошел, казак из патруля укрывал своего товарища буркой, а жена стояла на коленях, пытаясь нащупать пульс у разбойника. Она тоже узнала его.

– Кажется, бандит живой, – подняла она глаза на мужа.

– Тогда мы с ним поговорим, – Дарган оглянулся назад. – А что с братом казаком?

– Сквозная рана в грудь, его перевязал товарищ.

– Сам ехать сможет, или придется делать спарку из двух лошадей?

– Зачем спарку? Рана не опасна.

В это время абрек приподнял веки, в узких щелях глазниц сверкнули серые зрачки. Промычав что-то сквозь стиснутые зубы, он хотел отвернуться, но Дарган концом нагайки повернул его подбородок, заставив обратить внимание на себя.

– Что тебе надо, гяур? – прошипел разбойник.

– Зачем ты следил за нами? – наклонился к нему казак.

– Тебе все равно не жить, ты наш кровник, – бандит откашлялся и вновь вперился жгучим взором в своего врага. – Мы тебя узнали, ты Дарган, правнук Дарганова из уважаемого ночхойского тейпа. Твой прадед изменил вере и женился на казачке из станицы Стодеревской.

– Кто вам это рассказал?

– На базаре в Пятигорской тебя узнал один из наших, он часто бывал в твоей станице на левом берегу Терека.

– Я ехал своей дорогой, – скрипнул зубами Дарган. – А вы хотели меня ограбить.

– Ты убил своего родственника, это самый тяжкий грех.

– Я защищал свою жизнь и жизнь моей жены. Ваш главарь сказал, что отдаст ее джигитам на растерзание, когда расправится со мной, – налился нездоровой краской казак и положил руку на рукоятку кинжала. – Ты считаешь, он поступил бы как мужчина?

– Это его право. Неверные обязаны исполнять волю правоверных, – вновь закашлялся абрек и, вытолкнув через губы сгусток крови, с хрипом сказал. – Ахмет-Дарган был твоим родственником.

Дарган отшатнулся, всмотрелся в тонкие черты лица умирающего, мысленно перекрестился, что не он первый нанес смертельную рану вожаку бандитов. Господь отвел его от схватки и с молодым чеченцем, жадно глотающим сейчас последние капли жизни. Затем хорунжий негромко спросил:

– Тогда кто ты?

– Три года назад дочь Ахмет-Даргана стала моей женой, я тоже твой кровник.

– Я терской казак, кровного родства с чеченцами не признаю, – взорвался Дарган. – Я православный и не желаю знать, какую веру исповедовал мой прадед.

– Неисповедимы пути Аллаха, – тихо прошептал умирающий. – Аллах акбар…

– Я не собирался вас трогать, вы первые напали на нас, – крикнул казак.

Но это восклицание оказалось ненужным, голова абрека дернулась и завалилась набок, горбатым носом уткнувшись в пыль. Посидев на коленях перед абреком, Дарган перекрестился и поднялся на ноги. Он не допускал признания за собой какой-либо вины, но в душе шевелился червячок сомнения. Может быть, то, о чем перед смертью поведал разбойник, было правдой, тогда его дальнейшей судьбе не позавидовал бы и враг, а может, чеченцы решили привязать его фамилию к убитому главарю, чтобы через какое-то время сорвать солидный куш. На Кавказе, как в близкой азиатчине, бывало по-всякому.

Софи прислонилась к избраннику плечом, она почти ничего не поняла из этого разговора, но интуитивно почувствовала, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Наш табун прирастает, – обняв ее за плечи, усмехнулся Дарган. – Пока доберемся до станицы, станем самыми богатыми. Не нужно будет уезжать, чтобы открыть, как ты говоришь, собственное дело.

– Лошади в станице стоят дорого? – немедля вскинула она подбородок.

– От пятидесяти до ста пятидесяти монетов, если при выправке, а наши все кони строевые.

– Монетов?

– Серебряных рублей, – пояснил он. – Можно ассигнациями, они тоже обеспечены золотом.

– Хорошо, – улыбнулась Софи и заглянула в глаза возлюбленному снизу. – Скажи, это был серьезный разговор?

– О чем ты?

– Тот абрек.

– В какой раз поясняю, здесь не Париж, – посерьезнел казак и вдруг подмигнул жене. – Пока от Пятигорской мы отъехали недалеко, имеешь право повернуть назад и вместе со столичными господами отправляться хоть в Санкт-Петербург.

– Месье д'Арган, ты меня прогоняешь? – засмеялась она. – До столица России я доеду с господами, а дальше что?

– А там окно в Европу, прорубленное императором Петром. Езжай куда хочешь, хоть до самой Франции.

– Я еще в твой станице Стодеревской не была. Не понравится мне там жить, тогда заберу детей и уеду.

– О-о, тебе и детей подавай! А вообще, Софьюшка, я сказал правду.

– Я вижу, – спутница наложила на себя католический крест. – Дева Мария, помоги нам…

Дарган вместе с уцелевшим казаком подобрал оружие, они отловили разбежавшихся по ущелью лошадей и разделили их между членами отряда в соответствии с числом врагов, убитых каждым. Лошади на Кавказе считались едва ли не главным достоянием любого мужчины. Затем они помогли раненому станичнику взобраться на коня, положили поперек седла мертвого казака, чтобы отдать тело родственникам, и отряд тронулся дальше.

Горные склоны становились сумрачнее, ущелье сузилось, корявый лес перешел в стройный буково-грабовый с кизиловыми и ореховыми кустами понизу, за которыми можно было спрятать целый эскадрон. Но скоро каменные и лесные массивы расступились, и впереди снова раскинулась равнина с сочной травой и редкими перелесками. До самого Моздока больше никто не отважился попробовать удачи, схлестнувшись в схватке за поклажу и табун с тремя уверенными в себе путниками.

Отряд втянулся на окраину населенного пункта и попал в объятия станичников, которых здесь оказалось немало. Теперь до Стодеревской оставалось чуть больше полдня езды по левому берегу Терека.

Но именно эта часть пути от французского города Парижа до Кавказской линии была самой опасной. Ни Европа, ни Россия не знали столь дерзких разбойников, готовых отбирать последнее и рвать жертвы зубами. Еще не начались боевые действия на Кавказе, а банды абреков переплывали естественную границу – реку Терек, прятались в зарослях камышей, промышляя извечными для нищих горцев промыслами – разбоем на караванных дорогах, угоном скота и разорением населенных пунктов иноверцев. Оружие здесь всегда находилось в боевой готовности.

Поэтому, как только отряд достиг постоялого двора, Дарган со спутницей отправились в оружейный магазин. Накупив пороха и пуль, они пополнили запасы продовольствия и овса, а потом заскочили в палатки с одеждой. Дома возвращения Даргана из похода дожидались несколько женщин – бабушка, мать, две сестры, племянницы и снохи. Софи опять закопалась в нарядах для местных красавиц, наверное, они привлекали ее доступностью и неприхотливостью.

Когда оба вернулись к постоялому двору, там их уже ждала кучка людей, как казаков, так и иногородних, оказавшихся в Моздоке по разным делам. Дарган остановил навьюченных покупками лошадей, присмотрелся к собравшимся.

– Что пришли, братья казаки? – громко спросил он. – Опять какая оказия приключилась?

– Никакой оказии, Даргашка, – откликнулись из толпы. – Мы пришли торговать твоих коней.

Казак усмехнулся, с видом превосходства глянул на спутницу, мол, ты бы с животными не возилась, отпустила бы их на волю, а я могу и продать за хорошую цену. Софи улыбнулась, понимая, что каждому свое.

– Они не продаются, – объявил Дарган. – Приходите через пару-тройку годков, я решил заняться разведением породистых скакунов.

– Прогадаешь, Дарган, для такого табуна пастбищ будет маловато, – попытался урезонить кто-то. – Загородку вокруг загона надо мастерить, конюшни со стойлами, стайки для жеребят.

– А сена с зерном сколько нужно, один разве управишься? – поддержал говорившего другой человек. – Придется работников нанимать, жалованье им начислять.

– Мы тебе по восемьдесят монетов за строевых отвалим, а если какой из породистых, то на все сто потянет. Вон тот, арабчак, и на сто пятьдесят монетов скакнет, вишь как шею выгнул, чистый лебедь…

– Не нашенское это дело, – поставил точку в споре старый казак. – Мы от силы имеем пяток лошадей, тем и обходимся, а у тебя табун не сосчитанный.

– Управлюсь, не один в хате живу, – набычился Дарган. – Когда-то надо и хозяйством обрастать, а то у казаков оно до сих пор в торбе умещается.

– Вон как заговорил, когда в европах-то побывал, – засмеялись вокруг казаки, вроде как даже стали в чем-то оправдываться. – Такой мы народ. Царь с вельможами на одном месте сидит, а мы им земли приращиваем. Бывай, Даргашка, если надумаешь, то кликнешь.

Станичники начали расходиться, а на Даргана напали сомнения. Если рассудить по правде, то превращение в коннозаводчика означало непреходящую заботу о содержании лошадей, кормах, приплодах, обо всем том, что перечислили казаки. А рядом чеченцы с ногаями, норовящие отхватить кусок пожирнее. От них одно спасение – надежное ружье и острый клинок, других доводов они не признавали. Если прибавить свалившихся с неба кровников, то жизнь превращалась в вечный бой просто за выживание, а не за счастливую судьбу и хороший достаток. Дарган погладил подбородок, заросший бородой.

– Месье д'Арган, ты поступил правильно, – положила ему руку на плечо жена, которая все поняла. – У нас все будет хорошо.

– Я не сомневался, – встряхнулся он от невеселых дум. – Пойдем-ка, Софьюшка, отдохнем, на завтра у нас много работы.

Но отдыха не получилось, в комнату наведались станичники из Стодеревской, прознавшие про возвращение Даргана с войны. Они принесли бурдюк чихиря, желтоватые куски каймака, подкопченные окорока и свежие фрукты с овощами. Расположившись на кроватях, казаки зашумели громко и хватко, выкрикивая здравицу герою-земляку. Все они или закончили войну по ранению, или не подошли по возрасту, или не прекращали нести службу на кордонах по берегу Терека. Под конец Дарган устал поднимать восьмистаканную чапуру, хотя вино было легким, в голове покруживалось, ноги наливались немотой. Софи тоже приложилась к кружке не один раз, но ее спасало то, что вино она разбавляла водой. Когда за окнами потемнело, станичники засобирались в лагерь, разбитый под Моздоком, они не признавали гостиниц, предпочитая коротать ночи под открытым небом.

– Игнашка, так ты говоришь, слух прошел, что я срубил Ахмет-Даргана? – в который раз спросил казак у соседа по станичным куреням. – А кто его пустил?

– Хромой Ибрагим разболтал, что на подхвате в лавке у армянина, – пояснил Игнашка. – А ему, мол, известие передал его знакомый из чеченского аула, еще, мол, сказал, что ты и зятя Ахметки при стычке в ущелье отправил вслед за главарем.

– Быстро абреки новость разнесли… А как ее восприняли мои родственники?

– Мать есть мать, сестры всегда на твоей стороне, остальные кто как.