Текст книги "Россия – всадник без головы"

Поэтому я разделил бы Сталина и Троцкого по главному критерию: сталинисты шли в революцию, чтобы народ жил лучше, а троцкисты – чтобы революционеры жили лучше.

Руководители и шоумены

Дискуссия в Интернете о народе (мире) в сталинском СССР неожиданно дала повод задуматься и поговорить о многих вещах, которые и сегодня кажутся безусловными тем публицистам, которые не имеют личного опыта организации людей на какое-либо тяжелое дело и не задумывались о том, как руководители это делают. Речь в дискуссии зашла о том, почему Сталин не ездил на фронт в сопровождении журналистов, чтобы «попиариться» там. Я высказал мнение, что это было не нужно прежде всего самим солдатам. А. Баранов, с позиций своего опыта, со мной не согласился: «Поверь, Юрий Игнатьевич, мне случалось сопровождать высокопоставленных лиц на боевые позиции. И ни разу не видел, чтобы это вызвало раздражение солдат и офицеров – наоборот, люди понимали, что о них кто-то в Москве думает. А уж когда лично главком раздает награды – сам видел, у людей слезы на глазах».

К Баранову, журналисту, претензий нет – быть возле главкома в тот момент было его обязанностью и его Делом. Но у меня с позиций своего опыта вопрос: а главком какого черта там делал?

Мы, Анатолий Юрьевич, на эти шоу с приездом высокого начальства с разных сторон смотрели – ты видел слезы на глазах принимающих высоких гостей, а я тот, кто «плакал» при их приезде. Поэтому, Анатолий Юрьевич, ты меня и Сталина пока и не понимаешь.

Что завод, что фронт – это места, где рабочие или солдаты под командой своих непосредственных начальников делают Дело, за которое только они непосредственно отвечают. А высокое начальство делает свое Дело на своих рабочих местах – в своих кабинетах, если речь идет о гражданских чинах, и на командных пунктах, если речь идет о военных. Тем не менее, любое высокое начальство не только может, но и обязано находиться в том месте, где ему удобно делать то Дело, за которое именно оно отвечает. Скажем, командир дивизии отвечает за победу в бою, КОТОРЫЙ ВЕДЕТ ЕГО ДИВИЗИЯ, но определять эту победу может бой какого-то одного батальона. И командир дивизии обязан находится в том месте, откуда он видит этот бой, откуда может наиболее быстро дать команду всей дивизии по его результатам, тем более, если он не уверен в командире полка, в который входит этот батальон.

Пойми тонкость – генерал может быть не только на своем командном пункте, но и на позициях батальона, но только в случае, если с этих позиций он может обеспечить победу в бою вверенной ему дивизии. Не батальона, а дивизии! Если нет, то он в лучшем случае находится в этом батальоне на отдыхе, а обычно вредит батальону – мешает тому воевать.

Вот Гитлер и Муссолини с сонмом своих «барановых» (шутка) выезжали на фронт, а тебе интересен вопрос – как им этот выезд помог найти решение, как выиграть войну? Ну а если они не за поиском этого решения выезжали, а себя показать, то это не работа руководителя – это показуха, которая наносит огромный вред тому Делу, которым этот руководитель руководит. И, как ты помнишь, Гитлер и Муссолини довыезжались.

Да, уже давно главная «работа» государственных деятелей сведена почти полностью к показухе – к созданию образа «отец солдатам» или «отец народа». Почему? Только потому, что реального толку от этих госдеятелей нет, поскольку нет у них ни ума, ни умения руководить, вот им и надо хотя бы вид государственного деятеля иметь!

Обывателя и прессу ведь не интересует, что делается за кулисами этих событий, как дезорганизуется работа всего управления в этом месте и вообще вся работа на десятки километров вокруг «начальника в массах». Скажем, президент, премьер-министр, а сейчас и просто министр прибывает в областной центр, и уже задолго до его прибытия парализуется работа аэропорта, задерживаются рейсы, вся милиция торчит на улицах «на всякий случай», движение на магистралях перекрывается за много часов до возможного проезда кортежа, тысячи людей не могут вовремя попасть к месту, тысячи матюгов сыплются на голову «благодетеля», решившего «лично посетить». Правда, в телевизоре ничего этого не видно.

Интересно, что Сталин на протяжении всей своей жизни не то что не боялся народа, которому служил, он был просто безрассуден, и если бы я был в его охране, то был бы Сталиным очень недоволен.

В 1933 г. был большой голод на Украине, Дону и Кубани, казалось бы, гнев народа против власти должен быть неизмерим. А в начале 1934 г. в Москве было открыто метро и начались пробные поездки москвичей. Родственница первой жены Сталина, М. А. Сванидзе, вела дневник, и 29 апреля 1934 г. она в него записала (Сталина она помечает буквой «И» – Иосиф):

«…22-го вечером мы всей гурьбой зашли к ребятам в Кремль. Было рождение няни Светланиной, я ей купила берет и шерстяные чулки, и мы пошли ее поздравлять. Пришли И. с детьми, Каганович и Орджоникидзе. Обедали. Мы присоединились. Очень оживленно говорили. И. был в хорошем настроении, кормил Светлану. Сейчас же открыли „Абрау“ и начались тосты. Заговорили о метро. Светлана выразила желание прокатиться, и мы тут же условились – я, Женя, она и няня – проехаться. Л. М. заказал нам 10 билетов и для большего спокойствия поручил своему чиновнику нас сопровождать. Прошло 1/2 ч., мы пошли одеваться и вдруг поднялась суматоха – И. решил внезапно тоже прокатиться.

Вызвали т. Молотова – он подошел, когда мы уже садились в машины. Все страшно волновались, шептались об опасности такой поездки без подготовки. Лазарь Моисеевич волновался больше всех, побледнел и шептал нам, что уже не рад, что организовал это для нас, если б он знал и пр.

…Дело в том, что хотели на предыдущей станции освободить состав, из-за этого произошла путаница и задержка, во всяком случае поезд подошел переполненный, тут же освободили моторный вагон от публики, и при криках „ура“ со стороны всех бывших на перроне мы его заняли. Еще в вагоне мы простояли минут 10, пока вышел встречный и освободился путь. Наконец мы двинулись. В Охотном вышли посмотреть вокзал и эскалатор, поднялась невообразимая суета, публика кинулась приветствовать вождей, кричала „ура“ и бежала следом. Нас всех разъединили, и меня чуть не удушили у одной из колонн. Восторг и овации переходили всякие человеческие меры. Хорошо, что к этому времени уже собралась милиция и охрана. Я ничего не видела, а только мечтала, чтоб добраться до дому. Вася волновался больше всех. И. был весел, обо всем расспрашивал откуда-то появившегося начальника стройки метро. Пошучивал относительно задержки пуска эксплуатации метро и неполного освоения техники движения.

На следующей станции, где самый высокий эскалатор, И. и все опять вышли, но я, Женя и Светлана остались в вагоне, напуганные несдержанными восторгами толпы, которая в азарте на одной из станций опрокинула недалеко от вождей огромную чугунную лампу и разбила абажур. Мы доехали до Сокольников, поехали обратно до Смоленского, хотя в Сокольниках ждали машины, но И. решил проехаться обратно. Приезжаем на Смоленский, у вокзала ни одной машины (они не успели доехать из Сокольников). Моросит дождь, на улице лужи, и весь кортеж двинулся пешком через площадь по Арбату. Новые волнения, растерянность. Наконец, около Торгсина первая машина из особого гаража. Ее ловят посреди улицы, так как она летит к Смоленскому вокзалу. И. не хочет садиться и отправляет детей и женщин.

Мы едем в Кремль, через 5 минут приезжает Павел, а затем Ал. И. уехал прямо на дачу. Светлана устала – идет прямо в постель. Вася разнервничался от всех переживаний, кидается на постель и истерически рыдает, мы упиваемся валериановыми каплями и только спустя 1/2 ч., когда узнаем по телефону, что все на местах, пьем чай и обмениваемся впечатлениями…»

При Сталине агенты ГПУ, потом ОГПУ, потом НКВД слушали, что говорит народ, и докладывали об этих разговорах «наверх». И после пуска метро они тоже в справке с грифом «Секретно» доносили секретарям МГК о разговорах народа по этому поводу. Причем и о положительных высказываниях, и о злобных. Среди людей не осталось незамеченным посещение метро руководителями страны. И среди восторженных разговоров о том, что людям посчастливилось вблизи видеть Сталина и Молотова и даже говорить с ними, агенты сообщили и о следующих разговорах:

«На ряде предприятий рабочие ВЫРАЖАЛИ ОПАСЕНИЯ, почему т. Сталин рискует, совершая поездку в общем поезде, где могли оказаться всякие люди. Например, т. Ветков (Дорхимзавод) г оворил:

„По-моему, поездка т. Сталина на метро правильна. Но если эта поездка не была организована, не было проверки и подготовки, кто будет пассажирами в это время, тогда нельзя было ездить тов. Сталину. Нельзя подвергать вождя опасности“.

Группа учеников ФЗУ завода им. Сталина (Седин, Нермель, Бобылев), побывавшая на метро до поездки т. Сталина, была восхищена этим строительством. По поводу поездки т. Сталина они говорили:

„Тов. Сталин, Каганович, Молотов, Орджоникидзе зря ездят так просто. Среди молодежи много хулиганья: и такие люди могут пропасть ни за что. А это испытанные вожди. Как бы предупредить, чтобы в следующий раз не ездили так просто“».

Секретарь ЦК Сталин наверняка эту сводку прочел, но выводов не сделал. Председатель Моссовета в те годы В. П. Пронин, хрущевец, сообщает:

«В 1939—1940 годах был такой порядок. Шла интенсивная застройка столицы. Сталин еженедельно ездил по стройкам Москвы. И часто я его сопровождал. Он сам назначал, куда едем. Садимся в одну машину. Часто другой, с охраной, не было. Рядом с шофером начальник личной охраны генерал Власик, на втором сиденье я, рядом Сталин, позади Щербаков, Жданов или Молотов. Это бывало обычно под вечер. Приезжаем на место. Сталин выходит из машины, начинаем ходить по стройке, обсуждаем планировку, застройку и т. д. Народ собирается. Помню, на Ленинском проспекте Сталин в такой ситуации говорит людям: „Товарищи, здесь же не митинг, мы по делу приехали“. Власик, весь потный, бегает кругом, никого из охраны больше нет».

А вот уже о более позднем времени вспоминает начальник правительственной охраны Власик.

«Это было в 1947 году. В августе, числа не помню, Сталин вызвал меня и объявил, что поедем на юг не как обычно, на поезде, а до Харькова на машинах, а в Харькове сядем на поезд.

…Ехали до Харькова с тремя остановками – в Щекино Тульской области, Орле и Курске. На остановках все было очень скромно и просто, без всякого шума, что т. Сталину очень понравилось.

Ели мы все вместе с т. Сталиным. И в Щекине, и в Курске т. Сталин гулял по городу. В пути между Тулой и Орлом у нас на „паккарде“ перегрелись покрышки. Тов. Сталин велел остановить машину и сказал, что пройдется немного пешком, а шофер за это время сменит покрышки, а потом нас догонит.

Пройдя немного по шоссе, мы увидели три грузовика, которые стояли у обочины шоссе, и на одном из них шофер тоже менял покрышку.

Увидя т. Сталина, рабочие так растерялись, что не верили своим глазам, так неожиданно было его появление на шоссе, да еще пешком».

Само собой, показуха была и раньше, и при Сталине, и даже без корреспондентов. Вот чуть ли не древний ее пример, правда, ныне уже невозможный из-за крайне невысокого интеллекта руководителей по сравнению со сталинскими наркомами и крайне низкого культурного уровня имиджмейкеров, журналистов, да и публики. Биограф наркома металлургии Тевосяна пишет, что нарком, посещая металлургические заводы, любил стать к печи на место сталевара и провести плавку стали. (Как тогда требовалось, после окончания института Тевосян прошел все рабочие ступени и кое-что действительно умел.) Вот, дескать, насколько простой был мужик и большой специалист, как тонко чувствовал и знал металлургию!

Но за кадром посещения завода Тевосяном оставалась другая сторона этого события, хорошо мне известная: если министр СССР в городе, то рядом с ним должны быть руководители города и области, директор завода, главный инженер, начальник цеха и еще масса людей, чьи пояснения, возможно, потребуются министру. Эти люди, бросив свою работу, обязаны были стоять четыре-пять часов в цехе, не приспособленном для такой толпы, и смотреть, как министр развлекается у печи. Тут же стоял и сталевар, которому и деньги платили, и работать не давали. Министр не работал, а устраивал глупое и безответственное шоу (если бы он выплавил брак, то за это не ответил бы), а вместе с ним и масса высокооплачиваемых и занятых специалистов тоже не работала, поскольку вынуждена была изображать перед министром зрителей этого шоу.

Вообще-то руководители тогдашнего СССР очень много ездили по СССР, знакомясь с работой на местах, нельзя сказать, что в архивах вообще не осталось кинопленки или фотографий с этих мест, нельзя сказать, что Сталин уклонялся от киносъемок и фотографирования, но на кинофотодокументах со Сталиным вы не увидите его как участника подобного шоу. Таких рекламных кадров, какие оставил Троцкий, у членов сталинского правительства нет. Сталин и его наркомы ездили в деловые поездки и в эти поездки корреспондентов просто не брали. И приемы Троцкого снова взял на вооружение «дорогой Никита Сергеевич», борец с культом личности. Как журналист, Баранов должен помнить анекдот, в котором главного редактора газеты сняли с должности за подпись под фотографией: «Никита Сергеевич Хрущев осматривает свиней на Н-ской свиноферме. Третий справа – Н. С. Хрущев». Чем меньше умел деятель руководить, тем больше он впадал в маразм показухи.

И этот маразм мало-помалу трансформировался в свою высшую для СССР степень – в горбачевский маразм. Вот, возможно, и несколько сложный пример тех времен. В декабре 1989 г. землетрясением был разрушен город Спитак. Оставим в стороне трагическую сущность события и обратимся к деловой, поскольку только деловая активность системы управления СССР могла уменьшить масштабы этой трагедии. В самом факте разрушения города не было ничего, что могло бы стать неожиданностью. Советский Союз непрерывно готовился к ядерной войне, в результате которой появились бы тысячи разрушенных городов. Для спасения людей существовала служба гражданской обороны страны со множеством генералов во главе. По идее, для этой службы землетрясение в Спитаке должно было бы стать незначительным происшествием, и, казалось бы, эти генералы уже до тонкостей обдумали технологию спасения людей из разрушенных зданий.

В чем ее суть: когда здание разрушается, часть обломков осыпается внутрь его периметра, а часть падает рядом со стенами, образуя у остатков стен откосы. В Спитаке в этих откосах живых людей быть не могло – они уже были раздавлены падающими обломками. Живые могли находиться только в центре завала – на первых этажах, которые меньше всего разрушаются. Но, накрытые сверху и со стороны окон и дверей обломками, эти люди были как в склепе. Возник чисто инженерный вопрос: как побыстрее до них добраться? Можно сверху, снимая подъемными кранами обломок за обломком. Но здесь имеются минусы. Нельзя поставить на спасение людей сразу много рабочих: одного-двух стропальщиков на кран да сварщика – перерезать арматуру и варить петли. Это очень медленный процесс. Кроме этого, любой подъемный кран берет тем больший груз, чем ближе этот груз к крану. Чтобы снимать большие плиты, крану нужно подъехать к самой стене, но… мешают обломки откосов. Следовательно, обычные тогда автомобильные краны типа «Ивановец» оказывались малопригодными, требовались дефицитные краны с длинной стрелой типа японских «Като».

Но был и другой способ, была другая технология: быстро отодвинуть обломки от стен имеющимися в наличии мощными бульдозерами, невзирая на то что в этих обломках могут быть трупы. А освободив этим способом двери и окна первых этажей, дать возможность попасть внутрь специалистам, способным работать в таких условиях (горным спасателям и шахтерам). Этот способ безжалостен к мертвым телам, но позволяет максимально быстро добраться до еще живых людей, а извлечением трупов из обломков можно было бы заняться позже.

Вот эти технологии следовало отработать ГО СССР. Но случилось несчастье в Спитаке, и оказалось, что СССР не имеет гражданской обороны, поскольку в Спитаке действовали как попало, кто попало и каким попало способом (в основном первым, самым непроизводительным).

Еще раз повторю: хотя это была трагедия союзного масштаба, но спасти людей обязаны были силы ГО самой Армении как максимум. Отстроить Спитак, конечно, было делом всего Союза, но спасти людей – нет, это для СССР была слишком мелкая задача.

Тем не менее, президент СССР Горбачев прервал свое пребывание в Канаде. (Но тогда зачем он туда ездил, если так легко отказался, – в турпоход? Какой толк от Горбачева был Спитаку в этот момент?) А глава Правительства СССР Рыжков срочно вылетел в Спитак, и телевидение подробно показало шоу его пребывания там.

И без него впечатление от показываемого в Спитаке для специалиста было ужасным: неразбериха, люди в панике, слезы и страдания, все просят помощи, мечутся. В такой ситуации жизненно необходим труд руководителей, которые должны были расставить людей по рабочим местам, дать команду работать и обеспечить эту работу всем необходимым, реагировать на изменение условий, определять, какая и кому помощь нужна в первую очередь.

Но вместо этого телевизор показывал кадры, не могущие не вызвать злобу у любого настоящего руководителя: в Спитак въезжает «Икарус», из него выходит глава Правительства СССР с толпой республиканских руководителей. Какая радость! Все местные руководители вынуждены бросить работу по спасению людей и присоединиться к свите любопытствующего начальника. (Чем Рыжков мог помочь в Спитаке? Он бы принес в миллион раз больше пользы, если бы из своего кабинета в Москве руководил обеспечением спитакских спасателей.) После «экскурсии» – обязательное совещание и пустые фразы типа: «Нужно напрячь все силы» и т. д. И вот на этом совещании какой-то инженер пытается объяснить Рыжкову, что нужно применить второй способ спасения людей (с использованием мощных бульдозеров), но его слова не дошли до премьера – боссы были поглощены призывами друг к другу «немедленно организовать помощь» и «напрячь все силы», посему на него не обратили никакого внимания. А если бы Рыжкова в Спитаке не было, то, может, у местных руководителей все же нашлось бы время услышать этого инженера?

Приезд Рыжкова, отвлекший местных руководителей от Дела спасения людей, наверняка стоил спитакцам сотен, если не тысяч, неспасенных жизней, но зато какое шоу! Сам глава СССР! В гуще событий! Вместе со страждущим народом! В самый раз заплакать, но не от радости встречи с Рыжковым. А от его тупости и тупости прессы, освещавшей это событие.

Сталин таким руководителем не был – он был великим руководителем, а на фронт и в Гражданскую, и в Отечественную войну выезжал работать, а не шоу показывать. Вот поэтому о его приездах на фронты и знали только личная охрана, да принимавшие его генералы.

Причина ненависти

Мы выросли и возмужали в хрущевские и послехрущевские времена, мы впитали в себя всю ложь той пропаганды, и даже те из нас, кто действительно хочет разобраться в том, что же тогда происходило, в основу своих рассуждений ставит все ту же недоразоблаченную хрущевскую брехню. Вот зашла на форуме дискуссия о том, почему Сталин «не пиарился», и мне выдвигают доводы.

«Cтранно для исследователя заявлять, что Сталин „не пиарился“, когда вся страна была увешана его портретами, снимались фильмы, писались стихи, песни, ставились памятники живому – помните: „рвется цоколь монумента…“

Даже постороннему человеку, Лиону Фейхтвангеру, написавшему очень комплиментарную книжку про СССР, в 1936 году бросилось в глаза несоразмерное количество наглядной агитации, прославляющей Сталина. О чем он и спросил вождя и получил ответ такой же, как дал недавно на аналогичный вопрос Р. А. Кадыров, – мол, что я могу поделать, если людям это нравится?

Ну и главное – сказать, что Сталин „не пиарился“, значит, заявить о том, что ему не было дела до общественного мнения. А ведь т. Сталин был демократически избранным руководителем и не мог пренебрегать общественным мнением. Или как? Да он им и не пренебрегал.

Почему как отрезало в войну? Не знаю. После войны опять пошла волна сталинианы».

Вынужден признаться, что Кадыров меня не интересует, но если он действительно так отвечает, то и Кадыров не понимает, что на самом деле происходит.

Мы, сегодняшние, никогда не были в положении наших предков, которое характеризовалось реальной опасностью для них и для их семей. И наши предки понимали, что нет иного способа спасения, кроме того, чтобы действовать всем миром, сообща. Но как узнать, есть ли мир – будут ли окружающие тебя люди действовать вместе с тобой, или ты, как дурак, один придешь на призывной участок?

Сообща люди действуют, когда приказы на их действие поступают из одного центра, следовательно, те, кто считает для себя обязательным подчиняться этому центру, – это и есть мир. Сегодня охотно болтают о том, зачем Сталину была нужна должность вождя, что он ее очень желал, и никто не рассматривает вопрос, а зачем народу нужен был вождь? (Сталин, кстати, вождем быть не хотел, во что кретины поверить не могут.) Так вот, народу вождь был нужен, чтобы осознавать себя единым, осознавать себя миром. И те уроды, которые сомневаются в том, что солдаты шли в бой с криками «За Сталина!», просто не понимают мир.

Помню, в каком-то фильме о запорожских казаках был показан ритуал приема в казаки. А ведь это вопрос непростой: ты вновь прибывшего посчитал товарищем, а он в первом же бою сбежит и бросит тебя одного. Как узнать – вновь прибывший в Сечь тебе товарищ или нет? Не знаю, правда это или нет, но авторы фильма воспроизвели такой тест: «В Бога веришь? Водку пьешь?» Это логично! Если верит в Бога, значит, есть совесть, а совесть может и не позволить струсить в бою. Водку пьет – бесшабашный, будет драться по своей лихости.

Сталин был тестом на единство: раз он и твой вождь – значит, ты свой. Ты Сталина поносишь – значит, ты чужой, при угрозе войны – враг! Над народом стояли вожди мелкого плана, и мир был уверен – Сталин не предаст мир, а эти могут! Что было делать мелким вождям, чтобы вызвать доверие мира к себе? Только одно:

доказывать миру, что и для них Сталин – безусловный вождь. Отсюда их многословные прославления Сталина. Этими прославлениями они не у Сталина пытались завоевать расположение, а у народа. Надо понять, что при Сталине в СССР была демократия – власть народа, а это означает, что слуги народа боялись не своего вождя, а народа. И для народа они строили памятники и развешивали портреты – они показывали народу: «Мы тоже для народа, поскольку и наш вождь – Сталин!» А поскольку люди примыкают к большинству, то массовой пропагандой вождя руководители на местах создавали впечатление, что за Сталина весь народ – и еще сильнее цементировали мир.

Есть рассказ, достоверный своей логичностью. Сталин требовал от Василия скромности и выговаривал ему: «Ты думаешь, ты Сталин? Нет, ты не Сталин! И я не Сталин! – Сталин показал в окно на свой огромный портрет на улице. – Сталин – это он!».

(Этого не понимала «элита нации» – интеллигенция, которая часто нахваливала Сталина не для завоевания доверия мира (народа), а в надежде получить кусок пожирнее от самого Сталина или вождей поменьше. Но раболепие у интеллигенции в крови.)

Похоже, Кадыров не понимает того, что понимал Сталин: чеченцы устали от междуусобиц, им нужно единство и портретами Кадырова сами чеченцы пытаются этого единства достичь, показывая всем вокруг, что только Кадыров их вождь. Если говорить несправедливо грубо, то они этими портретами метят территорию уже единого мира чеченцев.

А как человек, Сталин ненавидел всю эту лесть – она отнимала время своей бесполезностью лично для Сталина, хотя Сталин не мог не понимать своего значения для единства народа. Однако должен сказать, что партийные пропагандисты держали нос по ветру: они знали, что Сталин не выносит лести, и вели себя соответственно.

Вот передо мной подшивки журнала «Красноармеец», издававшегося Главным политическим управлением Красной армии, т. е. подшивки главного солдатского журнала той войны. Подшивки за 1943 и 1944 гг. Шла война, и, сами понимаете, я ожидал, что в главном солдатском журнале мне по меньшей мере в каждом номере должен был встречаться портрет Верховного главнокомандующего – это ведь обязательно для воюющих армий любых стран.

Возвеличивание своего главнокомандующего и дискредитация командования противника – это один из главных приемов боевой военной пропаганды. Скажем, немецкая еженедельная кинохроника тех лет каждый выпуск начинала с показа Гитлера или лидеров союзных Германии стран.

В каждом из 24 номеров «Красноармейца» за данный год давалось до 50 фотографий самых различных лиц: от рядового солдата до маршала Жукова, от писателей до генерал-лейтенанта Н. С. Хрущева, от рабочего до бывшего врага народа инженера Рамзина. Казалось, можно было бы найти в этом журнале место и для портретов Сталина, чтобы возвеличить его.

Так вот, просмотрев за 1943 г. почти 1200 фотографий, можно увидеть, что партийные пропагандисты – редакция журнала – всего один раз нашли место для портрета И. В. Сталина – его рисованный карандашом портрет украсил стихи в честь 25-летия Красной армии.

В 1944 г. возвеличивание Сталина «резко» возросло: портретом Сталина украшена обложка первого номера; его портрет помещен в апрельском номере, посвященном 25-летию самого журнала (на страницах с поздравлениями журналу от Сталина); портрет Сталина и в октябрьском номере, в котором Красной армии поставлена боевая задача Верховного главнокомандующего: «Добьем врага в его логове!», и наконец, есть его портрет в декабрьском номере, подгадавшем под 65-летие самого Сталина, о чем, впрочем, в самом номере не сообщается. Четыре фотографии Верховного главнокомандующего на 24 номера армейского журнала! И это что – культ личности и страх перед Сталиным?

Но вот наступила хрущевская свобода, культ личности Сталина был «разоблачен», в прессу хлынули «честнейшие» «шестидесятники». Беру изданную в то время «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945», открываю 3-й том (издан в 1964 г.), описывающий примерно тот же период войны (ноябрь 1942—1943 гг.). В нем 148 фотографий. Есть и одна фотография Верховного – не смогли Сталина отрезать от Рузвельта и Черчилля на совместном фото участников Крымской конференции союзников. А на семи из этих 148 фотографий и рисунков изображен главный борец с культом личности, скромный член Военного совета фронта в те годы, генерал-лейтенант Н. С. Хрущев.

Как сравнишь эти числа – одно фото из 1200 и семь из 148, – так и начинаешь понимать, почему всех «свободолюбивых» писателей, журналистов, историков и поэтов, которые при Хрущеве гордо называли себя «шестидесятниками» и которые зарабатывали деньги клеветой на Сталина, сегодня нежно зовут «шестидерастами».

А чей культ был при Сталине?

Как-то на букинистическом рынке купил подшивку 14 номеров журнала «Огонек» за конец 1952 г. Через некоторое время собрал 14 номеров этого же журнала за лето-осень 1999 г. Получились две подборки: сталинского «Огонька» и нынешнего. Рассматривать все статьи хлопотно, но поскольку это издание всегда было иллюстрированным, то я систематизировал и подсчитал фото и рисунки в этих журналах, их оказалось в 14 номерах примерно по тысяче и в 1952, и в 1999 г. Но в подборке фотографий видна существенная разница.

Нас уверяют, что «после войны опять пошла волна сталинианы». Да, действительно, фотографий Сталина довольно много. Правда, следует учесть, что в этот период проходил Конгресс борцов за мир, XIX съезд ВКП(б), праздновались 35-летие Октябрьской революции и 30-летие образования СССР. Кроме того, был подписан Договор о дружбе с Китаем. Но если учесть не только иллюстрации (групповые портреты) со Сталиным, но и фото других политических деятелей и назвать это «фотографиями политиков», то их вместе с фото румынских, китайских, вьетнамских и других деятелей в 14 номерах «Огонька» за 1952 г. всего 28 штук. Или примерно два фото на номер политического журнала и одна фотография политика на 36 других фотографий и рисунков.

В 14 номерах «Огонька» за 1999 г. только отечественные политики засветили свои лица 161 раз! При этом никаких значительных политических событий в стране в это время не происходило. Каждая шестая фотография – это или двойник Ельцина, или Жириновский, или Примаков, или на худой конец Хакамада. Больше политиков в «Огоньке» представлена «культурная интеллигенция», т. е. сумевшие «устроиться» при этих «политиках». Это писатели и журналисты – 56 штук, но главным образом комедианты – артисты, музыканты, комики с небольшим добавлением спортсменов – все те, кто развлекает публику. Таких фото 211 штук, а вместе с писателями – 267 штук, т. е. каждая четвертая фотография в номере – это физиономия какого-то комедианта.

В сталинском «Огоньке» таких тоже немало: артистов и спортсменов – 120, писателей – 12, журналистов – нет. Если говорить о писателях, то это рисунки и фото к юбилейным статьям о Радищеве, Одоевском, Мамине-Сибиряке, Эмиле Золя и венгерском поэте прошлого века Андре Ади. Фото председателя Советского комитета защиты мира писателя Тихонова и маленькие фото авторов к рассказам (Д. Олдридж, Д. Линдсей и др.). Фотографий артистов в полном смысле слова нет, есть создаваемые ими образы в рецензиях на фильмы и спектакли. Фото только спортсменов – не менее полусотни фотографий рекордсменов мира.

В «Огоньке» 1999 г. все не так: в нем писатели и комедианты сняты не в процессе своего труда, а непрерывно учат читателей, как жить и как понимать происходящее, – они оракулы и образец интеллектуальной силы. А вот действительно умные люди – инженеры, ученые, рабочие, врачи – в 14 номерах «Огонька» 1999 г., можно сказать, не представлены вообще. Чтобы как-то увеличить их число, я добавил сюда и композиторов с художниками, и фото любых производственных процессов, и все же этих фотографий набралось всего 58 штук (это вместе с фото школьников со скворечниками – может, они сами их сколотили). То есть на 16 фотографий есть едва одна, на которой изображен либо человек, который всю эту ораву кормит, поит, одевает и согревает, либо хоть какой-либо из процессов труда.

В «Огоньке» 1952 г. фотографий людей труда, трудовые процессы и результаты труда освещены в каждой третьей фотографии! Их 311 штук!