Текст книги "Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе"

Штаб не подтверждает

Отвлечемся на время от бомбардировщиков. Хартман летал практически исключительно над территорией, занятой немецкими войсками. Немецкие источники утверждают, что был приказ не посылать асов за линию фронта, да это подтверждается и биографией – из 14 вынужденных посадок Хартман только одну произвел на территории, занятой советскими войсками, и то – нечаянно. Факт того, что Хартман летал только над своими войсками, в наших рассуждениях важен.

Вернемся к бомбардировщикам. Победы Хартмана заносились в его летную книжку с указанием даты и типа сбитого самолета. Но сохранилась только первая летная книжка с перечнем побед до 150-й. Вторую книжку с победами от 151-й до 352-й якобы украли американцы, которые тщательно ограбили Хартмана (сняв с него в том числе и наручные часы)[226]226
  Точно так же они ограбили и Руделя.


[Закрыть], когда он после капитуляции полез сдаваться к ним в плен. Поэтому последние 202 его победы биографы восстановили по другим источникам. Толивер и Констебль пишут: «Данные об остальных победах Хартмана взяты из дневника JG-52 или его писем Урсуле Петч»[227]227
  Белокурый рыцарь, с. 298 – 299.


[Закрыть] невесте, а потом жене Хартмана). У меня сразу вопрос: а почему так сложно? Дневник боевых действий эскадры JG-52 – это официальный документ. Работники штаба получают награды от числа сбитых эскадрой самолетов, и можно быть на 100% уверенным – они не забыли занести в дневник ни единого из сбитых Хартманом самолетов. К чему нужны его хвастливые письма невесте? А вот к чему. Взгляните на таблицу из книги Толивера и Констебля.

Как видите, без писем Урсуле не обойтись, поскольку в дневнике боевых действий эскадры JG-52 за Хартманом числится существенно меньше сбитых самолетов, чем он оповестил о них невесту.

Анализ дневника наводит на разные мысли, в том числе и что дневник – это документ штаба, данные из которого шли не доктору Геббельсу для пропаганды, а рейхсмаршалу Герингу для учета и оценки боевых возможностей ВВС РККА. Брехать в этих данных вряд ли было разрешено (хотя наверняка брехали), а вот доктор Геббельс брехать был обязан.

Отвлечемся. Герой Советского Союза летчик штурмовика Ил-2 Григорий Максимович Рябушко сделал за войну 111 боевых вылетов, лично сбил немецкий истребитель, но его самого немцы ни разу не сбили. Андрей Сухоруков его спросил:

«А.С. Как вы оцениваете надежность бронестекла, бронекорпуса?

Э. Хартман и его жена У. Петч.

Г. Р. На мой взгляд, надежность брони высочайшая. Даже 20-мм снаряд из «эрликона» далеко не всегда пробивал. Бывало, после боя начинаешь смотреть в тех местах, где краска отлетела – е! – только вмятины да борозды. А простые пули из стрелкового оружия – это для бронекорпуса вообще ничто. Но попаданий от простых пуль было относительно немного. В основном крупнокалиберные пули да малокалиберные снаряды.

От снарядов 20-мм авиационных пушек немецких истребителей бронекорпус тоже неплохо защищал.

Но тут надо учитывать, под каким углом попадал снаряд. Чем угол попадания был острее, тем вероятность пробития брони становилась меньше. Истребители противника и были опасны тем, что, атакуя сзади, подходили близко и начинали бить прямо в задний лист бронекорпуса. Снаряды при такой стрельбе попадают в броню под углом, близким к прямому, тут, конечно, броня не выдерживает, пробивается, а за ней баки с горючим. Вот так.

Ил-2.

Меня как-то раз атаковал истребитель (как потом рассказали ведомые – Bf-109), когда я выходил из пикирования. Дело было в Карелии в минутах 30 лета от аэродрома Вибица, на котором мы базировались. Мы четверкой бомбили мост через речку, я был ведущим звена. И вот иду вверх, уже выхожу из атаки, как вдруг резкий удар в верхнюю броню, и это даже не взрыв, а такой звук интересный – как удар палкой по пустому ведру – с треском рвущегося металла. На какую-то секунду я потерял сознание, но тут же очнулся и перевел машину в горизонтальный полет. Осматриваюсь – все ведомые на месте, попробовал с ними связаться по рации – не работает рация. Попробовал связаться со стрелком по СПУ – не работает. Оглянулся назад – живой, чертяка! Продолжаю осматриваться – у меня решето из плоскостей, левая стойка шасси выпала (прибор показал). Но двигатель работает нормально. Чувствую, что-то течет по шее и по спине. Перехватил ручку левой рукой, а правой потер, посмотрел – кровь. Оглядываюсь дальше – в верхней броне рваная дыра. Начал шевелить головой – накатила боль – затылок, шея и спина. Но летим потихоньку. Когда начали на посадку заходить, я рукой ведомым махнул – садитесь первыми. Полоса была узкая, и я понимал, что если я сяду первым, полосу займу, то ведомые уже не сядут. Стал на посадку заходить последним, даю шасси и щитки на выпуск – не выпускаются. Сажусь «на брюхо». На выравнивании (а это высота метра 1,5) потерял сознание, но приземлился. Как? Понятия не имею. «Ил» сам сел. Что интересно, мой стрелок уцелел, не пострадал ни при атаке «мессера», ни при посадке. А меня из кабины буквально выковыривали. Фонарь не могли открыть – корпус от удара сильно деформировался и фонарь заклинило. Так притащили здоровенный кол и только им смогли сдвинуть фонарь. Я этого не видел, мне рассказывали. Я только в госпитале в себя пришел. В Беломорске. Провалялся я там дней 25, а потом снова в полк, обратно воевать. Когда прибыл на аэродром, мне сразу мой «Ил» показали. Его, конечно, сразу списали и как стащили его с полосы, так и остался он лежать у границы аэродрома. «Иди, говорят, полюбуйся». 126 вмятин и пробоин от 20-мм снарядов и пулеметных пуль! И только один снаряд сумел пробить броню, да и то в кабину проникло совсем немного осколков, хотя снаряд разорвался почти у меня над головой.

Толщина панелей бронекорпуса двухместного Ил-2 (в мм).

Что касается бронестекла, то и оно тоже было очень надежным. На меня раз в лобовую атаку «мессер» зашел. Я как раз из пике выхожу и – оп! – вот он мне навстречу стреляет, только огоньки сверкают. Настолько неожиданно все получилось, что я даже на гашетки нажать не успел. Он проскочил и смылся (испугался, наверно, больше моего). Перепутал штурмовик с кем-то. Обычно-то немецкий истребитель на «Ил» в лобовую в жизни не зайдет. Так вот, влепил этот немец мне 20-мм снаряд в лобовое стекло. Так оно все только трещинами пошло, такой «паук в паутине» образовался. То же самое получилось, когда мне в лобовую броню снаряд от «эрликона» попал – только трещины. Нет, броня на штурмовике вещь очень стоящая и, безусловно, необходимая. Без брони штурмовика нет»[228]228
  www.airforce.ru


[Закрыть].

Заметим, что три немецких летчика по результатам снимков фотопулемета отчитались в сбитии Рябушко, хотя тот за войну ни разу не сел вне аэродрома. И Хартман, к примеру, рассказал американцам байку о том, что в июне 1944 г. он, израсходовав всего 120 патронов, сбил подряд три штурмовика Ил-2, которые штурмовали позиции немецкой артиллерии, т. е. находились над немецкой территорией. И, наверное, эти «Илы» у него и были записаны в той летной книжечке, которую украли американцы, как 248, 249 и 250-й сбитые самолеты.[229]229
  Белокурый рыцарь, с. 125 – 126.


[Закрыть]

Но в дневнике боевых действий JG-52 напротив записанных историками номеров сбитых самолетов Хартмана 244 – 250 в графе «Тип» сбитого самолета одиноко стоит «Як-9», реально зафиксированный штабом.

Объяснений такой разницы американцы не дают, и поэтому причину этого надо отыскивать самим. Все апологеты немецких асов с пеной у рта уверяют, что факт сбития немецким асом самолета, который записан ему в летную книжку, тщательно проверялся и подтверждался. Цитировать очень длинно, поэтому я апологетам перескажу своими словами, как «проверялся» факт сбития Хартманом 301-го самолета. 24 августа 1944 г. Хартман слетал утречком на охоту и, прилетев, сообщил, что у него уже не 290, а 296 побед над «иванами». Покушал и снова полетел. За этим полетом следили по радиоразговорам, и Эрих не подвел – он по радио наговорил еще 5 побед. Итого стало 301. Когда он сел, на аэродроме уже были цветы, флаги, гирлянда ему на шею (как у нас Стаханова из забоя встречали), а утром следующего дня его вызвал командир JG-52 и сообщил: «Поздравляю! Фюрер наградил тебя Бриллиантами»[230]230
  Белокурый рыцарь, с. 145 – 151.


[Закрыть]. И ни малейшего намека на то, что кто-то пытался проверить эту байку о том, что он в один день и в двух боях сбил 11 самолетов. А в дневнике боевых действий за 24 августа штаб записал ему только «Аэрокобру». Одну. И все.

В связи с этим у меня возникает гипотеза. То, что 352 сбитых Хартманом самолета – это брехня, по-моему, уже всем должно быть ясно. В его летную книжку записывали все, что он придумает, или, в лучшем случае, те самолеты, по которым он стрелял и что было зафиксировано фотопулеметом. Но точную цифру сбитых самолетов немцам-то ведь надо было знать!

Поэтому полагаю, что штаб JG-52 запрашивал у наземных войск подтверждения о сбитых самолетах (ведь Хартман сбивал над своей территорией, и наземные войска могли это подтвердить). Если сбитие подтверждалось, то наземные войска могли подтвердить и тип самолета. Тогда сбитый самолет заносился в список, и этот список штаба JG-52 посылался в штаб Люфтваффе. Но если сбития заявленного самолета или его обломков никто не видел, то такая «победа» отсылалась только в министерство пропаганды Геббельса. Я не вижу другого логичного объяснения.

Конечно, могли быть накладки, скажем, подбитый самолет дотянул до своей территории, упал в глухом месте, пехота не смогла определить его тип и т. д. И, наверное, Хартман сбил больше, чем проставлено в дневнике JG-52, но все же… В дневнике штаба из заявленных Хартманом 202 сбитых советских и американских самолетов ему проставлено всего лишь 11! Правда, в одном случае тип самолета стоит во множественном числе – «Мустанги». Хартман заявил их в этот день аж 5 штук. Даже если их все добавить, то будет 15. Негусто из 202 заявленных побед, не так ли? Это я погорячился, когда написал, что число побед Хартмана надо делить на 7,5. Делить-то надо на 20!

Но это не все, что из дневника боевых действий JG-52 можно выжать о Хартмане. Давайте представим себя на его месте и полетим вместо него вдоль линии фронта. Каких советских самолетов – бомбардировщиков или истребителей – мы встретим больше? Хартман попал на фронт в 1943 г., а с начала 1942 года по 9 мая 1945 года наша авиапромышленность произвела 44 тыс. истребителей и более 52 тыс. штурмовиков и бомбардировщиков. Получили от союзников около 11 тыс. истребителей и несколько более 3 тыс. бомбардировщиков. То есть в общем количестве ВВС СССР бомбардировщики составляли примерно 50%. Тут, конечно, есть нюансы, но они взаимоисключающие: бомбардировщики чаще сбивались, поэтому в реальном строю их в процентах должно быть меньше, чем построено; зато истребители в системе ПВО были рассредоточены по всей стране и на фронте их было меньше. То есть мы не сильно ошибемся, если предположим, что на месте Хартмана при полете вдоль линии фронта каждый второй встреченный нами советский самолет должен быть штурмовиком или бомбардировщиком.

Более того, урон немцам наносили именно штурмовики и бомбардировщики, следовательно, нас не должно было бы удивить, если бы в списке тех самолетов, по которым стрелял Белокурый рыцарь, защищая свой Рейх, бомбардировщики составили 50%. А истребители Хартман сбивал бы только те, которые мешали ему сбивать бомбардировщики.

А что было на самом деле?

В дневнике боевых действий JG-52 в графе «Тип» сбитого самолета на все 202 «победы» Хартмана нет ни одного бомбардировщика. В его летной книжке из 150 внесенных туда самолетов бомбардировщики составили: Ил-2 – 5; Пе-2 – 4; А-20 «Бостон» – 1; По-2 – 2 машины. Итого: 12 бомбардировщиков из 150[231]231
  Белокурый рыцарь, с. 294 – 297.


[Закрыть], что составляет 8%. Не 50%, как полагалось бы иметь настоящему рыцарю, а всего 8!

Новосибирские исследователи очень скрупулезно исследовали боевую деятельность Александра Ивановича Покрышкина, проанализировав его дневники, боевые документы полка, воспоминания соратников, прочие источники, и пришли к выводу, что Покрышкин за время войны уничтожил 116 немецких самолетов, сбив 94, подбив 19 и 3 сжег на земле. Само по себе это количество меня не волнует, тем более что и сам Покрышкин, чисто русский человек, не придавал ему значения и никогда никому не собирался его доказывать. Русские никогда скальпов не снимали, ушей не отрезали и количеством убитых врагов никогда не хвастались. В данном случае важен расклад по типам самолетов, а его пропорция при любом количестве сбитых сохранится.

Покрышкин сбил 36 Ме-109 и 3 ФВ-190, хотя последние истребителями можно считать лишь условно. Итого – 39 истребителей, или 41% от всех сбитых. Остальные – бомбардировщики, штурмовики, разведчики и один самолет связи: Ю-87 – 23; Ю-88 – 18, Ме-110 – 4; «Хеншель-129» – 1; «Хеншель-126» – 4; «Шторх» – 1. Всего 51 самолет, или 54%. И четыре транспортных самолета Ю-52.[232]232
  А.И. Покрышкин. Бой требует мысли. Новосибирск: АВИОН, 1998, с. 33.


[Закрыть]

Пе-2.

Советский Союз за 1941 – 1945 годы построил 11 202 бомбардировщика Пе-2, а Хартман всего 4 раза по ним стрелял за всю войну. Это отчего так? Ответ – это опасное дело было Хартману не по плечу. А оно было опасное, летчик Пе-2 Т. П. Пунев вспоминает:

«Т. П. Пе-2 мог немецкому истребителю такое устроить, что мало не покажется. Элементарно. Скорость у «пешки», конечно, поменьше, но великолепная маневренность и возможность ведения всеракурсного огня шансы уравнивали. Огня штурманов и стрелков немецкому истребителю следовало реально бояться, поскольку их возможности его сбить были весьма велики, на мой взгляд, намного больше, чем у их летчика сбить «пешку» огнем курсовых пулеметов. Поэтому, если одиночный «мессер» или «фоккер» нападал на одиночную «пешку», то еще неизвестно было, кто кого завалит.

Fw-190.

На «охоте» или разведке одиночная «пешка» уходила от истребителей довольно легко. В пике скорость набрал, и только они нас и видели. Главное, засечь их вовремя.

Если же ты их прозевал, то от пары истребителей на один Пе-2 можно было и отстреляться, отбив им охоту нападать. Запросто. Хорошо обученный экипаж, не супер, а просто хорошо обученный, на «пешке» большие шансы против пары истребителей имел.

Конечно, если количество немецких истребителей было больше пары, то у одиночной «пешки», шансы от них уйти были невелики. В отличие от атаки бомбардировщиков в строю одиночную «пешку» можно атаковать со всех сторон.

Летал я как-то раз на «охоту» и «охотника» подловили. Дело было в 44-м, над Польшей. Как они меня гоняли! Пара «мессеров». Оторвались мы от них, кончилось у них горючее. Плюнули они на меня, сказали, видимо: «Черт с ним!» – и полетели домой. Но заколебали они меня так, что мы забыли, где мы. Полная потеря ориентировки. Заблудились откровенно.

А.С. Какой из истребителей, «мессер» или «фоккер», считался более опасным?

Т. П. «Фоккер». Он нес более тяжелое вооружение, он был быстрее. У меня сложилось впечатление, что он вообще был получше «мессера». Только он поздно появился.

А.С. Сколько обычно немецких истребителей использовалось для атаки девятки Пе-2?

Т. П. Обычно от четверки до восьмерки. Иногда могло быть и больше, иногда меньше. Под конец войны могли и в одиночку на девятку кинуться. В основном количество немецких истребителей было кратно двум, поскольку основой строя немецкой истребительной авиации была пара.

Если бомбардировщик идет в жестком строю, где все друг друга прикрывают, то его (бомбардировщик) может атаковать не больше двух истребителей, поскольку у них (истребителей) ограничены направления атаки, т. е., сколько бы немцев ни было, в таком бою противник твоего экипажа – это конкретная атакующая пара. Ну, а против пары Пе-2 хорошие шансы имел.

Большое количество истребителей опасно тем, что способно атаковать много и часто. Не успеешь одну пару отбить, уже вторая наседает, а тут уже и третья, и так без конца. Не успел, «зазевался», и тебе кранты.

А.С. Для того чтобы сорвать бомбометание девятки Пе-2, сколько нужно истребителей?

Т. П. Много. Это потому, что надо сбить несколько бомбардировщиков.

Чтобы сорвать бомбометание девятки бомбардировщиков, нужно сбить ведущего этой девятки, а до него добраться можно только через ведомых. Это значит, что надо сбить двух-трех ведомых, а они своего ведущего прикрывают изо всех сил, поскольку штурман ведущего осуществляет основное прицеливание – это мозг группы, он вычисляет удар. Этот штурман даже оборонительного огня не ведет – целится. В случае с девяткой Пе-2 могу сказать, что там сбить ведущего вообще превращается в проблему, поскольку оборонительные возможности «пешки» очень высоки. Чтобы девятка Пе-2 ушла с курса, надо поразить не менее трех бомбардировщиков. Сбить девятку с курса необычайно сложно.

А.С. А бывало, чтобы у вас сбивали три самолета зараз?

Т. П. Бывало и шесть, но это удовольствие немцы имели только в первые два года войны.

В конце войны самое сильное истребительное противодействие мы имели при атаке венгерских нефтепромыслов. Эти районы немцы прикрывали истребителями очень здорово. Много их было. Там бывало, что за вылет мы теряли по две-три машины, но ведущего – очень редко»[233]233
  www.airforce.ru


[Закрыть].

Свои слова Тимофей Пантелеевич Пунев подтверждает собственной биографией. На Пе-2 он совершил 43 засчитанных боевых вылета и 9 «возвратов», т. е. 9 раз вернулся на аэродром с бомбами из-за неисправности самолета, либо потому, что цель была закрыта, скажем, туманом и т. д. В половине вылетов его Пе-2 атаковали немецкие истребители, члены его экипажа дважды были ранены, но его самолет ни разу не был сбит. Зато он курсовыми пулеметами сбил два немецких истребителя. А у нескольких экипажей его полка на счету было по 5 сбитых самолетов. Так что не случайно на «боевом счету» Хартмана так мало «пешек».

А видя, как воюют «асы», так же начинали воевать и остальные немецкие летчики, по крайней мере большинство из них. Давайте вернемся на Курскую дугу. В первый период в небе над ней у немцев было абсолютное превосходство в воздухе. Это отмечают и немецкие ветераны, и ругань советских наземных войск в адрес своей авиации (истребителей) зафиксирована и в советских источниках. Это видно и по цифрам.

На северном фасе Курской дуги немецкий 8-й воздушный флот с 5 по 11 июля выполнил 8917 боевых вылетов, а противостоящая ему наша 16-я Воздушная армия – всего 6299. На южном фасе немецкий 8-й авиакорпус с 5 по 18 июля выполнил 15 114 боевых вылетов, а противостоящие ему 2-я и 17-я Воздушные армии – в сумме всего 12 597.[234]234
  Авиация в битве над Курском, с. 188.


[Закрыть]

Дуглас «Бостон-3».

Из потерянных самолетов, судьба которых была известна, 2-я Воздушная армия потеряла 73 бомбардировщика сбитыми немецкими истребителями и 75 сбили немецкие зенитчики. Учитывая, что из них 124 самолета были штурмовиками Ил-2, которые летают у земли и сильно подвержены огню многочисленных у немцев 20-мм зенитных автоматов, то, казалось бы, так и должно быть. Но и из 129 сбитых истребителей с известной судьбой 35 – сбиты немецкими зенитчиками.[235]235
  Там же, с. 189.


[Закрыть]

У 17-й Воздушной армии такая же статистика: 64 самолета всех типов сбиты немецкими истребителями и 68 – зенитчиками. Из 37 сбитых истребителей 9 сбито зенитным огнем.[236]236
  Там же.


[Закрыть]

То есть немецкие истребители постоянно висели в воздухе, но потери от них не были определяющими не только для нашей ударной авиации, но и для истребителей. Более того, даже если наш самолет числился в сбитых немецким истребителем, то и в этом случае дело без участия зенитчиков могло и не обойтись. К примеру, три полка нашей 221-й бомбардировочной авиадивизии бомбили немцев с горизонтального полета с «Бостонов» – американских бомбардировщиков, летавших на большой высоте, плохо простреливаемой немецкими зенитками. Казалось бы, что у этой дивизии основные потери должны быть от немецких истребителей. Но, как следует из журнала боевых действий, из 35 потерянных самолетов 1 потерпел катастрофу при взлете, 26 сбиты зенитной артиллерией над целью и 8 сбиты истребителями. Но как! Скажем, капитан Маслиников «в районе цели подбит ЗА. Уходил на свою территорию на одном моторе, добит ИА противника. Один член экипажа выпрыгнул на парашюте». Или лейтенант Кондрашин «подбит ЗА, повторно атакован ИА. Вынужденная посадка в районе д. Хмелевое. Три члена экипажа ранены, один пропал без вести». Или капитан Кондрашов «подбит ИА в районе д. Хитрово при уходе от цели. Совершил вынужденную посадку».[237]237
  Там же, с. 196.


[Закрыть]

Конечно, надо добивать подбитые зенитчиками самолеты, конечно, надо сбивать их даже тогда, когда они уже отбомбились и уходят от цели, но если истребители только этим и занимаются, то чего удивляться, что на Курской дуге «3-я танковая дивизия СС «Мертвая Голова» после нескольких налетов советских штурмовиков в течение одного дня потеряла до 270 единиц боевой техники: танков, «самоходок», бронетранспортеров. Чтобы избежать больших потерь, немецким танковым частям пришлось перейти к рассредоточенным порядкам. А это существенно затрудняло управление войсками и замедляло всякое передвижение бронетехники».[238]238
  С. Кузнецов. Бронированный штурмовик Ил–2. М.: Экспринт, 1998, с. 34.


[Закрыть]

И чего удивляться, что там же немецкие бомбардировщики сбрасывали бомбы, не долетев до советских войск, и делали это порою очень удачно. Скажем, 13 июля в 11 часов 20 минут неопознанная эскадрилья Хе-111 сбросила бомбы прямо на командный пункт 3-го танкового корпуса немцев. Погибло 5 офицеров (среди них командир 144-го гренадерского полка майор фон Биберштайн и командир батальона 6-й танковой дивизии кавалер Рыцарского Креста капитан Екель), 15 унтер-офицеров и 56 военнослужащих было ранено.[239]239
  Авиация в битве над Курском, с. 169.


[Закрыть]

«Хейнкель-111».

Добавим к этому уже сказанное – немцы всех асов Восточного фронта забирали на Запад сбивать американские и английские бомбардировщики, но Хартман дважды от этого ускользнул. Остается сделать вывод: Хартман как огня боялся атаковать бомбардировщики! Боялся всего, что связано с реальным риском для жизни!