Текст книги "Приключение не удалось"

XVI

На лестнице стоял такой галдеж, что Нате стало ясно: к ней идут человек пятьдесят. У подруги отважного путешественника затряслись поджилки, но она все-таки скрестила руки на груди, гордо подняла голову и в такой позе стала ждать ребят.

Гомон и топот ног становился все ближе. Слышно было, как жильцы на нижних этажах открывают двери и спрашивают, почему такой шум.

– Ревет небось! – доносились до Наты голоса.

– Черта с два она нам откроет!.. Притаится и будет сидеть.

– А мне, девочки, жалко Натку. Представляете, что она сейчас переживает!

Вот толпа зашумела под ногами у Наты на площадке четвертого этажа. Вот она увидела ребят, плотной колонной поднимающихся к ней на пятый.

Впереди шли Слава, Варя и Женя Снегирев. Лицо у председателя совета отряда было важное и строгое, у Вари – злое и зареванное. У вожатого блестели мелкие капельки пота на малиновом лице, блестели стекла очков, блестели голубые глаза за этими стеклами. Если бы Луна была поспокойней, она бы заметила, что Женя не меньше ребят увлечен этой кутерьмой.

Добравшись до площадки между этажами, передние увидели Луну и приостановились.

– Вон она! Сама вышла! – воскликнул кто-то. От неожиданности все даже притихли. Задние подтянулись, заполнили весь лестничный марш и, выворачивая себе шеи, смотрели на Луну. Передние застыли словно в нерешительности. Первая нарушила молчание Варя.

– У, какая-то!.. Говори, где Федька! – сердито потребовала она.

Ната молчала. Все замерло в ней, дыхание у нее остановилось, но она продолжала стоять со вздернутым носом, со скрещенными на груди руками.

Держась за перила, вожатый поднялся еще на несколько ступенек:

– Здравствуй, Белохвостова. Ты вот что: давай не отпираться, а выкладывай все начистоту. Капустину в Арктику бежать помогала?

– Помогала! – громко, на все парадное ответила Луна и, помолчав, еще громче добавила: – Из принципа.

Вожатый немного опешил:

– Что? Из чего?

– Из принципа помогала! – отчаянным голосом повторила Луна. – Капустин убежал потому… потому, что у нас процветает формализм и скука в пионерской работе, и я ему помогала из принципа.

– Ого! Вот это выдала! – заметил кто-то. Толпа загудела. Женя озадаченно смотрел на Нату, пощипывая редкие волоски, проросшие на подбородке.

– Постой! Что-то я ничего не понимаю. При чем тут формализм?

– Прочитайте письмо Капустина, тогда поймете. Вот, пожалуйста! – Ната протянула вожатому Федино послание и снова скрестила руки на груди, крепко зажав под мышками кончики пальцев.

Женя быстро пробежал глазами одну страницу, другую, потом вдруг вернулся к самой первой строчке и стал изучать Федино послание так внимательно, так серьезно, что ребята, глядя на него, немного притихли.

– Женя, чего там? Женя, вслух читай!

– Тише! Не мешайте! – отмахнулся тот и снова уставился очками в письмо.

Лишь несколько человек, стоявших ближе всех к вожатому, могли заглянуть в странички, исписанные Федей. Читал послание и Слава. Чуть ли не каждые десять секунд он повторял:

– Вот дошколенок! Правда, Женя? Ну и дошколенок! Верно, Женя, я говорю?

– Помолчи! – сказал Снегирев.

Слава прикусил язык, а ребята еще больше притихли.

Наконец вожатый дочитал последнюю страницу, сложил письмо и спрятал его в задний карман брюк. На лестнице воцарилась полная тишина.

– Ну, в общем, так, Белохвостова: идем! В школу идем!

– В школу я пойду, но только знайте: что бы со мной ни делали, я ничего не скажу. Хоть на куски меня режьте.

Несколько человек фыркнули, другие громко рассмеялись, но вожатый даже не улыбнулся.

– Ладно, пошли! – только и сказал он. Луна захлопнула дверь и стала спускаться по лестнице. Она была довольна, что стойко выдержала первую встречу с ребятами, и решила остаться героиней до конца.

Вышли на улицу. Ребята теснились вокруг, сыпали шуточками, приставали к Нате с расспросами, но она не произносила ни слова.

– Прибавьте шагу, чего вы тащитесь! – говорил вожатый и убегал вперед.

Луна не прибавляла шагу. Она выступала медленно, торжественно, с гордо поднятой головой. Женя видел, что сильно оторвался от ребят, однако идти медленней не мог: он только укорачивал шаги, начинал мелко-мелко семенить. Взъерошенный, взволнованный, он казался всем очень сердитым, но это было не так.

Всего неделю тому назад Женя метал громы и молнии на заседании комитета комсомола. Потрясая вырезками из «Комсомольской правды» и из других газет, он кричал, что пора не формально, но по-настоящему взяться за перестройку пионерской организации. Он почти в тех же выражениях, что и Федя в своем письме, кричал о том, что пионерская работа, которая до сих пор велась в школе, не дает ребятам простора для инициативы, не удовлетворяет их стремления к романтике.

«Критикуешь ты здорово, – прервал его секретарь. – А возьмешься ты сам работу наладить, если мы тебя назначим вожатым в отряд?»

«Возьмусь, если мне предоставят свободу действий. Возьмусь!» – заявил Женя, и его назначили вожатым в шестой «Б».

На днях он провел выборы совета отряда и звеньевых и до сегодняшнего утра со своими пионерами больше не виделся. Теперь он шел и радовался: как хорошо, что работа начинается в обстановке такого чрезвычайного происшествия, когда волнение объединяет всех ребят и когда ему сразу можно будет показать своим пионерам, какой он энергичный, какой деятельный, как интересна будет жизнь отряда с таким боевым вожатым.

За Федю Женя не беспокоился: он был уверен, что тот не пропадет. Другие мысли занимали Снегирева. Стоит ли немедленно сообщать обо всем директору? Может, будет лучше самому зайти в милицию и заявить о побеге Капустина? Может быть, еще лучше поподробней расспросить Луну и самостоятельно всем отрядом организовать поиски беглеца? Тут Женя с сожалением вспомнил, что его отряд, да и он сам все-таки люди учащиеся и что уроки у них начинаются в два часа.

Он стал думать о Федином письме. Прежде всего он обсудит письмо с ребятами. Он так проведет это обсуждение, что ребята поймут: Федя прав в своем стремлении к жизни яркой и увлекательной, но он не прав, пустившись в бега: увлекательную жизнь надо строить в своей дружине, а не искать ее за тридевять земель.

Нет! Можно будет сделать еще лучше: можно будет послать Федино письмо в «Пионерскую правду» и…

Тут произошло такое, что все планы вылетели у Жени из головы. Ребята подходили к перекрестку. До него уже оставалось несколько шагов… Вдруг из-за угла появилась сгорбленная фигурка с огромным мешком на спине и бесформенным узлом под мышкой.

– Капустин! – вскрикнули сразу несколько человек.

Увидев ребят, Федя замер на несколько секунд, подогнув коленки, потом повернулся и скрылся за углом.

– Держи-и! – истошно завизжал кто-то, и все, словно ветром подхваченные, понеслись по переулку.

Побежала и Ната. Тяжело нагруженный путешественник не смог, конечно, далеко уйти: свернув за угол, Луна увидела своего друга, уже окруженного ребятами. Он озирался с глуповатым видом, часто моргая длинными ресницами.

К нему протиснулась сердитая, плачущая Варя:

– Федька! Вот скажу, вот про все скажу маме! Я из-за тебя на два урока опоздала! На два урока опоздала!

Федя ничего не ответил. Он обалдело посмотрел на сестренку, потом отвернулся и чихнул. Варя увидела, что за брата теперь беспокоиться нечего, и принялась расталкивать ребят.

– Пустите! Я на два урока опоздала! На два урока опоздала!

– Так! – сказал вожатый, пробравшись к Феде. – Идем!

– Куда? – угрюмо спросил Федя и снова чихнул.

– В школу, конечно. Ты думаешь, удрать из дому – это такой пустяк, что об этом и поговорить не стоит?

– А я что, удрал? Никуда я не удрал. Я домой иду.

Ребята расхохотались:

– «Домой иду»! А валенки зачем?

– А рюкзак?

– А стеганка! Товарищи! Это он просто гуляет! Взвалил на себя два пуда и гуляет.

Стараясь перекричать поднявшийся шум, Федя стал объяснять, что он раздумал, что он сначала и в самом деле хотел убежать, но потом раздумал.

Однако никто ему не поверил.

– Ладно! В школе разберемся. Сурен! Возьми у него мешок: он устал небось.

Силач вскинул на правое плечо Федин рюкзак, кто-то взял у него стеганку, и все двинулись в школу.

Ната забыла о том, что ей самой предстоят неприятности. Растерянная, недоумевающая, она шла и думала только о том, как бы перекинуться с Федей хотя бы двумя словами, но к путешественнику даже приблизиться было нельзя, не то что поговорить, – так тесно окружили его мальчишки.

Одни изощрялись в остроумии на его счет, другие расспрашивали серьезно, даже с сочувствием:

– Ты по какому маршруту хотел бежать? Через Мурманск? Через Архангельск?

– Эх ты, тёпа! Чего ж ты днем бежать задумал? Ночью надо было бежать!

Федя не отвечал и лишь изредка шептал, чуть шевеля губами:

– Отстаньте вы!..

Он встал сегодня за полчаса до того, как проснулась Варя, и, не умываясь, побежал за вещами на пустырь. Но, придя туда, Федя обнаружил, что не запомнил места, где спрятал свой багаж. Часа полтора он бродил среди обломков, пока не нашел рюкзак и ватник, и вот теперь так глупо попался с ними ребятам на глаза.

Перед дверью школы Женя остановился и поднял руку:

– Стоп! Не забывайте, что в первой смене идут уроки. Пока не будет полной тишины, никто не войдет. Ребята затихли.

– Успокоились? Пошли!

Гуськом, чуть слышно перешептываясь, ребята вошли в раздевалку. К ним навстречу двинулась пожилая нянечка. Она смотрела на ребят тревожно и подозрительно.

– Иван Лукич у себя? – вполголоса спросил ее Женя.

– Заняты они. Комиссия у них.

– А завуч?

– Тоже заняты: комиссия.

Женя был только рад, что ему придется во всем разбираться самому.

– Дайте нам, пожалуйста, ключ от пионерской комнаты.

– А вам кто из старших разрешил? – спросила нянечка.

Женя несколько секунд обдумывал, что ему ответить.

– Агриппина Федоровна, мы не банда с улицы, а пионерский отряд этой школы, – сказал он негромко, но очень внушительно. – Нам срочно нужно обсудить один очень важный вопрос. Если вы не дадите ключ, я немедленно пожалуюсь директору.

Оторопевшая нянечка молча посмотрела на Женю, потом открыла стеклянную дверцу шкафчика, висевшего на стене, и протянула вожатому ключ.

Федя оставил свой багаж в раздевалке, и все пошли наверх. Пионерская комната находилась на четвертом этаже. Вожатый шагал через две ступеньки, ребята еле поспевали за ним, и Федя с Натой и Славой сильно отстали от них. На площадке второго этажа Луна остановилась.

– Федька, рассказывай скорей! – зашептала она. – Куда ты вчера исчез? И почему ты в городе? Ой, Федька, ты не знаешь, что я из-за тебя пережила!

Федя отвернулся от нее и ничего не ответил.

Председатель тоже зашептал:

– Знаешь, Федька… Я всегда говорил, что ты любишь пофантазировать, но, чтобы ты на деле пустился на такое, этого я не думал… А ты, Натка… Ты-то не соображала, что делаешь, когда ему помогала? Ведь вы знаете, какая заваруха теперь начнется!.. С директором вам придется говорить – это факт! На совете отряда вас будут обсуждать – это тоже факт! И еще педсовет этим делом займется, вот увидите!

Федя два раза чихнул, потом сердито уставился на Славу и застучал себе пальцем в грудь.

– Ну что вы ко мне все пристали! – вполголоса, но очень горячо заговорил он. – Ну, зачем меня обсуждать, когда я никуда не бежал!

Председатель только рукой махнул:

– Брось, Федька! Уж кому-кому, а близким товарищам врать – это знаешь… Ты бы еще Луне сказал, что не бежал!

– Да пойми ты, глупая голова, что я не мог бежать! Хотел бежать, но не мог! У меня денег нет на дорогу, у меня фотоаппарат украли, который я хотел продать!

Луна вытаращила глаза:

– Украли! Федька, кто украл? Когда?

– Тогда! Когда я в парте его забыл. Подхожу к классу, а навстречу Бакланов… и что-то под гимнастеркой несет. Вбегаю в класс – аппарата нет… Я – за Пашкой…

– И не догнал?

– Догнал. А что я мог сделать? Пашка фотоаппарат своему братцу отдал, а он знаешь какой здоровенный! И с ним еще парень… плечи вот такие!

Федя рассказал, как он гнался за Пашкой, как наткнулся на парней за углом переулка. Рассказал он и о своем разговоре с Пашкиным братом.

– Н-нда! – сказал председатель. Он как-то сразу скис.

– Федька! Но ведь прохожие!.. Ведь на улице были прохожие! Почему ты их не позвал? – спросила Луна.

– Так как-то… не сообразил, – промямлил Федя.

– А в милицию… И в милицию не заявил? Федя молча кивнул головой.

– Так чего же ты сейчас молчал! – вскричала Луна. – Бежимте, может, не поздно еще. Бежимте, Жене расскажем!

Ната бросилась было вверх по лестнице, но председатель догнал ее и так дернул за рукав, что нитки затрещали.

– Тихо! Тихо! – сказал он вполголоса. – Ты что, совсем дурочка, да?

Ната смотрела на него и только моргала, ничего не понимая. Председатель помолчал, огляделся, не подслушивает ли их кто, и почти вплотную приблизил свой нос к носу Луны.

– Ты что: совсем маленькая, да? – сказал он снова тем же шепотом. – Ты понимаешь, с кем имеешь дело? Ты понимаешь, что Баклановы настоящие уголовники и тот парень, наверное, тоже настоящий уголовник?

– Так в том-то и дело, что они… – начала было Ната.

Но Слава прервал ее.

– Тихо ты, еще раз говорю! – вскрикнул он и снова понизил голос. – Ты что: донести на них хочешь? А ты знаешь, что они тебе могут сделать? Ножом пырнуть! Встретить на темной улице и пырнуть… И не только тебя, но и Федьку, и меня, может быть… Федька, вон, дошколенок, а все-таки вовремя сообразил. – Председатель еще раз оглянулся, перевел дух и заговорил уже более спокойно: – Так вот, значит, намотай себе на ус: нам в это дело нечего соваться, милиция и без нас ими когда-нибудь займется.

На этот раз Луна ничего не ответила. Бледная, какая-то вся окаменевшая, она смотрела на Федю, а тот молчал и делал вид, что не замечает пристального взгляда Луны.

Председатель повернулся к путешественнику:

– И ты, Федька, про аппарат молчи. Почему тебе не удалось удрать – это никого не интересует. Ясно? Тут главное, что ты собирался удрать и еще письмо свое дурацкое оставил.

Федя молча кивнул.

– И вообще знаешь что? – уже совсем благодушно продолжал Слава. – Ты, главное, не расстраивайся. Ну, обсудят тебя, ну влепят, может быть, выговор на линейке, а насчет того, чтобы из школы выгнать или из пионеров исключить – до этого дело не дойдет. Так что ты не расстраивайся.

– Я и не расстраиваюсь, – пробормотал Федя.

– Ну и прекрасно! И на меня не обижайся: дружба дружбой, а мне как председателю придется тебя покритиковать. Сам понимаешь. Так что не обижайся. Ну ладно, в общем… Пошли!

Слава двинулся вверх по лестнице, Федя пошел за ним. Ната не шевельнулась. Она стояла на площадке и смотрела в одну точку.

– Луна, пошли! – обернулся к ней председатель. Луна не двинулась. На лестнице послышался топот. Сверху сломя голову летели Женя и несколько мальчишек. Увидев Федю, Славу и Нату, они сразу остановились.

– Фу! – сказал вожатый, тяжело дыша. – Куда вы делись?

– Мы думали, Капустин опять удрал, – пояснил Славе Тетеркин.

– Не волнуйтесь. Никуда он не денется! – сказал председатель и снова повернулся к Луне: – Луна! Тебе особое приглашение нужно?

Только тут Луна вышла из своего оцепенения. Она пошла вверх по лестнице, впившись зубами в верхнюю губу, широко открытыми глазами глядя прямо перед собой.

XVII

Большая пионерская комната была битком набита. Собственно, сбором отряда это собрание нельзя было назвать; на нем присутствовали не только Федины одноклассники, но и много ребят из параллельных классов, и из пятых, и из седьмых. Ребята облепили длинный стол, накрытый красной скатертью, сидели на скамьях, стоящих вдоль стен, сидели на подоконниках, составив горшки с цветами на пол. Все были настроены довольно весело.

– Встать! Суд идет! – крикнул кто-то.

– Освободите место для подсудимых! – закричали из другого угла.

Девочки, сидевшие за столом, быстро исполнили это требование и раскланялись перед Натой и Федей.

– Присаживайтесь, товарищи подсудимые! Просим!

Ната и не взглянула на этих девочек. Стоя с Федей возле двери, она смотрела на один из подоконников. Там, сунув руки в карманы брюк, слегка болтая широко раздвинутыми ногами, сидел Пашка Бакланов. Сидел и как ни в чем не бывало разглядывал «подсудимых». Разглядывал и ухмылялся, словно не он стащил у Капустина аппарат.

Ната перевела взгляд на Федю и увидела, как тот встретился глазами с Пашкой: секунду посмотрел на него угрюмо и опустил ресницы.

Почему-то вся напружившись, мягкими шагами подошла Луна к столу и села на освобожденное для «подсудимых» место. Она услышала, как рядом с ней садится отважный путешественник, отодвинулась подальше от него и сузившимися, холодными глазками стала следить за председателем и вожатым.

Те прошли к концу стола. Женя поднял руку:

– Внимание! Ти-ши-на!

Слава стоял возле него и с очень озабоченным. видом вполголоса говорил.

– Женя! Женя, послушай… Я, значит, так выступлю… – слышалось неразборчивое бормотание. – Ладно, Женя. В общем, правильно, да?

– Ладно… Правильно… – рассеянно отвечал вожатый и постучал ладонью по столу. Шум затих.

– Валяй объявляй! – сказал Женя. – Первое слово мне предоставишь.

Ната быстро оглянулась на Пашку. Тот сидел и что-то жевал. Слава повернулся лицом к собравшимся и оперся растопыренными ладонями о стол.

– Ребята! Внимание! – провозгласил он уверенным громким голосом. – Экстренный сбор отряда считаю открытым. На повестке дня вы сами знаете какой вопрос. Это вопрос о… – Он остановился, подбирая слова. – Это вопрос о непионерском поступке Феди Капустина и Наты Белохвостовой.

Ната встала и отодвинула стул.

– Непионерском, да? – процедила она сквозь сжатые зубы. – Непионерском, да? Непионерском? Непионерском?..

И вдруг на секунду Луна исчезла. Какой-то растрепанный ком сорвался с того места, где она только что сидела…

Трах! – и Пашка Бакланов полетел с подоконника на пол.

– Белохвостова! – вскрикнул Женя.

– Натка! – ахнул Слава.

Красная, с перекошенным от злости лицом, Луна повернулась к нему.

– А-а-а! – вдруг завизжала она и бросилась туда, где стоял председатель.

Хлопнула затрещина. Председатель с дико вытаращенными глазами отлетел к стене и плюхнулся на колени сидевшей возле нее девочки.

Женя схватил Нату за руки. Начался переполох.

– С ума сошла!

– Что с ней?

– Воды дайте! Воды принесите!

Все повскакали со своих мест, все устремились к вожатому, который боролся с Луной. А та вырывалась, заливаясь слезами, и выкрикивала:

– Трепетесь, трепетесь!.. Мужество! По-пионерски! А сами воров боитесь, воров скрываете…

Вдруг она увидела, что Пашка за спинами ребят пробирается к двери. Со страшной силой Луна вырвалась из рук Жени, растолкала ребят и вцепилась в Бакланова.

– Не пускайте! Держите его! Он у Федьки аппарат украл! Он хочет брата предупредить! Он брату отдал аппарат, а тот Капустину пригрозил! Держите его!

– А ну, пусти! Во, дура… Пусти, ну! – бормотал Бакланов, стараясь освободиться.

Первым смекнул, в чем дело, Гриша Тетеркин.

– Эге! – сказал он Сурену. – Баклан, кажется, попался.

Сурен приблизился к Нате, тронул ее за плечо и, когда она обернулась, демонстративно подсучил оба рукава.

– Натка! Отпусти, не уйдет! Я здесь. Давай спокойно рассказывай.

Луна несколько пришла в себя. Горячо, но уже связно она рассказала все, что узнала от Феди, передала, что говорил по этому поводу Слава.

– Чего ты врешь, чего ты врешь! – закричал притихший было Бакланов. – Ты видела, да? Спроси у него, я брал аппарат? Капустин, скажи, я брал? – И Пашка уставился в сторону путешественника, слегка прищурив левый глаз.

Все повернулись к Феде, который как поднялся со своего места, так и стоял, опустив голову. Все разом притихли.

– Брал, – ответил Федя чуть слышно, потом повернулся к Пашке и повторил уже отчетливей: – А вот и брал!

Вожатый стоял среди этой суматохи, вертел ярко-рыжей головой и машинально протирал снятые с носа очки. Он посмотрел на Пашку и припомнил его старшего брата, о котором ходили темные слухи и которого даже десятиклассники боялись. Жене стало немножко не по себе. Но, как только он понял, что начинает бояться, он сунул платок в карман, надел очки и бросился к двери. На пороге он обернулся:

– Внимание! Слушайте! До моего прихода никого отсюда не выпускать и никого не впускать! Понятно вам?

– Понятно!

– Не выпустим!

– Сурен! На твою ответственность!..

– Есть на мою ответственность!

Когда Женя ушел, Пашка снова рванулся:

– Пустите! Мне умыться… Она мне лицо разбила! Пустите, ну!

– Сиди! Ничего не разбила. Синяк поставила. – сказал Сурен и силой усадил Бакланова на стул.

– Он не зря спешит! Он не зря спешит! – приговаривал Тетеркин. – Наверное, плохо спрятал аппарат, вот и спешит…

– Он брата хочет предупредить. Брат в первой смене учится, – догадался еще кто-то.

Пашка внезапно выпрямился и повернул к Нате злое, залитое слезами лицо:

– Ну, сволочь!.. Теперь узнаешь! Теперь будет тебе!

Маленькая Тося Кукушкина подскочила к Бакланову и показала ему кукиш:

– А это видел? Ничего ей не будет! Мы Луну всем классом станем провожать, вот!

– Мы за вас все примемся! – подхватили ребята. – Комсомольцы возьмутся! Мы бас, как клопов, из школы выведем!

Лишь два человека держались в сторонке от окруживших Бакланова ребят. Это были председатель и отважный путешественник. Слава стоял спиной ко всем у окна, Федя присел на краешек стула в углу. Никто на них не обращал внимания. Только однажды к путешественнику подошла Луна.

– Мешочек, который я шила, при тебе? – процедила она вполголоса.

– При мне… – чуть шевеля губами, ответил Федя.

– А ну отдай!

Путешественник покраснел и заморгал ресницами. Неловко, задевая за нос и уши, он снял через голову тесемку и отдал Нате голубой мешочек, предварительно вынув из него ученический билет. Но в мешочке еще что-то шелестело. Луна раскрыла его и извлекла исписанный листок: «Труп принадлежит бывшему ученику Третьей черемуховской средней школы Капустину Федору»…

– На, «труп»! – сказала Ната и, сунув бумажку Феде, отошла к ребятам.

Дверь открылась, появился Женя.

– Бакланов, Капустин, Белохвостова и Панков! К директору! – объявил он.

* * *

Здесь, пожалуй, можно закончить эту историю. Когда Луна, Пашка и Федя появились в кабинете директора, там их уже поджидали два сотрудника милиции. Пашка продолжал отрицать, что взял аппарат.

Десятые классы занимались в первую смену. В кабинет директора привели брата Пашки, Виктора Бакланова. Тот был настолько уверен, что Федя не станет жаловаться, что даже не потрудился спрятать как следует аппарат. Смекнув, что обыска не избежать, он заявил, что его младший братишка вчера действительно принес какую-то фотокамеру, сказав, будто он взял ее на время у товарища и что эту камеру он положил на шкаф. Тут Пашка разревелся и выложил всю правду.

Феде снова пришлось рассказать, как все произошло, и его рассказ записали в протокол. При этом путешественник все время чихал и шмыгал носом.

Когда братьев Баклановых увели, директор пощупал Федин лоб.

– У тебя, брат, температура, – сказал он. – Иди домой да ложись в постель.

Когда Федя вышел на улицу, он вспомнил о дружках Виктора Бакланова, но мысль о них теперь не испугала его. Наоборот, ему даже хотелось, чтобы эти парни напали на него, избили, пусть даже искалечили бы… Идя домой, он мечтал о том, как он, больной, изнемогающий, дерется с этими парнями до тех пор, пока не теряет сознание, а позднее ребята узнают о его изумительной стойкости и поймут, что не такой уж он трус. Но никто на Федю не напал. Придя домой, он бросил на диван подушку и лег не раздеваясь.

Скоро появилась Варвара. Всю дорогу домой она с удовольствием думала о том, как будет читать нотацию старшему брату. Но только Варя раскрыла рот, как Федя так на нее посмотрел, что она сразу испарилась из его «кабинета».

До вечера Федя брался то за одну книжку, то за другую… То включал радио, то выключал его… Часов в восемь вечера к нему пришел Слава.

– Здравствуй! – буркнул он. – У тебя что, грипп? Я подальше сяду от твоих вирусов.

Он сел на стул метрах в трех от Феди и, угрюмо глядя на больного, продолжал:

– Я по поручению отряда. Проведать… Температура высокая?

– Не мерил, – сквозь зубы ответил Федя. Ему стало очень обидно, что ребята послали именно Славу. Председатель поморгал, потирая коленки.

– Твой аппарат, говорят, уже в милиции. Тебе расписаться за него надо будет.

Федя сел, подперев голову рукой:

– Что потом было? Когда я ушел…

– Ничего. Ребят отправили домашнее задание делать. – Слава усмехнулся. – Луну полкласса провожало: нападения боялись. И в школу она под конвоем шла: Сурен и еще шестеро мальчишек. Завтра снова сбор устроят – всякие реформы будут проводить. – Слава опять усмехнулся. – Меня из совета отряда – вон! Думают, я очень расстроюсь!..

Слава принялся нудно рассуждать о том, что он-де боролся за честь отряда и потому не хотел поднимать шума из-за Бакланова, что Бакланова можно было бы самим перевоспитать и это было бы по-настоящему, по-пионерски. Постепенно он увлекся и стал доказывать, что Луна и Женя Снегирев – плохие патриоты своей школы, что именно из-за них на всю дружину, на всю школу легло темное пятно.

Федя слушал председателя и думал: а не вскочить ли ему с дивана и не влепить ли Славке такую же затрещину, какую влепила ему сегодня утром Луна! Но Слава вовремя почувствовал, что с Федей творится что-то неладное, и поспешил удалиться.

В девять часов Федя постелил постель и лег спать. Варя была с Анной Валерьяновной на кухне, а за шкафами мерно посапывал Вовка. Ему сегодня пришлось особенно тяжело. После всего, что случилось, Варя решила, что недостаточно занималась его воспитанием, и принялась наверстывать упущенное. Весь этот день она так Вовку воспитывала, что он сам раньше времени запросился в постель и сразу заснул как убитый.